Текст книги "Каньон Холодных Сердец"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Глава 4

Было уже поздно. Когда Тодд с Катей вошли в Бассейный дом, солнце только начинало садиться за горизонт. Теперь же в каньоне царила ночь. Но не только это изменилось за прошедшее время. Воздух, который Тодд, выйдя на улицу, жадно втянул в себя, оказался прохладнее и тяжелее, чем он ожидал. Хотя ветра не было (деревья, по крайней мере, стояли в полном покое), Пикетт ощущал какое-то движение вокруг себя, как будто кто-то слегка касался его руки, плеча, затылка. В недоумении он отыскал глазами Катю. Ее фигуру выхватывал из тьмы скудный пучок света, но, как ни странно, Тодд сумел разглядеть ее с подозрительной ясностью, как будто его спутница светилась изнутри. Выражение ее лица являло собой неподражаемое удовольствие.

– Поприветствуй их, Тодд, – сказала она.

– Кого их? – удивился он.

– О, не надо. Хватит притворяться. Ты же знаешь, что они здесь.

Пикетт почувствовал, как кто-то нежно провел кисточкой по его щеке. Он безотчетно коснулся рукой лица, будто хотел смахнуть мошку, хотя внутреннее чувство ему говорило, что сделать это ему не удастся.

– Не понимаю, что происходит, – почти жалобным тоном произнес он.

Раньше он думал, что может обойтись без ответов и достаточно того, что с ним рядом Катя. Но теперь им вновь овладело беспокойство. Ему требовались хоть какие-нибудь объяснения всем этим тайнам, которым, казалось, не было конца. Сначала Катя со своими историями в игровой комнате, потом домик для гостей с масками и афишами, затем ванная с Мучителем. А теперь еще Бассейный дом с хранившейся для потомства историей оргий. Мало того, когда они вышли в сад, начались еще более странные явления: словно мотыльки легко прикасались к его щеке, руке, паху. Пикетту не терпелось выяснить, что все это значит. Но он боялся ответа. Вернее, его пугало не то, каким будет ответ, а то, что он его уже знает.

– Мне нет никакой нужды рассказывать тебе то, что здесь происходит, – заявила Катя как будто в ответ на его тревожные мысли. – Разве ты сам не ощущаешь их присутствия?

О господи, конечно, он ощущал. Никакие это были не мошки и не комары – а люди. Растворенные в воздухе люди…

– Ну, говори.

– Призраки.

– Да, конечно, это призраки.

– О Господи Иисусе!

– В моем каньоне много призраков.

– Я не верю в них.

– И не надо верить, – сказала Катя. – Неважно, веришь ты в них или нет. Они все равно есть – вьются вокруг тебя. Ты сам можешь их увидеть. Потому что прекрасно знаешь, что они здесь.

Разумеется, он знал. В глубине души он чувствовал, что его поджидает встреча с очередной тайной. Катя была совершенно права, говоря о вере, которая сейчас ничего не значила. Верил он в загробную жизнь или нет, к делу это не имело никакого отношения. Призраки находились в непосредственной близости от него. Он ощущал их прикосновение, их дыхание, их взоры. А теперь, когда они подступили к нему еще ближе, – видел их воочию. В глотке у него пересохло, и Тодду пришлось сперва набрать во рту немного слюны, чтобы суметь что-то сказать.

– Почему же я с самого начала видел тебя, но до сих пор не видел их? – спросил он.

– Потому что я живая, Тодд. Будешь хорошо себя вести – скоро получишь ответ на свои «почему». Уверена, тебе это тоже придется по душе. У меня есть особая комната…

При упоминании комнаты в воздухе обозначилось какое-то движение, как будто тех, кто невидимо здесь обитал, внезапно охватило волнение. Вдвое, а то и втрое чаще стали касаться они Тодда. Катя, вероятно, тоже ощутила их беспокойство, потому что недовольно шикнула:

– Тише, успокойтесь.

Перед лицом Тодда замелькали пятна тусклого света: призраки, спровоцированные Катей на эмоциональный всплеск, были принуждены себя обнаружить. Тодду показалось, что он почти рассмотрел лицо одного из них, по крайней мере частично: ряд исключительно ровных зубов и сверкающий яркой голубизной глаз. Чем больше Пикетту мерещилось видений, тем больше у него возникало подозрений. Очертания призраков, становясь все более отчетливыми, обретали формы лиц, плеч и рук. Подобно резко взрывавшемуся и быстро гаснувшему фейерверку, призраки появлялись на несколько мгновений и вновь исчезали, однако с каждым разом их видимое существование длилось дольше и дольше, так что Тодд имел возможность более подробно их разглядеть.

Вокруг него было много людей. Не просто много, а десятки людей. Призраки бывших вечеринок выстроились в ряд, чтобы прикоснуться к живому человеку.

– Кажется, ты начинаешь их видеть? – осведомилась Катя.

– Да, – затаив дыхание, ответил он, – я… начинаю их видеть.

– Симпатичные люди.

Более чем симпатичные. Красивые и в большинстве своем знаменитые. Перед ним в блестящем платье, разорванном на груди и обнажавшем женские прелести, суетилась некая дама, весьма похожая на Джин Харлоу. Она так быстро сновала туда-сюда, что Тодд был не вполне уверен, на самом ли деле кожа вокруг сосков у нее искусана, либо ему это почудилось. Не успела она исчезнуть из виду, как на ее место заступили двое обнаженных мужчин, связанных за шеи одной веревкой. Их тела отливали странным блеском, как будто покрытые смесью пота и крови. Зрелище было довольно угнетающее, но еще больше ужаснули Тодда их улыбки.

– Сэл и Джимми, – представила их Катя. – Это дурачье так и ходит все время. Их забава называлась самобичеванием.

– С меня довольно, – вырвал Тодд из ее ладони свою руку.

– Не волнуйся, – попыталась успокоить его хозяйка. – Здесь нет ничего страшного.

Но Пикетт отмахивался от призраков как ребенок, который пытается отделаться от кошмара.

– Не желаю я на них смотреть.

В ответ на это призраки расхохотались – похоже, им было очень весело. От смеха сделались яснее лица, смотревшие на Тодда со всех сторон. Кое-кого он знал по имени. Это были знаменитые в свое время красавцы и красавицы, не утратившие своего совершенства в потустороннем облике, словно сохранили после смерти тот образ, в котором зрители желали их видеть. Ширли Обертон и Джордж Сандер, Мэри Пикфорд и Вероника Лейк.

Отмахиваясь, Тодд попятился назад. Но призраки настойчиво продолжали его преследовать.

– Ну ладно, хватит! – прикрикнула на них Катя. – Сказала же, хватит!

По всей очевидности, далее для такой звездной компании ее слово было законом. Призраки сразу угомонились, и божественной красоты лица перестали на него наступать.

Воспользовавшись случаем, Пикетт повернулся к звездному собранию спиной и быстро пошел прочь в том направлении, где, по его разумению, находился дом. В голове Тодда царила полная неразбериха. Казалось, что с тех пор, как над ним поработал Берроуз, жизнь превратилась в длинную череду событий, ведущих его к умопомешательству.

– Погоди, милый, – необычайно ласковым голосом окликнула Тодда Катя, бросившись его догонять.

– Я схожу с ума, – пробормотал он, впиваясь пальцами в кожу лица, как будто надеялся, что физическая боль поможет ему вернуть рассудок.

– Ты вовсе не сумасшедший. Просто ты впервые увидел жизнь такой, какова она есть.

– И я не хочу больше этого видеть.

– Но почему? Разве это не убеждает тебя в том, что смерть ничего не значит? Что жизнь продолжается после смерти. Что после смерти тебя ждет удовольствие.

– Удовольствие – вот как ты это называешь. – Он оглянулся на Бассейный дом, где хранились для потомков свидетельства извращений многих известных людей.

– Тогда мы ничего не стыдились. И еще меньше стыдимся сейчас.

Словно в подтверждение ее слов, неподалеку раздался взрыв сладострастного смеха, и Тодд, повернувшись, увидел подвешенную к дереву женщину. Кроме нитки жемчуга, которая двумя сходящимися ручейками ниспадала между ее грудей, на ней ничего не было. Руки ее были крепко стянуты за запястья и высоко воздеты над головой, большими пальцами ног женщина касалась земли, выгибая тело дутой. Несмотря на свое совершенно беспомощное положение, она хохотала. Внизу, у нее между ног, сидел мужчина, который лизал ей ступни; другой стоял за спиной и массировал ей грудь, впиваясь зубами в нежную кожу шеи и плеч. Постепенно его руки спускались все ниже и ниже и наконец, достигнув цели, раздвинули створки ее прелестей, из которых вылилась на сидящего внизу мужчину радужная струя мочи.

Тот, очевидно, доведенный этим душем до крайнего возбуждения, предался рукоблудию.

Чувствуя на себе пристальный взгляд Кати, Тодд посмотрел на нее через плечо.

– Хочешь ее трахнуть? – спросила она.

Девушка была красивой, с длинными рыжими волосами, и заливалась она таким простодушным смехом, что, не видя ее занятий, можно было бы причислить эту особу к самой невинности.

– Если хочешь – она твоя. Ава!

Девушка вскинула глаза.

– Это Тодд, – представила его Катя.

– Привет, Тодд.

– Приступай, – сказала Катя. – Только не волнуйся, я не собираюсь тебя ревновать. Мне хочется посмотреть, как ты доставляешь удовольствие женщине.

Несмотря на сквозившее в ее словах осуждение, Тодд, возможно, и воспользовался бы ее предложением, но тут мужчина, находившийся у ног Авы, вдруг застонал и, приподняв бедра с земли, начал извергать обильную струю спермы. Зрелище не оставило Тодду никакого выбора.

– В другой раз, – сказал он Аве и, повернувшись, пошел прочь.

Девушка окликнула его вслед, но Пикетт не обернулся.

– Там, откуда она явилась, таких еще очень много, – сказала Катя, поравнявшись с ним. Она медленно провела рукой по передней части его брюк, словно желая убедиться, сколь сильно он возбудился. – Советую тебе попробовать кого-нибудь из них.

– Зачем?

– Просто чтобы знать, как оно…

– Трахаться с призраком?

– Ну, если хочешь, называй это так.

– Не знаю. Это странно. Не думаю, что…

Взяв за руку, Катя увлекла Тодда подальше от Авы и повела в своеобразную беседку, образованную жимолостью и жасмином, – от сильного благоухания этих кустарников кружилась голова. Внутри беседки оказалось гораздо темнее, чем под деревьями, к которым была привязана Ава, но Тодд сумел разглядеть на земле клубок обнаженных тел. Сверху с ветки спустилась чья-то рука и принялась играть его волосами; из-за спины кто-то протянул руки к его брюкам и вытащил из них сорочку. Пикетт в недоумении поискал глазами Катю, и вновь она оказалась рядом с неизменной улыбкой на лице.

– Катя, – раздался женский голос справа от Тодда.

Оглянувшись, он увидел обнаженную молодую особу, которую несли на плечах трое мужчин; один из них поддерживал голову, а двое других – широко разведенные в стороны ноги. Несмотря на скудный свет, Тодд смог обозреть нежнейшие органы девушки, являвшие собой великолепный вид. Она была гладко выбрита между ног и выглядела даже более юной, чем казалось с первого взгляда, – он не дал бы ей больше двадцати.

– Полижи меня, Катя, – томным голосом проговорила девушка, – прошу тебя. Никто не умеет это делать так, как ты. Сделай это, как всегда, глубоко.

Катя бросила взгляд на Тодда.

– Не возражаешь?

– Ну что ты, пожалуйста, – произнес он таким тоном, как будто речь шла о каком-нибудь угощении.

Улыбнувшись, Катя провела руками по внутренней поверхности бедер девушки к тому месту, где они сходились, но прежде чем коснуться заветного пятачка и доставить той особое удовольствие, она отдернула пальцы. Это была возбуждающая игра, которая сводила девушку с ума от ожидания.

– Пожалуйста, – стонала она, – пожалуйста, Катя, умоляю тебя.

Тодд отступил на шаг в сторону, чтобы лучше видеть, что происходит. Катя быстро оголила себе грудь, так что, когда приблизилась к девушке вплотную, ее соски коснулись бедер партнерши, после чего, словно исследуя какой-то изысканный цветок, она осторожно раздвинула ей нежные губки.

Тодд почувствовал, как кровь взыграла у него в паху. Катя не переставала его изумлять. Интересно, истощится ли у нее когда-нибудь запас изощренных затей? Как только он начинал думать, что раскусил ее, хозяйка каньона незаметно меняла правила игры и находила новый способ его удивить. Неужели это та самая женщина с наружностью взъерошенного ангелочка, которую он недавно видел в постели?

Катя взглянула на Тодда через плечо, чтобы удостовериться, что он за ней наблюдает, после чего прильнула ртом к девичьей плоти.

От прикосновения Катиного языка девушка испустила долгий вздох и, потянувшись на своеобразной кровати из мужских рук, еще шире раздвинула ноги. Катя продолжала проникать в нее глубже и глубже, все страстнее облизывая и пощипывая ее губами; подчас даже казалось, что она ведет со священным местом партнерши какой-то таинственный разговор. Возбуждение той все больше нарастало. Вцепившись в волосы мужчин, поддерживавших ее под коленки, девица мелко-мелко задрожала, крошечные соски ее набухли, а на плоском животе заблестела испарина.

Благодаря действиям Кати чувствительность ее жертвы (более подходящее слово трудно было найти) достигла невообразимой степени – даже малейшее прикосновение пробуждало в ней невероятно бурные чувства и заставляло исторгать неистовые вопли.

Примерно посредине этого действа другая молодая особа, которая до сей поры скрывалась внизу, в тени от распростертой орлом девушки, протянула руки к Тодду и высвободила из его штанов твердый член. Даже не пытаясь противиться, он покорно позволил ей орудовать ртом. Зрелище, которое являла собой Катя, работающая над девушкой, вкупе с новыми ощущениями оказалось для Тодда слишком большим испытанием. Чтобы окончательно не потерять над собой контроль, ему пришлось аккуратно извлечь свой член из женского рта.

Как будто по чьему-то приказу, девица тотчас отползла в сторону, манящим жестом увлекая Пикетта за собой. Стащив с себя брюки и заодно носки с башмаками, он бросился за ней вслед. Вряд ли его видела в этот миг Катя – она была слишком занята своей партнершей, которая, возбудившись до умопомрачения, стонала от удовольствия громче всех в округе.

На земле, под тенью бьющейся в экстазе девушки, кипела жизнь других тел, полная сладострастного шепота и ласк, – причудливо сплетенных меж собою тел дюжины мужчин и женщин. Тодд почувствовал их прикосновения к своей спине, лицу, к восставшему органу; кто-то (судя по всему, мужчина, но Тодду было уже все равно) с возгласом восхищения начал ощупывать его драгоценные шарики, а та молодая особа, что приманила его сюда, принялась целовать его в губы, горячо шепча какие-то слова, которых Пикетт не мог разобрать.

На мгновение он потерял девушку из виду, потом услышал ее преисполненный восхищения голос где-то впереди – кто-то уже занялся ею вместо Тодда. В Пикетте тут же вскипела жажда собственника. Переползая через мокрые от пота тела, он возжелал во что бы то ни стало заполучить девицу назад. Вбив себе в голову, что на этот раз она принадлежит ему, Тодд был не намерен от нее отказываться.

Найти ее оказалось нетрудно. Вернее сказать, нашла его сама девица и, схватив за руку, притянула к себе. Хотя тень от Катиной жертвы почти закрывала тело его соблазнительницы, Тодд сумел разглядеть ее лицо с плотоядным взором; она показалась ему достаточно взрослой, чтобы отвечать за свои поступки. Чернокожая, черноволосая и черноглазая, девушка лежала на кровати, сплетенной из человеческих тел. Ухватив Тодда обеими руками за голову, девица приблизила ее к своему лицу. При этом лежавшие под ними призраки немного всполошились, но Тодд был слишком возбужден, чтобы обращать на такие мелочи внимание. Он прильнул к ней в поцелуе (при этом Пикетт втайне надеялся, что Катя, прервав исполнение своих обязанностей, видит эту сцену: он хотел пробудить в ней хотя бы искру ревности), и девушка щедро вознаградила его той же монетой. Было ли в ее поцелуе хоть что-нибудь необычное – странный привкус ее сладострастия или холодность губ, – что указывало бы на принадлежность ее к миру духов? Нет, никакого различия Пикетт ощутить не мог. Разве что девушка была более пылкой, более страстной по сравнению со всеми его прежними любовницами. И, несмотря на то, что духи каньона долгое время оставались для Тодда невидимы, соблазнявшая его юная особа – равно как все прочие окружавшие его мужчины и женщины, – казалось, имела настоящую плоть.

Этот факт не только не лишил его член былой твердости, но пробудил волну еще большего возбуждения – особенно когда Тодд заметил, что воздух над призраками пропитан едкими, как у настоящих людей, испарениями. Разговор с Катей об отсутствии стыдливости не прошел для него бесследно. Чернокожая девица вожделела его, он вожделел ее, а на остальное Пикетгу было ровным счетом наплевать.

Он направил в нее головку члена, и девица, чтобы ему помочь, слегка приподняла бедра. Несмотря на то что под ними копошились другие участники оргии, ни он, ни она не сознавали их присутствия – они были слишком увлечены собой.

– Еще глубже, – подстрекала его партнерша.

Войдя в нее, как она просила – целиком, по самый корень, – он начал ритмичные движения.

Как выяснилось, нижняя часть тела девушки оказалась не менее материальной, чем ее рот; Тодд даже чувствовал ее мерный пульс, входя и выходя из упругой пещерки. Прежде ему никогда не доводилось ощущать ничего подобного, и всего несколько движений довели Пикетта до крайности. Превозмогая себя, он медленно отстранился назад, желая продлить акт соития как можно дольше.

– Тебе нравится? – осведомилась чернокожая, положив руку между бедер жестом, призывающим его продолжать.

– Да, очень.

– Хорошо.

– Но, прошу тебя, немного помедленней. Пожалуйста.

Впустив его в себя вновь, девушка откинула назад голову и исторгла вздох наслаждения.

– Еще, – ее закрытые глаза трепетали, – еще глубже. Хочу вас обоих.

Обоих? В недоумении Тодд оторвался от ее груди.

И прежде чем у него в уме успел сложиться вопрос, Пикетт ощутил, как чья-то мускулистая рука, вдвое, даже втрое толще женской, ухватила его за шею.

Тодд приподнял голову настолько, насколько это оказалось возможно в его положении, и увидел лицо мужчины, выглядывающее из-за плеча партнерши. Очевидно, подружка целиком лежала на нем, спиной к его груди. Хотя разглядеть его в темноте было трудно, Тодд заметил, что мужчина был тоже чернокож и очень хорош собой.

– Она прелесть! – воскликнул тот, улыбаясь. – Не правда ли?

Возбужденный до невероятного предела, Тодд устремился во влажный туннель между их ног, и тут же через анус в девушку проник тот, кто лежал снизу. Пикетт ощутил в партнерше как будто мышечный спазм – это чернокожий мужчина проскользнул в нее через задний проход. При других обстоятельствах Тодд не позволил бы такому случиться. Но это был Каньон, Катин Эдем, в котором не хватало змея-искусителя. Возмущение Тодда царившим в этом мире безумием уже полностью истощилось. Теперь его мысли занимала только та женщина, что лежала прослойкой между двух мужчин, – ее мускульная оболочка оказалась так хороша, что сумела принять в себя обоих. Пропустив руку между влажных ног, Тодд схватил чернокожего мужчину за кисть, еще крепче стянув их тройной узел.

В ответ на этот жест чернокожий рассмеялся.

– Тебе нравится? – спросил он.

– Нравится.

– Здорово, – с восторгом произнес он, продолжая целовать женскую шею и не сводя при этом глаз с Тодда, – мы здесь обожаем сходить с ума.

Теперь ритм их движений стал одинаковым, и вскоре девица исторгла победный крик.

К тому времени девушка, которой занималась Катя, тоже начала издавать утробные вопли, а немного погодя они смолкли – должно быть, Катя, смилостивившись над ней, позволила ее унести. Во всяком случае, когда Тодд, находясь на грани экстаза (уже пятого или шестого), выглянул из-за блаженных физиономий лежавших рядом призраков, Катя уже сидела в кустах жасмина и жимолости рядом с молодым обнаженным мужчиной, который с благоговейной почтительностью целовал ей ноги.

Катя наблюдала за Пикеттом с непроницаемым выражением лица. Кто-то зажег ей сигарету. Тодд улыбнулся ей, и, прежде чем она успела решить, наградить его улыбкой в ответ или нет, его вновь увлекла очередная блаженная волна. «Если секс с покойными, – думал он, – может быть таким потрясающим, значит, у живых впереди еще большое поле для деятельности».

Глава 5

Сегодня была одна из тех ночей, когда Марко решил напиться, или, как говорил его отец, предаться «доблестному занятию». Делать это в компании Марко не любил, да и вообще голливудские обитатели были не слишком ему по нутру. В городе хватало порядочного дерьма (причем зачастую это относилось и к его боссу), и Марко не желал в этом лишний раз убеждаться. После того как его карьера борца преждевременно подошла к концу, он приехал в Лос-Анджелес, втайне лелея надежду добиться славы на актерском поприще, но был вынужден остановиться на должности личного охранника. Кто-то ему подсказал, что для таких людей, как он, – которые имеют не только устрашающую внешность, но и прочими своими качествами подтверждают это впечатление, – подобная работенка являет собой неплохую возможность заколотить деньжат. И Марко согласился. Проработав с несколькими кинозвездами, которые относились к нему как к чему-то, случайно прилипшему к их ботинку, он уже собрался вернуться домой, когда совершенно неожиданно судьба свела его с Тоддом Пикеттом.

У них образовался идеальный союз. Обнаружив схожие вкусы к девушкам, машинам и виски – чем практически ограничивался круг интересов Марко, – они сразу нашли общий язык.

Сегодня Марко так сильно захотелось подружку, что он не мог побороть в себе желания поехать в город и попытать счастья в каком-нибудь клубе. А в случае если оно ему так и не улыбнется, Марко готов был воспользоваться кредиткой: никаких предубеждений против платы за секс он не имел. Пусть подобное удовольствие стоит недешево, зато и не сравнится с тем, что может предоставить ему какая-нибудь несчастная вдовушка.

Перед тем как выйти в свет, он всегда предпочитал подзаправиться стаканчиком-другим виски – для улучшения общения и взаимопонимания. Кроме того, в доме сегодня творилось нечто странное, но что именно, Марко пока сказать не мог. Сначала ему хотелось выйти и проверить, не забрался ли на их территорию какой-нибудь посторонний, но, приняв изрядную дозу виски, он так расслабился, что позабыл о своих прежних тревогах. «Пусть заводит себе собаку», – решил про себя Марко. Демпси являл собой быстродействующую сигнальную систему. Стоило кому-нибудь приблизиться к дому, как пес заходился бешеным лаем. Направляясь на кухню за очередной порцией алкоголя, Марко дал себе слово на следующий же день поговорить с Тоддом о покупке щенка, упирая в этом вопросе на нежные чувства, которые босс питал к Демпси.

Отыскав на кухне бутылку виски, Капуто щедро плеснул себе в бокал и выпил залпом. Потом посмотрел на часы. Оказалось двадцать минут двенадцатого. Пора было выходить. Насколько ему было известно, в Лос-Анджелесе жизнь замирала рано, особенно по будням. Если он не поторопится, перед его носом могут закрыться двери всех увеселительных заведений.

Марко как раз возвращался к себе в комнату, чтобы прихватить бумажник, когда внизу лестничного колодца раздался какой-то странный шум, как будто от сквозняка где-то хлопала дверь.

– Босс? – крикнул он. – Это ты?

Ответа не последовало. Между тем дверь продолжала открываться и закрываться, хотя погода в тот день была безветренной.

– Хм, – буркнул Марко, направляясь в спальню за бумажником.

На обратном пути, проходя мимо кухни, он взял бокал виски и начал спускаться по лестнице.

Многих комнат в доме Марко еще не обследовал; к таковым относились помещения подвального этажа, в которых, как сообщил ему Джерри, хранилась всякая всячина. Утверждая, что в подвалах сыро и все там покрыто вездесущей плесенью, Брамс недвусмысленно дал понять, что соваться туда не стоит.

Посреди лестницы Капуто осушил свой бокал и поставил его на ступеньки, а когда выпрямился, то понял, что пьян. Но пьян не мертвецки – напротив, он вошел как раз в ту стадию опьянения, которую можно назвать блаженной. Слегка улыбнувшись, Марко поздравил себя с этим достижением, после чего продолжил спускаться вниз.

В подвале оказалось почти так же холодно, как бывало по ночам поздней осенью на родине Марко, в Чикаго, – однако, вопреки предостережению Брамса, отнюдь не сыро. Капуто направился по небольшому коридору к двери, которая сразу привлекла его внимание. Любопытно, что за чертовщина так манила его туда?

Приближаясь к двери, он вскоре получил ответ, вернее сказать, ощутил его кожей лица. На него дул ветерок, но вовсе не такой, какой мог исходить из пропахшей плесенью комнаты, а напоенный свежестью большого зеленого пространства.

– Хм, – хмыкнул во второй раз Марко.

Он толкнул дверь, но внутри оказалось совершенно темно. Марко нутром чуял, что этот мрак безграничен, а сквозящий ему в лицо ветер – хотя это невозможно было постичь – дует из открытого пространства.

Теперь Капуто пожалел, что много выпил виски. Чтобы разобраться в том, что происходит, нужно было отдавать отчет в своих ощущениях.

Запустив руку за край дверного косяка, Марко попытался нащупать выключатель. Которого там не оказалось – по крайней мере, найти что-либо в этом роде не удалось. «Ну и ладно», – махнул рукой Капуто и, решив отложить решение этой загадки до следующего дня, не нашел ничего лучшего, как вернуться к себе и продолжить пить.

Но как раз тогда, когда он потянулся к ручке, чтобы закрыть злополучную дверь, в глубине комнаты сверкнул свет. И не просто свет, а настоящая молния – кратковременная вспышка, за которой последовали три другие, более продолжительные, но просверкавшие так быстро, что казались слившимися воедино.

Молния осветила пространство, из которого на Марко дул ветер. Интуиция его не подвела: оно было действительно огромным – как в ширину, так и в высоту. Грозовой фронт находился на расстоянии нескольких миль, за простиравшимися вдалеке горами и лесами.

– О Господи Иисусе! – воскликнул Марко.

Схватив дверную ручку, Капуто громко захлопнул дверь. На ней висел замок, но без ключа. Марко успокоил себя мыслью, что она достаточно плотно закрыта – во всяком случае, не откроется до тех пор, пока он не найдет Тодда, чтобы показать ему это чудо.

Спешно взбираясь по лестнице, Капуто громко звал босса по имени, однако тот не откликался. Приблизившись к комнате хозяина, Марко постучался, вошел, но и там никого не оказалось. Балкон был открыт, и шторы развевались во все стороны.

Когда же Марко вышел на балкон, то ощутил, что дует калифорнийский ветер – теплый, нежный, ароматный, совсем не похожий на тот, что встретил его внизу, в подвальной комнате. Тот ветер прилетел совсем из другого края.

На балконе Пикетта также не оказалось. Однако Марко услышал доносившиеся издали голоса – как будто где-то в саду смеялись женщины. Меж деревьев мелькал свет.

– Сукин сын, – ругнулся Марко.

Очевидно, его босс устроил вечеринку на свежем воздухе, но не удосужился пригласить на нее Капуто.

С каждой минутой этот вечер все больше поражал его неожиданностями. Марко спустился вниз и, пройдя через кухню, устремился к заднему выходу. От волнения содержимое его желудка взбунтовалось, и, едва охранник открыл дверь, к горлу подступила тошнотворная волна. Он даже не успел выскочить во двор. Его стошнило прямо на пороге, причем с такой силой, что у него подкосились коленки.

Стоя на четвереньках, он уставился на выблеванное им виски с мясными шариками, смутно различая перед собой сложную конфигурацию из пяти гвоздей, что торчали из полупрогнивших досок пола.

И вдруг из-за двери он услышал тихий, почти жалобный голос. Голос потерявшейся девушки.

– Можно мне войти? – молвила она.

Марко поднял глаза, голова у него еще кружилась. Желудок перед очередным извержением пищи снова свело спазмом тошноты. Будучи не в состоянии уразуметь, что понадобилось от него какой-то девице, жалобно молящей его пустить в дом, Капуто прищурился и уставился в темноту, стараясь отделить образ пришелицы от ночных теней.

Хотя его затуманенные глаза не сумели толком разглядеть лица незнакомки, тем не менее, она показалась ему молодой и более чем миловидной. У нее были длинные светлые волосы и почти белоснежная кожа; в дополнение к своему жалобному тону девушка стояла на четвереньках, являя своей позой зеркальное отражение положения Марко. Тело ее едва прикрывала расстегнутая мужская сорочка. Окажись охранник в более или менее приличном виде, то, прежде чем проявить к девушке милосердие, он постарался бы уговорить ее отделаться от этой лишней детали экипировки. Но тошнота поборола в нем все остальные инстинкты, а нагота гостьи лишь усугубила положение дел. Марко резко отвернулся от нее в сторону, надеясь отсрочить рвоту до того момента, когда незнакомки не будет рядом.

Однако та истолковала его отведенный в сторону взор как отказ.

– Пожалуйста, – продолжала умолять она, – я просто хочу попасть в дом. Вы должны мне помочь!

Отчаянная досада и ярость вырвались из нее столь пронзительным и громким криком, что Марко почувствовал, как содержимое желудка вновь направилось к горлу, а когда женский визг достиг наивысшей точки, из охранника вышел остаток обеда.

Верзиле казалось, что самое худшее позади, однако он еще не знал, что подготовила ему стоявшая за порогом особа. Почувствовав облегчение в желудке, Марко наконец поднял на нее глаза… И ужаснулся. Девица продолжала издавать пронзительно-завывающие звуки, но, главное, по крайней мере так виделось его затуманенному взору, этот всплеск дикого визга невероятным образом ее преобразил. Лицо пришелицы, еще несколько минут назад столь прекрасное, покрылось темными пятнами; глядя на ее распухший лоб, можно было подумать, что несчастная страдает кретинизмом; глаза так сильно ввалились, что казалось, на Марко глядят пустые глазницы; из опущенных уголков рта бежала слюна. Из разреза большой, не по размеру, сорочки торчала обнаженная грудь, которая более походила на ошметки мертвой плоти, висевшие на костлявой грудной клетке. Охраннику даже почудилось, будто сквозь кожу он узрел кишки, шевелившиеся так бойко, словно там находилось змеиное гнездо.

Большего Марко вынести не мог; его бедным чувствам слишком много досталось за этот день. Он уже не думал о том, чтобы отыскать босса. «Господи, да ведь Тодд, скорей всего, стал участником этого безумия!»

Скользя каблуками по блевотной массе, Капуто выпрямился, почти не сомневаясь в том, что гнусное недоразумение в женском обличье, находившееся по другую сторону порога, тоже поднялось на ноги. Однако эта особа почему-то держалась от него на почтительном расстоянии, а происходившие с ее телом трансформации изменили ее до такой неузнаваемости, что она стала совсем не похожа на ту изящную даму, которую он увидел вначале.

Устремляясь по коридору прочь, Марко был почти уверен, что кошмар продолжает его преследовать. Но вопреки его ожиданиям незнакомка ретировалась, растворившись среди ночных теней. И все же охранник отказывался верить, что все кончилось. «Наверняка она вернется и приведет с собой других», – думал Капуто, а ему меньше всего хотелось, чтобы подобная компания застала его в доме. Ворвавшись в кухню, Марко схватил ключи от машины, которые лежали на столе. Ему не помешало бы привести себя в порядок – вымыть руки и лицо, сменить испачканную зловонной массой сорочку, – однако, учитывая сложившиеся обстоятельства, он решил пожертвовать опрятным видом и поскорей унести ноги.