Текст книги "Сердце Дракона. Книга 11"

Автор книги: Кирилл Клеванский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Кирилл Клеванский
Сердце Дракона. Книга 11

© Клеванский Кирилл

© ИДДК

* * *

Глава 936

– Кажется, на этом все. – Чин’Аме, следивший до этого за ходом поединка между бастардом племени Лазурного Облака и рабом бога войны, нервно теребил свисавшую до пояса ленту тюрбана.

Это не могло укрыться от внимания Моргана. Хотя в данный момент его больше волновала не заинтересованность мастера-дракона в мальчишке, а сам мальчишка.

Хаджар Дархан – очередная мелкая рыбешка в местном пруду, которая возомнила себя карпом, способным преодолеть законы неба и земли и переродиться Хозяином Небес.

Таких на памяти Моргана было столько, что не хватило бы волос на головах всех придворных дам, чтобы их сосчитать.

И каждый раз император использовал их в своих целях, а потом выкидывал за ненадобностью в большой мир, где их съедали более крупные рыбы.

Но с Дарханом… видят боги и демоны, с ним что-то было не так. Он обладал не просто невероятной способностью выбираться из всех передряг, куда по собственной глупости попадал, но при этом и выходить из них с пользой для себя.

И сам факт того, что император знал имя и предысторию простого Рыцаря духа, уже впечатлял.

Хотя, разумеется, самую значимую роль в сложившейся ситуации сыграл именно Орун.

– Молодому Хаджару еще есть куда расти, – улыбнулся Чин’Аме.

В этот самый момент рыжеволосый Танигед нанес мощный удар в грудь Дархану. Морган прекрасно понимал, что если бы второй по силе из великих героев собирался убить его подданного, то у Дархана не было бы ни шанса.

Морган потер правое плечо. Там, под дорогими одеждами и сложными узорами татуировок, был спрятан шрам – напоминание о временах, когда они с Танигедом сражались друг против друга.

Тогда рыжеволосый боец еще не был подданным Ласкана, а выступал в роли наемника, который сражался за ту империю, которая ему больше платила.

В ударе, который разорвал Божественные доспехи Зова молодого Дархана и, пробив им несколько тяжелых скал, протащил по небу сотню метров, Танигед, как рассудил Морган, не использовал и половины своей силы.

Лишь шесть человек во всех семи империях могли сравниться с Оруном в силе. И, что пугало, четыре из них жили именно в Ласкане.

Подобный перевес в качестве, а не количестве великих героев и заставил Дарнас уйти вперед в техническом развитии. “Ярость смертного неба” – судно, которое обеспечивало баланс на чаше весов разгорающейся войны.

Вот только императорами не становятся те, кто не могут просчитать хотя бы на десять шагов вперед. Если регент-мать ласканского императора (у которого еще и волосы на яйцах не отросли) соизволила перейти границу, значит, у нее был план.

План, деталей которого Морган не знал.

Пока не знал…

Взгляды Танигеда Облачного и Моргана Бесстрашного пересеклись. Старые враги, не раз сходившиеся в смертельных поединках, они коротко кивнули друг другу в знак признания. Затем Танигед с телом Дерека Степного на плечах исчез в своей технике “Шага сквозь облака”.

Пожалуй, единственная техника в семи империях, которая была равна по скорости “Шагу белой молнии”. Легенды гласили, что их создал один и тот же адепт, достигший бессмертия.

Кстати, о бессмертии: надо будет взять с ректора “Святого Неба” определенные клятвы и немедленно записать столь важную информацию исключительно для библиотеки императорского рода.

Даже намек на обретение бессмертия может перевернуть ход вой…

– Ваше императорское величество, – вдруг согнулся Чин’Аме. Взгляд его был направлен далеко на запад. Куда-то за горизонт.

Ректор и император в который раз переглянулись. Лишь они двое во всем Дарнасе знали, куда именно смотрел мастер-дракон. Взгляд волшебника был направлен на его родину – на землю сеньора всех семи империй.

Страну драконов.

– Если это как-то связано с задержкой дани, великий Чин’Аме, мы…

– Нет, юный Морган. – Глава павильона Волшебного Рассвета выпрямился. По его лбу стекали капли пота, а из носа струилась волшебная кровь. Даже одной ее капли хватило бы, чтобы заставить алхимиков Даанатана в прямом смысле слова рвать друг другу глотки. Мерцающая, искрящаяся наподобие жидкого кристалла, кровь дракона считалась невероятно могущественным ингредиентом. – Ты знаешь законы – пока вы с Ласканом в состоянии прямой войны, Рубиновый Дворец позволяет вам отложить выплату дани до ее окончания.

Император кивнул. Древний закон, который установили еще несколько эпох назад. Закон, который наряду со многими позволял семи империям практически не чувствовать на себе присутствия сеньора. Они были настолько независимы, насколько вообще в этом мире сильных может быть независим тот, кто не является сильнейшим в регионе.

– Нас призывают обратно на родину. – Чин’Аме достал платок, вытер им каплю крови и, аккуратно сложив, протянул Моргану. – Передай это юному Хаджару Дархану. Скажи, что разговор, который мы с ним имели, теперь жизненно важен для него.

– Конечно, великий Чин’Аме, – с легким поклоном император принял платок.

Не время и не место показывать, что он в очередной раз поражен тем, что этот адепт уже успел и с мастером-драконом парой слов перекинуться. Причем так, что между ними явно образовалась какая-то связь.

Перед тем как превратиться в волну незримого света, Чин’Аме бросил последний взгляд на поле битвы. Вернее на то, во что сражение двух адептов превратило некогда красивую равнину, которая успокаивала душу Моргана.

Пройдет еще около года до того, как восстановятся потоки Реки Мира и та смоет с лица земли урон, нанесенный адептами. Равнина обязательно вернет свой прежний облик… пусть и не сразу.

– Бедная девочка… – прошептал Чин’Аме. – Встретить истинного спутника жизни и потерять его… я буду ждать песни бардов об этом дне, юный Морган. Передай ей от меня.

Чин’Аме исчез – настолько быстро, таинственно и мистично, что, в отличие от техник перемещения Танигеда или Хаджара, Морган не смог не то что почувствовать, но даже интуитивно ощутить момент, когда мастер-дракон покинул его дворец.

Единственное, что он видел перед собой – лежащую на парапете простую нефритовую заколку для волос. На ней было начертано несколько символов на драконьем языке.

Языке, который, имея словари и азбуки, не мог выучить ни один смертный и даже бессмертный. Лишь драконы умели на нем общаться.

– Мой император, – внезапно поклонился ректор, – я не ослышался? Он действительно сказал “нас”?

– Да, ты не ослыш… – Морган внезапно осекся. За последний час произошло так много выбивающихся из его поля зрения событий, что он, будто неопытный мальчишка, не смог зацепиться за оговорку мастера-дракона.

Проклятье…

Проклятье!

Получается, все это время по его земле ходил еще один представитель драконьего племени, а Морган об этом даже не знал. Но… император драконов не стал бы призывать в свой дворец всякую мелкую сошку. Чин’Аме занимал в стране драконов позицию, сравнимую с той, которую имел стоящий рядом с Морганом ректор “Святого Неба”.

А значит, император собирал только цвет общества.

Только вот что представитель высокого круга страны драконов забыл в Дарнасе?

И, самое главное, почему Морган ничего об этом не знал?!

Император коснулся медальона на своей груди и, посылая внутрь искру воли и энергии, буквально прорычал:

– Глава Тайной Канцелярии!

А затем, повернувшись к полю битвы, глазам нашел девушку, о которой говорил Чин’Аме.

Проклятье богов и демонов!

И почему это должна быть именно опальная Динос…

Глава 937

Анис, прикрыв рот ладонями, смотрела в бессильном порыве как-то помочь на то, как из кричащего в безумной агонии Гэлхада выходят потоки зеленого света. Из прорезей сочленений доспехов, из забрала шлема, из каждой мелкой щели к небу устремлялись потоки отвратной, мертвенной энергии.

Гэлхад при этом кричал так, будто из него вынимали душу.

Анис лишь беззвучно роняла слезы. Неспособная никак помочь, она сидела на коленях рядом с возлюбленным.

А затем все прекратилось. Свет исчез, и Гэлхад замер. Секунда, две, три – ничего не происходило.

– Анис… – внезапно донеслось из недр шлема.

Эхо, которое Анис услышала, на мгновение ее удивило и ужаснуло. Звучало так, как если бы в огромный рыцарский доспех обрядили кого-то, кому тот был велик втрое или даже вчетверо. Впрочем, уже меньше чем через удар сердца волнение сменилось радостью.

Радостью от осознания, что возлюбленный снова с ней.

Она так хотела увидеть его лицо. Провести пальцами по вьющимся волосам, заглянуть в родные глаза.

– Сейчас, подожди, – сквозь слезы улыбнулась мечница. – Я помогу тебе.

Она потянулась пальцами к шлему, но ее руку перехватила латная перчатка. С трудом, тяжело, медленно. Буквально за мгновение до того, как Анис смогла отщелкнуть застежки на кожаных ремнях.

– Нет… не… надо, – очередное эхо от слегка булькающего хрипа. – Не хочу… чтобы ты… видела… таким.

Анис не раз и не два становилась свидетельницей того, как умирают от ран бойцы. Она не была опытным военным или лекарем, чтобы по звуку определить характер раны, но то, что она услышала, не оставляло сомнений.

Гэлхад был тяжело ранен. Настолько, что кровь скопилась уже не только в легких, но и в остальных внутренних органах.

– Тебя нужно срочно к Марнилам! Тетя Доры что-нибудь прид…

Анис потянулась помочь Гэлхаду встать, но латная перчатка не отпускала ее запястье.

– Не надо… – повторило эхо. – Мне… уже… не помочь.

– Что такое ты говоришь?! – Слезы вновь потекли из глаз Анис. – Конечно, я помогу тебе! Ты просто бредишь немного, вот и все…

– Посмотри… через… реку.

Анис замотала головой. Настолько яростно, что ее собранные в пучок волосы разметались по плечам. Она заранее знала, что именно увидит, когда посмотрит на Гэлхада сквозь Реку Мира, но все же…

Она лишь приговаривала:

– Все будет хорошо. – И ее слезы стучали по забралу латного шлема. – Пойдем… поднимайся… все будет хорошо…

– Посмотри! – из последних сил, заходясь в смертном хрипе, закричал Гэлхад… или то, что от него осталось.

Анис посмотрела. Прикрыв глаза, она обратила свой взор к безмятежным потокам Реки Мира. Все сущее было заключено в ее холодные объятья. Все, что когда-либо ходило под светом холодных звезд, да и сами они – все зримое и незримое.

Река Мира была всем, и в то же время она существовала лишь в той тонкой грани, которая соединяла четыре мифических мира. Кто-то даже говорил, что она и была их границей.

Реальность исчезла – ее заменили нити энергий, сплетавшиеся в формы, которые не мог вообразить себе ни один смертный. Ибо представить даже простой камень как невероятно сложную энергию им было неподвластно.

Каждый адепт при взгляде через Реку Мира выглядел как сложная система из энергетических каналов: рек и узлов – врат. Но то, что предстало взору Анис, когда та посмотрела на Гэлхада…

Это было ужасно.

Пугающе настолько, что лишь чудом мечница сдержалась, чтобы не отшатнуться в ужасе от увиденного. Чтобы Дерек ни сделал со своим пленником, он не оставил от него ничего человеческого.

Во всяком случае, живого человеческого.

Боль, которую в данный момент должен был испытывать Гэлхад… Анис не могла себе представить подобные муки.

Латная перчатка, дрожа и шатаясь, поднялась на уровень лица Анис.

– Не… плачь… любовь… моя. – Железный палец вытер слезу на щеке девушки. – Я… хочу увидеть… твою улыбку… в последний раз.

Анис улыбнулась. Сквозь слезы. Сквозь душевную боль. Сквозь бессильное отчаянье, которое пожирало ее изнутри.

Гэлхад смотрел на нее. На черные как ночь волосы и светящиеся изумрудами глаза. Она была прекрасна. Прекрасна в каждом движении длинных ресниц, в каждом вздохе коралловых губ, в каждом изгибе белоснежной кожи и смешливом подмигивании незаметных веснушек.

Те несколько скоротечных лет, которые он провел, держа ее в своих объятиях, были самыми счастливыми в его жизни.

– Мы… победили?

Анис кивнула.

– Ты победил, – прошептала она.

Гэлхад откинулся на спину. Его рука скользнула на живот возлюбленной. Где-то рядом ударила белая молния. Из нее вышли Том, Эйнен с Дорой и Хаджар.

Они рванули было к нему, но тут же застыли. Их взорам предстало то же зрелище, что увидела и Анис.

Гэлхада уже было не спасти. Даже величайшая из магий исцеления не помогла бы сейчас. Просто потому, что она была направлена на сохранение жизни. И невозможно ее сохранить там, где уже властвовала смерть.

На земле лежал не живой Гэлхад, а мертвый. И лишь по какой-то мистической, таинственной причине он все еще не покидал пределов мира живых.

– Друзья… мои, – прошептал он, глядя на лица четырех адептов. – Для меня… было… честью… биться с вами.

Они подошли к нему. Встали рядом и, обнажив оружие, вонзили его в землю. Высшее проявление уважения перед адептом. Высшая почесть, которую можно заслужить в этом мире…

Теперь Гэлхад это понял.

Понял, что счастье было так близко.

Что счастье – было.

И оно было вовсе не в пути развития, вовсе не в силе…

Он посмотрел на возлюбленную, на друзей, которые когда-то были его врагами.

Вот оно – счастье.

– Назови его… назови моего сына… – хрипел он, чувствуя, как длань праотцев уже простирается над ним. – Асмерхэд.

– Асмерхэд, – улыбнулась Анис. – Безмятежная вершина.

– Я… буду… ждать тебя. Но… молю… не торопись… ко мне.

Она еще сжимала латную перчатку, когда то, что заменяло Гэлхаду жизнь, покинуло его тело. Стеклянные глаза смотрели на плывущие по небу безмятежные облака…

Под ними кружили вороны.

В недоумении они смотрели на поле битвы, после которой осталось всего одно тело – все остальные мертвые исчезли прахом, когда погиб Дерек.

Десятки тысяч убитых легионеров и ни одного тела, чтобы опустить знамена перед жаром погребальных костров. Не над кем спеть тризны.

Лишь груды порванных и истерзанных доспехов.

Воинов прошлого и воинов настоящего.

И над ними, блестящими под жарким солнцем, разлетался плач женщины, которая потеряла на войне своего возлюбленного.

* * *

Костер к ночи все же сложили. Огромную башню из дерева построили за единственной оборонительной заставой, которая уцелела в битве. Но на ней не было тел. Только доспехи и клинки. Их плавили, отдавая дань памяти тем, кто ушел в битве.

А на вершине костра лежал могучий рыцарь, сжимавший лежавшую на груди секиру.

В руках Анис все еще пылал факел, которым она подожгла хворост под башней. На ее щеках так и не высохли сползающие к подбородку слезы.

Левой рукой она держалась за низ живота.

Хаджар смотрел на нее и понимал, что лишь великая сила останавливала ее от того, чтобы рухнуть под тяжестью душевных ран. Та сила, которую женщина приобретает, когда становится матерью…

Рядом с Хаджаром за столом тризны, который легионерам заменяли сложенные на земле бревна с простой брагой и хлебом, сидели Карейн Тарез, молча пьющий за здравие вояк, Дора Марнил, Эйнен Островитянин, Анетт из племени Шук’Арка и даже Том Динос.

Все они пережили эту битву, прошли предшествующие ей путешествия и теперь провожали в последний путь того, кто уже не мог с ними сидеть…

В ожидании войны, в томительном ее призывании, в тоске по лязгу оружия о доспехи и бою военных барабанов Хаджар совсем забыл, как сильно, как до глубины души и пылающей в ней ярости он ненавидит войну.

Он ждал ее, пожалуй, лишь для того только, чтобы возненавидеть еще больше.

– Хаджар Дархан, – позади, из сумрака и тени, вышла Рекка Геран, – император хочет с тобой говорить. Немедленно.

Хаджар молча достал из пространственного кольца свой старый, побитый ронг’жа. Затертый, помятый, но не забытый.

– Он подождет, – ответил Хаджар и, не обращая внимания на глубокий шок Рекки, тронул струны.

Даже если бы Яшмовый Император или князь демонов позвали его на аудиенцию, им пришлось бы ждать до тех пор, пока Хаджар не споет.

Не споет песню тризны по ушедшему соратнику… ушедшему другу.

Другу, которого он нашел лишь после его смерти…

Глава 938

В огромном зале, в котором могло бы поместиться до двух тысяч пар гостей, сейчас находилось всего несколько человек. Над их головами возвышались стены, которые смыкались сверкающим сводом на такой высоте, что сильнейший смертный не смог бы дотянуться до него выстрелом стрелы из самого крепкого лука.

Чин’Аме не переставал восхищаться этим сводом. Даже прими он истинный облик Хозяина Небес, смог бы чувствовать себя так же комфортно, как в родной пещере.

Но еще больше, чем размахом сооружения, созданного при правлении племени Громового Облака, глава павильона Волшебного Рассвета восхищался его красотой.

Как любой дракон, он ценил красоту. Красоту во всем – как в телах, мыслях и чаяниях, так и в простых физических вещах. И Чин’Аме мог поклясться Высоким Небом и духом предка, что во всем регионе белого дракона нельзя было найти сооружения прекраснее, чем свод императорского дворца в стране драконов.

В тронном зале не было ни единого окна. Стены – глухие, монолитные, толщиной в несколько метров, сложенные из крепчайшего благородного камня, украшенные резьбой, гобеленами и картинами, – не имели ни единого витража, ни одной бойницы.

И все же в зале было светло днем и темно ночью.

Мастера прошлого, по легендам и слухам, подгорные гномы, которых древний император нанял для строительства этого великолепия, создали невозможное.

Потолок, полностью сложенный из рубинов высшей пробы и покрытый всевозможными волшебными рунами и знаками, мог принимать самые разнообразные состояния.

Он мог стать таким плотным, что даже удар Чин’Аме, пребывавшего в своей истинной форме, не сумел бы его оцарапать. А мог стать прозрачным и почти незримым – пропускающим свет солнца или луны. Но при этом он всегда оставался там. Этот рубиновый свод.

И те сцены прошлого, что были выложены на нем из все тех же рубинов, поражали своей масштабностью и детализированностью. Чин’Аме даже сейчас, спустя эпохи, не мог перестать наслаждаться тем, что мог различить мельчайший узор на гербе племени Грозового Облака, – и все это создано из одних лишь рубинов.

Казалось бы, простых, не волшебных, лишенных энергии камней из края смертных.

– Глава павильона Волшебного Рассвета, – прозвучал глубокий сильный голос. – Твое слово.

Сделав шаг назад, дракон наклонился и сложил руки перед собой. Он склонил голову, коснулся рогами локтей и опустился на колени. Трижды поклонившись сначала императору, а затем, как того требовал этикет, гербу племени, Чин’Аме выпрямился.

На троне, созданном из сплава всех драгоценных металлов, которые только имелись в регионе белого дракона, сидел мужчина. Ростом ровно два метра, широкий в плечах, с мощным волевым подбородком и широкими скулами. Его густые, черные кустистые брови были нахмурены. Чистые глаза, пропитанные властью и первобытной мощью, сверкали острым интеллектом.

Одетый в черно-золотые, просторные одежды из драгоценнейшей ткани, с короной о семи зубцах, он не сводил взгляда со своих подданных.

Его трон стоял на пьедестале, к которому вело четырнадцать ступеней. И на каждой прямо в камень были воткнуты мечи, копья, молоты, секиры, топоры, кинжалы и прочие разновидности оружия.

Этим император драконов подчеркивал, что ему не нужна стража или телохранители. Он не боялся никого и ничего.

Его ладонь лежала на рукояти гигантского боевого топора, который был приставлен к подлокотнику трона.

– Мой император. – Чин’Аме больше не кланялся.

Он не прятал взгляда. Как и император на троне, он не чувствовал страха. Давно уже прошло то время, когда он боялся правителя. Теперь же его руки сжимали волшебный посох, в разуме хранились знания столь удивительных и тонких мистерий, что их невозможно было описать словом и передать ученикам.

Чин’Аме был волшебником. Тем, чей взор пронзает Реку Мира, а воля меняет ее ток. Ему были ведомы тайны пятисот сорока шести Слов. И ни один из магов-драконов из прошлого, кроме разве что покойного мудреца Ху’Чина – Синего Пламеня, не смог бы потягаться с ним в искусстве магии.

Прошли те эпохи, когда он, слабый и хилый, боялся идущих по пути оружия. Их королевств и техник.

– Объясни мне, волшебник, как так получилось, что в Дарнасе, куда отправился за новым слугой для своего павильона, ты не заметил безродного дракона.

– Потому что я не видел там ни одного другого соплеменника, кроме министра Джу, – Чин’Аме кивнул на стоящего рядом министра.

Тот, как и всегда, выглядел чванливо и надменно. Его наряд лишь немногим уступал тому, в котором сидел и сам император. А уж про сокровищницу Джу, которую тот, как ходили слухи, наполнил не самым честным путем, Чин’Аме даже думать не хотелось.

Получи его павильон хоть десятую долю богатств министра, и они смогли бы привести магию в стране драконов к настоящему, а не метафорическому рассвету.

– Ты лжешь, Чин’Аме, – прошипел Джу. Его глаза сверкнули янтарем и звериной яростью. – Я знаю, что ты лжешь!

– Откуда, министр? – изогнул бровь Чин’Аме. – Неужели есть что-то такое, о чем вы по ошибке, разумеется, не поведали этому совету? – Чин’Аме обвел рукой стоявших позади министров и глав павильонов. – И самому императору, да простирается в вечность вокруг него Высокое Небо.

– Ты обвиняешь меня в измене, безродный?!

Теперь уже глаза волшебника вспыхнули яростью, а энергии и мистерии вокруг него задышали магией.

– Слова обладают великой силой, министр. – Дыхание Чин’Аме заставляло других глав павильонов потянуться ладонями к оружию, а кто-то готовился в любой момент принять истинную форму, что для существ их уровня было сродни унижению, но жизнь дороже. – Следите за ними внимательно, если не хотите узнать это на себе.

– Ты угрожаешь мне, плебей?!

– ХВАТИТ! – Рев императора заставил всех, кто стоял в зале, пасть ниц.

И не потому, что таков был закон, просто никто не смог устоять на ногах. Мощь императора драконов находилась на таком уровне, что даже Чин’Аме не мог ее осознать. Он был уверен в своей способности сбежать от императора, но победить его в честной схватке…

Во всем регионе белого дракона не найдется ни одного живого существа, человека, орка или эльфа, который был бы способен на это.

Пока не найдется…

– Слушайте мое слово, министр Джу и Чин’Аме. Отправляйтесь обратно в Дарнас. Найдите мне этого безродного и приведите сюда. В целости и сохранности. – Тут уста императора исказила улыбка. Плотоядная. Хищная. Дикая. Демонстрирующая ряды жутких, даже для Чин’Аме, клыков. – ЕГО – в целости и сохранности. Что до Дарнаса… за укрывание беглого дракона им придется ответить! Но об этом позже. Сейчас можете быть свободны.

Министр Джу и Чин’Аме, поклонившись, направились к выходу из тронного зала Рубинового Дворца.

* * *

– Проходи, он ждет тебя.

Полог шатра отодвинулся, и хромая фигура в пыльном, покрытом грязью, рваном плаще вошла внутрь.

Она тут же ударила себя кулаками в грудь, а затем опустилась на колени.

– Первый Вождь!

Секундная тишина.

– Поднимись, Степной Клык, последний из племени Степного Волка. Скажи мне, что привело тебя сюда?

Степной Клык посмотрел на огромного краснокожего орка, сидящего перед ним. Тот ласкал пальцами пламя костра, которое отразилось на изуродованном лице Степного Клыка.

– Я пришел просить твоих охотников, Первый Вождь, – прорычал он, – чтобы те отправились со мной через большую воду и Дикие Скалы в земли родины Степного Волка и отомстили за падших собратьев.

– Ты зовешь меня на войну с империей людей, собрат?

– Империей? – Степной Клык утробно зарычал. – ИМПЕРИЯМИ!