Текст книги "Сосед"
Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Я и собирался, да не застал его дома. На ферме, что ниже по дороге, мне сказали, будто он уехал в город. Укатил со всей семьей.
– Реджинальд Хит, – сказал я. Играть дальше в молчанку было бессмысленно: Рикард и без меня был достаточно осведомлен.
– Он самый. Я беседовал кое с кем в городе. И оказалось, что он ни разу не ремонтировал ни одну из своих машин: ни трактор, ни прицепные орудия, ни автомобиль. Так и пользуется ими с тех самых пор, как поселился на ферме. А ведь они и тогда были уже не новыми.
– Ухаживает за ними на совесть, – ответил я. – Сам латает, сам смазывает.
– Еще одно обстоятельство. С самого своего приезда сюда он не купил ни капли бензина.
Все остальное я, конечно, знал и без Рикарда, хоть никогда не давал себе труда задуматься над этим. А вот про бензин даже не догадывался. Видно, я не сумел скрыть удивления, потому что приезжий усмехнулся.
– Чего вы хотите? – повторил я.
– Чтобы вы рассказали мне, что вам известно.
– Поговорите с Хитом. Ничем не могу быть вам полезен.
И в тот же миг, как я произнес эти слова, я почувствовал облегчение. Должно быть, я инстинктивно верил, что Хит выкрутится: уж он-то сообразит, как тут поступить.
Но после завтрака я нипочем не мог взяться за работу. Я собирался подрезать деревья в саду – я и так откладывал это дело чуть не два года, и дольше оно терпеть не могло. А вместо подрезки я принялся размышлять о том, почему это Хит не покупает бензина, и вспомнил ту ночь, когда встретил трактор без тракториста. И еще мне вспомнилось, как необычайно ровно движутся трактор и машина Хита, невзирая на немыслимый шум, какой они издают.
В общем, отложил я ножницы и припустил прямиком через поля. Я же знал, что Хит со всем семейством подался в город, – впрочем, не думаю, что сумел бы остановиться, даже будь они дома. Нет, я все равно не усидел бы на месте. Потому что наконец-то понял, что этот самый трактор не давал мне покоя целых десять лет. Пришла пора разобраться, что к чему.
Трактор стоял на месте, в гараже, и я вдруг забеспокоился: а как залезть к нему в нутро? Но задача оказалась легче легкого. Я снял захваты и приподнял капот. И увидел, в сущности, то, что и ожидал увидеть, хотя, по правде сказать, не представлял толком, что именно откроется мне под капотом.
Там лежал брусок блестящего металла, чем-то напоминающий, пожалуй, куб из тяжелого стекла. Брусок был не слишком велик, но выглядел массивно, и поднять его было бы, наверное, очень не просто.
Видны были и отверстия от болтов, которыми прежде крепился обычный двигатель внутреннего сгорания, а чтобы установить новый движок, поперек рамы была наварена прочная металлическая полоса. Поверх блестящего куба громоздился еще какой-то аппаратик. Я не стал тратить время и разбираться, как именно он работает, однако приметил, что он соединен с выхлопной трубой; и понял, что эта штука служит для маскировки. Знаете, как на ярмарочных аттракционах переделывают электрические вагончики под древние локомотивы, чтобы они пыхтели и выбрасывали клубы пара? Вот и это устройство было того же рода. Оно выбрасывало колечки дыма и тарахтело, как положено трактору.
Оставалось только диву даваться: ну, если Хит придумал движок, работающий лучше, чем двигатель внутреннего сгорания, зачем ему пускаться во все тяжкие, чтобы скрыть от людей свое изобретение? Да если бы у меня вдруг родилась такая идея, уж я бы своего не упустил! Нашел бы кого-то, кто согласился бы меня финансировать, наладил бы производство таких движков и в два счета разбогател бы до одури. Что мешало Хиту поступить точно так же? Да ничто не мешало. А вместо этого он маскирует свой трактор, чтобы тот выглядел и тарахтел как самый обыкновенный, и машину свою нарочно заставляет шуметь и греметь, чтобы никто не заприметил мотора нового типа. Только он, честно говоря, перестарался. И машина и трактор у него гремят куда больше, чем надо. И самую существенную промашку он сделал, что не покупал бензина. На месте Хита я бы непременно покупал горючее, как простые смертные, а потом сливал бы его на помойку или сжигал...
Мне уже стало казаться, что Хит и вправду все время что-то скрывает, намеренно держится в тени. Словно он действительно сбежал из какой-то другой страны – или откуда-нибудь еще.
Я опустил капот и застегнул захваты, а выйдя из гаража, старательно прикрыл за собой ворота.
Вернувшись домой, я снова принялся за подрезку, а между делом обдумывал то, что увидел. И вдруг до меня дошло, что помаленьку я думал об этом с того самого вечера, как встретил трактор без тракториста. Правда, думал я урывками, не стараясь сосредоточиться, и потому ни до чего особенного не додумывался. А теперь додумался, и, если начистоту, мне бы обмереть от страха.
Но я не обмер. Реджинальд Хит был мой сосед – и хороший сосед. Мы вместе ходили на охоту и на рыбалку и помогали друг другу в пору сенокоса и молотьбы, и мне он нравился, по крайней мере ничуть не меньше, чем многие другие. Да, конечно, он немного отличался от остальных, у него был странный трактор и странная машина, он вроде бы даже умел растягивать время – и с тех пор, как он поселился у нас в долине, нам везло на погоду и болезни обходили нас стороной. Все точно, но чего тут бояться? Если хорошенько знаешь человека, бояться нечего.
Ни с того ни с сего мне вдруг вспомнилось, как года два-три назад я однажды заехал к Хитам летним вечером. Было жарко, и вся семья вынесла стулья на лужайку – там казалось чуть-чуть прохладнее. Мне тоже предложили стул, и мы сидели и болтали ни о чем, вернее, обо всем, что приходило в голову.
Луна еще не взошла, зато звезд высыпало видимо-невидимо, и такие они были в тот вечер красивые, просто как никогда. Я показал Хиту на звезды и от нечего делать выложил ему все, что знал из астрономии.
– Они так далеко, – говорил я, – так далеко, что свет от них идет до нас годами. И каждая – солнце, совсем как наше. А многие даже больше, чем наше солнце.
На этом мои познания о звездах заканчивались.
Хит задумчиво кивнул.
– Есть одна звездочка, – сказал он, – на которую я часто поглядываю. Вон та, голубая. Ну вроде как голубая, видишь? Видишь, как она мерцает? Словно подмигивает нам с тобой. Славная звездочка, дружелюбная.
Я сделал вид, будто понимаю, о какой звездочке речь, хотя на самом деле ничуть не был в этом уверен: их была на небе тьма-тьмущая и почти все мерцали.
Тут мы заговорили о чем-то еще и забыли про звезды. По крайней мере я начисто забыл.
После ужина ко мне заявился Берт Смит и рассказал, что Рикард наведывался к нему и задавал всякие каверзные вопросы, и к Джинго тоже наведывался, а теперь намерен встретиться с Хитом, как только тот вернется из города. Берт от всего этого слегка расстроился, и я постарался его утешить.
– Горожане всегда нервничают по пустякам, – высказался я. – Не стоит беспокоиться.
Сам я если и беспокоился, то не слишком – чувствовал, что Хит как-нибудь осилит такую задачу. Даже если Рикард и тиснет статейку в нью-йоркских газетах, нам от этого особой беды не будет. Енотовая долина от Нью-Йорка куда как далеко.
Я, признаться, считал, что больше мы Рикарда не увидим и не услышим. Только никогда я так жестоко не ошибался.
Около полуночи я проснулся оттого, что Элен трясла меня за плечо.
– Там кто-то стучится. Пойди узнай, что ему надо.
Пришлось натянуть штаны и надеть туфли, зажечь лампу и спуститься вниз. Пока я одевался, в дверь еще стукнули два-три раза, но, как только я зажег свет, утихомирились.
Я подошел к двери и отомкнул засов. На крыльце стоял Рикард и держался он теперь отнюдь не так самоуверенно, как поутру.
– Извините, что разбудил, – сказал он, – но я, кажется, заблудился.
– Тут нельзя заблудиться, – отвечал я. – В долине одна-единственная дорога. Одним концом она упирается в шоссе номер шестьдесят, другим – в шоссе номер восемьдесят пять. Езжайте по дороге, и она выведет вас на то или другое шоссе.
– Но я еду уже четыре часа, – сказал он, – и не могу найти ни того шоссе, ни другого!
– Послушайте, – отвечал я, – все, что от вас требуется, – это ехать прямо в любую сторону. Здесь просто некуда свернуть. Четверть часа – и вы на шоссе...
Я не скрывал своего раздражения – уж очень все это глупо звучало. И кроме того, я не люблю, когда меня среди ночи вытаскивают из постели.
– Поверьте, я действительно заблудился, – воскликнул он с отчаянием. Пожалуй даже, он был на грани паники. – Жена перепугана до смерти, дети просто падают с ног...
– Ладно, – отвечал я, – дайте только надеть рубаху и завязать шнурки. Так и быть, я провожу вас.
Он сказал, что предпочитает попасть на шоссе номер шестьдесят. Я вывел свою колымагу из гаража и велел ему ехать за мной. Может, я и был раздражен, но все-таки рассудил, что надо ему помочь. Он нам взбаламутил всю долину, и чем скорее он уберется восвояси, тем лучше.
Прошло, наверное, полчаса, прежде чем я начал догадываться, что дело и впрямь нечисто. Полчаса – это вдвое дольше, чем требуется, чтобы выбраться на шоссе. Но дорога выглядела как обычно, и вообще кругом не было ничего подозрительного – если не смотреть на часы. Я поехал дальше. И через сорок пять минут очутился у порога собственного дома.
Как это получилось, я и сам не мог взять в толк, хоть убей. Я вылез из-за баранки и подошел к машине Рикарда.
– Теперь вы поняли, что я имел в виду? – спросил он.
– Мы, похоже, нечаянно повернули назад, – отвечал я.
Жена Рикарда, казалось, вот-вот забьется в истерике.
– Что происходит? – повторяла она пронзительным визгливым голосом. Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?..
– Попробуем еще раз, – предложил я. – Поедем медленнее, чтобы не сделать снова ту же ошибку.
Я поехал медленнее. На этот раз мне потребовался час – и тем не менее я вернулся к воротам собственной фермы. Потом мы попытались выехать на шоссе номер восемьдесят пять – и через сорок минут были там же, откуда тронулись в путь.
– Сдаюсь, – сказал я Рикардам. – Вылезайте и заходите в дом. Сейчас сообразим, где вам постелить. Вы переночуете, а с рассветом, глядишь, и дорога отыщется.
Я сварил кофе и нашел разной снеди для сандвичей, а Элен тем временем приготовила постели на пятерых.
– Пес пусть ночует на кухне, – распорядилась она.
Я достал картонный ящик из-под яблок и уложил в него подстилку.
Пес был жесткошерстный фокстерьер, чистенький, маленький и очень забавный, а дети – такие же славные, как любые другие дети. Миссис Рикард, правда, опять было сорвалась на истерику, но Элен заставила ее выпить кофе, а я просто не позволил продолжать разговор о том, почему им не выбраться из долины.
– При дневном свете, – уверял я их, – от ваших страхов и следа не останется...
И действительно, после завтрака гости совершенно успокоились и как будто уже не сомневались в том, что сумеют отыскать шоссе номер шестьдесят. Они уехали без провожатых – и через час вернулись. Тогда я снова сел в машину и двинулся впереди них, и не стыжусь признаться, что по спине у меня бегали мурашки.
Я внимательно следил за дорогой и внезапно понял, что мы едем к шоссе, а от шоссе обратно в долину. Я, конечно, тут же затормозил, мы развернулись и покатили в правильную сторону. Но минут через десять поняли, что нас опять развернуло. Сделали еще одну попытку – теперь мы буквально ползли, пытаясь заметить ту точку, где нас разворачивает. Напрасный труд – мы ничегошеньки не заметили.
Когда мы вернулись на ферму, я позвонил Берту и Джинго и попросил их подъехать ко мне. Они в свою очередь пробовали вызволить Рикарда, сначала порознь, потом оба вместе, но добились не большего, чем я. Тогда я попытался выбраться сам, без журналиста, следующего за мной по пятам, и что бы вы думали? – выбрался без всяких приключений. Смотался на шоссе номер шестьдесят и обратно за полчаса. Я решил, что лед сломан, и сделал новую попытку вывести машину Рикарда, но не тут-то было...
К полудню мы установили все с полной точностью. Любой из старожилов мог преспокойно выехать из долины – любой, только не Рикард.
Элен уложила миссис Рикард в постель и дала ей успокоительного, а я отправился к Хиту. Он обрадовался мне и выслушал меня, но вот ведь незадача: пока я говорил, мне все вспоминалась моя догадка, что он умеет растягивать и сжимать время. Когда я закончил, он помолчал минутку, словно взвешивал, верное ли решение принял.
– Странная это история, Кэлвин, – сказал он наконец. – Вроде бы и несправедливо, что Рикарды заперты в нашей долине помимо собственной воли. А если разобраться, для нас самих это удача. Рикард собирался написать про нас в газетах, и, если бы он исполнил свое намерение, мы сразу оказались бы в центре внимания. Сюда набежала бы куча народу – другие газетчики, чиновники, умники из университетов и просто любопытные. Они исковеркали бы всю нашу жизнь, а то еще стали бы предлагать нам за наши фермы большие деньги – много больше того, что они стоят на самом деле, – и погубили бы нашу долину. Не знаю, как тебе, а мне долина нравится как она есть. Она напоминает мне... ну, в общем дорогое для меня место.
– Рикард может передать свою статью по телефону, – возразил я, – или переслать почтой. К чему задерживать его здесь, если статью все равно напечатают?
– Думаю, что не напечатают, – ответил он. – Да нет, я совершенно уверен, что он не станет ни передавать статью по телефону, ни посылать по почте.
Я ехал к Хиту, чтобы, если понадобится, замолвить за Рикарда словечко, но поразмыслил хорошенько над тем, что услышал, и не стал ничего говорить.
В самом деле, если существует некий принцип или некая сила, которые поддерживают жителей долины в добром здравии, гарантируют им хорошую погоду и вообще облегчают жизнь, то, разумеется, все остальные на всем белом свете ничего не пожалеют, лишь бы заполучить такое чудо в свое распоряжение. Пусть это эгоизм, но я не верю, что подобный принцип или силу можно распределить так, чтобы хватило на всех. И если кому-то суждено использовать эту силу в своих интересах, то лучше уж пусть она останется на веки вечные здесь, в долине, где проявила себя впервые.
И еще одно: если мир услышит, что мы владеем такой силой либо принципом и не можем или не хотим ими поделиться, все затаят на нас злобу, да что там злобу, просто возненавидят нас, как лютых врагов.
Вернувшись домой, я поговорил с Рикардом и даже не пытался скрыть от него правду. Он вскипел и хотел было тут же двинуться к Хиту выяснять отношения, но я ему отсоветовал. Ведь у него не будет никаких доказательств, и он окажется в идиотском положении: Хит, вероятно, станет вести себя так, словно вообще не понимает, о чем речь. Рикард сначала ерепенился, спорил, но в конце концов согласился, что я прав.
Заезжее семейство прожило у меня на ферме дней пять, и от случая к случаю мы с Рикардом делали пробные выезды, просто чтобы попытать счастья, но все было по-прежнему. Убедившись в этом, мы снова позвали Берта и Джинго и держали военный совет. К тому времени миссис Рикард немного оправилась от потрясения, дети вошли во вкус жизни на вольном воздухе, а что касается пса, тот определенно поставил себе целью загнать и облаять каждого кролика, сколько бы их ни нашлось в долине.
– Чуть повыше на склоне есть бывшая ферма Чендлера, – додумался Джинго. – Там давненько никто не живет, но она в приличном состоянии. Можно кое-что подновить, и будет очень удобно.
– Но я не хочу оставаться здесь! – запротестовал Рикард. – Не могу же я в самом деле переселиться сюда!
– Кто сказал "переселиться"? – вмешался Берт. – Вам просто надо немного переждать. Придет день, обстоятельства переменятся, и вы свободно уедете, куда захотите.
– Но моя работа!.. – воскликнул Рикард.
И тут слово взяла миссис Рикард. Нетрудно было догадаться, что происходящее нравится ей ничуть не больше, чем мужу, но в ней внезапно проснулся тот практический здравый смысл, каким подчас отличаются женщины. Она усвоила, что им суждено на время остаться в долине, и постаралась выискать в таком повороте событий свои преимущества.
– А книга, которой ты вечно угрожал разродиться? – сказала она. – Вот тебе самый подходящий случай...
Это и решило дело.
Рикард послонялся еще немного, вроде бы собираясь с духом, хотя, право же, все было ясно и так. Потом он начал поговаривать о том, как хорошо у нас в долине: мир, тишина и никакой суеты, здесь, мол, только книги и писать...
Соседи сообща подновили ферму Чендлера, а Рикард позвонил в свою газету и под каким-то предлогом попросил отпуск. Еще он послал письмо в свой банк, чтобы ему перевели его сбережения, и засел за книгу.
Очевидно, ни в телефонных разговорах, ни в письмах он не позволил себе и намека на истинную причину, почему остался в долине, – и то сказать, это было бы попросту глупо. Так или иначе, никто не поднял вокруг его исчезновения ни малейшего шума.
А долина вернулась к обычным повседневным заботам, и после всех треволнений это было куда как приятно. Соседи делали за Рикардов все покупки, привозили им из города крупы, сахар и всякую всячину, а иногда глава семьи садился в машину и предпринимал очередную попытку выбраться на шоссе.
Но обычно он сидел за столом и писал – и год спустя успешно продал свою первую книгу. Вы, возможно, даже читали ее – она называется "Прислушайтесь к тишине". Принесла ему немалые денежки. Правда, его нью-йоркские издатели чуть не рехнулись – никак не могли взять в толк, отчего он упорно отказывается высунуть нос из долины. Отказывается от лекционных турне, отвергает приглашения на званые вечера и обеды, короче, не принимает никаких почестей, вроде бы положенных автору нашумевшей книги.
И вообще успех не вскружил ему голову. К той поре, как книгу напечатали, Рикарда у нас знали и любили все от мала до велика, и он жаловал всех, кроме, пожалуй, Хита. С Хитом он держался подчеркнуто холодно. Что ни день он подолгу бродил по округе – уверял, что ради моциона, но мне сдается, что именно во время прогулок он сочинил большую часть своей книги. А то остановится у ограды и заведет с хозяином разговор о жизни – так с ним, собственно, все в долине и познакомились. Охотнее всего он рассуждал о тех временах, когда сумеет наконец вырваться из заточения, и мы, случалось, тоже подумывали, что, не ровен час, Рикарды нас и вправду покинут. Думали мы об этом с горечью, потому что из них получились хорошие соседи. Наверное, в нашей долине действительно есть что-то особенное, раз она заставляет людей поворачиваться к другим лучшей своей стороной. Я уже говорил – нам спокон века не попадались скверные соседи, а многие ли могут сегодня похвастаться тем же?
Как-то раз, по пути из города, заглянул я на минутку к Хиту поболтать, и, пока мы с ним стояли, на дороге показался Рикард. По нему было сразу видно, что никуда он особенно не торопился, а просто гуляет. Он тоже остановился, мы потолковали на разные темы, а потом он возьми да и скажи:
– А знаете, мы решили никуда отсюда не уезжать.
– Ну что ж, прекрасно, – отозвался Хит.
– Вчера вечером, – продолжал Рикард, – мы с Грейс стали, как обычно, обсуждать, что будем делать, когда уедем отсюда. И вдруг оба запнулись, переглянулись и поняли, что вовсе не хотим никуда уезжать. Здесь такой покой, и ребятишкам здешняя школа нравится гораздо больше, чем в городе, и люди вокруг такие славные, что об отъезде и думать противно...
– Рад слышать это от вас, – отозвался Хит. – Только зря вы, право, сидите здесь неотлучно, надо бы и встряхнуться. Свозите жену и детишек в город, в кино...
Вот и вся недолга. Легко и просто.
Жизнь течет у нас по-прежнему хорошо, быть может, даже лучше, чем прежде. В долине все здоровы. Обыкновенный насморк и тот теперь, кажется, обходит нас стороной. Когда нам нужен дождь, идет дождь, а когда нужно солнце, то, естественно, светит солнце. Мы не разбогатели – разве разбогатеешь, когда Вашингтон то и дело вмешивается в фермерские дела – но живем мы, грех пожаловаться, сносно. Рикард работает над своей второй книгой, а я время от времени выхожу вечерами на крыльцо и пытаюсь отыскать на небе ту звездочку, которую Хит показывал мне однажды многие годы назад.
И все-таки мы не в силах полностью избежать огласки. Вчера вечером слушал я по радио своего любимого комментатора, а он вдруг ни с того ни с сего решил потешить публику на наш счет.
"Да полно, есть ли на свете эта Енотовая долина? – спросил он, и за его вопросом явно слышался ехидный смешок. – Если да, правительству не мешало бы в этом удостовериться. Географические карты настаивают, что такая долина есть на самом деле, статистика утверждает, что там идеальный климат и нет ни болезней, ни неурожаев – прямо-таки молочные реки и кисельные берега. И окрестные жители все как один уверены, что долина существует, но, едва кто-нибудь из официальных лиц решит расследовать факты на месте, она исчезает, ее не удается найти. Пытались звонить по номерам, которые числятся за обитателями долины – телефонные звонки не проходят. Пытались писать – письма возвращаются к отправителям под тем или иным предлогом, изобретенным в недрах почтового ведомства. А если те, кто ведет расследование, выжидают в соседних торговых центрах, люди из Енотовой долины отсиживаются дома и не делают покупок. Допустим на минуту, что статистика не врет, тогда властям, право же, не грешно бы поинтересоваться, в чем дело, не грешно бы изучить факторы, отличающие эту долину, и распространить их воздействие на все другие районы. Пока что мы не знаем даже, доходят ли до долины наши передачи, способны ли радиоволны проникнуть туда, куда не проникают ни письма, ни звонки, ни должностные лица. Но если да, если есть на свете Енотовая долина и кто-нибудь из ее обитателей слушает нас сейчас, быть может, он не откажется подать голос?.."
Комментатор еще раз хмыкнул к перешел к последним политическим сплетням.
Я выключил радио и сидел, покачиваясь в кресле, а сам все думал о том, почему же это иногда ни один из нас по три-четыре дня подряд не может добраться до города, а в другие дни телефоны вдруг смолкают разом безо всякой на то причины. Честно сказать, мы не раз обсуждали такие случаи между собой и советовались, не поговорить ли нам про это с Хитом, но каждый раз решали, что лучше не надо. Он наверняка соображает, что делает, и нам остается только надеяться на его здравый смысл.
Наше положение причиняет нам, конечно, известные неудобства, зато имеет и свои преимущества. Вот уже добрых лет десять у нас в долине не бывало ни зазывал, навязывающих подписку на дешевенькие журнальчики, ни страховых агентов.