Текст книги "Личный мотив"

Автор книги: Клер Макинтош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Рей ухмыльнулся.

– Я уже переговорил с «Пост». Сьюзи Френч рада и счастлива выступить со статьей по поводу годовщины трагедии, где они призовут свидетелей предоставить полиции информацию, которая могла бы… ну и так далее. Они сделают подборку материалов из жизни Джейкоба, но я бы хотел, чтобы ты сама позвонила Сьюзи, изложила ей наши пожелания по поводу обращения и номер контактного телефона, который нужно будет указать. А также официальную фразу от имени управления полиции, в которой должно прозвучать, что нам бы хотелось общаться с нашими людьми доверительно.

– Не вопрос. А что будем делать с матерью мальчика?

Рей пожал плечами.

– Я полагаю, просто запустим обращение без нее. Поговорим в школе с классной руководительницей Джейкоба, спросим, не захочет ли она написать пару слов в газету. Было бы хорошо напомнить о случившемся с другой стороны, которую мы раньше не использовали, если это возможно. Может быть, в школе осталось что-то из его поделок. Ну, рисунок или еще что-то в этом роде. Сначала подождем, не принесет ли нам это обращение чего-нибудь интересного, а потом уже будем искать мать – она, похоже, просто исчезла с лица земли.

Рей был очень зол на офицера по связям с родственниками потерпевших за то, что она не уследила за матерью Джейкоба. Собственно, он не очень удивился тому, что женщина исчезла. По его опыту большинство людей реагирует на потерю близких одним из двух способов: либо дают обет не покидать свой дом, оставляя комнаты в том виде, в каком они были на момент трагедии, на манер какого-то святилища; либо полностью рвут с прошлым, не в состоянии вынести мысль о том, чтобы продолжать жить дальше, будто ничего не произошло, тогда как на самом деле их мир разрушился.

После того как Кейт ушла, он снова внимательно посмотрел на фотографию Джейкоба, которая была по-прежнему приколота кнопками к пробковой доске на противоположной стене. Уголки ее начали немного заворачиваться. Рей снял снимок с доски и разгладил, а затем прислонил к рамке фотографии Мэгс с детьми, где ему было лучше его видно.

Это задуманное обращение – их последнее отчаянное усилие. Надежды на успех было мало, но все равно это хоть что-то. Если же и оно не сработает, тогда он точно отошлет все документы в архив и будет двигаться дальше.

16

Я сижу за кухонным столом перед ноутбуком, натянув на колени большой, грубой вязки свитер, который надевала в своей студии в зимние месяцы. Сижу я рядом с плитой, но меня все равно трясет, и я натягиваю рукава до кончиков пальцев. Еще далеко даже до ленча, но я налила себе большой бокал красного вина. Я печатаю в окошке поисковой системы, затем делаю паузу. Я столько месяцев мучила себя этими поисками. Это не помогло – и не поможет! – но как я могу не думать о нем, особенно в такой день, как сегодня?

Я пригубливаю вино и жму на клавишу.

За считаные секунды экран заполняется репортажами о происшествии, посвящениями, отдающими дань памяти Джейкоба, сообщениями с форумов. Измененный цвет текста на ссылках говорит о том, что я уже посещала эти сайты.

Но сегодня, ровно через год после того, как мой мир обрушился, здесь появляется новая статья в электронной версии выпуска «Бристол пост».

У меня вырывается сдавленный стон, а кулаки сжимаются так, что белеют суставы пальцев. Проглотив короткую статью, я возвращаюсь и начинаю читать ее сначала. Там не говорится о продвижении следствия вперед: никаких версий расследования, никакой информации о машине, просто напоминание, что водитель разыскивается полицией за опасную езду, приведшую к гибели человека. От этой формулировки меня тошнит, и я отключаюсь от интернета, но даже фотография залива на рабочем столе компьютера не успокаивает меня. Я не была на берегу со времени свидания с Патриком. У меня есть заказы, которые нужно выполнять, однако мне очень стыдно за то, как я себя тогда повела, а мысль о том, что я могу на пляже натолкнуться на него, для меня просто невыносима. Когда я проснулась на следующий день после этого свидания, мне самой казалось смешным, что я могла так испугаться, и я даже почти набралась мужества позвонить ему и извиниться. Но со временем храбрость покинула меня, и прошло уже почти две недели, а он так и не предпринял попытки вновь связаться со мной. Внезапно я чувствую приступ тошноты. Я выливаю вино в раковину и решаю сходить с Боу на прогулку по тропе вдоль берега.

Мне кажется, мы с ним прошли много миль, обходя мыс неподалеку от Порт-Эллиса. Внизу у воды стоит серое здание, и я догадываюсь, что это, должно быть, спасательная станция. Некоторое время я стою и представляю себе, сколько жизней спасли волонтеры, которые здесь работают. Идя по тропинке в сторону Порт-Эллиса, я не могу не думать о Патрике. Никакого плана у меня нет, я просто продолжаю идти, пока не прихожу в деревню, где направляюсь в сторону ветеринарной клиники. Только когда я открываю входную дверь и над головой тонко звенит маленький колокольчик, я вдруг задумываюсь над тем, что ему сейчас скажу.

– Чем я могу вам помочь?

За стойкой регистратуры та самая женщина, хотя я не узнала бы ее, если бы не эти цветные значки.

– Можно мне на минутку увидеть Патрика?

До меня вдруг доходит, что нужно указать какую-то причину визита, но она об этом не спрашивает.

– Я сейчас вернусь.

Я неловко мнусь в приемной, где сидит женщина с маленьким ребенком и корзинкой из ивовых прутьев. Боу натягивает поводок, и я одергиваю его.

Через несколько минут раздаются шаги и появляется Патрик. На нем коричневые вельветовые брюки и клетчатая рубашка, а волосы на голове взъерошены, как будто он только что расчесывал их пятерней.

– Что-то случилось с Боу?

Он вежлив, но не улыбается, и я понемногу теряю решимость.

– Нет. Я просто хотела бы переговорить с тобой. Всего минутку.

Патрик колеблется, и я уже уверена, что сейчас он скажет «нет». Щеки мои горят, и тут я вспоминаю о женщине из регистратуры, которая внимательно смотрит на нас.

– Проходи.

Мы идем в комнату, где он впервые осматривал Боу, и Патрик снова становится, прислонившись к умывальнику. Он молчит – явно не собирается облегчать мою задачу.

– Я хотела… Я хотела извиниться.

Я чувствую покалывание где-то позади глаз и думаю о том, чтобы не расплакаться.

Патрик криво улыбается.

– Мне и раньше доставалось локтем под дых, но обычно не так быстро.

Взгляд его уже мягче, и я осмеливаюсь на слабую улыбку.

– Прости, мне очень жаль.

– Я что-то сделал не так? Может, что-то сказал?

– Нет, что ты, нисколечко. Ты был… – Я пытаюсь быстро найти подходящее слово, но потом сдаюсь. – Это моя вина. Просто я чувствую себя не очень в таких делах.

Наступает пауза, после чего Патрик усмехается.

– Возможно, тебе нужно попрактиковаться.

Я не могу сдержать смех.

– Возможно.

– Послушай, мне нужно принять еще двух пациентов, и после этого на сегодня будет все. Как насчет того, чтобы поужинать вместе? Пока мы тут говорим, у меня в мультиварке тушится мясо, и на двоих его там более чем достаточно. Я даже выделю порцию для Боу.

Если я сейчас откажусь, то больше никогда его не увижу.

– С удовольствием.

Патрик смотрит на свои часы.

– Давай встретимся здесь через час. Дотянешь как-нибудь?

– Со мной все будет хорошо. Я все равно хотела сделать еще несколько снимков в деревне.

– Отлично, тогда скоро увидимся.

Улыбка у него сейчас шире, она уже доходит до глаз, в углах которых появляются веселые складочки. Он провожает меня к выходу, и я ловлю на себе взгляд женщины из регистратуры.

– Все уладили?

Я размышляю о том, что она думает по поводу того, зачем мне нужно было увидеться с Патриком, а потом решаю, что это все равно. Я вела себя смело: могла убежать, но вернулась, и сегодня вечером я буду ужинать с мужчиной, которому я нравлюсь достаточно, чтобы он не шарахался от моей нервозности.

Оттого что я постоянно смотрю на часы, время не идет быстрее, и мы с Боу совершаем несколько кругов по деревне, прежде чем наступает пора возвращаться в клинику. Внутрь мне заходить не хочется, и я с облегчением вздыхаю, когда на улицу, широко улыбаясь и на ходу натягивая ветровку, выходит Патрик. Он треплет Боу за уши, после чего мы идем к небольшому домику с террасой на соседней от клиники улице. Он проводит нас в гостиную, где Боу немедленно ложится на пол перед камином.

– Стаканчик вина?

– Да, пожалуйста.

Я присаживаюсь, но почти сразу же нервно поднимаюсь. Комната небольшая, но выглядит приветливо. Бóльшую часть пола закрывает ковер. По обе стороны от очага стоит по креслу, и я пытаюсь угадать, которое из них Патрика, – нет никаких указаний на то, что одним из них пользуются чаще, чем другим. Небольшой телевизор кажется здесь предметом второстепенным, зато в нишах рядом с креслами стоят громадные книжные шкафы. Я наклоняю голову к плечу, чтобы прочесть названия на корешках.

– У меня слишком много книг, – говорит Патрик, возвращаясь с двумя бокалами красного вина.

Я с благодарностью беру свой, радуясь возможности чем-то занять руки.

– На самом деле мне следовало бы избавиться от какой-то их части, но закончилось тем, что я храню все.

– Я обожаю читать, – говорю я, – хотя со времени приезда сюда не держала в руках ни одной книги.

Патрик садится в одно из кресел. Я понимаю намек и сажусь в другое, вертя в пальцах ножку бокала.

– Сколько времени ты уже фотограф?

– Да я, собственно, не фотограф, – говорю я, удивляясь собственной искренности. – Я скульптор.

Я вспоминаю свою студию в саду: глиняные черепки, осколки законченных скульптур, готовых к отправке заказчику…

– Была скульптором, по крайней мере.

– Так ты больше лепкой не занимаешься?

– Я не могу. – После некоторых колебаний я разжимаю пальцы левой руки, где кожа на ладони и запястье изуродована страшными шрамами. – Со мной произошел несчастный случай. Сейчас я уже могу пользоваться рукой, но кончики пальцев ничего не чувствуют.

Патрик присвистнул.

– Бедняжка… Как это произошло?

Перед глазами вспыхивает картина той ночи, ровно год назад, и я заталкиваю ее поглубже в себя.

– Ситуация внешне выглядит хуже, чем есть на самом деле, – говорю я. – Мне следовало быть более осторожной.

Я не могу поднять глаза на Патрика, но тут он изящно меняет тему.

– Хочешь есть?

– Умираю с голоду.

Из кухни доносится восхитительный запах, и живот мой отзывается урчанием. Я следую за Патриком в неожиданно большую комнату с сосновым буфетом во всю стену.

– Он принадлежал еще моей бабушке, – говорит Патрик, выключая мультиварку. – После ее смерти его забрали мои родители, но несколько лет назад они уехали за границу, так что, считай, он достался мне по наследству. Громадина, правда? Чего только в него не понапихано. Ни в коем случае не открывай дверцы слишком быстро.

Я слежу за Патриком, когда он аккуратно ложкой раскладывает кассероль в две тарелки и пытается вытереть капли соуса по краям уголком кухонного полотенца, но только размазывает их, оставляя намного больший след.

Он несет дымящиеся тарелки к столу и ставит одну из них передо мной.

– Это чуть ли ни единственное блюдо, которое я умею готовить, – извиняющимся тоном говорит он, – но надеюсь, что оно получилось нормально.

Он накладывает немного в металлическую миску, и Боу, поняв намек, семенит в кухню и терпеливо ждет, когда же миска окажется на полу.

– Погоди, парень, не прямо сейчас, – говорит ему Патрик, берет вилку и начинает перемешивать мясо в миске, чтобы оно побыстрее остыло.

Я опускаю голову, чтобы скрыть улыбку. Многое можно сказать о человеке по тому, как он относится к животным, и я испытываю к Патрику теплые чувства.

– Выглядит потрясающе, – говорю я. – Спасибо.

Не могу вспомнить, когда последний раз кто-то так за мной ухаживал. Готовить, наводить порядок, заниматься домашними делами всегда приходилось мне. Столько лет ушло на то, чтобы построить счастливую семью, – и все только для того, чтобы потом она разрушилась.

– Рецепт моей мамы, – говорит Патрик. – Она пытается как-то расширить мой репертуар каждый раз, когда приезжает в гости. Подозреваю, она думает, что, когда ее здесь нет, я живу на пицце и чипсах, как это делает мой отец.

Я смеюсь.

– Этой осенью будет сорок лет, как они вместе, – говорит он. – Я просто не могу себе этого представить, а ты?

Я тоже не могу.

– Ты когда-нибудь был женат? – спрашиваю я.

Взгляд Патрика становится хмурым.

– Нет. Однажды мне показалось, что я мог бы жениться, но этого не произошло.

Наступает короткая пауза, и мне кажется, что я замечаю выражение облегчения на его лице, когда становится ясно, что я не собираюсь дальше расспрашивать, почему так случилось.

– А как ты в этом плане?

Я глубоко вздыхаю.

– Я была замужем некоторое время. В конце концов оказалось, что нам нужны совершенно разные вещи. – Не вдаваясь в подробности, я просто улыбаюсь.

– В Блаен Седи ты находишься в полной изоляции, – говорит он. – Тебя это не достает?

– Мне это нравится. Это очень красивое место, чтобы там жить, а для компании у меня есть Боу.

– А ты не чувствуешь одиночества из-за того, что поблизости нет другого жилья?

Я думаю о страшных ночах, когда просыпаюсь от собственного крика и рядом нет никого, кто мог бы меня утешить.

– Я часто навещаю Бетан, – отвечаю я.

– Она хорошая подруга. Я знаю ее много лет.

Я задумываюсь над тем, насколько близки Патрик и Бетан. Он начинает рассказывать мне историю, как они как-то взяли без спросу лодку отца Патрика и на веслах уплыли в залив.

– Нас заметили через считаные минуты, и я увидел отца, со крещенными на груди руками стоящего на берегу рядом с отцом Бетан. Мы поняли, что у нас очень большие проблемы, поэтому мы оставались в лодке, а они так и стояли на берегу… И продолжалось это, как нам показалось, часами.

– И что случилось потом?

Патрик смеется.

– Мы сдались, конечно. Подгребли к берегу и там уже наслушались по полной программе. Бетан была прилично старше меня, так что ей досталось больше, но меня тоже две недели не выпускали из дома.

Он сокрушенно качает головой по поводу наказания, а я улыбаюсь и представляю себе мальчишку со взъерошенными, как и сейчас, волосами, которого переполняет желание пошалить.

На смену моей пустой тарелке приходит миска с яблочным крамблом и сладким заварным кремом. От запаха горячей корицы подступают слюнки. Я сгребаю крем с жирной верхней части крамбла и, не желая показаться невежливой, понемножку ем его.

– Тебе не нравится?

– Все отлично, – говорю я. – Просто я не ем пудинг. – Трудно преодолеть привычки, оставшиеся после диеты.

– Ты многое теряешь. – Свою порцию Патрик приканчивает в два счета. – Это не я готовил – мне принесла одна девушка с работы.

– Прости.

– Нет, все нормально. Я дам ему немного остыть, после чего Боу с удовольствием подметет остатки.

Уши пса при звуке его имени настораживаются.

– Очаровательная собачка, – говорит Патрик. – К тому же везучая.

Я согласно киваю, хотя теперь уже мне понятно, что Боу нужен мне не меньше, чем я ему. Это мне повезло. Патрик оперся локтем на стол, положил подбородок на руку и гладит Боу. Расслабленный и довольный: человек без секретов и внутренней боли.

Он поднимает голову и ловит на себе мой взгляд. Я чувствую себя неловко и, отведя глаза в сторону, замечаю в углу кухни еще комплект полок.

– Опять книги?

– Ничего не могу с собой поделать, – с усмешкой говорит Патрик. – Тут в основном кулинарные книги, которые мама дарила мне много лет, хотя есть и детективы. Я их тоже почитываю, если сюжет стоящий.

Он начинает убирать со стола, а я слежу за ним, откинувшись на спинку стула.

Расскажу ли я тебе свою историю, Патрик?

Историю про Джейкоба, про автомобильную катастрофу. Про мое бегство, потому что я не видела другого способа выжить, кроме как начать все сначала; про крики по ночам, потому что я никак не могу освободиться от того, что произошло.

Расскажу ли я тебе эту историю?

Я вижу, как испуганно расширяются его глаза, когда я рассказываю о визге тормозов, о глухом ударе, когда голова Джейкоба бьется о ветровое стекло. Я хочу, чтобы он потянулся ко мне через стол, но не могу заставить его взять меня за руку даже в своем воображении. Мне хочется, чтобы он сказал, что понимает меня, что это была не моя вина, что такое могло произойти с любым. Но он мотает головой, встает из-за стола, отталкивает меня. Он раздражен. Возмущен…

Я никогда не смогу рассказать ему этого.

– Ты в порядке?

Патрик странно смотрит на меня, и на мгновение мне кажется, что он читает мои мысли.

– Это был прекрасный ужин, – говорю я.

Выбор невелик, варианта у меня два: либо я ухожу от Патрика, либо скрываю от него правду. Мне ненавистна мысль о том, чтобы лгать ему, но я не вынесу, если отпущу его. Я смотрю на часы на стене.

– Мне пора идти, – говорю я.

– Снова упорхнешь, как Золушка?

– На этот раз нет. – Я краснею, но Патрик улыбается. – Последний автобус на Пенфач уходит в восемь.

– У тебя нет машины?

– Не люблю сидеть за рулем.

– Я тебя отвезу. Я выпил всего один маленький бокал вина, так что нет проблем.

– Послушай, мне лучше добираться домой самой.

В глазах Патрика, как мне кажется, мелькает недовольство.

– Я завтра утром увижу тебя на берегу? – добавляю я.

Он расслабляется, и на лице его появляется улыбка.

– Это было бы здорово. Было очень приятно увидеть тебя снова – я рад, что ты вернулась.

– Я тоже рада.

Он приносит мои вещи, и мы с ним стоим в маленькой прихожей, пока я надеваю пальто. Здесь мало места, чтобы можно было свободно поднять локти, и из-за его близости я чувствую себя неуклюжей. Я беспомощно дергаю змейку, которая никак не застегивается.

– Постой, – говорит он. – Дай я.

Я слежу, как он аккуратно складывает две полы моего пальто и тянет замок змейки вверх. В тревоге я напряженно замираю, но он останавливается около моего горла, а потом наматывает мне на шею шарф.

– Вот. Позвонишь мне, когда доберешься? Я дам тебе свой номер.

Такая его забота смущает меня.

– Я бы позвонила, но у меня нет телефона.

– Как? У тебя нет мобильного?

Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться над его недоверчивым тоном.

– Нет. В коттедж протянута телефонная линия, для интернета, но подключенного аппарата нет. Со мной все будет нормально, обещаю.

Патрик кладет руки мне на плечи и, прежде чем я успеваю на это как-то среагировать, наклоняется и мягко целует меня в щеку. Я ощущаю его дыхание на своем лице и вдруг чувствую, что меня пошатывает.

– Спасибо, – говорю я.

И хотя в этой ситуации это звучит не только не оригинально, но еще и двусмысленно, он улыбается так, будто я сказала что-то проникновенное, а я думаю о том, насколько это просто – быть нетребовательным по отношению к другому человеку.

Я пристегиваю поводок к ошейнику Боу, и мы прощаемся. Я знаю, что Патрик будет смотреть нам вслед, и, обернувшись в конце улицы, вижу, что он все еще стоит в дверях своего дома.

17

Телефон у Рея зазвонил как раз тогда, когда он садился завтракать. Люси занималась тем, что домашними делами зарабатывала себе баллы на значок герл-скаутов, и относилась к этому серьезнее, чем обязывала ситуация: высунув от старания кончик языка, она осторожно переносила горелый бекон и резиноподобную яичницу на тарелки своих родителей. Том ночевал в гостях и должен был вернуться не раньше ленча. Рей согласился с Мэгс, когда она заметила, как хорошо, что Том начал заводить себе друзей, но в душе просто наслаждался покоем в доме, без ожесточенного хлопания дверью и раздраженных воплей.

– Выглядит безумно вкусно, дорогая.

Рей полез в карман за телефоном и быстро взглянул на экран.

Он поднял глаза на Мэгс.

– Это с работы.

Рей подумал, что звонок может касаться операции «Сокол» – название это было присвоено делу с наркотиками в Крестон-эстейте. Начальница еще неделю размахивала перед Реем этой морковкой, прежде чем опустить ее ему на колени, выдав жесткую инструкцию полностью сфокусироваться на «Соколе», отставив все остальные дела. Об обращении в связи с годовщиной смерти Джейкоба она не упоминала. Да и не нужно было.

Мэгс бросила взгляд на Люси, которая была поглощена художественным раскладыванием еды на тарелках.

– Сначала позавтракай. Пожалуйста.

Рей неохотно нажал кнопку сброса вызова и переадресовал звонок на голосовую почту. Не успел он подцепить на вилку кусок бекона с яичницей, как зазвонил уже городской телефон. Трубку взяла Мэгс.

– А-а, привет, Кейт! Что-то срочное? У нас тут завтрак в полном разгаре.

Рей вдруг почувствовал себя неловко. Чтобы чем-то заняться, он быстро просмотрел имейлы на своем «Блэкберри», искоса взглянув на Мэгс, которой удалось не подать виду, что она явно недовольна таким неожиданным вмешательством. Почему Кейт звонила на городской? Причем в воскресенье? Он напрягся, стараясь расслышать ее голос, но разобрать ничего не смог. Вернулось знакомое ощущение тошноты, преследовавшее его последние несколько дней, и он уже без всякого энтузиазма снова взглянул на яичницу с беконом.

Мэгс молча передала телефон Рею.

– Хай! – бодрым голосом сказала Кейт, не подозревавшая о его внутреннем конфликте. – Чем занимаетесь?

– Да так, всякие семейные дела. А что?

Он чувствовал на себе взгляд Мэгс и понимал, что говорит отрывисто-грубым голосом, не характерным для себя.

– Простите, что беспокою вас, – сухо, в тон ему, продолжила Кейт, – но я подумала, что вы не хотели бы ждать с этой информацией до завтра.

– О чем речь?

– Есть реакция на наше обращение по поводу наезда на ребенка. У нас появился свидетель.

Через полчаса Рей был уже у себя в кабинете.

– Итак, что мы имеем?

Кейт пробежала глазами распечатку имейла, полученного из справочной службы полиции.

– Один мужчина утверждает, что его подрезал красный автомобиль, ехавший очень эксцентрично примерно в то же время, когда был совершен наезд на Джейкоба, – сказала она. – Он еще собирался заявить об этом случае, но так этого и не сделал.

Рей почувствовал, как в крови прибывает адреналин.

– Почему он не связался с нами на волне первых обращений полиции к гражданам?

– Он не местный, – ответила Кейт. – Приезжал сюда на день рождения к сестре, поэтому-то и запомнил точно эту дату, однако в тот же день уехал обратно в Борнмут и вообще не слыхал про тот наезд и бегство водителя с места происшествия. Как бы там ни было, но два плюс два он сложил только тогда, когда сестра вчера вечером сообщила ему по телефону об обращении полиции в прессе.

– Ему можно доверять? – спросил Рей.

Свидетели – народ непредсказуемый. Одни запоминают малейшие детали, другие без проверки не могут сказать, какого цвета рубашка была на них в тот день, причем и тут все равно ошибаются.

– Не знаю, мы с ним еще не общались.

– Так какого черта? Почему нет?

– Сейчас половина девятого, – возразила Кейт, и необходимость оправдываться сделала ее тон резким. – Мы получили эту информацию за пять минут до того, как я вам позвонила, и решила, что вы захотите поговорить с ним сами.

– Прости.

На его извинения Кейт только пожала плечами.

– И еще прости за мой тон, когда ты звонила. Понимаешь, получилось немного неловко.

– Все в порядке?

Вопрос был провокационный. Рей кивнул.

– Нормально. Я просто почувствовал себя некомфортно, вот и все.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Рей не выдержал первым.

– Ладно, давай свяжемся с ним. Я хочу знать об этой машине все, что он сможет о ней рассказать. Марка, цвет, номер, хоть что-нибудь о том, кто был за рулем. Похоже, у нас пошел второй заход на это дело. Давай в этот раз сделаем все правильно.

– Блин, ни одной стоящей зацепки! – Рей нервно расхаживал перед окном своего кабинета, даже не пытаясь скрыть раздражения. – Он не может сказать, сколько лет было водителю, блондин он или брюнет. Господи! Да что говорить: он даже не знает, мужчина это был или женщина!

Он ожесточенно потер виски, как будто благодаря такому стимулированию в голове могла вспыхнуть какая-то идея.

– В тот день была плохая видимость, – напомнила Кейт, – и его внимание было сосредоточено на управлении собственным автомобилем.

Однако настроение Рея не оставляло места великодушию.

– Не фиг было выезжать на дорогу, если тебе так мешает небольшой дождик. – Он тяжело рухнул в кресло, хлебнул кофе и поморщился, когда сообразил, что тот совершенно холодный. – Когда-то же мне нужно допить хотя бы одну чашу кофе до конца, – раздраженно пробормотал он.

– «Форд», в номере есть буква «джей», битое ветровое стекло, – сказала Кейт, заглядывая в свои записи. – «Фиеста» или, возможно, «Фокус». Это уже хоть что-то, по крайней мере.

– Конечно, это лучше, чем совсем ничего, – согласился Рей. – А теперь давай разделимся. Я хочу, чтобы ты занялась поисками матери Джейкоба. Если – точнее, когда – мы с тобой поймаем кого-то за это преступление, я хочу, чтобы она знала, что мы не бросили дело ее сына.

– Ясно, – ответила Кейт. – Я нормально пообщалась с классным руководителем Джейкоба, когда звонила ей по поводу обращения. Позвоню ей опять и копну глубже. Кто-то должен поддерживать контакт с этой женщиной.

– Я скажу Малкольму, чтобы поработал по этой машине. Пробьем по национальной базе данных все «Фиесты» и «Фокусы» с бристольской регистрацией, а за ленчем просмотрим распечатку. Я угощаю.

Отодвинув в сторону то, что Мойра оптимистично назвала паэльей, Рей положил ладонь на лежавшую перед ним пачку бумаг.

– Девятьсот сорок две штуки.

Он разочарованно присвистнул.

– И это только в этом регионе, – добавила Кейт. – А что, если он был тут проездом?

– Давай подумаем, как можно сузить круг поиска. – Он свернул распечатку и вручил ее Кейт. – Проверь этот список по системе АРНЗ[6]6
  Автоматическое распознавание номерных знаков.


[Закрыть] в период, скажем, за час до ДТП и полчаса после него. Посмотрим, сколько из них в это время было на дорогах, и начнем постепенно вычеркивать их из этого перечня.

– Мы подбираемся к нему, я чувствую, – сказала Кейт. Глаза ее возбужденно сияли.

Рей усмехнулся.

– Давай только не обгонять самих себя. Какие еще задания у тебя на сегодняшний день?

Она начала перечислять, загибая пальцы.

– Ограбление магазина «Лондис», серия нападений на водителей такси из Азии и, возможно, одно нападение на сексуальной почве, которое нам подкинули патрульные с текущей смены. Ах да, на следующей неделе я на два дня иду на курсы диверсификации.

Рей фыркнул.

– Ну, считай, что с этого, последнего, крючка ты соскочила, – заявил он. – И передай мне остальные свои дела, я их перераспределю. Я хочу, чтобы ты занималась этим наездом все свое время.

– На этот раз уже официально? – спросила Кейт, приподняв бровь.

– Абсолютно честно и открыто, – усмехнувшись, сказал Рей. – Но не усердствуй насчет сверхурочной работы.