Текст книги "Журнал "Компьютерра" №756"
Автор книги: Компьютерра Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
МИКРОФИШКИ: Микрофишки
Выбирая подарок для родителей-пенсионеров, не проходите мимо модема. Пожалуй, к этому совету стоит прислушаться, если учесть результаты недавнего исследования нейропсихологов из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Ученые установили, что активное общение с веб-паутиной отдаляет наступление старческого склероза.
В качестве "подопытных кроликов" выступили две дюжины добровольцев в возрасте 55–76 лет, половина из которых принадлежала к опытным пользователям Интернета. Усадив испытуемых за подключенный к Сети компьютер, исследователи провели сканирование их мозга в момент обращения к поисковикам. Так вот, у всех участников эксперимента в эти мгновения заметно активизировались мозговые зоны, ответственные за языковые способности, чтение, память и распознавание графических образов. Параллельно с этим у некоторых серферов-ветеранов оживлялись и центры мозга, ответственные за логическое мышление и принятие сложных решений. Впрочем, таким "букетом" реакций могла похвастать лишь "интернет-продвинутая" половина испытуемых. Как предполагают ученые, веб-новички еще не располагают набором готовых поисковых стратегий, часто полагаясь на авось, что несколько снижает их умственную активность при выборе направления веб-путешествий.
То, что активное решение головоломок, стимулирующих "логические" центры мозга, замедляет его старение, нейропсихологам известно давно – об этом, в частности, говорят исследования, проводимые под эгидой Всемирного фонда по борьбе с болезнью Альцгеймера. Что ж, с легкой руки калифорнийцев набор профилактических эликсиров пополнил интернет-серфинг. Возможно, наступят времена, когда веб-мастера будут биться за право украсить свое детище лаконичной надписью "Clinically tested. 100% Alzheimer-free". ДК
***
Редмондцы уже не раз меняли схему маркировки новых релизов «окошек». Первые операционки выходили под порядковыми номерами; затем Microsoft решила сделать привязку к датам: так появились Windows 95, 98 и 2000. Кроме того, софтверный гигант давал своим программным платформам и оригинальные имена, как-то: NT, Millennium Edition, ХР и, наконец, Vista. В отношении же будущей ОС Windows 7 редмондцы остановились на старой доброй числовой нумерации, поэтому пока еще не выпущенная платформа так «семеркой» и останется. В одном из блогов компании это решение объясняется просто: дескать, готовящийся релиз станет седьмым по счету комплексным обновлением Windows, поэтому цифрой в названии будет все сказано.
Работа над ОС идет полным ходом – Microsoft рассчитывает показать раннюю альфа-версию Windows 7 до конца октября, в рамках Professional Developers Conference. Чуть позже полюбоваться новым детищем софтверного гиганта смогут посетители мероприятия WinHEC, запланированного на ноябрь. Продажи "семерки" редмондцы рассчитывают начать не позднее 2010 года. ВГ
***
По крайней мере одну из жительниц штата Вирджиния знаменитый пушкинский вопрос «Что в имени тебе моем?» точно не поставит в тупик. Даже если эту девушку разбудить среди ночи, она без запинки ответит вам, что ее имя представляет собой… точный адрес веб-сайта, объединяющего пламенных ненавистников вивисекции на школьных уроках биологии. Ведь с недавних пор девятнадцатилетняя особа, ранее известная миру как Дженнифер Торнберг (Jennifer Thornburg), ныне гордо именуется CutoutDissection.com. О серьезности намерений девицы свидетельствует тот факт, что это экзотическое имя даже значится в ее водительских правах. Отзываться на свое прежнее «офлайновое» она отказывается наотрез, лишь родным и друзьям позволяя звать себя просто Катаут.
По словам Дженнифер (пардон – Катаут), противницей вскрытия живых существ в учебных целях она является много лет – с приснопамятного урока зоологии, на котором ученикам предлагалось препарировать цыплячье крылышко. Учась в институте, она организовала студенческое движение, борющееся за то, чтобы любой желающий мог "откосить" от подобных опытов по идейным убеждениям. Одним из способов пропаганды этих взглядов и стал выбор столь экстравагантного имени. Разумеется, жизнь с ним не сахар: от желающих поиронизировать нет отбоя, а во время знакомства "доменное ФИО", как правило, приходится записывать на бумаге. Впрочем, "экс-Дженнифер" не унывает: "зато публика лучше запомнит адрес нашего сайта", – замечает сторонница "биологии ненасилия". ДК
***
За день до старта продаж T-Mobile G1 Google, выполняя обещание, опубликовал исходные коды платформы Android. Скачать их можно с сайта проекта, там же развернуто комьюнити для разработчиков, где можно почерпнуть полезную информацию и поделиться опытом с коллегами-программистами. Едва весть об этом событии разлетелась по миру, как Nokia поспешила анонсировать аналогичный шаг – уже скоро Symbian станет истинно открытой ОС. В компании рассчитывают, что это позволит привлечь сторонних разработчиков, которые обеспечат задел для конкурентного преимущества над соперниками по мобильному рынку. Впрочем, iPhone – яркий пример закрытой платформы – не может пожаловаться на отсутствие интереса ни со стороны покупателей, ни со стороны независимых девелоперов. Так что открытость хоть и важна, но панацеей или средством получения признания капризной публики она не является. АЗ
***
Sony объявила, что отзывает видеоигру LittleBigPlanet для консоли PlayStation 3. Причиной стал саундтрек, содержащий строки из Корана, на которые обратил внимание один из участников форума, посвященного компьютерным играм. По его словам, это может оскорбить религиозные чувства мусульман.
Хотя в выпущенном по этому случаю пресс-релизе и не указаны конкретные фразы, в кэше форума они сохранились. В переводе с арабского строчки звучат примерно так: "у каждой души должен быть вкус смерти" и "все, что находится на земле, погибнет".
Это уже не первый подобный случай. В 2002 году Microsoft выпустила файтинг Kakuto Chojin, который пришлось отзывать по аналогичной причине – наличию в музыкальном оформлении цитат из священной для мусульман книги. А полтора года назад Sony принесла извинения англиканской церкви за то, что в одной из видеоигр эпизоды насилия происходили в стенах кафедрального собора Манчестера.
Игровое отделение Sony объявило, что инцидент не задержит релиз и исправленную версию LittleBigPlanet можно будет купить в Европе уже в первую неделю ноября. ЖС
***
МТС рапортовала об обеспечению бесперебойной связи на всем протяжении Кольцевой линии московского метро. С середины октября абоненты компании смогут пользоваться услугами связи не только на всех станциях кольца, но и в перегонах между ними, благодаря проложенному там излучающему кабелю. Что ж, теперь у технофилов не будет «ломки», ведь даже в подземке они практически без ограничений смогут строчить эсэмэски и пользоваться мобильным Интернетом. ЖС
Министр связи и массовых коммуникаций РФ Игорь Щеголев сообщил, что до конца 2009 года на всех школьных компьютерах страны будет установлено свободное ПО. Планируется, что по истечении трех лет руководству учебных заведений будет предоставлен выбор – поддержать российских девелоперов и полностью перейти на отечественный свободный софт или использовать коммерческие программы, платя за лицензии из собственного кармана. АЗ
ТЕМА НОМЕРА: Танцы на игле
Автор: Владимир Гуриев
Приписываемый средневековым схоластам вопрос «Сколько ангелов уместится (сможет сплясать) на кончике иглы», на самом деле, впервые был сформулирован только в XVII веке, и не схоластами, а, наоборот, противниками включения богословских дисциплин в университетские программы. Как ни странно, сегодня этот вопрос, который должен был подчеркнуть бессмысленность и ненаучность теологии как таковой, кажется вовсе не таким абсурдным, каким он казался триста с лишним лет назад. С ангелами у нас по-прежнему напряженка, но устроить на кончике иглы дискотеку мы уже можем.
Поначалу мы хотели назвать эту тему "Сумма теологии". Отчасти как дань уважения автору оригинальной "Суммы…" Фоме Аквинскому, который, хоть и не увлекался танцами, уделил ангелам достаточное внимание (собственно, его размышления о природе ангелов и трактат Псевдо-Дионисия Ареопагита "О небесной иерархии" и есть два столпа, на которых основываются современные представления об этих сущностях). Но в большей степени потому, что наука и вера (в широком значении этого слова) не так далеки друг от друга, как кажется. Хотя научный и религиозный подходы существенно отличаются и зачастую противоречат друг другу, наука активно использует механизмы веры – для популяризации собственных идей и получения финансирования. Каждому технологическому прорыву предшествует миф о том, что этот прорыв будет совершен. И трудно придумать более мифотворческое направление, чем наноиндустрия, которая и началась-то с лекции Ричарда Фейнмана о том, что когда-нибудь мы научимся манипулировать отдельными атомами (в научной фантастике подобные идеи обсуждались задолго до Фейнмана, но мы не знаем, читал ли Фейнман, например, Хайнлайна и иже с ним). Пример, с которого Фейнман начинает свою лекцию, – это гипотетическая попытка разместить на кончике иглы… нет, не ангелов, а 24 тома Британской энциклопедии. Есть у нанотехнологий и свой Ареопагит. Спустя двадцать с лишним лет после лекции Фейнмана, Эрик Дрекслер написал "Машины творения" – научно-популярную книжку, которая содержит в себе почти все мифологемы нанотехнологий и, по большому счету, является их главным источником. Молекулярные ассемблеры, саморепликаторы, "серая слизь" – все это оттуда.
Приступая к работе над темой, мы исходили из того, что "Роснано" основывает свою деятельность на старых добрых легендах о будущем нанотехнологий, однако при ближайшем рассмотрении российский подход оказался куда более прагматичным и приземленным. Это не означает, что такой подход является единственно верным или самым эффективным, но привычные мифы оказались для "Роснано" скорее помехой, потому что публика ждала чудес, а единственное чудо, на которое теоретически способны российские энтузиасты нанотехнологий, – это чудо экономическое. Это тоже – как любая недостигнутая цель – пока еще миф, но если не верить в то, что у тебя что-нибудь получится, у тебя точно ничего не выйдет. Впрочем, у экономического мифа есть и существенный недостаток – он в целом вдохновляет гораздо слабее, чем, скажем, молекулярные ассемблеры. Однако благодаря жесткому экономическому подходу, инициативы "Роснано" почти лишены мистической составляющей, которая во все века привлекала прежде всего жуликов всех мастей. Изначально мы были настроены крайне критически – любой человек, читающий газеты, может предположить, с каким энтузиазмом слетаются на государственные деньги предприимчивые люди, – но в процессе работы над текстами пришли (по крайней мере, я пришел) к выводу, что подход "Роснано", возможно, самый безопасный. Он, конечно, не исключает, но сводит возможность нецелевого расходования средств к минимуму. По крайней мере, пытается свести.
Пока мы ваяли тему номера (в основу этих материалов положены неоднократные встречи руководства "Роснано" с прессой, поездки Александра Бумагина с делегацией "Роснано" и интервью, которое дал журналу Леонид Меламед), в руководстве госкорпорации произошли изменения. На место Меламеда пришел его бывший начальник по РАО ЕЭС Анатолий Чубайс (сейчас Леонид Меламед – член Наблюдательного совета корпорации). Еще более значительные перемены произошли в экономике. Если год назад, во время запуска "Роснано" (тогда еще "Роснанотеха"), еще можно было вообразить очередь очарованных инвесторов, которые устали покупать недвижимость и готовы вложиться на долгий срок, то сегодня делать такие прогнозы вряд ли кто решится. Как повлияет кризис на инвестиционную активность, пока непонятно. Мы сознательно отказались от внесения в тексты актуальных изменений, потому что, во-первых, неизвестно, что именно и как изменять, а во-вторых, эта тема рассказывает главным образом про первый год существования "Роснано", и события, описанные в ней, не отменяются ни сменой экономического климата, ни кадровыми перестановками. Вполне возможно, что принципы, заложенные в основу российского нанотехнологического двигателя, останутся в неприкосновенности, но даже если на смену им придут другие, говорить об изменениях пока рано. В самом "Роснано" перемены пока свелись к тому, что к гендиректору теперь нельзя зайти побеседовать без предварительной договоренности. К Меламеду, говорят, заходили.
Кроме того, мы постарались не касаться таких чувствительных материй, как соперничество между разными институтами развития (а оно есть, в том числе и в сфере нанотехнологий), и постарались ограничиться описанием, предоставив делать выводы читателю. Впрочем, один вывод, как нам кажется, очевиден. Не боги горшки обжигают. Но и не черти. Что касается танцующих ангелов, то здесь мнения расходятся.
Нано небесное
Автор: Владимир Гуриев
В начале было слово. Даже не слово, а почти три с половиной тысячи слов, принявших форму федерального закона «О Российской корпорации нанотехнологий». Однако этот документ описывал деятельность будущей корпорации лишь в самых общих чертах, и служил для нано-первопроходцев не инструкцией по применению, а, в лучшем случае, источником вдохновения. Государство пообещало денег и четко дало понять, что хотело бы когда-нибудь увидеть результаты этой деятельности (не уточняя при этом, как достигнуть этих результатов, и каких именно результатов оно ожидает), после чего отошло на задний план. Седьмого сентября прошлого года в корпорации числился единственный сотрудник, он же генеральный директор. Через две недели у единственного сотрудника появилась печать.
Сотрудники «Роснано», заставшие изначальные времена, вспоминают, что критерии эффективности собственной работы им пришлось изобретать самостоятельно, на ходу. Именно тогда родилась присказка «Нано оно нам или не нано», которая озвучивается на каждой встрече с журналистами, правда, чем дальше, тем в голосе энтузиазма меньше – любая, даже самая удачная шутка, приедается, если ее повторять слишком часто. Впрочем, присказкой дело не ограничивается – сегодня корпорация умеет не только отбрасывать неинтересные ей проекты, но и оценивать собственную эффективность. Другими словами, это некоммерческая организация, на словах отрицающая свою бизнес-направленность, но изнутри во многом устроенная по образу и подобию коммерческих компаний[В юридическом смысле «Роснано» не является некоммерческой организацией, так как по сути выведена из-под действия закона «О некоммерческих организациях». Кроме того, корпорация выведена из-под действия закона «О банкротстве».]. Многие из взятых на вооружение руководством «Роснано» индикаторов пока бессмысленны – очевидно, что KPI (который в «Роснано» рассчитывается как процент привлеченных средств, умноженный на объем инвестирования) и даже введенное самоограничение на операционные расходы (на себя «Роснано» может тратить не больше 1,3 процента от общего объема инвестиций[По закону, не более десяти процентов.]) в этом году не достигнут заданных значений, этот год – установочный. Подвергся коррекции и самый главный индикатор – если изначально разговор шел о триллионных продажах, то уже в марте, за десять дней до начала приема инвестиционных проектов первый вице-премьер Сергей Иванов сказал, что к 2015 году «объем продаж российской продукции наноиндустрии составит около 900 миллиардов рублей», что, по ожиданиям, составит три процента от мирового рынка.
Тоже неплохо.
Предельно общие положения закона и информационный шум, поднятый вокруг наномиллиардов, мешают понять, что "Роснано" это самая дорогая, самая известная и, возможно, самая перспективная, но отнюдь не единственная инициатива государства в области нанотехнологий. И пускай в законе указано, что корпорация "осуществляет организационную и финансовую поддержку научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок в сфере нанотехнологий", как раз этим она до последнего времени почти не занималась и заниматься не планировала. Все усилия сотрудников "Роснано" направлены на то, чтобы найти уже имеющиеся технологии и довести их до стадии производства – о поддержке одиноких гениев, которым нужно немножко денег, чтобы подтвердить или опровергнуть очередную теорию, речь не шла изначально. Поддержку российской науки в "Роснано" понимают как "организацию экономических и венчурных тренингов и семинаров для наших ученых-разработчиков".
– Те заявки, которые мы сегодня получаем… – говорит Меламед. – Качество их экономической части ниже ватерлинии.
В какой-то мере «Роснано», возможно, обманула ожидания российских разработчиков, хотя отказ от финансирования НИОКР явно проговаривался с первых дней работы корпорации. Акцент же делается на развитие российской промышленности. Собственно, это и есть ключевая задача корпорации – привлечь в Россию капиталы, которые согласны вложиться в высокотехнологичное производство на территории нашей страны. Сами же технологии могут быть при этом любыми – хоть израильские, хоть американские, хоть китайские. То, что Россия не может похвастать ни качеством производства, ни дешевой рабочей силой, ни, в конце концов, привлекательным инвестиционным климатом сотрудников компании не смущает.
– В венчурной индустрии уникальные качества товаров таковы, – говорит Меламед, – что они покрывают все возможные риски. Так что ограничение у нас только одно. Производство должно быть в России. А кто этим владеет – да пусть хоть марсиане владеют.
В подтверждение своих слов Леонид Меламед вспоминает национальные истории успеха, которые кажутся ему релевантными.
– А у индусов какая культура и какая жизнь? А почему финны, которые лес рубили по уши в снегах, почему эта держава, которая даже индустриальной не была пятьдесят лет тому назад, сегодня является одним из лидеров инновационной экономики? Они стали лидерами за какие-то сорок-пятьдесят лет!
Впрочем, несмотря на гостеприимство и многочисленные зарубежные поездки руководства "Роснано", успехи по привлечению зарубежных умов и капиталов за первые – если считать с апреля – полгода работы пока скромные. Из шести сотен поданных заявок иностранных всего десять штук, а общение с иностранными партнерами пока сводится к обмену опытом. Зарубежные инвесторы и владельцы технологий завидуют россиянам, но "переезжать" пока не торопятся.
– Американцы удивляются и завидуют, – рассказывает Леонид Меламед. – И ладно бы венчурные фонды. Так нет: и госдеповцы завидуют, и помощники Буша по науке и технике. И как вы, говорят, это придумали? А я отвечаю: это не мы придумали, это Рузвельт придумал, когда в 1929 году организовал первую госкорпорацию по развитию долины реки Теннесси.
Возможно, это не самый удачный пример. TVA, созданная Рузвельтом в разгар Великой Депрессии, известна не только как крупный поставщик электроэнергии, но и как пример неэффективности государственного управления: предложенную еще в 1940-х плотину Теллико начали строить только в шестидесятых, когда особой необходимости в строительстве этой плотины уже не было. В семидесятых экономическая бессмысленность этого предприятия стала очевидной. Организационные трудности и противодействие общественности (строительство дамбы угрожало вымиранием одному из редких видов рыб) затянули процесс строительства на два десятилетия. В конце семидесятых экономический советник президента Чарльз Шульце утверждал, что «даже сейчас, когда проект завершен на 95 процентов, оставшиеся затраты не окупятся – что кое-что сообщает нам о качестве оригинального проекта»[www.tba.org/Journal_Current/200804/TBJ-200804-coverStory.html.].
Плотину все же достроили. Рыбку, если кого-то волнует ее судьба, тоже спасли, выпустив в другую реку.
Чтобы привлечь и удержать инвесторов "Роснано" предлагает крайне выгодные условия для соинвестирования. Во-первых, корпорация никогда не выступает мажоритарным акционером. Во-вторых, она готова в любой момент уступить партнеру свою долю по текущей рыночной цене. В-третьих, она проводит технологическую, финансовую и патентную экспертизу проектов за свой счет. Собственно, никто не мешает разработчикам или инвесторам просто принести проект в "Роснано" на экспертизу, без претензий на инвестирование.
– Такое тоже иногда бывает, – говорит Меламед, – но это, как правило, решается неформальным порядком.
А формальным порядком происходит вот что. Сначала производится грубая оценка присланных заявок. На этом этапе отсеивается больше семидесяти процентов, это заявки на НИОКР, которые "Роснано" финансировать не собирается.
– Сейчас у нас рассматривается 146 (из 606. – В.Г.) заявок на разных стадиях экспертизы, – говорит Меламед. – Из них порядка сорока уже прошли достаточно серьезный путь, чтобы говорить о том, что, как минимум, половина этих заявок до финиша доберется.
До декабря на каждом наблюдательном совете будет рассматриваться одна-две заявки, в следующем году "Роснано" планирует рассматривать на каждом совете до пяти проектов. Сегодня в месяц поступает порядка ста новых предложений (единственным исключением стал август – то ли потому что отпускной, то ли потому что традиционно для нашей страны тяжелый), и если темпы поступления новых идей сохранятся, значит, эффективность конвейера, построенного Меламедом, составляет пять процентов. И не по вине строителя, просто порода попалась такая, не самая богатая.
Часть заявок – обыкновенное безумие, облеченное в наукообразную форму. Еще одна часть – впрочем, очень небольшая – откровенное мошенничество. Один из перспективных проектов слетел на финальной стадии, когда управляющий директор то ли заподозрив неладное, то ли из перестраховки взял на экспертизу прототип предлагаемого к производству изделия. Во время экспертизы выяснилось, что прототип был произведен не заявителем, а одним из мировых лидеров, который в «Роснано», естественно, не обращался, а, возможно, даже и не слышал о нем.
Обещания, которыми государство завлекает потенциальных инвесторов в совместные схемы, хороши, если не обращать внимания на то, что красочность обещаний у нас нередко компенсируется необязательностью их выполнения. По существу у инвестора нет никаких гарантий, что государство действительно выйдет из перспективного бизнеса. Собственно, даже немного странно говорить о каких-то гарантиях – строй у нас, может, и поменялся, но общественное как было важнее личного, так и осталось, и если Родина скажет, что ей очень нужны именно ваши нанотехнологии, вы, вероятнее всего, с Родиной поделитесь. Меламеду на это ответить нечего: очевидно, что такие риски, связанные с ведением бизнеса в России вообще, "Роснано" нисколько не помогают, но и снизить их Меламед не может. Впрочем, он не склонен считать слабым звеном выстроенной схемы именно российское правительство, схожие риски сопряжены с любым вмешательством любого правительства в любой бизнес. Любая государственная поддержка несет в себе риск государственного вмешательства. И – риск неэффективного управления.
– Правительства всех стран населены оптимистами, – тут Меламед ненадолго замолкает, чтобы подыскать максимально мягкую формулировку. – Жизнь зачастую оказывается богаче, чем представления правительства о ней.
С другой стороны, личная позиция Леонида Меламеда ("мое мнение как предпринимателя: чем меньше государства в экономике, тем лучше") вовсе не отменяет того, что инфраструктурными задачами – а создание высокотехнологичных производств никак иначе не назовешь – никто, кроме государства, заниматься не будет. "Роснано" – это "институт развития, задача которого не производить, не исследовать, а снижать риски и создавать условия". Барьер, связанный с опасностью государственного вмешательства, "Роснано" убрать не может, но он не единственный и, пожалуй, не главный – если бы все было так уж плохо и безнадежно, то в России вообще никто бы не занимался бизнесом.
Но занимаются же. Хотя и не нанотехнологиями. Это довольно-таки дорого, это для многих непонятно, это вложения надолго – а у нас нет длинных и дешевых денег для инноваций. Точнее, не было до появления «Роснано», хотя схема совместного финансирования всех проблем решить и не может. Нет, в конце концов, кадров – этим в «Роснано» тоже занимаются, потому что «ни одна коммерческая компания, ни один венчурный фонд не будет заниматься подготовкой специалистов для индустрии». Для решения этой задачи «Роснано» работает вместе с Министерством образования и науки, предоставляя министерству свои экспертные и финансовые мощности. В сентябре была запущена совместная с МИСиС программа подготовки специалистов для наноиндустрии, суммарная стоимость программы – 13 миллионов рублей (восемьдесят процентов затрат покрывает корпорация).
История с рыбкой и упорством американских государственных мужей в каком-то смысле объясняет создание "Роснано" и слегка обескураживающую сосредоточенность нашего правительства именно на нанотехнологиях, хотя есть ИТ, есть, наверное, не менее перспективные, чем нано-, биотехнологии, есть роботехника и "чистая" энергетика, например.
– Это логика стратегического мышления, – объясняет Меламед. – Если ты хочешь чего-то добиться, то должен сосредоточить на этом участке фронта все ресурсы и бить кулаком, а не растопыренной ладошкой. Заниматься другими инновациями, может, и надо, но с точки зрения успеха выгоднее сосредоточить ресурсы в узкой области и там получить приоритет. А потом уже по этому принципу строить работу в более широкой области.
Упомянутая "логика стратегического мышления", возможно, объясняет не только выбор нанотехнологий как плацдарма, но и некоторые особенности работы именно "Роснано" – отказ от финансирования фундаментальных исследований, точечные и очень недорогие, по сравнению с общим бюджетом, вложения в образование, очевидный упор на подъем местной промышленности. Может быть, эта тактика и не выведет нас в мировые лидеры нанотехнологий, не вернет нас в те мифические времена, когда слово "ученый" звучало гордо, но, при удачном стечении обстоятельств, принесет новые рабочие места и доходы в бюджет. В каком-то смысле активный пиар, призванный оправдать в глазах общественности пятимиллиардное вложение в довольно-таки необычную и новую структуру, повредил образу "Роснано", невольно приписав госкорпорации задачи, которые она решать не должна (подъем науки и образования), но убрав из фокуса общественного внимания те задачи, которые перед ней поставлены на самом деле. Они не менее важны (стоит ли гордость российского ученого десяти рабочих мест?), но они более прозаические. Более скучные. Более приземленные.
Возможно, поэтому главные люди в "Роснано" – управляющие директора – это не физики и не химики, а финансисты, имеющие опыт инвестиционного управления. Вся история про "Роснано" – это история о том, как из "много денег" сделать "очень много денег", сведя риски к минимуму. Получилось или нет, мы узнаем лет через пять-семь, а пока Меламед рассказывает, что 130 миллиардов рублей, выданных госкорпорации правительством, превратились, за вычетом операционных расходов, в 132 миллиарда – до сентября финансирование проектов не осуществлялось, и госкорпорация положила деньги на депозит. Если не снимать их до 2015 года, то сумма удвоится.
1
Опыт «Роснано» в какой-то мере уникален. Страны, с которыми нам лестно себя сравнивать, тоже активно тратят деньги на нанотехнологии, однако в большинстве случаев правительства берут на себя самую неблагодарную и затратную часть, а именно финансирование фундаментальных исследований. Это, впрочем, не означает, что наша стратегия порочна – возможно, мы действительно сумеем вскочить в последний вагон, не покупая билета. Монголия когда-то перешла в социализм прямо из феодализма, прецедент, стало быть, есть.
Преимущества прагматичного подхода на данном этапе еще и в том, что на проведение крупномасштабных исследований в области нанотехнологий мы, возможно, попросту не способны. Это, во-первых, очень дорого – и какой-либо отдачи в ближайшей перспективе ожидать не приходится (если делать что-то действительно новое, а не повторять путь, который прошли американские и европейские ученые). Во-вторых, не факт, что у нас много людей, готовых, а, точнее, способных этим заниматься – даже если правительство выделит на это деньги. В последнем (2008 год) исследовательском отчете Cientifica, который так и называется "Отчет о перспективах нанотехнологий", о российских вложениях написано дословно следующее: "Хотя ЕС по уровню вложений все еще занимает первое место, Китай и Россия уже обогнали США. Стоит ли нам беспокоиться? Пока нет. И Россия, и Китай отстают от США на десять и пять лет соответственно, и большая часть выделенных бюджетов уйдет на создание основной инфраструктуры – например, на строительство зданий и покупку оборудования, а не на оплату труда ученых. И хотя Китай выглядит внушительно, большая часть исследований, проведенных в китайских вузах, является вторичной в сравнении даже с исследованиями, которые проводят китайские студенты в американских университетах, и сфокусирована на получении базовых знаний. Однако дайте этим развивающимся экономикам еще пять лет – и они могут составить настоящую конкуренцию". В другом фрагменте того же отчета, где говорится о неоднородности вложений в нано в рамках европейского сообщества, есть и более жесткие характеристики, обращенные, правда, к Болгарии: "В ЕС есть как очень продвинутые и эффективные в проведении исследования страны – например, Германия и Швеция – так и очень неразвитые в этом отношении государства, например, Румыния и Болгария. Поэтому когда мы оцениваем впечатляющие результаты ЕС имеет смысл учитывать, что в США [при меньшем уровне финансирования] нет необходимости строить новые университеты (или, по меньшей мере, сносить цементные коробки советской эпохи, чтобы построить на их месте здания, в которых есть горячая вода и туалет не во дворе".
В наших университетах с туалетами уж точно все хорошо, но было бы странно отрицать общее отставание России от США по количеству и качеству исследований в области нанотехнологий. Разумеется, это отставание необходимо ликвидировать, но не факт, что нужно делать ставку именно на то, что мы догоним и перегоним, потому что у нас действительно есть возможность получить свой относительно небольшой кусочек пирога, не вкладываясь в фундаментальные разработки. Дело в том, что согласно тому же отчету – а это одно из самых полных и авторитетных исследований мирового рынка нанотехнологий – повальное увлечение нанотехнологиями, вызванное не в последнюю очередь запуском американской национальной программы поддержки нанотеха, сменилось разочарованием. Многие технологии оказались не готовы к выходу на рынок, многие компании разорились и было продано за бесценок, многие венчурные капиталисты пришли к выводу, что вкладываться в нанотехнологии опасно, потому что средний срок жизни венчурного фонда семь лет, а это меньше, чем средний срок вывода продукции на рынок. Под раздачу попали не только дураки и жулики, которых на каждом разогретом рынке хватает. Разорилась, например, компания Carbon Nanotechnologies Incorporated, основанная нобелевским лауреатом Ричардом Смолли, хотя у компании был готовый и качественный продукт. Проблема была лишь в том, что продукт этот оказался на данном этапе развития никому не нужен – «хотя такие компании как Ferrari и делают великолепные автомобили, их бизнес возможен лишь потому, что Ferrari это часть Fiat» (Cientifica, 2008). У CNI никакого Fiat не было, поэтому когда инвесторы решили избавиться от дорогостоящей игрушки, цена упала со 180 миллионов долларов до пяти миллионов. Что уж говорить о бессчетных фирмах, которые даже не успели довести свои разработки до ума.