Текст книги "Война роз. Воронья шпора"

Автор книги: Конн Иггульден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

11

Еще один день ушел на то, чтобы выгрузить остальное войско Эдуарда с кораблей потрепанного небольшого флота. Некоторые из капитанов облюбовали для своих судов песчаные берега, к которым шлюпки подходили совсем близко; другим приходилось высаживать людей в высокие заросли на илистый грунт. Невзирая на все предосторожности, несколько человек в тяжелых доспехах все-таки утонули, захлебнувшись грязью или соленой водой, прежде чем им удалось бросить веревку или помочь выбраться на берег. Работа была нелегкой, и к полудню все успели несколько запыхаться и подустать.

Кроме «Марка Антония», еще шесть кораблей везли под палубой лошадей в разборных стойлах. Два из них были приспособлены к этому занятию и располагали венецианскими стропами и лебедками, позволявшими опускать животных в воду, так что они могли вместе с конюхами доплыть до берега. Четыре других судна представляли собой обыкновенные купеческие когги[26]26
  Когг, ког – средневековое одномачтовое палубное парусное судно с высокими бортами и мощным корпусом, имевшее в основном торговое назначение.


[Закрыть] с глубокими трюмами, на скорую руку приспособленными к перевозке животных. Корабли эти пришлось под парусами подогнать к берегу, так что они остановились с великим шумом и треском рушащихся переборок под визг испуганных лошадей… Холодный утренний воздух далеко разносил звуки. Корабли эти заканчивали свой жизненный путь на английском берегу – и экипажи, соответственно, относились к ним как к источникам досок. Орудуя молотами, они выломали в бортах широкие бреши, через которые и вывели коней наружу. Несчастные животные, не совсем пришедшие в себя после шторма, сбились вместе, разбивая копытами просоленную, поросшую неаппетитной травой землю. Несколько лошадей погибли в хаосе шторма, сбитые с ног ударами огромных волн, или под ударами молотов, когда они вырвались из стойл и угрожали существованию самого корабля. Их блестящие черные тела теперь покачивались в трюмной воде, под впервые проникшими в эти закоулки лучами солнца.

Мартовский день как будто принес в себе дуновение весны, несмотря на то что небо оставалось пасмурным, а на берегу собралась едва просохшая и грязная армия. Шлюпки все сновали между берегом и стоявшими на якоре кораблями, вывозя на берег оружие, инструменты и всякое снаряжение, разбросанное по палубам после шторма. Соль тонким порошком покрывала все вокруг – кожу людей, одежду… ею был пропитан сам воздух. Солдаты жадно пили воду из своих фляжек и доставленных на берег бочонков с питьевой водой, однако ее не хватало, чтобы утолить жажду. Кроме того, за последние два дня моряки не ели ничего, кроме скудного пайка из сушеной рыбы и вяленого мяса.

Эдуард окинул взглядом людей, которым предстояло вернуть ему утраченную корону. Его войско на берегу выглядело уже побежденным, сборищем утомленных и голодных нищих. Достаточную бодрость сохраняли только его брат, лорд Риверс и стоявший возле них барон Сэй. Эти трое последуют за ним до конца – король не сомневался в этом. Но все остальные посмотрят по сторонам, увидят свой жалкий вид… усомнятся и испугаются.

– Лорд Риверс, – обратился монарх к своему приближенному. – Пусть трое ваших людей заберут мои знамена с этой горки. Начнем нашу войну красиво! Город Халл расположен не более чем в дюжине миль отсюда. Там мы найдем пищу и отдых. За ним начинается Йорк. Там под мои стяги придут новые люди. Мы сделали один лишь первый шаг, джентльмены! Капитаны, выстройте своих людей в походную колонну.

Приказы его повторили голоса двух десятков мужчин, командовавших недовольными солдатами, строившими их в шеренги и роты, попутно отдававшими распоряжения мальчишкам, сновавшим вокруг с горнами, трубами и барабанами. Над соленой равниной зазвучал походный ритм, и те, кто его слышал, ощущали, как их застывшая кровь пробуждалась, заставляла принюхиваться к свежему ветру. Обратив спины к морю, войско отправилось в глубь страны, оставив флотских чиниться перед возвращением во Фландрию.

Капитаны кораблей знали, что больше в них нет нужды. Эдуард не станет возвращаться на континент, с чем бы он ни столкнулся.

* * *

Граф Ричард Уорик не распустил свое войско зимой, хотя необходимость содержать в безделье двадцать тысяч мужчин довела его едва ли не до нищеты. Причиной тому во многом служила неразбериха с его титулами. Закон попросту не предусматривал возможности возвращения в общество лишенного прав человека. Не имея возможности получать доходы с имений, Уорик был вынужден продавать небольшие поместья. Другого выхода не было. Армии следовало платить – а кроме того, ее надо было кормить, поить, одевать и снабжать оружием. И чтобы держать этих людей в готовности к бою, нужно было обеспечивать благополучие целой кучи ремесленников, от кузнецов и кожевенников до сапожников, прядильщиков, портных и докторов, коими общий список далеко не исчерпывался. И все это требовало изыскивать целый поток золота и серебра, при том, что граф Уорик, насколько было возможно, не торопился с выплатами и всегда задерживал их на один или два месяца. Ему казалось, что жизнь его проходит в обществе клерков и пачек счетов, от которых начинала болеть голова и на которые отказывались смотреть глаза. И хотя официально Ричард еще не вернул себе все права на свои поместья в Уорикшире, он все-таки чувствовал себя там дома. Ковентри, большой город на севере графства, был сердцем его английских владений. Хотя город этот не мог похвастать таким богатством, как Лондон, граф назанимал денег во всех его монастырях, не считаясь с условиями, которыми обставлялся заем. Так или иначе, но он вернет себе собственные владения, ну а если погибнет – мертвому незачем заботиться о долгах. Странно было ощущать подобную свободу – свободу человека, не имеющего сыновей. Его дочерей защитят герцог Кларенс и принц Уэльский. Тем или иным путем он вернет себе собственное состояние – и потратит его так, как считает нужным.

Последний из монастырских экономов, согбенный годами и тяжестью возложенной на него ответственности, поклонился и отбыл восвояси, и Уорик впервые за шесть дней остался в одиночестве и почувствовал, что голова его идет кругом. После того как пришло известие о появлении флота, он засел за работу, уделяя свое внимание тысяче подробностей. И все из-за одного человека.

В конце зала открылась дверь. Ричард глянул на помеху и обнаружил, что приветственно улыбается Дерри Брюеру. Граф Уорик отнюдь не рассчитывал на его дружбу. Более того, на деле они не однажды оказывались в разных лагерях. Брат Ричарда, Джон Невилл, не испытывал к этому человеку ни малейшей симпатии, хотя не мог не ценить преданность Брюера. И все же, раз уж Ричард Невилл сумел простить королеву, убившую его отца, значит, сумеет простить и ее слугу. Уорик ощущал в этом отношении некое довольство собой, как если б смог проявить определенную мудрость, недоступную для остальных людей.

– А я полагал, что вы уже возвращаетесь в Лондон, мастер Брюер, – проговорил он, пока Дерри, постукивая палкой, приближался к столу. Как ни странно, но при всем новоприобретенном Ричардом теплом отношении к этому человеку он остро ощутил находящийся на бедре кинжал. Застарелый цинизм никак не мешал графу все-таки держать руку поближе к его рукояти. Мир – жестокое место… Здесь предают и убивают, застав врасплох. Он не позволит себе снова попасть в подобную ситуацию.

– Да, сегодня днем, – ответил Брюер. – Собирая сегодня своих пчелок, я подумал, что надо навестить и тебя.

– Ваших «пчелок», Дерри? Людей, шепотками которых вы пользуетесь?

– Мне нравится это словцо, Ричард. Оно так подходит к моим людям, незаметно поселяющимся там и здесь и тихо слушающим… А может быть, еще и потому, что новости, которые они приносят, – сущий мед для меня.

– Вы что-то узнали? – спросил Уорик, выпрямляясь.

– Как ты сам говорил, Лондон находится слишком далеко от севера Англии и потому бесполезен нам. Лондонские новости всегда опаздывают. А вот Ковентри – средние земли, то есть все равно что бьющееся сердце. Кроме того, этот город окружен парой миль надежных и крепких стен, а я научился ценить сие качество за прошедшие годы. Он нравится мне. Быть может, я, наконец, уйду от дел и поселюсь здесь. Если только найду хозяина, готового сдать мне свое владение за хорошую плату…

Ричард почесал ухо.

– Полагаю, что человек, обладающий полезной информацией, может устроиться самым удобным образом, мастер Брюер. Все зависит от того, что он слышал.

– Вне сомнения, – не стал возражать Дерри.

По правде сказать, он располагал небольшим домиком в лондонском районе Рукери и поместьем за городским стенами, записанным на имя старого приятеля-лучника. За все предыдущее десятилетие ему удалось провести там едва ли не всего один месяц, однако он все мечтал о том, как будет ухаживать за собственными пчелами и обрезать яблони, когда сын короля Генриха будет мирно и благополучно восседать на собственном троне, а Йорки превратятся в темное пятно в свитках истории. Шпионских дел мастер улыбнулся Уорику единственным глазом, замечая всю его усталость и слишком хорошо понимая его. Им обоим не жить, если Эдуарду удастся победить… В этом можно было не сомневаться.

– Я слышал, что Эдуард и его брат выступили из Фландрии более чем с тысячей человек, – рассказал Брюер. – У меня есть среди них надежный парень, и он говорит, что все они – наемники из Бургундии. Впрочем, это и так ясно. Однако малому нужен покровитель, и я обещал, что ты найдешь для него место при себе.

Ричард отмахнулся:

– Зачем мне платить еще одному человеку? У меня здесь, на рыночной площади, спит несколько тысяч таких – или вы не заметили их? И столько же, если не больше, марширует по замку Уорик. Каждое утро меня посещают два утонченных человека, мэр и олдермен Ковентри, и, сняв с головы шляпу, с поклоном вопрошают, не будет ли мне угодно запретить своим солдатам воровать пищу и приставать к здешним молодкам. Поверьте, мне даже пришлось повесить отличного крепкого парня за то, что он убил местного жителя… Он сделал то, чего я хочу от него, а мне пришлось лишить его жизни! Я стал тут для всех них чем-то вроде доброй няни… наставника, казначея, в конце концов! A я все жду и жду. И каждый день становится для меня новым поворотом пыточных тисков, которые стискивают все сильнее и сильнее…

– Успокойся, Ричард, – проговорил Дерри. – Пока что мы всего лишь увидели флот. Да, нет ничего хуже, чем ждать. Но разве мы не окажемся дураками, если в конечном счете узнаем, что эта великая буря разбила его флот в щепки? Подумай об этом! Или если он высадится возле Йорка, представь себе все, что мы сделали за последние месяцы, чтобы они не забыли о Таутоне. Ланкастер на троне – это мир, сынок! А мир – это торговля. Такова наша линия, сынок, если спросят. Вежливая и твердая… Надо говорить людям то, что они хотят услышать. Войны Эдуарда не нужны городам севера. Они еще не забыли последнюю.

Дерри был доволен тем, что Уорик хотя бы слушает его.

– Когда они высадятся, мои маленькие пчелки сразу же сообщат мне об этом, и тогда мы падем на них, как орел с высоты, – продолжил он. – На твоей стороне граф Оксфорд, герцог Эксетер, графы Эссекс и Девон. Сомерсет на берегу ожидает Маргарет. У тебя еще есть твой брат Джон – и я не сомневаюсь в том, что твои собственные доверенные люди ждут на севере с голубями появления нашего рослого друга?

Дерри помолчал, дожидаясь кивка Уорика. Граф отправил голубей в Йорк не один месяц назад, и они ожидали возвращения в Лондон. Мысль эта заставила его прикусить губу и негромко выругаться. По дороге к родным для них вестминстерским голубятням птицы пролетят над Ковентри. Еще одна из мелочей, которые следует внимательнее продумывать.

Брюер продолжал говорить словно в самозабвении, хотя Ричард по собственному опыту знал, что старик редко пропускает мимо взгляда своего единственного глаза любую реакцию на свои слова. В этом отношении Дерри напоминал ему французского короля, также следившего за собеседником более пристально, чем допускали хорошие манеры.

– При Эдуарде состоят его брат Ричард и лорд Риверс, верный, как старый пес. Вместе с ним за море бежал и барон Сэй – он, должно быть, до сих пор находится при нем, подбирая крошки, падающие из его пасти. – Дерри ухмыльнулся, довольный нарисованной им картиной, но тут же посерьезнел: – Однако есть и такие люди, которым я бы не стал верить в нынешние времена, Ричард. Например, графу Перси на севере. Ты знал его с детства, поэтому я мог бы оставить подозрения в его отношении. Однако твой собственный брат Джон твердит всем, кто его спросит, что добьется возвращения этого титула в свои горячие лапки. Посему Перси может принять сторону Йорков, хотя если б Джон держал рот на замке, то мы могли бы не опасаться его.

– Хорошо, я переговорю с Джоном, – ответил Уорик.

Брюер пожал плечами:

– Говорить с ним уже поздно – вся страна знает о претензиях твоего брата или догадывается о них. А как насчет Кларенса? Ему можно доверять?

Ричард попытался представить себе лицо своего зятя, а потом утвердительно кивнул:

– Да. Я был рядом с ним на море, когда родилась и умерла его дочь. Он еще не простил за это своего брата.

– Похоже, он ждет слишком многого для человека, который предпочел жену и месть. Он считает себя наследником престола? А ему известно, что ты выдал свою дочь за Эдуарда Ланкастера? Разве этот шаг не отодвигает Кларенса от трона? Что значит тогда его очередь в престолонаследии?

Уорик фыркнул:

– Больше всего он хочет получить герцогство Йоркское – а Эдуард при любых обстоятельствах будет стремиться сохранить его за собой… Нет, я доверюсь честолюбию моего зятя, даже если он охладеет ко всему остальному.

– Ты простил Маргариту Анжуйскую, – напомнил графу Дерри, коснувшись его старой раны.

Ричард бросил на него внимательный взгляд:

– Я сделал это, потому что таким образом хочу вернуть себе прежние титулы.

– Я понимаю это. Однако хочу сказать, что Кларенс, возможно, испытывает подобные чувства. Я не стал бы доверять ему на поле брани, когда исход битвы можно обернуть против тебя… Надеюсь, ты меня понимаешь? Он, Эдуард и Ричард равным образом потеряли отца. Тебе следует остерегаться этих сыновей Йорка, вот так. Подумай о собственных братьях, даже о Джоне с его вздорным гневом на всех и на вся. Он-то останется твоим, даже когда дело дойдет до ножей.

Уорик вдруг усмехнулся:

– Вот уж не хотел бы я, чтобы Джон услышал эти ваши слова! Вы видите в нем вздорный гнев и злобу. Но это Джон советовал мне не доверять Кларенсу. В вас гораздо больше сходства, чем вы готовы признать. Вы – двойники в своих подозрениях! И я скажу вам, Брюер, что сейчас важно: этой зимой я собрал и накормил двадцать тысяч человек. Только представьте себе двадцать тысяч голодных ртов, в которые три раза в день необходимо что-то сунуть… и так месяц за месяцем. И всем им нужно снаряжение, кони, оружие и земля. Я платил им, чтобы они оставались в Уорикшире, в самом сердце Англии, чтобы оттачивали свое воинское мастерство и готовились к бою. И когда Эдуард станет против нас, a это непременно случится, они со всех сторон обойдут его малочисленную рать и изрубят ее в капусту.

Откинувшись на спинку кресла, Ричард шумно вздохнул.

– Но я боюсь его, Дерри, и не стыжусь признаваться в этом… Любой из тех, кто побывал при Таутоне, поймет меня. И поэтому я велел лучникам соорудить поле для стрельбы за стенами Ковентри. Вот почему десять тысяч моих людей ежедневно маршируют, чтобы натренировать выносливость и силу, а потом рубятся на полях возле замка Уорик. Еще больше моих людей здесь, в Ковентри. Остальные придут, когда тут появится Эдуард!

Глава тайной службы отвесил собеседнику легкий поклон, отставив назад правую ногу.

– Рад слышать все это, Ричард. Мне хотелось бы, чтобы вся эта история наконец закончилась, а закончиться она может – как тебе известно – только со смертью Эдуарда. А ему не исполнилось еще даже тридцати лет! Ты уже видел, какой может стать при нем наша жизнь… как день за днем ты ждешь, что вот-вот завоют трубы и вся страна поднимется, чтобы поглотить нас. Мне было довольно и пяти месяцев подобного существования. Способен ли ты прожить подобным образом пять лет?

– Нет, не способен, – согласился Уорик. – И я согласен с вами, Дерри. Какая бы ни сложилась ситуация, я не оставлю Йорков в живых. Один раз я уже позволил себе эту ошибку, когда Эдуард был пленником в моем замке, – и теперь у меня возникла возможность исправить прошлую оплошность… последняя возможность.

– Не медли, – продолжил Брюер. – Высадившись, он с каждым днем будет становиться сильнее. Ты знаешь, с какой силой Эдуард притягивает к себе всех обиженных, лишенных земель, всех озлобленных, всех этих рыцарей и лордов, которые не видят для себя будущего при Ланкастерах… Все они придут к нему. И поэтому ты должен нанести свой удар сразу же, как только получишь известие о высадке. Ты стал станом здесь, а не в Лондоне… Разумный выбор. Ты можешь сзывать сюда свои войска и бросать их в любую сторону. Да пребудет с тобой Господь, сынок! Только не напортачь чего.

– Значит, вы не останетесь здесь? – спросил Уорик, заранее зная ответ. Дерри покачал головой, и на губах его появилась улыбка:

– Буду составлять королю Генриху компанию в Вестминстере. Там ему ничто не угрожает. А я уже слишком стар для любых походов, да и всегда говорил, что моя работа заканчивается, когда начинается бой. И теперь мне нужна только спокойная старость и голова Эдуарда на Лондонском мосту. Тогда-то я его и прощу, но не раньше.

– Благослови вас Бог, мастер Брюер! Надеюсь, что при следующей встрече мы пропустим по пинте за здоровье друг друга. И передайте королю Генриху, что я молюсь за него.

– O, Его Величество ничего не поймет, Ричард. Его время прошло. Но сам я – не сомневайся – выпью за твою удачу пару пинт лондонского пива. Так что до встречи, сынок.

* * *

Стены Халла были сложены из темно-красного кирпича, и самый невысокий участок их поднимался на сорок футов над землей, а башни располагались не только у реки, но по всему их периметру. Перестроившееся по двое в ряд войско Эдуарда подошло к этим стенам, прошагав никак не меньше шестнадцати миль. И теперь солдаты терпеливо ожидали, что их впустят в город через ближайшие ворота, а его обитатели высыпали наверх стен и со всякого свободного места с тупым изумлением взирали на новоприбывших.

Знамена Эдуарда горделиво реяли перед городскими стенами, однако ворота оставались закрытыми. Король понимал, что приближение их, конечно же, не осталось незамеченным. Дозорные на этих высоких стенах и башнях, разумеется, не могли не заметить появления такого большого вооруженного отряда. Однако похоже было, что в город их не пустят.

Монарх уже обменялся парой гневных взглядов с братом Ричардом, когда со стены спустили герольда на деревянной платформе, вынесенной вперед на длинном брусе с блоком на конце. Опустившись на землю, мужчина торопливо сделал шаг в сторону – и вовремя, ибо платформа тут же вознеслась вверх.

– Едва ли он несет нам добрые вести, – проговорил Ричард. – Похоже, брат, что Халл принял сторону Ланкастера. Кто бы мог подумать?..

Приблизившийся к Йоркам герольд низко поклонился обоим братьям. Этот ничем не примечательный человечек был облачен в цвета города; шея его была покрыта белой коркой какого-то грибка или сыпи, так что посланец постоянно чесался, вызывая у Эдуарда и Ричарда желание отступить, чтобы ненароком не подхватить от него эту неаппетитную хворь.

– Милорды, городской совет предпочитает оставаться в стороне от конфликта, – сообщил житель Халла.

– Если вы не пустите меня в город, значит, вы – сторонники Ланкастера! – резким тоном бросил Эдуард.

Герольд судорожно сглотнул и вновь почесался, посмотрев на Йорков круглыми от страха глазами.

– Я всего лишь вестник, Ваше Величество, и ничем не хочу оскорбить вас. Все мы испуганы, и поэтому ворота остаются закрытыми. И мне приказано сказать вам это.

– Тогда возвращайся. И передай своему совету, что я этого не забуду. Закончив свои дела, я вернусь сюда и призову их к ответу. Это все, что я могу сказать тебе. – Эдуард развернул коня и кивнул брату: – Поехали, я не стану просить помощи у этих людей. Я – король Англии, а они – мои подданные. Черт возьми, я поставил перед их глазами свои знамена! Ничего больше я делать не должен.

Не глядя на съежившегося от страха вестника, Ричард поехал следом за братом – к своим выжидавшим фламандским солдатам. Разгневанный Эдуард проехал мимо них и, только оказавшись, наконец, в миле от города, спешился.

Несморя на то что никакого провианта не ожидалось, Ричард приказал располагаться на ночь и отослал умельцев искать местные стада или дичину, в то время как все остальные стали заниматься благоустройством ночлега на сырой земле. Одни только кони могли досыта наесться молодой весенней травой. И если посланцы герцога не найдут стало овец или несколько коров, большей части солдат придется улечься спать на голодный желудок, а потом на следующий день идти еще тридцать, а может, и больше миль. Глостер отослал одного из капитанов к стенам города за знаменами брата, после чего, погрузившись в раздумья, проехался по шедшей на запад дороге, явно лучшей, чем та, что привела их в эти места от города.

– Ну и что я, по-твоему, должен был сказать им, Ричард? – обратился подъехавший к брату Эдуард. – Или ты считаешь, что я, миропомазанный и коронованный король, должен был попросить, чтобы они впустили меня?

– Не думаю, чтобы они впустили нас, даже если б ты попросил об этом, – ответил герцог. – Ситуация снова напомнила мне о Генри Болингброке. Ему тоже отказали, когда он высадился на севере. И ему пришлось отказаться от претензий на корону.

– Значит, тогда он еще не был королем, так? – уточнил Эдуард.

– Еще не был.

– Шесть месяцев назад эти люди пали бы к моим ногам, а теперь они говорят, что не откроют перед мной ворота своего города? Я не забуду этого, Ричард. Я этого не забуду!

– Послушай, брат. Старый Генри Болингброк сказал им, что его не интересует корона Англии. Он объявил, что вернулся ради своих титулов. Что города и деревни не могут отказать ему в этом праве. Вот тебе и выход из ситуации. Когда завтра мы подойдем к городу Йорку, подними знамя Йорков и свой стяг с Пламенеющим Солнцем. Трех королевских львов не разворачивай, и горожане, быть может, откроют перед нами ворота. Ты – старший сын Ричарда Йорка, и никто не может оспорить твой титул.

– Отмененный парламентом, – проговорил Эдуард с некоторым облегчением.

Услышав его слова, Глостер усмехнулся:

– Парламентом, находящимся в сотнях миль отсюда. А это Йоркшир, брат мой. Другой мир, другие дела. Так что завтра ты должен поднять стяги Йорков и свой собственный. И молиться.