Текст книги "Миллиардер. Книга 2. Арктический гамбит"

Автор книги: Кирилл Бенедиктов

Соавторы: Е. Кондратьева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Код надо было быстро заучить, причем в обратном порядке. Андрей несколько раз перечитал его справа налево. Надавил на пластину для биометрического анализа, и она плавно утонула в панели. Теперь никаких подсказок не было и можно было надеяться только на собственную память.

Андрей нащупал кнопку «ввода». Нажал.

– Семь ноль семь ноль один девять четыре четыре два восемь три девять девять три семь семь семь четыре два три девять ноль ноль девять, – прочитал Андрей код в обратном порядке, – двадцать ноль два две тысячи двадцать двенадцать.

Кнопка «конец работы».

В кабинете зажегся свет. Больше ничего не произошло.

Андрей попытался вытащить карточку, но ничего не получилось. Она словно пропала там. Панель сожрала ее так же, как сжирает карточки неисправный банкомат.

Раздался очередной сигнал вызова.

– Да!

– Получилось?

– Он сожрал мой ключ.

– Все правильно.

– И что теперь?

– Теперь все.

– Ты не объяснишь мне, что я только что сделал?

– Вы отключили станцию.

– То есть?

– Система полностью уничтожена. Теперь ей не сможет воспользоваться вообще никто.

У Андрея пересохло в горле.

– Я собственными руками уничтожил то, что так долго строил? – Механика станции не повреждена. Вы можете передвигаться на ручном управлении, – спокойно объяснил Санич. – Раньше станция полностью подчинялась вам. Потом стала подчиняться кому-то другому. Теперь она ничья. Это просто машина для передвижения и управляет ей тот, кто стоит у руля. Надеюсь, у руля будете стоять вы. Извините, это все, что я мог сделать в такой ситуации. Вам лучше всего вернуться на ледокол, а я скоро вылечу к вам. Конец связи.

Когда шок прошел, Андрей выдохнул. Казалось, будто он не дышал все это время, пока производил манипуляции под диктовку Санича. Конечно же, он был прав. Да, управление станцией вернулось на уровень девятнадцатого века, зато и использовать станцию против ее пассажиров было теперь невозможно. Работали элементарные функции, которые мог контролировать кто угодно. Все по-честному, если не считать предметов.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
Опасные игры

Июль 2009 года, Арктика. Северный Ледовитый океан. Борт станции «Земля-2»

Андрей возвращался в капитанскую рубку к Свиридову. Он поднялся на этаж выше и теперь медленно шел по коридору, разминая плечи. Дыхание стало ровным, в голове прояснилось, а сердце пришло в свой обычный режим.

Теперь надо сделать вид, как будто ничего не случилось. Не выдавать себя. Вместе со всеми удивиться отключению системы и попытаться взять ситуацию в свои руки. На этой мысли его снова кольнуло. Потеря контроля приводила в бешенство, как будто его корабль захватили пираты и вот он, еще недавно легендарный и непобедимый, теперь стал обычным, ничего не значащим человеком, у которого вся власть заключалась в его кулаках. Да еще, похоже, единственным, у кого не было никакой магической силы, зато были отягчающие обстоятельства в виде двух любимых и беззащитных девчонок…

Дверь в капитанскую рубку оказалась закрыта изнутри. Андрей постучал.

– Кто? – из-за двери раздался незнакомый мужской голос.

– Гумилев, – ответил Андрей.

Вот так, теперь даже для того, чтобы попасть в рубку приходится объясняться с какими-то чужими людьми. «Открой», – услышал Андрей голос Свиридова. Дверь щелкнула и отползла в сторону. Гумилев вошел.

– Вас только за смертью посылать… – недовольно проворчал Свиридов.

– Я что-то должен был сделать? – не понял Андрей.

– Уже ничего не надо.

Андрей посмотрел туда, где еще недавно лежало тело Алферовой. Теперь там было пятно, которое старательно оттирали те самые люди с незапоминающимися лицами. Он вспомнил, что Свиридов просил захватить мешок. Как будто у него тут везде рассованы мешки для трупов.

– Фрам не работает, – сообщил, как бы между прочим, Андрей.

– То есть, мы не сможем получить никакую информацию о произошедшем?

– От него – нет.

– Сколько времени понадобится, чтобы наладить работу?

– Без понятия. Я даже не представляю, какого рода повреждения ему нанесены.

– Надеюсь, у вас есть специалисты, которые могут заняться этим вопросом?

– Уже занимаются. Генерал нахмурил брови.

– О чем вы разговаривали с Илюмжиновым?

– Не ваше дело, – сердито огрызнулся Гумилев. Еще не хватало, чтобы ему устраивали допрос. Их разговор прервал стук в дверь.

– Кто? – снова спросил человек в черном свитере.

– Ковалев, – раздалось из-за двери.

– Пусть катится к черту, – скомандовал Свиридов.

– Впустите его, – жестко сказал Андрей.

Они переглянулись со Свиридовым, и тот кивнул своему человеку. Дверь открылась.

– Я кое-что вспомнил, – начал Ковалев прямо от порога.

– Рассказывай.

– У Алферовой в Питере есть сестра и мать. Мать сейчас в больнице. Она уже давно болеет, но сейчас все стало совсем хреново. Алферова каждый день звонила сестре примерно в это время. Она не любила распространяться о своей личной жизни, поэтому выходила на связь довольно поздно ночью, когда все расходились…

– Вы что, использовали специальные частоты дальней связи для личных разговоров? – возмутился генерал.

На его слова никто не обратил внимание.

– Если они разговаривали сегодня, то, вполне возможно, сестра могла что-то заметить. Может быть, Алферова делилась с ней своими опасениями или выглядела как-то не так…

– Откуда она выходила на связь?

– Да прямо отсюда! Позволите?

– Бардак! – Свиридов отошел в сторону, пропуская Ковалева к пульту управления.

– Какой бы правильной она ни была, все равно ж женщина. Они не могут без разговоров…

Ковалев сел в кресло и развернулся к монитору. Через какое-то время он победно хлопнул себя рукой по коленке.

– Так и есть. Сегодня… Минут за двадцать до убийства. Свиридов посмотрел на своих людей.

– Свяжитесь с ней и допросите.

– Только помягче… У людей несчастье все-таки, – добавил Андрей.

– Не учите нас работать, – строго оборвал его генерал. – Действуйте!

В кармане завибрировал телефон. Андрей вытащил трубку и поднес к уху. – Да.

– Выйди на минуту.

Это был голос Илюмжинова.

– Сейчас.

Гумилев направился к выходу

– Куда вы собрались?

– Сейчас вернусь.

– Вы так и будете всю ночь ходить туда-сюда?

– Если понадобится.

Почему генерал разговаривал таким тоном? Он, как будто, стал еще жестче и агрессивней. Почувствовал запах крови и пытается установить здесь собственную власть? Или бесится от беспомощности, ведь если это они пытались захватить станцию, то теперь столкнулись с провалом операции, а это может разозлить кого угодно.

Гумилев вышел в коридор и осмотрелся. Кирсан ждал его у лестницы.

– Ты почему не спишь?

– Попробуй тут уснуть после таких новостей…

– Неизвестно как еще обернется вся эта ситуация, так что лучше экономить силы и высыпаться.

– Ты что-то еще узнал?

– Лучше бы не знал… Извини, не могу распространяться, просто будь начеку. – Я, собственно, об этом и хотел поговорить…

– О чем?

– Понимаю, что могу вызвать твой гнев…

– Многообещающее начало.

– Андрей, я слишком хорошо знаком с предметами и их действием.

– И что?

– Многие из них крайне опасны.

Андрей уже понял, куда он клонит.

– Тебя раздражает, когда я говорю об этом, но в свете последних событий… Я не могу уснуть, постоянно думаю о ней. Все сходится, понимаешь? Ее разноцветные глаза, странное появление в твоей жизни, ревность к Алферовой…

– Я думал об этом.

– Возможно, она сама не понимает, чем именно обладает.

– Да.

– А может быть, она тут не одна.

Эта мысль была еще неприятней, чем предположение, что Марго замешана в убийстве.

– Ты виделся с ней после…

– После убийства. Да.

– И что?

– И ничего.

– Ты уверен, что это не она?

Телефон в руке Андрея мигнул, и на экране появилось уведомление. Это было сообщение из лаборатории. Андрей быстро пробежался глазами по тексту и посмотрел на Кирсана.

– Теперь уверен.

За толстым стеклом панорамного окна стало совсем светло. Мела метель и, хотя стекло не пропускало звук, Андрею казалось, что он слышит завывания ветра. Все находившиеся в рубке, так и остались в ней до самого утра. Пол блестел чистотой, а лица присутствующих были мрачными и усталыми.

Свиридов разговаривал со своими людьми по рации и выглядел крайне недовольным.

– И что? Что значит, не смогли связаться? Пытайтесь еще!

– Жду.

– Кто будет завтракать? – спросил Ковалев, поднимаясь с кресла.

Андрей отмахнулся. Аппетита не было, хотя без подкрепления организм чувствовал слабость.

– Может кофе?

– Да, давай… Кофе буду.

– Что-нибудь еще?

Андрей заметил, что слова Ковалева еще сильнее выводили Свиридова из себя, поэтому жестами стал прогонять его.

– Просто предложил… – виновато сказал Ковалев и вышел из рубки.

– Скоро начнут просыпаться люди, – начал Гумилев, – что мы им скажем? – Скажем, что произошло убийство.

– Какие меры собираетесь предпринять?

– А какие меры я могу предпринять? Закрыть вас всех по каютам и устроить допрос с пристрастием?

– Вы сообщили в штаб?

– Сообщили.

– И что? Будем двигаться дальше?

– Не вижу причин для иных действий.

– Механики проверили станцию. Все работает исправно, можем двигаться.

– Этот ваш Ковалев, он сможет один управлять «Землей-2»?

– Не вижу причин для иных действий, – процитировал генерала Гумилев.

Рация Свиридова зашипела.

– На связи, – громко выкрикнул он. – Ни черта не слышу, поднимись в рубку.

Андрей выглянул в коридор. У порога стояли два человека Свиридова, больше пока никто не появился.

– Они связались с Питером, – сказал генерал.

– Хорошо…

Из-за угла выскочил Ковалев с двумя бумажными стаканами кофе.

– Из автомата!

– Все равно, лишь бы горячий… – Андрей протянул руку и взял свой стакан.

Следом за Ковалевым в рубку зашел помощник Свиридова подполковник Поздняк.

– Связались с сестрой…

– Лирику опустим, давай к делу.

– Она описала человека, который попал в зону видимости камеры.

Андрей затаил дыхание.

Кто-то подошел к Алферовой сзади, когда она разговаривала. Алферова обернулась и стала быстро прощаться с сестрой. Встревоженной не выглядела, видимо, человек был знакомый.

– Кто это был?! – не выдержал долгого рассказа Свиридов.

– Невысокий мужчина около сорока лет, короткие волосы с сединой, очки, усы, небольшая бородка.

Андрей и Ковалев переглянулись. Под это описание подходил только один человек, и это был Бунин.

На небольшом совещании, которое было проведено в капитанской рубке, было решено, что Бунина надо брать быстро, в момент, когда он не будет этого ожидать. Если у него в руках был предмет, позволяющий мгновенно убивать – приходить к нему с вопросами было нелепо. Правда между Гумилевым и Свиридовым опять возник небольшой спор: Свиридов требовал произвести захват молниеносно, с применением грубой силы, а Гумилев предлагал сначала поговорить. При всей нелюбви к Бунину, Андрей чувствовал, что пазл не складывается, и в глубине души не верил, что Бунин способен на такое. Он мог украсть, подставить, обмануть, плести интриги – но быть замешанным в убийстве и самому принять непосредственное участие? Нет… К тому же у Бунина не было ни малейших причин убивать Алферову, а если даже допустить, что он имел какой-то замысел по захвату станции, сошел с ума или находился под воздействием какого-то другого предмета, то почему убил только ее? Человек с подобным предметом мог легко уничтожить всех неугодных пассажиров – неужели единственным препятствием к осуществлению цели была Надежда?

И самое главное, Бунин не мог переключить на себя управление станцией. У него не хватило бы денег и связей, а допустить, что некто профинансировал эту операцию и доверил ее Бунину, было совсем уж глупо. Не тот это человек, совсем не тот!

Аргументы Свиридова были другими. Он не хотел разбираться в логичности поступка. Для него человек, появившийся рубке за несколько минут до убийства, был наиболее вероятным кандидатом на роль преступника. В любом случае, как уверял Свиридов, он должен был что-то увидеть, стать свидетелем, и если он не пришел сам, значит, ему есть, что скрывать. Что говорить, для генерала никогда не было проблемой ошибиться. Лучше перебдеть, чем недобдеть, лучше арестовать невиновного, чем упустить виноватого и, к тому же, отсутствие записей с камер наблюдения делало генерала уязвимым в глазах сотрудников. Если в месте, где находился Свиридов, происходило преступление – виновного надо было обнаружить в первые же минуты и то, что информацию получали в течение нескольких часов, уже порядочно взбесило генерала, словно от скорости реакции зависела его репутация.

Андрея немного пугала эта решимость Свиридова. У него создалось впечатление, что Свиридов пытается подставить Бунина, хочет отделаться от него. На самом деле никто не слышал, что в действительности сказала сестра покойной, да и связывались ли с ней вообще? Разумеется, Гумилев не мог потребовать доказательств – ему бы их никто не дал, поэтому приходилось верить на слово, подыгрывать и наблюдать, наблюдать, наблюдать…

В конце концов, собравшиеся пришли к единому решению – каким-то образом Бунина надо было выманить из каюты, а уж потом произвести задержание. Выманивать Бунина выпало Андрею, отчего-то он был уверен в том, что на него профессор не нападет. «Он слишком сильно ненавидит меня, – аргументировал Гумилев, – и если бы хотел, уже давно убил бы меня к чертям собачьим».

Конечно, было в этом что-то подлое. Андрей терпеть не мог подобные игры и считал, что лучше действовать прямо, но, с

другой стороны, представив, как могли бы развиваться события, начни они следовать плану Свиридова, он решил, что вышло бы еще подлее, а жертв было бы больше.

Дверь в каюту Бунина была приоткрыта. Он сидел за рабочим столом, закинув на него босые ноги, жевал сухой крекер и меланхолично крутил маленький настольный глобус. Андрей зашел. Профессор лениво перевел на него взгляд и крутанул глобус.

– Бить будете? – жалостливо спросил он.

Андрей напрягся. В этот момент, ему показалось, что Бунин обо всем догадался. Но потом он вспомнил, чем закончилась их последняя встреча, и понял, что профессор как всегда паясничает.

– Есть разговор…

– Говори.

– Не здесь.

– Пришли письмом.

– Не можешь выйти?

– Мне лениво…

Паясничал или все же догадался? Что позволяло ему вести себя настолько нагло? Быть может, знание о собственной силе? Он был гораздо слабее Андрея и физически, и морально, но держался так, будто был бессмертен, либо как человек, который может постоять за себя.

– Степан, не валяй дурака. Я бы не пришел, если бы это не было важно.

– Важно для кого?

– Для всех.

– Так иди и разговаривай со всеми, я-то тут при чем?

– Есть новости про Еву.

У Андрея екнуло внутри. Это был его последний козырь, единственные, пожалуй, слова, которые действовали на Бунина безотказно, но использовать имя пропавшей жены, чтобы выманить из каюты влюбленного в нее профессора? Плохо. Очень плохо, Андрей. Стоп. Хватит.

Тем не менее, уловка и правда сработала. Бунин быстро натянул туфли на голые ноги и вышел из-за стола.

– Поговорим у меня, – глухо сказал Андрей.

Теперь они должны были дойти до конца коридора, а там, на лестнице, их уже ждали. Однако все пошло не совсем так, как договаривались. Не успел Бунин пересечь порог каюты, как на его голову обрушился удар. Профессор обмяк и упал на пол.

– Хорошая работа, – похвалил Свиридов, – про Еву вы удачно придумали.

От этих слов Андрею стало тошно. Хотелось выйти на свежий воздух, уйти по льду и остаться жить среди полярных медведей. Там все было куда честней.

Бунина заперли в технической комнате. Здесь не было окон, только голые стены и коробки с контейнерами для образцов грунта. Помимо Бунина в комнате находились Свиридов, Поздняк и Андрей. Конечно, Свиридов был против присутствия Андрея, так что пришлось проявить всю жесткость характера, чтобы оказаться с ними здесь же. Для контроля над ситуацией он должен был знать обо всем, что происходило на станции. Достаточно того, что разговор с Питером прошел мимо его ушей. Доверить этим же людям допрос Гумилев не мог.

За время, пока профессор не пришел в себя, его обыскали. В заднем кармане бесформенных вельветовых брюк обнаружили металлический предмет в форме осьминога. На шее – пошлый серебряный медальон с фотографией Евы. Когда Свиридов сорвал с шеи Бунина цепочку и раскрыл медальон, он посмотрел на Гумилева так, что Андрею захотелось провалиться сквозь землю. Он сразу же понял, что там, и, хотя это ничего не означало, чувство было такое, как будто посторонние люди застукали его жену с любовником. Свиридов покрутил медальон в руках и потом, со снисходительным видом, протянул Гумилеву. Фотография в рамочке была сделана несколько лет назад, во время второго медового месяца, как его называла Ева, сразу же после рождения Муськи. Этот снимок Андрей делал сам и любил его больше остальных. На нем Ева была настолько прекрасной, счастливой и родной – в этот момент она принадлежала ему одному и все эти безумные радостные и интимные чувства, словно передались фотографии, запечатлелись на пленке, которую Андрей сам же потом и проявлял. Ему казалось, что снимки с этого путешествия были настолько семейными, что их нельзя было доверить никому… И вот эта фотография на груди у другого мужчины. Андрей знал, или ему так казалось… Андрею хотелось верить, что Еву и Бунина связывает только работа и дружба. Но почему она отдала ему именно этот снимок? Почему она вообще отдала ему свою фотографию?

– Кретины… – Бунин очнулся и выплюнул кровь изо рта.

– Пришел в себя? – Свиридов встал прямо над телом Бунина, нависая над ним скалой.

Бунин метнул в сторону Андрея полный ненависти взгляд и получил в ответ ровно такой же. Если бы сейчас они остались наедине, неизвестно, чем бы это все закончилось. У Андрея кипела кровь, а градус ревности в крови явно превышал допустимые нормы.

– Что за моча вам ударила в голову? – Бунин пытался сесть, морщась от боли и потирая затылок.

– Что это за предмет? – Свиридов вытянул руку со спрутом.

– А вы не знаете? – криво усмехнулся Бунин.

– С помощью него была убита Алферова?

На какое-то мгновение на лице Бунина появилась растерянность.

– Алферову убили?

– А ты не знал?

– Откуда?

– Зачем ты заходил к ней этой ночью? – С чего вы взяли, что я вообще к ней…

– Сестра погибшей описала нам тебя. Ты попал в зону видимости камеры.

– Ну, хорошо. Допустим, заходил. И что? Вы считаете, что я убил ее после того, как засветился? Или засветился перед тем, как убить?

Мы пока никак не считаем. Хотелось бы услышать твою версию.

– Я приходил к ней по личному делу.

– По какому?

– По личному!

– Подробнее…

– Вас это не касается.

– Теперь касается.

Бунин рассмеялся.

– Какие способности дает осьминог? – вернулся к прежней теме Свиридов.

– Это спрут, – поправил Бунин.

– Как он действует?

Генерал выглядел непрошибаемым.

– Проверьте! – весело предложил Бунин. – например, попробуйте убить меня.

– Это я могу сделать и без предмета, – с какой-то равнодушной холодностью произнес Свиридов.

– Судя по его тону – это было правдой.

– Спрут позволяет видеть и находить другие предметы.

– Каким образом?

– Каким-каким… Держите его в руке, настраивайтесь на определенную волну и словно бы видите перед глазами сложную трехмерную карту. На то, чтобы научиться поймать волну у меня ушло полгода, на то, чтобы увидеть карту целиком во всех измерениях и уметь правильно масштабировать ее, у меня ушел год. На то, чтобы научиться считывать с нее информацию с точностью до конкретного человека, у которого находится предмет – лет пять…

В комнате повисло молчание. Слова Бунина произвели впечатление.

– Ты не врешь?

– Попробуйте сами – мне не жалко. На этой станции нет ни одного человека, который мог бы пользоваться спрутом. Для вас это просто железная безделушка. Можете отдать ее Марусе – Бунин приторно улыбнулся и посмотрел на Гумилева.

– Пожалуй, я оставлю его себе… – сказал Свиридов и как-то странно посмотрел на Бунина.

Это было более чем странно, но Андрею показалось, что генерал подмигнул профессору.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Олигарх

Июль 2008 (за год до описываемых событий). Сен-Тропе, Лазурный Берег, Франция. Яхта «Андромеда»

1

Михаил Борисович Беленин плавал в бассейне. Бассейн находился на верхней палубе его шестидесятиметровой яхты «Андромеда», построенной по специальному заказу в доках Плимута. Вода в бассейне была морская, но пропущенная через японский молекулярный фильтр и обогащенная ионами серебра. Час купания в такой воде, если верить доктору Кодзи, омолаживал организм на месяц.

Михаил Борисович мечтал быть вечно молодым. Еще в студенческие годы ему запали в душу слова песни немецкой группы «Альфавилль» – «Forever young I want to be, forever young». Поэтому Михаил Борисович брезгливо морщился, слушая песню «Смысловых галлюцинаций» «Вечно молодой, вечно пьяный», – она казалась ему бездарной подделкой под немецкий шедевр его юности. К тому же Беленин никогда не напивался пьяным – в молодости не давали расслабиться ответственные посты, которые он занимал в комсомоле, позже – интересы бизнеса. При этом пить-то ему приходилось много, и в комсомоле, и в бизнесе – без этого было никуда, но вот не напивался Беленин ни разу. Железный самоконтроль плюс отработанная схема приема специальных лекарственных препаратов позволяли ему сохранять трезвый ум и хладнокровие во время самых безумных попоек. Но притворяться все равно приходилось, и это было унизительно. К тому же лекарства, нейтрализовывавшие действие алкоголя, били по печени с силой и меткостью Майкла Тайсона. А Михаил Борисович собирался жить долго.

Поэтому в последние годы Беленин не пил ничего, кроме сухого красного вина. По словам доктора Кодзи, красное вино благотворно влияло на кроветворную функцию организма и выводило из него разнообразные токсины. К тому же это был едва ли не единственный алкогольный напиток, вкус которого действительно нравился Беленину.

Михаил Борисович нырнул и, задержав дыхание, замер у самого дна бассейна. Это было нелегко, потому что соленая морская вода так и норовила вытолкнуть его наверх. Но Беленин держался изо всех сил и отсчитывал про себя секунды. Досчитав до ста восьмидесяти, он решил, что это вполне приличный результат и, оттолкнувшись ладонями от дна, всплыл на поверхность.

В шезлонге на краю бассейна сидел незнакомый ему азиат и потягивал что-то из высокого запотевшего бокала.

Михаил Борисович не любил незваных гостей. Особенно он не любил их на своей яхте, которую не без оснований считал своим маленьким, но суверенным государством.

«Что, черт возьми, себе позволяет охрана? – раздраженно подумал Беленин. – Выгоню этого мерзавца Рашида к чертовой матери!»

Мерзавец Рашид стоял в двух шагах позади азиата и мял в руках пляжное полотенце. Походил он при этом не на телохранителя могущественного нефтяного магната, а на официанта, нечаянно опрокинувшего бокал с вином на смокинг клиента и простившегося с надеждой на чаевые.

Михаил Борисович шумно отфыркался и поплыл к краю бассейна.

– Извините, что я прибыл без приглашения, – сказал азиат на хорошем русском языке, поднимаясь из шезлонга. – Мое имя Чен.

– А мое имя – Михаил Борисович Беленин, – мрачно проговорил олигарх, вылезая из воды. Рашид бросился к нему с полотенцем. Беленин вырвал полотенце у него из рук и принялся вытираться. – И ты наверняка обо мне слышал, а вот я о тебе слышу впервые. Рашид, почему посторонние на палубе?

Рашид не успел ответить, впрочем, кажется, он не особенно и спешил.

– Возможно, вы не слышали обо мне, господин Беленин, – сказал азиат. – Но вы наверняка слышали о человеке, которого я представляю. Это Уильям Уорвик, председатель совета директоров компании «Уорвик Петролеум».

Беленин, разумеется, знал Уорвика. После техасского рейнджера Дика Чейни старик Уорвик считался самым могущественным нефтяным королем Североамериканского континента. Но их отношения никак нельзя было назвать дружескими – особенно после торговой войны, которую с подачи Уорвика Конгресс США объявил дочерним предприятиям сырьевой империи Беленина.

И что от меня нужно Уорвику? – довольно надменно спросил Михаил Борисович.

– Собственно говоря, мистеру Уорвику не нужно от вас ничего, – с обезоруживающей откровенностью отозвался азиат.

– Наоборот, он хочет предложить вам чрезвычайно выгодный проект, касающийся разработки нефтяных месторождений арктического шельфа и прокладки трубопровода через…

– Дела я обсуждаю в офисе, – оборвал его Беленин. – А сейчас, Чен-или-как-тебя-там, я отдыхаю. Потрудись покинуть яхту. Рашид!

– Михаил Борисович, – лицо телохранителя приобрело еще более жалкое выражение. – Я бы с удовольствием, но сами видите…

Он страдальчески поднял брови. Беленин, проследив направление его взгляда, обернулся и замер.

На палубе было полным-полно посторонних людей в черной, незнакомой Беленину форме, с короткими автоматами в руках. Все они стояли довольно далеко от бассейна, но было понятно что стоит проклятому азиату моргнуть, и автоматы их застрекочут, как швейные машинки.

Михаилу Борисовичу стало страшно. Он привык к тому, что на Лазурном Берегу можно отдыхать, не опасаясь ни визитов российских бандюганов, ни наездов местной мафии – здешняя полиция работала четко. На самый крайний случай на яхте имелась охрана – восемь бывших спецназовцев и верный, как пес, Рашид, знакомый Беленину еще по родной Казани. Но охранников нигде не было видно, а Рашид пребывал в полнейшей прострации.

– С вашими людьми все в порядке, – поспешил успокоить Беленина Чен. – Они внизу, заперты в кают-компании. Никому из них не причинят никакого вреда.

– С каких пор старик Уорвик связался с мафией? – охрипшим голосом спросил Беленин.

– О, – сказал Чен, – во-первых, это не мафия. Во-вторых, это исключительно моя инициатива. Дело в том, Михаил Борисович, что я решился дополнить предложение мистера Уорвика своим собственным. А для того, чтобы вы меня все-таки выслушали, я позволил себе привести с собой своих друзей.

«Друзей» было человек двадцать, не считая тех, кто стерег охрану, запертую в кают-компании. «Ничего не скажешь, с размахом работает азиат», – подумал Беленин, понемногу успокаиваясь. Он уже понял, что убивать его не станут – скорее всего, просто попытаются прогнуть на предмет участия в международном консорциуме по нефти и газу.

Однако он ошибся.

– Я бы предпочел поговорить с вами с глазу на глаз, – сказал Чен. – Может, вы попросите вашего человека приготовить нам

парочку коктейлей? Лично я предпочитаю в это время суток безалкогольный мохито.

– Рашид, – махнул рукой Беленин, – исчезни. Михаил Борисович поплотнее завернулся в пушистое полотенце – несмотря на жаркое южное солнце, его начал бить озноб – и опустился в шезлонг.

– Вы слышали об организации, которая называется «Арктический Клуб»? – спросил Чен.

– Допустим, – хмуро ответил олигарх. – И что из этого?

– Я сейчас вам все объясню, – с готовностью отозвался Чен. – Видите ли, Михаил Борисович, меня попросили поговорить с вами люди, крайне заинтересованные в прокладке нефтепровода по дну Северного Ледовитого океана…

2

Чен со своими «друзьями» давно отбыл на двух полицейских катерах, а Михаил Борисович Беленин все еще не мог прийти в себя, чтобы как следует обдумать события последних шести часов.

Он заперся в своей каюте, приказав подать туда бутылку «Шато де Молэ» шестьдесят восьмого года и тарелку земляники. Проштрафившийся Рашид, оттолкнув в сторону стюарда, немедленно принес ему все требуемое. Принес, поставил на ореховый столик, сноровисто откупорил бутылку, и, пятясь спиной вперед, исчез за дверью. Яхта «Андромеда» замерла в ожидании грозы. Даже последнее увлечение Михаила Борисовича, украинская поп-звезда Юлия, обычно посвящавшая вокалу не меньше четырех часов в день, почувствовав настроение олигарха, спряталась у себя и сидела там тише мыши.

Михаил Борисович не знал, радоваться ему или рвать на себе волосы. Ему сделали то самое предложение, от которого нельзя отказаться – и он погрешил бы против истины, если бы сказал, что действительно хочет от него отказаться.

Чен предложил ему фантастически выгодную сделку. Вот только условия этой сделки тоже были фантастическими – причем в буквальном смысле этого слова.

По словам Чена, на дне Северного Ледовитого океана располагалась старая нацистская база, в которой жили сбежавшие из Германии эсэсовцы. Чем не фантастика? Если бы не вооруженные автоматами бойцы на палубе, Беленин после таких сказок собственноручно швырнул бы Чена в море. А так приходилось слушать и кивать. Дальше – больше. Эти недобитые фашисты, оказывается, нашли там, на дне, остатки древней цивилизации, владевшей невероятно продвинутыми технологиями. Нашли-то нашли, но по малопонятным причинам воспользоваться этими технологиями не могут – чего-то им для этого не хватает, вроде бы каких-то ключей. Ключи эти, утерянные после разгрома Третьего Рейха, оказались в руках советской госбезопасности. Госбезопасность, в свою очередь, не в курсе существования нацистской базы, и как использовать ключи тоже представляет себе вполне приблизительно. Не говоря уже о том, что последние двадцать лет она не советская, а российская, четко ориентированная на бизнес, в том числе сырьевой.

Этого Чен мог Беленину не объяснять – Михаил Борисович стал тем, кем он стал, только благодаря умению договариваться с сильными мира сего, и нравы российских чекистов знал очень хорошо.

И тут Чен подошел к самому интересному месту своего рассказа. Он назвал Беленину имя Андрея Гумилева.

«Наш пострел везде поспел», – с раздражением подумал Михаил Борисович. Он не любил Гумилева, возможно, потому, что такие, как Гумилев своим существованием доказывали: большие деньги можно делать, не только выкачивая из российских недр нефть и газ. Но их бизнес-интересы почти не пересекались, и Беленин только скептически хмыкал, читая в новостях о том, что Андрей Гумилев вкладывает деньги в разработку того или иного хай-тек проекта.

О том, что Гумилев основал «Арктический клуб», Михаил Борисович слышал, но как-то подзабыл. По словам Чена, выходило, что экспедицию к Северному полюсу, которую готовит с помощью «Арктического клуба» Гумилев, собираются использовать в своих целях чекисты. А допустить этого было ни в коем случае нельзя, потому что, добравшись до богатейших место рождений нефти и газа на шельфе Северного Ледовитого океана, чекисты немедленно наложат на них свою лапу и займут все ключевые позиции в арктическом сырьевом консорциуме.

– И что же я могу сделать? – усмехнулся Беленин. – Разорить Гумилева так, чтобы он забыл о своих арктических проектах?

– Ни в коем случае, – Чен выглядел очень серьезным. – Наоборот, вы должны вступить в Арктический клуб, принять участие в финансировании экспедиции к полюсу и отправиться туда лично.