Текст книги "Затерянные миры. Аверуан"

Автор книги: Кларк Эштон Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 8. ПАДЕНИЕ КОЛОССА

Гигант шатался по всему Аверуану зигзагами, точно пьяный, оставляя за собой разоренный край, разрушенные деревни и вытоптанные нивы. И даже когда солнце, покрасневшее от стелющегося над землей дыма, уходило за горизонт, люди могли видеть во мраке огромную черную фигуру и слышать раскаты громового хохота.

Приблизившись к воротам Вийона на закате, Гаспар дю Норд увидел за своей спиной голову и плечи великана, возвышавшиеся над макушками вековых деревьев. Гигант двигался вниз по течению Исуали, время от времени наклоняясь, должно быть, для того, чтобы пришибить какого-нибудь бедолагу.

Гаспар попытался ускорить шаги, хотя и был совершенно измучен.

Однако он не думал, что чудовище вторгнется в Вийон раньше следующего утра. Несомненно, душа Натери, живущая теперь в этом колоссальном теле, отложит месть до утра, чтобы иметь возможность насладиться ею сполна, а ночью продолжит терроризировать окрестные села.

Несмотря на то, что костюм Гаспара превратился в грязные лохмотья, а испачканное лицо стало почти неузнаваемым, стражники пропустили юношу в ворота без лишних расспросов.

Вийон уже был наводнен людьми, бежавшими под защиту спасительных городских стен, и ни одной, даже самой сомнительной личности, не было отказано в приюте. На городских стенах стояли солдаты с луками в руках, готовые преградить дорогу гиганту. Арбалетчики разместились над воротами, а вокруг бастионов были расставлены баллисты. Город бурлил и гудел, точно растревоженный улей.

На улицах Вийона царили паника и неразбериха. Бледные растрепанные женщины бесцельно метались по городу, слышался детский плач, мычание и блеяние скотины, спешно согнанной под защиту городских укреплений. Сделанные наспех факелы мрачно коптили в сумерках, сгущавшихся так стремительно, словно на город уже упала зловещая тень. С трудом прокладывая себе дорогу через царящий на улицах хаос, Гаспар пробирался к своей мансарде, подобно измученному, но упорному пловцу, который до последнего вздоха продолжает бороться с волнами.

Войдя в дверь, он немедленно повалился на свое узкое ложе и заснул непробудным сном. Его разбудило бледное сияние луны, льющееся сквозь незавешенное окно. Гаспар встал и провел остаток ночи в неких таинственных приготовлениях, которые считал единственной возможностью одолеть чудовище, созданное и оживленное злой волей Натери.

Лихорадочно работая в свете заходящей луны и последней своей свечи, юноша собрал различные снадобья и смешал их в темно-серый порошок, который, будучи всыпан в ноздри мертвецов, заставлял их вернуться в могилы и заснуть вечным сном. Он приготовил внушительное количество порошка, здраво рассудив, что для того, чтобы справиться с гигантом, одной щепотки будет недостаточно. Огонек свечи почти исчез в лучах встающего солнца, когда Гаспар закончил читать заклинание, которое должно было усилить действие порошка. Он не слишком охотно использовал эту формулу, взывавшую к помощи Аластора, но другого выхода не было, ибо клин, как известно, вышибают клином, а с колдовскими чарами борются лишь с помощью более сильных чар.

Новый день принес новые страхи вийонским обывателям. Гаспар чувствовал, что мстительный великан, который всю ночь кружил по Аверуану, утром приблизится к ненавистному городу. Его предчувствие оправдалось, ибо едва юноша закончил работу, с улицы донесся нарастающий гул, испуганные крики и далекий рев гиганта.

Гаспар знал, что ему нельзя терять ни минуты, если он хочет найти удобное место, откуда можно будет всыпать порошок в ноздри стофутового колосса Городские стены и большинство церковных шпилей были недостаточно высоки для этого, и после недолгого размышления Гаспар решил, что собор, стоящий на главной площади Вийона, будет единственным подходящим зданием. Юноша был уверен, что солдаты вряд ли смогут надолго задержать чудище. Ни одно земное оружие не может нанести ему сколько-нибудь серьезных ран: ведь ожившего мертвеца нельзя остановить, даже с головы до ног утыкав стрелами или пронзив дюжиной пик.

В страшной спешке юноша наполнил порошком вместительный кожаный кошель и, повесив его на пояс, присоединился к взволнованной толпе на улицах. Многие спешили к собору, надеясь найти убежище в его священных стенах, и Гаспару оставалось лишь плыть по воле неистовствующего людского потока.

Неф собора был заполнен верующими, и священники, чьи голоса время от времени срывались от тщательно скрываемого страха, служили торжественные мессы. Не замеченный измученной и отчаявшейся толпой Гаспар нашел головокружительную винтовую лестницу, ведущую на крышу главной башни.

Здесь он и устроился, затаившись за фигурой каменного грифона. Со своего места он мог видеть приближение великана, чьи голова и плечи возвышались над городскими стенами и башнями. Тучи стрел летели навстречу чудовищу, но оно не останавливалось, даже для того, чтобы отмахнуться от них. Камни, выпущенные из баллист, не произвели на колосса никакого действия, а тяжелые арбалетные болты, засевшие в его плоти, казались гиганту всего лишь занозами. Достигнув городской стены, он взмахнул огромной дубиной, сшибая с нее крошечные человеческие фигурки, а затем, не спеша, перелез через нее и очутился в Вийоне.

Рыча и заливаясь ликующим хохотом, он несся по узким улочкам, безжалостно топча всех, кто не успел скрыться с его пути, и разрушая крыши домов могучими ударами дубины. Одним взмахом руки он проламывал крышу или сшибал церковную колокольню, заставляя колокола заходиться жалобным звоном. Отчаянные вопли и стоны отмечали его путь по городу.

Затем колосс подошел к собору, разглядывая величественное здание налитыми кровью глазами. Вскоре он навис над соборной башней, где поджидал его спрятавшийся Гаспар. Голова великана была вровень с вершиной башни, глаза неистово сверкали, а губы изгибались в плотоядной ухмылке. Голосом, похожим на раскаты грома, он воскликнул:

– Эй вы, верные овцы бессильного Бога! Выходите и кланяйтесь великому Натери, или отправитесь прямиком в ад!

Но тут Гаспар показался из-за своего укрытия и встал на виду у бушующего колосса.

– Поди-ка сюда, Натери, если это и вправду ты, – дерзко выкрикнул юноша. – Подойди ближе, ибо я хочу потолковать с тобой.

Выражение безумной ярости сменилось на лице великана неописуемым изумлением. Глядя на Гаспара, точно завороженный, он медленно опустил дубину и наклонился к башне, пока его лицо не оказалось всего в нескольких футах от бесстрашного юноши. Затем, убедившись, что перед ним и впрямь Гаспар, чудовище вновь взревело от ярости. Огромная рука потянулась к Гаспару, грозя стереть его в порошок.

– Ты ли это, Гаспар, мой малодушный ученик? – оглушительно прорычал колосс. – Я же оставил тебя гнить в подземельях Илурни, а теперь встречаю на крыше этого проклятого собора! Тебе следовало остаться там, куда я тебя бросил, – возможно, тогда ты прожил бы чуть подольше!

Трясущимися пальцами Гаспар отвязал от пояса кошель с порошком, и, когда огромная рука нависла над его головой, вытряхнул его содержимое прямо в лицо гиганту. Злобно ухмыляющиеся губы на мгновение исчезли в сером облаке. Через мгновение неистовый блеск в его глазах потух, гигантская рука безжизненно повисла. С грохотом выронив дубину, колосс развернулся и побрел назад по разоренному городу.

Шагая, он что-то сонно бормотал себе под нос, и люди, слышавшие его, клялись, что его голос больше не был похож на голос Натери, теперь в нем слышался гул и ропот множества голосов. А голос самого колдуна, ничуть не более громкий, чем он был при жизни, время от времени пробивался сквозь этот хор, точно сердито возражая кому-то.

Перебравшись через стену, колосс бродил в округе на протяжении долгих часов, и многие полагали, что он разыскивает те могилы, из которых были подняты составлявшие его тела затем начал раскапывать глинистый холм, возвышавшийся над берегом реки. Выкопав в желтой глине огромную яму, он рухнул, придавив собой корзину, в которой сидели его ученики, и затих.

Еще много дней никто не осмеливался приблизиться к этому месту, и гигантский труп гнил под летним солнцем, порождая чудовищное зловоние. А те, кто решился подойти к нему наступившей осенью, когда запах ослабел, утверждали, что слышали исходивший от огромной туши голос Натери, который чем-то возмущался.

Что же касается Гаспара дю Норда, спасшего Вийон, то он дожил до преклонных лет, окруженный всеобщим уважением, и был единственным в тех краях колдуном, чья деятельность ни разу не вызвала неудовольствия церкви.

ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ ВЕНЕРЫ

The Disinterment of Venus (1934)

До нескольких весьма прискорбных и скандальных происшествий, случившихся в 1550 году, огороды в Перигоне были расположены на юго-восточной стороне аббатства. После этих событий их перенесли на северо-запад, где они находились до сих пор, а прежнее место заросло бурьяном и шиповником, которые, по строгому приказу сменявших друг друга аббатов, никто никогда не пытался выполоть.

Происшествие, вызвавшее перенос морковных грядок, превратились в Аверуане в народное предание. Сейчас уже трудно сказать, сколько в этой истории правды, а сколько – вымысла.

Однажды апрельским утром три монаха вскапывали огород. Их звали Поль, Пьер и Яг. Первый был зрелым и сильным мужчиной; второй только входил в пору расцвета; третий – почти мальчик, который лишь недавно принял монашеский обет.

Яг вскапывал глинистую почву усерднее и прилежнее своих товарищей. Благодаря заботам многих поколений монахов в огороде почти не попадалось камней, но вскоре лопата Яга звякнула, задев какой-то твердый предмет.

Он решил, что это небольшой валун, который необходимо, к вящей славе Господней, убрать из монастырского огорода. С воодушевлением взявшись за дело, он начал углублять яму, отбрасывая влажную землю в сторону. Задача, однако, оказалась не из легких, а предполагаемый валун, постепенно обнажаясь, начал обнаруживать весьма странные очертания. Забыв про свою работу, Пьер и Поль пришли на помощь своему товарищу. Благодаря их объединенным напряженным усилиям вскоре стало ясно, что представляет собой этот предмет.

В огромной яме, которую вырыли монах, оказались вымазанные землей голова и туловище мраморной женщины. Бледный камень плеч и рук был очищен от грязи в тех местах, где его задели их лопаты, но лицо и грудь оставались облеплены затвердевшей землей.

Фигура стояла прямо, словно на каком-то невидимом пьедестале. Одна рука чуть приподнята, будто в попытке прикрыть прелестную грудь, вторая, свободно свисавшая, была еще погружена в землю. Раскапывая дальше, монахи вскоре освободили пышные ягодицы и округлые бедра, и, наконец, дошли до вкопанной в землю гранитной плиты, служившей пьедесталом.

Во время своих раскопок святые братья почувствовали странное томление, причину которого едва ли могли бы объяснить, но которое, казалось, исходило от рук и груди изваяния, так долго находившегося в земле. Это было неизъяснимое наслаждение, смешанное с благочестивым ужасом, наслаждение, которое три монаха могли бы счесть низким и порочным, если бы знали, что это такое.

Опасаясь повредить мрамор, они орудовали лопатами с большой осторожностью, и когда наконец раскопки были закончены и взгляду предстали восхитительные ступни статуи, Поль, самый старший, начал пучками травы стирать землю, все еще покрывавшую ее прекрасное тело. Избавив статую от земляной корки, он в довершение вытер ее подолом и рукавами своей рясы.

Трое монахов, обладавшие некоторыми познаниями в античной истории, поняли, что скульптура была, по всей видимости, статуей Венеры, восходящей к эпохе завоевания Аверуана римлянами, которые воздвигли здесь несколько алтарей этой богини.

Ни превратности истории, ни долгие века заточения в земле не нанесли вреда чудесному мрамору. Небольшие повреждения, казалось, лишь подчеркивали ее прелесть.

Статуя казалась безупречной, но ее совершенство несло на себе безошибочно узнаваемую печать зла. Формы ее фигуры были преисполнены сладострастия. На полном лице Цирцеи играла манящая улыбка, но каким-то образом пухлые губы одновременно складывались в недовольную гримасу. Шедевр неизвестного скульптора – богиня прелестная и соблазнительная, властная и коварная.

Запретное очарование, казалось, исходило от белого мрамора и обвивалось, точно лиана, вокруг сердец святых братьев. С внезапным чувством стыда они вдруг вспомнили о своих монашеских обетах и заспорили о том, что делать с Венерой, которая казалась несколько неуместной на монастырском огороде. После коротких пререканий Яг отправился к настоятелю, чтобы доложить ему о находке и получить его указания. Тем временем Поль и Пьер возобновили свои прерванные труды, время от времени бросая взгляды на языческую богиню.

Настоятель монастыря, преподобный Августин, тотчас пришел в огород в сопровождении всех монахов, которые в этот час были свободны от работы. С постной миной, не проронив ни слова, он принялся рассматривать статую, а его спутники застыли в ожидании, не осмеливаясь высказать свое мнение до того, как выскажется настоятель.

Даже праведный Августин, однако, несмотря на свой возраст и суровый нрав, был несколько смущен чарами, исходившими от мраморной фигуры. Он ничем не выдал этого и держался даже строже, чем всегда. Он велел принести веревки и поднять Венеру, поставив ее на траву рядом с ямой. Чтобы справиться с этой задачей, Полю, Пьеру и Ягу понадобилась помощь еще двоих монахов. Многие монахи устремились вперед, а некоторые даже порывались дотронуться до статуи, пока настоятель не сделал им строгий выговор за любопытство. Несколько старых святош называли статую языческой гадостью и настаивали на том, чтобы немедленно ее разбить. Другие, более практичные, замечали, что Венера вполне может быть продана за внушительную цену какому-нибудь богатому ценителю искусства.

Августин, хотя и полагал статую гнусным языческим идолом, медлил с решением, как будто прекрасная мраморная женщина молила его о пощаде голосом наполовину человеческим, наполовину божественным. Отводя глаза от белоснежной груди, он решительно приказал братьям вернуться к трудам и молитвам, упомянув о том, что Венера останется в огороде до тех пор, пока не будет принято окончательное решение. Затем он велел одному из братьев принести рогожу и прикрыть ею неподобающую наготу богини.

Находка античной статуи стала источником многих споров и распрей в тихом перигонском аббатстве. Дабы пресечь грешное любопытство, недостойное святых братьев, настоятель распорядился, чтобы к статуе не приближался никто, кроме тех, кто ухаживал за огородом. Кое-кто из церковного начальства впоследствии порицал его за проявленную слабость, которая помешала немедленно уничтожить статую, и до самой смерти старик горько сожалел о проявленной беспечности.

Однако скандал, который разразился вскоре, вряд ли мог бы присниться кому-то даже в страшном сне. На следующий день после того, как обнаружили статую, в монастыре стали происходить странные и ошеломляющие события. До тех пор нарушения дисциплины были большой редкостью среди монастырской братии, а серьезные проступки и вовсе почти неслыханными, но теперь, казалось, дух непослушания, непочтительности и грубости прочно поселился в Перигоне.

Поль, Пьер и Яг оказались первыми, на кого наложили епитимью. Потрясенный декан услышал, как они обсуждали материи, куда более подобающие болтовне светских щеголей, нежели беседе благочестивых монахов. Изнурительный пост, однако, отрезвил их, и они покаялись в том, что одержимы греховными мыслями и плотскими желаниями с того самого дня, когда извлекли из земли злополучную Венеру, и обвинили в этом статую, говоря, что их поразило языческое колдовство.

В тот же самый день еще несколько монахов были уличены в подобных прегрешениях, а все остальные на исповеди признались в том, что их одолевают греховные видения, подобные тем, которые мучили некогда святого Антония. И виновной в этом сочли статую Венеры. До вечерни было замечено еще множество нарушений устава, и некоторые были столь ужасны, что могли быть искуплены лишь долгим покаянием и суровым постом. Братья, чье поведение прежде было безукоризненным, были признаны виновными в таких грехах, которые можно было объяснить лишь происками врага рола человеческого.

А хуже всего прочего было то, что Яг и Поль исчезли из своих келий, и никто не мог сказать, куда они ушли. Когда на следующий день они не вернулись, их начали разыскивать в соседней деревушке, и выяснилось, что они провели ночь в кабаке с прескверной репутацией, а на рассвете отправились в Вийон, главный город провинции. Впоследствии их задержали и вернули в монастырь, причем оба утверждали, что их падение вызвано пагубным влиянием статуи.

Ввиду беспримерного разложения, охватившего Перигон, никто не сомневался в том, что дело не обошлось без дьявольских чар. Источник этих чар был вполне очевиден. Кроме того, монахи проходившие вблизи изваяния, рассказывали странные истории. Одни клялись, что Венера была не каменным идолом, а живой женщиной, что она ухитрилась сдвинуть складки мешковины, так что стали видны ее плечо и прекрасная грудь. Другие божились, что ночью она разгуливала по саду, а третьи утверждали даже, что это суккуб, являвшийся им во сне.

Эти истории вызвали страх и тревогу, и никто не решался подойти к изваянию. Хотя ситуация была в высшей степени скандальной, настоятель все еще воздерживался от приказания разбить статую, боясь, что любой монах, прикоснувшийся к языческой богине, может стать жертвой ее пагубных чар.

Было, однако, решено нанять какого-нибудь мирянина для того, чтобы разбить идола и закопать осколки где-нибудь подальше. И эта задача, несомненно, была бы выполнена, не помешай этому чрезмерное благочестие брата Луи.

Этот святой брат, прекрасный как Адонис, выделялся среди бенедиктинцев своим крайним аскетизмом. Он предавался бесконечным молитвам и строго постился, превосходя в этом даже настоятеля и деканов.

В час, когда выкопали статую, он трудился в поте лица, переписывая Евангелие, и ни тогда, ни позже не удостоил ни единым взглядом подозрительную находку. Выслушивая от своих товарищей рассказы об этом открытии, он сурово порицал их и, полагая, что монастырский сад осквернен присутствием обнаженной богини, избегал приближаться к окнам, выходившим в ту сторону.

Когда развращающее действие статуи на святых братьев стало очевидным, Луи вознегодовал. Он открыто осуждал колебания отца Августина, медлившего с разрушением злокозненного идола, предрекая новые несчастья, если статуя останется цела.

Можно себе представить, какой переполох царил в Перигоне, когда на четвертый день после находки статуи обнаружилось, что брат Луи исчез. Его постель была не смята, но казалось невозможным, что он мог покинуть монастырь ночью, поддавшись тем же греховным побуждениям, которые погубили Поля и Яга.

Расспросив монахов, настоятель выяснил, что в последний раз Луи видели возле монастырской мастерской. Это показалось странным. Немедленно пошли в мастерскую, и монастырский кузнец обнаружил, что не хватает самого тяжелого молота.

Вывод напрашивался сам собой: Луи, охваченный праведным гневом, вышел, чтобы разрушить губительное изваяние.

Отец Августин и святые братья, сопровождавшие его, немедленно направились в сад. Там они столкнулись с садовниками, которые, заметив, что статуя больше не возвышается рядом с ямой, спешили к настоятелю, чтобы доложить ему об этом. Они не осмелились сами выяснять, куда она исчезла, твердо решив, что богиня ожила и бродит где-то в саду.

Воодушевленные своей многочисленностью, собравшиеся монахи приблизились к яме. У ее края они увидели пропавший молот. Рядом валялась дерюга, которой было закрыто изваяние, но нигде не было осколков мрамора, которые они ожидали увидеть. Следы Луи четко отпечатались на краю ямы.

Все это показалось монахам странным и зловещим. Заглянув в яму, они увидели картину, которую могли объяснить лишь кознями Сатаны.

Каким– то образом Венера перевернулась и упала назад в яму. Раздавленное тело брата Луи лежало под ее мраморной грудью. Его лицо превратилось в кровавое месиво, а руки сомкнулись вокруг статуи в отчаянном объятии, и смерть сделала это объятие еще более крепким. Еще страшнее было то, что каменные руки Венеры тоже обнимали мертвого монаха, как будто два неподвижных тела сплелись на ложе страсти!

Ужас, охвативший святых братьев, был безграничен. Некоторые чуть было не убежали с проклятого места, но отец Августин удержал их. Он потребовал принести крест и святую воду, а также лестницу, чтобы спуститься в яму, сказав, что не подобает оставлять тело брата Луи в объятиях мраморного демона. Молот, лежащий рядом с ямой, служил доказательством благочестивых намерений, с которыми Луи шел к статуе, но было очевидно, что он все-таки поддался дьявольским козням. Тем не менее церковь не могла оставить его без достойного погребения.

Когда лестницу принесли, настоятель первым спустился в яму. За ним последовало трое самых отважных братьев. Относительно того, что произошло потом, легенды слегка расходятся во мнениях. Некоторые гласят, что святая вода не возымела никакого действия, другие рассказывают, что, коснувшись мраморного тела Венеры, ее капли превратились в дым, а плоть Луи почернела и распалась, как у полуразложившегося трупа. Но все рассказчики сходятся в том, что три могучих монаха, объединивших свои силы, тщетно пытались разжать мраморные объятия богини и освободить ее добычу.

По приказанию испуганного отца Августина яму поспешно засыпали, а то место, где она находилась, заросло травой и бурьяном вместе со всем заброшенным садом.