355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Константин Бальмонт » Горящие здания » Текст книги (страница 2)
Горящие здания
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 00:48

Текст книги "Горящие здания"


Автор книги: Константин Бальмонт


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

рядом! Как можно выразить всю душу быстрым взглядом! О, сказкой ставшая, поблекнувшая быль! О, крылья бабочки, с которых стерлась пыль!

Темней ложится тень, сокрыт густым навесом Родной мой старый сад, смененный диким лесом. Невинный шепот снов, ты сердцем позабыт, Я слышу грубый звук, я слышу стук копыт. То голос города, то гул глухих страданий, Рожденных сумраком немых и тяжких зданий.

То голос призраков, замученных тобой, Кошмар, исполненный уродливой борьбой, Живое кладбище блуждающих скелетов С гнилым роскошеством заученных ответов, Очаг, в чью пасть идут хлеба с кровавых нив, Где слабым места нет, где силен тот, кто лжив. Но там есть счастие – уйти бесповоротно, Душой своей души, к тому, что мимолетно, Что светит радостью иного бытия, Мечтать, искать, и ждать,– как сделал это я. Мне грезились миры, рожденные мечтою, Я землю осенял своею красотою, Я всех любил, на все склонял свой чуткий взор, Но мрак уж двинулся, и шел ко мне, как вор.

Мне стыдно плоскости печальных приключений, Вселенной жаждал я, а мой вампирный гений Был просто женщиной, познавшей лишь одно, Красивой женщиной, привыкшей пить вино. Она так медленно раскидывала сети, Мы веселились с ней, мы были с ней как дети, Пронизан солнцем был ласкающий туман, И я на шее вдруг почувствовал аркан. И пьянство дикое, чумной порок России, С непобедимостью властительной стихии, Меня низринуло с лазурной высоты В провалы низости, тоски, и нищеты.

Иди, иди, мой конь. Страшат воспоминанья. Хочу забыть себя, убить самосознанье.

Что пользы вспоминать теперь, перед концом, Что я случайно был и мужем, и отцом, Что хоронил детей, что иногда, случайно... О, нет, молчи, молчи! Пусть лучше эта тайна Умрет в тебе самом, как умерло давно, Что было так светло Судьбой тебе дано. Но где я? Что со мной? Вокруг меня завеса Непроницаемо-запутанного леса, Повсюду – острые и цепкие концы Ветвей, изогнутых и сжатых, как щипцы, Они назойливо царапают и ранят, Дорогу застят мне, глаза мои туманят, Встают преградою смутившемуся дню, Ложатся под ноги взыгравшему коню. Я вижу чудища за ветхими стволами, Они следят за мной, мигают мне глазами, С кривой улыбкою.– Последний луч исчез. Враждебным ропотом и смехом полон лес. Вершины шорохом окутались растущим, Как бы предчувствием пред сумрачным грядущим. И тучи зыбкие, на небе голубом, С змеистой молнией рождают гул и гром. Удар, еще удар, и вот вблизи налево, Исполнен ярости и мстительного гнева, Взметнулся огненный пылающий язык. В сухом валежнике как будто чей-то крик, Глухой и сдавленный, раздался на мгновенье, И замер. И кругом, везде – огонь, шипенье, Деревьев-факелов кипящий дымный ад, И бури бешеной раскатистый набат. Порвавши повода, средь чадного тумана, Как бы охваченный прибоем Океана, Мой конь несет меня, и странно-жутко мне На этом взмыленном испуганном коне.

Лесной пожар гудит. Я понял предвещанье, Перед душой моей вы встали на прощанье, О, тени прошлого! – Простите же меня, На страшном рубеже, средь дыма и огня!

32. Рассвет

Медленные строки

Я помню... Ночь кончалась, Как будто таял дым. И как она смеялась Рассветом голубым.

Безмолвно мы расстались, Чужие навсегда. И больше не видались. И канули года.

И память изменяла, Тебя я забывал. Из бледного бокала Блаженство допивал.

И новыми огнями Себя я ослепил. И дни ушли за днями, И жизнь я вновь любил.

Не жизнь, а прозябанье В позорном полусне: Я пил без колебанья, Искал мечты в вине.

И вот хохочут струны, Бесчинствует порок, И все душою юны: Рассвет еще далек.

Смелеет опьяненье, И сердцу жизнь смешна. Растаяли сомненья, Исчезла глубина.

И крепко спят упреки. И манят вновь и вновь Подкрашенные щеки, Поддельная любовь.

И миг забвенья длится, И царствует вино... Но кто это глядится Сквозь дальнее окно?

Но кто это смущает Туманностью лица И молча возвещает, Что правде нет конца?

То чудится мне снова, В последний миг утех, Рассвета голубого Немой холодный смех.

И пляшущие тени Застыли, отошли. Я вижу вновь ступени, Забытые вдали.

И все, чем жил когда-то, Я снова полюбил. Но больше нет возврата К тому, чем прежде был.

Зловещая старуха, Судьба глядит в окно. И кто-то шепчет глухо, Что я погиб давно.

33. Дым

Мы начинаем дни свои Среди цветов и мотыльков, Когда прозрачные ручьи Бегут меж узких берегов. Мы детство празднуем, смеясь, Под небом близким и родным, Мы видим пламя каждый час, Мы видим светлый дым.

И по теченью мы идем, И стаи пестрые стрекоз, Под Солнцем, точно под дождем, Свевают брызги светлых слез. И по теченью мы следим Мельканья косвенные рыб, И точно легкий темный дым, Подводных трав изгиб.

Счастливый путь. Прозрачна даль. Закатный час еще далек. Быть может близок. Нам не жаль. Горит и запад и восток. И мы простились с нашим днем, И мы, опомнившись, глядим, Как в небе темно-голубом Плывет кровавый дым.

34. И плыли они

И плыли они без конца, без конца, Во мраке, но с жаждою света. И ужас внезапный объял их сердца, Когда дождалися ответа.

Огонь появился пред взорами их, В обрыве лазури туманной. И был он прекрасен, и ровен, и тих, Но ужас объял их нежданный.

Как тени слепые, закрывши глаза, Сидели они, засыпая. Хоть спали – не спали, им снилась гроза, Глухая гроза и слепая.

Закрытые веки дрожали едва, Но свет им был виден сквозь веки. И вечность раздвинулась, грозно-мертва: Все реки, безмолвные реки.

На лоне растущих чернеющих вод Зажегся пожар беспредельный. Но спящие призраки плыли вперед, Дорогой прямой и бесцельной.

И каждый, как дремлющий дух мертвеца, Качался в сверкающем дыме. И плыли они без конца, без конца, И путь свой свершили – слепыми.

35. Скрижали

Мы раздробленные скрижали. Случевский

Как же Мир не распадется, Если он возник случайно? Как же он не содрогнется, Если в нем начало – тайна?

Если где-нибудь, за Миром, Кто-то мудрый Миром правит, Отчего ж мой дух, вампиром, Сатану поет и славит?

Смерть свою живым питает, Любит шабаш преступленья, И кошмары созидает В ликованьи исступленья.

А едва изведав низость, И насытившись позором, Снова верит в чью-то близость, Ищет света тусклым взором.

Так мы все идем к чему-то, Что для нас непостижимо. Дверь заветная замкнута, Мы скользим, как тень от дыма.

Мы от всех путей далеки, Мы везде найдем печали. Мы – запутанные строки, Раздробленные скрижали.

36. На мотив из Зенд-Авесты

Змей темно-желтый, чье дыханье – яд, Чей смертоносен вечно-жадный взгляд, Глядит,– и близ него дрожит блудница, Волшебная и быстрая, как птица.

Он мучает, он жалит без конца, Цвет жизни прогоняет он с лица, Ее душа его душой могуча, Шатается, качается, как туча.

Гаома желтый, выточи копье, Пронзи мое глухое забытье, Я, темный, жду, как крот, во мраке роясь, Тебе Маздао дал плеядный пояс.

Гаома желтый, чистых мыслей друг, Закуй меня в алмазно-твердый круг, Направь свое оружье на блудницу, Убей скорей уклончивую птицу.

Гаома желтый, сильный сын Земли, Моей мольбе мучительной внемли, Я падаю, я падаю, немея, Скорей убей чудовищного змея.

37. Конец мира

Сонет

Начало жизни, это – утро Мая, Ее конец – отравленный родник. Предсмертным бурям вечности внимая, Дух человека в ужасе поник.

В устах, ко лжи привыкших, сдавлен крик. Позор паденья ярко понимая, Ум видит алчных духов адский лик. Тоска – везде – навек – тоска немая.

Могильным блеском вспыхнул серный зной, И души, как листы цветов лесные, Горят,– кипит, свистит пожар лесной.

И свод небес, как купол вырезной, Не звездами заискрился впервые, А гнилостью, насмешкой над весной.

38. В аду

Если, медленно падая, Капли жгучей смолы, Мучителей-демонов радуя, Оттеняют чудовищность мглы,

Мне всегда представляется, Будто вновь я живу, И сердце мое разрывается, Но впервые – мне все – наяву.

Вижу всю преисподнюю, Боль растет и не ждет. Но славлю я благость Господнюю! Это было! Он в ад снизойдет!

Эта мгла – не обманная, Лжи в страданиях нет. Привет новизне! О, желанная! Буду мучиться тысячи лет!

Страна неволи

Моя мысль – палач. Кальдерон

39. Страна неволи

Я попал в страну Неволи. Еду ночью,– всюду лес, Еду днем,– и сеть деревьев заслоняет глубь небес. В ограниченном пространстве, меж вершинами и

мной, Лишь летучие светлянки служат солнцем и луной. Промелькнут, блеснут, исчезнут,– и опять зеленый

мрак, И не знаешь, где дорога, где раскрывшийся овраг. Промелькнут, сверкнут, погаснут,– и на миг в

душе моей Точно зов, но зов загробный, встанет память

прошлых дней. И тогда в узорах веток ясно вижу пред собой Письмена немых проклятий, мне нашептанных

Судьбой. О безбрежность, неизбежность непонятного пути! Если каждый шаг – ошибка, кто же мне велел идти? Разве я своею волей в этом сказочном лесу? Разве я не задыхаюсь, если в сердце грех несу? Разве мне не страшно биться между спутанных

ветвей? Враг? Откликнись! Нет ответа, нет луча душе моей. И своим же восклицаньем я испуган в горький миг,Если кто мне отзовется, это будет мой двойник. А во тьме так страшно встретить очерк бледного

лица. Я попал в страну Неволи... Нет конца.

40. В душах есть все

1

В душах есть все, что есть в небе, и много иного. В этой душе создалось первозданное Слово! Где, как не в ней, Замыслы встали безмерною тучей, Нежность возникла усладой певучей, Совесть, светильник опасный и жгучий, Вспышки и блески различных огней,Где, как не в ней, Бури проносятся мысли могучей! Небо не там, В этих кошмарных глубинах пространства, Где создаю я и снова создам Звезды, одетые блеском убранства, Вечно идущих по тем же путям,Пламенный знак моего постоянства. Небо – в душевной моей глубине, Там, далеко, еле зримо, на дне. Дивно и жутко – уйти в запредельность, Страшно мне в пропасть души заглянуть, Страшно – в своей глубине утонуть. Все в ней слилось в бесконечную цельность, Только душе я молитвы пою, Только одну я люблю беспредельность, Душу мою!

2

Но дикий ужас преступления, Но искаженные черты,И это все твои видения, И это – новый – страшный – ты?

В тебе рождается величие, Ты можешь бурями греметь, Из бледной бездны безразличия Извлечь и золото и медь.

Зачем же ты взметаешь пыльное, Мутишь свою же глубину? Зачем ты любишь все могильное, И всюду сеешь смерть одну?

И в равнодушии надменности, Свой дух безмерно возлюбя, Ты создаешь оковы пленности: Мечту – рабу самой себя?

Ты – блеск, ты – гений бесконечности, В тебе вся пышность бытия. Но знак твой, страшный символ Вечности Кольцеобразная змея!

Зачем чудовище – над бездною, И зверь в лесу, и дикий вой? Зачем миры, с их славой звездною, Несутся в пляске гробовой?

3

Мир должен быть оправдан весь, Чтобы можно было жить! Душою там, я сердцем – здесь. А сердце как смирить? Я узел должен видеть весь. Но как распутать нить?

Едва в лесу я сделал шаг,Раздавлен муравей. Я в мире всем невольный враг, Всей жизнею своей, И не могу не быть,– никак, Вплоть до исхода дней.

Мое неделанье для всех Покажется больным. Проникновенный тихий смех Развеется как дым. А буду смел,– замучу тех, Кому я был родным.

Пустынной полночью зимы Я слышу вой волков, Среди могильной душной тьмы Хрипенье стариков, Гнилые хохоты чумы, Кровавый бой врагов.

Забытый раненый солдат, И стая хищных птиц, Отца косой на сына взгляд, Развратный гул столиц, Толпы глупцов, безумный ряд Животно-мерзких лиц.

И что же? Я ли создал их? Или они меня? Поэт ли я, сложивший стих, Или побег от пня? Кто демон низостей моих И моего огня?

От этих тигровых страстей, Змеиных чувств и дум,Как стук кладбищенских костей В душе зловещий шум,И я бегу, бегу людей, Среди людей – самум.

41. * * *

Стучи, тебе откроют. Проси, тебе дадут. – О, Боже! Для чего же назначен Страшный Суд?

42. В тюрьме

Мы лежим на холодном и грязном полу, Присужденные к вечной тюрьме. И упорно и долго глядим в полумглу,Ничего, ничего в этой тьме!

Только зыбкие отсветы бледных лампад С потолка устремляются вниз. Только длинные шаткие тени дрожат, Протянулись – качнулись – слились.

Позабыты своими друзьями, в стране, Где лишь варвары, звери да ночь, Мы забыли о Солнце, Звездах, и Луне, И никто нам не может помочь.

Нас томительно стиснули стены тюрьмы, Нас железное давит кольцо, И как духи чумы, как рождения тьмы, Мы не видим друг друга в лицо!

43. Избранный

О, да, я Избранный, я Мудрый, Посвященный, Сын Солнца, я – поэт, сын разума, я – царь. Но предки за спиной, и дух мой искаженный Татуированный своим отцом дикарь.

Узоры пестрые прорезаны глубоко. Хочу их смыть: Нельзя. Ум шепчет: "Перестань." И, с диким бешенством, я в омуты порока Бросаюсь радостно, как хищный зверь на лань.

Но, рынку дань отдав, его божбе и давкам, Я снова чувствую всю близость к Божеству. Кого-то раздробив тяжелым томагавком, Я мной убитого с отчаяньем зову.

44. Раненый

Я насмерть поражен своим сознаньем, Я ранен в сердце разумом моим. Я неразрывен с этим мирозданьем, Я создал мир со всем его страданьем. Струя огонь, я гибну сам, как дым.

И понимая всю обманность чувства, Игру теней, рожденных в мире мной, Я, как поэт, постигнувший искусство, Не восхищен своею глубиной.

Я сознаю, что грех и тьма во взоре, И топь болот, и синий небосклон, Есть только мысль, есть призрачное море, Я чувствую, что эта жизнь есть сон.

Но, видя в жизни знак безбрежной воли, Создатель, я созданьем не любим. И, весь дрожа от нестерпимой боли, Живя у самого себя в неволе, Я ранен на смерть разумом моим.

45. Проклятые глупости

Сонет

Увечье, помешательство, чахотка, Падучая, и бездна всяких зол, Как части мира, я терплю вас кротко, И даже в вас я таинство нашел.

Для тех, кто любит чудищ, все находка, Иной среди зверей всю жизнь провел, И как для закоснелых пьяниц – водка, В гармонии мне дорог произвол.

Люблю я в мире скрип всемирных осей, Крик коршуна на сумрачном откосе, Дорог житейских рытвины и гать.

На всем своя – для взора – позолота. Но мерзок сердцу облик идиота, И глупости я не могу понять!

46. Уроды

Сонет

Я горько вас люблю, о бедные уроды, Слепорожденные, хромые, горбуны, Убогие рабы, не знавшие свободы, Ладьи, разбитые веселостью волны.

И вы мне дороги, мучительные сны Жестокой матери, безжалостной Природы, Кривые кактусы, побеги белены, И змей и ящериц отверженные роды.

Чума, проказа, тьма, убийство и беда, Гоморра и Содом, слепые города, Надежды хищные с раскрытыми губами,

О, есть же и для вас в молитве череда! Во имя Господа, блаженного всегда, Благословляю вас, да будет счастье с вами!

47. Бабочка

Залетевшая в комнату бабочка бьется О прозрачные стекла воздушными крыльями. А за стеклами небо родное смеется, И его не достичь никакими усильями.

Но смириться нельзя, и она не сдается, Из цветистой становится тусклая, бледная. Что же пленнице делать еще остается? Только биться и блекнуть! О, жалкая, бедная!

48. Заколдованная дева

В день октября, иначе листопада, Когда бесплодьем скована земля, Шла дева чрез пустынные поля. Неверная, она с душой номада Соединяла дивно-чуткий слух: В прекрасно-юном теле ветхий дух.

Ей внятен был звук вымерших проклятий, Призывы оттесняемых врагов, И ропот затопленных берегов, Намек невоплотившихся зачатий, Напев миров, толпящихся окрест, Дрожания незасвеченных звезд.

Но дева с утомленными глазами, Внимая всем, кричащим вкруг нее, Лелеяла безмолвие свое. Поняв одно за всеми голосами, Безгласно холодела, как земля, И шла вперед, чрез мертвые поля.

49. * * *

Сквозь мир случайностей, к живому роднику, Идя по жгучему и гладкому песку, По тайным лестницам взбираясь к высоте, Крылатым коршуном повисши в пустоте, Мой дух изменчивый стремится каждый миг, Все ищет, молится: "О, где же мой родник? Весь мир случайностей отдам я за него, За оправдание мечтанья моего, За радость впить в себя огни его лучей, За исцеление от старости моей".

Возле дыма и огня

Кто ты, чтоб так говорить? – Сложность противоречий. Тирсоде Молина.

50. Кузнец

Ты видала кузнеца? Он мне нравится, мой друг. Этот темный цвет лица, Эта меткость жестких рук, Эта близость от огня, Этот молот, этот стук,Все в нем радует меня, Милый друг!

Я хочу быть кузнецом, Я, работая, пою, С запылившимся лицом Я смотрю на жизнь мою, Возле дыма и огня Много слов я создаю, В этом радость для меня,Я кую!

51. Выше, выше

Я коснулся душ чужих, Точно струн, но струн моих. Я в них чутко всколыхнул Тихий звон, забытый гул.

Все обычное прогнал, Легким стоном простонал, Бросил с неба им цветы, Вызвал радугу мечты.

И по облачным путям, Светлым преданный страстям, Сочетаньем звучных строк За собою их увлек.

Трепетаньем звонких крыл Отуманил, опьянил, По обрывам их помчал, Забаюкал, закачал.

Выше, выше, все за мной, Насладитесь вышиной, Попадитесь в сеть мою, Я пою, пою, пою.

52. Моя душа

Моя душа оазис голубой, Средь бледных душ других людей, бессильных. Роскошный сон ниспослан мне судьбой, Среди пустынь, томительных и пыльных.

Везде пески. Свистя, бежит самум. Лазурь небес укрылася в туманы. Но слышу я желанный звон и шум, Ко мне сквозь мглу подходят караваны.

Веселые, раскинулись на миг, Пришли, ушли, до нового свиданья, В своей душе лелеют мой двойник, Моей мечты воздушной очертанья.

И вновь один, я вновь живу собой, Мне снится радость вечно молодая. Моя душа оазис голубой, Мои мечты цветут, не отцветая.

53. Дух волны

Я слушал Море много лет, Свой дух ему предав. В моих глазах мерцает свет Морских подводных трав.

Я отдал Морю сонмы дней, Я отдал их сполна. И с каждой песней все слышней В моих словах – волна.

Волна стозвучная того, Чем полон Океан, Где все – и юно, и мертво, Все правда и обман.

И я, как дух волны морской, Среди людей брожу; Своей певучею тоской Я всех заворожу.

Огнем зелено-серых глаз Мне чаровать дано. И много душ в заветный час Я увлеку на дно.

И в этой мгле морского дна, Нежней, чем воды рек, Им будет сниться вышина, Погибшая навек.

54. Венчание

Над невестой молодою Я держал венец. Любовался, как мечтою, Этой нежной красотою, Этой легкою фатою, Этим светлым "Наконец!"

Наконец она сумела Вызвать лучший сон. Все смеялось в ней и пело, А с церковного придела, С высоты на нас глядела Красота немых окон.

Мы вошли в лучах привета Гаснущей зари. В миг желанного обета, Нас ласкали волны света, Как безгласный звук завета: "Я горю, и ты гори!"

И в руке у новобрачной Теплилась свеча. Но за ней, мечтою мрачной, Неуместной, неудачной, Над фатой ее прозрачной, Я склонялся, у плеча.

Вкруг святого аналоя Трижды путь пройден. Нет, не будет вам покоя, Будут дни дождей и зноя, Я пою, за вами стоя: "Дух кружиться присужден!"

Да, я знаю сладость, алость, Нежность влажных губ. Но еще верней усталость, Ожиданье, запоздалость, Вместо страсти – только жалость, Вместо ласки – с трупом труп.

Вот, свершен обряд венчальный, И закат погас. Точно хаос изначальный, В церкви сон и мрак печальный, Ты вошла с зарей прощальной, Ты выходишь в темный час.

55. Во власти всех вещей

Я делаюсь мгновеньями во власти всех вещей, И с каждым я, пред каждым я, и царственно ничей.

Восторг придет,– и пьяный я. Придет тяжелый труд. Смотрите: все бежали прочь. Взгляни: я, верный,

тут.

Заблудшую собаку я увижу пред собой, Со зверем зверь, люблю ее. Но, сердце, дальше!

Пой!

О, пой о всех, кто чувствовал бездонную тоску, И вдруг вернись к бесстрастию, как светлый дождь

в реку.

В великое Безликое уйди как бы навек, Хотя без нас там каждый час так много-много рек.

И, вечно твой, всегда с тобой, не изменю судьбе. Но в страшный миг, о, милый друг, я не приду к

тебе.

56. Бретань

Сонет

Затянут мглой свинцовый небосвод, Угрюмы волны призрачной Бретани. Семь островов Ар-Гентилес-Руссот, Как звери, притаилися в тумане.

Они как бы подвижны в Океане, По прихоти всегда неверных вод. И, полный изумленья, в виде дани, На них свой свет неясный Месяц льет.

Как сонмы лиц, глядят толпы утесов, Седых, застывших в горечи тоски. Бесплодны бесконечные пески.

Их было много, сумрачных матросов. Они идут. Гляди! В тиши ночной Идут туманы бледной пеленой.

57. Утопленники

Сонет

Лишь только там, на западе, в тумане, Утонет свет поблекнувшего дня, Мои мечты, как мертвые в Бретани, Неумолимо бродят вкруг меня.

Надежды, осужденные заране, Признания, умершие – стеня, Утопленники в темном Океане, Погибшие навек из-за меня.

Они хотят, в забвение обиды, Молитв заупокойной панихиды. Моих молитв, о, Боже, не отринь!

Ушли. Любовь! Лишь ты уйти не хочешь! Ты медлишь? Угрожаешь мне? Пророчишь? Будь проклята! Будь проклята! Аминь!

58. Проповедникам

Сонет

Есть много струй в подлунном этом мире, Ключи поют в пещерах, где темно, Звеня, как дух, на семиструнной лире, О том, что духам пенье суждено.

Нам в звонах наслаждение одно, Мы духи струн мирских на шумном пире. Но вам, врагам, понять нас не дано, Для рек в разливе надо русла шире.

Жрецы элементарных теорем, Проповедей вы ждете от поэта? Я проповедь скажу на благо света,

Не скукой слов, давно известных всем, А звучной полногласностью сонета, Не найденной пока еще никем!

59. Хвала сонету

Сонет

Люблю тебя, законченность сонета, С надменною твоею красотой, Как правильную четкость силуэта Красавицы изысканно-простой,

Чей стан воздушный, с грудью молодой, Хранит сиянье матового света, В волне волос недвижно-золотой, Чьей пышностью она полуодета.

Да, истинный сонет таков, как ты, Пластическая радость красоты,Но иногда он мстит своим напевом.

И не однажды в сердце поражал Сонет несущий смерть, горящий гневом, Холодный, острый, меткий, как кинжал.

60. Я не из тех

Сонет

Я не из тех, чье имя легион, Я не из царства духов безымянных. Пройдя пути среди равнин туманных, Я увидал безбрежный небосклон.

В моих зрачках – лишь мне понятный сон, В них мир видений зыбких и обманных, Таких же без конца непостоянных, Как дымка, что скрывает горный склон.

Ты думаешь, что в тающих покровах Застыл едва один-другой утес? Гляди: покров раскрыт дыханьем гроз.

И в цепи гор, для глаза вечно-новых, Как глетчер, я снега туда вознес, Откуда виден мир в своих основах!

61. Ожесточенному

Я знаю ненависть, и, может быть, сильней, Чем может знать ее твоя душа больная, Несправедливая, и полная огней Тобою брошенного рая.

Я знаю ненависть к звериному, к страстям Слепой замкнутости, к судьбе неправосудной, И к этим тлеющим кладбищенским костям, Нам данным в нашей жизни скудной.

Но, мучимый как ты, терзаемый года, Я связан был с тобой безмолвным договором, И вижу, ты забыл, что брат твой был всегда Скорей разбойником, чем вором.

С врагами – дерзкий враг, с тобой – я вечно твой, Я узнаю друзей в одежде запыленной. А ты, как леопард, укушенный змеей, Своих терзаешь, исступленный!

62. В башне

В башне с окнами цветными Я замкнулся навсегда, Дни бегут, и в светлом дыме Возникают города, Замки, башни, и над ними Легких тучек череда.

В башне, где мои земные Дни окончиться должны, Окна радостно-цветные Без конца внушают сны, Эти стекла расписные Мне самой Судьбой даны.

В них я вижу, как две тени Обнимаются, любя, Как, упавши на колени, Кто-то молится, скорбя, В них я вижу в быстрой смене Землю, небо и себя.

Там, за окнами, далеко, С непочатой вышины, Смотрит огненное око Неба, Солнца, и Луны, Но окно мое высоко, То, что мне внушает сны.

То, меж окнами цветными, На которое смотрю, В час когда, как в светлом дыме, Я приветствую зарю, И с виденьями родными Легкой грезой говорю.

На другие обращаю В час заката жадный взор, В час, когда уходит к раю Тихий вечер на дозор, И лепечет: "Обещаю, Вновь увидишь мой убор".

На другие я с отрадой Устремляю ночью взгляд, В час когда живет прохладой, Полный вздохов, сонный сад, И за призрачной оградой Светляки меж трав горят.

Так живу, как в светлом дыме Огнецветные цветы, Над ошибками земными Посмеиваясь с высоты, В башне с окнами цветными Переливчатой мечты.

63. К дальнему

Замкнуться, как в тюрьму, в одну идею, Я знаю этот сон, мой дальний брат, Я медленно, но верно холодею, И, раз уйдя, я не приду назад.

Ты отошел в страну без перемены, Оставивши безвольно мир земной, А я себе свободно создал стены, И упоен тюремной тишиной.

Есть в жизни смерть, спокойная, как травы, Хранимые, на память, за стеклом, Иссохший знак утраченной забавы, Пройденная эпоха, перелом.

Седые тесно сжатые виденья До времени с землей разлучены, Они забыть не могут наслажденье, И тайно дышат запахом весны.

Их кто-то чуждый взял своей рукою, И все ж они блаженствуют года. Так как же счастлив я с моей тоскою, Полюбленной свободно – навсегда!

64. От умершего к живому

Скажи ему, что я его люблю, Что я его как прежде понимаю, И, как корабль к чужому кораблю, Взываю в час, когда я погибаю,

К нему, к нему, далекому навек, Бегущему по водам Океана, Чтоб отдохнуть на устьях мощных рек, Средь стройных мачт родного каравана,

Меж тем как я, свой образ изменив, Несоразмерна тяжести влекомой, Забыв, что был и я, как он, красив, Склоняюсь к бездне жутко-незнакомой,

И ветры безучастные молю Протяжностью своих предсмертных звонов... Скажи ему, что я его люблю За то, что он – не слышал этих стонов!

65. Остров Вилиэ-Льявола

Где-то на острове Вилиэ-Льявола, Души есть, лишь пред собою преступные. Богом забытые, но недоступные Обетованиям лживого Дьявола.

Им захотелось разрыва гармонии: Цели испортив, упиться причинами, Розы любя, в их живом благовонии Смертью меняющей встать над долинами.

Смертью пытующей, в вечном течении, Вечною казнью казнить преходящее: Все в отдалении, все в отвлечении, Ярко одно размышленье глядящее.

Ведаю, вы ко всему прикоснулися, Жадные пчелы, стесненные сотами! Что же вы тайны своей ужаснулися, Вы, окруженные стройными гротами?

Жизнь разлюбившие, чувством уставшие, Что же самим вы себе прекословите? Все усмехаясь, как что-то понявшие, Что ж бесполезное не остановите?

То вы мелькнете воздушною ризою, Светлые духи, с улыбкой беспечною, То улыбаетесь с Моною Лизою, Мир осуждая с игрой его вечною.

То прошумите вы звуками Шумана, Стонами Манфреда, неукротимыми, Вновь упадаете, все передумано, Снова смеетесь над снами любимыми.

Кинетесь к слову, кричите Верлэнами, И возвещаете сладость молчания. Беспеременные за переменами, Миг вы мучительный, без окончания.

Старость возвратная, вечность раскаянья, Для непостижности жертва закланная, Самосжигание, мудрость отчаянья, Противоречие, правда обманная.

Без покровительства Бога и Дьявола, Вечно томитесь вы, снам недоступные. О, неподкупные, души преступные, Где-то на острове Вилиэ-Льявола.

66. После бала

Весь полный розовых и голубых мечтаний, Овеян душностью влюбляющих духов, Весь в крыльях бабочек, в отливах трепетаний Полуисторгнутых, но замедленных слов,

Окутан звуками заученных мелодий, Как будто созданных мечтой лишь для того, Чтоб убаюканным шептаться на свободе, О том, что сладостней и вкрадчивей всего,Весь воплощенная полуночная чара, Как пир среди чумы, манящий с давних пор, Как странный вымысел безумного Эдгара, Для нас пропевшего навеки "Nevermore",

Наш бал, раскинутый по многошумным залам, Уже закончил лик сокрытой красоты, И чем-то веяло холодным и усталым С внезапно дрогнувшей над нами высоты.

Да, полночь отошла с своею пышной свитой Проникновеннейших мгновений и часов, От люстры здесь и там упал хрусталь разбитый, И гул извне вставал враждебных голосов.

Измяты, желтизной подернулися лица, Крылом изломанным дрожали веера, В сердцах у всех была дочитана страница, И новый в окнах свет шептал: "Пора! Пора!"

И вдруг все замерли,– вот, скорбно доцветают, Стараяся продлить молчаньем забытье: Так утром демоны колдуний покидают, Сознавши горькое бессилие свое.

67. Разлука

Сонет

Разлука ты, разлука, Чужая сторона, Никто меня не любит, Как мать-сыра-земля. Песня бродяги.

Есть люди, присужденные к скитаньям, Где б ни был я,– я всем чужой, всегда. Я предан переменчивым мечтаньям, Подвижным, как текучая вода.

Передо мной мелькают города, Деревни, села, с их глухим страданьем. Но никогда, о, сердце, никогда С своим я не встречался ожиданьем.

Разлука! След чужого корабля! Порыв волны – к другой волне, несхожей. Да, я бродяга, топчущий поля.

Уставши повторять одно и то же, Я падаю на землю. Плачу. Боже! Никто меня не любит, как земля!

68. Молитва о жертве

Пилой поющею подточен яркий ствол Еще не выжившей свой полный век березы. На землю ниспроверг ее не произвол, Не налетевшие прерывистые грозы.

Она, прекрасная, отмечена была, Рукой сознательной для бытия иного: Зажечься и гореть,– блестя, сгореть дотла,И в помыслах людей теплом зажечься снова.

Но прежде, чем она зардеет и сгорит, Ей нужен долгий путь, ей надо исказиться: Расчетвертована, она изменит вид, Блестящая кора, иссохнув, затемнится.

Под дымным пламенем скоробится она, И соки жил ее проступят точно слезы, Победно вспыхнет вдруг, вся свету предана,И огненной листвой оделся дух березы!

Я с жадностью смотрю на блеск ее огня: Как было ей дано, погибшей, осветиться! – Скорее, Господи, скорей, войди в меня, И дай мне почернеть, иссохнуть, исказиться!

Мимолетное

От острова к острову... Шелли

69. Лесные травы

Я люблю лесные травы Ароматные, Поцелуи и забавы, Невозвратные.

Колокольные призывы, Отдаленные, Над ручьем уснувшим ивы, Полусонные.

Очертанья лиц мелькнувших, Неизвестные, Тени сказок обманувших, Бестелесные.

Все, что манит и обманет Нас загадкою, И навеки сердце ранит Тайной сладкою.

70. Бледная травка

Бледная травка под ветхим забором К жизни проснулась в предутренний час, Миру дивясь зеленеющим взором. Бледная травка, ты радуешь нас.

Месяцу, воздуху, Солнцу, и росам Ты отдаешься, как светлой судьбе, Ты ни одним не смутишься вопросом, Не задрожишь в безысходной борьбе.

Чуть расцветешь, и уже отцветаешь, Не доживешь до начала зимы. Ты пропадаешь, но ты не страдаешь, Ты умираешь отрадней, чем мы.

71. Аромат Солнца

Запах Солнца? Что за вздор! Нет, не вздор. В Солнце звуки и мечты, Ароматы и цветы Все слились в согласный хор, Все сплелись в один узор.

Солнце пахнет травами, Свежими купавами, Пробужденною весной, И смолистою сосной.

Нежно-светлоткаными, Ландышами пьяными, Что победно расцвели В остром запахе земли.

Солнце светит звонами, Листьями зелеными, Дышит вешним пеньем птиц, Дышит смехом юных лиц.

Так и молви всем слепцам: Будет вам! Не узреть вам райских врат. Есть у Солнца аромат, Сладко внятный только нам, Зримый птицам и цветам!

72. Глушь

Луг – болото – поле – поле, Над речонкой ивы. Сладко дышится на воле, Все цветы красивы!

Все здесь нежит глаз и ухо Ласкою веселой. Прожужжала где-то муха, Шмель гудит тяжелый.

Всюду – божии коровки, Розовые кашки, Желто-белые головки Полевой ромашки.

Нежно-тонки очертанья Задремавшей дали... Полно, разве есть страданья? Разве есть печали?

73. Затон

Когда ты заглянешь в прозрачные воды затона, Под бледною ивой, при свете вечерней звезды, Невнятный намек на призыв колокольного звона К тебе донесется из замка хрустальной воды.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю