355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Константин Ганин » Хрупкие слова женского рода » Текст книги (страница 1)
Хрупкие слова женского рода
  • Текст добавлен: 20 июля 2020, 23:00

Текст книги "Хрупкие слова женского рода"


Автор книги: Константин Ганин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

«Весенняя иллюзия»

Замерев в вагонной пробке,

Ты провалишься в молчанье:

"Почему шальное счастье, 

Так неверно и случайно?"

Ты тайком пройдешь по мыслям,

Перемериешь желанья.

На лице цветёт улыбка –

Отраженье ожиданья.

Замечтавшись до безумства,

Вылетаешь из пространства.

Ты спасаешься от чувства

Полусонного фриланса.

Ты бежишь, чтобы укрыться,

От сомнений откреститься.

Если ноги не устанут,

Может что-то получиться.

«Боже мой, ведь я его совершенно не знаю», – застонала мысль в её голове. Мозг снова принялся складывать факты и додумки. Кадры мелькали, а она листала вешалки с платьями. Путалась в малом пространстве между дверок бельевого шкафа. «Что я делаю? Куда я собираюсь?» На секунду она застыла. Судорожно сжала плечико вешалки с неуместным легким платьем в цветочек. Принялась перебирать в голове возможные варианты встречи и шансы отказаться от нее. «Я уже написала, что приду. Ну и что? Скажу, что подруга пришла. А вдруг он обидится? Вдруг больше не позвонит? Да что я трушу-то? Взрослая баба, а всё как девочка. Сказала – пойду. Что будет, то и будет… Да чем меня вообще можно уже напугать-то?». Хмыкнув на этой мысли, она засмеялась в голос. Спохватилась и оглянулась на дверь. Там отдыхала мама. Руки опять побежали по вешалкам. Наконец кураж от собственной смелости окреп, и дверки шкафа решительно захлопнулись. «Да кто ты такой, вообще? Что я перед тобой выделываюсь?» Заявив в себе эту драматичную решительность, она сделала два шага в сторону, выдвинула ящик старого бабушкиного комода. Выкинула из него на кровать потёртые джинсы и любимую кофту цвета морской волны – теплую, уютную и привычную. Самообман складывался. За решительным скрывалась банальная женская хитрость. Она знала, как идет ей этот незамысловатый наряд.

Прихожая, пудра, губнушка. «Что там у нас с глазами? Господи, ни малейшего шанса нарисовать что-либо приличное за оставшееся время. Тонем, милая, тонем!». Зажмуриться. Потом взгляд в потолок и… медленно, не касаясь им зеркала, вокруг и к двери. Ключи. «Мама, я ушла!»

Она кляла себя за то, что согласилась на это внезапное свидание. За то, что не дала себе чуть больше времени. Она кляла его – за прямоту и настойчивость. Его – за… но как он на неё смотрел. Там, посреди улицы, когда они буквально столкнулись лбами. «Господи, да что же со мной происходит? Дать свой номер после трех слов с незнакомцем». Её лицо полыхнуло красным. Вспышка потерялась и сошла в темноте лестничного пролета. «Ужас, я же даже лица его не помню». В голове в ритме лестничных поворотов крутился калейдоскоп утренней встречи: лужи по пути к дому; промокшие туфли; капли дождя, пробивающие ткань на легких брюках; сцепившиеся зонты; ясная, открытая по-мальчишечьи улыбка на грубоватом мужском лице. И морщинки, и взгляд восторга. Внезапного, неожиданного и искреннего.

Лестница иссякла. С тихим писком домофон выпустил её в весну. Там принял прохладный вечер. Влажный покой, пропитанный свежестью недавнего дождя. Аромат старой акации, снова надумавшей цвести. «Ш-ш-ш-ш». Мокрый шелест от колес проехавшей в отдалении машины добавил глубины и перспективы. Увёл за кусочек пространства, освещённого подъездным фонарем и окнами. Где-то раздался смех, расширяющий пространство улицы в противоположном направлении. «И в какую сторону идти? – напомнила о себе недавняя паника, пока она шла от подъезда к дороге. – А, всё равно. От людей». Не останавливаясь, но сбавив шаг, она пошла туда, где кончался свет. Изящно, не спеша. Туда, где с каждым шагом всё отчетливее и отчетливее различался одинокий силуэт ждущего мужчины.

«Я ему скажу», – начала думать она, но сразу, с ходу чуть было не угодила в его объятия. Этого незнакомого, но почему-то нечужого человека. Его попытка принять её тут же, как близкую и давно ожидаемую, была так естественна и порывиста, что не возникло негодования. Она перехватила его руку. Мягко обошла его, легко и текуче уходя от объятий. Увлекла за собой в темноту улицы. От окон, от людей. И весенний аромат, умножаемый темнотой, стирал мысли и сомнения. И ей совсем не хотелось отпускать его уютную, сухую ладонь. И ей захотелось к нему прижаться, и она не стала себе сопротивляться. Она шла, обхватив обеими руками его сильную руку, чувствуя щекой его плечо. «Боже мой, что я делаю? Я ведь его не знаю». Но она оказалась не в силах сделать иначе. Она шла рядом с незнакомым и непонятно близким ей мужчиной, ей было хорошо. Ей было спокойно.

Внезапно и резко она обогнала его на полшага и остановила. Всем телом развернулась к нему. Она вглядывалась в его глаза, она считывала его улыбку. Она читала движения его пальцев на её ладони. «Кто ты?»– выдохнула она, – «Ну скажи, кто ты?» Притянутый её взглядом, он приблизился. Глаза стали безразмерными, бездонными. Губ коснулся поцелуй. Она увернулась, а он продолжил движение мимо её лица. Его губы оставили сухой след на её щеке, и она отчаянно и сладко вжалась лицом в его грудь. Растворяясь в нем, она безмолвно кричала: «Кто ты?! Кто ты?!». Она вдыхала вечернюю свежесть через ткань его куртки. Как не важен был сейчас для неё ответ на этот бесконечный вопрос. Вопрос, на который люди не находят ответа после десятилетий совместной жизни. Вопрос, отсутствие ответа на который не помешает ей чувствовать себя желанной женщиной в объятиях желанного мужчины.

Воздуха становилось всё меньше. Она начала задыхаться. И.…, очнулась. Обнаружила себя, уткнувшейся лицом в подушку. Обхватившей её руками. Руками, скрытыми под тканью любимой кофты цвета морской волны. Маятник часов сухим «Так-так» отрезал куски оставшегося до утра времени. Сон отпускал и ошметки реальности падали на нее. Возвращалось чувство одиночества и недовольства собой. «Ведь я же могла быть вчера счастливой. Ну почему я пошла в другую сторону? Зачем я сбежала? Почему я не взяла трубку, когда он перезвонил снова?». Она уткнулась лицом в ткань наволочки. Ей вернулся украденный у него аромат пудры и вечерних духов. Почему-то стало жалко их, потраченных напрасно. Она заплакала, спасая себя в слезах. Отпустила от себя в ночь чудесную иллюзию весеннего сна.

«Нить мечты»

Передари ту мечту –

Мыслить вольно.

Слышишь, ветер?

К тебе обращаюсь.

Передари. Я зачту.

Нет, не больно,

Бей по рёбрам

И рви, не раскаюсь.

Перебери мою грудь.

Вынь все угли.

Видишь, тлеют?

Не греют, не гаснут.

Ты их дыханьем спрессуй,

Вылей пули,

Чтоб как ядом

Мечтой пропитались.

Ты разбросай, разнеси

В мозг их, в души.

Слышишь, ветер?

Посей эту смуту.

Пустая грудь – то твоё.

Жажда сушит.

Вой в ней, ветер,

Найди там душу.

Ночь была чудесно звездная и по-весеннему прохладная. Я сидел, завернувшись в одеяло, на деревянной ступеньке крыльца своей дачи. Весь мир аккомпанировал моему сонному настроению тихим ночным шумом загородного поселка, ещё не забитого гоготом и музыкой гостей выходного дня. А, может, уже не забитого? Или ещё? Мозг, измученный несколькими часами бессонницы, начал анализировать рожденные качели между «ещё» и «уже». «Будь неладна эта среда. Ни туда, ни сюда», – оборвал я свои изыскания. Растер ладонями измятое подушкой лицо. Одеяло тут же уловило момент и сползло с плеч. Вечерней прохладе открылось вспотевшее в духоте спальни тело. Я поспешно пресек этот демарш постельного белья. Закутался снова и весь – с шеей и с руками. Да что там, практически по глаза ушел под одеяло. Стало ещё уютнее, чем было.

Господи, а какое было Небо. Оно было потрясающее! Поселок в темноте будней не посягал оконным светом на власть рассыпавшихся по небу звезд. Они неотвратимо и безмолвно втягивали в себя мой взгляд. Пробуждали чудесные детские мечты и фантазии: о дальних полетах, о чудесных мирах, о людях в скафандрах. Я даже не пытался потягаться с гипнотической силой звездного неба. Просто отдался ему и своим детским мыслям. Неосознанно боялся того момента, когда очарование сойдет и я рухну обратно – на крыльцо, в одеяло, в треск кузнечиков. Но, как оно бывает всегда, звезды отпустили меня легко и тихо. Как будто на чуть-чуть – домой в гости. Так что удара об крыльцо не последовало. И опять же, как всегда бывает, почему-то захотелось спать. Нет, даже не спать, а просто вытянуться на кровати, закрутившись в одеяло. Вспомнилась недавняя борьба с подушкой в душной комнате. Я решил остаться под звёздами. Тихонько свистнул в сторону собачьей будки. Никакой реакции. Я ещё раз свистнул, подождал, а затем позвал: «Буся». В ночной тишине стало слышно, как в будке за углом кто-то запыхтел и зашевелился. Послышались мягкие шаги. Из-за дома, раскачивая вдоль земли сонной головой с развалившимися по сторонам ушами, ко мне брёл овчарюга – Буся. По ходу движения с него скатывалось сонное торможение. Уши начали свое восхождение на макушку головы. Хвост закачался по нарастающей амплитуде. Я засмотрелся на своего друга и, как всегда, утратил бдительность. В нужный момент мои руки застряли где-то в одеяле, я оказался совершенно беззащитным перед его горячим и мокрым языком. Мое лицо было обработано быстро и профессионально. Оставалось только фыркать и отплевываться, зарываясь носом в одеяло, прячась от дальнейшей нежности. Буся не стал настаивать на взаимности. Грузно, царственно повалился. Прижал мои ноги к ступеньке крыльца своей мощной чепрачной шеей. Я вынул ступни из тапок и с наслаждением запустил их в плотный мех на собачьей шее. Почесал пальцами ног выемку за жестким ухом. Это была идеальная позиция, которая в любые времена устраивала нас обоих. Тепло от собачьего тела и мерно вздымающаяся грудь сонного животного добавили в эту ночь ещё больше покоя и уюта.

«Как хорошо, что завтра не на работу», – думал я, прекрасно понимая, что рассвет мне всё равно не проспать. Что этот же самый сонный зверь у моих ног ни за что не пропустит утреннюю прогулку на озеро. Как будто обрадовавшись, что я о нем вспомнил, озеро толкнуло в нашу сторону поток воздуха. Долетел далекий звук лягушачьего хора, тихий и слишком слабый, чтобы противостоять дружному ору кузнечиков. Этот призрак звука какое-то время повисел в воздухе и затих также, как и появился, унесенный обратным движением ветерка. «Странно, почему ночью сильнее всего орет то, что днем прыгает?» – пронеслась у меня в голове легкая и бестолковая мысль. Даже не попытавшись ответить или опровергнуть её, я опять погрузился в сонное созерцательное оцепенение.

Ночь текла. Мысли обо всем и ни о чем путались друг с другом, не цепляясь, не тревожа, не принося беспокойства. Наконец я созрел до того, чтобы встать, зайти в дом и лечь в кровать. Я вынул из-под одеяла руку и, потрепав плотный загривок Буси, стал выуживать из-под него свои тапки и конец прижатого одеяла. Пес вытерпел. Покосился на меня со скрытым упреком, но не двинулся. Укутанный в скомканное одеяло, с тапками в руке, я открыл дверь и шагнул в темноту сеней. Отрезал себя закрывшейся дверью от освещённого звездами ночного мира улицы. Путь по темным сеням был коротким: три ступеньки вверх и пять шагов к двери – не заблудиться. Поэтому я смело шагнул на первую ступеньку. Ступеньки на месте не оказалось. Я понял, что проваливаюсь.

***

Наверняка, вам знакомо такое чувство – наступаешь на ступеньку, не глядя, и… промахиваешься. Дергает так, что кажется, шея оборвется. У меня случилось ещё хуже. Нога, не найдя опоры верхней ступеньки, не остановилась и на тверди пола. Увлекая за собой тело, она провалилась ещё ниже. Я полетел вниз, поскакал по неведомой мне лестнице. Я перебирал ногами, чудом не падая, цепляясь руками за шершавую поверхность влажных стен. Мне повезло. Лестница оказалась узкой и винтовой. Не давала мне достаточного пространства, чтобы грохнуться. Но стена, идущая винтом, в конце концов закончилась. Я не удержал равновесия и растянулся на каменном полу этого загадочного пространства под моим домом.

Первая мысль, появившаяся в голове вслед за шумом в ушах, была огорчением об испачканном одеяле. Потом на смену ей пришла мысль про то, что я вроде как цел. Потом чуть было не пришла ещё одна мысль. Тоже, наверное, очень ценная и содержательная. Но не успела. В темноте каменного подвала сияющей полосой отрисовалась тонкая щель, рисующая контур потайной двери. За этой дверью происходило что-то яркое и весёлое. Да, да! Хоть стреляйте меня, я просто был уверен, что за этой дверью царит какое-то шумное веселье. Хотя, кажется, не слышал и не видел каких-либо признаков этого. Впрочем, по признакам не уверен.

По древним правилам искусства рассказа я должен бы подразнить вас ожиданием неизвестности. Описать свои эмоции, волнения. Поговорить про влажность кирпичных стен подвала, про подрагивающий воздух в лучах света, исходившего из двери. Ну, и так далее. Не буду. Да и не было мыслей. Наверное, я их (все три) передумал уже, когда лежал. Скажу так – я встал и открыл дверь.

Ви-и-и-и-г-р! – в ушах. – Ба-бах! – в мозгу.

О Боги, сколько там было света! Сколько там было бабочек, сколько там было пространства. Меня ослепило. В трепыхающемся сиянии, спиралью уходя в глубину, распадаясь на потоки, вертелся калейдоскоп из пестрых крыльев. В разноцветном мелькании едва ли можно было увидеть структуру. Происходил тот самый процесс, понять который невозможно, но в который неминуемо хочется войти. И я вошел.

Первое, что я почувствовал, переступив порог, падение, а потом невесомость. Мое одеяло распахнулось и затрепетало надо мной, и сбоку от меня, и подо мной. Не сразу поняв, как такое возможно, я огляделся. А вот нет никакого одеяла. Крылья есть. Новенькие, беленькие, в кирпично-красных разводах и пятнах. Шикарные крылья! Я совершил какой-то кульбит и полетел.

Я ловил воздух, я пристраивался рядом с какой-нибудь другой бабочкой, и мы начинали виться в воздухе друг вокруг друга. Я складывал крылья и падал, расправлял и снова парил. В полной мере описать свой восторг от полёта я не смогу. Это было весело. Это было пьяняще. Я чувствовал себя свободным.

Прошла целая вечность в этом наслаждении. Дверь, через которую я вошёл растворилась где-то в беспредельном пространстве. Только свет, только мелькающие вокруг краски.

Прилетавшись и осмотревшись, я понял, что в царящем хаосе был строгий, но сложно различимый порядок. Хаоса не было. Все летали куда-то и зачем-то. Неуёмное и счастливое возбуждение имело структуру. Влившись в один из потоков, я достиг пика своего восторга, следуя виражам и падениям своих спутниц. В какой-то момент мы смешались со встречным течением. Всё перепуталось и закрутилось. И вдруг распалось. Я оказался потерянным среди хлопьев разноцветного снега.

Впрочем, и не снег это был вовсе. Ну, если и похоже на снег, то точно не на холодный водяной снег. Эта вьюга была разноцветной, состоящей из полупрозрачных и переливающихся хлопьев. «Снег» летел откуда-то сверху. Казалось, что прямо оттуда, откуда исходило сияние. Он крутился и вихрил без ветра. Разноцветные бабочки врывались в его кружение, выхватывали по яркой, переливающейся снежинке и улетали. Царила жуткая кутерьма. Разноцветные крылья перемешивались с яркими хлопьями, и было непонятно, кого же больше – бабочек или снежинок.

Я замешкался в этом водовороте цветных пятен. Увидев прямо перед собой ярко-алую переливчатую снежинку, я, повинуясь какому-то высшему чувству, схватил ее. Пульсирующее биение энергии в нитях и узелках неведомой ткани передалось мне. Я затрепетал крыльями и упал в мелькающую воронку, состоящую из других бабочек. Здесь не было так тихо, как в восходящем потоке.

– Ты где нашел такую красулю? – прозвенела моя соседка, синяя бабочка с бежево-голубой снежинкой.

– Какая прелесть! – прозвенела другая, обмахнув меня белым крылом.

– Держись левее, новичок! – весело дзынькнула третья, унося в лапках розово-сиреневый туман.

Я послушался её и перетёк левее. В общем световороте выделился тоненький поток таких же, как я, обладателей ярко-красных снежинок. Наш ручеек завился, завихрился. В конце очередной большой петли он отделился от общего потока. И полетел влево и вверх. Туда, где вдали переливалась и мерцала восхитительно яркая алая нить. Бабочки запели удивительной красоты песню. Тихую, шелестящую, со звонкими всплесками цветных бусинок. До этого никогда не думал, что в песне могут быть бусинки. Их звон заставлял нас делать взмахи крыльями в такт, синхронно. Наш поток перевивался, вытягивался.

Подлетев к алой нити, обвив её, мои соседки отдавали свою «снежинку» ей. Нить росла и удлинялась прямо на глазах. Вложив снежинку, те же бабочки принимались порхать вокруг, дуновением крыльев уплотняя и сглаживая переливчатую поверхность своего творения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю