Текст книги "СквозьК..."

Автор книги: Константин Кедров

Соавторы: Елена Кацюба,Михаил Дзюбенко,Валерия Нарбикова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

… «Нет!» – оглушающе крикнет волна.

«Да…» – отзовется у самого дна

себе самой.

Ты не заметишь,

как променяешь,

ты променяешь! –

всю веру мира

на эту игру с волной.

В слове ЛЮБЛЮ

     две гласных Ю

и ни одной другой.

В 1983 году мы с Костей провели лето в Малеевке, в Доме творчества. В солнечную погоду мы плавали на лодке по пруду, над которым летали стрекозы. А в прозрачной воде медленные улитки сплетались в шевелящиеся гирлянды. Костя написал поэму «Заинька и Настасья» прямо сразу, в те же дни. А у меня прошло лет пять, когда вдруг всплыл из непонятных глубин текст, состоящий из тех же самых «первоатомов», но совершенно другой. О = зеро

Улитка вне… чего?

Улитка вне себя?

Едва ли

когда бы свой каркас

собою вы назвали.

Улитка вне… вне черепа,

как любопытный мозг,

ловя лучи в себя насквозь.

Улитка вне небес?

Как небо вне воды,

как музыка – везде.

а нотный стан ей старт.

Ночной озерный лак роялен,

реален

плеск и шелест в нем,

но днем

иные ноты:

до ос, и т-ре-ск стрекоз,

и водяных жуков лихое ралли

на отраженьях облаков.

Улитка – ключ,

которым заперт мир внутри спирали,

улитка вне времен,

улитка – воин,

рогатый страж

бездонного ноля.

Однажды мы зашли к Лере. Она писала новый роман. На белом круглом столе лежали желтоватые листы бумаги, покрытые строчками, выведенные простым серым карандашом. На полу лежал сияющий прямоугольник окна, перекошенный солнцем в параллелограмм. Пока мы разговаривали, я машинально просмотрела несколько листов, не вникая, и за разговором на таком же листе карандашом написала текст: Караван

Ш-у-у-у-у песка

Ш-о-о-о-о шага

Оса солнца

Хо-о-о-о-о горбов

О-о-о-о-х следов

Скольженье верблюда в игольное ухо луча

шатают челюсть перевесом губы горбы

горизонт изогнут шеей

дорога между ушей

колокольчик клокочет

в черепе света

дыры тьмы

зрачка узор

стелет ковер

песчинка к песчинке

Пузырек слюны  –

зеркальный шарик

летает лопается

оставляя кружок – кольцо

наискосок

тень через лицо

Какое это имело отношение к тому, что писала Лера, и какой именно это был роман, я не знаю. Словно луч преломился во множестве призм и эеркал и принес издалека неожиданное отраженье. Вот так же и происходило наше общение. Впечатления были общие, но мы сами, как призмы, преломляли их по-своему.

Когда у Леры начинались сложности в семейной жизни, она перебиралась к маме, прихватив кофемолку. Так и курсировала туда – сюда. Старенькая кофемолка, включенная в сеть, гремела и подпрыгивала. А Лера сказала:

– Моя поджелудочная железа кричит:  «Сейчас меня снова обольют кофе!»

Потом я с удивлением обнаружила следы все этого в своем тексте:

Ожог

Коричневый Будда  в стеклянном столбе

улыбается прямо в сердце тебе.

Бездна,

бархат,

базука,

бизоны,

бум-бум-бум.

Утренний душа шум

она спешила сменить

на шелест бразильских зерен.

Ты видел –

кофейный монстр,

целовал ее в губы, горло

и всю изнутри.

Трижды блюдце перевернулось,

разломилось на две луны,

когда она улетала в форточку

верхом на кофейной мельнице

по ночному смеясь.

Ты не умер,

просто прошел языком по линии жизни,

напрочь сожженной

на полигоне ладони.

В середине 80-х мы часто смотрели спектакль по пьесе Ионеско «Стулья». Его ставил и играл актер Зайцев на разных площадках по всей Москве. Билеты распространялись через друзей и знакомых. Периодически кто-нибудь звонил и спрашивал: «Хотите посмотреть «Стулья» Ионеско?» Мы всегда хотели и всей компанией ехали в очередной клуб или Дворец культуры на очередную окраину. Спектакль шел без всяких декораций, на сцене ни одного стула, актеров двое: Зайцев и его партнерша. Хотя нет, в самом финале появлялся еще один актер. Но возникало ощущение, что на сцене полно народу, а стульями забито абсолютно все пространство зала. В результате у Кости возникла поэма «Венский стул». А на Галиных картинах стулья стали жить своей таинственной жизнью, устраиваясь по-своему и умножаясь-размножаясь  только им известным способом. Короче, стулья стали членами семьи, реагируя скрипом и потрескиваниями на слова и эмоции сидящих на них людей. Самые чувствительные иногда не выдерживали. Однажды художник Дима Шевионков, сидя посреди комнаты, как-то очень уж язвительно пошутил. Стул тут же распластался под ним, и Дима оказался лежащим на полу, как бы на носилках. Второй случай был еще более выразительный.  Мы устроили у себя на Артековской домашнюю презентацию книги «Поэтический космос». Среди гостей был писатель Юрий Мамлеев. Журчал общий нейтральный разговор, и как-то прорезалась тема Израиля, тогда все еще экзотическая. Вдруг на слове «Магендовид» раздался страшный треск – Мамлеев приземлился на пол, а по всей комнате разлетелись обломки складного стула.

В огромной бывшей коммуналке художницы Гали Мальцевой мы всегда во что-нибудь играли. Однажды в  шекспировского «Короля Лира». Студент Щукинского училища Юра Мельницкий был режиссером. Его коронная фраза  – «разойдитесь по углам!» – надолго застряла в нашем лексиконе. Корделию изображал художник Андрюша Бондаренко. Наряженный в свадебное платье Гали, он старательно подметал веником пол, не обращая внимания на режиссерские вопли. Я предпочла быть сразу двумя  вредными сестрами и шныряла по комнате в детской деревянной повозке на колесиках, возмущая режиссера непредсказуемостью поворотов. Костя – король Лир – сидел в кресле у камина и умирал со смеху. Это был самый веселый король Лир на свете. Посреди комнаты стояла стремянка – единственная декорация. Андрюша-маленький, Галин десятилетний сын, напялил засаленный пиджак и помятую шляпу и под шумок взгромоздился на верхнюю ступеньку. Там он раскрыл тетрадь и начал читать «лекцию», не обращая внимания на шум. Не знаю, где он мог слышать такую лекцию, но это был один к одному лектор общества «Знание»! Та же кривоватая поза, тот же остекленелый взгляд, та же нудная, усыпляющая интонация. Да и смысл был тот же, то есть никакого. На некоторое время наступила тишина. Все ошеломленно слушали. А потом зашикали, завопили, затопали и согнали довольного Андрюшу с лестницы. В финале художник Юра Косаговский облился соком, и Галя дала ему сухую рубашку, но без пуговиц. «Юра, какой у тебя замечательный пупок!» – воскликнула Лера. Юра, находившийся в паузе между двумя женитьбами, понял это, как призыв,  и принялся гоняться за Лерой по комнате. Лера убегала, приговаривая: «Юра, успокойся, успокойся!» Наверное, в результате всего этого однажды появился мой текст «Король лир».   Король лир

(Музыкальная шкатулка)

Король

Я – король лир.

Королевство лир – мой мир.

У меня три дочери-лиры:

Лора, Лара, Лера.

Когда молчат,

они голы,

мелодия – платье их,

одевает мелодия тело.

Лиры – Лора, Лара,

Лера – лира.

Первый рыцарь

Лир король, отдай мне Лару.

Горло Лары – клад,

в нем клавишный лад,

в нем даль рыданий,

в нем ларго смеха,

Лара – ларь ладана.

Кларнета!

Второй рыцарь

Лору мне, Лору, король,

королевну оленей.

Кровь моя бродит

и бредит лишь Лорой.

Лорою я обескровлен,

кров мой разломан,

ором колонн оглушен.

Лору мне, Лору!

Третий рыцарь

Лера лезвия резвей,

розовее резеды.

Лера – времени реле,

мне отмеривает жизнь.

Лера – лес заповедный,

ребенок речного плеска.

Лера – клевер и клен,

Лера – ревность.

Я – Леры орел.

Лиры

Слушайте, рыцари лир!

Друг в друга играя,

друг друга ревнуя,

мы круг свой замкнули

скрипичным ключом.

Придите к нам,

нами играйте,

войдите в наш круг

и разбейте

лады

ради любви.

Рыцари.

Три рыцаря, три лиры –

два трио.

Упругое эхо

скачет орехом

в горле звенящей подруги.

Вместим ли друг друга?

В уключинах меч мой скрипит

о моей триединой невесте.

Вместе, вместе

лиры – Лора, Лара,

Лера – лира.

Графика Дмитрия Шевионкова

Хотя Лера имеет слабость к гитаропоющим бардам, сама она, конечно, не гитара, а лира. Гитару берет, кто попало, играет, как попало и где угодно. А лира – это нечто загадочное, редкое, тонкое. Если верить справочнику, то лира – «один из древнейших типов музыкальных щипковых инструментов, струны которого натягиваются параллельно резонансному корпусу». Непонятно, но красиво. Вот так Лера щиплет свои струны – слова, и возникает вселенная из мыслей и чувств, которая резонирует с любым, кто не прикован намертво к решетке житейского пространства и времени.

А весь наш «каминный период» сосредоточился для меня в одной, совершенно четкой строке: «Пламя живет в глазах, глядящих на пламя».

Именно в этот период выскочил, как чертик из коробки, «Петрушка-гомункулус». Студент Литинститута Володя Миодушевский, драматург и кукольник, работал тогда в кукольном театре Уфы. Ему так понравилась эта пьеса, что он решил поставить ее у себя в театре. Изготовил кукол и стал потихоньку репетировать. Но вскоре об этом проведало начальство и грозно спросило:  «Вы, говорят, подпольный спектакль затеяли. Что это еще за  Хамункулюс?»  Но спектакль все-таки состоялся. И, конечно, в квартире у Гали.

Тогда же начала сама собой образовываться суперпоэма «Свалка», а потом возникли Палиндромические словари, зеркальная художница Анна Реттер, поэтическое исследование «Цветные шахматы». Варианты игры были опробованы нами в писательском Доме творчества в Ялте, в безалкогольном баре (это был 85-й год), где канарейки насвистывали мелодию из «Пинк Флойда», а мы пили кофе и горячий шоколад. Ялтинский поэт Сережа Новиков приносил нам в толстом портфеле крымские вина. …И еще множество текстов, которые потом сложились в мою книгу «Игр рай». Это и был наш игр рай, из которого вылетел на прозрачных крыльях ДООС – Добровольное общество охраны стрекоз.

Первое поэтическое выступления ДООСа состоялось в Манеже, на одной из выставок. Назвать нашу группу этой строкой из стихотворения Константина Кедрова пришло в голову поэтессе Людмиле Ходынской.

ЗОЛА КРЕЗА

Об Анне Реттер мы впервые узнали из русско-английской энциклопедии «Зеркала в живописи»:

АННА РЕТТЕР –  худож. рус. происхож., живописец, график; работы подписывает также псевдонимом “Агния-Инга”. Составной частью произведений, подобно иероглифам в изобр. иск-тве Дальнего Востока, являются палиндромы на рус. яз. Наиболее крупная коллекция работ представлена в галерее “Герц-Арт”, Москва, 1991, Издатели не располагают достоверными сведениями о личной жизни художницы, однако существует предположение, что А.Р. – коллективный псевдоним группы художников.

Дополнением может послужить заметка в еженедельнике “МегАРТполис”, известном сенсационными, не всегда достоверными сообщениями:

«Бесспорным лидером зрительского интереса на вернисаже в галерее «Герц-арт» оказалась работа Анны Реттер «Рыбачки». Сначала вы видите мечтательную черноволосую девушку в лодке. Тонкой рукой она неуверенно поднимает острогу. В небе над водой огромная звездная Рыба. Вторая Рыба – отражение в воде. Внизу палиндром: «Алина рыбу бы ранила». И вдруг картина меняется: мощная белокурая дева решительно направляет острогу к небу.  Иначе читается и надпись:  «А Лиза рыбу бы разила».  Забавно было видеть, как наша, обычно столь скептическая публика бегает вдоль картины с криками: «Лиза!» – «Алина!» – «Есть Лиза..!» – «Нету Алины!..»  Сама художница, говорят, на выставке присутствовала, хотя никто не может сказать этого определенно. Некоторые утверждают, что иногда ее отражение видели в зеркалах. Одному журналисту она даже сказала, что в своем творчестве придерживается принципов зеркаль-психологии».

За всем этим стоит определенная реальность. Так называемая зеркаль-психология сформировалась в недрах отечественной науки в начале века. Эта группа ученых нашла впоследствии приют среди генетиков и вместе с ними в 30-х годах подверглась гонениям по обвинению в идеализме и поповщине.

И действительно, аксиомой для зеркаль-психологов было представление о возникновение мира по библейскому варианту.  В сознании абсолютного большинства людей начала века данная модель не имела альтернативы.  Если сознательно человек со временем начинал думать иначе, подсознательно он продолжал воспринимать мир по  изначальным, детским представлениям.  Отсюда главный вопрос:  когда в мире появилось зеркало, то есть отражение? И ответ: когда Бог создал человека, то есть зрение. Сам Бог не нуждался в зрение, чтобы видеть. Он также обладал и отражением, но был с ним неразделен. Следовательно, первый акт Творения – это разделение Творца и его Отражения.

Вот здесь мы и обратимся к творчеству Анны Реттер, к триптиху «Встреча» с палиндромом: «Я и ты – балет тела бытия».

Левая часть триптиха – нагромождение разноцветных туч, бесформенных световых масс. Они организуются – стягиваются в радужное кольцо, где возникает перетяжка, как в клетке, начавшей делиться. В правой части – зеркало и две радужные фигуры, летящие сквозь него, прочь друг от друга. В них мы узнаем Бога и Адама с фрески Микеланджело. Бог увидел себя в человеке, человек увидел себя в боге, но это встреча – прощание.  В середине распятие. В нем человек соединился с Богом – зеркало и отражение снова вместе.

Как видим, полной симметрии «образа» и «подобия» здесь нет. Это соответствует утверждению зеркаль-психологии о не полной идентичности предмета и отражения. Как перевод с одного языка на другой имеет неизбежные расхождения с оригиналом, так и любое отражение энного порядка может совершенно измениться относительно первоначального облика.

Второй всплеск активности зеркаль-психологии последовал в конце 40-х. Распространившись среди кибернетиков, она исчезла из поля зрения во время очередных гонений.

Любое открытие зеркаль-психологов всегда вызывало бурную реакцию. Их обвиняли, например, в отрицании роли общества и коллектива, а также в снижении общей производительности труда в стране и даже падении рождаемости.

Дело вот в чем. Согласно одному из положений зеркаль-психологии человек воспринимает свое первое отражение как самого себя. Но с отражением следующего порядка (отражением отражения) отчуждение возрастает. Надо уже делать усилие, чтобы скоординировать свои движения с движениями двойника. Таким образом, чем больше отражений, чем труднее контакт с самим собой, тем полнее восприятие – ощущение в одном себе целой человеческой общности.

Одно из утверждений вызвало прямо-таки истерику. Зеркаль-психологи заявили, что цель науки – сознательное уничтожение жизни. Родоначальником этого процесса они назвали Архимеда. По их мнению, высказывание: «Дайте мне  точку опоры, и я переверну мир», – следовало понимать буквально. Во всяком случае, искал эту точку в зеркалах... и корабли сгорели.

Здесь мы опять обратимся к произведению Анны Реттер. Это объект «Зеркала Архимеда» с палиндромом: «Ад – ром Архимеду, Бах эха; будем и храм – орда».

Это сооружение из стеклянных и металлических трубок, воронок, блестящих искривленных поверхностей, красных и черных зеркал, золотых черепов с хрустальными глазами. Объект снабжен акустическим устройством, оно превращает  слова и дыхание рядом стоящего зрителя в жуткий вой, стон, хрип. Кроме того, объект периодически выбрасывает нестерпимо яркий луч, травмируя зрение. Мало кто решается подходить к нему второй раз.

Мифологию зеркаль-психологи тоже рассматривали под особым углом. Их любимое предание гласило, что первая пирамида в Египте была зеркальной. Утверждалось, что она и сейчас находится там же и все миражи в мире происходят от нее.  А с вершины  можно увидеть все зеркала на свете – зеркальный лабиринт. Если поднимешься на пирамиду, пройдешь по лабиринту и вернешься к себе – станешь бессмертным. Объясняется это тем, что отражение лишает предмет материальной сущности, а потому с ним возможны изменения нематериального порядка.

Именно об этом работа Анны Реттер «Ученица Пифагора» – довольно длинный свиток, имитирующий папирус, с палиндромом «Вел ее Лев».

Вначале перед нами девушка, склонившаяся над чертежами. Далее мы видим ее выходящей из дома в сопровождении темнокожего слуги. Затем они же, выезжающие из городских ворот. Потом песчаная буря, последняя капля воды, оазис, оказавшийся миражом, спасительный караван. Ночью при лунном свете девушка производит вычисления и, пустившись в путь, утром обнаруживает следы льва. Они странным образом совпадают с направлением ее движения. Путники следуют к цели в смущении и страхе. И, наконец, девушка стоит как бы на краю света: перед ней и внизу, и вверху небо. Это и есть зеркальная пирамида. У подножия  ожидает бессмертная жрица Терифирет, возле ее ног возлежит лев. Тут только девушка понимает, что это и есть день осеннего равноденствия между Львом и Девой (там он находился во времена Древнего Египта). Теперь жрица должна провести ее по зеркальному лабиринту. Но, минуя одно из зеркал, девушка засмотрелась на красивого юношу и чуть-чуть задержалась. Увидев ее, юноша от неожиданности выронил зеркало. Оно разбилось. Девушка очнулась  в незнакомой комнате, а над ней склонился юноша из того самого зеркала – сосед, давно влюбленный в ученую геометристку. Она же, занятая вычислениями, ничего не замечала. Дверь в бессмертие закрылась, но зато девушка обрела счастье в земной жизни. Правда, говорят, что с тех пор она видит мир отраженным – перевернутым.

Так заканчивается свиток. Но предание гласит: если вам, когда вы смотритесь в зеркало, вдруг покажется, будто бы там что-то промелькнуло, знайте: это Терифирет снова ведет кого-то по зеркальному лабиринту.

Об астрологии у зеркаль-психологов тоже было свое, весьма своеобразное представление. Они особо выделяли те созвездия Зодиака, где, по их мнению, подразумевалось отражение. Это водяные знаки – Рыбы, Рак, Скорпион, а, кроме того, Водолей и Близнецы. С традиционным изображением последнего они были решительно не согласны и рисовали его Нарциссом, влюбленным в свое отражение.  О Рыбах же говорили: одна в небе, а другая – отражение в воде (вспомним картину Анны Реттер «Рыбачки»). Водолей же представлялся им облаком или тучей.

Большие надежды зеркаль-психологи возлагали на архитектуру. Один из них – архитектор и художник Игнат Танги (скорее всего, палиндромический псевдоним) – взялся выстроить дом «из архитектурных наваждений и магии зеркал» (так значилось в проекте),  чтобы «познать полноту пространства-времени».

Проект осуществили. Архитектор вошел в дом, вскоре за ним последовали сотрудники, но сразу растеряли друг друга, потому что не могли отличить зеркальных дверей и коридоров от настоящих, долго блуждали и неожиданно все встретились в одной комнате. Архитектор сидел в кресле перед камином, которого в комнате не было, и смотрел в зеркало, в котором не отражался. Зато в нем отражались бронзовый светильник в виде девушки с факелом и китайская фарфоровая ваза, которых тоже не было в комнате. Архитектор утверждал, что на самом деле это две реальные девушки, которых воплотила магия зеркал. Встретив их в этой комнате, он познал полноту времени и пространства.

Впоследствии Игнат Танги пытался описать свое зеркальное приключение. Там была девушка из бронзы, которая прикрывала ладонью огонь, а «между пальцев светилось золото, как кровь в живой руке». И другая – «изваянная вазой, влажная внутри». Еще были бокалы, «такие большие и прозрачные, что их выдавали только блики света на выпуклых боках». И вино, в котором «вспыхивал золотой лев», и прочее тому подобное, обычный романтический набор.

Единственное, что здесь привлекает внимание, это имена девушек: Агния и Инга (вспомним псевдоним-палиндром Анны Реттер – Агния-Инга). К тому же имя Игнат – «рожденный огнем» – созвучно имени Агния, происходящее от «агнец» и восходящее к «Агни» (огонь). Не исключено, что Игнат, испытав среди зеркал психологическую инверсию, ощутил себя огненной женщиной. Но поскольку огонь – мужское начало, то женская суть явилась ему в виде девушки Инги – вазы, наполненной водой (Инга – перевернутое «Агни»). Таким образом, он соединил в себе Инь и Ян, действительно познав полноту бытия.

Но вообще зеркаль-психологи считали художников людьми ограниченными, Те, по их мнению, не использовали данный им от природы дар отражения. Идеалом у них считался придуманный Оскаром Уайльдом Бэзил Хэллуорд, который нарисовал портрет Дориана Грея. Они также активно поддерживали версию о том, что Леонардо да Винчи изобразил в Монне Лизе самого себя, пройдя через серию отражений.

Случился в их истории существенный прокол, который всячески замалчивали. Это знаменитая история с пустым зеркалом.

Проводился эксперимент. Добровольца запирали в комнате, предварительно внушив под гипнозом, что его самого в комнате нет. Через микрофон спрашивали, что видно в зеркале. Ответы были однотипны: «В зеркале я вижу стены, дверь...» Или: «Я вижу комнату, в которой меня нет». Так продолжалось, пока один из испытуемых не заявил; «Зеркала здесь нет, я вижу только «Черный квадрат» Малевича».

Но Малевич был под запретом, а зеркаль-психология в расцвете. Поэтому эксперимент признали бесперспективным и заменяли обязательной для всех сотрудников ежедневной медитацией перед зеркалом. Текст утвердили следующий:

«Я запираю дверь, задергиваю шторы, встаю перед зеркалом, закрываю глаза. Передо мной то, чего никто никогда не видел – пустое зеркало. Открыть глаза!»

Предполагалось, что за долю секунды тайна может приоткрыться. Но вскоре у сотрудников начались нервные срывы. За долю секунды они успевали увидеть нечто совсем неожиданное: собственный череп, обратную сторону луны, себя в материнской утробе и тому подобное. Так что когда разрешили Малевича, зеркаль-психология сама превратилась в предание. Говорят, что она по-прежнему существует, но основательно засекречена.

В свое время зеркаль-психологи утверждали, что нет таких научных истин, которые не были бы освоены современным искусством. Анна Реттер, вводя в свои произведения реминисценции из работ художников разных эпох, подчеркивает, что искусству эти истины известны изначально.

Рассмотрим картину «Полнолуние».

Перед нами море. Оно слегка волнуется. По берегу бегают мужчины и женщины с зеркалами в руках, ловят луну и перебрасывают ее отражение друг другу. Палиндром гласит: «Волн улыбка как бы лун лов». На переднем плане три фигуры, Их расположение и позы напоминают ангелов «Троицы» Рублева. Перед ними зеркало, в зеркале, как чаша, луна. Группа освещена лунным светом сверху (самой луны на картине нет) и отраженным – из зеркала. В них глубокая печаль: луна в зеркале так же недостижима, как и в небе, хотя ее можно коснуться рукой.

Упомяну еще одну работу Анны Реттер: зеркало и на нем палиндром – «А зеркало – зола Креза». Одно время  это было чем-то вроде девиза зеркаль-психологов. Крез – богатейший человек античного мира, символ земного успеха и благополучия. Но зеркала, бесконечно умножая его богатства, словно смеются над миром материальным, ограниченным в своих возможностях.

Закончив на это свое сообщение, хочу предложить библиографию литературных произведений, где зеркала или отражения являются составной частью сюжета или всей образной системы. Список это далеко не полон, но каждый может его продолжить по собственному усмотрению.

В.Брюсов «В зеркале»

М.Гарднер «Этот левый, правый мир»

Г.Гессе «Степной волк»

Э.Т.Гофман «История о пропавшем отражении»

С.Есенин «Черный человек»

В.Жуковский «Светлана»

С.Кирсанов «Зеркала»

Конст. Кедров «Зеркало».

Л.Кэрролл «Сквозь зеркало и что там увидела Алиса»

Г.Майринк «Ангел Западного окна»

В.Набоков «Бледное пламя» (пер. С.Ильина), «Приглашение на казнь» (о нетках)

В.Нарбикова «Ад как да»

М.Панич «Хазарский словарь»

Г.Петрович «Атлас, составленный небом»

Олшеври «Вампиры»

А.Н.Толстой «Калиостро», «Гиперболоид инженера Гарина»

Л.Толстой «Война и мир» (гадание Наташи)

О.Уайльд «Портрет Дориана Грея»

Цао Сюэцинь «Сон в Красном тереме»

А.Чехов «Черный монах»

У.Эко «Имя Розы».

ЦВЕТНЫЕ ШАХМАТЫ

Сегодня мы знаем только один вариант шахмат – черно-белые. Но когда-то шахматы были еще трехцветные и четырехцветные.

Трехцветная доска состояла из черных, белых и серых клеток, а игра в целом отличалась от теперешней только одной особенностью – так называемой «запретной клеткой». Она определялась с помощью игральной кости и помечалась красной фишкой. Если фигура попадала на эту клетку, игрок пропускал ход.

Даже в черно-белой игре известен необычный вариант: черные фигуры на черных клетках, белые на белых. Но такая  игра считалась разнополой, в нее мужчины играли только с женщинами. Хотя фигуры переставлялись обычным способом, возникали определенные сложности, отчего игра затягивалась на неопределенное время. Говорят, ни одной партии не удалось довести до финала: мужчина и женщина настолько сближались в процессе игры, что просто забывали ее закончить.

Четырехцветные у серьезных игроков вообще шахматами не считались, но  имели невероятную популярность в ХVIII веке. Игра была чем-то средним между шахматами, фантами и картами – фигуры четырех цветов на четырехцветной доске.  Играли в нее и вдвоем, но обычно вчетвером: два кавалера против двух дам. Каждая «съеденная» фигура сопровождалась загадкой или поцелуем, Так что если между партнерами возникало достаточно сильное притяжение, игра просто превращаюсь в современную «бутылочку». Если же отношения участников были напряженными, то игра могла принять даже печальный оборот. Нередки были случаи, когда одна из дам бросала игру и убегала в слезах, так как оба партнера начинали яростно «пожирать» исключительно фигуры ее подруги. А для молодых людей матч мог закончиться дуэлью. Друг против друга играли также супружеские пары. Зная легкомысленные нравы куртуазного века, мы догадываемся, что проходили они весело и заканчивались мирно и к всеобщему удовольствию.

Сами доски и фигуры были необыкновенно красивы. Модники и модницы имели наборы для игры, расписанные собственноручно. Дамам нравились цветы: красная, белая, розовая и чайная розы или жасмин, левкой, нарцисс и тюльпан, Кавалеры предпочитали символы и цвета четырех стихий: земля (черный), воздух (белый), вода (синий) и огонь (красный). Нередко доски и фигуры заказывались ювелирам, которые делали их из драгоценных камней и металлов. Когда же мода на цветные шахматы прошла, наследники  переделали их  в украшения.

Прежде чем начать игру, выбирали доску, для чего бросали жребий. Если игра ладилась и заканчивалась быстро, игроки переходили ко второй доске, третьей и четвертой. Начинать игру в пятый раз считалось неприличным, как и играть на деньги.  В игральный набор входила также маска, так как игра была особенно популярна во время карнавалов. Партнеры могли обменяться досками, чтобы потом узнать друг друга. Известен случай, когда одну такую юную пару  разлучили сразу после карнавала. Девушку выдали замуж, и она много лет хранила доску, тайно вздыхая о неведомом партнере. И вдруг однажды доска случайно попала в руки ее мужа. Побледнев, он спросил: «Откуда это у тебя?» Бедная женщина заплакала и рассказала об этом давнем происшествии. Не говоря ни слова, муж вышел и вернулся с той самой шахматной доской, что она подарила неизвестному молодому человеку. Мало того, он принес еще и маску, в которой  резвился на карнавале в ту ночь! Оказалось, что и он продолжал вспоминать ту чудесную игру и исчезнувшую партнершу.

К началу Х1Х  века  цветные шахматы почти забылись, Довольно долго они существовали в монастырях. Естественно, что о поцелуях не было и речи, а загадки были исключительно нравственного содержания. Например, угадать имя святого по его атрибутам. Говорят, Грегор Мендель открыл генетический код именно за игрой в цветные шахматы.

В начале ХХ века возник вариант игры втроем. Но с началом Первой мировой войны и эта последняя искра угасла окончательно.

–

МИХАИЛ ДЗЮБЕНКО

Стрекозы, охранники и медведь в кедровом лесу

(Фрагменты книги, которая никогда не будет написана)

Homo homini anizoptera est.

Женбла, кот сепотил йес рим

В оге нитумы коворые.

Дорфе Чевтют, Налее Бацюка

все равно тебя схватят со всех сторон

во все стороны разнесут растащат

кто руку кто ногу кто голову  кто глазницу

Тинстанкон Вордек

Никакого ДООСа я не знаю. Первый раз слышу. Я знаю Кедрова. И для меня 2004 год – тоже в каком-то смысле юбилейный, но в другом: 20 лет, как мы познакомились. 20 лет моей новой жизни. Произошло это в Доме творчества писателей «Ирпень» под Киевом. В том самом Ирпене, про который Пастернак писал: «Ирпень – это память о людях, о лете…»

Студент филфака МГУ, окончивший первый курс, я бредил тогда Пастернаком, написал по нему первую курсовую работу. Когда мой отец, Александр Григорьевич Коган, исследователь военной литературы, объявил мне, куда мы едем, я ожидал этого как чуда: в месте, где побывал Пастернак, не могло не произойти чудес.

Дом творчества состоял из двухэтажных корпусов с несколькими номерами. Мы с отцом жили на втором этаже одного из таких корпусов, а на первом, прямо рядом с лестницей, жила пара: он – бородатый, с умным лицом; она – с огненным насмешливым взглядом, черными распущенными волосами. Святой и ведьма. Что-то в них было нетипичное. Но я, юный интроверт, не сразу и обратил на них внимание. А потом – так, отметил про себя…

Однажды вечером отец после ужина задержался дольше обычного; пришел в номер, когда уже стемнело.

– Где ходил? – спросил я с любезной любознательностью пыточных дел мастера.

– Стояли с Кедровым, разговаривали о Федорове.

Две незнакомых фамилии сразу! А я-то был уверен, что знаю словарный запас своего отца вдоль и поперек: Гудзенко – Лазарев – Шубин – Алтаузен – Кондратович – Кондратьев – Пузиков – Сарнов… Да, еще Симонов и Твардовский.

– А кто такой Кедров?

– Живет под нами с женой, такой бородатый.

– А кто он? Что он пишет?

– Он преподаватель Литинститута. Обещал дать почитать свои статьи.

«Преподаватель Литинститута»… Кислая рекомендация.

– А кто такой Федоров?

– Был такой философ Николай Федоров в начале века. Проповедовал воскрешение мертвых.

– В каком смысле?

В прямом. Что всех мертвых надо воскресить.

Подумать только! Мой отец, убежденный атеист, материалист, коммунист со стажем, два часа разговаривал про воскрешение мертвых?! Да я таких слов от него отродясь не слышал! И что, они теперь все в Литинституте об этом пишут? Что же это за Кедров такой, который сподвиг моего отца на подобный разговор?

– Как его зовут?

– Константин Александрович.

– Если он даст тебе статьи, дай мне тоже почитать.

Через день в моих руках были две статьи – «Звездный сад» (о Блоке) и «Восстановление погибшего человека» (о Достоевском). Жизнь перевернулась.

Что было до этого? В некоторых отношениях образцовая, а в других – совсем провальная семья. Размеренное, благополучное, но скучноватое, задавленное школой детство и отрочество. Русская и зарубежная классика, советская литература. Антисоветские разговоры (как, наверное, в каждой второй интеллигентской семье). Классическая музыка. Воспитание хорошего, традиционного вкуса.