355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кирилл Резников » Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра » Текст книги (страница 12)
Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 23:48

Текст книги "Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра"


Автор книги: Кирилл Резников


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

В феврале 1609 г. князь Роман Гагарин вместе с двумястами дворянами, «придя вверх к боярам и начата говорить, чтоб царя Василия переменити». Когда Боярская дума им «отказаша», дворяне собрали толпу на Лобном месте и хотели всенародно сместить царя. К толпе вышел Шуйский и поклялся на кресте, что через три недели придет с большим войском Михаил Скопин. В апреле волнения повторились, но к ним были готовы: толпе зачитали грамоты от Скопина и Шереметьева, что они выступили в поход на Москву. Люди успокоились, но ненадолго. Новые волнения произошли в мае – их снова утишили, читая подложную грамоту от Скопина. Составился заговор во главе с Иваном Крюк-Колычевым, подручным Шуйского по свержению Отрепьева. Заговорщики намеревались убить Василия в Вербное воскресенье, когда царь «вел ослять» патриарха. Колычева выдали, и 6 мая он был казнён.

Весной 1609 г. крымский хан совершил набег на Россию. Татары, не встречая сопротивления, перешли Оку и вышли в окрестности Серпухова и Коломны. По дороге они собрали полон. Василий, скрывая бессилие от народа, в грамотах объявил, что татары прибыли как союзники. Слабость России подтолкнула короля Сигизмунда. Использовав как предлог приход к Скопину шведских наёмников, король объявил, что Шуйский вступил в союз с его врагами, и в сентябре 1609 г. двинул войска на Смоленск. Но город не открыл ворота полякам, и враги завязли в осаде. Так же твердо стоял Троице-Сергиев монастырь. Эти подвиги в заслугу Василию не поставили: москвичи требовали его ухода. В отчаянии царь предался «богомерзким гаданиям»: во дворце были устроены палаты, где ведуны и ведьмы колдовали днем и ночью, чтобы избавить его от врагов. Оставалась надежда на Скопина: царь торопил его, но молодой полководец двигался к Москве не спеша.

Жизнь, подвиги смерть Михаила Скопина. Михаил Васильевич Скопин-Шуйский родился в 1586 г. Его отец, Василий Фёдорович, защищал Псков от Батория, был воеводой в Новгороде и умер, когда мальчику было 11 лет. Мать, Елена Петровна, урожденная княжна Татева, постаралась дать сыну достойное воспитание. Он обучался «наукам», был развит физически и владел боевыми искусствами. Службу князь Михаил начал в 15 лет жильцом при царе Борисе – выполнял небольшие поручения. Юноша был тих нравом, любил читать, особенно книги о воинских подвигах. В 1604 г. 18-летний Скопин получил чин стольника, а в 1605 г., с восшествием на престол «Дмитрия Ивановича», был пожалован чином «мечника великого». Мечник должен хранить меч государя, что означало величайшее доверие. Царь благоволил юному мечнику и доверил ему встречать возвращающуюся из ссылки Марфу Нагую, мать Дмитрия. Несмотря на царскую любовь, Михаил примкнул к заговору Василия Шуйского. Здесь сыграло роль родство с Шуйским и нежелание служить самозванцу.

После воцарения Василия Михаил лишился чина мечника. Но Скопину помог воинский талант. Он дважды разбил войско Болотникова – на реке Пахре под Москвой и под Коломенским, хотя потерпел поражение под Калугой. Был одним из воевод, осаждавших Тулу. За воинские заслуги Михаил получил чин боярина. Когда Лжедмитрий II начал поход на Москву, царь Василий назначил Скопина главным воеводой, но тут же отозвал под предлогом смуты в войсках и заменил на брата Ивана. Князь Михаил имел основания убедиться, что три брата Шуйские (его четвероюродные дядья) любви к нему не питают, а скорее побаиваются, как успешного полководца и старшего по фамильной линии. В 1608 г. Михаил женился на Анастасии Головиной.

В августе 1608 г. Скопин был отправлен царем в Новгород для переговоров со шведами. Царь Василий просил короля Карла IX прислать войско для борьбы с поляками Лжедмитрия. В Новгороде Скопин обнаружил, что народ настроен против Шуйского. Вдобавок Псков, Ивангород, Старая Русса присягнули самозванцу. Князь Михаил решил остаться в Новгороде, а к шведам отправил окольничего Семёна Головина. Скоро Скопину поступил донос на новгородского воеводу Михаила Татищева, того самого, кто убил Басманова в день свержения «Дмитрия». Скопин недолго думая выдал его новгородцам, обвинив в измене. Толпа растерзала воеводу.

В феврале 1609 г. в Выборге был заключен договор о военной помощи. Карл IX потребовал уступить ему за помощь город Корелу. Скопину пришлось принять условия. Шведский король быстро набрал наёмников из «фрянцузгаков, аглинцев, немец цысаревы области, свияс и иных многих земель» – умелых вояк, но склонных к бунту при задержке оплаты. Во главе войска был поставлен граф Якоб Делагарди, прославившийся в сражениях в Нидерландах. В марте 1609 г. войско Делагарди достигло села Тесово в 50 верстах от Новгорода. Разместив солдат, граф с небольшим отрядом прибыл в город. В честь шведов палили из пушек, стреляли из ружей. Приветствуя Делагарди, Скопин из уважения поклонился низко, коснувшись рукой земли. 22-летний Скопин и 26-летний Делагарди понравились друг другу.

Весь апрель они готовились к походу, но не всё шло гладко – наёмники требовали денег, а им выплатили всего треть. Михаил их успокаивал, рассылал грамоты в северные города с просьбой прислать деньги. Были и споры: Делагарди хотел сначала захватить пограничные крепости, а Скопин настаивал на походе на Москву, считая, что в случае успеха, города сами признают законного царя. Первое дело русско-шведского войска было под селом Каменкой, где они столкнулись с поляками. Поляки были разбиты и бежали. Сразу после победы Торопец, Невель, Холм, Великие Луки и Ржев отступили от самозванца. Стратегия Скопина себя оправдала. В мае 1609 г. неприятель был разбит под Торжком. Неудача заставила тушинцев собрать силы. 11 июля под Тверью Зборовский нанес поражение шведам. Через день Скопин внезапно напал на поляков и разгромил их. Но тут в рядах наёмников вспыхнул мятеж – они требовали денег. Денег не было, и ландскнехты двинулись к границе, часть покинула Россию, остальных Делагарди уговорил дожидаться оплаты в Торжке.

Со Скопиным остался Кристер Зомме (Христиерн Соме) с 1000 наёмников. Михаил отошел к Калязину. Воинов Скопина духовно укрепил старец Борисоглебского монастыря Иринарх Затворник; он благословил войско, а князю Михаилу послал свой медный крест [68]68
  Тот же крест, возвращенный после победы Скопиным, Иринарх вручил Минину и Пожарскому.


[Закрыть]
.

Из Калязина Скопин рассылал гонцов с просьбой прислать денег и ратных людей. Главное же, чем он занимался, было создание армии. Ополченцы в его войске не знали европейского строя и тактики боя. Михаил поручил их обучение Зомме. От него русские усвоили строй мушкетёров и пикинёров, научились управлять 5-метровыми копьями и рыть полевые укрепления. Скопин понимал, что дворянская конница и пехота не устоят в поле против крылатых гусар, и использовал опыт Морица Оранского, который побеждал испанцев, укрывшись за земляными укреплениями. Он решил строить деревянные «острожки» в виде засек и насыпей с частоколом. Новую тактику испытали на себе гусары Сапеги под Калягиным. 18 августа они пытались прорвать линию русских войск, но все атаки отбивала пехота, укрытая за частоколом, а потом из-за частокола ударила конница, часть поляков загнала в болото, а остальных преследовала 15 верст.

Наконец, собрали деньги для шведов, и Делагарди присоединился к Скопину. Дело пошло споро: были взяты Переславль и Александрова слобода. Попытка тушинцев отбить Александрову слободу закончилась их поражением. Начала сказываться тактика Скопина вытеснения поляков острожками. Наступил черед и Троицы – князь Михаил направил туда подкрепления. Усилившись, осажденные сделали вылазку и серьезно потрепали сапежинцев. 12 января 1610 г. Сапега снял осаду монастыря, длившуюся 16 месяцев, и ушел в Дмитров. Воеводы Скопина преследовали его и под Дмитровом вновь разбили. Сапега вместе с Мариной Мнишек заперся в крепости. Дмитров был бы взят, если бы не мужество Марины, пристыдившей смутившихся поляков. После битвы Марина уехала к самозванцу в Калугу, а Сапега отошел к Волоку.

Пятимесячная стоянка Скопина в Александровой слободе вконец испортила отношение к нему братьев Шуйских. Царь Василий требовал скорейшего его прихода в Москву (от Александрова до Москвы 120 км), Михаил же исходил из военного резона. Прежде чем идти к Москве, следовало выбить врага из Троицы, Дмитрова и Суздаля. Стояла снежная зима, и Скопин поставил ратников на лыжи. Очистив земли к северу от Москвы, он подумывал о выручке осажденного Смоленска, но царь ему запретил. Тут произошло событие, имевшее последствия. Скопину привезли письмо Прокопия Ляпунова, в котором рязанский воевода князя Михаила «здороваша на царство, а царя же Василья укорными словесы писаша». Михаил, разорвал письмо, посланцев велел схватить, но, вняв мольбам, отпустил и царю ничего не сообщил. Об этом позаботились доносчики. Василий, всю жизнь проведший в интригах, в искренность Скопина поверить не мог.

12 марта 1610 г. русские и шведские полки вступили в столицу. Люди при виде князя Михаила падали на колени и благодарили за «очищение Московского государства». Царь Василий обнял племянника с радостными слезами. Брат его, Дмитрий, неприязнь выразил открыто, сказав: «Вот идет мой соперник». Он видел, что гибнет его шанс стать царем после бездетного Василия. Нет сомнений, и Василия пугала любовь москвичей к молодому князю. Братья понимали, что Скопин, происходящий от старшей ветви Шуйских, имеет все права на престол. Состоялась откровенная беседа царя со Скопиным и вроде бы Василий поверил, что племянник не собирается сводить его с царства. Поэтому, когда к нему пришел Дмитрий с очередным наветом на Скопина, царь стал его защищать и даже замахнулся на брата палкой. Но это слухи, а ненависть к Скопину среди приближенных Шуйских была явью. Друг его Делагарди «говорил беспрестани», «чтоб он шел с Москвы, видя на него на Москве ненависть».

9 апреля князь Михаил был приглашен на крестины сына князя Воротынского. На пиру ему стало плохо. Скопин еле дошел до соседнего монастыря. Монахи помочь не смогли – у князя шла кровь из носа и рта. Отступились и «дохтуры немецкие». Две недели Михаил мучился от страшных болей; 23 апреля 1610 г. он умер в возрасте 23 лет на руках матери и жены. Осталось неясным, был ли Скопин отравлен. Авраамий Палицын пишет осторожно: «Но не вемы убо, како рещи: Божий ли суд на нь постиже, или злых человек умышление совершися. Един Создавый нас се весть». В «Новом летописце» тоже заметны сомнения: «Мнози же на Москве говоряху то, что испортила его тетка его, княгиня Катерина, князь Дмитриева Шуйскова, а подлинно, то единому Богу». У Ивана Тимофеева, ненавистника Василия, виновником смерти князя Михаила назван царь.

Об отравлении Скопина писали и иностранцы. Составитель «Дневника похода Сигизмунда III под Смоленск» отметил: «...жена Дмитрия Шуйского отравила его на крестинах, каким образом, это ещё не известно, но он болел две недели и не мог оправиться». Гетман Жолкевский, поначалу веривший в отравление, позже расспросил в Москве бояр и самих Шуйских. Те убедили его, что князь Михаил умер от болезни: «Между тем Скопин, в то время, когда он наилучшим образом приготовлялся вести дела, умер, отравленный (как на первых порах носились слухи) по наветам Шуйского, вследствие зависти, бывшей между ними; между тем, если начнешь расспрашивать, то выходит, что он умер от лихорадки».

В 1963 г., при вскрытии захоронения Ивана IV и его сыновей в приделе Архангельского собора, был вскрыт и гроб князя Михаила. В его останках было найдено превышение естественного фона по мышьяку в 1,6 раза и по ртути в 4 раза. У Ивана Грозного фоновый уровень по мышьяку был превышен в 1,9 раза, по ртути в 32 раза, у царевича Ивана – в 3,25 и 32 раза, у царя Фёдора – в 10 раз по мышьяку. Ни у кого не было найдено накоплений свинца, сурьмы и меди. В справке экспертов Института судебной медицины АМН СССР от 12 марта 1964 г. сделан вывод: «Найденное в останках, извлеченных из всех четырех саркофагов, количество мышьяка не дает оснований говорить о каких-либо отравлениях соединениями мышьяка. Повышенное количество ртути, обнаруженное в останках Ивана Грозного и Ивана Ивановича, может быть обусловлено применением ртутьсодержащих препаратов с лечебной целью.... В то же время обнаруженное количество ртути не позволяет полностью исключить возможность острого или хронического отравления ее препаратами». Это значит, что князь Михаил не был отравлен «металлическим ядом», хотя он вполне мог быть отравлен ядом органическим.

Весть о гибели Скопина обрушилась на русских людей, поверивших, что Господь дарует им наконец Государя. После смерти доброго царя Фёдора никого так не оплакивали. С горем пришел гнев: все знали, что князя Михаила отравила кума крестовая, Екатерина, жена Дмитрия Шуйского, дочь кровавого Малюты. Москвичи кинулись громить дом Дмитрия, но царские стрельцы дом отстояли. Зато провожала князя вся Москва. На двор Скопиных пришло множество народу. Княжьи воины – воеводы, дворяне, сотники и атаманы, «ко одру его припадая», со слезами говорили: «О господине, не токмо, не токмо, но и государь наш, князь Михайло Васильевич!» Плакал и царь Василий. Пришел Делагарди с офицерами. Вельможи не хотели пускать иноверцев, но Делагарди настоял. Поцеловав покойного, граф, уходя, сказал: «Московские люди! Не только на вашей Руси, но и в королевских землях государя моего не видать мне такого человека!»

Князя хотели хоронить в Суздале, где покоились его прародители. Пока искали гроб по размеру, а князь Михаил был высоченный, народ стал требовать положить его гроб вместе с гробницами царей и великих князей, как одного с ними рода. Тогда царь громогласно сказал народу: «Достойно и правильно так совершить». Князя Михаила похоронили в приделе Архангельского собора, где лежит царь Иван Васильевич и его сыновья – царевич Иван и царь Фёдор.

Свержение и смерть Василия Шуйского. Смерть Скопила стала концом царствования Шуйского. Первый удар нанесли рязанские дворяне во главе с Прокопием Ляпуновым. Прокопий призвал к отказу от присяги Шуйскому. Вся Рязанская земля, кроме Зарайска, отложилась от царя. Ляпунов установил тайные сношения с князем Василием Голицыным, давно мечтавшим о царском венце. Вторым ударом явилось возрождение дела Лжедмитрия, совсем было заглохшее после успехов Скопина и призыва Сигизмунда к полякам покинуть Вора. Третий, и смертельный, удар Василий нанес себе сам, поставив во главе созданной Скопиным армии брата Дмитрия, не только бездарного воеводу, но и открыто обвиняемого в отравлении князя Михаила. Трудно понять, почему умный царь пренебрег историей постоянных поражений Дмитрия, ненавистью к нему русского войска и презрением шведов.

Результаты назначения Дмитрия главным воеводой было легко предсказать, но масштабы его поражения поразили воображение современников. 24 июня 1610 г. вблизи деревни Клушино 6-тысячное войско гетмана Жолкевского разгромило 48-тысячную русско-шведскую армию Дмитрия и Якоба Делагарди. Кроме гения Жолкевского и крылатых гусар, лучшей конницы тех времен, на стороне поляков был низкий боевой дух противника. Русские не хотели воевать за царя Василия, а Дмитрия ненавидели, как убийцу Скопина. Наёмники под шведскими знаменами были крайне недовольны тем, что им не выплатили жалованья. После гибели Скопина они ни в грош не ставили русских и не доверяли Делагарди, за два дня до сражения отправившего домой свои подарки и деньги. Жолкевский всячески переманивал наёмников на свою сторону. Поэтому, когда гусары опрокинули французских конных мушкетёров, наёмники заключили с гетманом договор о выходе из войны. Дмитрий со своим воинством всю битву сидел за тыном и помощи Делагарди не подавал. Увидев, что наёмники передались полякам, он возглавил бегство, разбросав меха и ценности, чтобы отвлечь преследователей. Бежал он столь резво, что утопил коня вместе с сапогами в болоте и добрался в Москву босой, охлюпкой, на крестьянской лошади.

Русская армия перестала существовать. Насмарку пошли труды Скопина. Царь Василий стал подобен «орлу бесперу и неимущу клева и когтей». Никто его не хотел царем, хотя открытого бунта ещё не было. Тем временем Жолкевский окружил под Царевым-Займищем войско Григория Валуева и убедил его подписать договор о возведении на российский престол королевича Владислава, сына Сигизмунда. Гетман от лица короля обещал не трогать веру и земли России и ничего не менять в стране. Вместе с Валуевым Жолкевский двинулся к Москве, посылая боярам грамоты о заключенном договоре. Не дремал и мятежный предводитель рязанских дворян, Прокопий Ляпунов; через брата Захара, бывшего в Москве, он связался с Василием Голицыным, лелеявшим надежду стать русским царем. Поражение под Клушиным ободрило и засевшего в Калуге самозванца. Его отряды повели наступление и вышли к Москве у села Коломенского.

Заговорщики решили действовать. 17 июля 1610 г. они пришли к царю во дворец. Карамзин пишет: «Захария Ляпунов, увидев Царя, сказал: "Василий Иоаннович! ты не умел Царствовать: отдай же венец и скипетр". Шуйский ответствовал: "как смеешь!"... и вынул нож из-за пояса. Наглый Ляпунов, великан ростом, силы необычайной, грозил ему своею тяжкою рукою». Товарищи по мятежу удержали неистового Захара. Все пошли на Красную площадь. Там Ляпунов и Фёдор Хомутов о своими советники, завопиша на Лобном месте, чтоб отставить царя Василья». Насильно захватив патриарха Гермогена, возбужденная толпа двинулась к Серпуховским воротам, где собралось множество народу; были там и бояре. Вновь кричали против царя Василия. Патриарх возражал, но его не слушали. Бояре недолго стояли за царя, порешили Василия с царства свести. В Кремль поехал свояк Шуйского, Иван Воротынский. Придя к царю, он объявил, что земля бьет челом, чтобы тот ради прекращения междоусобной брани оставил царство. Василий противился, но его схватили и вместе с женой отвезли на старый двор Шуйских. Царствовал он 4 года и 3 месяца.

Шуйский ещё пытался перетянуть на свою сторону стрельцов и посылал им деньги. Патриарх также требовал, чтобы царь вернулся во дворец. Но зачинщики их упредили. 19 июля, взяв с собой монахов из Чудова монастыря, они явились к Василию и объявили, что для успокоения народа тот должен постричься. Шуйский наотрез отказался. Тогда пострижение совершили насильно. Старика держали во время обряда за руки, а князь Василий Тюфякин произносил за него монашеские обеты. После пострижения ««инока Варлаама» в крытой телеге отвезли в Чудов монастырь. Постригли и его жену, а братьев посадили под стражу. Пострижение Шуйского, как насильственное, не могло иметь силы, и патриарх Гермоген признал его незаконным. Сам Василий твердил, что клобук к голове не гвоздями прибит.

По приказу патриарха в церквах продолжали молиться за здравие царя Василия.

Узнав о случившемся, Жолкевский поспешил к Москве. Он всё время сносился с Думой, предлагая на престол королевича Владислава. В конце концов бояре согласились на избрание царем Владислава при условии сохранения веры и порядка правления Московского государства. Пришли за благословением к Гермогену. Тот сказал: «Если будет креститься в православной вере, я вас благословлю, а если не будет креститься... да не будет на вас нашего благословения». Ловкий Жолкевский от обещания уклонился, сказав, что о крещении Владислава следует просить отца. 18 августа 1610 г. бояре и гетман подписали договор о приглашении на русский престол Владислава. Уже на другой день народ новели к присяге. Решение присягать до одобрения договора королем поражает. Объяснение может лежать в литовских корнях бояр, захвативших власть. Из Литвы вышли Мстиславские, Голицыны, Воротынские, Трубецкие. Они находились в родстве со знатнейшими литовскими родами, не видели для себя угрозы в унии с Речью Посполитой и верили, что Сигизмунд столь же умерен, сколь Жолкевский. Тем временем король прислал гетману письмо с требованием, чтобы присягали ему, а не сыну, но Жолкевский это письмо от бояр скрыл. Бояре включили в договор обещание гетмана бороться с Вором. Жолкевский договорился также забрать с собой Василия Шуйского и его братьев при условии поместить Василия в Киеве или другом монастыре в Литве.

Жолкевский «отвёл» войско Сапеги от самозванца, и бояре в нем окончательно уверились. Под его влиянием главными послами в посольстве, отправленном из Москвы к Сигизмунду, были назначены возможные соперники Владислава – митрополит Филарет и Василий Голицын. 21 сентября 1610 г. из-за страха перед «чёрным» народом бояре впустили в Москву польский гарнизон. Теперь гетман мог отправиться в королевский лагерь под Смоленском, захватив с собой бывшего царя и его братьев. 30 октября Жолкевский представил Сигизмунду Василия. Шуйский вел себя достойно. Когда от него потребовали поклониться королю, он отвечал: «Не подобает Московскому государю ноклонятися Королю, что судьбами есть праведными Божьими приведен в плен, не вашими руками, но от Московских изменников, от своих рабов отдан бысть». Гетман нарушил рыцарское слово – отправить Василия в монастырь. Шуйских увезли в Польшу, где они в заточении дожидались возвращения короля из России.

В октябре 1611 г., по взятии Смоленска, королю устроили почётный въезд в Варшаву. Во главе русских пленников везли и пленного царя. Когда всех троих Шуйских поставили перед королем, Василий дотронулся рукой до земли и поцеловал эту руку. После речей Жолкевского и Сигизмунда Шуйские были допущены к руке короля. Было это зрелище великое, удивительное и жалость производящее, говорят современники. Хотя Юрий Мнишек требовал суда над Василием за убийство царя «Дмитрия», сейм отнесся к нему с состраданием. По велению Сигизмунда всех троих братьев заключили в Гостынском замке под Варшавой. Содержание им определили нескудное, но никого к бывшему царю не пускали. 12 октября 1612 г. Василий Шуйский скончался. Через 5 дней умер Дмитрий. Похоронили их неподалеку от места заключения. Скрынников считает, что они были отравлены Сигизмундом перед походом на Москву, чтобы избавить сына от конкурентов на российский престол. Звучит правдоподобно, ведь тот же Сигизмунд предательски захватил послов, приехавших утвердить избрание на престол Владислава. По отношению к русским «варварам» не только Сигизмунд, но и благородный Жолкевский не соблюдали моральных норм.

Третьего брата, Ивана, оставили в живых – ведь он не считался наследником Василия. Позже он говорил: «Мне, вместо смерти, наияснейший король жизнь дал». В 1620 г., после провала попыток посадить на российский трон Владислава, Сигизмунд приказал перевести останки Шуйских в Варшаву и захоронить в мавзолее, надпись на котором сообщала о московских победах короля и «как взяты были в плен, в силу военного права, Василий Шуйский, великий князь Московский, и брат его, главный воевода Димитрий». После Смоленской войны (1632—1634), когда Владислав отказался от титула московского царя, прах Шуйских вернули в Россию. В 1635 г. останки Василия Шуйского торжественно погребли в Архангельском соборе Кремля.

Михаил Скопин и Василий Шуйский глазами современников. Мнение современников о Шуйском разноречиво. Русские авторы, писавшие в период избрания его на царство, его восхваляют. Таковы «Сказание о Гришке Отрепьеве» и повести «Како отомсти...» и «Како восхити...». Современники, писавшие после «сведения» Василия с престола, не столь однозначны. Его превозносят в «Повести 1626 г.», в «Повести о победах...» и в «Рукописи Филарета». В «Пискаревском летописце» осуждают его свержение. В «Сказании» Палицына и в «Новом летописце» высказывается мнение, что незаконным было избрание Василия царем, но сведение его с царства есть измена. Воцарение Василия осуждается в «Хронографе 1617 года», во «Времен-пике» Тимофеева и в «Летописной книге» Шаховского. Тимофеев и Шаховской обвиняют царя Василия в убийстве Скопина-Шуйского. Из иностранцев нет ни одного, кому бы нравился царь Василий, а Маржерет и Буссов его ненавидели. Оба сожалеют, что «император Дмитрий» проявил великодушие и отменил казнь Шуйского.

Внешний облик царя Василия никому не нравился. Иван Катырев-Ростовский пишет: «Царь Василей возрастом [ростом] мал, образом же нелепым [лицом некрасив], очи подслепы имея; книжному поучению доволен и в разсуждении ума зело смыслен; скуп вельми и неподатлив; ко единым же к тем тщание имея, которые во уши ему ложное на люди шептаху, он же сих веселым лицем восприимаще и в сладость их послушати желаше; и к волхвованию прилежаше, и о воех своих не радяше». С.М. Соловьёв, собрав сообщения современников, дает следующее описание внешности Шуйского: «Это был седой старик, не очень высокого роста, круглолицый, с длинным и немного горбатым носом, большим ртом, большою бородою; смотрел он исподлобия и сурово».

О Михаиле Скопине тепло отзываются как русские, так и иностранцы. Смоленский дворянин, сражавшийся под началом князя Михаила, превозносит его: «Государев воевода князь Михаил о Васильевич благочестив и многомыслен, и доброумен, и разсуден, и многою мудростию от бога одарен к ратному делу, стройством и храбростию и красотою, приветом и милостию ко всем сияя».Князя почитали и противники. Вот что пишет лучший полководец Речи Посполитой, гетман Жолкевский: «Сей Шуйский-Скопин хотя был молод, ибо ему было не более двадцати двух лет, но, как говорят люди, которые его знали, был наделен отличными дарованиями души и тела, великим разумом не по летам, не имел недостатка в мужественном духе и был прекрасной наружности».

Повести и песни XVII—XVIII вв. о Василии Шуйском и Михаиле Скопине. Народ сохранил в памяти последних Рюриковичей. Еще в XIX в. крестьяне Зарайского уезда Рязанской губернии (ныне Московская область) пели песню о сведении с престола царя Василия Ивановича злыми боярами. В песне поется, как сходился московский народ на площадь Красную; зазвонили там в колокольне в большой колокол; ой, что-то, братцы, у нас деется, чудо какое совершается:

 
Уж не злые бояре взбунтовалися?
Уж не злые ли собаки повзбесилися?
Уж ли жив ли наш православный царь,
Православный царь, Василий Иванович?
Уж и что, братцы во дворце его не видно,
Что косящеты окошечки все завешаны?
Как и взговорит в народе добрый молодец:
«Ох вы, братцы, вы не знаете беды-горести,
Что царя нашего Василия злые бояре погубили,
Злые собаки погубили, во Сибирь его послали».
 

 Как видим, народ запомнил Василия Шуйского в традиционной парадигме доброго царя и злых бояр. Новшеством является ссылка царя в Сибирь – идея, появившаяся в XVIII в., когда Сибирь стала местом ссылки опальных вельмож – от Меншикова до Долгоруковых.

Несравненно большее место в творчестве XVII—XVIII вв. занимает Скопин. Ему посвящены повести: «О рождении воеводы князя Михаила Васильевича Шуйского Скопина» (ок. 1620), ««Писание о преставлении и о погребении князя Михаила Васильевича Шуйского, рекомого Скопиным» (ок. 1612) и часть «Повести о победах Московского государства» (ок. 1625). Первая повесть рассказывает о рождении князя Михаила, «быстроте разума», данного ему Богом для учения книжного, женитьбе «по совету родительнице своея матушки», походах, смерти и битве при Клушино. «Писание о преставлении...» близко по теме к рассказу о смерти Скопина в «Повести о победах...». В них рассказывается об отравлении на пиру князя Михаила, его мучениях, смерти, погребении. О Скопине скорбит народ, русское и иноземное воинство, плачут мать, жена, царь Василий. Оба произведения самостоятельны: если в «Писании» Скопина отравила жена Дмитрия Шуйского «кума подкрестная» Марья [69]69
  Жену Дмитрия Шуйского звали Екатерина, ее сестра Мария была женой Бориса Годунова.


[Закрыть]
, то в «Повести» автор дипломатично пишет о безымянных боярах. Различны и формы изложения. «Писание» фольклорно, в нем сохраняются былинные черты народной, возможно старейшей, песни о князе Михаиле:

«Злодеянница та Марья, кума подкрестная, || подносила чару куму подкрестному, || била челом, здоровала... || И в той чаре уготовано питие смертное. || Князь Михайло Васильевич выпивает чару до суха, || а не ведает, что злое питие лютое смертное. || И не в долг час у князя Михаила во утробе возмутилося, || не допировал пиру почестного, | поехал к своей матушке... | очи у него ярко возмутилися, | лице у него кровию знаменуется, || власы, на главе стоя, колеблются, Восплакалася мати родимая, || в слезах говорит слово жалостно: || "... И сколько я тобе, чадо, во Олександрову слободу приказывала: || не езди во град Москву. || Что лихи в Москве звери лютые, || пышат ядом змииным, изменничьим"».

Пастор Ричард Джемс, посетивший Россию в 1619 г., записал песню о Скопине. В ней описывается горе москвичей, узнавших о его смерти: «А росилачютца гости москвичи: || "А тепере наши головы загибли"». Зато бояре «межу собой» «усмехнулися»:

Высоко сокол поднялся

И о сыру матеру землю ушибся.

Из песен о Скопине, записанных в XVIII в., самая полная и ранняя вошла в сборник Кирши Данилова. В ней поется, как царство Московское Литва облегла с четырех сторон, с ней «сорочина долгополая», «черкасы петигорские», калмыки с татарами и «со башкирцами», «чукши со люторами» [70]70
  Сорочина долгополая – сарацины (из былин), черкасы петигорские – украинцы, чукши – чукчи, (о)люторы – алюторцы, коряки, чудь белоглазая – финские народы Русского Севера (из былин).


[Закрыть]
. Но Скопин-князь Михаила Васильевич, правитель царства Московского, «обережатель миру крещёному и всей нашей земли светорусския», как белый кречет выпорхнул. Из Нова-города он посылал «ярлыки скоропищеты» «ко свицкому королю Карлосу», просил о помощи в залог за три города. «Честны король, честны Карлусы», послал сорок тысяч [71]71
  Карл послал не больше 12 тыс. воинов.


[Закрыть]
«ратнова люда учёного». Войско выступило после заутрени. В восточную сторону пошли – вырубили чудь белоглазую и «сорочину долгополую», в полуденную – «ирекротили черкас петигорскиех», на северную – «прирубили калмык с башкирцами», а на западную пошли – «прирубили чукши с олюторами».

В Москве пируют, славят Скопина. На крестинах у князя Воротынского Скопин кумом был, а кумой – дочь Малютина. На пиру все расхвастались, похвалился и Скопин, что очистил царство Московское и «от старого до малова» все поют ему славу. Тут бояре из зависти подсыпали «зелья лютова» в стакан меда и подали дочке Малюты. Она, зная, что зелье подсыпано, подает стакан Скопину:

 
Примает Скопин, не отпирается,
Он выпил стокан меду сладкова,
А сам говорил таково слово,
Услышел во утробе неловко добре;
А и ты съела меня, кума крестовая,
Молютина дочи Скурлатова!
А зазнаючи мне со зельем стокан подала,
Съела ты мене, змея подколодная!»
Он к вечеру, Скопин, и преставился.
 

Другие версии песни записаны в конце XVIII – XIX в. на Севере, в Сибири и Поволжье. Песня претерпела чрезвычайные изменения. В олонецкой песне Скопин освобождает Москву от Литвы с помощью боярина Никиты Романовича. В якутской – Скопин из князя превратился в купца. В симбирской песне гибнет не Скопин, а злодейка кума. В архангельских песнях Скопин окончательно приобретает былинные черты, становясь киевским богатырем князя Владимира. Сохраняется его похвальба на пиру: в одной песне он хвалится, что пленил Малюту-короля и потешился с его дочками, в другой, что Малюту брал в услужение, а дочек «во служаноцьки». Он гибнет от яда, но Малютину дочь постигает кара. Есть песня, где престарелая мать Скопина, не найдя управы у Владимира, выдернула сырой дуб и уколотила им отравительницу. Потом, подстрелив чёрного ворона, она получила от ворона белого живую воду и воскресила сына. В другой песне мать предстает «паленицей преудалой». Узнав о смерти сына, она снаряжает коня, находит отравительницу и с ней расправляется.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю