Текст книги "Дочь Эхнатона"

Автор книги: Клара Моисеева

Все эти мысли очень огорчали фараона и мешали ему радоваться жизни. Нередко он завидовал тем, кто мог предаваться радостям жизни и делать все, что им заблагорассудится. Тутанхамон думал о том, что все богатства страны, которые принадлежат ему, и даже сокровища завоеванных стран, которые также принадлежат ему, в сущности, не доставляют ему никакой радости. Пожалуй, лучше было бы иметь меньше золота, меньше рабов и меньше дворцов, но зато сколько угодно предаваться веселью, проводить дни вместе со своей прелестной Анхесенпаамон, охотиться, путешествовать или просто сидеть в тени сикомор и слушать чтение старинных папирусов. Его старый писец великий мастер читать старинные папирусы. Он делает это так искусно, что кажется, будто ты переносишься в то древнее царство, о котором повествует папирус. Но ему, великому божественному фараону, нельзя даже наслаждаться чтением. Нужно делать множество неприятных вещей, которые придумывает Эйе. А может быть, умная Анхесенпаамон права? Может быть, старый Эйе вовсе не такой уж благородный, каким его представлял себе великий Эхнатон? Он доверял своему верховному жрецу, считал его другом и помощником во всех делах, а когда величайший из великих ушел в поля Иалу, Эйе тут же стал говорить о нем дурно. Как он внушал, что недостойно поклоняться Атону, недостойно жить в новой столице, воздвигнутой заботами Эхнатона! Ведь это дурно. Почему он так сделал?

Юному фараону было о чем подумать. Теперь столицей Египта снова стали Фивы. Прекрасный город Атона заброшен, а здесь возникли неисчислимые заботы – восстанавливать храмы Амона, воздвигать новые святилища, ублажать жадных и корыстных жрецов, которых стало во много раз больше, чем было когда-либо. Жрецы забрали себе лучшие земли, требуют богатых жертвоприношений богам. И снова, как было много лет назад, когда вступил на престол Эхнатон, рабы мрут как мухи. Фараону Тутанхамону жаловались, что нет им спасения при той скудной пище, которую определили для них надсмотрщики и жрецы. «Рабы – не люди, они обречены с того часа, когда богу было угодно отдать их в рабство, – думал фараон, – но ведь больше пользы от живых рабов! Что толку от того, что их кости истлеют без священных пелен и без гробниц?»

На этот раз фараон с раздражением думал о приходе Эйе. Ему не хотелось видеть верховного жреца, не хотелось с ним разговаривать, а это было неизбежно. Все в его руках! Как давно это началось!.. Прежде, когда страной правил великий и мудрый Эхнатон, Эйе не был так силен. Смелый и бесстрашный фараон восстал против всесильных жрецов. Он заставил людей поверить ему. Никто не смел прекословить. Он не побоялся сказать, что есть лишь один бог – Атон. Он закрыл многие храмы и воздавал жертвы только великому Атону, богу солнца. При Эхнатоне верховный жрец не имел такой силы, а теперь он имеет.

Прежде чем Эйе перешагнет порог священных покоев, хорошо бы увидеть звездочета. Тутанхамон протянул руку к золотому молотку, и тут же, после трех ударов, явился его звездочет. Высокий, костлявый, с длинным посохом, в короткой юбке, звездочет имел лишь один знак своего достоинства – прекрасный скарабей из зеленого драгоценного камня висел на его волосатой груди. Он был так хорош, этот скарабей, что мог бы даже украсить грудь повелителя.

– Что ты скажешь мне? – спросил милостиво фараон, обратив свой взор к распростертому у трона звездочету. – Что ждет меня, что сбудется?

– Все, что задумано владыкой земли и неба, – все сбудется. Попутный ветер ведет твои корабли в покоренные страны, и скоро в священные Фивы доставят драгоценное дерево, слитки золота, серебра и даже кусочки редчайшего в мире железа. Тысячи невольников прибудут в твою страну отовсюду, где твое имя священно. Сегодня небо милостиво, тебе будет удача!

– А свиток? – спросил с нетерпением фараон. – Ты нашел поучение Ахтоя Третьего? Мне нужны его советы сыну Мерикару. Читай советы, я тороплюсь: сейчас появится верховный жрец храма Амона, и будут новые заботы.

– Он велик, этот свиток! Но я прочту тебе кое-что, пока заботы о храме Амона не отвлекли тебя, мой великий господин. В поучении Ахтоя есть такие слова: «Возвеличивай твоих вельмож, и они исполнят твои постановления. Тот, кто обеспечен в своем доме, не пристрастен, ибо он богат и не нуждается, бедняк же не говорит согласно истине. Несправедлив говорящий „я хочу“! Он пристрастен к тому, кого он любит, он склоняется к владельцу его подношений. Могуч царь, имеющий свиту, славен богатый знатными. Говори истину в своем доме, и вельможи в стране будут бояться тебя… Твори истину, и ты пребудешь на земле. Успокой плачущего, не притесняй вдову, не отстраняй человека от имущества его отца, не удаляй вельмож с их мест. Не убивай – это не полезно для тебя, но наказывай ударами и заключением, и тогда эта земля процветет… Не убивай человека, достоинства которого ты знаешь, о котором ты пел писания».

– Все это я знаю с колыбели, – сказал фараон, прерывая звездочета. – Ты свободен. Я жду верховного жреца.

Тутанхамон был в дурном настроении. Поучение Ахтоя, против его ожидания, не развлекло его. У фараона были сейчас совсем другие мысли. Он хотел сделать наоборот – проявить справедливость в отношении невольников, а вовсе не вельмож, как советовал сыну Ахтой.

Несколько времени назад начальник строительства Карнакского храма сказал ему, что он пообещал свободу очень искусным мастерам-сирийцам, если они хорошо поработают на отделке храма. Это были умелые камнетесы, ловкие и быстрые. У них был отличный инструмент, которым они владели лучше многих других. И вот, когда закончились работы, жрецы отказали невольникам в обещанном. Их погнали на новые работы и пригрозили заточением. Старший из мастеров, весьма искусный в грамоте, сумел передать фараону папирус, в котором рассказал о страшной несправедливости и просил милости божественного правителя.

Вспоминая сейчас эту печальную историю, Тутанхамон захотел выполнить обещанное – отпустить невольников. Он сделал бы это немедля, но Эйе ведь не согласится. Надо поссориться с верховным жрецом. А это утомительно. Вот придет Эйе, и он скажет ему: «Жрецы не хотят, а я хочу. Делай по-моему!»

На этот раз Эйе прибыл без своей свиты жрецов. Он сказал, что должен сначала поговорить с божественным фараоном о важных делах страны, а потом начнется священнодействие в храме Карнака.

– Я озабочен, мой повелитель, – сказал Эйе, целуя след божественной сандалии. – Я должен рассказать тебе о тревоге. Она не дает мне покоя. Заставляет дни и ночи думать об одном и том же.

– О чем это, Эйе?

– До меня дошли тревожные вести. Они опередили твоего любимого полководца, военачальника. Ты доверяешь ему чрезмерно. Но он не стоит того. Я не доверил бы ему и сотни воинов. Речь идет о Хоремхебе.

– Твое недоверие к моему полководцу непонятно мне, – отвечал Тутанхамон. – Еще юношей он был телохранителем Эхнатона.

– И я служил великому фараону Эхнатону, – отвечал Эйе, не глядя в глаза фараона.

Тутанхамон обратил внимание на скрытое волнение верховного жреца, который умел не выдавать своих чувств и, как всегда, маскировался, стараясь сделать лицо холодным и непроницаемым, словно на нем была маска.

– Я бы отправил Хоремхеба в самый дальний ном, – предложил Эйе, – пусть охраняет твое великое и непобедимое царство. Он должен вернуться с победой, но ты не оказывай ему почестей и не оставляй его в Фивах. Он не заслужил почестей победителя.

– В чем же он провинился? – недоумевал фараон. – Может быть, ты скажешь мне причину твоей тревоги?

– Я предвижу, что длинные руки твоего военачальника протянутся к трону… Я о тебе пекусь, мой божественный Тутанхамон…

– Не может быть, Эйе!.. Я не поверю в такое предательство! Не огорчай меня и не думай так дурно о моем военачальнике. Почему вдруг тебе пришли в голову такие мысли?

Подумав немного, Эйе ответил:

– У меня есть длинные уши, мой великий господин. Они протянулись через пустыню к землям страны Куш и услышали недозволенные речи Хоремхеба. Я сказал, а ты повелевай…

Тутанхамон вдруг вспомнил: утро, прекрасное кресло, радость встречи с любимой и длинные иглы, пронзившие его сердце до самой лопатки. И все это от дурных слов старого жреца. Ему стало обидно за себя, за свою беспомощность, за то, что он никогда не решится избавиться от Эйе, который становится ему все более неприятен, особенно с тех пор, когда во всем призналась его любимая Анхесенпаамон. Нет, нет, тысячу раз нет!..

Тутанхамон сказал:

– Я ничего не слышал. Я ничего не знаю. Хоремхеб мой лучший полководец. Мое желание непоколебимо. Его встретят с почестями. А сегодня мы освятим стелу в Карнакском храме.

Подняв руку, Тутанхамон дал понять, что больше говорить не о чем. Эйе удалился, и тут же вошли носители опахала и вельможи.

Разговор фараона с верховным жрецом Эйе должен был остаться в тайне. И даже носители опахала не должны были слышать что-либо. Ведь известно, что уши имеют память, и кто знает, не дойдет ли до полководца Хоремхеба какое-либо слово, которое оскорбит его достоинство. Как ни силен Эйе, но войско великого владыки Египта подчиняется Хоремхебу. Нельзя, чтобы полководец заподозрил недоброе.

Носители опахала, выстроившись позади царского трона, взмахами вееров из громадных пестрых перьев создавали легкий приятный ветерок. Фараон вздохнул и покосился на царедворцев, которые распростерлись у трона в ожидании ответов на свои вопросы. Ему не хотелось сейчас говорить с ними, ему хотелось подумать над словами Эйе. В душе копилось раздражение против верховного жреца.

«Почему он вздумал клеветать на достойного Хоремхеба? – спрашивал сам себя Тутанхамон. – И почему он так досаждает угрозами? Почему угрожал восстанием жрецов и ремесленников и заставил покинуть Ахетатон?» Ведь Эйе знал, что реформа великого Эхнатона по сердцу ему, Тутанхамону. Почему он восстал против нее? Может быть, для того, чтобы иметь в своем распоряжении много жрецов? Ведь Эхнатон изгнал многих недостойных служителей храмов. Да и храмов при нем стало намного меньше. Эхнатон был мудрым. Он оградил свою власть от влияния неугодных ему жрецов и царедворцев. Но он был мудрым правителем. Он уверенно шел к своей цели, и дела его не зависели от знаний верховного жреца. Шесть лет Эйе дает ему свои мудрые советы. Но никогда прежде он не был так назойлив и самонадеян. Он всегда старался показать, что уважает и почитает мнение юного правителя. Вот чем он завоевал доверие фараона. Но теперь этого не будет. Правитель великой страны должен сам решать дела своего царства. Он не должен прислушиваться к мнению кого-либо, даже верховного жреца. Хорошо было бы низвергнуть старого Эйе и найти более достойного. Но сразу этого не сделаешь. Надо набраться терпения, подождать. А пока сделать так, чтобы ни один царедворец не смог заподозрить его неуверенности в чем-либо. Побольше уверенности, Тутанхамон… И разве тебе не говорила об этом твоя любимая Анхесенпаамон? Вот кто мог бы стать лучшим советчиком в самых сложных делах. Как она решительна, как умна и бесстрашна! А ведь нежна и хрупка, словно только что расцветшая лилия. Истинная дочь Эхнатона. Пусть великий Тот, бог Луны и мудрости, и впредь покровительствует ей. Хорошо бы отправиться с процессией к храму Тота. Но сейчас, после того как он поговорит со своими царедворцами, ему предстоит посещение Карнакского храма. Это необходимо, чтобы показать свое уважение и преданность великому Амону. Ему, фараону, следовало бы пойти в этой процессии пешком, со всей свитой, с жрецами, певцами и царедворцами. Но почему-то совсем нет сил совершить это путешествие пешком. Надо будет приказать подать золоченую колесницу. И пусть рядом с ним будет его любимая, его мудрая подруга. Когда он нездоров, ему особенно хочется видеть ее коснуться ее тонкой, прозрачной одежды, благоухающей ароматами из страны Пунт. Кстати, ему так хотелось побывать в этой удивительной стране, откуда доставляют на кораблях столько приятных и полезных вещей. Пора бы уже собраться в это путешествие Он отправится туда. Только пусть пройдет это недомогание, это скверное ощущение бессилия.

Торжественная процессия двигалась вдоль красивейшей улицы священных Фив. Впереди на золоченой колеснице – царственная чета, позади – вельможи и сановники жрецы и целое стадо жертвенных животных, помытых, почищенных и украшенных цветами. Медленно движется процессия мимо многочисленных храмов Карнака, мимо каменных сфинксов, обелисков и гигантских статуй богов. Все здесь удивительно величаво, пышно и сказочно богато. Многие поколения фараонов потратили несметные сокровища для украшения Карнакского храма.

– Рядом с этими колоннами человек кажется крошечным, – шепчет фараону Анхесенпаамон.

– Поистине, – отвечает фараон. – Посмотри, какими тростинками выглядят высокие пальмы, посаженные рядом с могучими колоннами. Все сделано в угоду великому Амону. Жрец, ведающий строительными работами храма, говорил мне, что есть запись в священной книге храма. Первый его строитель велел взобраться на верхнюю часть одной гигантской колонны нескольким десяткам рабов. И представь себе, их поместилась целая сотня. Но это было тогда, когда работы еще не были завершены. С тех пор было построено еще много колонн, было сделано много богатых приношений. А сколько собрано статуй! Их некуда ставить. Эйе велел спрятать в тайник несколько тысяч бронзовых статуй. Я дал много золота, серебра, лазурита, малахита, оникса, слоновой кости. Сюда согнали тысячи лучших ваятелей, литейщиков, резчиков по камню. Лучшие, искуснейшие мастера священных Фив оказались во власти Эйе.

– Вот почему мне было трудно найти искусного мастера, – рассмеялась Анхесенпаамон. – Ведь я делала подарок тайно. Старая Тии сказала, что пока строится Карнакский храм, невозможно найти мастера, достойного предстать передо мной. Я обошлась без ее совета.

– Ты говоришь о мастере, сделавшем золотое кресло? – вспомнил Тутанхамон. – Он очень искусен. Я удивляюсь тому, что Эйе не забрал его сюда. Но сейчас здесь уже все сделано. А мне этот мастер нужен, чтобы сделать сундуки для одежды, оружия и драгоценностей. Как ты думаешь, настанет день, когда корабль, влекомый попутным ветром, доставит нас в страну Пунт? Мне давно хочется увидеть эту богатую страну. Многие поколения фараонов черпали ее богатства для своих дворцов.

– И мы наполним наши сундуки драгоценными камнями, золотом и слоновой костью, – обрадовалась царица.

Наконец-то процессия приблизилась к храму, и царственная чета покинула колесницу, чтобы возглавить шествие в святилище. Они долго шли по громадным роскошным залам храма, где гулко отдавались шаги. Шли молча, почтительно кланяясь бесчисленным изображениям великого бога Амона. Наконец-то они подошли к стеле, на которой была высечена надпись:

«Я нашел храм в развалинах: стены святилища были разрушены, дворы его заросли травой. Я вновь воздвиг святилище и восстановил храмы и пожертвовал им всевозможные превосходнейшие вещи. Я отлил изваяние богов из золота и электрона, украсив их лазуритом и всевозможными драгоценными камнями».

На этой стеле значилось имя Тутанхамона.

– Все так, – сказал шепотом Тутанхамон своей божественной спутнице.

А в это время позади них оказался Эйе:

– Ты доволен, повелитель? Не правда ли, отличная надпись? Она увековечила твое прекрасное приношение великому Амону.

– Очень доволен!

Эйе приступил к священнодействию, а стоявшие позади него молоденькие жрицы в венках из цветов стали петь гимны великому богу, покровителю всех земель и всех людей Египта:

 
…Ты – единый творец, равного нет божества!
Землю ты создал по нраву себе.
В единстве своем нераздельном ты сотворил
Всех людей,
Всех зверей,
Всех домашних животных.
Все, что ступает ногами по тверди земной,
Все, что на крыльях парит в поднебесье,
В Палестине и Сирии, в Нубии золотоносной, в Египте…[i]  [i] «Гимн Солнцу». Перевод с египетского В. Потаповой.


[Закрыть]
 

Когда кончилось священнодействие и великому богу Амону-Ра были принесены щедрые жертвы, Анхесенпаамон пожелала поклониться жене бога Амона, богине Мут, храм которой был недалеко. Царственная чета отправилась к небольшому изящному храму Мут, где стояло пятьсот статуй великой богини. У каждой статуи царица клала свое приношение. То драгоценное колечко, то венок из цветов, то серебряную чашу, то фаянсовый сосуд с вином. Целая шеренга невольниц следовала за царственной четой, и у каждой на голове была поклажа для щедрого жертвоприношения. Тии внимательно следила за всем священнодействием. Кроме нее, никто не знал, куда деваются щедрые дары, сложенные у подножия многочисленных священных статуй.

Под каменными сводами храма, среди колоннад, была приятная прохлада. Ее усиливали еще и носители опахала, неустанно освежая воздух вокруг великого фараона, его ж^ны и вельмож, следующих за ними. Однако царица снова заметила бледность лица великого фараона. Она тихонько коснулась его руки и почувствовала, что рука холодная и влажная. К тому же она дрожала. Тутанхамон страдал от сильнейшего озноба, но старался не выдавать своего недомогания. Тогда Анхесенпаамон сделала вид, что ей худо, и потребовала подать золоченую колесницу к самому храму богини Мут. Она сказала, что не желает, чтобы вся процессия следовала за ними, что царская колесница должна помчаться ко дворцу возможно быстрее, без задержки.

Прежде чем верховный жрец Эйе узнал о случившемся, колесница уже была у стен храма.

Анхесенпаамон, взяв за руку своего повелителя, довела его до колесницы, а сама все приговаривала, что ей душно и сердце чрезмерно бьется.

Когда они прибыли во дворец, великая госпожа тотчас же приказала вызвать жрецов, врачевателей и своего старого лекаря, которому она больше всего доверяла. Она знала его с тех пор, когда еще совсем крошечной девочкой заболела и старая черная рабыня впервые прочла над ней заклинание, которое запомнилось ей на всю жизнь. В те дни, когда ее великий господин бывал нездоров, она непременно читала это заклинание и верила в его чудодейственную силу. Сейчас, пока еще никого не было, царица стала у изголовья фараона и зашептала:

– Изыди, приходящая из мрака, входящая крадучись, нос которой позади нее, лицо которой обращено назад… Не пришла ли ты поцеловать этого ребенка? Я не дам, чтобы ты поцеловала его! Не пришла ли ты заставить его замолчать? Я не дам, чтобы ты заставила его замолчать! Не пришла ли ты навредить ему! Не пришла ли ты отобрать его? Я не дам, чтобы ты отобрала его от меня.

Но вот пришел старый врачеватель. В руках у него была скорлупа от яйца страуса, и в ней питье из диких трав. Читая заклинания так быстро, что никто ничего не мог понять, врачеватель напоил больного, сам укрыл шкурами леопарда, в ногах положил священную кошку, которую очень любил Тутанхамон, а в руки дал круглый фаянсовый сосуд с горячей водой. К тому времени, когда покои великого господина наполнились жрецами и лекарями, больному уже стало лучше. Кошка своим теплом согрела ему ноги, сосуд с горячей водой согрел руки, питье успокоило сердце, и вскоре царица увидела, что глаза его повеселели. Фараону захотелось прохладного виноградного сока, который тут же доставили из царских погребов.

– Удалитесь! – сказала царица собравшимся.

Она давно уже заметила, что фараона раздражает чрезмерная суета. А когда у ложа повелителя собралось десять жрецов и семь врачевателей и когда каждый стал шептать свои заклинания, в глазах фараона появилось выражение недовольства.

– Ты так прекрасно знаешь, что нужно твоему господину! – сказал фараон, когда остался наедине с царицей. – Твой врачеватель сумел удивительно быстро распознать мой недуг. Право же, он лучше всех лекарей, которым покровительствует Эйе. Как ты благоразумна, моя любимая, что так быстро вызвала колесницу! Мы вовремя покинули храм, и вот мне уже совсем хорошо. Твой старый врачеватель отлично знает свое дело. Но еще больше я верю в твое заклинание. Самые лучшие заклинания – это те, что предназначены для спасения детей. А я слышал это заклинание, когда был еще совсем маленьким.

– Мой великий господин, – говорила царица, – мы вознесли столь щедрые жертвы Амону, ты будешь здоровым и веселым. Не печалься, печаль в твоих глазах разрывает мое сердце.

– Я не хочу тебя огорчать, моя любимая, но я должен признаться, что тревога забралась мне в душу и не дает мне покоя. Меня очень огорчил мой верховный жрец. Боюсь, что твои слова о нем столь же умны, сколь и правдивы.

– Что же он сделал, старый хитрый Эйе? Скажи мне, и пусть тревога покинет тебя, и пусть радость озарит тебя.

Фараон не хотел огорчать свою любимую. Но он был нездоров, а главное – он был одинок. И ему захотелось поделиться с ней своими сомнениями. Ему хотелось узнать мнение Анхесенпаамон о Хоремхебе. Ведь она знала его еще в ранней юности, когда он, молодой полководец, уже прославился при дворе великого Эхнатона. Тутанхамон рассказал царице обо всех подозрениях верховного жреца, о его желании низвергнуть достойного полководца и даже сослать его на Синайские рудники, где рабы добывали медь, прикованные к скалам. Они были обречены на верную смерть. Фараон подробно рассказал царице о достоинствах своего полководца, о том, как разумно и умело он защищал границы великого царства и как сумел с небольшим войском отогнать кочевников, которые совсем недавно сунулись во владения фараона.

Слушая фараона, великая госножа не переставала думать о словах Черного Лотоса. «Жизнь научила ее предвидеть будущее, не обольщаться, не верить в пустые слова», – думала царица. А невольница сказала, что Эйе хитер и зол и что хитрость его трудно разгадать. Значит, нельзя открыто прекословить ему, пойти против него, объявить себя противником. Но и подчиниться воле Эйе недопустимо. ›

– Мы уже не дети, – сказала вдруг Анхесенпаамон и посмотрела в глаза фараона строгими и умными глазами. – Мы должны с достоинством держать в руках священный жезл великих фараонов…

Тутанхамон оживился, взял руку царицы и сказал:

– У тебя мудрость твоего отца Эхнатона и смелость превеликая.

– Но мы не должны забывать о коварстве и хитрости Эйе, – прошептала царица, пугливо озираясь: она знала, что Эйе имеет обыкновение приходить тихо и незаметно, чтобы вдруг услышать что-нибудь любопытное или увидеть что-либо запретное. – Верховный жрец знает все, решительно все, – продолжала свою мысль великая госпожа. – Мы не станем ему прекословить, не будем оказывать почести полководцу Хоремхебу, но и не станем отсылать его на Синайские рудники. Скажи Эйе, что ты благодарен ему за мудрые советы, но, прежде чем осудить человека столь влиятельного и значительного, ты желаешь проверить, сколь он предан великому правителю и в чем он провинился.

– Наши мысли встретились на тропинке, ведущей к справедливости, – сказал фараон. – Я рад, что посвятил тебя в эту тайну. Больше никто не знает и не должен узнать об этом. Перед всеми людьми Верхнего и Нижнего Египта Эйе остается верховным жрецом, мудрым советником. Сейчас мы простим ему его странности, а потом подумаем.

Когда Анхесенпаамон собралась покинуть покои фараона, Тутанхамон вдруг воскликнул:

– Любимая, мне стало так хорошо, так прекрасно, что в голову пришли разумные мысли, и я придумал нечто…

– Что же ты придумал, мой божественный господин? Я так счастлива узнать, что тебе хорошо, что мой старый искусный лекарь помог тебе! И еще у меня очень легко на сердце оттого, что наш верховный жрец, занятый священной церемонией, не покинул храм и не пришел к тебе. Без него у меня на сердце покой и радость. Но что придумал мой великий господин?

– Я вдруг понял, что Эйе плетет какой-то заговор и хочет кому-то причинить зло. Но моя вера в Хоремхеба непоколебима, и вот я решил: я пошлю гонца к Хоремхебу и прикажу ему не являться в Фивы до тех пор, пока я не позову его. Я дам ему понять, что мое приказание принесет ему великий дар.

– Какой дар, мой прекрасный господин?

– Самый великий дар, величайший на земле, – жизнь. Хоремхеб достаточно умен, чтобы понять это. А гонца я пошлю тайно от старого Эйе. И на душе у меня водворится покой.

– Это очень разумно, мой повелитель! Ничего лучше не придумаешь. На этот раз Эйе не удастся сделать по-своему. Но и далее будет так же.

– Я жду тебя, мой господин, мой прекраснейший Анху, – говорила молодая женщина своему мужу, раскладывая на маленьком низком столике все лакомства, которые любил ее повелитель. – Посмотри, какие свежие, румяные лепешки с медом. А как хороши эти печеные рыбы с кислым виноградом. И еще здесь есть одно лакомство, о котором ты не знаешь, а сделано оно точно так же, как его делают во дворце великой госпожи.

– Что же это за лакомство? И почему ты устроила это пиршество? Разве сегодня день поклонения Амону?

– Ты так занят своей работой, так озабочен, что даже позабыл о моем обещании. А я обещала тебе пиршество в честь драгоценного ожерелья божественной госпожи. Благодаря твоему бесподобному мастерству мы владеем настоящим кладом. Посмотри, какое тяжелое ожерелье. Щедрость моей госпожи беспримерна. Когда я слышу о жадных и скаредных жрецах Карнакского храма, я еще больше ценю свою великую божественную госпожу. Могла ли я думать, что в неволе мне будет дано такое счастье!

– В чем счастье? – спросил, улыбаясь, Анху.^

– Во всем, мой повелитель. Ведь я была рабыней и числюсь рабыней, а живу лучше знатной и прислуживаю самой прекрасной женщине на свете. Да и принцесса свободная, неплененная, не отказалась бы служить при дворе царицы. Но главное – ты, Анху!

Черный Лотос грациозным движением поклонилась Анху, сидящему за работой, а затем жестом показала ему на соблазнительные яства. И Анху не стерпел, отбросил инструмент и одним прыжком очутился под навесом, искусно сделанным из листьев пальмы. Он сел.

– Я жду тебя, мой господин, мой прекраснейший Анху, – говорила молодая женщина своему мужу, раскладывая на маленьком низком столике все лакомства, которые любил ее повелитель. – Посмотри, какие свежие, румяные лепешки с медом. А как хороши эти печеные рыбы с кислым виноградом. И еще здесь есть одно лакомство, о котором ты не знаешь, а сделано оно точно так же, как его делают во дворце великой госпожи.

– Что же это за лакомство? И почему ты устроила это пиршество? Разве сегодня день поклонения Амону?

– Ты так занят своей работой, так озабочен, что даже позабыл о моем обещании. А я обещала тебе пиршество в честь драгоценного ожерелья божественной госпожи. Благодаря твоему бесподобному мастерству мы владеем настоящим кладом. Посмотри, какое тяжелое ожерелье. Щедрость моей госпожи беспримерна. Когда я слышу о жадных и скаредных жрецах Карнакского храма, я еще больше ценю свою великую божественную госпожу. Могла ли я думать, что в неволе мне будет дано такое счастье!

– В чем счастье? – спросил, улыбаясь, Анху.

– Во всем, мой повелитель. Ведь я была рабыней и числюсь рабыней, а живу лучше знатной и прислуживаю самой прекрасной женщине на свете. Да и принцесса свободная, неплененная, не отказалась бы служить при дворе царицы. Но главное – ты, Анху!

Черный Лотос грациозным движением поклонилась Анху, сидящему за работой, а затем жестом показала ему на соблазнительные яства. И Анху не стерпел, отбросил инструмент и одним прыжком очутился под навесом, искусно сделанным из листьев пальмы. Он сел на циновке у столика с едой, а рядом, поджавши ножки, уселась его жена в желтом покрывале с золотыми запястьями на руках. Но, прежде чем приняться за еду, Анху снова взял в руки золотое ожерелье, подбросил его, чтобы еще лучше почувствовать тяжесть сверкающего металла, и, снова полюбовавшись, сказал:

– Поверь мне, Черный Лотос, ни в храме, ни во дворце я бы не получил такой награды. Это дань великой госпожи твоему благородству, твоему уму и твоей заботливости. Оно принадлежит тебе, и как мне прискорбно, что ты не можешь его носить! Но если нельзя им украсить твою прелестную смуглую шею, я хотел бы за это ожерелье купить тебе молодую ловкую рабыню, она бы отлично вела хозяйство в нашем доме. Но…

– Нет, нет! Рабыня нам не нужна. Ты уже раз купил рабыню. Мой прекрасный Анху, разве твоя рабыня плохо служит тебе? Право же, я так стараюсь тебе угодить! Что бы я ни делала, я постоянно думаю о тебе…

– А я о тебе! – воскликнул Анху и, закинув голову, стал пить молодое вино из круглого глиняного кувшина.

– Я всегда помню, мой Анху, что ты покинул свой родной Мемфис из-за меня. Что ты отказался от беспечной жизни богатого человека из-за меня. И как это случилось, что ты вдруг увидел меня в этой страшной пустыне, и как тебе пришло в голову купить себе рабыню?

– Черный Лотос, в тебе такая причудливая смесь благородства, лукавства, смышлености и горделивости! Ты только сейчас дала мне понять, что сегодня исполнился год с того дня, когда я встретил тебя в пустыне. И так как этот день у нас с тобой священный, то ты и позаботилась об угощении. А говоришь об ожерелье, будто это самое главное. Что значит золото рядом с тобой?

– Ожерелье пригодится нам, Анху. Мы сохраним его. Кто знает, что ждет нас впереди. А вдруг твой отец разыщет тебя и надо будет бежать из Фив? Жрец, прислуживающий самому священному быку Апису, все может.

– Как он найдет меня, когда у меня совсем другое имя? Прошел целый год, и он давно привык к мысли, что меня увели кочевники. Он понял, что искать меня так же бесполезно, как бесполезно искать крошечный драгоценный камень на песчаной тропе в пустыне. Он хотел сделать из меня жреца храма Птаха, а я давно уже понял, что создан для другого. Я люблю свое занятие и считаю его столь же священным, сколь священны занятия жрецов. Да и кто бы увековечил лик великого божества, если бы не искусные руки скульптора и художника?

– Но когда ты покинул Мемфис с поручением отца, ты ведь не собирался поселиться в Фивах?

– Ведь я не знал, что встречу свою принцессу, предназначенную мне богами. А когда я встретил свою принцессу, когда увидел печальные глаза Черного Лотоса, я решил, что на то воля богов, и отдал перепившимся воинам все свое достояние – за тебя, мой Черный Лотос. И право же, я не жалею. Я счастлив всем, что имею. Я молю великого Птаха, чтобы он простил меня и не причинил мне огорчений. Мне было бы спокойней, если бы ты сидела в этом бедном доме, а не прислуживала великой госпоже. Но раз уж так случилось, не будем печалиться.

– Старая Тии, приглашая меня во дворец царицы в качестве прислужницы, никогда не думала, что я буду пользоваться покровительством. Великая госпожа оказывает мне предпочтение, и это очень сердит Тии – у нее надменный и злобный нрав. Она привыкла быть самой главной.

– Ты забываешь, что Тии – жена верховного жреца Эйе. Она привыкла к власти над всеми, кто ниже ее. К тому же она недовольна тем, что я не продал ей свою невольницу. Я сказал, что все мы служим великой госпоже. Разве это не верно?