Текст книги "Судьба тигра"
Автор книги: Коллин Хоук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Кишан оттащил меня от трещины, и мы продолжили свой путь через каменный лабиринт, пока не уперлись в тупик. Я провела рукой по шершавой стене.
– Ничего не понимаю! Мы в нужном месте.
Рен положил обе ладони на стену, погладил ее, смахивая пыль. Мы с Кишаном бросились ему помогать. Вскоре я нащупала пальцами неглубокую выемку и стала торопливо раскапывать ее, отряхивая грязь. Мелкие камешки градом посыпались к моим ногам, а в следующую секунду я громко завопила:
– Есть! Отпечаток руки!
Я прижала ладонь к выемке, почувствовала, как искры с треском брызнули в камень. Татуировка проступила и засветилась, озарив мою руку изнутри. Тесный тупик содрогнулся, стена под ладонью сдвинулась. Сверху хлынул поток камней, и Кишан сгреб меня в охапку, загораживая своим телом. Камни со скрипом и стоном пришли в движение, задвигались, медленно расступились и снова застыли. Я смахнула со щеки пыль и шагнула в образовавшееся отверстие.
Мы стояли на узком каменном выступе, под которым расстилался огромный подземный лес.
– Деревья? Откуда в кратере вулкана могут быть деревья? – пролепетала я.
– Вряд ли это обычные деревья, – прошептал Рен. – Я думаю, это что-то вроде Кишкиндхи. Подземный мир.
– Угу, только тут в десять раз жарче, чем в преисподней.
Вскоре Рен отыскал каменные ступеньки, ведущие вниз, и мы приступили к спуску. По дороге я любовалась красотой волшебного леса. Раскидистые кроны венчали толстые закопченные стволы, огненные листья переливались грозными красками горящих углей. На черных ветках росли кудрявые золотые завитки, и, когда мы спустились, они вытянулись в нашу сторону и задрожали, будто ожидая чего-то.
Рен хмуро поглядел на них и вытащил из рюкзака булаву-гаду, но я храбро подошла ближе и протянула палец. Тонкий завиток осторожно, почти робко, потянулся ко мне, потом медленно обвился вокруг моего пальца и замер. Волна тепла разлилась по моему телу, амулет на шее согрелся и засветился.
– Келси? – Рен сделал шаг ко мне.
Я жестом остановила его.
– Все в порядке. Они не делают ничего плохого. – Я улыбнулась. – Их влечет сила амулета.
Еще один нежный побег с двумя дрожащими на нем листочками погладил меня по щеке. Но стоило Кишану приблизиться к дереву, как листва встрепенулась и задрожала, тревожно мерцая. Я погладила ствол, успокаивая дерево.
– Он хороший, он не причинит вам зла. Не бойтесь нас.
Огненное дерево успокоилось и даже позволило Кишану дотронуться до своего побега. Затем, тихо колышась, оно протянуло к нам еще одну ветку, усыпанную маленькими тугими бутонами, которые на наших глазах распустились оранжевыми лепестками с золотыми листочками.
– Как красиво! – ахнула я.
– По-моему, ты ему нравишься, – хмыкнул Кишан.
По дороге нам встретились заросли мерцающих папоротников и огненные цветы, расцветавшие ослепительными соцветиями, когда мы проходили мимо. Рен и Кишан даже заметили каких-то рыже-красных зверьков, похожих на кроликов. Лес окутывал нас теплом и светом, но при этом защищал от иссушающего зноя вулкана. Воздух под деревьями был сухой, а земля – черная и жирная, как торф. На черных скалах и древесных стволах росли густые светящиеся мхи всех оттенков оранжевого и алого.
Решив сделать привал, мы присели на поваленный ствол, попросили Золотой плод приготовить нам обед и стали есть, негромко обсуждая странности этого удивительного места. Деревья то и дело протягивали к нам свои любопытные побеги, дотрагивались до моих волос, гладили по рукам. Каждый раз при этом амулет начинал светиться, и меня охватывал прилив тепла. Жара меня больше не беспокоила, усталость пропала, как будто волшебные деревья зарядили мои батарейки.
Лес весь переливался светом, но небо над головами было черным и беззвездным. Когда мы начали взбираться по склону к вершине, Рен указал на далекий горизонт и сказал:
– Видишь?
– Что? – не поняла я.
– Да вон же! Горная гряда. Ее трудно разглядеть, потому что и небо, и горы – черные.
Кишан сказал, что видит очертания гряды, но я, сколько ни всматривалась, так ничего и не разглядела.
– Ладно, положусь на ваше тигриное зрение. Я все равно ничего не вижу.
Рен кивнул и предложил разбить лагерь в долине. Но только мы начали спускаться, как небо вдруг прочертила вспышка ослепительного света, рассыпавшаяся каскадом нежных искр, похожих на праздничный салют к Дню независимости. В следующий миг деревья погасли, будто кто-то их выключил. Наступила кромешная тьма, такая, что не было видно вытянутой руки.
– Что случилось? – прошептала я.
Рен взял меня за руку, притянул к себе.
– Пока не знаю.
Изумрудные глазки Фаниндры ожили, два приветливых зеленых луча озарили чужой, загадочный мир. Рен пошел вниз, крепко держа меня за руку.
Спустившись в долину, мы разбили лагерь и с помощью Шарфа приготовили себе просторную палатку. Я дотронулась до ствола ближайшего дерева, но оно осталось безучастным. Я не почувствовала никакого тепла, ни одна ветка не протянулась мне навстречу. Может быть, оно умерло? Я прижала ладонь к стволу дерева, послала внутрь поток огненной энергии. Слабая ответная дрожь подтвердила, что дерево живо, – видимо, оно просто уснуло.
Когда я забралась в палатку, Рен и Кишан резко прервали свой разговор и замолчали.
– Секретничаете, значит? – хмыкнула я. – Ну и пожалуйста, мне ни капельки не интересно. Просто хочу вам сказать, что деревья легли спать. То есть не легли, конечно, но уснули. Я думаю, они тут включаются и выключаются.
– Замечательно, – кивнул Рен. – Мы собираемся дежурить ночью. Нам кажется… мы опасаемся, что тобой манипулируют, Келси.
– Что? – расхохоталась я. – Вы что, серьезно?
Они оба отвели глаза.
– Нет, скажите, вы считаете, что деревья заманивают меня в ловушку?
– Мы не хотим рисковать, – тихо ответил Рен.
– Поэтому мы будем по очереди дежурить ночью, а тебя от этой обязанности освободим, – добавил Кишан.
Я с вызовом скрестила руки на груди.
– Вот значит как, да? Мне кажется, я прекрасно знаю, кто и когда пытается мной манипулировать! Я только не понимаю, почему вы, тигры, так уверены, что знаете, как для меня лучше? Вы просто… просто… мужчины, вот вы кто!
– Келлс! – хором запротестовали братья.
– Отлично! Выметайтесь отсюда, чтобы духу вашего не было! Сидите снаружи, пока хвосты не отвалятся!
Я услышала, как Кишан тихо вздохнул и сказал:
– Спокойной ночи, Келси.
Но я уже решительно повернулась на бок и сунула кулак под щеку. Повертелась немного, сбросила с себя жаркое одеяло и уснула.
Меня разбудил яркий свет, просочившийся сквозь ткань палатки. Раздался щелчок, затем металлическое гудение – и в тот же миг все кругом оказалось залито колеблющимся светом пожара.
Рен спал. Одну руку он забросил за голову, вторую уронил на живот. Когда я подползла к нему ближе, он вздохнул и поудобнее устроился головой на подушке.
Мне захотелось дотронуться до него. Мне вдруг срочно понадобилось убедиться, что его золотистая кожа осталась все такой же гладкой и теплой, какой я ее помнила. Но удержалась. Я просто села рядом и долго смотрела, как он мерно дышит, поражаясь, как можно обручиться с одним мужчиной и продолжать сходить с ума по другому.
«Какой же я отвратительный человек», – устало подумала я, выбираясь из палатки.
– Доброе утро, билаута, – поприветствовал меня дежуривший у входа Кишан. – Все злишься?
– Нет.
– Вот и славно.
Он крепко обнял меня, поцеловал в макушку. Крохотный побег, мягкий, как лапка котенка, пощекотал мою руку. Я позволила ему обвиться вокруг моей ладони, почувствовала поток тепла.
После вчерашней прогулки по вулкану я была вся липкая и грязная, поэтому поспешила отойти в укромное местечко и соорудила себе хороший душ при помощи Ожерелья. Но как только первые капли воды брызнули на деревья, они задрожали, будто в ознобе. Ветки поникли, листва побурела и начала облетать.
«Хм-мм… Странно!» – подумала я и выключила воду. Если деревьям так нравится мой амулет, то, может быть, они живут энергией огня?
Я попробовала вылечить раненое дерево своей огненной силой. Оно начало было оживать, но я чувствовала, что жизнь потоком уходит из него. Я ничего не могла сделать! Обливаясь слезами, я отняла руки от ствола.
Через несколько минут Рен нашел меня под деревом, вытер мои слезы, спросил:
– Почему ты плачешь?
– Я убила дерево! – всхлипнула я. – Кажется, они питаются огнем и умирают от соприкосновения с водой. Я пыталась их спасти, но мне не хватает сил!
Рен внимательно осмотрел умирающее дерево, обнял меня, взял мою руку, приложил к стволу.
– Попробуй еще разок.
Я закрыла глаза, накопила в себе побольше огня и направила его в дерево. Мне показалось, будто я почувствовала слабый ответный жар, словно дерево из последних сил потянулось ко мне. Мы стремились друг к другу, но я знала, что нам никогда не преодолеть разделявшую нас пропасть. Я снова громко зарыдала, но в следующий миг знакомый поток золотой энергии хлынул из моих рук и быстрее лесного пожара побежал по дереву, от корней до угасших листьев, оживляя все на своем пути.
Новая жизнь, как кровь, запульсировала в толще дерева, листья ласково погладили меня по щеке и волосам. Густые шуршащие ветки крепко обняли меня, и я радостно застыла в огненном сиянии. Повернув голову, я увидела, что все остальные деревья тоже исцелились.
– Как одно дерево могло вылечить все остальные? – вслух поразилась я.
– Может быть, у них общая корневая система? – предположил Рен.
Он убрал волосы с моей шеи, дотронулся до чувствительного местечка за ухом. Я задрожала и подняла на него глаза.
– А может, они отзываются на твое прикосновение, – прошептал Рен. Его губы были всего в нескольких дюймах от моих.
– Почему… почему ты так на меня смотришь? – нервно прошептала я, пятясь и опуская глаза.
Его рука соскользнула с моей шеи.
– Как я на тебя смотрю?
– Как… на антилопу. Как раньше…
Рен улыбнулся краешком губ, потом лицо его сделалось серьезным, и он обнял меня.
– Наверное, потому что я умираю от голода.
– Ты что же, не завтракал? – неуклюже пошутила я, но попытка разрядить обстановку провалилась.
– Я не хочу завтракать, Келси. Я хочу тебя.
Я собралась было поставить его на место, но он прижал палец к моим губам.
– Ш-шшш… Дай мне насладиться этим мгновением. Поверь, теперь у меня их так немного… Честное слово, я не буду тебя целовать. Я просто хочу обнять тебя и не думать ни о чем другом… Ни о ком другом…
Я со вздохом уронила голову ему на грудь.
Мы простояли так с минуту или две, пока не услышали возмущенный голос Кишана.
– Эй, кто тебе разрешил обнимать мою невесту?
Рен застыл и отстранился от меня, не сказав ни слова.
– Кишан, мы исцеляли…
Он резко развернулся и пошел прочь.
– …деревья, – виновато пролепетала я в его удаляющуюся спину.
Мы не стали задерживаться в лагере и примерно через час пути, прошедшего в гробовом молчании, добрались до луга, заросшего огненными цветами на тонких черных стебельках, похожими на колокольчики. Кругом пестрели золотые кусты и алые заросли, малиновые купины и медные папоротники, а за лугом стеной высились лимонно-желтые, рыжие и багровые деревья.
Мы остановились, пораженные этой красотой, и тут я услышала громкое хлопанье крыльев. Кишан отцепил с пояса чакру, Рен обнажил золотой меч, разломил его пополам и протянул одну половину брату. Затем он покрутил нож сай, висевший у него на поясе, пока тот не принял форму трезубца.
Птичий крик раздался у нас над головами. Я сглотнула, до рези в глазах вглядываясь в пустое черное небо, и взмолилась, чтобы это не оказались стальные птицы. К нам приближалась какая-то комета – черная по краям, но пылающая ослепительным жаром в центре.
Но вот комета описала круг над лугом, замерла – и оказалась птицей. Она склонила голову, разглядывая нас внимательным белым глазом, шарившим по земле, как луч прожектора. Потом птица разинула свой орлиный клюв, испустила еще один вопль и, захлопав крыльями, стала стремительно снижаться.
Теперь я смогла как следует ее рассмотреть. Маховые перья у сказочной птицы были мягкие и легкие, словно огненная елочная мишура. Широкие заостренные крылья ближе к телу сияли желтым, как язычок горящей свечи, а на концах пламенели таким темным багрянцем, что казались черными.
Еще у птицы были изогнутый золотой клюв и грозные когтистые лапы, покрытые медными перьями. Ее изящную головку венчал алый гребешок, малиновым плюмажем спускавшийся вниз по шее. Прекрасный длинный хвост веером развевался по воздуху в полете, а когда птица села, расстелился по земле, словно шлейф. Переливчатый окрас оперения перекликался с красками поляны, а когда крылья, хвост и гребешок затрепетали под ветром, птица показалась мне настоящим порождением пламени.
Опустившись на поваленное дерево, она крепко впилась в кору своими острыми когтями, покачалась взад-вперед, чтобы удержать равновесие, сложила крылья и уставилась на нас троих. А затем над лугом раскатился глубокий мужской голос, богатый и сочный, как лежавший вокруг нас таинственный мир.
– Зачем вы явились в мое царство? – спросила птица.
– Мы ищем Огненную вервь, – ответил Рен.
– Для чего она вам нужна?
– Мы должны принести Дурге последний дар и вернуть себе человеческий облик, – сказал Кишан.
– Чтобы войти в мое царство, вам придется принести жертву. Доказать, что вы достойны.
– Скажи, что мы должны сделать, и мы исполним, – отозвался Рен.
Тихий смех заструился в воздухе вокруг нас.
– Нет, белый тигр, ты не сможешь принести эту жертву. Ибо мне нужна сати – жертва добродетельной жены. Среди вас есть только одна, кто сможет исполнить мое условие.
Рен и Кишан одновременно вскочили, загородив меня собой, взметнули оружие и закричали:
– Нет! Ты ее не заберешь!
Сбитая с толку, я привстала на цыпочки, выглянула из-за широких плеч братьев и встретилась взглядом с сияющими глазами феникса.
Глава 15
Сати
Рен и Кишан преградили мне путь, не подпуская к фениксу.
– Что вы творите? – спросила я, отчаявшись пройти через них. – Мы пришли сюда для того, чтобы заключить сделку! У нас полно всего, что можно отдать в обмен! Я могу приготовить любую еду, мы можем сделать сколько угодно золотых парчовых одежд, да мы все можем!
Кишан опустил чакру, но продолжал зорко следить за птицей.
– Фениксу не нужны ни еда, ни ткани. Он требует только одного – сати.
– А что это такое?
Рен поиграл желваками и посмотрел на меня так, как никогда в жизни не смотрел. Глубокая печаль поселилась в его синих глазах. Он покачал головой, не желая отвечать, крепче сжал в руках оружие и сделал шаг вперед, закрывая меня от птицы.
Тогда я повернулась к Кишану и тихо приказала:
– Расскажи.
Кишан заговорил тусклым голосом:
– В древности в Индии женщин учили быть полностью преданными своим мужьям душой и телом. Сати – это добродетельная жена, ставшая вдовой, и одновременно название обряда. Считалось, что после смерти своего супруга верная жена утрачивает смысл жизни, ибо ничто на свете не может облегчить ее горе. Когда тело умершего по традиции предавали огню, сати тоже восходила на погребальный костер, чтобы в последний раз доказать свою любовь и преданность.
– Этот обычай уже давно ушел в прошлое, – с отвращением добавил Рен. – Еще мои родители запретили этот кошмар в своих владениях.
– П-понятно, – прошептала я.
Потом посмотрела на феникса и почувствовала, как губы Рена коснулись моего уха.
– Мы не отдадим тебя ему, йадала.
Я положила руку на его твердое, как камень, предплечье и крепко сжала. Другой рукой я схватила за руку Кишана, собрала всю свою храбрость и спросила у феникса:
– Чего ты от меня хочешь?
Птица склонила свою огненную голову, с минуту внимательно разглядывала меня, потом ответила:
– Вы сказали, что ищете Огненную вервь. Но пройти через мои горы и забрать ее сможет только достойный. Мне нужна жертва, чтобы узнать, достойны вы или нет.
– Если я соглашусь, то умру?
– Возможно. А может быть, останешься жива. Подлинное испытание сати проходит не телом, а сердцем. Если твое сердце чисто и исполнено истинной любви, огонь не сможет пожрать твою плоть. Если же твое сердце лживо, ты не пройдешь сквозь огонь.
В животе у меня все сжалось, сердце бешено заколотилось в груди. Я слышала, как Кишан тихо шепчет, что это абсолютно немыслимо и мы найдем другой способ, но в душе уже понимала – никакого другого способа нет. Потом я внезапно вспомнила разговор, состоявшийся у нас с мистером Кадамом незадолго до его смерти. Мне показалось, будто я слышу его негромкий голос.
«Не бойтесь огня, мисс Келси. Если вы будете готовы, он не сожжет вас».
«Но если я умру?»
Память услужливо подсказала мне слова мистера Кадама:
«Реинкарнация – это когда старый дух дает жизнь новому, подобно тому, как от гаснущего пламени загорается новая свеча. Все свечи разные, но пламя одно, оно исходит от того, кто жил прежде…»
«Но я не верю в реинкарнацию!»
Слезы навернулись мне на глаза, потекли по щекам, несмотря на испепеляющую сухость вокруг, и я вспомнила еще один разговор с мистером Кадамом.
«Что вы сделаете, если ваше дитя окажется заперто в горящем доме?»
«Я брошусь в огонь и спасу его!»
Я знала, что должна ответить фениксу. Подняв голову, я тихо сказала:
– Я принесу жертву.
Феникс взмахнул крыльями и испустил горестный вопль. Кишан завопил, чтобы я выбросила из головы эти глупости, и даже в отчаянии метнул в птицу свою чакру, но золотой диск лишь со свистом описал круг вокруг феникса и вернулся обратно.
Рен, весь дрожа от волнения, предпринял попытку договориться с бессмертным стражем. С болью в голосе он взмолился:
– Прошу тебя, огненная, назначь другое испытание! Или возьми меня! Я готов стать жертвой!
Но феникс ответил:
– Ты прав, сати может совершить не только женщина. Во все времена любящие мужчины и женщины расставались с жизнью, не в силах вынести вечной разлуки, но твое сердце уже отдано, белый тигр. Ты уже принес свою жертву.
– О чем ты говоришь? – не поняла я.
И мудрый феникс объяснил:
– Белому тигру было предложено забыть свою возлюбленную, чтобы спасти ее. Его сердце прошло испытание, оно чисто. Его любовь истинна и несомненна.
– Тогда возьми меня! – вызвался Кишан.
Огненная птица остановила на нем свой испытующий взор.
– Не могу. Время твоей жертвы еще не пришло, но знай, что тебе тоже будет предложено испытание. Но не сейчас и не мною. Иди сюда, юная дева.
Я обреченно шагнула вперед, твердо вознамерившись быть храброй, но в последнюю секунду не выдержала и обернулась к Кишану.
Он обнял меня и горячо прошептал на ухо:
– Если пернатый посмеет сделать тебе больно, я снесу ему башку чакрой!
– Хорошо, постараюсь пригнуться, – пошутила я, наспех целуя его.
Протестующее рыдание раздалось у меня за спиной. Рен упал на колени, обнял меня за талию, прижался щекой к моему животу.
– Прошу тебя, не делай этого! – умолял он. – Не надо!
– Я должна. – Я погладила его по волосам, поцеловала в макушку.
– Я люблю тебя, – прошептал он.
– Я знаю, – просто ответила я.
Он нехотя отпустил меня. Потом встал, сердито смахнул с лица слезы, от которых его синие глаза засияли еще ярче, и с новой решимостью схватился за оружие. Я отошла от Рена и приблизилась к фениксу.
– Я готова.
Огромная птица распахнула свои переливчатые крылья и похлопала ими, обдав меня волнами жара. Руки у меня ходили ходуном от страха, поэтому я прижала их к бокам и стала ждать боли.
Феникс вытянулся всем телом, распахнул золотой клюв и запел, приплясывая на своих когтистых лапах. Песня была красивая и нежная. Когда она закончилась, феникс сказал:
– Теперь они не смогут тебя остановить.
– Что? – спросила я и обернулась.
Рен и Кишан очутились в блестящем стеклянном гробу. Они в бешенстве колотили кулаками по прозрачным стенкам, но все усилия были тщетны. Я прекрасно их видела, но из гроба не доносилось ни звука.
– Они не задохнутся там? – испугалась я.
– В бриллиантовой клетке много воздуха, – ответил Феникс. – Твои тигры не пострадают, но они не смогут помешать тебе принести жертву. А теперь ты должна снять амулет.
Моя рука сама собой взлетела к горлу.
– Это еще зачем?
– Огненный амулет защищает тебя в моем царстве. Если ты не снимешь его, все живые создания моего леса, включая деревья, будут терзаться твоей болью.
Я тут же расстегнула замок цепочки.
– Вы обещаете, что отдадите амулет Рену и Кишану? Он им будет очень нужен!
– Меня не интересует твой амулет. Положи его, никто к нему не прикоснется.
Я сняла с себя амулет и Фаниндру. В то же мгновение меня охватил жар. Пот потек по лицу, глаза защипало, я с усилием облизнула пересохшие губы.
Собравшись с силами, я решительно отвернулась от Рена и Кишана, чтобы не растерять остатки мужества. Видимо, я поступила правильно, потому что мне сразу же стало легче.
Феникс снова запел, и на этот раз земля вдруг расступилась передо мною, отделив пылающим рвом от огненной птицы. Теперь между нами лежал каменный мост, объятый пламенем.
– Ты сможешь войти в мои горы, если сумеешь пересечь мост.
– А если не сумею?
– Тогда твои обгоревшие кости найдут покой в этой роще.
Я сглотнула пересохшим горлом, робко наступила ботинком на раскаленные угли. Жар охватил меня. Подошва задымилась. Пот градом потек по вискам, закапал на шею, соленая капля повисла на верхней губе. Я сделала еще один шажок, потом еще. Мост был каменный, но я почему-то вдруг поскользнулась, как на льду. Посмотрев вниз, я с ужасом поняла, что резиновые подметки моих ботинок расплавились, превратившись в скользкие дымящиеся лужи.
Я взвизгнула, когда раскаленные камни обожгли мою ступню сквозь носок. Задрав ногу, я повернулась и приготовилась спрыгнуть, но услышала голос феникса:
– Сойдешь с тропы – лишишься жизни.
Я опустила ногу, встала на цыпочки и сделала два быстрых шажка. Слезы покатились у меня по щекам, я пошатнулась.
И тут феникс, молча следивший за моими мучениями, спросил:
– Почему твое сердце закрыто?
Я и не подумала отвечать. Я поджала левую ногу, лишившуюся остатков носка, сделала прыжок правой. Оставшийся кусок ботинка мгновенно расплавился. Я заорала от боли, но не отступила. Верхняя часть носка загорелась. Нечеловеческим усилием я сорвала его, посмотрела на свою почерневшую ступню. Кожа над щиколоткой зловеще покраснела и покрылась волдырями.
Вскоре боль переместилась на икры, и я поняла, что сожгла нервные окончания на стопах. Решив, что хуже уже не будет, я сделала несколько шагов вперед.
Тогда феникс задал мне новый вопрос.
– Почему ты не с тем, кого любишь?
Я стиснула зубы.
– Я с ним! Я люблю Кишана.
Пламя охватило мои ноги, шорты загорелись. Я захлопала руками по ткани и увидела, что кожа на моей голени почернела и растрескалась.
А птица невозмутимо повторила:
– Почему ты не с тем, кого любишь?
Судорожно дыша, я прохрипела:
– Ты говоришь о Рене, да?
Птица промолчала.
Я сделала еще один шаг и заорала во весь голос.
– Мы с Реном… не… А-аааа!…Мы не подходим друг другу… – прохрипела я. – Он торт с шоколадной начинкой, а я – редиска… Он разобьет мне сердце и уйдет к другой!
– Ты лжешь. Ты знаешь, что он никогда тебя не бросит.
Пламя заплясало вокруг меня. Я никогда не думала, что человек может кричать так громко, как кричала я.
Но птица была непреклонна.
– Твое сердце закрыто. Говори правду, и боль стихнет.
– Правда в том… он супергерой, а я…
Язык пламени охватил меня, я снова закричала, корчась от боли и ужаса.
– Я дала слово Кишану! Я не могу его бросить!
Я не договорила, потому что мое тело запылало, и я завизжала во всю силу своих легких. Птица ничего не ответила, а когда настала передышка, я прокаркала срывающимся голосом:
– Вот тебе правда: я боюсь остаться одна! Я боюсь, что он погибнет! Как мистер Кадам! Как мои родители!
– Смерть – причина твоих страхов, но не причина отвергать того, кого ты любишь.
Мои волосы загорелись. Теперь я горела вся, целиком. Красная лента, которой я утром подвязала волосы, проплыла мимо меня, подхваченная волной жара. Лента горела с одного конца, и я, словно зачарованная, следила за ней, пока она не упала на раскаленные камни и не рассыпалась пеплом. Лицо было мокрым. Я дотронулась до него, и на пальцах остались черные струпья горелой кожи.
Я больше не могла стоять и упала на четвереньки.
– Пожалуйста! – взмолилась я. – Хватит! Я не могу больше! Пусть боль прекратится!
– Скажи правду – и все закончится. Почему ты не с тем, кого любишь?
Я судорожными толчками втянула в себя воздух и поняла, что умираю. Плача без слез, я уставилась на свои обугленные руки и из последних сил прошептала:
– Я не заслуживаю счастья, раз все умерли…
– На этот раз твое сердце говорит правду.
Боль исчезла, словно ее никогда не было, но мое тело уже обгорело до полной неузнаваемости. Только мне было уже все равно. Боль прошла, и теперь мне хотелось одного – лечь на пылающие угли и провалиться в тот самый «смертный сон», о котором говорил Гамлет.
Но феникс не собирался меня отпускать.
– Что ты готова отдать за то, чтобы вернуть своих родителей и мистера Кадама?
– Все, – сипло прошептала я растрескавшимися, почерневшими губами.
– Ты принесла бы в жертву обоих братьев?
Мой гаснущий разум сосредоточился. Смогла бы я пожертвовать Реном и Кишаном, чтобы вернуть своих родителей? Я вспомнила нашу маленькую семейную библиотеку, наши пикники у водопада, мамино печенье. Я вспомнила, как на церемонии окончания средней школы мой папа вскочил на ноги и бешено аплодировал, вытирая слезы под очками, – один во всем зале, другие родители даже с мест не встали. Я подумала о мистере Кадаме, о том, как мы с ним по вечерам готовили ужин, о его бесконечных рассказах о гоночных машинах и индийских пряностях. Подумала, как сильно я по нему тоскую…
Но потом мои мысли вернулись к Рену и Кишану.
«Я люблю их обоих. Смогу ли я пожертвовать шуточками Кишана, улыбкой Рена? Смогу ли жить без медвежьих объятий Кишана и без прикосновений Рена?»
И я ответила фениксу:
– Нет, я не променяю их жизни на жизни своих родителей и мистера Кадама. Но ты можешь забрать мою жизнь, – тут я закашлялась, мой голос стал похож на шорох палой листвы, – …если она хоть на что-то сгодится…
Я с трудом подняла руку, дотронулась до своего лысого черепа. Потом с усилием опустила трясущуюся кисть и выжала из себя слезу.
– Бедный искалеченный птенчик, – прошептала птица. – Ты права, твоя жизнь ни на что не годна. Она определенно не стоит тех трех прекрасных счастливых жизней, о которых ты плачешь. Возможно, если когда-нибудь ты все-таки захочешь узнать любовь и на твою долю выпадет хотя бы несколько лет счастья, из тебя что-нибудь да получится. Но пока твоя жизнь пуста и никчемна. Очень жаль!
Я хотела кивнуть, но мое тело меня уже не слушалось. Феникс был прав. Я была жалкой. Никчемной. Я напрасно растратила свою жизнь. Только и делала, что мучилась и мучила всех вокруг. Я так боялась потерять, что ни разу даже не осмелилась попробовать.
– Но я все-таки полагаю, что даже для тебя еще не все потеряно. По крайней мере, ты дорога этим двум молодым людям. – Феникс задумался, потом объявил: – Пожалуй, я все-таки приму твою жертву. Дам тебе шанс. Думаю, когда-нибудь ты сумеешь это оценить, так что твоя жизнь отныне принадлежит мне. Я даю тебе проход!
Я услышала тяжелый плеск огненных крыльев, волна воздуха обдала мое обугленное тело. Феникс взмыл в небо, а когда снова опустился надо мной, я услышала его прекрасную песню. Потом меня подхватило и понесло куда-то ввысь, в черное небо. Мы летели над огненными лесами, меня мягко покачивало на облаках, и я не заметила, как провалилась в глубокое забытье.
Мне приснилось великое царство далекого прошлого. В старинной библиотеке Локеш пытал какого-то архивариуса, вытягивая из него сведения о королеве Панхвар из Бейхано, одного из городов-государств древнего бирманского царства Пью. Королеве Панхвар брат подарил волшебный барабан. Когда государыня била в него, река разливалась и с яростью обрушивалась на ее врагов. В лютую засуху грохот волшебного барабана вызывал дожди и паводки. Услышав об этом, злой колдун мрачно улыбнулся и прошептал:
– Ага, значит, все дело в воде, а барабан был лишь для отвода глаз!
Глаза Локеша полыхнули пламенем, и он растаял.
Затем я увидела, как Локеш пытался выкупить амулет у внука королевы Панхвар, но тот остался непреклонен. Тогда Локеш убил его, сорвал амулет с шеи мертвеца и золотое кольцо с его пальца. Он надел кольцо на собственный палец, протянул руку к фонтану – и вода послушно поднялась из мраморной чаши и завертелась воронкой. На этом видение оборвалось.
«Вода, – подумала я. – В числе прочих фрагментов амулета у Локеша есть тот, который повелевает водой!»
Когда я проснулась, то первым делом увидела розовую кожу на своей ладони. Ногти у меня тоже были круглые, розовые и блестящие. Феникс куда-то исчез. Я с опаской подняла руки к своей голове – и зарылась пальцами в густые волосы. Кожа на руках оказалась мягкой, как пух. Я была одета в золотое платье, а вместо сгоревших дотла ботинок на мне были мягкие туфли без задников.
Сев и оглядевшись по сторонам, я поняла, что нахожусь в огромном гнезде, среди множества яиц, похожих на драгоценные камни. Гнездо приютилось на узком выступе черной скалы, на высоте нескольких тысяч футов. Без помощи Шарфа нечего было и думать о том, чтобы самостоятельно спуститься вниз. Со всех сторон, куда ни погляди, тянулись огненные леса.
В животе у меня громко заурчало, и я вспомнила, что в последний раз завтракала несколько часов, а то и дней, назад.
Из соседней горы хлестала лава, медленно сбегая по зубчатому склону. Толстые струи, переливавшиеся всеми оттенками пламени, били в огненное озеро, лежавшее у подножия гор, взметывая фонтаны лавы, которая огненными брызгами оседала на камнях, одевая их быстро темнеющей коркой. Огненные деревья, обступившие озеро, жадно впитывали раскаленную лаву, словно чистейшую горную воду.
Из задумчивости меня вывел знакомый мелодичный голос.
– Как у новорожденной!
Я подняла глаза на Феникса, который сидел на каменном выступе и, свесив голову вниз, чистил свои перышки.
– Что у новорожденной?
– Твоя кожа. Твои ногти, твои волосы.
– Вы меня вылечили?
– Ты сама себя вылечила. Как только ты признала правду, твое сердце исцелило тебя. К счастью, ты еще не полностью сгубила себя, в тебе сохранилась жажда жизни. – Феникс склонил хохлатую головку набок, поглядел на меня. – Интересно, неужели ты и этот дар растратишь напрасно?
– Тебе нужен друг? Ты поэтому просил кого-нибудь стать сати?
– Сати – это символ любви и преданности. Мне совсем не доставляло удовольствия смотреть, как ты горишь, но я должен был доказать тебе, что тело не имеет значения. Я хотел испытать тебя в огне, в страсти сердца. Сердечное пламя никогда не гаснет, никогда не стихает. Оно горит ярко, верно и ровно, тысячелетие за тысячелетием. Как только ты ступила в мой лес, я почувствовал тоску твоего сердца и понял, что тебе нужно.
