Текст книги "В конце пути"

Автор книги: Клэр Норт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 8

Среди ночи засветился телефон, и вестник Смерти тут же открыл глаза. Телефон с отключенным звонком вибрировал на прикроватной тумбочке. В постели заворочалась женщина по имени Эмми («Это как Эмма, только лучше!» – гласила ее анкета на сайте), натянула подушку на голову: верный знак, что Эмми разбудили; теперь она лишь притворялась спящей и своей позой словно упрекала Чарли за телефонный звонок в три утра. Чарли помедлил, разрываясь между гудящим телефоном и эбеновой кожей Эмми под светлой простыней. Эмми дышала так тихо, что на какой-то миг вестник принял ее за мертвую – и отругал себя за глупость. Он отдернул руку от соблазнительного изгиба ее спины, взял телефон.

Обновление календаря и письмо.

Чарли проигнорировал первое, открыл второе и прочел – спокойно, сосредоточенно; лицо сияло в темноте, словно луна.

Утром Эмми сказала:

– Твой Далуич, конечно, район шикарный, но тут нет ни одного нормального автобуса. Никуда не уедешь!

– Есть поезд до Лондонского моста, – ответил Чарли, соскреб со сковороды остатки яичницы и водрузил их на тост. – Еще автобус до озера Канада-Уотер.

Эмми наморщила носик – крошечную выпуклость на приветливом круглом лице. Даже сквозь мягкий алкогольный туман, в котором они вчера вечером доползли до дома и рухнули в кровать под нечленораздельные «ты мне на руку села» и «стой, дай я контактные линзы сниму», – даже тогда Чарли понимал, какая же Эмми потрясающая, умопомрачительная, великолепная. Свет дня сгладил ночное впечатление, сделал его не столь грандиозным – стали заметны и средний рост, и грубоватая прямолинейность, и старомодная мягкость животика с ягодицами; да, днем впечатление было не столь грандиозным, но одновременно волнующим: теперь, когда Чарли наконец протрезвел, он увидел перед собой очень умное лицо, полное жизни, и это выглядело эротичнее любой иконы стиля с надутыми губами.

Чарли выпалил, хотя сам не понял, зачем, – видимо, испугался онеметь от близости Эмми:

– У меня вечером самолет.

Вилка у нее в руках замерла, яичница упала в тарелку.

– Ты не говорил…

– Ночью пришло сообщение.

– То есть… Произойдет катастрофа?

– Вряд ли. Не знаю. Наверное, нет.

– Куда ты летишь?

– В Нуук.

– Где это?

– В Гренландии.

– Зачем?

– Я… По работе.

Эмми опустила вилку на тарелку, села ровно, сложила ладони перед лицом, прислонила кончики пальцев к изящному носику и произнесла:

– Ничего страшного, если продолжения у нас не будет. Одна-единственная ночь. Ты славный. Мне понравилось. Все было здорово. Я не хочу тратить силы на отношения, которых нет. Все в порядке. Договорились?

Вестник Смерти кивнул – медленно, отведя взгляд в сторону.

– Ничего не поделаешь. Самолет вечером, значит?

– Да.

– У тебя есть теплая одежда?

– Да. Есть какая-то.

– Ты быстро собираешься?

– Да.

– Хорошо. Мы позавтракаем, ты проводишь меня на станцию, а потом… не важно. И еще, Чарли…

– Что?

– Ты газ не выключил.

Чарли посмотрел на плиту: в сковороде над шипящим голубым огнем чернели хрустящие угольки – остатки завтрака.

Глава 9

Есть четыре всадника Апокалипсиса. Мир не может прийти к единому мнению по поводу их внешности, ведь каждый видит конец по-своему, но раз уж всадники являются людям, то предпочитают соответствовать духу времени. И вот…

Вестница Голода замерла посреди зала вылета в международном аэропорту Франкфурта, прижала к уху телефон и рявкнула:

– Долго еще ждать?..

Вестница Войны стукнула кулаком по клаксону маленького белого «Форда» и сердито рыкнула: ее захватила в плен трасса с односторонним движением и поволокла прочь от Вашингтона, назад через Потомак.

– Идиотская кольцевая! Если я, мать вашу, хочу повернуть направо, то какого черта вы ставите этот паршивый знак всего за пять шагов от…

Вестник Чумы с терпеливой улыбкой на старческом лице зашагал по проходу птицефермы, держа в руках папку-планшет, вдохнул запах помета и пыли, посмотрел на искалеченные ноги птиц в тесных серых клетках и спросил:

– Сколько цыплят, вы говорите, пало в эти выходные?

А на зеленой окраине Лондона вестник Смерти проводил Эмми на железнодорожную станцию. Его поцеловали в щеку, он дождался отхода поезда, а затем в одиночестве побрел домой – в квартирку со спальней цвета магнолий, в дом из красного кирпича, в тот уголок мира, где школы хорошие, где люди воспитывают детей и играют в футбол в парке, – и там вестник достал дорожную сумку, убранную лишь три дня назад, стащил вниз коробку с зимней одеждой, стал собираться и ощутил предвкушение новизны.

Глава 10

Мужчина спросил: зачем ты приехал?

Вестник Смерти ответил: у меня есть онлайн-календарь, в нем расписание командировок, мой начальник вносит командировку в календарь, и я отправляюсь в указанное место.

Мужчина спросил: как ты сюда попал?

Я прилетел в Рейкьявик. Меня как-то отправили к пилоту, который летал над спящими вулканами, – я вручил ему новые солнечные очки. Он надел их с гордостью, а его жена заплакала. Да, реакция бывает разной. Понимаете, иногда это предостережение, а иногда – последняя любезность.

Предостережение?

Значит, еще есть шанс что-то изменить. Не полететь над вулканом, например, или вообще сказаться больным и не полететь никуда. Или… Ну, мало ли. И Смерть пройдет мимо. Я увидел его еще раз, пилота, на пересадке в Исландии. Он мне улыбнулся. Такое было впервые – встреча с тем, кого я уже посещал. Обычно ведь… Приятно, очень приятно. Я и не подозревал, что такое возможно.

Значит, ты приехал сюда, чтобы Смерть прошла мимо?

Наверное.

Слышу сомнение.

Я точно не знаю.

Ты прилетел из Рейкьявика?

На крошечном самолетике.

Тут только крошечные и летают.

Я уже понял. Я ищу вот этого человека.

А, профессор Абсалонофтсен.

Так вы его знаете?

Мы в Нууке, самом крупном городе Гренландии. Тут все друг друга знают.

А вы знаете, где сейчас профессор Абсало… Где он?

Уле.

Уле? Где это?

Это имя. Профессора зовут Уле.

А. Спасибо, так гораздо проще. Вы не знаете, куда уехал профессор Уле?

На север.

Куда именно?

Просто на север. Пошел на лодке вдоль берега.

На какой лодке?

На рыбачьей.

Не на пароме?

Нет – паром ходит через четверг, а рыбаки за небольшие деньги отвозят на север, когда хочешь. Можно еще на вертолете, но те в основном с грузами летают.

Не знаете, на чьей лодке он ушел?

Спроси в порту, там скажут.

Спасибо.

Он умрет? Профессор Уле? Ты его поэтому ищешь?

Я и правда не знаю. Я везу ему подарок.

Какой?

Чай.

Вестник Смерти гоняется по Гренландскому морю за человеком, чтобы подарить ему… чай?

Да.

Что за чай?

Индийский, с финиками и перцем.

Гадость какая.

Профессору, видимо, нравится.

Это и есть твоя работа?

Да.

Я бы так не смог – сообщать человеку, что…

Вы мне очень помогли, спасибо.

Всегда пожалуйста! Всегда пожалуйста. Я гостям рад.

Глава 11

В голом краю

в том краю, где деревья не растут

мэр Нуука однажды попробовал озеленить город и украсил улочки саженцами ростом с ребенка. Однако летом было слишком холодно и серо, поэтому листья не распускались, а зимой сок в ветках замерзал, и во время весенней оттепели они падали на землю – шлеп! – от малейшего дуновения с моря.

За домом старой миссис Арнадоттир есть ледяной лоскут, который, по ее словам, никогда не тает. Это, конечно, ерунда – летом термометр порой показывает целых четырнадцать градусов выше нуля, и молодежь бегает по улице в футболках да коротких юбках, впитывает ласковое солнышко, – но миссис Арнадоттир уверяет, будто тени у нее за домом густые, а камни хорошо держат холод, и будто в одно лето, вскоре после взрыва Кракатау, снег вообще не сошел, и вот тогда-то крошечная ледышка начала расти, расти и стала такой толстой, что теперь она не исчезнет во веки вечные; мало того, ледяной лоскут напоминает лицо Иисуса.

Тут люди прекращают спорить с миссис Арнадоттир, поскольку подвергать сомнению чужие верования невежливо.

Если ты повидал целый свет, гласит старая поговорка, тебя еще ждет Гренландия.

В отеле у моря был настенный телевизор с плоским экраном, отменный вайфай, джакузи на открытой всем ветрам крыше и гедеоновская Библия на прикроватной тумбочке. Чарли решил посетить джакузи под свинцовым небом. Он проковылял по обледенелым скользким бревнам и, ахнув от неожиданности, сел в голубую мерцающую воду. Стоило только в нее погрузиться – и вылезти стало немыслимо.

Чарли считал, что в жизни нужно попробовать все хотя бы раз. За десять месяцев работы вестником он успел поесть овечьих мозгов (не понравилось), погонять верхом на страусе (много синяков), поплавать с аквалангом (лучше не придумаешь) и спуститься в жерло вулкана. В вулкане добывали серу, и Чарли полез туда, чтобы вручить какого-то уродливого костяного божка одному шахтеру. Чарли подозревал, что кость была человеческой, но его это не волновало. Обычный кальций, уже никому не нужный; отношение к смерти, как к некой святыне, постепенно начинало казаться нелепым. Если человек в вулкане что-нибудь и сказал, то рокот из-под земли все заглушил, и Чарли ничего не расслышал; да и, по правде говоря, от желтовато-черных паров у него так слезились глаза и так горела кожа, что он не стал задерживаться и выяснять.

Из-за этого вестник до сих пор чувствовал себя немного виноватым.

Его обязанность как раз и состояла в том, чтобы задерживаться и выяснять. Чарли был горд тем, что делает такое важное, очень важное дело. Хотя почему оно важное, объяснить он не мог.

Чарли посмотрел на небо цвета золы и вздрогнул.

В сером океане плавали лодки с высокими парусами, а у бетонных причалов солидные торговые суда оранжевого цвета выгружали свежие овощи, мобильные телефоны и лес. Вдоль каменистого берега шел ряд жилых домов, и в лучах заходящего солнца яркие здания на сером фоне напоминали чистую шерстяную нить, вплетенную в грязный свитер. Вестник Смерти поискал продуктовый магазин; единственный открытый уже распродал все фрукты, остался лишь кулек яблок сомнительного вида. Чарли поел в одиночестве в ресторане отеля – говяжий бургер и картофель фри, – затем попросил кофе. Официант принес заказ и поджег содержимое чашки, вспыхнуло желтовато-голубое спиртовое пламя, повалил едкий дым. Впрочем, кофе оказался неплох.

Вечером Чарли смотрел футбол: две местные команды играли на освещенном прожекторами поле. Матч вышел не самым зрелищным – спокойным, неторопливым; Чарли купил футболку с логотипом проигравшей команды.

Потом, уже в номере, Чарли проверил онлайн-календарь.

Задания поступали каждый день и несли с собой новые поездки. Некоторые были запланированы на далекое будущее – самое позднее поручение, которое видел Чарли, предстояло выполнить через двадцать два года: тогда вестнику Смерти (не факт, что Чарли) следовало доставить никелированную пуговицу в лабораторию на юге Франции.

Были задания, до которых оставалось несколько месяцев, но билетов Чарли не заказывал, не спешил. Он никогда не знал, откуда предстоит лететь или что произойдет. Поначалу Чарли пробовал опережать события, он был предусмотрительным и бережливым, заранее составлял маршрут путешествия. Однако за три месяца до поездки в Дамаск отель, который забронировал Чарли, разбомбили, а страховая компания увильнула от выплаты компенсации; потом сильно задержали рейс из Аддис-Абебы, и Чарли едва не опоздал на встречу, влетел в комнату смущенный и перепуганный – он не знал, что сказать, как загладить подобную грубость или как потом объяснить свой провал работодателю.

Чарли еще не встречал Смерть. По крайней мере, по долгу службы.

В Милтон-Кинс вестника не отчитывали, но выражали сдержанное разочарование по поводу каждой отмены рейса и каждой невозмещенной отельной брони, поэтому Чарли постепенно начал менять свои дорожные привычки. Вначале неохотно, а затем с растущей уверенностью в себе он учился жить в чемоданном настроении, добывать билеты на отходящий поезд, рыскать по городу в поисках последнего номера в последнем отеле в разгар туристического сезона, и лишь дважды – один раз в Монреале из-за гонок «Формулы-1», второй раз в Брюгге по неизвестной причине – вестнику не повезло, и он ночевал на лавочке: почти не спал, зато чувствовал себя живым до умопомрачения.

Гренландское задание поступило неожиданно, и это было необычно. Еще необычнее – точнее, вообще впервые – было то, что объект, профессор Абсалонофтсен, отсутствовал по указанному адресу. Профессор странствует, сообщил его сосед и пожал плечами.

Вестник Смерти позвонил в Гренландский университет, штат которого состоял лишь из одиннадцати постоянных преподавателей, – уж там-то должны были заметить загадочное исчезновение девяти процентов преподавательского состава! Но нет, наступили летние каникулы, студенты разъехались, а работа позвала профессора на лед. Дело обычное.

– Не переживайте! – жизнерадостно заверила секретарь по телефону. – Профессор Уле научился прятаться от белых медведей, когда вы еще памперсы носили!

Эти утешительные слова, увы, спокойствия не добавили.

Чарли оплатил место на грузовом судне, которое доставляло мясные консервы и запчасти в поселки Баффинова залива, и накануне отъезда позвонил Эмми, однако не дозвонился.

«Мне было с тобой чудесно, – напечатал Чарли и задумался, который час в Лондоне, не спит ли Эмми. – Хотел бы по возвращении тебя увидеть. Временно буду без связи. Напишу позже, если не против».

Чарли задался вопросом, как подписать сообщение – уместно ли послать поцелуй? – не нашел ответа, оставил все как есть, нажал «Отправить» и тут же подумал – не слишком ли он навязчив?

Когда на востоке взошло солнце, Чарли сел на суденышко размером чуть больше ванны с килем, в паре миль от берега потерял сигнал мобильного телефона и не получил ответа от Эмми, даже если та его написала.

Глава 12

В голом краю…

…в краю, где деревья не растут…

Смерть сидел по-турецки на льду и наблюдал за охотой белой медведицы. Старая медведица хорошо знала эти земли, где солнце никогда не заходит, никогда не всходит, и рискованно балансировала на льдине, уносимой все дальше в море. Медведицу устраивала такая охота – устраивала, поскольку медведица хорошо плавала, – а вот ее добычу не устраивала, и добычу видели у здешних берегов все реже и реже.

Смерть любил наблюдать за полярной медведицей – если Смерть вообще хоть что-нибудь любил. Медведица великолепно приспособилась к этому краю, на который эволюция давно махнула рукой. Любил Смерть наблюдать и за морскими львами – те с трудом волокли свои туши по льдам, потом радостно падали в студеную воду; любил плавать рядом с полупрозрачными и совсем прозрачными созданиями, улитками и жучками, ползающими по морскому дну. Смерть любил смотреть, как косатки выслеживают морского котика, пробовал на вкус горячую кровь захваченного врасплох животного и с удовольствием аплодировал каждый раз, когда нырнувшая птица ловила добычу – цап! – безупречное падение с небес, безупречный захват, еще одна зима пережита, еще одна зима подошла к концу.

Сейчас Смерть наблюдал, как медведица плывет назад. Вскоре и медведица заметила Смерть и узнала, кто он такой, его узнавали все существа; она медленно подошла, пригнув голову, и сунула огромный пыхтящий нос ему в волосы, а Смерть крепко обнял медведицу, ощутил ее дыхание и стал ждать.

Смотри! – сказал капитан суденышка, и Чарли посмотрел. Видишь хвост?

Чарли смотрел, смотрел, но ничего не видел, и тут море вспорол хвост шириной больше двуспальной кровати, хлестнул по вскипевшим волнам, взметнул в небеса целый океан воды, и она все лила, лила сверху, даже когда создание уже давно ушло на глубину; шкура у него была в ракушках, глаза – огромными, мудрыми и усталыми; сотни хищников оставили следы зубов на его боках, а под животом у него кружили стайки мальков – они поедали криль, который поедал чешуйки со шкуры гиганта.

Видал? – спросил капитан. Видал?

Да, ответил Чарли. Видал.

Кит сделал под судном разворот, и Чарли на мгновение показалось, что кит смотрит прямо на него и что в глазах гиганта написано неизвестное Чарли пророчество.

Глава 13

На борту судна, плывущего на север вдоль берегов Гренландии, вестник Смерти заключил, что он ничего не смыслит в холоде.

– Ну ты даешь! – хохотнул капитан. Суденышко вдруг дало крен, рвануло вперед, подпрыгнуло и рухнуло в белопенные волны. – Ты прям капуста!

Укутанный в рубашку, укутанную в свитер, укутанный в пальто; укутанный в штаны, укутанные в носки, укутанные в ботинки; укутанный в шапку, укутанную в шарф, Чарли вцепился в пульт управления в маленькой рулевой рубке, чтобы ноги не разъезжались, и сказал:

– А я вот не пойму, как вы не мерзнете в одних ботинках да непромокаемом плаще.

– Сейчас же лето! – жизнерадостно пояснил моряк. В борт ударила очередная волна, плеснула на палубу сумасшедшую пену, которая тут же стекла назад в воду. – На тебе слишком много одежды; ты стал, как шар!

– Очень холодно.

– Где? Тоже мне, холодно! Холодно – это когда соленая вода замерзает. С ноября по май я сюда и не сунулся бы, не смог бы пройти. Двадцать миль морского льда между тобой и гаванью… Но сейчас! Сейчас лето, тепло, хорошо. Эх! Ты ешь побольше мяса, больше мяса, так-то. Серьезно – одежды на тебе многовато. На льду надо, чтоб было чуток холодно, иначе пот примерзнет к телу, и ты в считаные минуты помрешь.

– Очень обнадеживающе.

– Дело говорю! Знаешь, сколько дураков вот так глупо погибло! Эй, без обид. Зато тебя больше не тошнит, молодец!

– Спасибо; я много путешествую.

– Ты имбирь когда-нибудь пробовал?

– Да.

– Говорят, помогает от морской болезни.

– А вы никогда не пробовали имбирь?

– Я? Нет.

– Какие же овощи вы едите?

Капитан рассмеялся.

– Мы едим рыбу!

Они плыли под замерзшим солнцем, и даже грохот моря не заглушал капитанского смеха.

Однажды ночью под полуночным солнцем Чарли стоял на палубе рыбацкого судна, где спали все, кроме ночного вахтенного, и наблюдал, как небо наливается багрянцем, как море отражает золотые блики, но самого солнца не видел – видел лишь его рассеянное сияние в небесах да влажное зарево над изогнутым горизонтом. Чарли подождал еще немного, и вот солнце, которое зашло несколько минут назад, начало всходить вновь, а Чарли вдруг заметил, что мобильный телефон принимает сигнал – откуда? – и что Эмми прислала ответ.

«Мне тоже понравилось, – писала она. – Позвони, когда вернешься».

Чарли послал улыбку бесконечному утру и понял, что мир неописуемо прекрасен.

Глава 14

Через два дня после того, как Чарли сел на рыбацкое судно в Нууке, он сошел с него в поселке Оунавик и чуть не упал. В ногах, ступивших на деревянный причал, исчезли все кости, а мир мягко повело из стороны в сторону. Чарли прислонился к пластмассовому ящику с мидиями, пока к нему не вернулось равновесие.

Население Оунавика составляло двести семьдесят три человека, шестьдесят две лайки и четыре кота. Котов могло бы быть пять, но одного съел неведомый хищник. Здесь было холоднее, всего несколько градусов выше нуля. Снег растаял, однако крутую черную скалу над поселком до сих пор усеивали белые пятна в тех местах, куда не попадало солнце.

Чарли выбрал путь вдоль причала, мимо расстеленной на земле голубой пленки с пучеглазой мертвой рыбой, и спросил у первой же встречной местной жительницы – та, закатав рукава, чистила свежий улов над окровавленным ведром, – не знает ли она профессора Уле. Чарли изъяснялся по-датски не слишком хорошо и с сильным немецким акцентом.

Женщина с удивлением услышала этот язык из уст чужака, внимательно на него посмотрела, потом заговорила; она, похоже, больше привыкла к гренландскому диалекту калааллисут.

– Знаю, конечно. Он приплыл три дня назад, погостил у Свена, потом подался на северо-восток.

– Северо… еще севернее?

– Да.

– На чем поехал профессор?

– Ногами пошел.

– Во льды? И вы его не…

Чарли умолк, однако старуха угадала его мысли и улыбнулась.

– Не остановили? – хмыкнула она и вновь переключила внимание на улов, на нож, ловко выпростала рыбьи внутренности, и те аккуратным сгустком шлепнулись на дно ведра. – Нет, конечно. Он понимает, что делает.

– Я его ищу.

– Да? Что-то случилось? Семья? Или?..

Голос женщины замер – что же еще может быть, кроме семьи?

– Я должен кое-что передать профессору. Меня зовут Чарли, я…

Собеседница уже потеряла к нему интерес.

– Поговорите с Ане и Свеном. Они занимаются такими, как вы.

Домов в Оунавике было совсем немного, а табличек с названием улиц не было вовсе.

Двое мальчишек-подростков объяснили Чарли дорогу, и, когда он заблудился во второй раз – его сбивало с толку, что дома тут цеплялись за камень без всякой системы, что красное здание соседствовало с таким же красным, а не с белым, синим или желтым, – вот тогда женщина с топором в одной руке и со смартфоном в другой ненадолго прервала свои занятия и показала, как пройти к дверям.

– Нечасто к нам заглядывают гости, – произнесла она по-датски с сильным акцентом. – Надо бы устроить праздник.

Вестник Смерти ответил слабой улыбкой и решил не упоминать о цели своего путешествия.

Ане и Свен жили на краю поселка. Их собаки при приближении Чарли вскочили – скорее с любопытством, чем со злобой; молодые доверчивые псы запрыгали позади старых крепких ветеранов, желая разглядеть чужака. Лайки были не просто данью старым традициям, лайки были необходимостью.

– На собаках мы охотимся на суше, а на каноэ – в море, – пояснил Свен, шесть футов три дюйма, волосы черные-пречерные, будто отполированные, кожа обветрена до красноты. – По-другому никак. – Он терпеливо подождал в холодном коридоре, пока Чарли снял ботинки, стряхнул одно пальто, стащил второе, следом зимние штаны, оставил на себе лишь несколько нижних слоев одежды из хлопка и флиса; когда гость стал наконец доволен, хозяин коротко кивнул и гаркнул: – Сюда!

Чарли проследовал в гостиную с камином; газ в него поступал из пропановых баллонов за окном. На полках стояли фотографии – Свен держит гарпун, Свен с собаками; Свен и Ане на ступенях маленькой церкви на холме над Оунавиком, в волосах у Ане белые цветы, поверх платья наброшена теплая шаль. Ане в окружении своих учеников, всех двадцати: младшему – пять, старшему – шестнадцать, школьники одеты в котиковые шубы. Свен и Ане чинят нарты; медовый месяц Свена и Ане в Риме, они неприкаянные, растерянные, щурятся от яркого света, бьющего в глаза.

Под снимками – телевизор с плоским экраном; на экране – беззвучная мелодрама про мор и путешествия во времени. У противоположной стены – топчан, укрытый стеганым одеялом и шерстяными пледами.

– Здесь будете спать, – сообщил Свен. – Завтраком мы вас покормим.

– Спасибо, но я…

– Вы собираетесь на лед, так?

– Так.

– Неудачное время. Лето было очень жаркое, ледники тают. Морская охота плохая – во сне может в море унести. На юге потоп, у нас ничего интересного.

Свен говорил по-английски четко, решительно, по делу, и Чарли подозревал, что по-датски или на калааллисут речь хозяина звучала бы так же резко.

– Что вы хотите увидеть? Северное сияние? Сейчас солнце заходит совсем ненадолго, сияния не видно; возвращайтесь зимой. Киты? Моря меняются, течения ведут себя неправильно. Белые медведи? Они вымирают. Вам грустно такое слышать? Правительство говорит – не переживайте, настало время больших возможностей, теперь все вокруг зазеленеет; но нарвалов мало, и птицы летают другими маршрутами, и все живое…

Свен умолк, помотал головой, отвернулся, чтобы Чарли не заметил ни единого проблеска чувств на его длинном непроницаемом лице.

– Я ищу профессора Уле, – нарушил тишину гость. – Мне сказали, что он временами наведывается сюда, в Оунавик.

Свен вновь повернулся – быстро, с любопытством, – и у Чарли мелькнула мысль, не сказал ли он чего-то плохого, не обидел ли. Затем Свен выпрямил спину и с непонятной гордостью произнес:

– Да, наведывается. Он был четыре дня назад.

– Вы его видели?

– Он заходил.

– Ночевал у вас?

– Нет. У нас сложные отношения.

– Не понимаю.

– Вы не знаете?

– Не знаю и не понимаю.

Вновь удивление, смешанное с чем-то еще, – не глумится ли Чарли над ним, Свеном; не валяет ли дурака, сидя в самом сердце его дома? Чарли неуютно поерзал на топчане и добавил:

– Я просто выполняю работу. Я… Я должен передать профессору вот это. – Он показал чайную жестянку в ярко-красной подарочной обертке.

Свен, утратив все свое величие, перевел взгляд с жестянки на Чарли, вновь на жестянку и назад на Чарли.

– Зачем?

– У меня такая работа. Я вестник Смерти.

Свен все стоял, камин горел, солнце дрожало над горизонтом и медленно ползло вниз, медленно запускало пальцы за черные клокочущие горы, что высились над поселком. Затем, не сказав ни слова и не изменившись в лице, Свен вышел из комнаты, а Чарли с жестянкой чая остался сидеть на топчане и смотреть на огонь.