355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кондратий Урманов » Пора забот » Текст книги (страница 2)
Пора забот
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 22:45

Текст книги "Пора забот"


Автор книги: Кондратий Урманов


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

РАЗБОЙНИКИ

Отшумела звонкая, весенняя песня; словно с хороводом прошла она по нашей земле, одела деревья в зелень листвы, степи покрыла травами, разбросала цветы: желтые, белые, розовые, лиловые.

На озерах, болотах и поймах утихает утиный галдеж, в непролазных чащах камыша замолкают гуси, лебеди, журавли, только по опушкам леса все еще звенят мелодичные песни зорянок, лесных коньков, мухоловок и многих других мелких певуний.

Охота окончена, сейчас все птицы садятся на яйца, и в жизни охотника наступает новая полоса: хорошо прочищенное ружье повешено на свое место – до осени, утиные чучела поставлены на полку в кладовую, запрятаны в ящик и заперты на замок баночки с порохом, мешочки с дробью, коробки с пистонами и пыжами.

Но охотник всегда остается охотником. Это я знаю по себе. Как только окончится весенняя охотничья «страда», в комнате появляется другое оружие: длинные бамбуковые удилища, переметы, дорожки, жерлицы, коробки с блеснами и крючками. Все это рыболовецкое хозяйство подвергается серьезному осмотру: проверяются лески, наплавочки, грузила, чистятся блесны, затачиваются крючки…

И неизвестно, как об этом узнает Кешка – сын моего соседа Петра Филимоныча, – остроглазый такой, конопатый парнишка. Влетает, можно сказать, без доклада и сразу:

– Здравствуйте, Михаил Петрович! На рыбалку поедем?

– Поедем, – говорю, – да не все… ты откуда узнал? Сорока, что ли, тебе на хвосте весть принесла?

– Так по табелю теперь все рыбы икру выметали, самая рыбалка должна быть…

– По какому, – спрашиваю, – табелю?

– Да вы же сами в прошлом году рассказывали, какая рыба и когда икру мечет, ну, я все и записал в табель.

Ах, сорванец! Все запомнил! Всякое слово на ниточку нижет…

– Ну, хорошо, – говорю, – с нашим табелем как будто все в порядке, на рыбалку ехать можно, а вот как твой табель? В каком он положении? О нем ты, кажется, сейчас должен больше всего беспокоиться…

Кешка замялся, потер кулаком лоб и говорит:

– Зимой во вторую четверть маленько ошибся… Коньки подвели…

– Не туда заехал?.. – спрашиваю.

– По арифметике на тройку напоролся… – улыбается он, и веселые веснушки на щеках словно оживают и ползут к его лукавым глазам. – Вечером долго на катке катался, а домой пришел – спать лег…

– Плохо твое дело, – говорю. – Без арифметики и в рыбацком деле нельзя. Там ведь тоже полный учет надо вести всему. Сколько, например, окунь откладывает икринок? Не знаешь? Ну вот. Какой же ты рыбак? Если бы мы с тобой посадили в пруд одного окуня-самку, она бы отложила весной 30 тысяч икринок, плотичка или чебак – до 100 тысяч, щука – до 200 тысяч, а карась – до 300 тысяч… Как же ты обойдешься тут без арифметики?

А Кешка улыбается:

– Вот бы порыбачить в таком пруду!..

– Сорванец, – говорю я ему, – вот кто ты! Я тебе про одно, а ты про другое. Не возьму тебя на рыбалку. Сам в субботу поеду, а тебя не возьму. Принесешь табель с хорошими отметками, тогда посмотрю…

– Так ведь табель я принесу в конце года… Возьмите меня, я все уже исправил… Больше у меня нет троек ни по одному предмету…

– А четверки?

– Четверка одна запуталась – по диктанту… – виновато улыбается Кешка.

– Ну и кончено! Нам с тобой, Иннокентий Петрович, и разговаривать не о чем… Когда начнутся летние каникулы, видно будет…

– Михаил Петрович, ну возьмите… – умоляет Кеша.

– Нет! – говорю я строго. – Я давно Михаил Петрович, а ты давно Кеша. Я возьму с собой того, кто умеет кататься на коньках и находит время готовить уроки, у кого не только троек, но и четверок нет… Что мне скажут твои родители?

И проводил его домой…

Неделя пролетела незаметно, а в субботу я не выдержал напора. Кеша пришел с матерью, я, признаться, человек мягкий и – сдался…

– Ладно, – говорю Марии Николаевне. – Кешу я возьму с собой, только за его отметки не отвечаю…

…И вот мы плывем по широкой и многоводной Оби. Река спокойна, и наша лодка легко скользит вниз по течению. Кеша старательно налегает на весла. Он бы с удовольствием сидел сложа ручки и любовался богатой зеленью берегов, кустами зацветающего шиповника, жимолости, калины, но у нас мало времени, и я посадил его на весла. Нам нужно спуститься километров девять по Оби, проплыть по образовавшейся прорве в Кривое озеро, а из него, протокой – в Глухое. Нужно еще к ночи поймать несколько чебаков и окуньков, чтобы поставить наши жерлицы на хищников.

На Глухом озере Кеша еще не бывал. Когда протокой мы попадаем в него, я говорю:

– Вот, Кеша, какое оно, Глухое. Названо так потому, что раньше оно было закрытое. Озеро тихое, глубокое, рыбы в нем много. Сколько, ты думаешь, нынче здесь отродилось мальков?

Кешка опускает весла, поворачивается и долго глядит вдаль, на крутые берега, поросшие тальником, серебристыми, еще низенькими тополями, кустами смородины и редкими одинокими березками.

– Этого, Михаил Петрович, нельзя сосчитать… Если от каждого окуня из икринок появится по 30 тысяч мальков, от каждого чебака по 100 тысяч, от щуки по 200 тысяч, от карася по 300 тысяч… А сколько взрослых рыб – неизвестно… Нет, этого никому не сосчитать…

– А тут еще налимы и лини живут, да и твои любимые ершишки из реки заходят…

– Ни один человек этого сосчитать не может, будь он распрофессор… Цифр не хватит… – убежденно заявляет Кеша.

– Это потому тебе так кажется, что ты многого не знаешь, Кеша, – говорю я. – Икринок-то рыба откладывает много, а мальков на свет появляется гораздо меньше…

– Куда же они деваются?

Я рассказываю ему, какое огромное количество икринок погибает еще до того, как из них появятся мальки.

– Разгулявшиеся волны часто выбрасывают большие ленты и сгустки икры на берег, и она засыхает на траве, ее съедают утки и чайки, ее уничтожают сами же рыбы, такие, как щуки и окуни… да и появившимся малькам они пощады не дают…

– Ох какие разбойники! – удивляется Кеша.

– А какие они разбойники, я покажу тебе на примере, если мы попадем на жор… Бери весла, поплывем в тот конец, там вода чище и ночевать удобнее…

По Оби и по Кривому озеру мы все время плыли с востока на запад, а в Глухом поворачиваем и плывем в обратном направлении. Вдали видны дымки заводских труб родного города, но ни один звук сюда не доносится. Здесь была бы полнейшая тишина, если бы не птичий гомон. В заботах о потомстве утихомирились утки, перестал токовать бекас, замолкла выпь, но маленькие певуньи наперебой заливаются во всех кустах, окружающих озеро Глухое, и в воздухе стоит несмолкаемый звон.

– Птички-то как поют! – восхищается Кеша.

– Сейчас у них еще такая пора, когда петь можно, появятся детки, появятся заботы, и петь меньше будут… – говорю я.

Высокий уровень воды в Кривом озере сказывается и здесь: мутная вода проникла по протоке и заняла почти четверть Глухого. Дальше вода посветлела, и я с надеждой смотрю вперед, на игру рыбьей мелочи – это плавится вершковый чебачок в погоне за насекомыми.

Озеро заканчивается расширением, похожим на однобокую большую ложку. Вода здесь совсем светлая, а чебанки, играющие перед закатом солнца, покрывают ее серебристым блеском.

Мы причаливаем к берегу, быстро налаживаем все наши четыре удочки, насаживаем красных червяков, забрасываем и садимся рядом на берегу. Некоторое время клева совсем нет, и Кеша начинает беспокоиться.

– Озеро красивое… – говорит он.

– И глубокое, – добавляю я. – До восьми метров в некоторых местах глубина… И рыбы здесь видимо-невидимо…

– А почему же не клюет?

– Против такого своеволия рыбы у рыбака должен быть запас терпения. Если у тебя нет терпения – не берись за удочку… Возьми-ка топорик и заготовляй дрова. Ужинать-то мы все равно должны… Как ты думаешь?

– Обязательно! – говорит Кеша и убегает в кусты.

Место, на котором спокойно расположились наши четыре наплавочка, окружают поднимающиеся со дна, но еще не развернувшиеся широкие листья водяных лилий; берег крутой, обрывом, и над водой склонились кусты тальника. Лучшего места не придумаешь. Но почему же все-таки не клюет?

Солнце прячется за тучку над виднеющейся зеленой рощей села Криводановки. Я гляжу на закат и вдруг замечаю, как правый наплавочек Кешиной удочки вздрогнул. Потом еще раз, еще и еще. Ясно, что клюет небольшой чебачок, я подсекаю, – и в воздухе сверкает моя первая «добыча». Прибежавший Кеша смеется:

– Ну и чебачина!..

– Ничего, – говорю. – Давай сюда котелок с водой да выруби три длинных удилища. Мы таких красавцев на жерлицы будем садить… Щук да окуней в этом озере полно. Может, к утру возьмет какая…

Кеша стремглав бросился в кусты.

Пока он ходил, я еще поймал несколько чебачков, и вскоре три вилашки с намотанным шнуром повисли над водой на длинных удилищах.

– Ловись, – говорю, – рыбка, большая и малая…

А Кеша опять смеется:

– Да уж меньше этой некуда… Из такой ухи не сваришь…

– Еще какую уху сварим! Садись, – говорю, – рядом да не шуми. Чебачки народ пугливый…

Быстро темнеет. Мы поймали еще несколько чебаков, и клев прекратился.

– Ну, что ж, Кеша, раз уха не получилась, будем готовить чай, с надеждой, что завтра все-таки поедим ушицы из свежей рыбы…

Я насадил на две удочки кусочки чебачьего мяса и забросил под самые лопухи.

– Это, – говорю, – на счастье. Может, там бродят окуни, они не лишними будут в ухе… Давай заниматься костром…

Ночь наступает тихая, трава покрывается росой, и появившиеся комарики вскоре исчезают. Все небо, словно осенью, усыпано звездами. Недалеко в кустах поют овсянки, мухоловки, трещат маленькие камышевки-сверчки да где-то на соседнем болоте неумолчно кричит коростель: дыр-дыр… дыр-дыр… дыр-дыр…

Я собрал немного прошлогоднего сена, покрыл его палаткой, и, когда запылал костер, наш стан мне показался даже уютным: на причале стоит лодка, над пылающим костром висит почерневший чайник, а между кустов мы с Кешей хозяйничаем. Раскладывая по палатке домашнюю снедь, я говорю:

– Хорошо, Кеша!

– Хорошо!.. – отзывается он, подбрасывая в костер сухие палки. – Я сегодня совсем спать не буду… Птички-то как поют!.. Михаил Петрович, а кто это дыркает?

Я говорю, что эту птицу зовут коростелем и дергачом.

Кеша еще ничего не слыхал о коростеле, и я рассказываю ему все, что знаю. Он внимательно слушает и заключает:

– Эта птица – ненормальная… Крылья имеет, а ходит пешком. Чудная птица!

За чаем мы сидим долго, не торопясь закусываем и запиваем из кружек. А ночь, июньская короткая ночь, с ее прохладой, звездным небом и пением птиц летит и летит над нами, и не знаешь – много ли ее еще осталось? Усталость берет свое. После чая, склонившись на рюкзак, я мгновенно засыпаю.

Сколько времени я проспал – не знаю, но вот кто-то трогает меня за плечо, и я слышу тихий голос:

– Михаил Петрович, проснитесь!.. Михаил Петрович!..

Наконец до моего сознания доходит, что это Кеша.

– Проснитесь, Михаил Петрович… Там что-то булькает… Удилишко до самой воды согнулось, и булькает…

Я достаю фонарик, и мы идем к берегу. Крайнее удилище, на крючке которого я насадил кусочек рыбьего мяса, склонилось к самой воде. В луче света я на мгновенье увидел красненький наплавочек. Он, словно испугавшись, быстро скрылся под водой, удилище взбулькнуло.

– Давно уже так, – говорит Кеша. – Я не спал и все слушал, только сразу ничего не мог понять…

– А вот мы сейчас посмотрим, кто там озорует по ночам, добрым людям спать не дает…

Я беру удилище и сразу чувствую резкие рывки в стороны.

– Понятно, – говорю, – пожалуйте сюда, Окунь Окуневич, – и выбрасываю на берег крупного окуня.

Кеша кинулся к нему и наколол палец.

– Это тебе на пользу. Надо уметь окуней брать, с головы его бери, приглаживай ему плавники… – и показываю, как это надо делать.

На одной из удочек оказалась крупная сорожка. Мы посадили ее вместе с окунем на кукан, обновили насадки и, подживив костер, улеглись рядом на палатке.

Утро подошло незаметно, и тут было не до сна. Кеша беспрерывно вскакивал, смотрел удочки и, возвращаясь, говорил:

– Нет, еще не клюет…

– Подожди, вот сейчас мы подкормим чебаков кашкой. Заклюют…

Я достаю небольшую и плотно завернутую банку с прикормом, развязываю и даю Кеше понюхать.

– На такую кашу все чебаки к нам сбегутся…

Но Кеша улыбается. В самом деле, запах от каши невероятный. Чего только я не намешал в это рыбье кушанье: тут и распаренный овес, и отруби, и крошки черного хлеба, и остатки пшенной каши, и картошка, и толченый льняной жмых, даже корочки голландского сыра я размельчил и бросил в это месиво, пока оно варилось на плите. Старые рыбаки уверяют, что такой прикорм – неотразим.

Вечером я бросил две горсти, как затравку, в то место, где стояли наши удочки, но особых результатов не было видно. Прикорм надо бросать за день – за два. Я этого сделать не мог. Сейчас я решил снова подкормить чебаков.

Меня больше интересовали окуни и щуки, но этих хищников можно взять только на животь да на кусочки чебачьего мяса. Значит, нужны чебаки.

Совсем стало светло. Я рассеваю весь запас рыбьей каши и говорю Кеше:

– Сейчас у нас дело пойдет…

Кеша посмотрел на спокойные поплавки, ничего не сказал и пошел к жерлицам. Он сразу же вернулся оттуда, как мне показалось, бледный.

– Что случилось?

– Одной жерлицы совсем нет, а у другой весь шнур распущен… – словно боясь кого-то напугать, шепотом сообщил Кеша.

– Бери сачок, – говорю я. – Кто-нибудь там сидит, если шнур распущен…

На первую жерлицу щука, по-видимому, попала ночью и настолько умучилась, что без сопротивления пошла к берегу… и попала в сак.

– Вот какие бывают зубатые… – говорю я, выбросив из сака на траву двухкилограммовую щуку. – Эту не пытайся брать в руки, останешься без пальца…

Кеша прыгал от радости и все порывался погладить щуку.

Второе жерличное удилище было далеко от берега. Это моя вина. Я его не воткнул в берег, а положил на куст. Щука, заглотнув живца, легко стянула удилище в воду. Пришлось садиться в лодку. Вторая щука оказалась несколько меньше, но с ней порядком пришлось повозиться, пока она не оказалась в наших руках.

– Итак, Иннокентий Петрович, мы не плохо начинаем наш день… – говорю я, опуская щук в воду на кукане. – Может быть, из-за них и чебак не подходил к удочкам? Ведь эдакие зверюги стоят, разве он осмелится?

– Зверюги… – повторяет Кеша.

– Давай-ка попробуем на черный хлебец с постным маслицем да с анисовыми капельками. От такой закуски ни один чебак не откажется… А чебачки, как видишь, нам нужны, без них щук не поймаешь…

И мы быстро начали заменять червяков на наших удочках катышками из черного пахучего хлеба.

Показалось солнце, и весь мир будто проснулся от сна: громче запели птицы, почти на каждом кусту сидели маленькие певуньи и славили наступивший день; заиграли на поверхности воды рыбки, сверкая серебристой чешуей, а из бора, через озеро, летела пара ворон, и так-то азартно они кричали, что я невольно посмотрел на них, потом на небо. У рыбаков примета: если вороны с утра начинают дружно кричать, – жди дождика. На востоке узкой полоской лежит фиолетовая туча. Неужели будет дождь? А вороны уже летят над нами и надрываются:

– Ка-ар!.. Ка-ар!.. Ка-ар!..

– Чему обрадовались?! – кричу я. – Вот будет дождик, и вы станете «мокрыми воронами»…

Кеша смеется и провожает их нелестным словом:

– Горластые!.. Нам-то дождик не помешает, кричите сколько угодно!..

Солнышко быстро скрылось в тучу, все вдруг потемнело, и тут начался такой клев, что мы с Кешей едва успевали выдергивать чебаков. Пришлось по одной удочке отложить в сторону. Серебристые рыбки, сверкнув в воздухе, быстро переселялись в нашу корзину, спущенную в воду.

Я наживил жерлицы и снова сел рядом с Кешей. У меня появилась надежда, что домой мы вернемся не с пустыми руками. Но неожиданно клев оборвался. Если бы человек имел зрение, позволяющее ему видеть, что происходит в глубине водоема, он знал бы, что делать. Может быть, возле наших удочек затаились прожорливые щуки или подошел косяк окуней и угнал чебаков? Тогда можно было бы принять какое-то решение. Не могли же мы переловить их всех!

Я часто меняю насадки, хлеб заменяю красными червяками, потом распаренным горохом, а результат один и тот же – спят поплавки!

– Давай-ка, друг, займемся приготовлением ухи, – говорю я Кеше, – рыба у нас есть, а потом, может быть, дело поправится…

Кеше не хочется:

– Посидим еще маленько, Михаил Петрович…

Сидим пять, десять минут, и вдруг я слышу: чмок! чмок! чмок!

Совсем рядом, в каких-нибудь десяти шагах, узкая полоска молодого камыша у берега ходуном ходит! Ветра нет, а камыш вздрагивает, качается.

Я бросаю удочку и бегу туда. Первое, что я вижу, это кишащую массу мальков у самого берега и полосатых красноперых окуней, бьющих этих беззащитных рыбок. Мне показалось, что окуни окружили их плотной стеной и не дают выхода. Множество мальков силой окуневого удара было выброшено на песчаный берег.

– Котелок и две удочки! – подаю я негромкую команду Кеше.

У юного рыбака, казалось, кепка полезла на затылок, когда он увидел, что делалось в воде.

– Ух какие разбойники!.. шепчет он. – Что они только делают?!

– Они учат нас, как и на какую насадку нужно рыбачить, – говорю я. – Быстро собирай мальков в котелок с водой, они оживут…

Я наживляю на крючок малька и опускаю за полоску камыша. Удар последовал немедленно, и крупный окунь, описав в воздухе дугу, оказался у меня в руках. Бросаю его в травянистую ямку позади себя и снова наживляю малька.

– Берись за удочку, Кеша, поддевай малька за спину и забрасывай. Шевелись!

И началась у нас горячая работа!

Окуни оцепили весь камыш и беспрерывно, с громким чмоканьем, бьют мальков: их табуны ходят возле наших ног, часто хищники выскакивают на берег за своей жертвой или поджидают, когда мальки скатятся в воду. Они не обращают внимания на то, что их друзья взлетают в воздух и навсегда исчезают на берегу.

Это было настоящее организованное нападение, и Кеша правильно назвал окуней разбойниками. Они заставили нас забыть время, не видеть и не слышать окружающего, и если бы грянул гром, мы, вероятно, не обратили бы на него внимания.

Кеша уже достаточно изранил пальцы о колючие плавники окуней и теперь дольше задерживался, снимая их с крючка. Он без особой охоты принимался пополнять запас мальков. Уж очень интересно было тянуть из воды красноперых красавцев.

На всякого опущенного на крючке малька окуни кидались целой оравой, и казалось, они мгновенно разорвут его на часта. Добыча всегда доставалась более крупным.

Но… как с чебаками, клев оборвался неожиданно. И было непонятно: окуни никуда не ушли, плавали в камышах и по чистой воде на поверхности, а насадку не брали. Уцелевшие мальки оживились и бросились в бегство, при этом ни один разбойник не кидался за ними. Может быть, сыты?

Рядом со мной глинистая узкая коса от берега уходит вглубь, и я вижу, как из черной бездны сплошной лентой поднимаются новые отряды окуней, они пересекают косу и медленно плывут мимо наших насадок. Я выбираю самого крупного из них и перед носом опускаю насадку – малька. Красноперый красавец останавливается, некоторое время смотрит на предложенную закуску и спокойно уходит прочь.

Кеша так же, как и я, старательно предлагает какому-нибудь крупному окуню свою насадку.

– Получай, разбойник! Ну почему ты не хочешь брать? Малек живой, первый сорт… Ну, бери, разбойничище!..

– Нет, Кеша, надо сматывать удочки. Ничего не выйдет. Разбой окончен, надо ждать нового счастливого случая…

– Да когда он будет, «счастливый случай», еще?

– Это неизвестно, но ты запомни этот день… Тащи корзину, будем собирать добычу.

Чебаков мы переложили в Кешину корзинку, а в мою всех окуней. Кеша, приподняв ее с земли, заявил:

– Десять килограммов…

– Ты, кажется, начинаешь учиться преувеличениям… Не стоит, от этого рыбы в корзине не прибавится… Давай-ка сварим уху, да и в путь. А то голодные мы с тобой и до города не дотянем…

…После сытного обеда мы собрали все наше рыболовецкое имущество и, не задерживаясь, более, направились к городу…

…Кеша сдержал свое слово и хорошо закончил учебный год. Теперь мы часто бывали с ним на Глухом озере, но такого окуневого разбоя больше не видели. Камыши в том месте, где мы ловили окуней, выросли большие-пребольшие; по утрам водяные лилии раскрывают свои белые чашечки с золотой сердцевиной. Мы сидим с удочками, любуемся красотой озера и ждем, счастливого случая. С рыбацким терпением ничто не сравнится. Может быть, и дождемся…


РЫБОЛОВ

Я сижу с удочкой на берегу реки Уень и занят не столько рыбалкой, сколько наблюдениями за соседом. Рядом со мной, на сухой ветке тальника, сидит другой «рыбак», он в зеленом камзоле с оранжевым нагрудником, хвост куцый, а голова непомерно большая, и толстый длинный нос.

Он удачнее меня рыбачит, и я с некоторой завистью наблюдаю за ним.

Вот он сидит спокойно, поглядывая то на меня, то на воду. Я не мешаю ему, и он нисколько не боится моих взмахов удилищем. Ему все это не нужно, чтобы поймать рыбку. Он мгновенно срывается с ветки и камнем падает в воду. Сначала я подумал: потонул мой сосед! Нет, он вскоре появился на своей ветке, и в его толстом клюве я вижу трепыхающегося серебристого чебачка. Без помощи лапок он быстро поворачивает рыбку к себе головой и заглатывает.

Он давно уже рыбачит и глотает свою добычу, но каждого нового чебака все дольше и дольше задерживает в клюве и часто посматривает под корягу, нависшую с берега над водой. Наконец, я догадываюсь: там у него гнездо.

Чтобы увериться, я наваливаюсь на пенек и притворяюсь спящим. Зимородок долго наблюдает за мной, потом пикает, из-под коряги показывается его подруга, такая же зеленая, но менее нарядная. Они поймали по рыбке и скрылись под корягой.

Мне стоило больших усилий, чтобы заглянуть в их гнездо. Нора была очень глубокая и почти вся выстлана рыбьими косточками и чешуей. По этим признакам я догадался, что у зимородков были уже дети. Но посмотреть их не удалось.



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю