Текст книги "Восемь смертных грехов цивилизованного человечества"

Автор книги: Конрад Лоренц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 6. Генетическое вырождение.

Некоторые способы социального поведения приносят пользу сообществу, но вредны для индивида. Объяснение возникновения и тем более сохранения таких способов поведения из принципов мутации и отбора представляет, как недавно показал Норберт Бишоф, трудную проблему. Если бы даже возникновение «альтруистических» способов поведения могло быть объяснено не очень понятными процессами группового отбора, в которые я не буду здесь углубляться, то все же возникшая таким образом социальная система неизбежно оказалась бы неустойчивой. Если, например, у галок[Coloeus monedula L.) возникает защитная реакция, при которой каждый индивид в высшей степени храбро вступает за схваченного хищником собрата по виду, то легко понять и объяснить, почему группа, члены которой ведут себя таким образом, имеет больше шансов на выживание, чем группа, где такого поведения нет. Что, однако, препятствует появлению внутри группы таких индивидов, у которых реакция защиты товарищей отсутствует. Мутации выпадения функций вполне вероятны и рано или поздно непременно происходят. И если они относятся к альтруистическому поведению, о котором шла речь, то для затронутого ими индивида они должны означать селекционное преимущество, если допустить, что защищать собратьев по виду опасно. Но тогда подобные «асоциальные элементы», паразитируя на социальном поведении своих ещё нормальных собратьев, рано или поздно должны были бы составить в таком обществе большинство. Разумеется, все это верно лишь для таких общественных животных, у которых функции размножения и социальной работы не разделены между различными индивидами, наподобие «государственных» насекомых, у которых указанной выше проблемы нет, так что, возможно, именно по этой причине «альтруизм» рабочих и солдат принимает у этих насекомых столь крайние формы.

Мы не знаем, что препятствует разложению сообщества социальными паразитами у общественных позвоночных. Трудно, в самом деле, представить себе, чтобы, скажем, галка возмутилась «трусостью» асоциального субъекта, не принимающего участия в реакции защиты товарища. «Возмущение» асоциальным поведением известно лишь на относительно низком и на самом высоком уровне интеграции живых систем, а именно в « государстве» клеток и в человеческом обществе. Иммунологи обнаружили тесную и весьма знаменательную связь между способностью к образованию антител и опасностью появления злокачественных опухолей. Можно даже утверждать, что образование специфических защитных веществ вообще было впервые «изобретено» под селекционным давлением, какое могли испытывать лишь долгоживущие и, прежде всего, долго растущие организмы, которым всегда угрожает опасность возникновения при бесчисленных делениях клеток опасных «асоциальных» клеточных форм вследствие так называемых соматических мутаций. У беспозвоночных нет ни злокачественных опухолей, ни антител, но оба эти явления сразу же возникают в ряду живых организмов уже у самых низших позвоночных, круглоротых или циклостом, к которым относится, например, речная минога. Вероятно, все мы уже в молодости умирали бы от злокачественных опухолей, если бы наше тело не выработало, в виде реакций иммунитета, своеобразную «клеточную полицию», своевременно устраняющую асоциальных паразитов.

У нас, людей, нормальный член общества наделён весьма специфическими формами реакций, которыми он отвечает на асоциальное поведение. Оно «возмущает» нас, и самый кроткий из людей реагирует прямым нападением, увидев, что обижают ребёнка или насилуют женщину. Сравнительное исследование правовых структур в различных культурах свидетельствует о совпадениях, доходящих до подробностей и не объяснимых культурно-историческими связями. Как говорит Гёте, «никто уже не вспоминает о праве, что родится с нами». Но, конечно, вера в существование естественного права, независимого от законодательства той или иной культуры с древнейших времён связывалась с представлением о сверхъестественном, непосредственно божественном происхождении этого права.

По замечательному совпадению, как раз в тот день, когда я начал писать эту главу, я получил письмо от специалиста по сравнительному праву Петера Г. Занда, из которого приведу следующую цитату: «В современных исследованиях в области сравнительного права все больше внимания уделяется структурному сходству между различными правовыми системами мира (например, можно сослаться на недавно опубликованный коллективный проект Корнельского университета „Common Core of Legal Systems“[26]26
  Общее ядро юридических систем (англ.) – Примеч. пер.


[Закрыть]). Чтобы объяснить довольно многочисленные совпадения, были предложены до сих пор три главных концепции: метафизическая концепция естественного права (соответствующая витализму в естествознании), историческая (обмен идеями путём взаимного проникновения и контакта между различными правовыми системами, т е. поведение, усвоенное посредством имитации) и экологическая (приспособление с внешней среде, соответственно к инфраструктуре, т. е. формы поведения, усвоенные благодаря общему опыту). В последнее время к ним присоединилось психологическое объяснение, которое выводит общее «правовое чувство» (инстинктивное понятие) из типичного опыта детства, с прямой ссылкой на Фрейда (это относится прежде всего к проф. Альберту Эренцвейгу из Беркли с его «психоаналитической юриспруденцией»). Существенно в этом новом направлении то, что оно сводит социальное явление «права» к индивидуальным структурам, а не наоборот, как традиционная теория права. Но, как я полагаю, достоин сожаления тот факт, что и это направление все ещё уделяет исключительное внимание усвоенным способам поведения и пренебрегает возможными врождёнными способами поведения в области права. Читая собрание Ваших сочинений (не всегда лёгких для юриста), я твёрдо убедился, что в этом таинственном «правовом чувстве» (а надо сказать что эти слова широко употреблялись в старой теории права, хотя и без объяснения) следует видеть типичные врождённые формы поведения».

Я вполне разделяю этот взгляд, отдавая себе, конечно, отчёт в том что его убедительное доказательство связано с большими трудностями, на них также указывает проф. Занд в своём письме. Но что бы ни выявило будущее исследование филогенетических и культурно-исторических источников человеческого правового чувства, можно считать твёрдо установленным научным фактом, что вид Homo sapiens обладает высокодифференцированной системой форм поведения, служащей для искоренения угрожающих обществу паразитов и действующей вполне аналогично системе образования антител в государстве клеток.

В современной криминологии также ставится вопрос, в какой степени преступное поведение может быть объяснено генетическим выпадением врождённых форм социального поведения и реакций торможения и в какой мере оно происходит от нарушений в культурной передаче социальных норм. Решение этого вопроса, хотя и столь же трудное, как в теории права, имеет здесь, однако, гораздо большее практическое значение. Право есть право, в следовать ему нужно независимо от того, возникла ли его структура филогенетическим или культурно-историческим путём. Однако при вынесении приговоре преступнику важно знать, обусловлен его дефект генетически или же происходит от воспитания; от этого существенно зависят перспективы сделать его снова терпимым членом общества. Я не хочу сказать, что генетические отклонения не могут быть исправимы с помощью целесообразной тренировки: как сообщает Кречмер, некоторые лептосомы[27]27
  Лептосомы – так называются люди с врождённой недоразвитостью мышечной системы (от греч.Λεπτοξ – тонкий, худой, слабый и σωμα – тело).


[Закрыть], занимаясь гимнастикой с подлинно последовательностью[28]28
  Шизотимная последовательность напоминающая шизофреническое упрямство.


[Закрыть], сумели искусственно приобрести почти атлетическую мускулатуру. Если бы все филогенетически запрограммированное ipso facto[29]29
  Тем самым (лат.) – Примеч. пер.


[Закрыть] не поддавалось влиянию обучения и воспитания, то человек был бы безответственной игрушкой своих инстинктивных побуждений. Предпосылка любого культурного сожительства людей состоит в том, что человек способен укрощать свои побуждения, к этому сводится вся истина, заключённая в проповедях аскезы. Но господство разума и ответственности не безгранично. Его едва хватает и здоровому, чтобы он мог занимать своё место в культурном обществе. Между тем – пользуясь моим старым сравнением – можно сказать, что душевно здоровый человек и психопат различаются между собой не больше, чем люди с компенсированным и декомпенсированным пороком сердца. Человек, как удачно сказал Арнольд Гелен, по своей природе, т е. по своему филогенезу, есть культурное существо. Иными словами, его инстинктивные побуждения и культурно обусловленное, ответственное владение ими составляют единую систему, в которой функции обеих подсистем точно согласованы друг с другом. Небольшой недостаток или избыток с той или другой стороны приводит к нарушению гораздо легче, чем думает большинство людей, склонных верить во всемогущество человеческого разума и обучения. И, к сожалению, человек, по-видимому, лишь в весьма незначительных пределах способен компенсировать такие нарушения, тренируя свою власть над собственными побуждениями.

Прежде всего, криминологии слишком хорошо известно, как мало можно надеяться превратить в социальных людей так называемых эмоционально бедных. Это одинаково верно в отношении как родившихся эмоционально бедными, так и тех несчастных, у кого почти такое же нарушение возникло от недостатка воспитания, особенно от госпитализации (в смысле Рене Спитса[30]30
  О госпитализации: «Поскольку мать в наши дни никогда не может посвящать ребёнку все своё время, почти везде возникают, в большей или меньшей степени, явления, описанные Рене Спитсом под именем госпитализации. Наихудший её симптом – тяжёлое или даже необратимое ослабление способности общения с людьми. Этот эффект опасным образом сочетаетсяс уже рассмотренным выше нарушением способности к человеческой симпатии.» – из текста выше.


[Закрыть]). Недостаточный личный контакт с матерью в младенческом возрасте вызывает – если дело не кончается ещё хуже – неспособность к социальным связям, симптомы которой чрезвычайно напоминают врождённую эмоциональную бедность. Итак, если неверно, что все врождённые дефекты неизлечимы, то ещё менее верно, будто излечимы все приобретённые, старое врачебное правило: «лучше предупреждать, чем лечить» применимо и к нарушениям психики.

На вере во всемогущество условных реакций лежит немалая доля вины за некоторые причудливые ошибки правосудия. Ф. Хеккер в своих лекциях, прочитанных в клинике Менинджера в Топеке (Канзас), рассказал о случае, когда один молодой убийца, принятый на психотерапевтическое лечение, был через некоторое время выпущен как «излечившийся»' и очень, скоро совершил новое убийства. Это повторилось не более и не менее как четырежды, и лишь после того как преступник убил четвёртого человека, гуманное, демократическое и бихевиористское общество осознало, что он социально опасен.

Эти четыре мертвеца – ещё небольшое вред по сравнению с тем, какой причиняет само отношение нынешнего общественного мнения к преступлению. Превратившееся в религию убеждение, что все люди рождаются равными и что все нравственные пороки преступника надо относить за счёт его воспитателей, которые перед ним грешны, приводит к уничтожению всякого естественного правового чувства, и прежде всего у самого отщепенца; преисполненный жалости к себе, он считает себя жертвой общества. В одной австрийской газете можно было недавно увидеть крупный заголовок: «Семнадцатилетний из страха перед родителями стал убийцей». Этот парень изнасиловал свою десятилетнюю сестру и, так как она угрожала рассказать об этом родителям, задушил её. В этом сложном стечении обстоятельств родители по крайней мере отчасти могли быть повинны, но уж, конечно, не в том, что нагнали на юнца слишком большой страх.

Чтобы понять эти явно патологические крайности общественного мнения, нужно прежде всего отдать себе отчёт в том. что оно является функцией одной из тех саморегулирующихся систем, которым, как мы говорили вначале, свойственны колебания. Общественное мнение инертно, оно реагирует на новые влияния лишь после длительной «задержки», сверх того, оно любит грубые упрощения, большей частью преувеличивающие подлинное положение вещей. Поэтому оппозиция, критикующая общественное мнение, по отношению к нему чуть ли не всегда права. Но в схватке мнений она переходит на крайние позиции, каких никогда не заняла бы, если бы не стремилась компенсировать противоположное мнение. И если господствовавшее до этого мнение рушится – а это обычно происходит внезапно, – то маятник колеблется в сторону столь же крайнего, преувеличенного взгляда прежней оппозиции.

Нынешняя гротескная форма либеральной демократии находится в кульминационной точке колебания. На противоположном конце, где маятник находился не так уж давно, были Эйхман и Освенцим, эвтаназия[31]31
  Эвтаназия – умерщвление психически больных в Германии по приказу Гитлера.


[Закрыть], расовая ненависть, уничтожение народов и суд Линча. Мы должны понять, что по обе стороны точки, где остановился бы маятник, если бы когда-нибудь пришёл в равновесие, стоят подлинные ценности «слева» – ценность свободного развития личности, «справа» – ценность общественного и культурного здоровья. Бесчеловечны лишь эксцессы в любую сторону. Колебание продолжается, и вот в Америке уже намечается , опасность, что вполне оправданный сам по себе, но неумеренный мятеж молодёжи и негров может вызвать столь же неумеренную реакцию ничему не научившихся праворадикальных элементов, дав им желанный повод навязывать обществу другую крайность. Хуже всего, однако, что эти идеологические колебания не только не затухают, но угрожают расшатать всю систему вплоть до катастрофы. Дело учёного – попытаться наладить настоятельно необходимое торможение этих дьявольских колебаний.

Один из многих парадоксов, в которых запуталось цивилизованное человечество, состоит в том, что требование человечности по отношению к личности опять вступило здесь, в противоречие с интересами человечества. Наше сострадание к асоциальным отщепенцам, неполноценность которых может быть вызвана либо необратимым повреждением в раннем возрасте (госпитализация!), либо наследственным недостатком, мешает нам защитить тех, кто этим пороком не поражён. Нельзя даже применять к людям слова «неполноценный» и «полноценный», не навлекая на себя сразу же подозрение, что ты сторонник газовых камер.

То «таинственное правовое чувство», о котором говорит П. Г. Занд, без сомнения, представляет собой систему генетически закреплённых реакций, побуждающих нас выступать против асоциального поведения наших собратьев по виду. Эти реакции образуют неизменный в течение исторических времён основной мотив, на который накладывались вариации независимо возникавших в отдельных культурах правовых и моральных систем. Несомненно, далее, что вероятность грубо ошибочных действии этого неосознанного правового чувства столь же велика, как и при любой другой инстинктивной реакции. Если человек чужой культуры совершит оплошность (как это сделали, например, участники первой немецкой экспедиции на Новую Гвинею, срубив священную пальму), его предают смерти с таким же праведным самодовольством, как если бы это был член собственного общества, хотя бы нечаянно нарушивший табу своей культуры «Mobbing»[32]32
  Mobbing – «нападение толпы» – реакция нападения общественных животных на хищника, схватившего одного из них. Здесь имеется в виду реакция против субъекта, которого воспринимают как хищника.


[Закрыть], столь легко ведущий к суду Линча, – поистине один из самых бесчеловечных способов поведения, до которых можно довести современного нормального человека. Он вызывает все жестокости по отношению к «варварам» вне собственного общества и к меньшинствам внутри него, усиливает склонность к образованию псевдовидов в смысле Эриксона и лежит в основе целого ряда других, хорошо известных социальной психологии явлений проецирования – например, типичного поиска «козла отпущения» за собственные неудачи и ещё многих других чрезвычайно опасных и аморальных импульсов, интуитивно неразличимых для неискушённого и входящих в то же глобальное правовое чувство.

И все же для механизма нашего социального поведения это правовое чувство столь же необходимо, как щитовидная железа для наших гормонов, и отчётливо наметившаяся в наши дни тенденция огульно осудить его и не дать ему действовать может привести лишь к таким же печальным последствиям, как попытка лечить базедову болезнь полным удалением щитовидной железы. Опасные последствия нынешней тенденции к абсолютной терпимости, выключающей естественное правовое чувство, усиливаются ещё и действием псевдодемократической доктрины, считающей все поведение человека результатом обучения. В нашем поведении, служащем сохранению общества или вредящем ему, многое зависит от благословения или проклятия, которое запечатлела в нас в раннем детстве более или менее проницательная, ответственная и, прежде всего, эмоционально здоровая родительская чета. Столь же многое, если не большее, обусловлено генетически. Как мы знаем, великий регулирующий механизм ответственного, категорического суждения лишь в весьма тесных пределах способен компенсировать недостатки социального поведения, как происходящие от воспитания, так и генетические. Кто умеет мыслить биологически и знает салу инстинктивных побуждений, а также относительное бессилие всякой ответственной морали и всевозможных благих намерений и кто ещё в некоторой мере понимает, с позиция психиатрии и глубинной психологии, как возникают нарушения социального поведения, тот не может осуждать «нарушителя» с тем же праведным гневом, как это делает каждый эмоционально здоровый наивный человек. Он видит в отщепенце не дьявольски злого, а больного человека, гораздо больше заслуживающего сострадания, и с чисто теоретической точки зрения это вполне правильно. Но если к такой оправданной установке присоединяется ещё заблуждение псевдодемократической доктрины, будто все человеческое поведение структурируется кондиционированием и поэтому его можно так же неограниченно изменять и исправлять, то отсюда происходит тяжкое прегрешение против сообщества людей.

Чтобы представить себе, какими опасностями угрожает человечеству выпадение унаследованного инстинкта, нужно понять, что в условиях современной цивилизованной жизни нет ни одного фактора, осуществляющего отбор в направлении простой доброты и порядочности, за исключением нашего врождённого чувства к этим ценностям. В экономическом соревновании западной культуры за них полагается безусловно отрицательная селекционная премия! Счастье ещё, что экономический успех и показатель размножения не обязательно связаны положительной корреляцией.

Есть старая еврейская шутка, хорошо иллюстрирующая необходимость морали. Миллиардер приходит к шадхену (брачному посреднику) и даёт ему понять, что хотел бы жениться. Шадхен, ревностно взявшись за дело, тут же принимается восхвалять некую необычайно красивую девушку, трижды подряд завоевавшую звание «Мисс Америка», но богач отклоняет предложение: «Я сам достаточно красив!» Шадхен, со свойственной его профессия гибкостью, сразу же начинает превозносить другую невесту, с приданым в несколько миллиардов долларов. «Богатства мне не надо, – отвечает Крез, – я сам достаточно богат». Шадхен сразу же переходит на третий регистр и рассказывает о невесте, уже в 21 год ставшей доцентом математики, а сейчас, в 24 года, занимающей должность ординарного профессора теории информации МТИ[33]33
  Массачусетский технологический институт – Примеч. пер.


[Закрыть]. «Умной мне не надо, – говорит презрительно миллиардер, – я сам достаточно умен!» Тогда шадхен в отчаянии восклицает: «Какой же, ради Бога, она должна быть?» – «Она должна быть порядочной», – гласит ответ.

Мы знаем на примере наших домашних животных и даже диких животных, разводимых в неволе, как быстро при отпадении специфического отбора может наступить разложение форм социального поведения. У многих рыб, воспитывающих потомство, при искусственном разведении в коммерческих целях в течение нескольких поколений настолько нарушаются генетические системы ухода за потомством, что из нескольких десятков пар с трудом удаётся найти одну, ещё способную правильно заботиться о нем. Примечательно, что при этом, как и при разложении норм социального поведения, выработанных культурой (см. главу 7), самые дифференцированные и исторически молодые механизмы, по-видимому, наиболее уязвимы. Старые, общераспространённые побуждения, например к питанию и спариванию, очень часто доходят при этом до гипертрофии. (Следует, впрочем, учитывать, что человек, разводящий животных, по всей вероятности, селективно поощряет неразборчивую, жадную еду и такое же спаривание, стремясь в то же время подавить мешающие ему стимулы к агрессии и бегству.)

В целом домашнее животное выглядит злой карикатурой на своего хозяина. Как я указал в одной из предыдущих работ (1954), наше эстетическое восприятие отчётливо связано с телесными изменениями, регулярно выступающими в ходе одомашнивания. Типичные признаки одомашнивания, такие, как исчезновение мышц и замена их жиром, с возникающим отсюда отвислым животом, укорочение основания черепа и конечностей, обычно рассматриваются и в животных, и в человеке как уродство, в то время как противоположные признаки считаются «благородными». Совершенно аналогична наша эмоциональная оценка особенностей поведения, которые одомашнивание уничтожает или по меньшей мере ставит под угрозу: материнская любовь, самоотверженная и храбрая защита семьи и общества – инстинктивно запрограммированные нормы поведения, точно так же, как еда и спаривание, но мы определённо воспринимаем их как нечто лучшее и более благородное.

В упомянутых работах я проследил во всех подробностях тесные связи между угрозой исчезновения определённых признаков при одомашнивании и оценкой их нашим этическим и эстетическим чувством. Корреляция здесь слишком отчётлива, чтобы быть случайной, и объяснить её можно лишь допущением, что в основе наших ценностных суждений лежат встроенные механизмы, предохраняющие человечество от угрожающих ему вполне определённых явлений вырождения. Это наводит на предположение, что в основе нашего правового чувства также лежит филогенетически запрограммированный механизм, функция которого – противодействовать инфильтрации общества асоциальными представителями нашего вида.

Один синдром наследственных изменений, несомненно, проявляется аналогичным образом и по сходным причинам у человека и у его домашних животных: это примечательная комбинация ранней половой зрелости и удлинения юношеской стадии развития. Как давно уже указал Больк, человек целым рядом своих физических признаков больше напоминает юношеские формы, чем взрослых животных ближайших ему зоологических видов. Длительную задержку в юношеском состоянии обычно называют в биологии неотенией. Отмечая это явление у человека, Л. Больк (1926) особенно подчёркивает замедление человеческого онтогенеза[34]34
  Онтогенез (от греч. ον, род. п. οντοξ – сущее и γενεσιξ – происхождение) индивидуальное развитие организма.


[Закрыть], так называемую ретардацию. Тем же закономерностям, что и онтогенез тела, подчиняется и онтогенез человеческого поведения. Я сделал попытку показать (1943), что сохраняющаяся у человека до глубокой старости исследовательская любознательность, проявляющаяся в виде игры, его открытость по отношению к миру, как называет её Арнольд Гелен (1940), представляет собой удержавшийся юношеский признак.

Детскость – один из самых важных, необходимых и в благороднейшем смысле человечных признаков человека. «Человек лишь тогда человек вполне, когда он играет», – говорит Фридрих Шиллер. «В подлинном мужчине запрятан ребёнок, который хочет играть», – говорит Ницше. «Почему же запрятан?» – спрашивает моя жена. Отто Ган сказал мне после первых нескольких минут знакомства: «Скажите, ведь у вас, в сущности, детская натура? Надеюсь, вы меня правильно поймёте!»

Детские качества принадлежат, без сомнения, к предпосылкам возникновения человека. Вопрос лишь в том, не разовьётся ли это характерное для человека генетическое «впадение в детство» до опасных пределов. Как я уже говорил выше, явления нетерпимости к неудовольствию и притупления чувств могут вести к инфантильному поведению. Имеется серьёзное подозрение, что к этим генетически обусловленным процессам могут присоединиться процессы, порождённые культурой. Нетерпеливое требование немедленного удовлетворения желаний, полное отсутствие ответственности и внимания к чувствам других – все это типичные свойства маленьких детей, им вполне простительные. Терпеливая работа для далёкой цели, ответственность за свои поступки и внимательное отношение даже к далёким людям – таковы нормы поведения, характерные для зрелого человека.

О незрелости говорят исследователи рака, считающие её одним из основных свойств злокачественной опухоли. Когда клетка отвергает все свойства, делающие её полноправным членом некоторой ткани – кожи, эпителия кишечника или молочной железы, то с нею неизбежно происходит «регрессия» до состояния, соответствующего более ранней фазе развития вида или индивида, т. е. она начинает вести себя как одноклеточный организм или эмбриональная клетка, а именно делиться без учёта интересов организма в целом. Чем дальше заходит такая регрессия, чем больше вновь образовавшаяся ткань отличается от нормальной, тем злокачественнее опухоль. Папиллома, ещё обладающая многими свойствами нормальней кожи и всего лишь выступающая из неё в виде бородавки, доброкачественная опухоль, саркома же, состоящая из совершенно однородных, никак не дифференцированных клеток мезодермы, – злокачественная. Гибельный рост злокачественных опухолей, как уже было сказано, происходит оттого, что определённые защитные средства, с помощью которых организм обороняется от возникновения «асоциальных» клеток, перестают действовать или подавляются этими клетками. При этом смертоносный инфильтрующий рост опухоли возможен лишь в случае, когда клетки окружающей ткани обращаются с ними как со «своими» и кормят их.

Рассмотренная в предыдущем абзаце аналогия может быть продолжена дальше. Человек, у которого не созрели нормы социального поведения, застревает в инфантильном состоянии и неизбежно становится в обществе паразитом. Он ожидает как чего-то само собою разумеющегося, что взрослые будут и дальше о нем заботиться, как будто он ребёнок. В «Suddeutsche Zeitung» сообщалось недавно об одном юноше, убившем свою бабушку, чтобы отобрать у нёс несколько марок на кино. Вся его ответственность сводилась к упорному повторению одной фразы: он ведь говорил бабушке, что ему нужны деньги на кино. Конечно, этот человек был слабоумным.

Огромное множество молодых людей относится теперь враждебно к нынешнему общественному порядку и тем самым к своим родителям. Но, несмотря на такую установку, они считают само собой разумеющимся, что это общество и эти родители их содержат, и в этом сказывается их бездумная инфантильность.

Если, как я опасаюсь, рост инфантильности и юношеской преступности у цивилизованных людей действительно происходит от генетического разложения, то перед нами серьёзнейшая опасность. Наша высокая эмоциональная оценка хорошего и порядочного остаётся, с подавляющей вероятностью, единственным фактором отбора, сколько-нибудь действенно препятствующим ныне разложению социального поведения. Даже прожжённый делец из нашего многозначительного анекдота хотел жениться на порядочной девушке! Все, о чем шла речь в предшествующих главах – перенаселение, коммерческая конкуренция, разрушение естественной среды и отчуждение от её внушающей благоговение гармонии, вызываемая изнеженностью неспособность к сильным чувствам, – все это действует совместно, чтобы лишить современного человека всякого суждения о том, что хорошо и что плохо. И ко всему этому прибавляется ещё отпущение грехов асоциальным элементам, навязываемое нам пониманием генетических и психологических причин их поведения.

Мы должны научиться соединять проницательную гуманность по отношению к индивиду с учётом того, что нужно человеческому сообществу.

Отдельный человек, у которого выпали некоторые способы социального поведения и вместе с тем нарушена способность к сопровождающим их чувствам, вполне заслуживает нашего сострадания; это и в самом деле несчастный больной. Но само по себе выпадение – просто зло. Это не только отрицание и регресс творческого процесса, превратившего животное в человека, но нечто гораздо худшее, поистине жуткое. Неким загадочным путём нарушение морального поведения очень часто приводит не просто к отсутствию всего, что мы воспринимаем как хорошее и порядочное, но к активной враждебности против добра и порядочности. Именно это явление породило во многих религиях веру во врага и состязателя Господня. И если в наши дни посмотреть открытыми глазами на все происходящее в мире, то нечего возразить верующему, убеждённому, что Антихрист уже пришёл.

Без сомнения, разложение генетически закреплённых форм поведения угрожает нам Апокалипсисом, и при этом в особенно страшной форме. Но все же одолеть эту опасность, пожалуй, легче, чем другие, как, например, перенаселение или дьявольский круг коммерческого соревнования, которым можно противопоставить лишь самые радикальные меры, самое меньшее – переоценку путём воспитания всех почитаемых ныне мнимых ценностей. Чтобы остановить генетическое вырождение человечества, достаточно держаться старой мудрости, классически выраженной в рассказанной выше еврейской шутке. Достаточно при выборе супруги или супруга не забывать простого и очевидного требования: она должна быть порядочной – и не в меньшей степени он.

Прежде чем перейти к следующей главе, где говорится об опасностях разрыва с традицией, возникающих из слишком радикального бунта молодёжи, я хотел бы предупредить возможное недоразумение. Все что было сказано выше об опасных последствиях роста инфантильности, в особенности об исчезновении чувства ответственности и восприимчивости к ценностям, относится к быстро нарастающей юношеской преступности, но никоим образом не к распространившемуся на весь мир бунту современной молодёжи. Сколь бы энергично ни выступал я в дальнейшем против опасных заблуждений, в которые она впадает, столь же недвусмысленно я хотел бы здесь заявить, что она никоим образом не страдает недостатком социальной и моральной восприимчивости, и тем более слепотой к ценностям. Совсем напротив: у этих молодых людей необычайно верное ощущение, что не только неладно что-то в датском государстве, но и в гораздо больших государствах очень многое неладно.