Текст книги "Журнал «Компьютерра» № 12 от 27 марта 2007 года"
Автор книги: Компьютерра Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
МЫСЛИ: Мера всех вещей: Непредсказуемые предпочтения
Автор: Александр Клименков
Строен и красив мир техники и современных технологий. Тысячи инженеров, программистов, проектировщиков и других башковитых людей день за днем не покладая рук трудятся над тем, чтобы сделать его надежным, удобным, логичным и понятным. Но, как всегда, вылезает его величество человеческий фактор. Хрустальный компьютерный замок мечты рушится под натиском «глупых» пользователей, которые не хотят жить по теории, не хотят соответствовать идеальной мечте.
Человеческий фактор
«Не стоит прогибаться под изменчивый мир, Однажды он прогнется под нас».
«Машина времени»
На вопрос «Что такое Википедия?» большинство ответит, что это сетевая энциклопедия. А что можно найти в энциклопедии? Наверное, объяснение чего-нибудь сложного и высоконаучного: что такое вектор Лапласа-Рунге-Ленца или, скажем, когда родился Конфуций. Но реальный мир с реальными людьми никак не желает укладываться в жесткие рамки энциклопедизма. Когда жена рассказала мне о том, для чего она иногда использует Википедию, я, признаться, был слегка ошеломлен. Оказывается, в Вики можно быстро найти название той серии Симпсонов, где Гомер «дергает за хвост одного хитрого поросенка». И ведь действительно – есть такая информация в Википедии. И доступна для удобного поиска. Стереотип сетевого аналога сотен толстенных, покрытых пылью томов рушится прямо на глазах.
Или вот, скажем, компьютерный стол. Сколько сил вложено в проектирование и разработку удобного компьютерного стола для пользователей. Сколько патентов зарегистрировано в разных странах. Делают и полочку для клавиатуры, и тележку с колесиками для монитора. Чего только ни придумает человеческий гений, чтобы юзеру было удобнее и комфортнее. А он, оказывается, не хочет ничего такого. Работает за обычным ровным письменным столом и никак не желает покупать специальный компьютерный. Хоть палкой его загоняй в магазин, хоть пряниками заманивай – не хочет покупать столы, и все тут. Жена, например, раньше вообще без стола работала. Компьютер на полу стоит, монитор на тумбочке узенькой, а моя любимая сворачивается клубочком в кресле, кладет мышку на подлокотник, клавиатуру на колени и набирает рабочие документы, наслаждаясь уютом и удобством современных технологий. А на спинке кресла мурлычет сквозь сон пушистое существо.
Нестандартная картина. Любого специалиста по эргономике она бы в ступор ввела. Он-то уверен, бедный, что все люди сидят с прямыми спинами на удобных компьютерных креслах за полированными компьютерными столами со скругленными краями и специальным покрытием, защищающим поверхность от царапин и пролитого кофе. Он месяц просчитывал на компьютере идеальную форму спинки компьютерного стула, колесики подбирал, а тут – обычное мягкое кресло, обшитое тканью с цветочками. А дремлющего рядом кота и плюшевый плед вообще предусмотреть невозможно. Ну нету места для кота и пледа на современном компьютерном стуле. Вроде бы живет этот специалист в нормальном мире, среди нормальных людей, но это не мешает ему выстраивать у себя в голове какие-то оторванные от реальной жизни идеалы.
Про школьную мебель
Помнится, в советских школах в некоторых классах висели плакатики, на которых были нарисованы мальчик и девочка (правильнее сказать – пионер и пионерка) с прямой спиной, сидящие за партой по всем правилам эргономики. Руки положены одна на другую параллельно краю стола, правая сверху. Хочешь ответить – поднимаешь правую руку строго перпендикулярно столешнице, оставляя локоть на ладони левой руки (такого понятия, как «левша», в советской педагогике не существовало). Движение робота, готовящегося стать винтиком огромной государственной машины.
А еще помню мебель школьную. Вроде тоже старались проектировщики – хотели как лучше. Чтобы советским детишкам удобнее на уроке было. Даже места сварки каркаса закрашивали красочкой. А к партам сбоку крючочки приваривали, чтобы было куда ранец повесить. Учитывали нужды конечного пользователя, заботились о его удобстве. А то, что на этих стульях сидеть невозможно, а за крючки все время цепляешься одеждой, – так это издержки технологии. Зато какая экономия – стол и стул делаются быстро и с минимальными затратами материалов. Всего-то и нужно – металлический профиль, доска для столешницы да фанерка для стула.
А потом, когда дети подрастали, сажали их за столы из ДСП-панелей. Вроде уже больше похожи на «взрослые». Один только недостаток – тяжеленные. Кому же таскать эти столы во время очередного глобального летнего ремонта школы, как не старшеклассникам в рамках трудовой практики. Вот и таскали, надрывались. А потом мучались, пытаясь перед уроком влезть за этого монстра, не зная куда деть ноги, упирающиеся в нижнюю поверхность полочки, приделанной неизвестно зачем под столешницей. Ее тоже, наверное, спроектировали для удобства – чтобы учащимся было куда шпаргалки на контрольных прятать.
Маленький кружок
Казалось бы, это школа, в некотором роде обязаловка, а вот на рынке, где правит бал потребитель, подобные фокусы уже не пройдут. Но увы, так бывает далеко не всегда. Как известно, среди экономистов реальный мир считается частным случаем. А разработчики и инженеры чем хуже экономистов? В схемах и проектах конечный пользователь если и учитывается, то превращается в маленький кружочек в самой нижней части сложной системы. А иногда еще любят стилизованного человечка рисовать: несколько палочек и кружочек вместо головы. Так потом и учитывают – как совокупность палочек и шарообразной головы.
Только вот этот самый маленький кружочек – настоящая бомба замедленного действия с часовым механизмом. Тикает себе тихонько в строгом наборе квадратиков, стрелочек, пунктирных и сплошных линий да лампочками подмигивает. Вроде бы и нет места случайностям в схеме, все продумано до мелочей. Вот только кружочек этот мешается. И нарисован-то в самом низу, однако ведет себя нескромно – вылезти из всех дырок пытается. Маленькая ложка дегтя – звено непредсказуемое и совершенно случайное. Никому не известно наперед, как поступит, поэтому и сводит на нет все старания разработчиков системы.
И ведь часто бывает, что маленький человечек – своенравный пользователь – пририсовывается последним. Изначально учитывается все – архитектура исходной платформы, ограничения системы, экономические факторы разработки. Но не находится в этой сверкающей чистотой и белизной методике места для конечного пользователя, не вписываются в формулу его желания, мечты, капризы и прихоти. Потому и стараются не думать о нем разработчики, стараются забыть о нем, как о кошмарном сне. А потом, когда подходит к концу срок разработки, о нем вдруг вспоминают. Есть этот кружочек в схеме – никуда не делся и под самый конец выскакивает как чертик из коробочки. Вся система интерфейса построена на прямоугольных окнах, а ему подавай – сложной закругленной формы; в телефон встроена передовая система беспроводной связи, а ему цвет иконок в интерфейсе не нравится. И начинают разработчики в спешке перестраивать да перекраивать все, только бы угодить этому капризному кружочку. А тут еще менеджеры наседают – им ведь продавать новинку надо, а пользователи – глупые такие – не понимают счастья, которое на них свалилось, – не желают покупать, хоть тресни. И ширятся стройные ряды моделей, выстраиваются в линейки и поколения. А пользователи, не обращая внимания на передовые технические характеристики, выписанные производителем на коробочке большими буквами, покупают «вон тот красненький с интересной подсветкой».
Нормативы юзабилити
Удобство продукта (usability) оценивается конечным пользователем по четырем параметрам: время (time), точность (accuracy), запоминаемость (recall) и эмоциональная реакция (emotional response). Время показывает, как долго тестеры разбираются с основными функциональными возможностями продукта – например, созданием нового аккаунта в онлайн-сервисе. Точность – тоже количественный показатель, который говорит о количестве ошибок, совершаемых пользователями в процессе опытной эксплуатации. Запоминаемость характеризуется числом людей, которые могут объяснить основы работы с продуктом после заданного периода неиспользования. Эмоциональная реакция – единственный параметр, который не измеряется численно. Он представляет собой краткие отзывы тестеров об ощущениях, которые вызвала у них работа с продуктом. В частности, готовы ли они порекомендовать его своим знакомым.
iPod’ы и газоны
Серьезные специалисты всё головы напрягают – пытаются понять, с чем связана такая бешеная популярность iPod’ов. Вроде и помощнее плееры есть, и технические характеристики у iPod’ов не самые лучшие, и корпус не самый надежный. А пользователи покупают его и покупают. А секрет-то в том, что не умеют эти самые специалисты повернуться к пользователям и посмотреть на iPod с их точки зрения: «Они же такие стильные, красивые». Да и просто – их приятно держать в руках. Ну бывают такие вещи, которые приятно взять в руку. Бомба-кружочек взорвалась.
В Санкт-Петербурге на Васильевском острове есть Большой проспект, который тянется почти от центра до самой гавани. Проспект этот старинный – просеку в лесу еще во времена Петра прорубили. Центральная проезжая часть с тротуарами с двух сторон прилегает к широким газонам с деревьями, потом боковые проезды и, наконец, снова тротуары и дома. По всей длине проспект под прямым углом пересекают улицы поуже, называемые линиями. Перепланировался он много раз. При очередной перепланировке еще в советское время перед проектировщиками встал вопрос – как спланировать дорожки на газонах, связывающие тротуары проспекта и боковых улиц, чтобы людям было удобнее. Поступили просто и в то же время гениально. Провели аэрофотосъемку и изучили направления тропинок, проложенных недисциплинированными пешеходами через газоны. Тропинки располагались неравномерно и не подчинялись никакой геометрической закономерности, но вели к автобусным остановкам, к дверям магазинов, совпадали с теми путями, которыми проще и удобнее ходить. По ним и проложили аккуратные песчаные дорожки. А ведь могли бы сделать «как всегда» – проложить дорожки под «красивыми» углами, вкопать заборчики и поставить табличку «По газонам не ходить».
Два совершенно разных случая, но с одной общей особенностью: маленький кружочек-пользователь вознесен на вершину схемы. Его нарисовали первым и уже от него начали разработку всего остального. Под него подгоняли стандарты, к его пожеланиям, привычкам и капризам сводили все другие квадратики и стрелочки. И разработчиков ждал успех: iPod’ы до сих пор (через несколько лет после выхода на рынок) пользуются бешеной популярностью и превратились в объект культового поклонения; Большой проспект считается памятником архитектуры, и планы нерадивых чиновников по его перепланировке и застройке торговыми павильонами вызвали мощную волну общественного противодействия.
Если планировка дорожек – это только вопрос удобства, то дизайн iPod’ов – вопрос денег. И немалых. Маленький кружочек выступает уже не простым пользователем, а покупателем. Значит, его мечты и пожелания надо учитывать с двойным усердием. И правило «Покупатель всегда прав» не только не перестало работать, но и обрело новые мощные аргументы в свою пользу. Якоб Нильсен, признанный специалист в области юзабилити веб-интерфейсов, писал: «Интернет – это среда, максимально ориентированная на покупателя. Его щелчок мышью решает все. Так просто перейти куда-нибудь в другое место: все конкуренты мира всего лишь на расстоянии одного щелчка». Это справедливо не только для интерфейсов. Это справедливо для всего мира современной техники. Речь идет не только о частных пользователях, но и о корпоративных покупателях. В коммерческих фирмах и на производстве тоже работают люди.
Цена вопроса при заключении крупных контрактов на поставку оборудования слишком велика, чтобы упускать из виду такие детали, как удобство использования, красота и продуманность дизайна. Изделия, изготовленные по советской формуле «Сделано по ГОСТу» плюс удобная ручка для переноски, уже неконкурентоспособны. Но порой удивляешься, как много фирм не только в нашей стране, но и в проклятом «буржуинском мире» работают по похожей схеме.
Возможно, все дело в исполнителях. Артемий Лебедев называл это низким разрешением: «Ожидать высокого разрешения хочется от профессий, область влияния которых шире, чем у дантиста или калибровщика карандашных дощечек <…> Повышается разрешение только с опытом, если захотеть и если повезет». Если человек талантлив, то он талантлив всегда – в какой бы области ни работал. Для того чтобы быть инженером, недостаточно иметь соответствующий диплом. Нужно быть еще и дизайнером, философом и хорошим психологом. Чем больше будет таких инженеров (программистов), тем больше будет вещей (программ), которые нацелены не только на выполнение поставленных задач, но и на использование потребителями.
Протагор из Абдеры однажды написал, что «Человек – мера всех вещей», и был чертовски прав. В конечном счете все производство нацелено на создание вещей, машин и механизмов, так или иначе предназначенных для использования человеком. Об этом знали и Леонардо да Винчи в пятнадцатом веке, и Ле Корбюзье в веке двадцатом. Почему бы не вспоминать об этом время от времени?
Оценки из коридора
Некоторые разработчики софта проверяют удобство использования, прибегая к методике так называемого «коридорного тестирования» (hallway testing). В отличие от классической процедуры, подразумевающей проверку программы группой натренированных «профессиональных» тестеров, разработчики дают возможность оценить приложение нескольким (обычно пяти-шести) случайным людям.
Автор методики Якоб Нильсен обыграл в названии ситуацию, при которой разработчики программы или сайта просто выбегают в коридор, ловят первых попавшихся людей и просят поработать с продуктом. Согласно Нильсену, с помощью «коридорного тестирования» можно обнаружить до 95% багов, связанных с удобством и простотой использования.
КАФЕДРА ВАННАХА: Постмодернистский космос Жана Бодрийяра: Чтобы описать реальность, нужно признать, что она не существует
Автор: Ваннах Михаил
6 марта в Париже скончался философ и теоретик культуры Жан Бодрийяр (Jean Baudrillard). Его называли последним столпом постмодернизма. Постмодернизм – модное слово. В философии, антропологии, архитектуре и литературе. А вот как соотнести постмодернизм с позитивными науками, с технологиями и их влиянием на общество?
Давайте посмотрим на это на примере жизни и работ Бодрийяра. Но сначала попробуем определить, что такое постмодернизм. Термин постмодернизм больше всего любит гуманитарная среда, ловко избегающая точных определений и значений. Но сегодня все более или менее знают, что постмодернизм есть состояние культуры общества, которое характеризуется утратой ценностных ориентиров. И литераторы, и художники, придерживающиеся постмодернистского стиля, склонны к многоуровневому творческому цитированию при переоценке ценностей цивилизации; они наполняют свои произведения иронией. Ограничимся пока этим и вернемся к судьбе Жана Бодрийяра.
Время
Словарь Webster
Постмодерн (postmodern) – термин, употребляемый с 1949 года, обозначает движения в искусстве, архитектуре или литературе, явившиеся реакцией на философию и практику модернистских движений и обычно характеризующиеся возвратом к традиционным элементам и техникам. Отсюда производные – постмодернизм и постмодернист.
Родился Бодрийяр в Шампани, в Реймсе, в 1929 году. В городе, который под именем Дурокорторум был столицей римской провинции Белгика; в городе, где король франков Хлодвиг принял христианство; в городе, где короновались монархи Франции.
Реймс хоть и являлся сокровищем европейской культуры, был снесен кайзеровской артиллерией в Первую мировую. Мы не уклонимся от темы – ведь нам надо выяснить, почему постмодернизм характеризуется утратой ценностных ориентиров, – если расскажем о занятном событии, происшедшем 3 октября 1914 года. Тогда в германских газетах было опубликовано «Воззвание к культурному миру». Его подписали 93 виднейших ученых, писателей, художников Второго Рейха. Не избежал общей моды даже Томас Манн, позднее бескомпромиссно выступивший против Гитлера. Про расстрел артиллерией незащищенных городов писалось – «Неправда, что наши войска зверски свирепствовали в Лувене. Против бешеных обывателей, которые коварно нападали на них в квартирах, они с тяжелым сердцем были вынуждены в возмездие применить обстрел части города». То есть, как только технология позволила создать достаточно мощные артиллерийские орудия, человечество, хоть и «с тяжелым сердцем», тут же применило их для уничтожения высших достижений культуры минувших веков.
Жану было одиннадцать лет, когда Гитлер принимал парад вермахта на Елисейских полях. Ему исполнилось пятнадцать, когда «шерманы» Леклерка вошли в Париж. И когда изучавшему германистику в Сорбонне Бодрийяру было двадцать два, ФРГ и Франция создали Европейское объединение угля и стали, прообраз будущего ЕС. Воевать-то по большому счету было не из-за чего. Две мировые войны двадцатого века были порождены политиками, которые не сумели осознать масштаб изменений, внесенных в мир технологией прежде всего крупносерийным и массовым производством, требующим рынков сбыта более обширных, чем дает даже самая обширная держава, и которые пытались справиться с ними в рамках устаревших категорий империй и национальных государств. Попытка избежать Второй мировой методами традиционной дипломатии – отдав Гитлеру Чехословакию – легла несмываемым пятном позора на европейских правителей. Традиционно эти политики были связаны с крупным капиталом – и поэтому неудивительны левые симпатии и Бодрийяра, и большей части интеллектуалов Франции.
Бодрийяр преподает в лицее, переводит с немецкого левых авторов: Бертольда Брехта, Карла Маркса и др.
Но на дворе 1956 год. ХХ съезд КПСС. Европейские левые с удивлением обнаруживают, что СССР вовсе не воплощенная утопия и пример всем народам, а ГУЛАГ отнюдь не выдумка реакционеров. А тут еще проблемы с пролетариатом, классом, который, преодолев самого себя, должен был проложить дорогу в светлое будущее. Класс этот размывался. Отчасти – заинтересованностью рыночной экономики в платежеспособном потребителе, исключавшей марксово обнищание масс. Но еще сильнее – технологией. Массовые производственные процессы – точное литье, штамповка, производство синтетических материалов, сегодня – производство интегральных схем, – резко уменьшили долю «синих воротничков» в экономике. В США с середины 1950-х годов «белых воротничков» оказывается больше, чем рабочих. Аналогичные процессы идут и в Европе. И осмысляются неомарксистами, прежде всего Гербертом Маркузе.
Согласно его работам («Эрос и цивилизация», «Советский марксизм», «Одномерный человек»), социальный прогресс связан теперь не с рабочими, подкупленными буржуазией (необходимость платежеспособного спроса!), а с интеллектуалами и особенно со студенчеством, еще не интегрированным в истеблишмент.
Лето 1968 года, казалось бы, подтверждает это. Студенческие беспорядки. Ассистент-профессор Бодрийяр принимает в них активное участие. Но в результате он делает следующий шаг к пониманию современного ему общества. Заметным событием становится его «Система вещей», выросшая из тезисов докторской диссертации. Ровная научная карьера – с 1972 года профессор социологии в университете Парижа-Х, Нантерр. С 1986 по 1990 гг. – директор по науке в Исследовательском институте Социоэкономической информации при Университете Парижа-IX в Дофине.
Глобальная, за пределами кругов интеллектуалов, известность, в результате высказывания абсолютно скандальных оценок Войны в Заливе «Войны в заливе не было» («The Gulf War Did Not Take Place», 1991) и террористической атаки на Всемирный торговый центр 11 сентября 2001 года «Дух терроризма: и реквием по башням-близнецам» («The Spirit of Terrorism: And Requiem for the Twin Towers», 2002).
Но это уже сформировавшиеся мысли. А чтобы понять, как они сформировались, надо помнить, что тридцатилетний Бодрийяр был свидетелем Берлинского и Карибского кризисов, когда мир застыл над пропастью ядерной войны. И Герберт Кан сформулировал концепцию «Машины Страшного Суда», ядерного устройства, способного уничтожить разумную жизнь на планете и делающего бессмысленным ведение сколько-нибудь масштабных войн. Технологически ближе всего к Doomsday machine приближалась советская 100-мегатонная бомба. А художественное воплощение этой концепции дано в фильме С. Кубрика «Доктор Стрейнджлав». И месседж был распознан и понят наиболее проницательными интеллектуалами. Война стала невозможной. Слишком мала голубая планета для ядерных бомб. И бессмысленны флоты ядерных подводных ракетоносцев, тысячи наземных баллистических ракет с разделяющимися боеголовками, противоракеты неудачной системы «Safeguard» и их вставшие на боевое дежурство советские аналоги, бомбардировщики B-1 и Ту-160, все эти невероятно дорогие плоды классической гонки вооружений 1960—80-х годов. Деятельность военных министерств, военно-промышленных комплексов, разведок – это всего лишь имитация. Симулякр.
Язык
Second Life
Вопрос о том, является ли, скажем, Second Life симуляцией, симулякром или имеет черты обеих категорий, заслуживает отдельного рассмотрения.
Вот мы и подошли к одному из важнейших понятий философии Жана Бодрийяра. Симулякр. Один из культовых для ИТ-технологий фильмов – «Матрица». В России, в отличие от Запада, зрители, даже из интеллектуалов, обычно не обращали внимания на книгу, лежавшую на столе героя. А это был Бодрийяр, «Simulacra and Simulation» (1981).
Simulation – имитация, моделирование. Это понятие очень близко технологии. Еще строители соборов средневековья использовали модели своих сооружений. А моделирование динамических объектов вошло в практику, начиная с кораблестроения века позапрошлого. С опытовых бассейнов, с критериев подобия Фруда. Затем – модели математические. Описание реальных процессов той или иной системой уравнений, с дальнейшим анализом поведения, как правило, с использованием вычислительной техники.
Но модель обычно соответствовала реальному объекту. Даже если она, как модель собора, предъявлявшаяся князю, как модель корпуса броненосца, протягиваемая динамометрами по бассейну для определения наивыгоднейших обводов корабля, предшествовала полномасштабному отделу. Но она все равно отображала реальность.
А симулякр – иное. Это от французского simulacre – подобие, видимость, иллюзия. Это из традиционного лексикона черных магов. Другое дело, что наш век дал возможность изготавливать иллюзии совсем иными средствами, нежели те, к которым прибегали доктор Ди и граф Калиостро. Место зеркал и полупрозрачных экранов заняли моделируемые на компьютерах отражения, преломления и рассеяния лучей света от тех или иных поверхностей. И если объект не существует – ну, скажем, компьютерная графика породила образ эльфа, – то мы имеем дело с простейшим случаем симулякра. Впрочем, техника тут не главное – английские граверы викторианской эпохи очень любили эльфов. Из-за того, что пуританская цензура запрещала изображать неодетых барышень, а та же барышня с крылышками превращалась в сказочный персонаж, выпархивающий из-под ока блюстителей морали. Симулякр-то не обязан носить панталоны.
Симулякр можно считать однокоренным с симуляцией, если речь идет о симуляции болезни. К которой так привыкают, что считают ее вполне существующей. Симулякр – это имитация отсутствующей реальности.
Если объекты существуют в реальности, то поле действия симулякров, пространство их существования – гиперреальность. Нет, это не расширение реальности путем прибавки к ней совокупности мыслимых миров, вроде тех, по которым путешествовал Привалов в романе Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Это замена реальности, которой, по Бодрийяру, уже не существует. Конечно же, в человеческом восприятии и обществе.
Язык, которым пользовался Бодрийяр, очень похож на язык естественных наук. Вот его рассуждения о сексуальности в книге «Забыть Фуко». Полемика с другим постмодернистом, Мишелем Фуко. И если тот, говоря о сексуальности, пользуется скорее терминами медицины, то Бодрийяр излагает ее состояние в современном обществе скорее в понятиях теории катастроф Альбера Тома. И в «Америке» при описании богатого и здорового общества образы и термины теории катастроф появляются вновь. Слишком уж хрупким видел Бодрийяр существование постиндустриального общества.
Говоря о массах в книге «В тени молчаливого большинства, или Конец социального», Бодрийяр пользуется образами астрофизики. Здесь и имплозия – взрыв «внутрь», падение в самих себя, которыми обычно описываются черные дыры. И колебания потенциальной и кинетической энергии. И даже бесследное исчезновение информации в сингулярностях.
И – фракталы. И – термины теории информации…
Многое Бодрийяр заимствовал из структуралистской антропологии. Из работ Клода Леви-Стросса, трудов авторов, открывших, что культура заполняет зазор между необходимым и доступным, структурирует излишние ресурсы, находящиеся в распоряжении общества. И направляет их то на строительство пирамид и сфинксов, то на возведение городов в джунглях Юкатана, то на космическую гонку. Но перестает работать тогда, когда осознается, что та или иная культура лишь одна из возможных.
Впрочем, тут Бодрийяр предпочитал, скорее, образы Виктора Сегалена, французского этнографа начала ХХ века, говорившего, что с того момента, когда узнали, что Земля – сфера, путешествие перестало существовать, поскольку удаляться от какой-либо точки сферы означает к этой же точке приближаться.
Мысли
Этим языком Бодрийяр описывал отнюдь не каноны художественного стиля, за который обычно принимают постмодернизм, но свое видение современной ситуации. Излагал порой шокирующие, но всегда оригинальные мысли.
Говоря вкратце, по Бодрийяру развитие технологий освободило массы от повседневной погони за куском хлеба. Но превращение в потребителей (а только в этом качестве они, массы, и интересны глобальной экономике) лишает их бытие всякого рационального смысла. Вот как беспощадно писал о них Бодрийяр: «Воображению массы представляются колеблющимися где-то между пассивностью и необузданной спонтанностью, но всякий раз как энергия потенциальная, как запас социального и социальной активности: сегодня они – безмолвный объект, завтра, когда возьмут слово и перестанут быть „молчаливым большинством“, – главное действующее лицо истории. Однако истории, достойной описания, – ни прошлого, ни будущего – массы как раз и не имеют» [Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Екатеринбург. 2000].
Конец мечтам левых мыслителей, но конец и надеждам либеральных просветителей. Массы молчат не потому, что они обмануты властью, навязавшей им футбол и телеюмористов. Массы молчат потому, что современный мир слишком сложен для понимания, а каждый отдельный человек слишком отстранен от систем производства. Тут был бы уместен любимый автором статьи пример с квантовой механикой, которой мы пользуемся во множестве приборов, но объяснить которую в рамках здравого смысла невозможно.
Грустно? Но есть и хорошее – очень мало места и для фашизма, категории национального давно растворены в массах.
Надо признать, что Бодрийяр был беспощаден и к религии. «Что касается невозможности распространить здесь смысл, то лучший пример тому – пример Бога. Массы приняли во внимание только его образ, но никак не Идею... Невероятный отход от сути религиозного. Массы растворили религию в переживании чудес и представлений – это единственный их религиозный опыт» [Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Екатеринбург. 2000].
Но еще фантастичнее видел Бодрийяр мировую экономику. По его мнению, она состояла из экономики реальной и гигантского пузыря экономики виртуальной. Бодрийяр считал, что объем капитала в 45 раз уступал объему перелива капитала («Прозрачность зла», 1990). Гигантский пузырь финансового капитала, из которого рождаются многомиллиардные состояния. Нажить же их продажей действительно нужных вещей, вроде лепешек или сапог, невозможно. А в виртуальности финансовых операций – пожалуйста.
Но Бодрийяр отнюдь не призывал прикончить финансовую гадину в ее Уолл-стритском логове. Наоборот, он сравнил кризис 1929 года, когда экономика была практически реальной, и кризис 1987 года. В первом случае – глобальная катастрофа. Во втором – потеря спекулятивных капиталов отнюдь не нарушила функционирования экономики реальной. Бодрийяр сделал вывод, что так будет и впредь, и крушение пузыря доткомов, скажем, вполне подтверждает его правоту.
Бодрийяр не ждал от развития технологий утопии. Но не впадал и в апокалипсические страхи. Он писал, что мир выжил, десятилетия живя в тени Бомбы: «Гиперреализованные войны и деньги вращаются в недоступном пространстве, которое оставляет мир таким, какой он есть. В конечном счете экономика продолжает производить, в то время как малейшего логического следствия из колебаний фиктивной экономики было бы достаточно, чтобы ее уничтожить» [Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. Екатеринбург. 2000].
Мир продолжает жить, хотя государства, политика, армии, кумиры превратились в симулякры. Технологии сделали мир непонятным большинству, массам. Но технологии продолжают жить и развиваться. Куда они идут – покажет будущее.
