Текст книги "СквозьК..."

Автор книги: Константин Кедров

Соавторы: Елена Кацюба,Михаил Дзюбенко,Валерия Нарбикова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

А вечером, как ни странно, я оказалась в том же кафе, где не было ни одной женщины, кроме  автора этих строк.

Но вот что странно! Среди мужчин я видела не то что женщин, это были некоторые производные, то есть, как бы сказать, забыла, как это называется, когда число не может разделиться, и получается такой остаток, который до конца разделить невозможно, то есть такая неудовлетворенность пола, такой бесконечный остаток, потому что когда мальчик и мальчик –  у них одно и то же, а когда мальчик с девочкой – у них разное, а в сторону Христа Спасителя – у них пробки.

А люди говорят:

«как пить дать»

значит есть вода.

А люди говорят:

«ты плюнул мне в душу»

значит есть душа.

А люди говорят: «с милым и в шалаше рай»

значит есть рай.

А люди говорят: «гореть тебе синим пламенем»

значит есть синий свет, про который люди говорят.

А люди говорят: «мы пахали».

Значит есть мы и значит они пахали.

А люди говорят: «царствия небесного»

значит есть царство, про которое знают люди, что оно царство.

А люди говорят: «с миру по нитке».

значит есть мир, есть нитки, и есть люди.

А люди говорят: «скатертью дорожка».

Скатерть? накинутая на эту дорожку? про которую люди говорят?

«На чугунной плите написано:

... член   Общества Геттингентских северных антиквариев

почётный попечитель и многих орденов кавалер...

Ни слова о воображаемой геометрии»

И 3 П О Д В Ы В Е Р ТА. . .

–

Масса цветка

равно цвету мазка

у Пикассо

где акварель –

это стрекозы полет

и цветок остановлен полотном

На нем

барельефы ревнуются

и повинуются

жесту смотрящей

Лента Мебиуса

вплетенная в ее косы –

это встреча на острие осы

наматывающей ленту Мебиуса

на небо глобуса

Людмила Ходынская

–

Они вышли через черный ход, откуда обычно выходят на улицу кошки. На уличных часах, на обломках стрелок сидели две птицы. Часовая птица точно показывала четыре. Минутная колебалась между четвертью и половиной, но все вместе обозначало, что шел пятый час утра. Холод суеверно, как и во все времена, прятался в рукавах пальто и у самой шеи. К веревкам сначала большие, потом помельче, помельче, помельче, были припечатаны носки. Урна, не снимая перчаток, достала из сумочки бутылку белого вина и, улыбаясь, протянула ее Сокра.

Валерия Нарбикова. Фрагмент романа из жизни ДООСа

–

КОНСТАНТИН КЕДРОВ

Компьютер любви

Версия 1994 г. Графическое исполнение автора

Лауреат премии GRAMMY.ru в номинации «Поэзия года» 2003 – поэт, доктор философских наук Константин Кедров в 1984 г. создал один из шедевров поэзии поэму «Компьютер любви», философская тема которого остается актуальной до сих пор. Взаимное  отображение человека и внешнего мира.

Другие публикации поэмы: «Компьютер любви» (оформление А.Бондаренко и Дмитрия Шевионкова). – М., Худож.лит, 1990. «Поэтический космос». – М., Сов. писатель, 1989. «Лонолет». – М., Изд. ДООС, 1988. «Транстарасконщица». – М.– Париж, Вивризм, 1989.

«Порыв». – М., Сов.писатель, 1990. «Компьютер любви» (с фотоиллюстрациями Алексея Годынова). – М., Рекл.агентство «Бегемот», 1995. «Метаметафора». – М., Изд. Елены Пахомовой, 1999. «Или» Полное собрание поэтических сочинений. – М., Мыль, 2002.

«Черный квадрат» (на рус. и фр. языках; пер.на фр. Кристины Зейтунян-Белоус). – Париж, Изд. Ассоцации русских художников Франции, 1991.

«Верфьлием». – М., Изд. Р.Элинина,  1991.

«Вруцелет». – М., ЛИА ДОК, 1993.

«Алмазный фонд. Три ДООСа». – М., Изд. ДООС, Изд.Р.Элинина, 2003.

Заинька и Настасья

Растерянно стрела летела

не задевая тела

летела вдаль стрела ночная

дробя осколки дня.

Я ни о чем не думал дольше

чем веер четырех сторон

растягивалось вдаль пространство

там я летел

Кому принадлежит сей остров

сия страна

Корабль распахнутый как поле

из ничего

он втиснут в кромку голубую

из этих фей

навеянных прохладой горькой

лугов стогов

Дарован бабочке небесной

древесный плот

она распахивает двери своих двух  крыл

и вовлекая все пространство в свои слои

плывет та теневая фея из сдобных сот

Как голубь начинал ворклив

дробить свой звон

на самом дне всего пространства

мой сонный сын

Негеют голуби из грома

древес

нас обнимают тамариски  и ломота

холодного движенья

подрагивания листа

на грани вод

Тот праздник сановных взоров

где я из огня воды

из космоса шлют тарелочки

в заоблачные сады

Там синеворот

ворота открыл

а вот заарканив плоть

выныривает из гласных нот

всемирный зеленый конь

Не опрометчивым будь ты как

Не затемняйся где

Видимо око

и зарев верх

в неотраженной воде

Ты из волны добывай волну

а из струны струну

Слишком родной тебе этот дом

и громогласный сад

трижды вычеркнутый из книг

но напечатанный по слогам

в поминальник

или в букварь.

В конечном итоге ты только шрифт

рассыпанный по лугам

все состоит из себя во всем

будет луг твой

как голубок

Улетая за облака

где нет твоих глаз

не надейся что улетишь

В каждом облаке расширен зрачок

достигающий двух криниц

Лесосплав или лесоповал полуслов

так уплыл этот плот

где не тонет нога

но зачем мне дана нагота

Был я лирником и мурлыкой

орамура

отныне

я в тесном не-сне живу

постоянно воспламеняем

люблю

Два волкодава Заинька и Настасья

посуху плывут из грозы

Как королевич твой Сигизмунд

так и мой кротокоролевич Речь

гремя турнирами

входит в розовый будуар

а я нечаянно опрокинул коня

огибая твою линию

и еще один интимный изгибчик сзади

Я надеюсь что оба конника

благополучно доскачут  вдаль,

но даже если не доскачут

им гарантирован самострел

таран

и уже совсем ненадежная центрифуга

отделяющая

небо-масло

от земли-молока

Так думал я

входя в трухлявый пень

за что меня возненавидел муравьиный род

обросший крыльями на время

пока тонул в трухе железный рыцарь

теряя латы, саблю и коня

Девчурочка-полотнянка

прочирикай и прославь

мои пламенные речи

про твои нагие грудки

от которых я устал

Не теряй свой мокрый лифчик

чтобы он не улетел

дальше близлежащих

деревень и сел

полей лесов лугов.

Так думал я,

сравнивая павую и левую сторону

белой девочки

подсыхающей вокруг неба

Я решил, что справа

всегда немножко больше чем слева

и вспомнил жалобы

что правому всегда достается больше

Даже от собственного тела

приходится иногда таиться

Сколько бы ни было лет вселенной

у человека времени больше

Переполняют меня облака

а на заутрене звонких зорь

синий журавлик и золотой

дарят мне искренность и постоянство

Сколько бы я ни прожил в этом мире

я проживу дольше чем этот мир

Вылепил телом я звездную глыбу

где шестеренки лучей

тело мое высотой щекочут

из голубого огня

Обтекаю галактику селезенкой

я улиткой звездной вполз в себя

медленно волоча за собой

вихревую галактику

как ракушку

Звездный мой дом опустел без меня

Ты будешь больше солнца больше света

на волоске громадного себя

Ты не похож на гром луны

ты гололед вчерашних рам

луч громкого пространства

вчерашнее ничто

сегодняшнее окостенение

любоцвет

восточная отроковица

гнездышко бурь

Не надейся на светотень

на тень пролетевшей птицы

В водовороте огня-воды

сонный вол гладиолус

тот вертоград

где луны вытекающий глаз

и взгляд

слепо обводит горизонт

никогда вчера

Не проморгай троянскую плоть

не саблезубь в три горла коня

это заря овса утекла

и захрустела свежая мгла

Неужели вписали в криницы

костенеющий взгляд и зрачок

В полдень неба толчков

и роды

Боже

обагри

Разве не плывет незабудка в златоткань

из нутра нутра

Открой мне дверь

ведь я колдун залетный

не тральщик

Неужели из нутряного ткачества

не выткать небо

сердечное солнце

золотую звезду Настасью

Тихое дыхание ажурных хоров

из незатихающих листьев

Прощай отраженье

никогда еще не было ты так прозрачно

За день распадается время

На границе меж взлетом и взлетом

златорогая птица плывет

танцевальная плоть стрекозы

переливчата как стрекоза

Нет ни тела

ни даже того что вне тела

кроме грозных стрекоз

ускользающих в нас

оставляющих нас

под настилом из тала

леденящего звездного жуткого нежного вихря

из тумана

и полновоздушного ада любви

От обилия праха настил оседает

и над бездонным затоном

тонны неги туманной

нагой

огнедышащей

плотной

Тронным листным настилом

и лопнувшим солнцем

от недавнего гнета оторванных плеч

в лунной Сызрани

и прошлогоднем опале

Точильщик-точильщик

верстальщик и веретенщик

атман и атаман из резни лазури

выпестовал няню

надзирающую за прахом

охотницу на стрекоз

веретеницу зорь

точильщицу огневицу

ластоногую конницу

уносящую все-все

на себе себя

в огнелицей буре

из платяного шкафа

наших и ненаших широт

Та мама моя велела

Не стынь на морозе

если облако впадает в невмоготу

Ладить надо кораблик ладить

Ведь эта ладья

от того туда

в лад уплывшая лада

На разных оградах

один железный узор

розы розы розы

заря из зорь

1983, Малеевка

                                                              Графика Дмитрия Шевионкова

Невеста

Невеста лохматая светом

невесомые лестницы скачут

она плавную дрожь удочеряет

она петли дверные вяжет

она пальчики человечит

стругает свое отраженье

на червивом батуте пляшет

ширеет ширмой мерцает медом

под бедром топора ночного

рубит скорбную скрипку

тонет в дыре деревянной

голос сорванный с древа

держит горлом вкушает либо

белую плаху глотает

Саркофаг щебечущий вихрем

хор бедреющий саркофагом

что ты дочь обнаженная

или ты ничья

или звеня сосками месит сирень

турбобур непролазного света

дивным ладаном захлебнется

голодающий жернов – 8

перемалывающий храмы

В холеный футляр двоебедрой

секиры можно вкладывать

только себя

Проститутка

Мне не нужна без тебя вселенная

истина эта проста как опять

я повернул свое время вспять

чтобы не видеть тебя никогда

без тебя без вселенной один на один

любим-нелюбим-нелюбим-любим

Я серый плотник я сколотил табуретку

и вот сижу на ней посреди себя

и нет никого здесь кроме меня

и моей табуретки.

Вот она шотландская бездна

Засветите день приостановите смерть

Далее далее вплавь в пустыню

где нет тебя где нет меня

О свобода горькая как мертвые губы

прощальная окостеневшая

Ты не знаешь в какую сторону

сдвинется вдруг пустыня

Но даже если не сдвинется ты не знаешь

Не растрачивай себя на Китай

Будет время когда не будет даже Китая

В моей крови нет золота

но свобода одинокой любви

это тоже где-то в крови

Всемирная сотня кражи добра

смело за мной в небесную антиневесту врывайся

Итак  Шанхай Ханой Ханаан

отдаленные местности где живут ханаанцы

гордые как невесты

мои классовые друзья

                                  Графика Галины Мальцевой

Венский стул

Саратовская боль любви первоначальной

неназывная приставная боль

как сеча при Керженце

когда от угла до угла

стоят четыре стола

Но если

все испуганы птицы грелки

пряники

на востоке изнывает заря

о армада

я твоя прицесса-коза

надо мне надо

надо мной

мир дурак

расстановка сил

что-то наподобие костяка

Сам я изнываю

и недруга призываю

о умоли мою мать

о моли

Линия Ниневии

Венский Вальс

Венский стул

Венский лес

Венский вальс-стул-лес

Венский лес-вальс-стул

Когда я буду ты

когда ты будешь я

венский

раз-два-три

стул

венский

раз-два-три

лес

Когда ты будешь лес

когда я буду стул

когда я буду ты

когда ты

вальс-лес

О мои мрежи

все жены

тихо блюди

ноженьки мои

вложи в ножны меч

Кто с мечом к нам придет

Тот

Аномалия  кривого угла

Танюша-растяпа

забыла чулочек надеть

а в нем ведь пальчики были

и ближняя козочка

все лелеяла

и растекались боженьки

по поляне

Надолго ли к нам

Надолго

Карлушечка будем петь

будем Настеньку беречь

будем котика дарить

и наркотики макать

и калачики любить

Дай мне ноженьки твои

неженьки

женишки-грибочки

ох мама моя ох

Наталья

ли

Торопился я навстречу

а зачем я торопился

если свадебная лягушечка

всю икорку снесла и съела

– Доченька не будь блядью

– Ладно мама не буду

На хуторе в близлежащем селе

жил один пастор

у пастора была Груня

но нигде более не было Груни

только на хуторе у пастора

в близлежащем селе

Тогда зарядил я шарманку

кассетной шрапнелью

и начал песенку петь

о песенка моя сисенька

Далее что-то про общественные устремления

и потом лес из стульев венских

Венский

и конечно мала зарплата

куча-мала

куча мела

мусью Дидерот

рантье из версальского предместья

вот ему-то

вот ему

предстояло быть венским стулом

в том случае

если пастор и пастораль

наконец-то отыщут друг друга

Что же мешает им

пастору и Грушеньке

друг друга потешать-любить

обогревать и гардинить

Оказывается виноваты злодеи

это они отгрызли ноготки

у козочки гризли

сняли с нее колготки

и пустили в лес-огород

несовершеннолетнюю

совершенно летнюю

весьма далекую от совершенства

и в то же время довольно близкую

к совершенству

рудиментарную

безостановочно грызущую

козочку-стрекозу

– Ай люли –

как говаривал Достоевский

Вологда недавно была невидаль Волги

а теперь

откуда ни выйду

никуда не войду.

На таможне обнаружен мальчик

из спелой репы

систематическое злоупотребление алкоголем

приводит к обугливанию

и углублению противоречий

между пастором и козой

Декрет

Настоящим

все

становятся матерями

Исполнение доложить мне

или моему секретарю Рюрику

В случае невыполнения

расстрел

с пожизненной выплатой

и выселением в селения

праведных

где несть

идеже несть

болезни печали

ни воздыхания

но жизнь

быстротечная Секретарь Рюрик

Исполнение доложить

Ой мама моя ой Наталья

ли

Я ли

тебя не холила

не лелеяла

Ой нюни

Гадалка гадала

вот и нагадала

Ох ти мне христенька

вертихвостка турбулентная

паровозометростроительная

строительнометропаровозная

Тузенбах бах

Бенкендорф бух

Пал Пушкин

Пал Лермонтов

Пал Лемешев

Пал Полежаев

Полежал и пал

Но я твой наставник и благочинный

несу ответственность

не только за колготочки

но даже за все чулочки

Трам-тарарам

Тарарам

Там-там

Там-тарарам

Тарарам

Трах-тарарах

Трах-трах

Трам– тарарамтарарам

Тах-тах

Трах-трах-траз-трах

Трах

далее все зависит от темперамента

но можно не более сорока минут

Все мы вычеркнуты Настей

из заветненького списка

там и я стоял в углу

Но безжалостная Настя

вычеркнула всех навеки

она сердце отдала

злому карлику Капусте

он ее недавно съел

Так сказал на венском стуле

из вольтеровского кресла

пересев туда Вольтер

Но на острове Буяне

не буянит уж никто

кроме самого Буяна

он бо вещий

аще струны

на персты твои влагаша

из влагалища былого

во влагалище златое

и промолвил песнь таку

– Не буди меня и не плачь

я тобою навеки буду

и забыть тебя никогда не в силах

даже если совсем забуду

Мне не милы ни деревеньки

ни городишки

ни даже девы

усыпанные бисером

ни золотые усыпальницы

копилки-кубышки

Настенька-Настенька

стенаю ночами

и почернел весь от горя аж

как обугленный пещь

Нету мне счастья нету

Напрасно кудесники гадали

на гладильных досках

напрасно судили

уже мне горе-любовь

на горе любви

Сычинение

Детство я провел хорошо

а юность еще лучше

В отрочестве меня любили

потом позабыли

Потом теперь я уже стал взрослым

и у меня выросли волосы на лице

С тех пор прошли годы но я все еще мечтаю

выйти замуж или жениться

1982

Астраль

Астраль леталь внематериаль

в надматериаль леталь астраль

Ковши астральные взрезают землю

из двух Медведиц небоземлеройка

марсозем лунозем  глинозем чернозем

Вот змей астральный ползет на свет

он весь увит звездами

он чешется из шкуры выползает

и оставляет только небо

да тельце голое мое

и я Телец

и тело целое мое телеет тлеет

в пожаре угольном Стожар

астропитек

австралопитек

астралопитек

На берегу пустынных волн

стоял он дум астральных полн

Астри астрай моя астра

астра любви  приветная

ты у меня астра астральная

астрой не будешь не астра

Твой астры астральной силою

вся жизнь моя астранена

умру ли я и над астрилою

астри астрай моя астра

ПРО-АСТРА-ЦИЯ

ЦЕФЕНЕЕТт

р-астр-ига Гапон

в су-

гробе

Рас-путин

Два-путин

драмаТургенев АСТРовский

и Лев Астрой

зеркало русской астролюции

Астральный дедушка Толстой

метет астральной бородой

летит астральный Черномор

качая буйной головой

Идет астральный Серафим

за ним Медведица бредет

он ей протягивает хлеб

Плеяд

и он уже Персей

с астральным лунным топором

прикармливающий звезду

А Богородица из звезд –

созвездье Девы  во весь рост

Бредет Девеевский астрал

астрит топорик

и уже

въезжает в Млечную межу

медведицын любимый сын

и сам медведь –

астральный Вов

Он въехал на небо живьем

с астральной пулей в пиджаке

За ним летит астральный друг

в его руке созвездье Рак

и в перстне на его руке

горит Полярная звезда

и он Медведицу как снег

отслаивает от подошв

Но в от уже в одном пенсне

идет нечесаный дурак

ступает книзу головой

а низ находится везде

Возничий издали возник

и вырвал грешный мой язык

и звездословный и астральный

и жало звездное змеи

в уста звездальные мои

вложил десницею астральной

Нас было много на челне

но многие уже в Овне

Нас было много на челне

но многие уже вовне

Болид болит

пустота постигается округлением

она орбитальна

плотина Плотина беспредельна

как пар Парменида

Я простираюсь из Ра-ум в  Raum

ЯОН

не все ЯОН но небо и земля ЯОН

не все ЯОН но месяц и луна ЯОН

не все ЯОН но голос и звезда ЯОН

не все ЯОН но жизнь и смерть ЯОН

ЯОН не Инь-Ян он бездонный сон

он явен но Овен он виден но дивен

он давен но нов он Овн он ЯОН

Если отдаляется от тела боль

это ЯОН

если приближается к телу боль

это ЯОН

если углубляется в небо взор

это Орион

 если углубляется в сердце луч

это Скорпион

как от зеркала амальгама отслоится от неба взор

тьма да будет поводырем тебе

АСТРАЛИТЕТ – таково мое кредо

верую потому что астрально

астрал моего астрала не мой астрал

астрал моего астрала немой астрал

Кормилица света Кассиопея

моя звериная звездоглазка

все звезды приближаются к зверю

все звери приближаются к звездам

чем звезднее тем зверинее

Ихтиозавр – вот истинная Медведица

они не умерли но ушли на небо

Вот махайродус – Скорпион

вот птеродактиль – Лебедь

вот еще одно чудовище –

не то Онегин не то медведь

вот еще одна дура –

не то Елена не то Татьяна

не то Астарта не то Венера

Горизонтом называется

воображаемая линия между нами

Далече грянуло астра

Звезды увидели Христа

Тень тянется от луча

вот уже грузный грозный

вот уже лунный звездный

но звезды только тени небес

Весы поглощают вес

АСТРАЛЬ

Сириус вобискум

Сириус мизерере

Сириус элейсон

Сириус Езус

Сириус Петипа

Мицар мерцал

Царь зерцал и лиц

Денебя до неба

Час Чаши тише

Все слова происходят от корня АСТР

По-русски ЗВЕЗД

ЗВЕЗДа ВЕЗДе –

таков полный охват словесного неба

ЛИТИНСТИТУТ

Субботник

  Профорг. Безобразие, нигде нет трусов. Все магазины обегал. Трусов нет. Парторг. Знали бы студенты, что профорг без трусов... Ректор. В трусах или без трусов, а субботник проводить надо. Это особый субботник, к столетию Ленина. Будет наш куратор из КГБ. Так что никаких распитий из горла. Профорг. Как же здоровье Ильича не выпить? Ректор. Это на твоей совести. Парторг. Будем убирать собачье дерьмо на Тверском бульваре. Профорг. Студенты? Парторг. Нет, профессорско-преподавательский состав в полном составе. Дерьмо собачье. Я. Что-что? Парторг. Я говорю, дерьмо собачье вмерзло в лед. Придется поработать ломом. Пушкинист. Как там у Блока: «Работа до жаркого пота»… Нет, лучше у Брюсова: «Тебе так привычна кирка и лопата…» Я. Они когда-нибудь кирку видели? Разве что на гравюре Дюрере «Меланхолия». Кирпотин. Ленин, между прочим, на субботнике лично бревна таскал. Ректор. А Толстой пахал. «Ваше сиятельство, пахать подано». Парторг. Ваши сиятельства, пахать подано. Прошу тех, кто еще не напахался, к ломам и лопатам. Профорг. А в магазин кто? Я. Я! Профорг. Значит, быстро все по три рубля, можно больше. Кирпотин.  Я не пью и другим не советую. Парторг. А я советую и пью. Кирпотин. Мне пить нельзя, но три рубля ради общего дела дам. Парторг и Профорг. За Ленина! Пушкинист. А Ленин пил? ЯНеплохая тема для диссертации: «Что пил Ленин?» Пушкинист. Смотря где. Если в Швейцарии, небось, «Мозельское». Если в Париже, то вдову Клико. Я. А в России спирт с кокаином. Ректор. Так мы далеко зайдем. Работайте дальше, а я пошел. Парторг. Выпьем, говорю, за дерьмо собачье. Профорг. За дружбу кафедры советской литературы с кафедрой русской литературы. Чтоб вы почаще к нам заходили. Пушкинист. А ну вас. У вас, как на свадьбе – Горький, горький – горько, горько. Профорг. Горько! Целоваться не будем.

Я. Вот у нас тут висит изречение Горького: «Писатель не няня своей души, а мировое чувствилище». Пушкинист. По смыслу все верно, что это за слово «чувствилище» и по аналогии с чем образовано? Я. Влагалище. Пушкинист. Вот именно, писатель – мировое влагалище. Как-то не ай-яй-яй. Ректор. Мы так далеко зайдем и, как сказал наш студент, «обогáтим» русский язык. Пушкинист.  Вот и занимайся с ними! Ректор. И будем заниматься. Заменим сочинение изложением. Пушкинист. Да он и изложение не напишет. Ректор. Тогда диктант. Пушкинист. Да он и диктант не напишет. Ректор. А вы по слогам диктуйте: ма-ма, па-па. Пушкинист. А он напишет «попа». Ректор. Не будем рубить сук, на котором сидим. У нас многонациональный вуз. Помните, Расул Гамзатов к нам пришел в калошах на босу ногу. Пушкинист. А вышел в лаковых штиблетах. Вот что значит иметь хорошего переводчика. Парторг. Ну, за дерьмо собачье! Кирпотин.  Это вы в каком смысле? Парторг. За дерьмо, которое, надеюсь, за нас убрали. Я. А где же прокуратор из КГБ? Кирпотин.  Этого никто никогда не знает. И не узнает. Профорг. Нет, я все-таки пойду ломиком поработаю. Пушкинист. Да, поработайте там за нас, а мы за вас выпьем. Я. За дерьмо собачье! То есть я хотел сказать, за Ленина. Парторг. Ах, молодежь, молодежь… Пушкинист. Кругом дерьмо, одно дерьмо. Как можно так засрать мемориальный бульвар! Это как в мемуарах Кутузова: «Как вы победили французов, Михаил Илларионович?» Кутузов. Сбоку нас рать, Спереди нас рать, Сзади нас рать, И битвою мать Россия была спасена. Не хвались, идучи на рать, А хвались, идучи с рати. Пушкинист. А все-таки Белый мудрил, мудрил, а потом взял да и написал «Пепел», как Некрасов: Мать Россия, о родина злая, Кто же так подшутил над тобой? Я. Какая разница между ЦК и ЧК? Парторг. В ЦК цыкают. Профорг. А в ЧК чикают. Кирпотин. С вами недолго и загреметь. Ректор. Ну, как, все еще убираете? Пушкинист. Уже все убрали. А где же куратор? Ректор. Приходил. Ушел. Очень благодарил. Всем доволен. Налейте и мне, пожалуй. Пушкинист. За Ленина! Ректор. Засрали всю страну собачьим дерьмом, а мы убирай. Я. Тогда за всю страну. Ректор. И за наш институт. Парторг.  Я вот из Парижа книжку привез, Бердяева. Тут сказано, что в России есть что-то бабье. Пушкинист. Как же вас сквозь таможню с Бердяевым пропустили? Парторг. А я в трусах спрятал. Я. Так ведь трусов нет нигде. Профорг. Потому и нет, что в них все Бердяева прячут. Бердяев. В русском человеке есть что-то бабье. Обожание военных, преклонение перед диктаторами. Я. А нельзя ли вывести породу собак, которые не гадят? Пушкинист. И человека, который не ест. Циолковский. Со временем люди научатся, как бабочки, выделять пыльцу и питаться светом от солнца. Пушкинист. А кто же будет собачье дерьмо на ленинских субботниках убирать? Я. А субботников не будет. И Ленина не будет. Будем порхать, как бабочки, и выделять пыльцу.

  Вешатель

И вышел вешатель вешать. И вот одного он повесил вкривь, а другого вкось, а третьего прямо. И все сказали: «Раньше он вешал вкривь и вкось, а теперь он вешает прямо». Но от этого никому не легче: ни тем, кого он повесил, ни тем, для кого он повесил. Ни тому, кого он повесил вкось, ни тому, кого он повесил вкривь, ни тому, кого он повесил прямо. И никто не сказал спасибо вешателю за его нелегкий труд. А ведь он так старался повесить прямо.

Кафедра

Шкловский. Закройте форточку. Дует. Я старик, могу простудиться и получить бог Ван Гон, сегодня сезон – Сезанн». Сегодня сезон – Бахтин. Хорошо. Но когда Бахтин пишет, что у Дон Кихота голова, а у Санчо зад, я вспоминаю, что у Санчо тоже голова. Мы – футуристы. Нас на мякине не проведешь. Это теперь здесь институт, а раньше было воспаление легких. У нас, у футуристов была пословица Маяковского: «Вчера сезон – наш кафе поэтов. Где у вас туалет? Вот тут, возле этого унитаза стоял столик, и мы с Маяковским говорили о будущем. Ведь мы – футуристы. Футуризм – будущее. Но даже мы не могли представить, что на месте, где мы сидим, потомки поставят толчок.

Я. И тут я подумал, а что возведут потомки на месте нынешнего толчка? Может, памятник ворчащему Шкловскому с палкой, поднятой вверх, а может… Впрочем, кто их знает, этих потомков. Восемнадцать лет я работал на кафедре, в комнате, где родился Герцен. Я сидел на мемориальном диване в мемориальной комнате и думал, что Герцен при самом пылком воображении вряд ли мог представить кафедру русской литературы и речи, которые там будут звучать. Есть фильм «Никто не хотел умирать». Я бы назвал эту кафедру «Никто не хотел убирать». Но убирать меня было поручено новому зав. кафедрой из Воронежа, никому не ведомому Основину. Кирпотина к тому времени отправили на пенсию. Но почему-то я не могу представить себе заседание кафедры без Валерия Яковлевича. Пусть он тоже будет.

Основин. Будем откровенны. Как сказал ректор, «органы, которые призваны следить за политическим и идеологическим климатом страны, с тревогой говорят о лекциях Константина Александровича».

Кирпотин. Мы были на публичной лекции, просматривали планы, кроме того, все не раз посещали занятия Константина Александровича. Его лекции увлекательны, иногда спорны, но ничего супротивного в них не просматривается. Пусть те, кто имеют претензии к нашему преподавателю, четко сформулируют, что они имеют в виду.

Основин. Дело в том, что, по их утверждению, наш студент из Липецка якобы под влиянием лекций Константина Александровича уверовал в Бога. Но это еще не все. Он вышел из партии. На самом деле это сейчас происходит везде и всюду – перестройка. Однако списывают на нас.

Кирпотин. Я атеист и марксист.

Я. Но в мировой-то разум вы верите?

Кирпотин. Скорее в мировое безумие.

Пушкинист. Я и раньше предупреждал, что у вас есть крупные методологические ошибки.

Я. Слово «методологические» Пушкинист произнес почти по слогам. Дело в том, что для отстранения от преподавания могут быть только два повода: уголовное преступление или методологические ошибки.

Пушкинист. И вообще, есть в вашем облике, и внутреннем и внешнем, что-то, что противоречит статусу преподавателя нашего института. Примите это от меня после 17 лет преподавания.

Я. Это не обсуждение, а правеж!

Кирпотин. Вы молоды и не знаете, что такое настоящая проработка. Слава Богу, сейчас другие времена. От ошибок никто не застрахован. Я думаю, что Константин Александрович извлечет должный урок из случившегося и в следующем учебном году усилит методологию. А мы все ему в этом поможем.

Основин. Может, не надо «методологические»? Напишем просто – неточности.

Пушкинист. Согласен, но только мое замечание обязательно обозначить в протоколе… Помню, когда мы вошли в Берлин, началось массовое бегство офицеров и солдат в американскую зону. Первое время это было легко и просто. А потом стали хватать. И схватили моего приятеля. Он уже из окна намылился прыгнуть, но кто-то настучал… (Л ожится в гроб). Эх, молодежь, молодежь. Это ведь только в песне поется:  Когда страна быть прикажет героем, у нас героем становится любой.

Основин( ложится в гроб). Слава Богу, мне за это заседание влепили выговор по партийной линии, и вообще мне осталось жить полтора года.

Кирпотин( ложась в гроб). Странно, но я проживу дольше всех, до 93 лет. Я мар-р-рксист, хотя Маркс и Энгельс ошиблись в прогнозах на будущее и в отношении религии. Без Христа невозможно понять историю. Вернее без Христа не было бы вообще никакой истории. Меня научил этому Достоевский.

Я. Прав Кирпотин, без Христа не может быть никакой истории, кроме истории с Берлиозом на Патриарших прудах.

Пушкинист( высовываясь из гроба). И вообще не нужно никаких художеств. Надо просто писать правду. Прав Пастернак. Стих – это куб дымящейся совести и ничего более.

Я. Согласен, но почему именно куб, а не спираль, или шар, или вообще лента Мебиуса?

Пушкинист. Формалист вы неисправимый. Правильно КГБ вас отстранило. Но я был против, в протоколе записано ( закрывает крышку гроба изнутри, оттуда доносится голос).

Я помню чудное мгновенье,

передо мной явилась ты,

как мимолетное виденье,

как гений…

Я. Заседание парткома, где якобы решалась моя судьба, я, беспартийный, благополучно проспал. Не от повышенной смелости, а просто проспал и все.

Ректор. Может, не будем рассматривать вопрос о Константине Александровиче в его отсутствие?

Лев Ошанин. Нет, почему же? Согласно уставу дела членов партии должны рассматриваться в их присутствии. А Константин Александрович беспартийный, стало быть, имеем право рассматривать.

Радио. Передаем «Марш демократической молодежи мира» на слова Льва Ошанина.

Люди молодые,

 всех народов и разных наречий,

Сердцем и душою

мы стремимся друг другу навстречу.

Цель наша – правду отстоять,

Мир для людей,

Чтоб увидала каждая мать

Счастье своих детей.

–

В окруженье умеренно вянущих роз

обмирает в рыданиях лето

Гаснет радужный крест стрекозы

где Христос

пригвождается бликами света

Поднимается радужный крест из стрекоз

пригвождается к Господу взор

распинается радужно-светлый Христос

на скрещении моря и гор

Крест из моря-горы

Крест из моря-небес

Солнце-лунный мерцающий крест

крест из ночи и дня сквозь тебя и меня

двух друг в друга врастающих чресл

Константин Кедров «Крест стрекозы»

–

ЕЛЕНА КАЦЮБА

Я слышала

Я слышала, что некоторые садятся за стол и пишут стихи. Работают. Ну, не знаю. Ведь стихи – это состояние. А какое состояние у человека, сидящего за письменным столом и пишущего стихи? Что он сидит за письменным столом и пишет стихи? Сочиняет. Это все равно, что ловить бабочке на балконе. Может, какая и залетит. Стихи сочинять невозможно. Они возникают и запоминаются, когда им самим захочется. Просто надо уловить момент и записать, чтобы не исчезли. Игорь Холин настойчиво твердил, что в стихах должно чувствоваться время. Значит, у его стихов было свое время. У моих стихотворных текстов времени нет.

Высказывание Тютчева «мысль изреченная есть ложь» не корректно. Ведь мысль – это то, что сформировано словесно. Пока она не высказана, не изречена – превращена в речь, она и не мысль вовсе, а ощущение. А вот чувство, выраженное напрямую, пересказанное, нередко звучит фальшиво, как будто с чужого голоса.

Иногда впечатление, переживание очень долго ждет своей формы, чтобы превратится в слово. Однажды, еще школьницей, я ехала зимой в холодном троллейбусе. Сзади, прижатые толпой к замерзшему окну, стояли девушка и парень, молча смотрели друг на друга. Потом она подняла руку и теплым пальцем на ледяном окне вывела: Ю – Ю. Ну, как Татьяна Ларина, «на отуманенном стекле заветный вензель…» Прошло больше 20-ти лет, прежде чем это «Ю – Ю» вдруг проявилось в моем собственном в тексте. Не в промерзшем насквозь троллейбусе, а в теплом морском прибое.