Текст книги "Слово о бессловесном"

Автор книги: Константин Паустовский

Соавторы: Виталий Закруткин,Николай Коротеев,Леонид Леонов,Борис Емельянов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Виталий Закруткин
Слово о бессловесном

Жизнь человека сравнительно с жизнью той или иной планеты представляется неуловимо кратким мигом. Но даже люди одного поколения, если только они пытливы, внимательны, зорки, если они тесно связаны с природой и любят землю, не могут не заметить тех, на первый взгляд незначительных, превращений, которые ежечасно происходят вокруг них и постепенно, медленно, но неуклонно изменяют лик земли.

Занятый своим трудом, своими повседневными хлопотами и заботами, человек подчас проходит мимо этих «мелких», «незначительных» изменений, не обращая на них никакого внимания, а подчас, даже замечая их, равнодушно машет рукой и говорит: «На мой век хватит».

На земле совершаются гигантские дела – на службу человеку поставлен атом, тяжёлые воздушные корабли летают быстрее звука, люди уже всерьёз подумывают о межпланетных путешествиях, многочисленные народы твёрдо идут по пути социального прогресса, строя новое, основанное на справедливости общество. Стоит ли при этом тревожиться по поводу того, что на окраине глухого хутора вырублена зелёная рощица, что в безымянной речке почему-то не стало рыбы, что дрофы и стрепеты покинули окрестные степи, что дорогу в соседнее село вдруг перерезал овраг? Неужели же такие «мелочи» могут вызывать тревогу?

Да, могут и должны вызывать глубокую тревогу, горячее волнение, общее желание сохранить красоту природы, сберечь её богатства для будущих поколений, для наших детей.

Деревья в лесу бессловесны. Лишь тихим шелестом листьев встречают они браконьера-порубщика, никому не могут сказать о том, как одолевают их миллиарды прожорливых гусениц, как вытаптывает молодую древесную поросль безнадзорный скот. Деревья живут и умирают молча.

Ни быстроногий красавец сайгак, которого приманивает на свет автомобильных фар и предательски убивает из темноты жестокая дрянь в человеческом облике, ни белая медведица, которую в упор расстреливают в «родильной» берлоге, ни осиротевшая кряква, у которой бесцельно перебили ещё не поднявшихся на крыло малых утят, не могут сказать в свою защиту ни одного слова.

Молчат и миллионы миллионов рыбьих мальков, полупрозрачных младенцев, которых, вопреки правилам рыболовства, бесчисленной массой, под видом «хамсы» и «тюльки», вылавливают мелкоячейными сетями в заливах и реках, в протоках и ериках, в озёрах и каналах.

Обо всём этом, бессловесном, немом, но живом и прекрасном, о том, что составляет богатство и красоту планеты, что может развиваться только в тесной взаимосвязи, только под разумной и сердечной опекой человека, хочется мне сказать…

I

На большом донском острове росли старые вербы, тысячи могучих деревьев с серебристо-зелёной листвой. Вёснами, в половодье, вербы заливались тёплой, подогретой апрельским солнцем водой, зеленели пышной листвой, давали приют множеству птиц: иволгам, дятлам, дроздам, крохотным ремезам, которые вили из тополёвого пуха удивительные, похожие на рукавички, гнёзда.

Бывало, заплывёшь по разливу на лодке в самую гущу густого вербового леса, бросишь вёсла и слушаешь: тихо плеснёт потревоженная рыбой вода, прошумит в редкой куге весенний ветер, а наверху, в зелени сомкнутых ветвей, разноголосый птичий хор славит жизнь.

Ночами, когда над рекой встаёт белёсая полоса негустого тумана, а вершины деревьев светятся, озарённые низкой, выплывшей из Задонъя луной, в прибрежных вербах начинается соловьиный концерт. И каких только искусных певцов-соловьёв не было в старом вербовом лесу! Нежные, голосистые, тонкие, точно хрустальные колокольчики, они перекликались всю ночь, радовали людей своей ласковой чудесной песней…

Три года назад на остров пришла беда: на западной его окраине, вначале незаметные, спрятанные в густой вербовой листве, появились гусеницы. Серые, с чёрными крапинками, они множились, опутывали кроны деревьев паутиной, гирляндами повисали на паутине, пожирали листву. С каждым днём гусениц становилось всё больше. Участок за участком отвоёвывала у леса эта прожорливая серая армия. С ветвей падали растерзанные гусеницами пожухлые листья. Деревья в самом начале лета вдруг оказались голыми, словно в свирепую морозную зиму…

Приходилось ли вам видеть, как плачут вербы?

В июльскую жару, в самую сушь, когда солнце и ветер выжелтили лесную траву, а на протоптанных людьми тропках появились трещины, под безлиственными тёмными вербами вдруг заголубели лужи. Это плакали вербы. Их глубокие корни ещё тянули из земли влагу, могучие стволы ещё гнали вверх живительные соки, но на вербах не было ни одного листа, и каждая ветка стала ронять сок на землю. Точно слёзы, падали вниз чистые, прозрачные капли. Проходившие мимо полумёртвых деревьев старики хмуро говорили:

– Плачет дерево…

Человек жалостлив. Он любит всё живое, хочет наслаждаться красотой. Нашлись люди, пожалевшие и старый вербовый лес. Они сообщили о гусеницах дирекции лесхоза, областному управлению лесного хозяйства. Оттуда приехали равнодушные дяди, с унылым видом побродили по изуродованному острову и промямлили:

– Д-да! Пришлём самолёт-опылитель. Лес надо спасать…

Но оказалось, что обещание прислать самолёт было только отговоркой. Чиновные дяди уехали, а миллиарды гусениц всё ползли и ползли на восток, пожирая сочную листву деревьев. Только через год на острове появилась обещанная бригада «спасителей леса». Однако бригада была вооружена не опылителем, не дустом, а… топорами и пилами. Вскоре в лесу раздался дробный перестук топоров, и поражённые гусеницами красавцы-деревья стали валиться на землю. Так люди с выхолощенной душой, нудные бюрократы «спасали» вверенный им лес.

Это, к сожалению, не единичный случай. В соседней, Каменской области, на берегу реки Сухой Донец, зелёным массивом вытянулся молодой карагачёвый лес. Минувшим летом полчища той же серо-крапчатой гусеницы появились на опушках этого леса. Но и тут прожорливые вредители остались безнаказанными. Очевидно, завтра-послезавтра и туда явятся бригады вооружённых топорами «спасителей».

А посмотрите, что делается на холмах правобережного Придонья, между станицами Мелеховской и Бессергеневской. Полтора-два десятка лет назад южные склоны этих холмов на многие километры были покрыты густым зелёным лесом – дубняком, карагачём, тополем. Сейчас от леса не осталось ничего, кроме чёрных полусгнивших пней и жалких молодых побегов, которые густо зеленеют на вытоптанной скотом, твёрдой как камень земле.

Исчезновение леса неизбежно влечёт за собой заиливание, обмеление и пересыхание рек, гибель рыбы и многих полезных диких животных и птиц.

Достаточно назвать один факт: медленное, но явно заметное ухудшение водного режима на реке Миус, вокруг которой земля запахивается до самой береговой кромки. А ведь эта небольшая река питает водой такой крупный индустриальный центр, как Таганрог.

Здесь перечислены лишь немногие случаи исчезновения лесов. Но таких случаев множество. Если подсчитать, сколько у нас вырубается, выжигается, стаптывается скотом лесов, перелесков, рощиц, сколько при этом пересыхает речек, рукавов, ручьёв, источников, пусть небольших, мало заметных, но важных для жизни каких-нибудь безвестных деревушек и хуторков, то невольно напрашивается вывод: а ведь всё это очень серьёзно, гораздо серьёзнее, чем представляется на первый взгляд.

В природе всё находится в тесной взаимосвязи. Нарушение этой взаимосвязи сразу нарушает определённый режим жизни. Что же касается леса, то это одна из самых великих жизненных сил нашей планеты. Недооценивать эту силу нельзя.

«Люди, уничтожающие леса, являются врагами общества», – утверждал древнеримский общественный деятель Цицерон.

С развитием цивилизации человек истреблял и продолжает истреблять обширные лесные массивы, не задумываясь порой, к каким опасным и трагическим последствиям это ведёт.

Журнал «В защиту мира» опубликовал чрезвычайно интересные статьи Ж. Б. Эггенса об охране лесов и животного мира земли. Автор приводит в своём очерке убийственные цифры: только один воскресный номер нью-йоркской газеты «Таймс» пожирает 77 гектаров леса. Таким образом, с грустью заключает автор, любимого парижанами Булонского леса хватило бы всего лишь на 12 воскресных выпусков «Таймс».

К чему приводит такое хищническое «хозяйничанье», свидетельствуют печальные факты древней, да и не только Древней истории.

Непосвящённому человеку казалось, что горячие, мёртвые пески Сахары или Ливийской пустыни всегда, во все времена были безжизненными. А между тем находки и изыскания учёных свидетельствуют, что под толщей сыпучих песков пустынь погребены остатки исчезнувших селений, поистине трагические памятники распавшейся, уничтоженной могучими силами природы человеческой цивилизации. Люди истребили растительность, и пески Сахары, оттесняя всё живое, стали неумолимо двигаться к югу, засыпать дома, улицы, великолепные амфитеатры и затем навсегда погребли всё, что было создано человеком. А ведь Сахара движется и сейчас, движется быстро, проходя километр в год всё дальше и дальше на юг.

«Природа устроена так, что там, где вода не в состоянии наказать человека за его невежество и неразумные поступки, – это делает ветер», – справедливо пишет Джекс. Достаточно вспомнить при этом многие случаи эрозии почвы, когда ветер или вода превращали живую землю в безжизненный лунный пейзаж.

Ведь совсем недавно, в 1934 году, в Соединённых Штатах Америки вследствие эрозии почвы были полностью разрушены сельскохозяйственные угодья на площади, вдвое превышающей территорию Бельгии.

Медленному умиранию целого континента посвящена потрясающая по фактам книга Жана-Поля Гарруа «Африка – умирающая земля». Мне кажется, что эту книгу должны прочитать все наши лесоводы, ихтиологи, гидрографы, агрономы, учителя, партийные и советские работники. Они найдут в ней много поучительного.

Нашей стране не угрожают пески Сахары.

Наше советское законодательство строго охраняет лесные массивы социалистической страны. И всё же мы ещё хозяйничаем в лесах плохо и неразумно. Мы ещё не научились бережно и любовно относиться не только к каждому дереву, к каждому кусту, а к лесу вообще. Мы не воспитываем в нашем молодом поколении уважительного отношения к зелёным друзьям человека. А это совершенно необходимо, особенно в тех местах, где лесов почти совсем не осталось и где под общей охраной народа должен быть каждый дубок, каждый тополь и клён.

II

Мы освоили замечательную теорию Чарлза Дарвина, знаем о естественном отборе, о происхождении человека. Любой наш школьник может рассказать об этом – ведь учение Дарвина входит в программу средней школы. Однако мы, к сожалению, очень мало знаем о том, что в природе, кроме борьбы за существование, есть и тесное сотрудничество, гармоническая взаимосвязь. Давно доказано, что не только растения нужны животным, но и животные нужны растениям (при опылении, переносе семян и плодов, истребление птицами вредных для леса насекомых и т. д.).

Надо сказать прямо: не представляя по-настоящему глубины процесса «взаимного благоприятствования» в живой природе, нарушая лишь одно какое-нибудь звено в длинной и сложной цепи, мы тем самым незаметно, но неизбежно рушим всю цепь…

На том же самом донском острове, о котором мы уже говорили, ещё десять лет назад жило множество зелёных и пёстрых дятлов. В какое бы время года мы ни отправлялись на прогулку в окружённый рекою лес, нас всегда встречал глуховатый, но дружный перестук проворных птиц-тружеников. Дятлы с утра до вечера «прочёсывали лес», отыскивая короедов, угнездившихся в дуплах и трещинах коры вредных личинок, уничтожая массу опасных насекомых.

Казалось бы, все люди – и лесники, и агрономы, и школьные учителя с их питомцами, и многочисленные охотники, и колхозники – отлично зная, какую огромную пользу приносят дятлы, должны были взять этих неутомимых птиц-работяг под особую защиту, ни при каких обстоятельствах не допустить их уничтожения.

Но нет! В станице Семикаракорской (от неё до леса на острове – шесть километров) уже много лет существует «база» Ростовского завода учебного оборудования. Из месяца в месяц «база» получает из Ростова лаконические наряды: отстрелять для завода столько-то дятлов, дроздов, куропаток, синиц, ремезов и т. д. Конечно, цифры варьируются: то уменьшаются, то увеличиваются, но главное остаётся неизменным – на протяжении многих лет на одной и той же небольшой территории группа отстрельщиков вполне официально истребляет всё живое, нисколько не считаясь ни со сроками охоты, ни с тем, что эти гиблые места стала далеко облетать любая птица. И никто – ни Общество охотников, ни областное управление сельского хозяйства, ни районные партийные и советские организации – не протестовал вовремя против этого возмутительного безобразия.

Впрочем, дело не только в истреблении дятлов или синиц. Ещё пять лет назад на Среднем и Нижнем Дону в озёрах и ериках гнездились кряквы и чирки, красноголовые нырки и чернеть; на отмелях разгуливали белые и серые цапли; целые стаи древесных цапель квачек укрывались в жаркий полдень на прибрежных вербах; по займищам обильно плодились стрепеты; тучи диких голубей-витютней вили гнёзда на поросших лесом островах; табунки серых куропаток поднимались на любой поляне; по болотцам на каждом шагу взлётывали дупели, бекасы; на опушках лесов и в полях жировали зайцы.

Если бы речь шла о том, что в окрестностях одной станицы или села исчезла дичь и стали редеть леса, – это не было бы уж очень большой бедой. Во всяком случае, такую беду люди легко исправили бы. Нет, вопрос заключается в том, что на всей планете (а это не может не коснуться и нашей страны) стали катастрофически быстро исчезать многие виды диких животных и птиц.

Нам нечего далеко ходить за примерами. В течение пятнадцати лет – с 1882 по 1897 год – было перебито многомиллионное стадо диких американских бизонов, перебито самым жестоким способом. А куда делись великолепные европейские зубры, куда исчезли обитавшие в Европе королевские пингвины, как пропали африканские зебры-квагги, лабрадорские утки, кубинские длиннохвостые попугаи, бразильские и малайские райские птицы, сотни видов животных и птиц, истреблённых человеком только за одно столетие?

Уже почти исчезают с лица земли мускусные быки, арабские страусы, африканские обезьяны-колобы, белые носороги, слоны аддо, гориллы. Человек, любящий землю, не может не задуматься над этим.

Всё ли в этом отношении благополучно у нас, на нашей советской земле? К сожалению, нет. Слов нет, мы очень многое сделали, чтобы сохранить нашу природу во всей её красе. После Октябрьской революции у нас, по указанию В. И. Ленина были впервые созданы огромные государственные заповедники. У нас проведена большая работа по акклиматизации многих видов животных: марала, пятнистого оленя, соболя, белки, ондатры, уссурийского енота, норки, нутрии и других. У нас существуют регламентированные правила охоты, издаются книги по охране природы. Однако всего этого явно недостаточно. Нам необходим самый жёсткий контроль за выполнением законов и постановлений.

Мне, например, приходилось охотиться на Дону, на Дальнем Востоке, в калмыцких и ставропольских степях, на Кавказе, на Украине, и я за каких-нибудь три десятилетия (а на Дону – за последние годы) заметил, что дичи в этих местах стало гораздо меньше. Потом я убедился в том, что быстрое уменьшение дичи характерно не только для названных мест.

На острове Врангеля, островах Де-Лонга, на Земле Франца-Иосифа, Северной Земле бьют белых медведей, бьют даже в тот период, когда беременные медведицы укладываются для родов в снежные берлоги. На Новосибирских островах, на Новой Земле, на Таймыре почти исчезли некогда многочисленные стада северных оленей. Очень уменьшились стада моржей и гренландских тюленей. Во многих местах, особенно вблизи становищ и полярных станций, начисто уничтожены птичьи базары. На Белом море и Мурмане разогнаны гагачьи колонии и разорены гнездовья этой ценной птицы…

А что сейчас происходит в ряде мест с таким прекрасным животным, как степная антилопа сайгак? Стада сайгаков (и немалые стада) есть и у нас в отдалённых районах Задонья, в Астраханской области, в Ставрополье. Мне не раз приходилось любоваться сайгаками в калмыцкой степи, на Чёрных землях. Выйдешь, бывало, на утренней заре в степь, не успеешь отойти от приютившей тебя одинокой чабанской кошары – и вдруг увидишь мирное стадо антилоп: вытянувшись в одну линию, пощипывают траву грациозные ланки, возле них бродят малыши, а чуть поодаль, точно изваяние, настороженно подняв горбоносую голову, едва заметно шевеля ноздрями, стоит вожак стада, могучий красавец рогаль. Взойдёт солнце, степь заиграет радужным мерцанием росы, ветер донесёт до тебя щемяще-горький душок полыни. Но вот, глядишь, где-нибудь в солончаковой западине жёлтым пятном мелькнёт остроухий бродяга-корсак или, распластав метровые крылья, проплывёт белохвостый орлан, и вспугнутое стадо сайгаков ринется в сторону, промчится по желтеющим травам и мгновенно исчезнет за горизонтом.

От любого хищника уйдёт тонконогий, быстрый, как ветер, сторожкий сайгак. Не уйти ему только от автомобиля. И люди, именующие себя «охотниками», знают это. Выедет компания таких «охотников» на ГАЗе, ЗИСе или «Победе», наткнётся на стадо сайгаков, и начинается неравный поединок между автомобильным мотором и сайгачьим сердцем. Вначале даже кажется, что сайгаки уйдут: пригнув головы, расстилаются они в сумасшедшем беге, мчатся так, что за ними не поспевает автомобиль. Но шофёр развивает всё большую скорость, и расстояние между машиной и мчащимся стадом неумолимо сокращается. Вот, едва слышно заблеяв, свалится на землю недавно рождённый белесоватый сайгачёнок, вот замедлит бег выбившееся из сил храпящее стадо и… начинается массовый расстрел. «Охотники» доверху набьют кузов машины окровавленными тушами животных, равнодушно глянут, как во все стороны разбегаются недобитые подранки, и едут дальше – искать новое стадо.

Я говорю не об отдельных вылазках жестоких браконьеров. Нет, массовое заганивание и убой сайгаков с машин, ночное приманивание сайгачьих стад светом фар и чудовищное избиение ослеплённых животных стали легальной формой мясозаготовок. Большие группы «охотников» вполне официально заключают с соответствующими организациями договоры на отстрел тысяч сайгаков, подбирают себе грузовые автомобили, получают боеприпасы и совершенно открыто отправляются на степной разбой.

Можно нисколько не сомневаться в том, что при тех «контрольных цифрах», которые получают и перевыполняют именующие себя «охотниками» мясозаготовители, при том повсеместном «моторизованном» браконьерстве у нас очень скоро сайгаки останутся только в зоологических парках.

Я не раз задавал себе и другим вопрос: что же является основной причиной резкого уменьшения дичи? И мы сходились на одном: у нас очень плохо организовано охотничье хозяйство. Если в заповедниках и в специальных приписных угодьях егери хоть кое-как следят и пытаются бороться с браконьерством, то в «диких», «неприписных» местах (а ведь из таких «диких» мест, собственно, и состоит вся наша природа) рьяные браконьеры творят всё, что им заблагорассудится: не соблюдают никаких сроков и правил охоты, добывают дичь всеми запрещёнными способами, во множестве разоряют в плавнях птичьи гнёзда, расстреливают неподнявшихся на крыло птенцов – в общем, истребляют вокруг себя всё живое.

В сёлах и городах страны у нас скопилось огромное количество охотничьих ружей – начиная от прадедовских шомполок и кончая новейшими бокфлинтами. Подавляющее большинство этих ружей не числится ни на каком учёте, нигде не зарегистрировано, а владельцы ружей, взрослые и подростки, не имеющие никаких охотничьих билетов, охотятся в любое время года. Дробь и порох они могут купить на каждом базаре; нет дроби – заряжают патроны рублеными гвоздями и совершенно безнаказанно расстреливают любую попавшуюся под руку дичь. И поэтому получается так: более миллиона советских охотников, имея на руках оплаченные билеты и подписанные путёвки, терпеливо дожидаясь (а кое-кто и не дожидаясь) открытия сроков охоты, как правило, ходят в пустой след, так как дичь, и местная и перелётная, задолго до срока охоты начисто уничтожается никем не учтённой армией браконьеров.

У нас нет настоящего контроля над тем, что делают в лесу, в плавнях, в степи миллионы легальных и нелегальных охотников, где, когда и сколько они отстреливают дичи. Наша так называемая «общественная охотничья инспектура») никем не инструктируется и не проверяется. Зачастую же бывает так, что инспектор и сам принимает горячее участие в браконьерских вылазках – ведь всё равно с него никто ничего не спрашивает. Что же касается руководителей охотничьих обществ и сотрудников госохотинспекции, то многие из них отсиживаются в кабинетах и довольствуются подшивкой дутых, высосанных из пальцев сводок, которые составляются штатными и «общественными» инспекторами.

К сожалению, ни сельсоветы, ни милиция даже не пытаются отобрать у браконьеров тысячи нигде не зарегистрированных ружей, редко кого штрафуют и ещё реже привлекают к ответственности.

А нам, людям социалистического общества, надо по-настоящему организовать охрану природы в самом широком масштабе, восстановить в среде животных и птиц всё то, что поредело или близко к исчезновению. Ведь сумели же мы сохранить, уберечь красавцев лосей, этих великолепных обитателей наших лесов!