355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Коитиро Уно » Бог китов » Текст книги (страница 1)
Бог китов
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 07:10

Текст книги "Бог китов"


Автор книги: Коитиро Уно



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Коитиро Уно
Бог Китов

Случайно я увидел старое эмаки «Охота на кита». На картине – окровавленный исполин. Опутанный тройной сетью, он бьется в ней, пытаясь разбросать снующие вокруг красные, белые, черные лодки. Из его ран хлещет кровь. Сжимая кольцо вокруг разъяренного животного, рыбаки добивают его гарпунами. Один вскарабкался на голову кита и долбит его охотничьим ножом. Другой бессильно повис на сети. Он, видимо, мертв. Море бушует как во время шторма. Чернеют днища перевернутых лодок. Над ними в испуге мечутся белые птицы.

И по цвету, и по композиции (художник следовал закону перспективы, заимствованному у европейцев) это эмаки бесспорно уступало известным картинам, изображающим охоту на китов, хотя бы Сиба Кокана. Но что-то поразило меня в нем. Пожалуй, кричащая диспропорция: рядом с огромным китом фигуры рыбаков и их лодки выглядят удивительно маленькими. Кит неправдоподобно, нарочито велик. О нет! Художнику не изменило чувство меры. Прочитав незамысловатый текст, я понял, что все это продумано. «Взгляните, как могуч этот кит!» – говорит художник.

– Дедовских времен? – спросил я у хозяина, старожила Нагасаки.

– Эта вещь досталась мне от приезжего художника. Он был так потрясен, услышав про Бога Китов, что написал эмаки, а уезжая, оставил его вместо платы за квартиру.

Бог Китов! Сколько раз еще в детстве слышал я о нем!

И хозяин не торопясь, припоминая подробности, поведал мне легенду, из которой и родился этот рассказ.

В поселке Вадаура, на побережье провинции Хидзэн, жило несколько сот человек. Им невдомек было, что наступили новые времена – правление императора Мэйдзи.[1]1
  Правление Мэйдзи (1868–1911) знаменательно тем, что началось обновление Японии после ее насильственного открытия для западного мира.


[Закрыть]
Летом они ловили рыбу, зимой охотились на китов. Но в эту зиму им долго не было удачи. Наконец в сети попала самка кита. Рыбаки, опасаясь упустить добычу, кидали в нее гарпун за гарпуном и уже готовились покончить с ней, как вдруг к натянутой сети подплыл еще один кит, огромный, точно остров. Такого исполина раньше в этих местах не видывали. Пуская фонтан, он резвился на волнах, пока не угодил головой в сеть. Спасаясь, он круто повернул в открытое море, увлекая за собой две лодки, между которыми была натянута сеть, и три лодки загонщиков.

Самка кита высвободилась, а кит-исполин, то ныряя, то вновь подымаясь на поверхность, мчался по морю три дня и две ночи, увлекая за собой в океан несчастных рыбаков. Две лодки пошли на дно, две перевернулись, и все люди в них погибли. На третий день рыбаки последней лодки решились наконец обрубить веревку, но домой, едва живые, они добрались лишь месяц спустя. С тех пор в гарпунера уцелевшей лодки вселился злой дух кита. Дрожа всем телом, он приговаривал, проклиная чудовище: «Если бы не закон, запрещающий покидать Японию, я бы вцепился в хвост этого убийцы и доплыл с ним до самой Индии. Попадись он мне еще раз, не упущу! Вцеплюсь в хвост – и хоть в самый ад».

Он был старейшиной гарпунеров. И хотя ему шел шестой десяток, по мужеству и отчаянности ему не нашлось бы равных. Он никого не боялся, ни синтоистских богов, ни будд. Рыбаки Вадаура после восстания в Симабара[2]2
  Восстание в Симабара (1636–1638) японских христиан.


[Закрыть]
обратились в католичество. Во времена Эдо[3]3
  Эпоха Эдо – 1603–1868 гг.


[Закрыть]
– времена гнета – они не изменили своему богу. Этот же гарпунер не верил ни в Христа, которого почитали его предки, ни в гнев всевышнего.

Спустя три года кит-исполин вновь появился в прибрежных водах. Мужчины, не теряя времени, бросились в погоню. Но кит и не думал уклоняться от боя. Могучим ударом хвоста он расшвырял и разбил все лодки, и хрупы несчастных еще долго носились по волнам, пока не подобрало их рыбачье судно.

По обычаю Вадаура позором клеймят тех, кто обрубает веревку и упускает кита. По обычаю Вадаура убийцу рыбака ждет кровная месть. Погиб отец, погиб сын, и бабка привела на берег маленького внука. Она не лила слез, а пропела песню мести и взяла клятву мести с внука. О ките-душегубе шла недобрая слава, и люди испытывали суеверный страх перед его чудовищной силой.

Этот кит не был похож на других китов своей породы. Его нос горбила большая белая шишка. Он был хитер, свиреп и огромен – раза в два больше самых больших своих сородичей. А потому в нем было в восемь раз больше жира. Жители Кисю, Тоса, Танго и рыбаки артели Масутоми прозвали его Богом Китов. Была у него еще одна примета – струя его фонтана раздваивалась, и благодаря этому его узнавали издали. Завидев кита-исполина, рыбаки бросали лов и спешили домой, точно при приближении бури.

Проповедник, которого все называли патером, пользуясь тем, что в правление императора Мэйдзи был снят запрет с публичных проповедей, предостерегал:

– Не трогайте его! Это сам дьявол. Истинно говорю вам, тот, кто верует, не станет гоняться за этим китом. Охотиться за ним только напрасно губить людей и снасть. Человеку не под силу бороться с сатаной.

И тем не менее лодки Вадаура гонялись за Богом Китов – и не ради китового жира, но ради того, чтобы отомстить убийце, смыть свой позор и вернуть себе доброе имя и честь, без чего жители Вадаура не мыслили себе жизни. Внук, который, сжимая обломок гарпуна, слишком тяжелый для детских рук, дал клятву мести, через три года стал гарпунером. Он был молчалив и редко выражал вслух свои чувства, но встречи с китом он ждал с горячим нетерпением. И наконец желанный день настал. Молодой гарпунер и Бог Китов встретились в неспокойном зимнем море.

Поначалу все шло хорошо. Оглушенный грохотом палок загонщиков кит сунул голову в сеть и вдруг застыл на волнах точно мертвый. Он был весь изранен гарпунами, и казалось, ему пришел конец. Но это была уловка. Когда юноша с ножом за поясом осторожно подплыл и вскарабкался ему на спину, Бог Китов ринулся из вод залива в океан, таща за собой сеть и лодки. Целый час, истекая кровью, он мчался под водой, еще четыре часа буйствовал па поверхности, хотя почти все лодки уже были разбиты и тройная сеть разорвана. Двенадцать трупов выбросило море, среди них было и тело отважного юноши. Шестерых так и не нашли. Один гарпунер от пережитого страха потерял рассудок.

Три года спустя в погоню за Богом Китов отправился молодой человек по имени Сяки, младший брат погибшего. Его клятву мести приняла не бабка, которой уже не было в живых, а мать – кроткая, тихая женщина, встретившая смерть старшего сына без единой слезы. На берегу, где валялись обломки лодок, обрывки сетей, расщепленные рукояттш гарпунов, где по щекам хлестал ветер, она вложила обломок гарпуна в руку младшего сына и перед двенадцатью завернутыми в рогожу трупами пропела песню мести на привычный мотив погребальных причитаний, тут же придумывая слова. От гнева голос ее прерывался, по она упрямо допела до конца: «Кто там мчится, огромный, кутаясь в черные облака? Кто удирает, посеяв бурю, облизывая кровавые губы? Сын мой, торопись, догони его! Вцепись ногтями в его горло, разорви его утробу! А до тех пор в гнездо не возвращайся и ждать тебя не будем, до тех пор, пока родная мать не смоет слезы кровью убийцы».

Когда песня смолкла, началась пляска мести, у мужчин глаза налились кровью. Схватив обломки гарпунов, они били ими по песку, по соснам, по воде, носились с воплями, словно обезумев. Женщины с пеной у рта рвали на себе ветхую траурную одежду, кидались друг к другу, били кулаками. Некоторые падали без чувств на песок. Один из мужчин, сжавшись в комок, скатился в море. Наконец, обессилев, мужчины, потрясая обломками гарпунов, один за другим произнесли клятву мести. А те, кто сам не мог сразиться с китом, но хотел отплатить ему за родных – старики и женщины, – тащили рыбакам все самое дорогое, что у них было. И когда нищая старуха, которой нечего было дать, в исступлении закричала: «Я лягу с тем парнем, который прикончит Бога Китов!» – никто не засмеялся. Хозяин артели, пренебрегая законом, запрещающим носить мечи, явился на эту церемонию, опоясанный коротким п длинным мечами, как положено самураю. Выхватив длинный меч, он вонзил его в песок. Лицо его в лучах заходящего солнца казалось багровым.

– Слушайте все! Гарпунеры и моряки! – крикнул он хрипло. – Вы только что поклялись не пожалеть жизни, чтобы прикончить Бога Китов. Будь старик, которого вы видите перед собой, лет на пять помоложе, он отдал бы жизнь первым. Но в старости руки и ноги не повинуются нам. А потому вместо жизни я предлагаю другое. Слушайте! У этого старика есть что отдать. Тому, кто продолбит переносицу у Бога Китов и привяжет к нему веревку, я отдам свою единственную дочь Toe, в придачу – усадьбу, землю и наследственное имя самурая. Все отдал! тому, кто убьет Бога Китов.

Эти решительные слова оборвали вопли скорби и гнева. Люди, пораженные, смолкли, и все невольно посмотрели в сторону матери погибшего гарпунера и ее восемнадцатилетнего сына, у которого Бог Китов погубил деда, отца и старшего брата, и все молча признали за ним право мести. Недаром песню мести пропела его мать, а не другая женщина. Под их взглядами смуглолицый юноша вздрогнул: «Старик имеет в виду меня. Значит, мне выпадает честь выйти на поединок с Богом Китов, выйти и умереть. Потом умрут и те, кто поплывет за мной, и те, кто поплывет за ними. Наконец кому-то повезет. Полуживой, он прикончит Бога Китов и станет зятем хозяина. Старик сказал это при всех, словно не замечая меня. Значит, мне выпала честь умереть. Что ж, если так…» Из груди юноши невольно вырвался стон. «Если так, я умру, но и Бога Китов прикончу. Тое, имя самурая – не это меня волнует. Я умру ради того, чтобы отомстить убийце деда, отца и старшего брата и спасти честь гарпунеров Вадаура».

Поднялся ветер. Холод пробирал до костей. Солнце, наполовину погрузившееся в море, отливало красным блеском. Жители поселка еще не вполне пришли в себя после недавнего исступления и теперь замерли, словно чего-то ожидая. Вдруг небрежным тоном заговорил невысокий, крепко сложенный ^мужчина, приехавший дней десять назад из Кисю. Оттопырив губы, что придавало насмешливое выражение его лицу, он спросил хозяина:

– Верно ли я вас понял? Вы говорили ведь не только о жителях поселка? Если чужой прикончит кита, хозяин исполнит свои обещания?

– Я не бросаю слов на ветер, – вспыхнул старик, Откинув седую голову, он почти закричал: – Пусть это будет самый дрянной человечишко, которого я и на порог бы не пустил, но, если он одолеет Бога Китов, я отдам ему дочь и усадьбу.

– В таком случае, – продолжал человек из Кисю все тем же насмешливым голосом, – он может сделать с ними что захочет?

– К чему глупые вопросы? Самурай не изменяет слову. Пусть наследственную усадьбу он проиграет в карты, а дочь продаст в проститутки! Тот, кто победит Бога Китов, может делать с ними что захочет. Ты понял? Или тебе хочется отведать моего гарпуна?

…Так началась открытая вражда между человеком из Кисю и младшим братом погибшего, которому принадлежало законное право на месть. Приезжий все свободное время проводил в кабаке. О нем рассказывали всякие истории – что он изнасиловал жену какого-то матроса, что в Тайдзиура убил гарпуном человека и сбежал. Но никто так метко не кидал гарпун, как он, а в Вадаура гарпунеров ценили за их мастерство и человеческие слабости им прощались.

Ну а Сяки, у которого Бог Китов погубил деда, отца и старшего брата, за три года изучил это искусство и стал настоящим гарпунером. Хотя в меткости он и уступал человеку из Кисю (его так и прозвали Кисю), зато по выносливости и по силе броска никто в Вадаура не мог с ним сравниться.

На этом хозяин закончил свой рассказ. До ужина еще оставалось время, и, сунув ноги в гэта, мы спустились на берег моря. На месте сараев, где прежде обрабатывали китовые туши, теперь построили детский сад. Когда взрослые уходят в море, сюда приводят ребятишек.

Песчаный берег лишь кое-где порос соснами. Белый мыс далеко вдается в море. На конце мыса стоит маяк. Стекла маяка ослепительно горят, отражая угасающее солнце.

Любуясь красотой зеленого моря, я обдумывал только что услышанную историю, и у меня слагался рассказ о том, как один на один встретятся кит-великан и молодой смелый гарпунер, о его страшных муках и о том, как перед смертью он вообразит себя китом. Я еще не знал, какие возникнут у меня слова, но рассказ уже созрел в душе. Образ юноши Сяки преследовал меня так отчетливо, как будто я сейчас видел его перед собой. Рядом с Сяки возник мужчина средних лет, с дерзким, загорелым лицом, с оттопыренными губами. Это, конечно, Кисю. Перед моими глазами ожили хозяин артели и все остальные. В лучах вечернего солнца, через пятьдесят лет, они туманными призраками вновь возвращались на берег моря. Садик, где рыбаки оставляли своих детей, опять превратился в сараи. Воображение дорисовало подробности, которых не было в легенде. И вот уже, взбивая золотистую пену, ко мне по волнам подплывает исполинский призрак Бога Китов!

Над морем стоит белесый утренний туман. Он ползет по коричневой полосе берега, которая дальше переходит в темно-зеленую полосу соснового леса. На песке лежат перевернутые вверх дном лодки. За изгородью тянется ряд длинных сараев, над которыми поднимается густой дым. Рыбаки накручивают сеть на огромную лебедку. В воде мокнет что-то черно-красное, похожее на гигантское веретено. Между сосновым лесом и крутым обрывистым склоном горы протянулась неширокая равнина, где и разместились шестьдесят деревенских домиков. Тишина, никаких признаков жизни. Все с рассвета ушли разделывать китовую тушу. Те же, кто вчера наработался в море, еще не оправились после усталости и отсыпаются в своих бедных лачугах под пологом густого тумана.

У подножия горы стоит старый дом с пристройкой и узкой верандой. В доме всего две комнаты под низкой соломенной кровлей, которая почти касается головы. Здесь живет молодой гарпунер Сяки.

В тусклом свете, проникающем сквозь щели ставен, под тонким футоном корчится тело крепкого, худощавого юноши. Он стонет, он пытается прогнать усталость, которая притаилась, кажется, в каждой мышце. Вчера, сражаясь с китом, он отдал все силы, и вот приближается полдень, а силы не возвращаются.

С тех пор как Сяки, вслед за отцом и старшим братом стал гарпунером, он ежегодно получал от артели шестьдесят иен и девять коку риса и не бедствовал. Но мать, скончавшаяся от сердечного приступа, любила повторять при жизни слова его отца: «Человек должен работать до тех пор, пока стоит на ногах». Вот и Сяки вчера охотился на кита, а сегодня пойдет разделывать тушу. Сестра ушла на берег еще спозаранку. В доме стоит мертвая тишина. Осенью сестра выходит замуж за школьного учителя Касукэ, и ей хочется купить что-нибудь к свадьбе.

Сяки еще бы полежал, но в комнату влетела курица и принялась, наклоняя голову и чувствуя себя как дома, расхаживать по татами. Он вскочил, чтобы прогнать ее. Раздвинув ставни, взглянул на угрюмое, серое небо и свинцовое, густое море. Ветер донес грохот барабана и пронзительный смех женщин. Ему почудился знакомый голос бедной девушки, подруги детства, и смуглые щеки вспыхнули румянцем. Пошарив за пазухой, Сяки нащупал монету в пять иен, которую отложил из полученных вчерашних денег. Успокоившись, он пошел в соседнюю комнату, где на низеньком столике его ждал завтрак.

Большие низкие сараи обнесены бамбуковой изгородью. Перед изгородью толпились мужчины и женщины из окрестных селений. Они шумели, громко смеялись, спорили о чем-то. Одни уже поставили на головы большие корзины, ожидая раздачи китового мяса, другие приготовили фуросики. Поздоровавшись со сторожем, Сяки вошел во двор. У входа в сарай его обдало горячим паром.

Внутри на всем лежали красноватые отблески. Возле печей суетились раскрасневшиеся от жары молодые женщины. Сильные парни, обливаясь потом, тесаками разделывали тушу на большие куски прямо на полу. Под надзором скупщиков старшие члены артели складывали нарезанное мясо в корзины, взвешивали и выносили во двор.

У длинных столов стояли почти все женщины и старики поселка. Опуская ножи в такт барабанной дроби, они крошили на мелкие куски кожу и мясо. В огромных котлах клокотал жир. Несколько дюжих мужчин подбрасывали дрова и большими ковшами сливали ворвань в бочки. Их вспотевшие тела поблескивали. Ритмичный стук множества ножей по деревянным подставкам сотрясал стены. С ним сливался гул разговоров, смех, громкие голоса женщин, треск полыхающих печей. Воздух был пропитан запахом пота и горелого жира. Найти в этом шумном хаосе нужного человека было невозможно. Сяки так и не смог свыкнуться с этой грубой суматохой тризны. Каждый раз, когда он приходил, ему хотелось бежать прочь. И каждый раз он мысленно молил судьбу, хотя и знал, что его желание неосуществимо: «Пусть оставят, в покое хотя бы Бога Китов! Я не вынесу, если его похороны будут похожи на эти. После того как месть свершится, мне хотелось бы тайком переправить его в северное море. Никто из наших, ни дед, ни отец, ни старший брат, не надругались бы над ним. Неужели, когда я убью его гарпуном, его выволокут на сушу и руки этих людей раскромсают его тело, растопят его жир, наделают безделушек из его костей! Неужели? Все же он бог!»

В калитку, кивнув сторожу, вошла красивая девушка. Все, кто стоял у ограды, проводили взглядом ее высокую, стройную фигуру. Узнав Toe, дочь хозяина, молодой человек сдернул с головы повязку и низко поклонился. Остановившись напротив Сяки, она пристально посмотрела на него большими красивыми глазами. Такая у нее была привычка: пристально смотреть на собеседника. Под взглядом этой девушки, дочери единственного в поселке самурая, молодой человек совсем растерялся, и его охватило неодолимое желание убежать.

– Я бы хотела видеть отца, – сказала она с некоторым высокомерием, – вы не знаете, он здесь?

Сяки пробормотал что-то невнятное и опомнился, лишь когда оказался за изгородью. Девушка, понимая, что все на нее смотрят, грациозной походкой вошла в главное помещение. Эта гордая красивая дочь самурая не зналась со своими сверстницами. Когда однажды девушки пришли к ней за пожертвованиями, она не пригласила их войти в дом. Но жители поселка считали ее поведение естественным и не осуждали Toe.

Сяки, отдышавшись, не спеша шел по бедному поселку. Крыши низко нависали над стенами припавших к земле домиков, и палящее южное солнце, которое ярко освещало поселок даже сквозь облака, внутрь домов не проникало. Там всегда царил полумрак. Обычно хозяйки этих домиков смотрят из сумрака на улицу и в полутьме блестят их глаза, но сегодня поселок пуст. Все работают на разделке туши.

Сяки поднялся по ступенькам, высеченным в горе, на самую вершину. Залитая солнцем деревня, песчаный берег и белая лента пены у края воды – все это казалось теперь таким крошечным, что могло уместиться на ладони. А дальше сверкало пронизанное светом море. Далеко в море вдавался коричневый мыс, окутанный белой дымкой.

На вершине шелестела истомленная зноем роща. В ее глубине прятался древний, потемневший от времени синтоистский храм. Тишину храма нарушили звонкие хлопки в ладоши. Сяки поклонился сначала трем морским божествам: богу дна, богу середины, богу поверхности моря, потом скромной статуе девы Марии с младенцем Христом на руках. Благоговейно склонив голову, молодой человек произнес свою молитву: «Вчера в море ты помог мне одолеть огромного кита, и я очень тебе благодарен. Скоро три года, как Бог Китов погубил моего старшего брата. Помоги мне сразить его гарпуном. Ради этого не пожалею жизни. Только сделай так, чтобы со мной не погибли другие, пусть они вернутся живыми. У них ведь жены и ребятишки, не то что у меня. Сестра в этом году выходит замуж за учителя Касукэ. Окажи божескую милость, пусть все у них будет хорошо. Пошли им славных ребятишек. И еще – пусть деревенские старики поживут в свое удовольствие последние годы, пока не придет их час. Молю тебя, даруй им все это…»

Пахло мхом и прелыми листьями. Все было объято покоем. Сквозь листву над головой тихо светило солнце. Чуть доносился шум прибоя и голоса птиц.

«Может быть, в этом году все-таки исполнится мое желание. Я настигну Бога Китов, даже если придется расстаться с этим миром». Но представить себе реально он этого не мог, и потому в его душе не было страха. Умиротворенный, Сяки вышел из храма. Вдыхая полной грудью горный воздух, он начал не спеша спускаться по тропе.

Молиться в храме после удачной охоты и посещать могилы предков на другом склоне горы – таков обычай китобоев Вадаура. Сам живи в жалкой лачуге, но на могилы денег не жалей – требует еще один их обычай. На кладбище рядами тянутся надгробия из белого камня. Их отполированные грани мягко сияют в лучах солнца. Дальний конец кладбища превратился в причудливый волнорез. Набрав силу в море, волны с шумом набегают там на берег, взметывая великолепную пелену из брызг. Особенно красиво это в ветреную погоду. Могилы деда, отца и старшего брата Сяки обложены большими отшлифованными белыми камнями. Такими камнями обычно облицовывают могилы тех, кто нашел смерть в битве с китами.

На большом камне неумелой рукой наискосок нарисован плывущий кит. Рядом одинокий убогий крест. Опустившись на колени, Сяки повторил у могилы предков молитву, которую произнес перед этим в храме.

Помолившись, он неторопливо пошел между могилами. Теплые лучи солнца ласково грели плечи и затылок, и Сяки с облегчением чувствовал, как исчезает притаившаяся в каждой мышце усталость.

На кладбище были могилы и без надгробий – просто четырехугольные ямы, выложенные гранитом. Возле одной из них Сяки вдруг остановился. Ему показалось, что там кто-то есть. Затаив дыхание, он посмотрел вниз. В яме, на гладких камнях, скорчившись, лежала девушка. Сяки спрыгнул к ней.

– Эй! – закричал он, – пытаясь поднять ее. – Тебе плохо? Отнести тебя домой? Вставай же!

Но смуглая, бедно одетая рыбачка не пошевелилась и только покачала головой. Нетрудно было заметить, как судорожно сжимается от боли ее тело. На синевато-белом лбу блестели капельки пота. Сквозь стиснутые зубы вырывался протяжный стон и, как вода, растекался по камням.

– Позвать священника? Я был на разделке, думал, ты там. Мне и в голову не пришло бы искать тебя здесь. Ну, так сбегать за священником?

Наморщив блестевший от пота лоб, Эй с трудом улыбнулась:

– Мне священник не нужен. Мне никто не нужен.

Сяки не знал, что делать. У его ног под жгучими солнечными лучами лежала девушка и, хватаясь за сухую траву в трещинах между камнями, корчилась от боли, а в глазах ее светилась удивительная мягкость. Вздохнув, он перевел взгляд на ряды сверкавших белизной надгробий, на скалистый коричневый мыс за ними и на дышащее теплой истомой море.

– Я… – Ее голос звучал еле слышно. – У меня ребенок.

– Ребенок?

От волнения Сяки умолк, а когда заговорил снова, в его голосе слышалось благоговение.

– Чем я могу помочь? Я все сделаю.

– Тяжко! – пробормотала она рассеянно.

И Сяки удивился той нежной слабости, которая звучала в голосе этой, привыкшей к невзгодам, суровой, несмотря на свою юность, женщины. Он растерянно смотрел на ее бледное лицо.

– Пойдите домой, принесите горячей воды. Только никому ни слова.

– Я мигом!

Сбросив дзори, Сяки выскочил из могилы.

Сестра еще не вернулась. Он быстро согрел воду, достал из шкафа кусок белой материи, приготовленной для следующей охоты, и как можно осторожнее, чтобы не пролить воду, вернулся к могиле.

Эй лежала в той же позе, на каменном дне, глядя ясными глазами в небо. Сяки поставил ведро с горячей водой у ее колен и рассеянно прислушался к смеху и брани, доносившимся из сараев.

Из-под края кимоно тянулась струйка крови. Она мягко, словно нитка, ползла по расщелине большого камня. В палящих лучах солнца кровь быстро запекалась и теряла естественный блеск. Молодой человек, сбросив хао-ри, накрыл им Эй и сжал крепкими пальцами ее дрожащую руку.

– Прости меня, – прошептала она еле слышно.

Жалкий домишко ютился у подножия нависшего над морем утеса. О том, что в нем кто-то живет, можно было догадаться лишь по свету в щелях двери, сколоченной из старых досок. Ветер с моря свирепо бил в затылок. После некоторого колебания Сяки постучал. Закутанная в лохмотья старуха встретила его подозрительным взглядом. Эй, сидевшая, в углу, посмотрела на него, но тут же отвела глаза, словно его тут и не было.

В каморке хоть шаром покати: деревянная бадья да три старых ящика. В одном из них Сяки увидел младенца, который спал беспокойным сном. Не говоря ни слова, он сел рядом с девушкой, придвинул к себе бадью, полную ракушек, и, вытаскивая их из воды, начал ловко отделять ножом мясо от раковин. Протаскивая нить левой рукой, он мгновенно протыкал иглой дрожащее тельце моллюска.

Старуха, повернувшись лицом к стене, а к молодому человеку спиной, вила из соломы веревки для сетей по заказу артели. Весь дом – одна комната. Дверь пронзительно скрипела под ударами ветра, а когда он стихал, было слышно, как потрескивал фитиль в лампе. Ловкие, гибкие, словно китовый ус, руки молодого человека проворно делали свое дело. Уже семь или восемь нитей с нанизанной на них наживкой уложены в ведро. Прервав работу, девушка подняла глаза.

– Зачем вы это? – спросила она глухо и тут же перевела взгляд в дальний угол комнаты. – Зачем вы всем говорите, что это ваш ребенок? Ведь это неправда. Хотите принести себя в жертву?

– Причем здесь жертва? – ответил Сяки, продолжая проворно работать.

– Как же вы женитесь на Toe, если будете говорить, что это ваш ребенок?

– Toe или не Toe – какое дело, – буркнул он и осторожно начал скручивать нить с наживкой.

Эй помолчала, только глаза ее сверкнули.

– Значит, вы раздумали мстить Богу Китов?

– Бога Китов я убью, не об этом речь, – ответил он раздраженно и, нечаянно уколов палец, прищелкнул языком. – Бога Китов я убью! А Тое, усадьба, имя – все это одна морока.

Эй наклонила голову и взяла новую нить. Но игла в ее пальцах двигалась медленно. По всему было видно, что ее мучает еще что-то. Вдруг, снова подняв голову, она вызывающе взглянула на Сяки.

– Вы в самом деле не хотите знать, чей это ребенок?

– Чей бы ни был. Я не собираюсь спрашивать тебя об этом, – недовольно ответил Сяки. Закончив еще одну нить, он почерпнул воды из бадьи и ополоснул руки.

Сидевшая к ним спиной старуха поднялась и, недовольно ворча, поплелась в угол, где лежал ворох соломы. Взяв циновку, она начала заворачиваться в нее и заворачивалась до тех пор, пока совсем не исчезла. Эй вымыла руки и лицо, прополоскала рот, расчесала волосы и застелила единственный футон, который берегли для гостей.

Молодой человек пришел к ночи в домишко Эй для того, чтобы его признали отцом ребенка. Но в этом доме не было ни моти, ни сакэ – ничего, что полагается в тех случаях, когда муж впервые приходит к молодой жене. Сяки вдруг подумал о ребенке: горько же начинается жизнь человека!

Эй положила на футон две подушки, развязала оби и осталась в нижнем белье. Потом привернула лампу и легла. Сбросив одежду, молодой человек лег рядом.

Он начал целовать ее, ласкать, гладить ноги, но Эй оставалась холодной как лед. Первая близость не разбудила чувств. Он лежал с ней молча. Каждый думал о своем.

– Как мне противны благодеяния! – вдруг гневно сказала Эй. – Я не люблю этого ребенка и не хочу, чтобы меня из-за него жалели.

– Какие благодеяния? – перебил ее Сяки.

– Я же не хотела его! – Она вздрогнула. – Меня взяли силой. Мне все опостылело. Чего я только ни делала, чтобы избавиться от него! В мороз купалась в море, била себя по животу камнями, прыгала с утеса… где уж тут любить его!

– В ребенке нет греха. И какая разница, от кого он? – попытался успокоить ее Сяки и, немного помолчав, добавил: – Пусть он не мой, но дай мне отомстить за него как за родного.

– Ты! – Ее голос, дрожал. – Если ты любишь меня, ты и отец.

– Я любил тебя еще мальчишкой. Потому и гулял всегда с тобой, потому и теперь говорю: мне все равно, раз люблю тебя.

– Ты! – Она вдруг начала трясти его тяжелое тело. – Нет, я поняла. Я все поняла. Ты решил умереть, а раз все равно умирать, то можно и прикрыть мой позор: выдать ребенка за своего. Ты, – простонала она, впившись ногтями в его мускулистую спину, – умрешь один? И тебе не горько умирать одному? Одному, не оставив своего ребенка?

– Что делать? – ответил он, чуть не плача. – Если встал на этот путь, надо идти до конца.

– Нет, не хочу! – прошептала она и в сильном возбуждении прижалась к нему. – Не хочу без тебя! Будем вместе. Потерять теперь! Нет, нет, не хочу!

Ее волнение передалось ему. Он горячо обнял ее. Она отвечала как безумная. Их молодые, упругие тела стали влажными от пота. Скапливаясь озерцами в углублениях, пот струился на постель. Сознание, отстукивая шаги, удалялось. Молодой человек ощущал на своем лице ее слезы. Острым, почти звериным инстинктом он почувствовал, что на улице идет снег.

Луны не было. Зато мириады звезд роняли свой свет на причал и серебрили море. На воде, тихо покачиваясь, чернели рыбачьи лодки. На вершинах мачт, спящих в ночном небе, на палубах, на привязанных лодках драгоценными камнями горели красные блики искусственного света. От Вадаура до порта через гору – полдня пути. Лодок и людей здесь куда больше, чем в поселке. Но вечером все мужчины уходят в город повеселиться и порт пустеет.

Сяки, напрягая зрение, разглядел в темноте сидящего на корточках старика.

– Здравствуй, дед! Я Сяки из Вадаура. Помнишь? Ты со мной играл, когда я был маленьким.

Груда лохмотьев качнулась, сначала в одну, потом в другую сторону. В свете звезд глаза старика белели, как два гнойника. Он не узнавал молодого человека.

– Не помнишь? Ну, да ведь ты уже лет десять, как ушел от нас, где ж тут помнить! Я слышал, что ты перебрался сюда, только не думал тебя встретить. Как живешь? Не нужно ли чего?

Губы нищего зашевелились.

– Сяки? – пробормотал он и, помолчав, повторил: – Сяки? Нет, кто бы меня ни уговаривал, в Вадаура я не вернусь. И не думайте. В это страшное место – ни за что. Лучше жить здесь, нищим. И рыбки, пусть гнилой, всегда достанется, и остатками теплого сакэ угостят. Нет, в Вадаура я не вернусь!

Молодому человеку стало не по себе. В ночном небе, как диковинные изваяния, рисовались высокие мачты.

– Не бойся. Никто тебя не тронет. А я, знаешь, женился. У меня ребенок. Вот и пришел купить мягкого полотна, ниток и красной материи для младенца. И не думал встретить тебя. Не бойся, старик! Никто тебя насильно не отведет назад.

– Он страшный! Как вспомню, ужас берет. Этот дьявол тащил меня три дня и три ночи, меня и твоего отца! Сколько погубил людей! А парни Вадаура, я слышал, все еще думают поймать его. Вот говорят, что я сумасшедший, а, по-моему, сумасшедшие эти парни из Вадаура. Полоумные, одно слово.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю