Текст книги "Свободна"

Автор книги: Клаудия Грэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

И все же он не пришел.

Ее смятение нарастало. Ожидая Амоса, она не смогла бы заснуть всю ночь, изводясь из-за опоздания или тревожась, не задержали ли его на улице. Но она лежала в постели, аккуратно укрытая. Разве что воротник ее ночной рубашки почему-то оказался расстегнут.

Ее мучило ощущение, будто она упускает из вида нечто важное. Но что?

«В голове какой-то туман, – подумала Патрисия. – Наверное, я все-таки заболеваю».

Затем она вновь услышала визг и на этот раз точно знала, что ей не померещилось.

– Мама? – окликнула она, подхватывая шелковый халат.

Ее ступни, опухшие после вчерашних танцев, взрывались болью при каждым шаге.

– Альтея? – исправилась она, накидывая халат и спускаясь по лестнице.

Распахнув настежь боковую дверь, Патрисия увидела, что у калитки собралась небольшая толпа. Альтея в полуобморочном состоянии опиралась на фонарный столб, а какой-то ребенок обмахивал ее ладошкой.

– Что происходит? Альтее плохо?

Патрисия поспешила ближе, но почти сразу поняла, что толпу собрала здесь не ее мать, а нечто за калиткой.

– Дитя, тебе не на что тут смотреть, – сурово заметил мистер Эббетс, владелец соседнего дома. – Собаки задрали человека.

– Собаки?

Это было чересчур страшно, чтобы поверить. Или она не верила по какой-то другой причине? Патрисии казалось, она проваливается обратно в кошмар – она по-прежнему не помнила его содержания, но угадывала какую-то связь.

– Мы послали за полицией, – продолжал мистер Эббетс. – Уведи свою матушку в дом. Дамам не следует такого видеть. У бедолаги вырвано горло. Наверняка собаки или еще какой-нибудь дикий зверь.

– Но кто… – медленно выговорила Патрисия, – человек, который погиб…

– Это кузнец. Тот свободный паренек из Мариньи. Это не он подковывал твою лошадь прошлой зимой?

На земле, у ног любопытных зевак, простерлась длинная мускулистая рука, крепкая и темная, словно строевой лес.

К вечеру полиция забрала то, что осталось от Амоса. Альтея вела себя так, словно ничего не случилось.

– Ты проплакала весь день, – сердито заявила она, сдергивая с Патрисии покрывало. – Твои глаза распухнут и станут словно у коровы.

– Меня это не волнует.

– А что тогда тебя волнует? Почему ты так переживаешь из-за этого кузнеца? – Альтея остановилась у изножия кровати. Собранные в кольца косички обрамляли ее узкое лицо – слишком по-девичьи для ее лет. – Или ты его знала?

– Нет, не знала, – отозвалась дочь, поскольку время сказать матери правду давно прошло.

Альтея достала из шкафа бледно-желтое платье.

– Дай мне причесать тебя, и будем одеваться. Похоже, на сегодняшний бал мы опоздаем, но тут уж ничего не поделаешь.

Патрисия крепко зажмурилась, желая оказаться где-нибудь в другом месте или стать кем-нибудь другим. Она потерла шею: одно место стало невероятно чувствительным. Или она придумала себе эту боль из-за того, что произошло ночью с горлом Амоса?

– Альтея… я слишком не в себе. Не могу ли я сегодня остаться дома?

– И пойти на риск, что Жюльен Ларро обратит внимание на другую девушку? Ты с ума сошла. А ну вылезай из кровати.

Жюльен Ларро. Глаза Патрисии широко распахнулись – к ней вернулась память.

Его зубы на горле, металлический запах крови, тошнотворное хлюпанье, когда он сглотнул… И как все это время она пыталась вырваться, но не хватало сил…

Она снова поднесла руку к горлу. Кожа под ее пальцами саднила, словно она забрызгала себя щелоком для стирки.

Старухи рассказывали сказки о подобных созданиях. Патрисия никогда к ним не прислушивалась – сплошные глупости и предрассудки, вроде баек Мари Лаво насчет вуду. Или так она всегда считала.

«У бедолаги вырвано горло. Наверняка собаки или еще какой-нибудь дикий зверь…»

Патрисия резко села на кровати.

– Вот это уже больше похоже на дело, – оживилась Альтея, раскладывая шпильки на туалетном столике. – Вижу, мне достаточно было упомянуть твоего кавалера, чтобы ты ожила.

– Да, – пробормотала Патрисия. – Думаю, новая встреча с Жюльеном Ларро поистине оживит меня.

Когда они приехали, танцы уже были в самом разгаре, а бальный зал заполняли смеющиеся молодые люди и пение скрипок. Свечи на стенах наполовину прогорели, оставив на подсвечниках наплывы подтаявшего жира. Патрисию все еще мучила слабость, но она с какой-то обостренной ясностью ощущала все вокруг: жар тел, распаленных танцами, шероховатое кружево на горле и запах камелий, вплетенных в волосы.

Когда Альтея помахала мистеру Бруссарду, девушка отступила от нее в сторону. И сразу же встретилась взглядом с Жюльеном.

Его длинные каштановые волосы свободно падали за спину, и он выглядел еще таинственнее, чем прошлым вечером. Зеленые глаза молодого джентльмена при виде нее воодушевленно вспыхнули, а темные губы растянулись в улыбке.

По всем правилам приличия ей следовало бы подождать, пока он сам к ней подойдет. Вместо этого она сама направилась к нему сквозь толпу, обходя кружащихся танцоров.

– Вы прекрасно выглядите сегодня, – заметил Жюльен, словно наслаждаясь какой-то одному ему понятной шуткой. – Мне даже не кажется, что мы расстались почти сутки назад. Возможно, мои мысли настолько полны вами, что мы с тем же успехом могли бы провести вместе всю ночь.

– Я хочу с вами поговорить, – сообщила Патрисия. – Наедине.

Иногда, если свет от свечей падал на них особенным образом, глаза Жюльена казались совершенно бесцветными.

– Подышим свежим воздухом?

Они вышли наружу. Облака этой ночью скрывали луну, так что единственным источником света служили окна зала Лафайета, где вырисовывались силуэты танцующих. Один из присматривающих за приличиями стариков шагнул вперед, намереваясь преградить им путь, но Жюльен метнул на него пронзительный взгляд, и старик, казалось, напрочь забыл о молодой парочке, что среди ночи ускользнула в сад.

– Вот мы и пришли, моя любезная Патрисия.

Жюльен накрыл ладонями ее голые плечи чуть выше кружевных рукавов платья.

– Вы тоже скучали по мне?

– Я думаю, что вы пришли ко мне в дом минувшей ночью, – заговорила Патрисия. – Я думаю, что вы убили Ам… кузнеца. И вероятно, вы пытались убить и меня тоже.

– Любопытный набор обвинений.

Большой палец Жюльена вычерчивал маленькие круги на ее коже. Ее противоестественно тянуло к нему: между ними словно возникла некая связь, не позволяющая ей бежать. Его губы почти касались ее волос.

– И зачем бы мне все это делать? Кроме визита в ваш дом, разумеется. Любой мужчина захотел бы оказаться к вам поближе.

– Я помню, как вы пришли. И укусили меня.

Она обернулась к нему, надеясь застать его врасплох. Вместо этого Жюльен улыбнулся, и на этот раз его удовольствие явно было искренним.

– Потрясающе! Большинство людей этого не запоминают, если только не остаются бодрствовать, а я целой и невредимой уложил вас спать. И, если вам любопытно, столь же невинной, как и застал. Хотя меня терзало искушение.

– Значит, это правда. – Патрисия коснулась пальцами чувствительной кожи на горле. – Вы… вы вампир.

– И хочу, чтобы вы тоже им стали.

Патрисия не сумела найтись с ответом. Речь и воображение разом подвели ее. Больше всего на свете ей хотелось бежать, но она помнила, что сказала ей Альтея однажды, когда они увидели на улице бешеного пса с капающей из пасти пеной: «Не беги. Если ты побежишь, это лишь подтолкнет его броситься на тебя».

Она схватилась обеими руками за ближайшее дерево, словно пытаясь устоять на ногах, – а затем быстро отломила целый сук, дюймов шести в длину.

– Я слышала истории о таких, как вы. И знаю, что делать.

С этими словами Патрисия взмахнула новообретенным колом.

Он лишь рассмеялся.

– Вы слышали сказки, в которых нет ни капли истины. К слову, нас нельзя убить при помощи кола.

Не солгал ли он, чтобы спастись? Нет, поняла Патрисия. Жюльен совершенно ее не боялся. Она почувствовала себя маленькой и глупой и медленно опустила руку с палкой.

– Вот огонь – огонь действительно опасен. Обезглавливание тоже.

Каштановые волосы взметнулись за его спиной, подхваченные случайным ветерком.

– Я говорю это, поскольку вам понадобится знание такого рода, когда вы будете со мной рядом. А еще потому, что у вас нет при себе ни огня, ни клинка.

– О боже, – прошептала Патрисия.

Она всегда полагала, что у нее нет выбора в жизни, но на самом деле не представляла себе, каково это – быть загнанной в угол. Вплоть до этого самого мгновения, когда ее пригвоздил к месту жадный взгляд вампира.

Жюльен взял ее за руки.

– Как только я вас увидел, я понял, что в вас есть эта искра силы. Наш мир не предназначен для слабых, Патрисия. Кроме того, эта поверхностная, пустая жизнь в завуалированном рабстве – она претит вам. Ненависть к ней пылает в вас, словно костер. Я хочу наделить вас силой, какой вы и не могли бы себе вообразить. Вместе мы превратим мир в свой праздничный стол.

Он говорил о силе.

Мгновенно она поняла, что у нее все же есть выбор. И она намеревалась его сделать. Патрисия запрокинула голову назад.

– Пейте.

– Моя прекрасная дева.

Его зубы медленно удлинились до клыков, кошмарным образом изменяя усмешку. Патрисия отчаянно дрожала от страха, но не бросилась бежать. Ей пришло на ум, что, если легенды о вампирах не лгут, она вот-вот умрет. Если бы Амос не погиб, она бы ни за что так просто не отказалась от собственной жизни. Но без него ей остался лишь один путь.

Она посмотрела вверх, на луну, серебристую и затянутую тонкими облаками. Странно было понимать: это последнее, что она увидит в жизни. Никогда прежде луна не казалась ей такой красивой.

Затем Жюльен притиснул ее к ближайшему дереву, сжимая ее предплечья пальцами, будто железными оковами, и разорвал ей горло.

Боль затмила все остальное, даже страх перед вампиром. Даже луну.

Над миром висело молчание.

Патрисия и не представляла, что тишина может быть столь всепоглощающей. Раньше она не отдавала себе отчета, что слышит биение собственного сердца или что звуки, которые до нее обыкновенно доносятся, просачиваются сквозь тишайший шелест крови в ее барабанных перепонках. Теперь все это исчезло.

Открыв глаза, она обнаружила, что лежит на земле, а ее бледно-желтое платье покрыто грязью. Жюльен стоял рядом, жадно наблюдая за ней.

«Я мертва», – подумала она.

Нечто жизненно важное в ней – сильное и доброе – исчезло, и она чувствовала себя опустошенной. Как если бы отныне она не могла слышать иных звуков, кроме эха, не могла прикоснуться ни к чему, кроме тени. Чистый поток непрерывных перемен, бегущий сквозь каждое живое существо, замер в ней навеки.

Больно не было. Но даже мука умирания была лучше, чем сама смерть.

– Чувство потери скоро пройдет, – заметил Жюльен. – Особенно когда ты увидишь, на что мы способны.

Патрисия медленно села. Лепестки раздавленной камелии, вплетенной в ее прическу, осыпались ей на платье.

– Я голодна, – только и нашлась она что сказать.

Жюльен усмехнулся.

– Все мы пробуждаемся голодными. Давай найдем тебе что-нибудь перекусить. О, взгляни-ка, вон кто-то идет.

В сад ввалился Бергард Уилкинс, изрядно пьяный. Впервые Патрисия заметила, что музыка или гул голосов изнутри здания уже не слышны; должно быть, она умерла несколько часов назад.

Альтея будет гадать, куда она подевалась.

Бергард схватился за пухлый живот, почти не владея собой, но разом забыл о своем недомогании, когда увидел Жюльена, нависшего над Патрисией.

– В чем дело? – спросил он. – Ларро, старина, не стоит быть грубым с дамами.

– Не нужно беспокоиться о Патрисии, – заверил его Жюльен. – Ей лучше, чем когда бы то ни было прежде. Не правда ли, дорогая моя?

Патрисия склонила голову набок. Каким-то образом она слышала, как бьется сердце Бергарда. Каждый удар действовал на нее, как призывный бой барабана. Внутри Бергарда текла кровь – горячая, живая кровь…

Она набросилась на него с силой, которой никогда прежде не обладала. Опрокинувшись на спину, он с ужасом уставился на ее впервые удлинившиеся клыки. Ей было больно и в то же время до дрожи приятно. Казалось, так и должно быть.

Вот что она такое отныне!

Затем она укусила его, впиваясь в теплую плоть, чтобы получить то, в чем так нуждалась. Кровь хлынула Патрисии в рот, густая, горячая и свежая, и та жадно глотала, отчаянно стремясь вновь почувствовать вкус жизни. Бергард сопротивлялся лишь мгновение, но затем потерял сознание и обмяк на земле.

– Вот и хорошо, – заметил Жюльен. – Моя свирепая малютка Патрисия.

Не в силах больше пить, она села. Липкая кровь сохла у нее на губах. Бергард, к ее удивлению, все еще дышал, но потом она поняла, что так и надо.

– Он забудет, что его укусили. – Собственный голос показался ей странным. – Совсем как я забыла.

– Несомненно, мистер Уилкинс очнется завтра в полной уверенности, что напился до потери сознания, – как, полагаю, случилось бы и без твоего вмешательства. Шрамы от укуса к тому времени уже почти поблекнут. Никаких следов не останется. Как видишь, все это прекрасно работает.

– Значит, это не убивает. Когда мы пьем.

Как странно говорить «мы», подразумевая вампиров.

– Если только мы сами этого не хотим – как я хотел для тебя.

Жюльен помог ей подняться на ноги и предложил платок. Она промокнула губы, испачкав красным белое полотно.

– Что теперь? – прошептала она.

– Теперь, моя дорогая, мы превратим Новый Орлеан в свою игровую площадку. Мы можем открыто жить вместе, если пожелаешь. Шокировать чернь. Или же отправиться в другие места, где ни единое живое существо нас не отыщет. Мне нужно многое тебе показать. А тебе – многому научиться.

Его пальцы скользнули по глубокому вырезу ее платья, не оставляя сомнений в том, чему он хотел бы научить Патрисию для начала.

Жюльен предложил ей руку, и она оперлась на нее. Ноги у Патрисии подкашивались – не от слабости, а от неожиданного ощущения силы, текущей сквозь нее.

– Давай выйдем через парадную дверь, – предложила Патрисия. – Не думаю, что рабы осмелятся сказать нам хоть слово поперек.

Жюльен медленно, чувственно улыбнулся.

– Превосходная мысль.

Они вернулись в зал Лафайета, к этому времени уже почти опустевший. Пол усеивали цветочные лепестки, облетевшие с дамских букетиков, половина свечей прогорела. Пожилая рабыня, чью спину согнули годы тяжелого труда, ковыляла вдоль стен, задувая оставшиеся. Ведро и тряпки в углу говорили о том, что вскоре ей предстоит приняться за уборку. Должно быть, близился рассвет. Одинокий масляный фонарь мерцал у входной двери.

– Куда ты хотела бы отправиться дальше? – поинтересовался Жюльен.

– В дом моей матери.

– Ты не слишком-то к ней привязана. Полагаю, она вот-вот получит урок, которого не забудет. Не могу дождаться, когда увижу это собственными глазами.

Открыв дверь, он вышел на крыльцо, но Патрисия задержалась на пороге.

– Ты не пойдешь со мной.

– Что ты имеешь в виду?

Схватив масляный фонарь, она швырнула его в лицо Жюльену.

Стекло разлетелось на осколки, смешивая пламя с горючим маслом, расплескавшимся по телу вампира. Он завопил – ужасным, звериным воплем. Все его тело превратилось в огромный факел, он пошатнулся, а затем рухнул на дорожку перед крыльцом.

Глядя на пляшущий огонь, Патрисия думала об Амосе – о том, как долго и усердно он трудился, чтобы освободиться. Она вспоминала добрые сильные руки, обнимавшие ее, и то, как Жюльен бросил его тело в переулке, словно мусор. Она воскрешала в памяти их последний поцелуй.

Сзади к Патрисии приблизилась старая рабыня. Увидев горящего Жюльена, она не стала звать на помощь. Она просто стояла рядом с девушкой и смотрела.

Когда все закончилось и стало ясно, что обугленная масса на дорожке больше никогда не шевельнется, Патрисия обернулась.

– Я Патрисия Деверо. Если понадобится подтверждение того, что это был несчастный случай, скажи им, что я видела все от начала и до конца.

– Если вспомнить, как бывают пьяны эти жеребчики, никто в этом не усомнится.

Женщины обменялись взглядами, а затем Патрисия отправилась в долгий путь домой.

Она подозревала, что в измятом, запачканном платье представляет собой то еще зрелище. К счастью, улицы были почти пусты. Когда она доберется, Альтея придет в ярость, полагая, что дочь оказывала Жюльену Ларро услуги, которые ему следовало сначала оплатить. Патрисия не собиралась долго мириться с подобными разговорами. Она решила закончить сезон, притворяясь человеком, пить, когда захочется, изучать собственные возможности. И как прекрасно она будет смотреться в шелке и атласе, с убранными вот так вот волосами. Жюльен назвал красоту ее доспехами, и она не собиралась отказываться от своей брони. Будучи красивой, ты можешь очаровывать людей вокруг, чтобы они так никогда и не увидели неприглядной правды.

Через несколько месяцев Патрисия научится использовать свои новые возможности. И тогда она сможет начать собственную жизнь.

– Эй, ты там! Девица!

Патрисия остановилась и обернулась. К ней направлялась группка худощавых белых, одетых в потрепанные комбинезоны и драные соломенные шляпы, а на лицах их отражалось недоумение пополам с ликованием. Это был патруль, призванный следить, чтобы чернокожие не разгуливали в комендантский час, – из тех людей, что считают рабом любого, кто не белый.

– Чем я могу вам помочь? – холодно поинтересовалась она.

– Ты одета не как цветная, – заметил предводитель, грязно улыбаясь. – Ты одна из этих квартеронских содержанок?

Остальные скабрезно захихикали.

– Я иду домой.

– Тебе стоит отвечать на мои вопросы, девка. Ты рабыня или свободная?

И Патрисия осознала, что ей больше не придется носить с собой бумаги. Если кто-нибудь бросит ей вызов – белый или черный, живой или мертвый, – ей хватит сил вырвать глотку любому.

Пожалуй, такая жизнь может ей понравиться. Патрисия улыбнулась.

– Я свободна.