Текст книги "Жена на продажу, таверна на сдачу (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Вы выиграли, – хрипло произнес он и звучно выложил на стол проигранную монету. – А можно еще этого?

Он указал на коньяк.

– Ну, разумеется, – ответила я, пряча монету поглубже в корсаж. – Только будьте осторожны. С непривычки этот напиток свалит вас с ног.

– Да?! – удивился эльф.

Он попытался встать, и это ему с успехом удалось. Хотя хмель уже стукнул в его голову.

Но тут на него налетела пляшущая пара, и эльф заработал локтем в бок.

Ну, подумаешь, велика травма.

Но он вдруг побледнел, застонал, согнувшись чуть не пополам. На его охотничьей куртке расплылось темное пятно, эльф зажал его ладонью. А я только руками всплеснула.

Так вот чего он такой вялый и еле ест!

Мясо тут совсем не причем, эльф просто ранен!

– Да вы же ранены! – воскликнула я, глядя, как эльф с неудовольствием морщится. – Вам помощь нужна!

– Сам справлюсь, – рыкнул эльф. – Это всего лишь царапина, не стоит ваших хлопот.

– Царапина? Да у вас вся куртка в крови! Так и льет!

Только сейчас я заметила, что куртка у эльфа была разорвана, а затем аккуратно сшита. И, судя по прорехе в одежде, «царапина» была предлинная, от бока до самой лопатки.

И он еще ходит, рисуется тут! Вместо того, чтоб лежать в постели задом кверху и ждать, когда все зарастет!

– Вы всю одежду испачкали, – добавила я. – Ну, куда в таком виде идти? Да еще и дождь… Вам нужен врач!

– Не нужен, – сердито буркнул эльф.

– Ну, хотя б перевязка! – упорствовала я. Почему-то в памяти всплыла грустная история матери Карла. Нет уж! Больше в этой таверне никто не умрет от того, что ему не протянули руку помощи!

– Я сам! – рыкнул несговорчивый эльф.

– Не сам! – отрезала я. – Наверху у нас есть приличная комната для постояльцев. Там я вас перевяжу, и вы можете раздеться и отдохнуть. А вещи ваши я постираю, когда гости уйдут.

– Они теперь будут плясать до утра, – проворчал эльф неодобрительно.

– Значит, будут, – не сдавалась я. – Вам что за дело? У меня есть помощники, справятся. За тот час, что я уделю вам, ничего не произойдет. Идемте!

– Нет, – стыдливо уперся эльф.

– Да! – отрезала я. – Эй, Карл! Гостю нужна помощь! Сбегай, отопри восточную комнату, дружок! Вам помочь встать? – обернулась я к эльфу.

Тот смотрел на меня лютым волком, разве что не рычал. Но спорить не стал, вспомнив единодушие лесорубов. А ну, как они его с могучим ревом поднимут на руки по моей указке и утащат наверх? Прикоснутся своими неизящными человеческими руками к изысканному, утонченному эльфийскому телу!

Казалось, от этой мысли у него уши сердито зашевелились.

– Не нужно, – ответил он культурно. Но вид у него был такой, будто он сейчас меня убьет.

Он встал, ровно выпрямив спину, и с достоинством прошел вперед, на лестницу, откуда уже выглядывал Карл.

Эльф при этом так ловко лавировал между лихо отплясывающими парами, что я б ни за что не поверила, что он ранен, не видь я кровавое пятно на его одежде.

Я же взяла поднос с коньяком и апельсинами и последовала за ним.

– Карл, наш гость ранен, – тихо пояснила я мальчишке. – Нужно согреть воды. И самогона принеси. Обработаем ему рану.

Все-таки, эльфу было очень больно.

Когда я зашла в комнату, он с шипением, стиснув зубы, стаскивал куртку.

Кровью был пропитан весь его бок.

– Ну, и стоило ли так геройствовать, – сказала я, поставив поднос на столик рядом с кроватью. – Себя надо беречь. И уж если что-то болит, куда разумнее поскорее вылечиться, а не делать вид, что все хорошо.

– Сам разберусь, – мрачно буркнул эльф.

– Вы уже разобрались! – сварливо заметила я. – Посмотрите, вся ваша прекрасная белоснежная рубашка просто красная от крови! О, ужас! Вы ее испортили! Ну-ка, снимайте живее!

Эльф, сопя и постанывая, подчинился, и я только ахнула, всплеснув руками.

«Царапина», что кровоточила, и верно, шла от бока круто вверх, чуть не до шеи. Разодранная одним взмахом кожа покраснела, рана отекла.

– Что это?! Кто это вас так?!

– Вепрь, – нехотя признался эльф. – Встретились в дубраве…

– Да это самоубийство – охотиться на вепря в одиночку! Без собак и пики!

– А никто на него не охотился, – грубовато ответил эльф, присаживаясь на край кровати. Видно, силы начали его покидать, и держаться, как ни в чем не бывало, ему становилось все труднее. – мы просто встретились на узкой тропинке. Мне не повезло. Ему не повезло еще больше.

Тут явился Карл с тазиком теплой воды и полотенцем.

И тоже вытаращил глаза.

– Вот так да! – воскликнул он, как следует рассмотрев нашего раненного гостя. – Настоящий лунный эльф! Да еще и из высших!

– Тебе лучше не кричать об этом на каждом углу, мальчик, – с неудовольствием произнес эльф, глянув на Карла.

– О, разумеется, – легко согласился Карл. Слишком легко.

Интересно, как он понял, что эльф высший?!

Откуда такие познания?

Меж тем Карл с восторгом и любопытством продолжил разглядывать эльфа. Казалось, от его сильных руки, от широких плеч он в восторге.

Эльф не был огромным или мясистым. Он, скорее, был сложен атлетично, как тренированный спортсмен. Каждая мышца была хорошо очерчена, гармонично двигалась под тонкой, светлой, словно серебристой кожей.

А на этой сверкающей коже будто лунными лучами были нарисованы тени далеких звезд, трав и цветов…

Но, может, это лишь казалось мне?

«Красивый мужчина!» – подумала я, ощутив горячий прилив крови к щекам.

Каждый взгляд на эльфа, обнаженного по пояс, тревожил меня, кидал в жар.

На него хотелось любоваться, как на прекрасную статую. Каждый поворот его головы казался мне произведением искусства. Жесты красивых рук исполнены величия…

«Так, спокойно! – мысленно скомандовала я себе. – Это что за поведение школьницы на дискотеке?! Ну-ка, оттянула себя за уши от этого красавца и уткнулась носом в бинты! И цыц мне тут! И не смотреть! И не думать! И в сторону его не дышать!»

– Ну, беги, Карл, к гостям, – сказала я глазеющему на эльфа мальчишке. – Я тут сама справлюсь и тоже скоро спущусь.

Рану эльфу я аккуратно промокнула полотенцем, смоченным в теплой воде. Оттерла от потеков крови светлую гладкую кожу. И стало видно, что рана действительно не опасна. Вепрь разорвал лишь кожу, не затронув мышцы; но зато очень сильно.

И рана по края воспалилась, оттого что открыта и туда попадает все подряд, от ткани одежды до пыли.

– Это лучше бы зашить, – сказала я нерешительно, осматривая ранение. – Шелковыми нитями. Быстрее заживет.

– Обойдусь, – ответил эльф.

– Нет, – ответила я. – Хотите, чтоб загноилось? Выболело до некрасивого шрама?

Некрасивый шрам эльфу не понравился. Он поморщился. Ой, пижон!

Впрочем, сели он высший эльф – кстати, что это значит? – то, наверное, любая некрасивость воспринимается им как изъян.

– Ниток нет, – попытался он наивно выкрутиться.

– Вранье! – твердо ответила я. – Куртку же вы как-то заштопали! Притом вон какой шов ровный и тесный. Ниток вы не жалели. Так что выкладывайте!

Эльф был сильно усталым, чтоб со мной спорить. Только глянул на меня, приставалу, и тяжко вздохнул.

– В сумке, – ответил он глухо.

– Отлично! Карл, а где наш самогон?

– Это еще зачем? – удивился эльф. – Не буду я пить вашего самогона!

– Это снаружи помазать, а не внутрь, – сурово отрезала я. – А внутрь, чтобы не так больно было, можно влить по стопочке коньяка.

– Вот это вино называется… коньяка? – эльф указал на королевскую бутылку.

– Да, коньяк, – машинально поправила я его, отыскивая в его походной сумке нитки. Там же нашлись и бинты, разорванный на ленты сухой и чистый холст. – Заплачено – пейте! По глоточку на каждый шов. К концу процедуры вы и чувствовать ничего не будете…

– Выпив, я становлюсь невыносимо болтливым, – предупредил эльф. Но коньяка в бокал все же плеснул, с удовольствием принюхался. И выпил – но не как в прошлый раз, а с небольшой опаской, помедленнее. – Да, и на вкус это неплохо.

– Еще б, – согласилась я.

Иголка у эльфа была толстовата, но зато с длинным ушком. Я продела в него нитку без труда и окунула в любезно предоставленный Калом самогон.

Затем смочила полотенце в водке и осторожно прикоснулась к разорванной коже.

Эльф дернулся и зашипел.

– Еще, еще глоточек, – скомандовала я, осторожно протирая кожу вокруг раны.

– Хочешь вслух рассказов длинных? – спросил эльф, браво заглотив остатки коньяка из бокала, и я чуть не подавилась хохотом.

Но он уже не так дергался. Видно, анестезия начала действовать как надо.

– Хочешь, я убью соседей, что мешают спа-а-ать, – тихонько подпела я, вынимая иглу из водки.

Эльф слегка окосел, поэтому на мои вокальные способности не обратил особого внимания.

– Нет, это уже лишнее, – сказал он серьезно.

Наверное, подумал, что я всерьез предлагаю ему прихлопнуть всех лесорубов, что лихо, с грохотом и воплями, отплясывают внизу.

Значит, пациент готов, и можно приступать к операции!

– Вообще, конечно, хотелось бы узнать, – произнесла я, аккуратно накалывая кожу на лопатке эльфа иглой и аккуратно протягивая темную нить, – как это такой важный господин, высший эльф, оказался в лесу, да еще один. Да еще и притворяется простым охотником.

Эльф, конечно, молча снес первый стежок. Только мышцы его дрожали под моими руками.

Но не дернулся, не двинулся ни на волосок! Молодец, терпеливый. Хоть и высший.

– Мне нет места среди сородичей, – ответил он глухо. Дождался, когда я завяжу узелок на первом стежке, и махнул еще коньячку. Однако! Мастерство приходит с опытом?

– И это все? – поддразнила я его, прокалывая его кожу для второго шва. – Это вы называете болтливостью?

Эльф покосился на меня через плечо.

– А что ты хочешь узнать? – так же неодобрительно и недружелюбно спросил он. – О том, какой я длинноухий осел?

– Не такой уж длинноухий, – заметила я, спокойно продолжая свое дело. – Так в чем ваша глупость?

– Глупость! – фыркнул эльф. – Гордыня, наивность, самоуверенность! Я отрекся от своего племени. Презрел все правила чести, забыл о приличиях.

– Ага, – протянула я.

– Выбрал в невесты женщину из людей, – глухо подытожил он. – Есть в вас, в людях, особый огонь. Он горит ярко и не греет, а опаляет!

– Как мотылька, – пробормотала я, склоняясь над его спиной.

Я шила теперь быстрее, время от времени промокая рану полотенцем, смоченным в спирту. Эльф и усом не вел. Видно, хорошо уже наклюкался.

– Я и был этим мотыльком, – уже зло произнес эльф, крепко долбанув кулаком по колену.

– Но-но-но, не шевелиться! – строго окрикнула его я.

– Глупое безмозглое создание, – прошипел эльф, немного унявшись.

Кончики его ушей пылали, то ли от стыда, то ли от гнева, то ли от выпитого коньяка.

– Любовь с ней была горяча, – продолжил он. – Очень горяча! Он сжигала всякие сожаления о том, что я отверг эльфийских девушек. Она спалила сожаления о том, что я оставил родной дом ради того, чтоб жить с ней, как простой охотник в лесном доме. Мы были счастливы… Я так думал. Но однажды я пришел, а дома холодно и пусто. И письмо на столе словно пепел! Мертвое и страшное…

Он снова глотнул коньяка.

– Она писала, что полюбила другого. Не такого юного и красивого, как я. Моя юность стала ее тяготить; и она обманывала меня! Обманывала! Бегала на свидания к нему по ночам! Пока я охотился и заботился о ней! Как так можно? В груди ее что, камень? Неужто нельзя было поговорить, сказать последнее слово? Неужто я этого не заслужил?

– М-да, – пробормотала я. – Веская причина не любить людей… Ну, а вернуться обратно? У вас, эльфов, жизнь долгая.

– Память и боль так же долги, как жизнь, – ответил эльф. – Я опозорен. Я глупец! Как можно теперь явиться туда, к тем, от кого отворачивался?

– Жизнь все же длиннее боли, – осторожно ответила я. – И стыд, и гнев тоже забудутся.

Эльф метну на меня яростный взгляд.

– Вы слишком легко говорите об этом, люди, – прошипел он. – Как будто чести не существует в вашей жизни! Что ты знаешь о стыде, женщина?

– Многое, – резонно заметила я. – Меня муж на базаре выставил на продажу. Забыл? Было очень стыдно. Меня тащили по городу на веревке, как корову.

– И как ты смогла жить дальше? – спросил меня эльф. – Как твое сердце не разорвалось от такого унижения?

– Просто жить хотела, – пожала я плечами. – Ведь дороже жизни ничего нет. А вы в этой некрасивой истории о чем сожалеете на самом деле?

Эльф задумался.

Похоже, в пылу своей обиды он даже не задумывался об этом. Просто злился. Кто б говорил о горячей крови и темпераменте людей! Сам как пороховая бочка. Тронь – и взорвется.

– Я сожалею, – хрипло ответил он, – о предательстве. Это больнее всего. И о своей доверчивости. Это было глупо – так безоговорочно верить… человеку!

Он произнес это с горечью и со смехом.

Я же лишь пожала плечами.

– Доверчивость – это не ваша вина. Странно винить себя в том, что кто-то оказался плут и мошенник.

Одним быстрым движением эльф вдруг оказался на ногах, лицом к лицу со мной.

– Вот как? – сказал он, глядя мне в глаза.

Зрачки у него были светлые, как лед на горном озере. Красивые глаза, словно сложенные из голубых и зеленоватых прозрачных драгоценных камней.

– А если я тебя сейчас возьму, – очень тихо и очень зло произнес он, и я ощутила на своем теле его руки. Сильные, крепкие руки, полные жара, касающиеся страстно и порывисто. – Ты будешь винить меня или себя? Женщины переживают насилие горько, хотя не виноваты в нем! Ты ведь всего лишь служанка. Кто мне помешает, кто вступится за тебя?

Не знаю, почему я не испугалась.

Один на один с мужчиной в запертой комнате.

Даже если я закричу, внизу никто не услышит. Они там песни кричат. Музыка играет, гремят, подпрыгивая, столы и стулья, и луженые глотки вопят кто во что горазд.

А мы здесь, запертые в темноте и тишине, где горит лишь одна свеча.

И от эльфа оглушительно пахнет увядшими розами и сладким горячим медом…

Его губы были горячи и мягки, а плечи под моими ладонями тверды и сильны.

И этот поцелуй не походил на жестокую ласку, какой насильник терзает свою жертву.

Это было… как тень его ушедшей любви.

Еще раз прикоснуться к человеку.

Еще раз почувствовать биение быстрой человеческой жизни под своими руками.

Эльф целовал страстно и властно, словно забылся. Словно был хмельным; ах, да он и был…

Его руки ласкали мои косы, мою шею, плечи. И я в жизни не испытывала прикосновений ласковей и нежнее, тоньше шелка, глаже атласа…

И расставаться с этой лаской не хотелось, ох, как не хотелось!

– Не возьмете, – произнесла я, когда этот странный и горячий поцелуй прервался. Эльф дрожал, словно в ознобе, словно ему больно было. – В вас этого нет.

– Чего… нет? – шепнул он.

– Насилия. Или есть? Вы же не любите людей, – с чуть слышным смехом ответила я, выскальзывая из его рук. – А поступить хотите по людским законам? Так, как мой муж-негодяй, которого вы презираете всей душой? Или как любой, купивший женщину сластолюбец? Или эльфы тоже продают своих женщин?

Эльф смолчал. Лишь сверлил меня огненным взглядом.

Ох, не в тех горит огонь, как он уверяет! Не в тех!

– Не продают, – глухо ответил он.

– Но изнасиловать меня собрались точь-в-точь как человек? – уточнила я. – И ничто вас не смущает? Ничто не претит? Даже ваша эльфийская честь, гордость?

Понимала, что дразнила его, понимала, что хожу по краю, но ничего с собой не могла поделать!

Он смолчал на это язвительное замечание.

– Так вот, – продолжила я, борясь с искушением провести по исцелованным горящим губам рукой, чтоб стереть этот странный поцелуй, – у каждого человека – и эльфа, – свой свод правил, свои законы. Любой эльф точно так же, как и вы, сделает шаг в сторону, если так уж сильно захочет. Так что вы подумайте о том, что вы, в общем-то, ничего не нарушили. Просто полюбили. Просто не сложилось.

Эльф запылал румянцем по самые брови.

– Прости меня, – выдавил он через силу.

О, стыдно стало? За то, что полез лапать ту, что протянула руку помощи?

– Да ничего, – небрежно ответила я, отступая к двери. – Я же всего лишь человек. Служанка. А вы – эльф. Перворожденный. Какие мелочи! Стоит ли извиняться?

И я вышла из комнаты чуть более поспешно, чем было нужно.

***

Ох, и погуляли лесорубы!

Они слопали все мясо и выпили почти все пиво. И оставили в нашей копилке столько денег, что я, пересчитывая глубокой ночью медяки, уже твердо была уверена: я свободна.

Карл, глядя на столбики монет, что я выкладывала на столе для удобства счета, просто рыдал и утирал слезы счастья. Нанятые нами девушки, уставшие и позевывающие, прибирали посуду, выметали пол.

Но пара серебряных – огромные в нашем городе деньги! – грели им душу. За такие деньги и поработать целые сутки можно!

– И-и-и дальше что? – спросил Карл. – Ты теперь уйдешь? Этого ведь хватит, чтоб отдать отцу за твою свободу.

Я твердо мотнула головой.

– Нет. Я тебя тут не брошу, – ответила я. – Ну, на свою свободу я заработала, а на твою? Мне бы и ты понадобился. Ты и верный товарищ, и отличный помощник. Так что будем и дальше просить шкафчик давать нам всякие вкусности и попытаемся выкупить у твоего отца таверну…

Тут я задумалась, и Карл тотчас почуял мою задумчивость.

– Что, что? – всполошился он.

– Я думаю, – произнесла я медленно, – а не оставила ли твоя матушка завещания?

Карл пожал плечами.

– Не думаю, – ответил он.

– Ну, хозяйкой таверны-то она была? – настаивала я. – Знаешь, странно это, что она не обезопасила и не защитила тебя. В своем завещании она тебя бы упомянула. И если б ты был совладельцем, наравне с отцом, я бы к тебе поступила на службу. И у нас бы дела пошли куда лучше, чем у него!

У Карла глаза заблестели.

– Ну-у, – дрожащим голосом произнес он, – я не уверен, но…

– Вот как бы попасть в комнату твоего папаши, – сказала я. – И поискать там как следует!

– Не получится, – ответил Карл. – Он всегда смотрит, когда я убираюсь там.

– Ах, жаль! – я непроизвольно нащупала золотой, отданный мне эльфом. – Ну, тогда ничего не остается, как только накопить на другую таверну. Может, еще один праздник удастся провести, пока папаша Якобс не вернулся? На крайний случай вот, – я похлопала по груди. – Золотой. Хотя…

Я вдруг задумалась.

А ведь в другой таверне шкафчика не будет! А я уже привыкла полагаться на его щедрость! Нет, нам определенно нужна эта таверна!

– Нанять, что ли, взломщика?..

Глава 8. Белое Слово

Дождь лил еще два дня.

Как раз столько времени, сколько требовалось папаше Якобсу, чтоб вылакать весь самогон.

Наверняка старик предавался этому своему любимому занятию, сидя где-то на постоялом дворе на полпути к ярмарке.

А я ни на минуту не забывала о своей цели – освободиться.

К шкафу я обращалась каждый день, и просила у него все смелее мяса, соли, специй, иногда грибов и сыра. И в таверну начали захаживать не только лесорубы, но и вполне зажиточные парочки из городка.

Однако, с успехом и с деньгами, текущими в мои руки рекой, я вдруг подумала о том, что папаша Якобс может меня просто не отпустить.

Ну, еще бы!

Таверна его преобразилась.

Нанятые помощницы вместе со мной намывали и чистили, выгребали золу из печей и протирали стекла в окнах. Венки из лап елей украшали и наполняли таверну свежим ароматом леса.

Посуда, начищенная, теперь сияла в жарком свете огня в печи.

Столы были все заняты, потому что о жалкой чечевичной похлебке мы давно позабыли. Если ее и варить, то только со сливками! И подавать с поджаренными в печи до румяной корочки сухариками!

Мясо у нас было каждый день. А вечером, конечно, пиво, музыка и танцы.

Папаша Якобс, может, и сказочный жмот. Но не слепой и не идиот.

Он сразу увидит, что таверна преобразилась. Стала местом популярным и доходным.

И, разумеется, он не захочет отпустить работницу, которая так ловко повернула его бизнес в сторону благополучия. Да и денежки он может отнять, просто отлупив меня палкой. Ведь нет никакого договора, который мы б заключили о выкупе!

– Вот же черт, – пробормотала я, пересчитывая вечером выручку. – Как можно быть такой беспечной?!

Часть выручки – за крупы, дрова, соль, – я честно откладывала папаше Якобсу, а часть…

Да, тайник в стене был хорош, но он уже не казался мне таким уж надежным. Плюс если папаша Якобс разбушуется, то как я оттуда деньги достану? Да и вообще, он может сказать, что сам их туда замуровал!

– Карл! – позвала я. – А не перепрятать ли нам деньги?

– Чего? – удивленно произнес Карл, оставляя метлу.

– Слушай, – произнесла я. – Папаша твой может меня просто не отпустить. Деньги отнимет и накостыляет нам по шее. Так что давай-как мы сделаем вид, что денег у нас нет, и попробуем как-то иначе выкрутиться.

– А как же быть?! – в глазах Карла промелькнул испуг.

– Может, надо стряпчего позвать? – задумалась я. – Немного ему заплатить и договор составить…

– Такой скупердяй, как Якобс, никогда не подпишет такую бумагу, – раздался голос с лестницы. – На вашем месте я б на это не рассчитывал.

Мы с Карлом разом обернулись.

Наш эльф неторопливо спускался по ступеням, высокомерно посматривая на нас. Мол, деревенские дурачки, надо ж было так сглупить! Даже стыдно стало под его внимательным и проницательным взглядом.

Рубашки на нем не было. Он все так же щеголял обнаженный по пояс, подсушивая свою рану и смущая меня своей красотой. Одежду его я отстирала, высушила и починила, конечно. Но он предпочитал не травмировать рану и ходить без одежды.

Что до Карла, так тот был в откровенном восхищении. Наверное, хотел стать эльфом, когда вырастет. Как космонавтом, только эльфом.

После коньяка эльф проспал целые сутки и не реагировал даже на мои прикосновения, когда я заходила его проведать.

То ли коньяк так забористо на него подействовал, то ли эльф был сильно измучен болью. Но, так или иначе, а еды эльф попросил лишь следующим вечером. И заплатил снова золотом.

Слишком роскошная плата!

Но эльф как будто не отдавал себе отчета в том, сколько стоит мясо, которое он ел.

Зато заживало на нем все просто отлично!

Рана была суха и бледна, через пару дней можно и швы снять.

– Да и без свидетелей, устный договор… можете считать, что ни о чем вы не договаривались.

– Но ведь выкупаются люди из рабства, – признаюсь, мой голос дрогнул. Эльф глянул на меня, и взгляд его смягчился.

– Иногда, – подтвердил он, словно через силу. Как будто хотел гадость сказать; но вспомнил, что я единственная, кто протянул ему руку помощи, и не стал хамить. – Те, у кого хозяева честны и чисты сердцем. Но это не ваш случай.

Он спокойно прошел к столу и уселся, выпрямив гордо спину. Щелкнул пальцами, подзывая одну из моих помощниц, и та с готовностью принесла ему тарелку с ужином и кружку пива.

Когда он успел так вышколить моих работниц?! Вот же пижон…

– Но, господин эльф!.. – взмолилась я, словно от его слов что-то изменилось бы.

Он вопросительно вздернул брови.

– Ну, я тут причем? – произнес он мягче. – Я сказал, как есть. Исправить Якобса я не могу.

– Так может, вы нам поможете? – с надеждой спросила я.

– Каким образом? – удивился эльф.

– Купите меня у него!

На красивом лице эльфа отразилась брезгливость.

– Я не покупаю людей, – сухо ответил он. – Это во-первых.

– Да вам и не надо будет! – взмолилась я. – Я вам все деньги отдам! Все, что заработала! А вы их просто передадите Якобсу! И все!

– Обмануть его? – уточнил зануда эльф и снова покачал головой. – Якобс может заломить цену больше, чем вы дадите мне денег. И больше, чем у меня есть. Вы ведь курочка, несущая золотые яйца. Зачем ему пяток золотых, если можно заработать двадцать? Да так он и сделает, увидев, кто собрался вас купить, – он красноречиво продемонстрировал мне еще один золотой, которым собирался рассчитаться за ужин.

– И второе, – он занудно вернулся к мысли, с которой я его сбила, – невозможно купить вещь, которая не продается. Я видел эту таверну раньше, и смотрю на нее теперь. Я вижу разницу. Он просто не согласится продать вас. И этого я никак исправить не могу. Угрожать, принуждать?

Я готова была разрыдаться. Я не сказала ни слова, но вид у меня был жалкий. Признаться, так и села без сил на лавку, и руки уронила на колени. Словно все силы иссякли.

Наверное, высокомерный эльф хотел и дальше сидеть с ушами врозь и делать вид, что сердце у него если не из камня, то уж изо льда точно. Но, как бы он ни пыжился, как бы ни хотел показаться равнодушным и жестоким, а у него не вышло.

– Ну, нет, только не слезы! – воскликнул он испуганно, глядя, как по моей щеке бежит слеза.

– И плакать мне запретите, раз уж я навечно служанка? – прошептала я. – Помочь не можете, так хоть поплакать дайте!

– Ну, есть выход, – мучительно кусая губы и то бледнея, то краснея, нехотя произнес эльф.

– Что?! – воскликнула я. – Какой?!

Он снова посмотрел на меня, словно сомневаясь, а раскрывать ли мне свою тайну.

– Господин эльф! – взмолился еще и Карл, сжимая свою метлу так, что костяшки пальцев побелели. – Сжальтесь! Адель ведь очень, очень хорошая! Добрая душа, и алчности в ней нет совсем! Всегда поможет, пожалеет! Ну, за что ей столько горя? Неужто она не заслуживает хоть немного сочувствия и участия? Что вам стоит помочь ей? Вы ведь благородный эльф, а эльфы славятся своим великодушием!

– Не приписывай всем без разбора эльфам всех добродетелей, мальчик, – сухо ответил эльф, отодвигая от себя тарелку с едой. Верно, своими воплями мы подпортили ему аппетит.

– Но вы-то явно такой! Благородный и великодушный! – с воодушевлением сказал Карл. Он смотрел на эльфа с таким доверием и благоговением, что тот снова смутился.

Опустил лицо и забарабанил пальцами по столу.

– Это часть магии Белого Города, – сухо пояснил он свое нежелание тотчас рассказать мне, как поступить с Якобсом. – И кому попало ее доверять не стоит…

– Так Адель же не кто попало, – доверительно сообщил ему Карл.

– Да, вы не самые опасные люди в этом городе, – нехотя согласился эльф. – Да и Белое Слово всего лишь способ заставить человека говорить правду…

– Что за Белое Слово? – удивилась я.

– Иверсиль, – ответил эльф. – Такое несложное заклятье, которое накладываю эльфы на того, от кого хотят услышать правду. Твое дело договориться с ним о свободе – ну, или заставить его повторить свое обещание. Отдать ему деньги и произнести Белое Слово. И он подтвердит, что дал тебе свободу в обмен на деньги.

– А если Якобс правды не скажет этого, а просто деньги возьмет?!

Эльф задумчиво вздернул брови.

– Ну, тогда ему худо придется, – заметил он. – Его будет корежить и пучить до тех пор, пока он правды не скажет. И если солжет, что ты все еще принадлежишь ему, тоже.

Я ушам своим не верила.

– Вот так просто? – недоверчиво произнесла я. – Без бумаг, без стряпчих?

– Бумагу тоже можете заставить его выписать, – сухо ответил эльф. – Под Иверсилем он подпишет что угодно, если умело подвести его.

– Это как? – Карл разинул рот от изумления.

– Уточните, а не собирается ли он схитрить и сказать людям, например, что вы бежали, – нехотя ответил эльф. – Чтоб люди вас наказали за то. Если такое намерение у него есть – а оно будет, уж мне поверьте! – Иверсиль его вывернет наизнанку. И тогда велите его написать вам вольную, и предупредите, что если он вздумает хитрить, Иверсиль его снова настигнет.

– О, благодарю вас, господин эльф! – прошептала я, прижимая руки к груди. – Вы себе не представляете, что вы для меня сделали! Это так много!

– Это не стоило мне ничего, – сухо ответил эльф. – И я очень надеюсь, что вы не обратите это слово во зло.

– Лжецам не помешает немного поплющиться и попучиться, – заметила я. – Но я обещаю: я не стану злоупотреблять этой наукой.

– Двенадцать серебряных, – сухо произнес эльф. – И ни грошом больше. На эту сумму вы договаривались? Если дадите ему больше, Белое Слово не сработает, потому что вы изначально сделаете не так, как обговорено было.

Эльф толком не поел, что-то разнервничался.

На его лице так и читалась досада. Мол, эх, что же я! Не хотел ведь возиться с этими людишками, зачем я так мягкосердечен?

– Это на любой вопрос можно заставить ответить? – подал голос Карл.

– Абсолютно на любой, – эльф встал, дав понять, что разговор окончен.

– Так может вы, господин эльф, рядом побудете и выступите в свидетелях, – робко попросил Карл. – Такой важный господин! Отец побоится врать при вас.

Эльф лишь покачал головой.

– Я не могу жить тут долго, – ответил он. – А отец твой неизвестно еще когда прибудет. А у меня… дела. Я итак задержался тут непростительно долго.

– Жаль, – грустно произнес Карл.

– Будьте любезны, снимите с меня швы, – обратился ко мне эльф, взяв себя в руки и снова цепляя маску высокомерного безразличия. – Мне нужно идти.

И он, положив золотой на стол в счет оплаты несъеденного ужина, поспешно ушел наверх, в свою комнату.

Карл молча проводил его взглядом.

– Мне кажется, Адель, – таинственным шепотом произнес он, – господину эльфу ты нравишься.

Я покраснела, губы обожгло, словно эльф снова меня целовал.

Я все это время старалась не думать об том поцелуе, не вспоминать. Запереть свои мысли на замок…

– Не думаю, Карл, – ответила я как можно тверже. – Он не любит людей. И со мной просто вежлив из благодарности, что я ему спину заштопала. Он не для меня, это уж точно.

– А по-моему, он хорошо к людям относится, – настаивал Карл.

– Это неважно, – ответила я.

А про себя с отчаянием подумала, что лучше б он поскорее ушел.

***

Папаша Якобс вернулся внезапно.

Мы ждали его только через пару дней.

Но, видимо, у него сердце было не на месте, как там его таверна. И уж не знаю, как он прорвался, какими путями вернулся, раз основную дорогу размыло. Да только вечером, в самый разгар очередного празднования, он появился на пороге, мокрый, грязный злой.

В таверне дым стоял столбом.

Наши гости пили пенящееся холодное пиво и покуривали трубочки.

У ярко пылающего камина – какое расточительство! – наяривал наш небольшой оркестр, отплясывали нарядные парочки.

А в печи, на огромном противне, в горячем жиру, запекались до золотистой корочки куриные окорочка.

С утра я замариновала их в большом котле.

Посыпала солью, перцем, добавила пахучих приправ и свежего, сочного давленого чеснока. А потом смешала маринады, красный жгучий и полюбившийся Карлу майонез, и полила ими мясо.

Все это отстоялось половину суток, до вечера, в погребе.

И теперь зажаривалось, шкворча, брызжа жиром.

И в этом жиру, под окороками, томилась картошка, золотясь и пропитываясь мясным соком и ароматом.

Папаша Якобс со своими двумя жалкими мешками круп был просто жалок, если честно.

На фоне жаркого золотого огня в печи, на фоне жарящегося мяса и дивных ароматов всего пара мешков?! Серьезно?

Он за этим ездил чуть ли не неделю?!

Этим собрался людей кормить долгие дни? На этом хотел заработать?!

Я чуть не прослезилась, глядя, как он ошалело рассматривает собственное заведение, фыркая, как мокрый еж. В один момент мне даже показалось, что он сейчас как заорет: «А ну, все пошли вон!». Но обошлось.