Текст книги "Журнал "Компьютерра" №756"
Автор книги: Компьютерра Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Маленьким стартапам, которые пытаются подняться на нише нанотехнологий, мешает еще одно ограничение: никто, на самом деле, не рвется работать с "карликами". Наноиндустрия сегодня во многом сводится к поставкам материалов, которые используются большими компаниями при производстве конечного продукта, но от поставщика требуются низкие цены (которые маленький поставщик, в общем случае, обеспечить не может в силу высокой себестоимости) и надежность (которую маленький поставщик обеспечить не может, просто потому что он маленький). В какой-то степени компания, имеющая в акционерах госкорпорацию, на фоне просто маленькой компании выглядит лучше и надежней. Если вернуться к описанному выше прагматичному подходу, то получается не так уж плохо: государство посредством участия "Роснано" в финансировании проектов не только помогает венчурным капиталистам снизить риски, но и увеличивает привлекательность предприятия самим фактом своего участия. К сожалению, не все так радужно – дни небольших компаний, судя по всему, вообще уходят, рынки консолидируются, глобальные концерны, предоставив правительствам почетное право оплатить фундаментальные исследования, теперь сосредоточились на прикладных разработках и начинают вытеснять немногочисленных нишевых игроков (особенно явно это заметно в химической промышленности) – но шансы есть.
Все эти соображения, разумеется, не означают, что поднимать фундаментальную науку не нужно. Но это довольно дорого: по оценке той же Cientifica каждый доллар, вложенный в фундаментальные исследования, привлекает десять центов коммерчески оправданных прикладных исследований. И этим у нас занимается не «Роснано».
И, к сожалению, все эти соображения вовсе не означают, что у "Роснано" получится достичь поставленных целей. Пути государственных вливаний неисповедимы. Еще в 2002 году индийское министерство науки и технологии запустило национальную программу поддержки нанотехнологий, рассчитывая истратить на подпитку ста проектов чуть больше 50 миллионов долларов. Однако в течение первых нескольких лет индийское правительство так и не потратило большую часть этих денег – эксперты не могли договориться между собой в каком объеме и в какой очередности нужно финансировать предложенные проекты, так что хорошее, в общем-то, дело оказалось погребено под лавиной служебных записок, экспертиз и гневных петиций в разные инстанции.
Нам нужно потратить пять миллиардов. А заявок не так чтобы много. И те, что уже одобрены, относительно недорогие.
Первым утвержденным проектом стало производство асферических оптических элементов с использованием нанопозиционеров – это проект двухэтапный, сначала планируется запустить производство прецизионных станков, способных с необходимой степенью точности работать с оптикой, а потом, в 2010–2012 годах, приступить непосредственно к производству оптики. Проект рассчитан преимущественно на внутренний рынок – асферические оптические элементы можно купить и сегодня, просто стоят они дорого и закупать их приходится за рубежом. Общая стоимость – 13 миллионов евро.
Первого сентября "Роснано" объявила о создании предприятия по производству металлорежущего инструмента с наноструктурированным покрытием. Общий объем инвестиций – один миллиард рублей, соинвесторами выступили "НПО Сатурн" и "Газпромбанк" (здесь опять же никакой фантастики и ориентированность в первую очередь на российский рынок, который сегодня зависит от импорта металлорежущих инструментов).
В конце сентября было открыто финансирование для проекта в области медицины. Компания "Бебиг" (российская дочка европейского производителя IBt Bebig) планирует заняться производством микроисточников на основе йода-125 и наноструктурированных микросфер для лечения нескольких видов рака, включая рак поджелудочной железы.
Последний раз мы разговариваем с Меламедом в сентябре, за несколько дней до его отставки. Упорные слухи о приходе Чубайса ходят с июля, но официально все, конечно, отрицается. Фондовому рынку уже нехорошо, но он пока скорее жив, чем мертв – и нет пока разговоров ни о банкротстве банков, ни о девальвации рубля, ни о кризисе ликвидности, в котором виновата мировая закулиса и темные личности с Уолл-стрит.
Меламед – тихий совладелец инвестиционной группы "Алемар", управляющей паевыми инвестиционными фондами, падение по которым в октябре составило от 30 до 60 процентов (не худший показатель на рынке). Тихий – потому что во время работы в "Роснано" собственным бизнесом почти не занимался: "не успеваю даже отчеты читать". К финансовому кризису, как и к возможному уходу с поста гендиректора, Меламед отнесся философски.
– Если помните, в "Семнадцати мгновеньях весны" министр Краузе говорит пастору Шлагу, что каждый прожитый день войны приближает нас к миру – и наоборот. Так и здесь. Каждый день, который мы проживаем в кризисе, приближает нас к очередной стадии роста.
Напоследок я спросил у Леонида Борисовича, нет ли у него соблазна самому стать инвестором одного из предлагаемых корпорации проектов.
– На сегодняшний день это невозможно, – ответил Меламед, – потому что порождает конфликт интересов. Но если я уйду, то с удовольствием буду смотреть проекты, связанные с наноиндустрией. Может быть, венчурный фонд какой-то создам.
Теперь у него такая возможность есть. Этот день уже прожит.
Наносинергетика
Автор: Александр Бумагин
Разговоров о том, что в наших институтах полным-полно хороших голов и идей, ходит много, однако завершенных продуктов почти нет. Почему это так, и что мешает отечественным разработчикам мы спросили у Владимира Бородина, гендиректора ЭЗАН (Экспериментальный завод научного приборостроения РАН) и Виталия Кведера, директора Института физики твердого тела РАН.
–Наш завод – крупное коммерческое предприятие. – рассказывает Владимир Бородин. – Мы не берем из бюджета ни копейки, а потому доведение идеи до конечного продукта – обязательное условие для нас. По этой причине мы вынужденно выбрали в своей деятельности те направления, которые могут принести нам прибыль. Таких направлений четыре. Одно из них – аналитическое приборостроение, оборудование для уникальных наукоёмких технологий, включая нанотех. Именно такими приборами мы занимались в советское время, но сейчас они составляют всего 9 процентов от общего дохода. Наша задача состоит в том, чтобы эти девять процентов превратить в пятьдесят.
В девяностые годы заказов на наукоемкое оборудование от Академии наук почти не поступало, и мы вынуждены были уйти в другой сектор рынка. Ушли, да не совсем. Среди нашей продукции, к примеру, есть установки для выращивания монокристаллов и подложек для них. Связь с нанотехнологиями здесь очевидна.
Есть ли какие-то нанотехнологические проекты, которые вы ведете с российскими институтами?
– Есть, и не в единственном числе. Да что далеко ходить. Вот рядом со мною стоит профессор Виталий Кведер, мы вместе осуществляем проект установки для промышленного выращивания монокристаллов карбида кремния. У моего завода есть производственный опыт, а у наших партнеров из ИФТТ – необходимые знания. При этом сейчас мы ничего не платим Институту: продукта еще нет. Свою часть работы они делают за свои деньги (и это их риск), а мы рискуем своими средствами. Однако когда и если все воплотится в продаваемый товар, наш завод будет отчислять роялти в пользу ИФТТ.
– Есть одно препятствие, – добавляет Кведер. – Институты Академии наук не могут получать деньги от продажи лицензий на свои технологии. Мы не можем даже выплатить авторские вознаграждения разработчикам. Формально технологии продаем не мы, а государство, и на наше финансирование такие продажи не влияют. Вообще, есть целый список того, что нужно изменить в законодательстве. Это, наверное трудно, но не невозможно. Вот возьмите Ирландию… Десятилетиями страна производила пиво, аграрная страна. И вот их правительство приняло целый пакет законов в поддержку инновационной деятельности. И теперь в среднем по Европе рост промышленности составляет единицы процентов, а у Ирландии чуть ли не пятнадцать. У нас же… Я очень надеюсь, что первые лица страны получают всю информацию о состоянии науки в стране, и в скором времени произойдут перемены к лучшему.
– Есть и другая сторона, – продолжает мысль собеседника Бородин. – Академия наук долгое время была в состоянии обороны, когда у нее пытались отобрать собственность, права. Быть бы живу. В здоровом понимании атакующей инициативы не было. Пора бы с этим заканчивать. Пора выдвигать в адрес Правительства конструктивные предложения, не забывая, правда, при этом экономически их обосновывать. В Академии наук есть экономическое отделение, которое должно, на мой взгляд, оказывать институтам поддержку в этом вопросе.
Может быть, правильнее поддерживать в первую очередь фундаментальную науку?
– Фундаментальная наука во всем мире поддерживается государством, потому как коммерческим компаниям нужна быстрая прибыль, – говорит Кведер. – Изучение законов природы прибыли сразу не приносит, зато, благодаря этому, время от времени случаются революции в науке. Полученное фундаментальной наукой понимание позволяет создавать новые технологии, к которым уже могут проявить интерес и частные фирмы, но и здесь риск велик – продукт то ли получится, то ли нет. Венчурные фирмы могут рискнуть, а реальные фирмы этого не любят. Поэтому финансирование НИОКР может быть комбинированным, с государственным участием. На Западе так называемые частно-государственные партнерства встречаются повсюду, и, слава богу, придумано это не вчера. Частные фирмы, так или иначе заинтересованные в каких-то разработках, вкладывают деньги в общий котел, и часть средств в это дело вносит государство. На эти деньги нанимаются ученые, которые и работают над тем или иным проектом. Результаты исследований становятся общими для всех заплативших. Я сам участвую в одной из германских программ такого рода. А вот на конечной стадии, когда уже виден продукт, представляющий коммерческий интерес, финансирование берут на себя уже конкретные коммерческие фирмы. Впрочем, и здесь государству самоустраняться нельзя, так как должна быть грамотно построенная законодательная база, а это отдельное и очень сложное дело, требующее таланта политиков и работающих в правительстве юристов. Я полагаю, что у нас в этом вопросе в последнее время происходит переход от слов к делу. Я оптимист. Собственно, все пессимисты давно уже заграницей, хотя там есть чему поучиться. Например, отрицательному опыту Японии, которая не хотела в свое время развивать фундаментальную науку, сосредоточившись на прикладной. Но потом они спохватились и начали очень интенсивно развивать фундаментальные исследования.
В чем был их промах?
– Многие полагают, что фундаментальная наука – она общая, и чтобы быть в курсе, достаточно читать научные журналы, а деньги тратить не обязательно – пусть тратят те страны, где денег больше. Это сильное заблуждение. Если в стране никто из ученых этим не занимается, то никто и не будет обладать глубоким пониманием, цепочка от основ к конечному продукту оборвется в самом начале. Когда в одном месте ученые занимаются и фундаментальными и прикладными исследованиями, возникает синергетический эффект, взаимное усиление. А если науку разрушить, то восстановить ее намного сложнее, чем просто постоянно поддерживать. Так или иначе, науку надо беречь, а еще одно заблуждение о том, что все можно купить, также несостоятельно, несмотря на то, что в России у него есть много сторонников. Если беременной женщине дать даже очень много денег, ребенок все равно родится через девять месяцев.
ГОЛУБЯТНЯ: Zeitgeist
Автор: Сергей Голубицкий
Хочу поделиться с читателями переживанием искусства, весьма необычным для 46-летнего дядьки-филолога, которому всей трудовой биографией полагалось расставить точки над эстетическими i добрые четверть века назад. Да мне и в самом деле казалось, что никаких откровений по части Belles Arts больше в жизни ожидать не приходится, оттого и сократил потребление Придуманного Прекрасного уже давно и до минимума
Последние лет десять практически не читаю художественной литературы, будоража эстетическую миндалину кинематографом. Редкое исключение – новые книги любимых современников вроде Виктора Пелевина и Патрика Макграта. Выставки живописи не посещаю, кажется, с конца 80-х годов, когда Армин Хубер, близкий австрийский друг, зачем-то затащил меня в венский Kunsthistorisches Museum. Особая тема – театр, который всегда не воспринимал на физиологическом уровне в силу изысканно-извращенного натурализма этого вида искусства. Тем труднее поверить, что именно театр открыл мне на днях глаза на совершенно новую, неведомую и удивительно приятную форму эстетического наслаждения.
А случилось вот что. В минувшую субботу меня затащили на "Titanic Vals" – спектакль гастролирующего бухарестского театра Nottara. Надо сказать, что я особенно не кочевряжился, потому что, во-первых, хотелось поддержать приятную компанию, во-вторых – медленно, но верно я уже приступил к озверению в своей избушке на краю дремучего леса. Вот уж точно: хочешь сделать из урбаниста эстета, сошли его на месячишко-другой в сельскую местность. Каким бы ни был закоренелым слесарем-металлистом наш урбанист, тоскливые прелести буколической жизни гарантированно возбудят в нем тягу к музейно-театральному прекрасному.
Короче, отправился я смотреть спектакль. Nottara – это такой милый румынский театр с классическими традициями и репертуаром из Мольера, Чехова, Ибсена и Шекспира. Полный аналог московского Малого. Даже мера кривляния и жестикуляции соответствует канонам Станиславского по самую тютельку. Не нужно быть большим знатоком Мельпомены, чтобы сообразить: так называемый классический театр максимально приближен к чаяньям эстетически неискушенных народных масс, чьи ожидания от театрального действа целиком укладываются в девиз: "Главное, чтоб было похоже". На сцене, так сказать, как в жизни.
Забавно, что при эстетической установке на "реализьм" репертуар классических театров почти всегда исторический. Причины лежат на поверхности: во-первых, костюмированное представление лучше развлекает народ; во-вторых, авторитет классика прикрывает недоделки постановки. Одно дело, когда зрителю не нравится театральная постановка пьесы "подающего надежды современного драматурга Ростислава Шматка", и совсем другое – когда не нравится "Король Лир". На Шматка зритель будет плеваться и брюзжать до посинения, на Шекспира – нишкнёт в тряпочку, резонно предположив, что не артисты плохо сыграли, а он сам чего-то не допетрил в пьесе великого классика.
Итак, театр Nottara. У меня хоть и написано в университетском дипломе "филолог-романист, специалист по румынской литературе", имя Тудора Мушатеску, автора "Вальса Титаник", мне ровным счетом ничего не говорило. Уже потом, заглянув в энциклопедию, узнал, что Мушатеску (1903–70) – большой-пребольшой классик румынской драматургии ХХ века.
Спешу остудить пыл тех читателей, которым сейчас кажется, что я описываю микроскопические реалии художественного небосклона: не впадайте в дилетантское высокомерие, господа! Румынский театр – это ОЧЕНЬ важный элемент европейской культуры, причем самого высокого класса. Утверждение мое даже не нуждается в доказательстве – хватит за глаза двух имен: Тристана Тцара – создателя дадаизма, движения, которое произвело самую грандиозную революцию в пластическом искусстве, литературе и драматургии ХХ века (и предвосхитило сюрреализм Анри Бретона и Сальвадора Дали), и Эжена Ионеско – отца современного театра абсурда ("Носороги", "Лысая певица", "Стулья").
Читателям, пребывающим в теме, назову и третье имя – Лучиан Пинтилие, культовый постановщик, чьи спектакли украшали сцены парижских Theatre National de Chaillot и Theatre de la Ville, Guthrie Theater в Миннеаполисе и Arena Stage в Вашингтоне.
Наконец, безграничное обаяние румынской драматургии испытало на себе не одно поколение советских людей по «Безылмянной звезде» (режиссер Михаил Козаков, с Анастасией Вертинской и Игорем Костолевским в главных ролях) – феерической экранизации пьесы Михаила Себастьяна (Steaua fara nume, 1942).
"Вальс Титаника" оказался забавной такой комедией, балансирующей на грани ярмарочной буффонады: семья провинциального служащего с трогательной надеждой следит за плаванием близкого родственника-миллионера на пароме по Черному морю. Всех мучает единственный вопрос: "Возможно ли повторение трагедии "Титаника"?" Как жаль, что в Черном море не бывает айсбергов. Зато там бывают туманы и штормовые ветра. Паром тонет вместе с дядей, а 50 миллионов лей достаются по наследству единственному племяннику.
В первом акте все ждут и переживают кораблекрушение, во втором – выращивают из служащего знатного мецената и политика, в третьем – после опереточной подмены завещания закручивают чехарду с внебрачным ребенком, нелюбимой падчерицей и прочими милыми глупостями. Все вместе жутко напоминало классическую балканскую драматургию 20–30-х годов ХХ века а-ля Бранислав Нушич. Напоминало и утомляло.
Короче, я бы никогда в жизни не решился грузить читателя всей этой театральной тягомотиной, если б не помянутое выше эстетическое откровение. Вы, конечно, понимаете, что получить удовольствие от сюжетного дебилизма, который разворачивался на сцене, человеку, хоть как-то разбирающемуся в искусстве, невозможно по определению: гипертрофированные ужимки актеров, дурацкие и непременно стреляющие в последнем акте ружья на стенах (ружей, ясен пень, не было, зато были в избытке инвариации), комедия положений, комедия заблуждений – господи, какая же это все тоска зеленая! Тоска, усиливающаяся шквалом аплодисментов из зала на всякую реплику типа: "Свободные выборы – это когда все голосуют кому как хочется, а из урны потом вынимают того, кого нужно".
Но вот удивительно: чем больше я тосковал от сюжета и посредственной драматургии, тем сильнее испытывал удовольствие от неожиданного – от того самого Zeitgeist, что вынесен в заголовок "Голубятни"! Духа времени! Этот потрясающий, совершенно не передаваемый словами и не поддающийся анализу элемент спектакля театра Nottara окутал меня таким облаком катарсиса, таким искренним и неподдельным эстетическим наслаждением, что я простил актерам переигрывание и буффонаду, а постановщику – глупость драматургии.
Дух времени, печальный тревожный дух конца 20-х – начала 30-х годов присутствовал в каждой складке "Вальса Титаника": в одежде и интерьерах (это-то как раз проще всего!), в манере и оборотах речи, в поклонах и наклонах головы, расшаркиваниях, в стоптанной обуви, кокетстве юных героинь, наивности старшего поколения, глупости материальных игрушек, модных веяниях и политических иллюзиях, дыме сигарет (курили на сцене постоянно!), излишней иллюминации и, кажется, самом воздухе! Ощущение этого духа времени – непередаваемое удовольствие, которое только и сопровождает настоящее искусство.
Хотите прямо сейчас, безо всякого "Вальса Титаника" и румынского театра Nottara, ощутить Zeitgeist произведения искусства с помощью всего лишь услужливой памяти? Хотите? Пожалуйста: вспоминайте экранизацию "Собачьего сердца" с Евстигнеевым, Толоконниковым и Карцевым! Не только заключительные кадры фильма, переходящие в застывшую сепию, но и каждый эпизод его, каждый уголок интерьера профессорской квартиры, каждый мрачный аккорд, взятый хором Швондера, сжатые кулаки перед зеркалом ("Душили-душили, душили-душили!.."), каждый диалог за столом и выпитая рюмка водки пронизаны Zeitgeist эпохи, как воздухом! Zeitgeist по имени Космический Бардак и Неизбывная Боль генетически изувеченной нации!
В конце 80-х годов в качестве еще совсем юного сотрудника Института мировой литературы ИМЛИ АН СССР я читал доклад, уж не помню, на какой конференции, в Библиотеке иностранной литературы, в котором излагал свое самое сокровенное изобретение – вернее, конечно же, не изобретение (какие могут быть изобретения в эпоху постмодернизма?), а адаптацию к художественной литературе идеи "ауры" Вальтера Беньямина (был такой философ и социолог в довоенной Германии из так называемой Франкфуртской школы).
В 30-е годы Беньямин высказал революционную гипотезу о гибели «ауры» в тиражируемых произведениях искусства, однако не дал ее практического определения, кроме малоосмысленного: «Неповторимое явление далекого так близко, как это только возможно». В конце 80-х мне показалось, что я сумел нащупать реальную плоть эфемерной ауры в эротическом языке романа Саши Соколова «Школа для дураков», о чем, собственно, и поведал в докладе (кому интересно – выложил текст здесь: internettrading.net/nimfea.txt).
Представьте себе, мне понадобилось двадцать лет, чтобы сообразить: аура – самая ценная и самая неуловимая характеристика произведения искусства – передается не только в художественном языке, но и в Zeitgeist, духе времени, который либо присутствует, либо отсутствует в книге, музыке, картине, театральной постановке.
Вы смотрите, казалось бы, посредственный фильм с невыразительной игрой актеров, скучным сюжетом, нудными диалогами, однако при этом не тяготитесь, а, напротив, получаете неподдельное удовольствие. С чего бы это? В следующий раз, когда испытаете нечто подобное, вспомните о моей догадке Zeitgeist и проверьте: может быть, заведомо проигрышная картина каким-то особо удачным образом передает дух времени! И именно этот дух времени питает ауру фильма (книги, спектакля, картины, музыки) и доставляет вам наслаждение.
Софтина на сегодня называется Folder Guard Pro. Как явствует из названия – речь об очередной вариации на тему параноидальных страхов. Программа предназначена для сокрытия файлов и директорий вашего компьютера от посторонних глаз и паразитирует на врожденной неспособности операционных систем Windows работать по-человечески (в отличие от Unix) с атрибутами файлов и директорий. Дабы не смущать милых моему сердцу гоблинов своим патологическим ламеризмом, изложу механизм действия устами самих разработчиков: "Folder Guard Pro перехватывает системные запросы, которыми программы обмениваются с операционной системой. Folder Guard анализирует эти запросы и содержащуюся в них информацию и с учетом заранее назначенных вами атрибутов файлов и директорий предоставляет к ним доступ или отказывает в нем. Например, если вы присвоили в Folder Guard какому-то файлу атрибут read-only (только чтение), а какая-то программа послала запрос на считывание информации из этого файла, Folder Guard беспрепятственно этот запрос пропустит и передаст результаты, полученные от операционной системы, программе, которая этот запрос осуществляла. В том случае, когда программа передаст запрос на запись информации в указанный файл, то Folder Guard этот запрос перехватит и вернет обратно, не допуская его до Windows. Это предотвратит запись в файл, снабженный атрибутом read-only, а запрашивающая программа получит сообщение об ошибке Access Denied".
Атрибуты, которые Folder Guard присваивает файлам и директориям, делятся на две группы – доступ и видимость. По доступу – это "полный доступ", "только чтение" и "нет доступа". По видимости – "видимый", "пустой", "скрытый". Плюс – дополнительная защита паролем любого файла и директории по желанию. Показательно, что любые атрибуты можно привязывать к любым пользователям, группам пользователей и пр. Короче, такая вот нежданная лафа для пользователей Windows с шефским приветом от Unix.
Помимо работы с атрибутами файлов и директорий, Folder Guard предоставляет широчайший набор опций для управления привилегиями и допусками пользователей. Здесь вам и разрешение/запрет на изменение настроек активного десктопа, рабочего стола, добавление-удаление принтеров, запуск средств редактирования реестра, использование командной строки, запуск Справки, команд "Найти", "Выполнить", доступность сетевых папок офлайн, подключение и отключение сетевых дисков. Отдельно идут настройки обозревателя Internet Explorer (для чего – непонятно). Короче – любые фельдлфебельские фичи, какие только могут прийти в голову параноидальному юзеру.
Следует отметить очень грамотное концептуальное решение Folder Guard Pro, которое позволяет управлять всеми атрибутами и запретами-разрешениями на уровне "центрального пульта управления". Иными словами: вы запускаете головной модуль программы и уже из него разруливаете любую ситуацию. Поскольку головной модуль можно защитить серьезным паролем, то, в принципе, отпадает необходимость в дополнительной защите каждого отдельного файла и директории: после выхода из головного модуля Folder Guard Pro мы включаем общую защиту и забываем (якобы) об опасности. При входе в Folder Guard Pro мы вводим единый пароль, и после этого автоматически открывается доступ ко всем скрытым от глаз папкам и файлам.
Особо теплым словом надлежит помянуть так называемый stealth mode, который позволяет скрыть от посторонних глаз директорию, содержащую непосредственно саму Folder Guard Pro. Скрытый режим также удаляет информацию о Folder Guard Pro из раздела Контрольной Панели "Добавление – Удаление Программ".
Теперь – о ложке дегтя. Поскольку Folder Guard Pro является Windows-программой, возникают опасения о возможности защиты информации – например, в Безопасном режиме (Safe Mode). И опасения эти не напрасны: по умолчанию в безопасном режиме защита Folder Guard не работает. Чтобы хоть как-то подсластить пилюлю, создатели программы предлагают совершенно дикий способ усиления безопасности: «Существует возможность конфигурирования Folder Guard, которое позволяет защитить ваш компьютер даже в режиме Safe Mode. Инструкции о том, как настроить программу для защиты в режиме Safe Mode, предоставляются только лицензированным пользователям». Короче, вы понимаете: необходимо предоставить разработчикам доказательства покупки лицензии, и тогда они по секрету сообщат вам почтой о таинственной волшебной процедуре. Процедуре, которая, между прочим, может завершиться полным крахом компьютера (о чем разработчики честно предупреждают в дисклеймере).
Подводим итоги. Folder Guard Pro – замечательная и удобная программа для "защиты от дураков". Например – ваших интимных фотографий от компьютерно непродвинутых домочадцев или сослуживцев. Все, больше ничего. Очевидно, что вся концепция Folder Guard (посредник между Windows и программами) ущербна и не обеспечивает никакой серьезной защиты информации. Для тех, кто не в курсе: подлинно конфиденциальную информацию надлежит защищать не Folder Guard, а с помощью зашифрованных виртуальных дисков типа TrueCrypt (лучший, кстати, вариант).
Зато всякую мелочь Folder Guard обслуживает идеально, причем делает это гораздо элегантнее, чем криптодиск, – не нужно никакие файлы никуда перемещать, достаточно выбрать уже существующую директорию (скажем, в фотоальбоме) и убрать ее с глаз долой с помощью атрибута "Невидимый".
