Текст книги "Путь Моргана"
Автор книги: Колин Маккалоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
Высота помещений на самой нижней палубе «Цереры» не превышала шести футов, а это означало, что голова Ричарда находилась на расстоянии полудюйма от потолка, а Айку Роджерсу не удавалось даже выпрямиться во весь рост. Потолочные балки располагались на фут ниже, расстояние между ними составляло шесть футов. По этой причине любая ходьба превращалась в пародию на шествие монахов: заключенные передвигались семенящей походкой, через каждые два шага почтительно наклоняя головы.
Бристольцы давно притерпелись к вони, которую ветер заносил в зарешеченные окна, гуляя по промозглому помещению с красными стенами, простирающемуся от переборки под фок-мачтой до кормовой переборки. В целом помещение имело в ширину сорок, а в длину – сто футов. Вдоль внешней стены, то есть обшивки судна, располагались дощатые нары высотой с обычный стол, на которых заключенные рассаживались, как на скамьях. Видимо, те же нары служили и кроватями, поскольку кое-где заключенные лежали на них – или отдыхая, или мучаясь в горячке. Еще один настил шириной в шесть футов также служил ложем. Посреди комнаты тянулся третий ряд нар шириной также в шесть футов. В этом помещении с кричаще-красными стенами обитало восемьдесят мужчин. Как только в комнату втолкнули дюжину вновь прибывших, все разговоры смолкли, головы повернулись к двери.
– Вы откуда? – спросил один из мужчин, сидящий близ двери.
– Из глостерской тюрьмы, – ответил Уилл Коннелли.
Незнакомец поднялся. Он был невысок ростом и проходил под балками не нагибаясь, телосложением напоминал не карлика, а скорее жокея, лицо у него было как у человека, который почти всю жизнь провел среди лошадей – морщинистое, жесткое, удлиненное книзу. На вид ему можно было дать и сорок лет, и все шестьдесят.
– Как жизнь? – осведомился он тоном утверждения, а не вопроса, приближаясь к новичкам и протягивая им маленькую ладонь. – Я Уильям Стенли из Синда, это близ Девайзеса в Сомерсете. Но судили меня в Уилтшире.
– Почти все мы слышали про Синд, – с усмешкой отозвался Коннелли и представил своих товарищей, а затем со вздохом поставил сундук на пол. – Ну, и что дальше, Уильям Стенли из Синда?
– Проходите. Должно быть, Сайкс уже успел пощупать вас? Ему это по душе – он не прочь, так сказать, поближе познакомиться с подопечными. Деньги есть? Или он нашел их?
– У нас нет денег, – объяснил Коннелли, уселся на скамью и поморщился от боли. – Чертов Сайкс! Что еще скажешь?
– Вон там сидят ребята из центральных и западных округов, с побережья Ла-Манша, Уолдса и Уилдса, – объяснил Стенли, указывая в сторону нар незажженной трубкой. – Посредине – те, кого привезли из Дерби, Чешира, Стаффорда, Линкольна и Шропшира. В дальнем углу – Дарем, Йоркшир, Нортумбрия и Ланкашир. Ливерпульцы заняли дальний конец стола. Все они, кроме одного, ирландских кровей. Есть здесь и четверо черномазых, но их держат наверху, вместе с лондонцами. А валлийцев здесь нет, Тэффи. – Он обвел взглядом сундуки и мешки. – Если у вас там что-нибудь ценное, распрощайтесь с ним. Впрочем, может статься, – добавил он многозначительно, – мы с вами поладим.
– Скорее всего, – дружески согласился Коннелли. – Похоже, тут нам придется и спать, и есть?
– Ага. Тащите свое барахло сюда, места для дюжины как раз хватит. Тюфяки, на которых мы спим, свернуты и сложены под нары, туда же можно запихнуть и сундуки. На двоих приходится одно одеяло. – Он хихикнул. – Нас здесь держат в строгости, и если вы не прочь ублажить самих себя, на уединение не рассчитывайте. Все мы помогаем себе сами, после мистера Сайкса мужеложство не в почете. К тем, кто живет наверху, по воскресеньям пускают женщин – их называют тетями, сестрами или кузинами. Правда, нам это не по карману, мы слишком далеко от дома, а у кого есть деньги, те тратят их на джин. Шесть пенсов за полпинты – настоящий грабеж!
– Так, говоришь, ты можешь посторожить наши вещи, Уильям? – осведомился Билл Уайтинг, страдая от боли в руке и от царапин, оставленных грубыми пальцами мистера Сайкса.
– Меня не водят на работу. Сначала хотели пристроить на огород, но пальцы у меня слишком грубые даже для того, чтобы полоть репу. Потому от меня вскоре отстали – решили, что я слишком стар, чтобы участвовать в этих скачках. – Он приподнял крошечную ступню и потряс ею, пока железный браслет не съехал на подъем. – Вот я и присматриваю теперь за порядком – мою полы, выношу ведра, сворачиваю тюфяки, складываю одеяла и не даю воли помешанным ирландцам. Впрочем, наши ирландцы из Ливерпуля – сносные ребята. А двое на «Юстиции» говорят только по-своему – с тех пор как их привезли в лодке из Дублина. Неудивительно, что они свихнулись. Ирландцы – чувствительный народ, а в Ирландском море часто штормит. Но они любого облапошат, и глазом моргнуть не успеешь. – Он хохотнул и сменил тон: – А неплохо встретить земляков из западных графств! Мики! Эй, Мики!
К нему развязной походкой приблизился темноволосый и темноглазый молодой мужчина с хитрым выражением лица, какие бывают только у корнуэльских контрабандистов.
– Нет, я не из Корнуолла, – заговорил он, точно прочитав мысли новичков. – Из Дорсета, точнее – из Пула. Служил на таможне. Моя фамилия Деннисон.
– Мики помогает мне следить за порядком – сам я не справляюсь. Мы здесь лишние, нас не берут ни в одну шестерку. У Мики бывают такие припадки, что не позавидуешь. Чернеет лицом, прикусывает язык. Однажды он до смерти перепугал нашего красавчика Сайкса. – Стенли проницательно оглядел новичков. – Вас уже разбили на две шестерки?
– Да, и этот молчун у нас за старшего, – объяснил Коннелли, указывая на Ричарда. – Только он в этом не признается. Мы с Биллом Уайтингом болтаем без умолку, а он сидит, слушает и принимает решения. Дружелюбный малый и на редкость умный. Мы с ним знакомы недавно, а вот если бы я встретился с Сайксом до того, как познакомился с Ричардом, я бы не вытерпел – и что же дальше? Теперь у меня болела бы не только задница, но и голова. Здесь устраивают порки?
– Нет, провинившихся бьют дубинками, Уилл. Мистер Кэмпбелл запретил плетки – говорит, ему нужны рабочие руки. – Уильям Стенли из Синда опустил веки. – Так мы поладим, Ричард… как твоя фамилия?
– Морган.
– Валлиец?
– Я родился в Бристоле, все мои предки родом оттуда. Коннелли – ирландская фамилия, а он тоже бристолец. В наши времена фамилия ничего не значит.
– А почему, – вдруг вмешался Айк Роджерс, который до сих пор молчал, – тут красные стены?
– Это же нижняя палуба второразрядного судна, – объяснил Мики Деннисон из Пула. – Здесь не только жили матросы, но и находился лазарет. На красном кровь не так заметна. Вид крови до смерти пугал канониров.
Уильям Стенли вытащил из жилетного кармана большие часы-луковицу и взглянул на циферблат.
– Есть будем через час, – сообщил он. – Гарри, здешний эконом, сам раздает миски и кружки. Сегодня пятница – значит, будет овсянка. Мяса мы и в глаза не видим, если не считать червей в хлебе и сыре. Слышишь грохот наверху? – Он ткнул трубкой в потолок. – Сейчас кормят лондонцев, а мы едим что останется. Их больше, чем нас.
– А что, если мистер Хэнкс решит переселить лондонцев сюда? – с любопытством спросил Ричард.
Коротышка Уильям Стенли усмехнулся:
– Не посмеет! Если ирландцы не перережут им глотки в темноте, то это сделают парни из северных округов. Никто не любит Лондон и лондонцев. Англию обдирают, как прихожанина на методистском собрании, а все собранные деньги тратят на Лондон и Портсмут, потому что в Лондоне парламент, армия и Ост-Индская компания, а в Портсмуте – флот.
– Насколько я помню, мистер Сайкс сказал, что нам придется пить воду из Темзы, – произнес Ричард, расплываясь в ослепительной улыбке. – Друзья мои, располагающие фильтрами! Пожалуй, нам следует провести небольшую церемонию. Поскольку вы сами назвали меня старшим среди вас, делайте, как я. – Он поставил свой сундук на стол, отпер его ключом, висящим на шее, и вытащил большую тряпку. Повязав ею стриженую голову, Ричард принялся негромко напевать; Гендель узнал бы эту мелодию, но обитателям нижней палубы «Цереры» она была незнакома. Забыв о боли, Билл Уайтинг тоже достал тряпку, а потом его примеру последовали Уилл, Недди, Тэффи и Джимми, хотя пел по-прежнему только Ричард. Из сундука был извлечен фильтр Ричарда, невнятное бормотание сменилось протяжным звуком «а-а-а». Ричард провел ладонями над фильтром, наклонился, чтобы коснуться его лбом, а затем взял на руки и направился к помпе, сопровождаемый пятью помощниками. Уловив мелодию, Тэффи тоже запел, вторя баритону Ричарда на октаву выше. За ними напряженно следили все обитатели комнаты, кроме тех, кто метался в лихорадке; Уильям Стенли изумленно выпучил глаза.
Помпа подавала воду тонкими струйками, падающими в медный чайник, в котором кто-то пробил несколько дыр. Система фильтров мистера Кэмпбелла предназначалась для задержания плавучего мусора, комков грязи и дохлой рыбы, но не более того. После такой фильтрации вода сразу поступала в трюмы судна.
Величественным жестом Ричард велел Джимми Прайсу взяться за рукоятку помпы, подставил под трубу свой каменный фильтр и набрал в чашу около трех пинт воды. Его товарищи сделали то же самое, причем Билл Уайтинг низко поклонился Джимми, прежде чем наполнить фильтр, а тем временем Ричард на все лады распевал «аллилуйя». Наконец все вернулись к столу и расставили шесть каменных фильтров в его центре, сопровождая это действие благоговейными жестами. Ричард знаком велел товарищам отойти на два шага, развел руки и пошевелил пальцами.
– Царь царей! Бог богов! Аллилуйя, аллилуйя! – запел он. – Осанна! О, Гиппократ, услышь нашу молитву! – Еще раз почтительно поклонившись, он снял с головы тряпку, свернул ее, поцеловал и сел за стол. – Гиппократ! – вдруг выкрикнул он так пронзительно, что все вздрогнули.
– Господи, что все это значит? – не выдержал Стенли.
– Это обряд очищения, – торжественно объяснил Ричард.
Старик с лошадиным лицом насторожился.
– Ты шутишь? Вы что, решили разыграть меня?
– Поверь мне, Уильям Стенли из Синда, мы, все шестеро, никого не разыгрываем. Мы стараемся умилостивить Мать-Темзу, призывая великого бога Гиппократа.
– И так будет каждый раз, когда вам захочется пить?
– Нет, что ты! – отозвался Билл Уайтинг, который прекрасно понял, зачем Ричард устроил всю эту «церемонию». Таким способом он обособил своих товарищей, наделил их качествами, в конечном итоге позволяющими им уцелеть и сохранить свою собственность. Сообразительный малый! Ричарду помогли замечания Джимми и Лиззи о том, что он превратил процесс очистки воды в ритуал. Сайкс, прозванный на корабле «мисс Молли»[13]13
Английское флотское прозвище гомосексуалистов.
[Закрыть], наверняка обо всем узнает – Уильям Стенли из Синда производил впечатление сплетника, к тому же целыми днями торчал на «Церере». – Нет, – продолжал он убедительным тоном, – мы проводим обряд очищения только в особых случаях – например, когда переселяемся на новое место. Так мы привлекаем внимание Гиппократа.
– И кроме того, – подхватил Уилл Коннелли, внося в разговор свою лепту, – мы пользуемся камнями каждый раз, когда пьем воду, но церемонии проводим редко, а именно в первый день месяца. И конечно, когда мы оказываемся на новом месте.
– Это колдовство? – с подозрением осведомился Мики Деннисон.
– А ты чувствуешь запах серы? Или вода превращается в кровь или сажу? – напористо спросил Ричард. – Колдовство – вздор. А мы – серьезные люди.
– А! – внезапно воскликнул Стенли, и морщины у него на лбу разгладились. – Как я мог забыть! Вы же из Бристоля, а там диссидентов хоть пруд пруди!
– Айк, – позвал Ричард и встал, – нам надо поговорить. – И они отошли в дальний угол комнаты, очутившись под прицелом множества взглядов. – Поддержите нас и в следующий раз пойте вместе с нами. Только так мы сумеем сохранить свои вещи – и деньги. Кстати, ты где их спрятал?
Роджерс ухмыльнулся:
– В каблуки сапог. Снаружи они кажутся низкими, но на самом деле я хожу как на ходулях. А ты?
– Двойные стенки сундуков обшиты изнутри. Мы держим деньги там – у кого они есть. Благодаря обшивке стенки издают глухой стук. У нас с Уиллом, Недди и Биллом есть несколько монет, но остальные сундуки пусты, и если у кого-нибудь из нас появятся деньги, нам есть где их спрятать. Уильяма Стенли из Синда можно подкупить. Вопрос в том, выдаст ли он нас Сайксу.
Грабитель надолго задумался, а потом покачал головой:
– Вряд ли, Ричард. Если он проболтается, вся добыча достанется «мисс Молли». Пожалуй, лучше всего убедить жокея в том, что у нас почти ничего нет, – вот если бы нас навещал кто-нибудь из Лондона! Тогда мы смогли бы объяснить, откуда у нас вдруг взялись деньги. Насчет воды ты прав – пить ее невозможно. Нам с товарищами придется пить легкое пиво: ручаюсь, Уильям Стенли из Синда сумеет раздобыть его для нас.
Ричард неожиданно хлопнул себя ладонью по лбу.
– Джимми Тислтуэйт! – воскликнул он. – Кажется, нас все-таки будут навещать, Айк. Как ты думаешь, Стенли исправно доставляет почту?
– По-моему, он добросовестно выполняет любую работу.
На следующее утро, поднявшись на верхнюю открытую палубу, Ричард и его товарищи поняли, почему каторжников выводили наверх небольшими группами. На «Церере» имелось несколько лихтеров, но слишком мало, чтобы сразу перевезти всех каторжников к месту работы. К счастью, каторжникам предстояло работать на расстоянии всего пятисот ярдов от «Цереры», однако это были ярды водного пространства. Гребцы охотно нанимались на такие суда потому, что за подобную работу платили больше, чем за любую другую. Каторжников с «Блюстителя» приковывали цепями к планширам. Поначалу Ричард удивлялся тому, что заключенные и не думают бежать, но вскоре понял: беглецов рано или поздно поймают и за побег могут приговорить к виселице.
Главным достоинством «академий Кэмпбелла», как прозвали суда их обитатели, было то, что они стояли далеко от берега, а среди англичан лишь некоторые умели плавать. Заключенным не пришло бы в голову бежать даже после того, как суда снимутся с якоря. Ни Ричард, ни его одиннадцать товарищей не умели плавать. Глубокие воды внушали им ужас.
В желудке у Ричарда было пусто, хотя он приберег на завтрак половину хлеба и сыра. Полпинты жидкой овсяной каши, приправленной горьковатыми травами, он выпил, едва получил ее. К тому времени каша успела остыть, но Ричард рассудил, что через двенадцать часов она покажется ему еще менее съедобной. Начальник тюрьмы Хаббард понимал, что мужчин, занимающихся тяжелым физическим трудом, следует сытно кормить, чтобы они работали как следует. Но за сутки, проведенные на «Церере», выяснилось, что Дункан Кэмпбелл не заботится о том, хватит ли сил его подопечным.
Каторжников, работающих на берегу, уже увезли, когда прибыл лихтер, которому предстояло доставить четыре бригады черпальщиков ниже по течению реки. Черпалка, на которую определили отряд Ричарда, была первой из четырех и стояла на двух якорях. Она представляла собой абсолютно плоскодонную прямоугольную баржу без носа и кормы, с низкими бортами, облегчающими погрузку и разгрузку. Баржа оказалась совсем новой, ее трюм был пуст, а краска еще не успела облупиться.
Перешагнув через планшир лихтера, каторжники очутились на дощатом помосте, который тянулся вдоль одного борта баржи. Едва лихтер покинул последний каторжник, Джимми Прайс, судно отчалило и направилось к следующей черпалке, стоящей на расстоянии пятидесяти ярдов. Помахав Айку и молодежи, товарищи Ричарда огляделись. На палубе баржи возвышалась небольшая деревянная надстройка с железной дымовой трубой. Услышав голоса, из надстройки вышел незнакомец, попыхивающий трубкой и сжимающий в руке дубинку.
– Мы не понимаем тюремный жаргон, – учтиво обратился к нему Ричард. – Мы с запада.
– А мне какое дело? – Незнакомец оглядел вновь прибывших. – Вы, должно быть, новички с «Цереры»? – Поскольку никто не ответил на его замечание, он продолжал беседовать словно сам с собой: – С виду вы немолоды, но кажетесь крепкими и сильными. Еще успеете вытащить несколько тонн балласта. Среди вас есть черпальщики?
– Нет, сэр, – ответил Ричард.
– Так я и думал. Кто-нибудь умеет плавать?
– Нет, сэр.
– Лучше не лгите мне, ребята.
– Мы говорим правду, сэр. У нас на родине почти никто не умеет плавать.
– А если я выброшу кого-нибудь за борт, чтобы проверить? – И он шагнул к Джимми. Тот в ужасе вскрикнул, его товарищи перепуганно замерли на месте. – Верю, верю, – смягчился незнакомец, скрылся за дверью надстройки и тут же вынырнул вновь, поставил на палубу стул и уселся, положив ногу на ногу и попыхивая трубкой. – Я – Закери Партридж, но вы будете звать меня мистер Партридж. Я методист, потому мне и дали такое имя, а черпальщиком я начал работать еще в юности, на Скегнессе, потому и не говорю на тюремном жаргоне. Я просил мистера Кэмпбелла не присылать сюда лондонцев. Хорошо, если бы мне попались ребята из Линкольна, но западное графство – тоже неплохо. Вы из Бристоля или из Плимута?
– Трое из Бристоля, мистер Партридж. Я – Ричард Морган, двух других бристольцев зовут Уилл Коннелли и Недди Перрот. – И Ричард указал на товарищей. – Тэффи Эдмундс с побережья Уэльса, а Билл Уайтинг и Джимми Прайс из Глостера.
– Значит, вы кое-что смыслите в кораблях. – Партридж откинулся на спинку стула. – Мы будем углублять русло реки, вычерпывая ил со дна вот этим, – он указал пальцем на нечто, напоминающее гигантский раззявленный рот или открытый кошелек, – ковшом. Его приводят в движение с помощью цепи – пока она лежит у вас под ногами, но при работе поднимается до уровня талии. Цепь придется удлинять или укорачивать в зависимости от глубины воды. Сейчас цепь подогнана точно, я проверял сам.
Явно радуясь возможности поговорить и не выказывая ни тени злобы, мистер Закери Партридж продолжал:
– Должно быть, вам любопытно узнать, почему мы будем вычерпывать ил именно здесь. А потому, ребята, что вон там Королевский арсенал, который снабжает припасами всю армию, но причалов для грузовых судов не хватает. Ваши товарищи по несчастью строят на берегу новые причалы, засыпая землей болотистые низины возле Уоррена. А мы, черпальщики, поставляем им ил, который они, разумеется, смешивают с камнем, гравием и известью, чтобы все это не смыло обратно в реку.
– Спасибо за объяснение, мистер Партридж, – откликнулся Ричард.
– Значит, вам никто и ничего не объяснил? – Партридж вновь указал на ковш. – Ковш опускается в воду с этой стороны и поднимается с противоположной, возле шлюпбалки. Если потрудиться на совесть, за один раз ковш поднимает пятьдесят фунтов ила и мусора – ужас, что там попадается! Баржа вмещает двадцать семь тонн балласта, как мы, черпальщики, называем его. Чтобы набрать тонну балласта, надо наполнить илом сотню ковшей. Зимой вам предстоит работать шесть часов в день – два часа уходит на то, чтобы доставить вас сюда и отвезти обратно. В удачные дни мы поднимаем двадцать ковшей. За вычетом воскресений, – Ричард уже понял, что их собеседник грамотный и образованный человек, – и ненастных дней, особенно зимой, мы сможем заполнить трюм баржи балластом примерно за десять недель. Затем ее отбуксируют к Уоррену, там балласт придется разгрузить. А потом баржу поставят на новое место, и все начнется сначала.
«Он питает пристрастие к цифрам и фактам, наверняка ученик Джона Уэсли и не из Лондона, – мысленно рассуждал Ричард. – Он любит свою работу – потому, что ему незачем и пальцем шевелить. Как подружиться с этим человеком или по крайней мере заслужить его похвалу? Сможем ли мы выполнить работу, которой он ждет от нас? Если нет, нас ждут изощренные упреки. Впрочем, этот человек не жесток».
– Нам позволено обращаться к вам, мистер Партридж? Можно ли задавать вам вопросы?
– Выполняй то, что я прикажу, Морган, и тебе нечего опасаться. Баловать вас я не стану и, если захочу, любому сломаю руку вот этой дубинкой. Но это мне ни к чему – по одной простой причине. Мистер Кэмпбелл высоко ценит меня, и я намерен и впредь оправдывать его доверие, поставляя балласт. Мне поручили эту новенькую баржу потому, что моя черпалка давала больше балласта, чем все остальные. Вы поможете мне, а я за это помогу вам, – заключил мистер Партридж и поднялся. – А теперь я объясню, что и как вы будете делать.
Ковш представлял собой толстый кожаный мешок длиной около трех футов, перехваченный круглым железным обручем диаметром два фута. К этому обручу снизу была прикреплена стальная пластина в форме неглубокой овальной ложки с острыми краями. Цепи с обеих сторон железного обруча соединялись с еще одной замкнутой цепью, которая тянулась с одного края баржи до другого, провисая так, чтобы ковш можно было опустить на дно. Цепь огибала лебедку, с помощью которой ковш погружали в воду на том конце баржи, где стоял мистер Партридж. Под тяжестью собственного веса ковш уходил на дно, им управляли с баржи с помощью веревки, прикрепленной к днищу кожаного мешка. Затем ковш подтягивали к шлюпбалке с блоком, укрепленной на другом конце баржи, при этом стальная «ложка» скребла дно реки, а ковш наполнялся илом. Когда ковш приближался к шлюпбалке, его вытягивали вверх. Поворачиваясь вокруг своей оси, шлюпбалка доставляла ковш, из которого лилась вода, к люку трюма. Дергая за веревку, прикрепленную к дну мешка, его переворачивали и опорожняли в трюм. Пустой ковш двигался по цепи к лебедке и отправлялся за следующей порцией ила со дна Темзы.
Чтобы привыкнуть к новой работе, заключенным понадобилась целая неделя, за время которой им ни разу не удалось поднять на баржу полтонны в день. По расчетам мистера Партриджа, один ковш предполагалось поднимать за двадцать минут, а новой бригаде требовался для этого целый час. Но мистер Партридж ни словом ни делом не выразил недовольства: он просто сидел на стуле и посасывал трубку, прихлебывал ром из кружки и наблюдал за движением судов по реке – когда не следил за работой подчиненных. Шлюпка, привязанная к барже, принадлежала одному художнику, который, видимо, намеревался по вечерам уплывать на берег, хотя чаще всего проводил ночи на барже, для чего купил топливо для печки и съестные припасы, а также ром и эль – все эти товары доставили ему пронырливые торговцы, лодками которых кишела река.
Товарищи Ричарда вскоре на собственном опыте убедились, что в каждом деле есть свои тонкости и приемы. Ковш так и норовил всплыть на поверхность, его приходилось удерживать на дне шестом, воткнутым в отверстие железного обруча толщиной три дюйма. При этом следовало действовать, доверившись интуиции, так как разглядеть ковш в мутной воде было невозможно. Четверо заключенных поворачивали шлюпбалку и дергали веревку, один стоял у лебедки, а один шестом придавливал ковш ко дну. Чтобы управлять шлюпбалкой, требовалась недюжинная сила, а человеку, орудующему шестом, приходилось демонстрировать не только силу, но и ловкость. Мистер Партридж по-прежнему молчал, поэтому Ричарду пришлось самому расставлять по местам товарищей. Джимми Прайс занял место у лебедки – такая работа почти не требовала силы. Билл, Уилл и Недди отправились к шлюпбалке, Тэффи управлял веревкой, а сам Ричард – шестом.
С раздражающей медлительностью скорость работы возрастала, а вместе с ней – и вес ила в ковше. Когда же команда наконец вытащила двадцать ковшей балласта за шесть часов, что произошло через неделю после начала работы, мистер Партридж на радостях выставил подчиненным шесть больших кружек легкого пива, большой кусок масла и шесть свежих фунтовых булок.
– Едва я увидел вас, я сразу понял, что вы справитесь. Я всегда стою за то, чтобы люди учились на своих ошибках. Плачу по пять фунтов за каждую баржу балласта, которую доставлю в Уоррен: вы сумели угодить мне, и я отплачу вам той же монетой. Если будете поднимать больше двадцати ковшей в день, получите обед – по кварте легкого пива и по фунту хорошего хлеба. За последнюю неделю вы все отощали, а это недопустимо. Я должен заботиться о своей репутации. – И он задумчиво почесал нос. – Но не могу же я кормить вас обедом каждый день!
– Мы могли бы внести свою лепту, – заметил Ричард. – Я родом из Бристоля, мне знаком запах вашего табака – это «Рикетс». Должно быть, в Вулвиче и даже в Лондоне он не всякому по карману. Я постараюсь найти способ присылать вам лучший табак от Рикетса, мистер Партридж, если вы дадите мне адрес. Боюсь, если табак попадет ко мне на «Цереру», его отнимет мистер Сайкс.
– Неплохо придумано, – отозвался польщенный мистер Партридж. – Помогите мне зарабатывать по шиллингу в день, и я буду кормить вас обедом. А табак можешь присылать в таверну «Утки и селезни» в Пламстеде.
Поначалу Айку Роджерсу и его отряду не везло, но после нескольких совещаний с Ричардом и его товарищами работа закипела вовсю, и вскоре товарищи Айка удостоились похвал черпальщика, уроженца Грейвсенда.
Досаднее всего было то, что новая работа оказалась грязной. С головы до пят заключенные были перепачканы черным зловонным илом, им же были заляпаны цепи, проходящие вдоль борта баржи на уровне пояса, он капал с ковша, брызги летели во все стороны, пока ковш опорожняли. К концу первой недели новенькая баржа ничем не отличалась от остальных ветхих посудин.
Однажды, спустившись в трюм с лопатой, чтобы разровнять вязкий ил вперемешку с разнообразным мусором, Ричард принял важное решение и обратился к своим товарищам:
– У кого-нибудь из вас стерты ноги?
– У меня, – откликнулся Тэффи. – Здоровый такой волдырь, папочка.
– Тогда сегодня, когда мы вымоемся, я дам тебе целебную мазь, но ты будешь беречь ногу, пока ранка не затянется. Мне надоело слушать, как жидкая слизь хлюпает в башмаках. Как только потеплеет, я попрошу у мистера Партриджа, – его товарищи застыли в ожидании, – разрешения снимать обувь и работать босиком. А до тех пор мы будем босиком спускаться в трюм.
Хорошо еще, заключенным разрешали мыться, что они и проделывали каждый вечер, спускаясь на нижнюю палубу «Цереры». Одного вида ила со дна Темзы было достаточно, чтобы убедить товарищей Ричарда следовать его примеру – раздеваться и мыться с мылом у помпы, тщательно промывая грязные цепи и кандалы. Кроме того, Ричард заключил удачную сделку с Уильямом Стенли из Синда, по условиям которой Мики стал днем стирать запачканную одежду самого Ричарда и его товарищей. Стирать одежду на корабле не возбранялось – благодаря заботам мистера Дункана Кэмпбелла, хитроумного подрядчика-шотландца.
Беспокоясь о своих доходах, мистер Кэмпбелл распорядился выдать подопечным новую одежду – это случалось раз в год и произошло как раз через четыре дня после прибытия заключенных из Глостера. Каждый обитатель «Цереры» получил две пары штанов из грубой и плотной льняной ткани, две рубашки из той же ткани в клетку и одну куртку без подкладки. Заключенные из Глостера вскоре обнаружили, что неровные швы штанов натирают кожу, но, к счастью, штанины у всех, кроме Ричарда и Айка, спускались ниже щиколоток. Впрочем, рост Айка чудесным образом уменьшился на несколько дюймов, однако, поскольку он был новичком на «Церере», этого не заметил никто, кроме его товарищей из Глостера, а они предпочли держать язык за зубами.
В тюремных штанах человеку среднего роста было незачем подкладывать тряпки под ножные кандалы или надевать чулки для защиты от холодного ветра с Темзы. Ричард, которого Лиззи Лок научила держать в руках иголку, подрезал слишком длинные штанины Джимми и надставил собственные. Айк предложил Уильяму Стенли кружку джина в обмен на обрезки ткани и попросил Ричарда удлинить ему штаны. Эту грубую одежду заключенные сочли замечательным изобретением. Плотные, хорошо отстирывающиеся штаны цвета ржавчины разительно отличались от привычных панталон того времени, прикрывавших только колени. Если панталоны спереди имели широкий лоскут ткани, держащийся на поясе на пуговицах, то у льняных штанов спереди был вертикальный ряд пуговиц, от гениталий до пояса. Справлять малую нужду в таких штанах было гораздо проще.
Мистер Джеймс Тислтуэйт появился на «Церере» на второе воскресенье после того, как туда привезли заключенных из Глостера. Стоя в дверях, он обменялся дружеским рукопожатием с мистером Сайксом, шагнул через порог и уставился на алые стены камеры, точно не веря своим глазам.
– Джимми! Джимми!
Друзья без стеснения обнялись и отстранились, оглядывая друг друга. С тех пор как они виделись в последний раз, прошло без малого десять лет, и эти десять лет заметно изменили их обоих.
Ричард сразу заметил, что мистер Тислтуэйт производит впечатление процветающего джентльмена. Его костюм цвета красного вина был сшит из лучшей ткани и украшен блестящими пуговицами, на голове красовался пышный парик, шляпа была отделана золотым галуном, а золотой брелок, часы и начищенные до блеска черные сапоги довершали картину. У Джимми округлился живот, лицо пополнело, морщины на нем разгладились, хотя красные жилки на крупном носу приобрели пурпурный оттенок. Водянистые, налитые кровью голубые глаза светились любовью.
На взгляд мистера Тислтуэйта, в Ричарде сосуществовали два человека, по очереди выступающих на первый план, – прежний Ричард и неразрывно связанный с ним новый и неузнаваемый. Господи, как он похорошел! Как ему это удалось? Короткий ежик волос заметно потемнел, а обветренное лицо по-прежнему изумляло безупречной чистотой кожи. Ричард был гладко выбрит и умыт, расстегнутая воскресная рубашка обнажала мускулистую грудь. Неужели ему не холодно? В кроваво-красной камере зуб на зуб не попадал, но Ричард, похоже, совсем не мерз. Его башмаки и чулки тоже были чистыми, а цепи… Боже мой, кандалы на ногах терпеливого, дружелюбного Ричарда Моргана! Видеть их было невыносимо. Но разительнее всего изменились серовато-голубые глаза. Прежде они были мечтательными, в них то и дело мелькала улыбка, придающая лицу мягкое, задумчивое выражение. Теперь же взгляд Ричарда стал прямым и сосредоточенным, мечтательность и улыбка исчезли без следа, а выражение его лица никак нельзя было назвать мягким.
– Ричард, как ты повзрослел! Я ждал любых перемен, но только не этих. – Мистер Тислтуэйт дернул себя за нос и растерянно заморгал.
– Уильям Стенли, это мистер Джеймс Тислтуэйт, – представил Ричард друга морщинистому невысокому человечку, который вертелся поблизости. – А теперь отойди и не мешай нам. Оставьте нас в покое, слышите? Позднее я познакомлю вас с другом. Уединение, – продолжал он, повернувшись к Джимми, – редкостная роскошь на борту «Цереры», однако заполучить ее все-таки можно. Ну присядь.
– Так ты здесь за старшего? – с удивлением спросил Джимми.
