Текст книги "Волчья свадьба"

Автор книги: Кирилл Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5

События на «Острове Невезения» для Петрухина постепенно превратились в непрестанную головную боль. Не сумев продвинуться в расследовании убийства олигарха Хухминского и на шаг, теперь он вдобавок должен был расшифровывать шараду загадочной гибели горничной Сольцовой. Учитывая конкретные обстоятельства, оба убийства были объединены в одно дело. Еще той ночью Борис тщательнейшим образом проверил комнату Александры, но ничего, что могло бы указать на ее убийцу, найти не удалось. Ни пуговицы, ни даже волоса с головы…

Эксперт Тростинкин тоже беспомощно разводил руками. Нигде никаких посторонних отпечатков пальцев – только хозяйки комнаты. В том числе и на бутылке с остатками водки и растворенным в ней снотворным. И все. Сама обстановка в комнате даже близко не напоминала о том, что там могла происходить борьба, свидетельствующая о принуждении женщины кем-то посторонним принять завышенную дозу снотворного или насильственном его введении в желудок жертвы. Поэтому, исходя из предварительных результатов, вполне уверенно могло показаться, что Александра и в самом деле самостоятельно наглоталась таблеток и добровольно ушла из жизни.

Но зайдя к графологу, Петрухин получил заключение, напрочь опровергающее версию самоубийства. Предсмертная записка оказалась профессионально сработанной фальшивкой. Почерк был подделан столь мастерски, что разницу с образцом смогла выявить лишь специальная компьютерная программа.

С результатами графологического исследования Борис прямым курсом направился к Рудакову. Тот, восседая за столом мрачнее тучи, только что не сыпал вокруг себя искрами. Ему спозаранок позвонил вице-губернатор Дрыгалов, который весьма жестко отчитал начальника УВД за «хреновейшую работу оперов, которые совсем перестали мышей ловить».

– Константин Федорович, почему вы не передадите это дело другому, более грамотному, более профессиональному сотруднику? – язвил тот, показывая интонацией голоса, сколь низкого мнения он о профессиональных качествах Петрухина. – Он у вас что, самый незаменимый? Другой давно бы уже и мотивы установил, и подозреваемых нашел. А то, пока он там валяет дурака, появился еще один труп. О чем мы будем говорить с французами, если они узнают, какой у нас творится беспредел? Причем совершенно безнаказанный!..

Морщась, Рудаков попытался объяснить расходившемуся вице-губернатору, что Петрухин – действительно один из лучших, и на его месте иные смогли бы «накопать» еще меньше. Но тот уже оседлал любимого конька – поучать, наставлять и указывать.

– О каком профессионализме можно вести речь, если этот ваш «пинкертон» надумал уважаемого человека, депутата Областной думы, заподозрить в склонности к извращениям?! Кстати, где его этот якобы свидетель, на которого он попытался повесить убийство Аркадия Никодимовича?

– Петрухин определил его в СИЗО, но прокуратура это опротестовала, и задержанный вчера был отпущен. Где он сейчас, я не знаю. Кстати, подполковник Петрухин предупреждал, что если будет отпущен подозреваемый, то убийцы Хухминского обязательно предпримут что-то очень серьезное, чтобы пустить следствие по ложному пути.

– Ишь ты! Он предупредил… Ясновидящий выискался! А что он сделал, чтобы предотвратить очередную трагедию? Ничего! В общем, Константин Федорович, губернатор вашей работой крайне недоволен. Областная дума уже обсуждает работу вашего ведомства. Скорее всего, завтра вас туда пригласят. Да и в правительстве в ближайшее время будет обсуждаться этот вопрос. Так что делайте выводы.

– Ну, поскольку причастность Коцигаша прокуратура опротестовала, мы теперь сходимся во мнении, что Хухминского убила горничная Сольцова, после чего решила покончить с собой, – едва не плюнув в трубку, сообщил Рудаков.

– Вот это уже лучше! Ведь можете же работать, если захотите. Я думаю, в интересах прежде всего губернии, это дело надо поскорее закончить. На мой взгляд, версия, где в роли убийцы фигурирует горничная пансионата, наиболее достоверна. Да и в смысле всяких там «подводных камней», которые могут вылезть в неподходящий момент – я имею в виду тот самый «голубой след», – это тоже будет лучше. Вот пусть ваш Петрухин ее и дорабатывает, да поскорее передает дело следователям. Что уж вам объяснять элементарное?..

Именно в этот момент в кабинет вошел Петрухин. Бросив трубку, Рудаков хмуро ответил на приветствие и сердито, но с надеждой в голосе, пробурчал:

– Ну что? Как успехи? Что хорошего скажешь?

– Как я и говорил, Сольцова – второй вариант подставы с перспективой беспросветного «глухаря». Вот заключение графологической экспертизы: записку писала не она. То есть ее убили, чтобы увести расследование в тупик и оставить нас с носом.

– Да, растак твою в хомут! – Начальник УВД в сердцах ударил крепко сжатыми кулаками по столу. – Опять черт-те что получается… Ну вроде бы – все, появился какой-то просвет! Нет… Опять – тупик! Товарищ подполковник, а может, вы и в самом деле не в ту сторону копаете? Хотя вроде еще молодой – сорока не стукнуло, чутье должно быть еще острое, соображалка работать как часы. Борис, что происходит? Почему мне ежедневно, утром, в обед и вечером, регулярно полоскают мозги?

– Константин Федорович, вы мне объясните: какого черта глодать людей, которые уже не первый год работают в угро и свою работоспособность доказали не единожды? Да, я понимаю, что Хухминский – не продавщица киоска, которую убил алкаш из-за бутылки водки. Но зачем нужно по этому поводу устраивать бесконечные истерики? Ешкин кот! А если бы пострадавшим оказался не приятель, а родственник губернатора, то тогда нас надо было бы вообще замордовать?

– Я все понимаю, Боря, но ты поднажми, поднажми… Подключи агентуру, прозондируй окружение Хухминского. Вдруг оттуда что-то вынырнет?

– Агентура уже работает. Миша и Олег… то есть лейтенанты Стрижов и Ульянин занимаются окружением. Но и там пока что все глухо. Отсюда я делаю вывод, что Хухминского убрали не какие-нибудь гопники, и даже не местные ОПГ. Возможно, концы уходят куда-то очень высоко, не исключаю, что даже в нашу родную и любимую «белокаменку».

– Слушай, Борь, а может, все-таки это Сольцова? А? – с упованием в голосе неожиданно вопросил Рудаков. – Вдруг эксперт ошибся насчет почерка?

– Человек ошибиться может, компьютер – вряд ли, – лаконично уведомил Борис.

– Ладно, работай… – уныло вздохнул генерал-майор, безнадежно махнув рукой.

…Секретная агентура у Петрухина появилась пару лет назад, когда на свободу из ИТК общего режима после двухгодичной отсидки вышла аферистка «на доверии» Ксюха Сабельная по кличке Сабля. Обаятельная блондинка с открытыми миру голубыми глазами, внешне доверчивая и ранимая, на самом деле была прожженной обманщицей пенсионеров и иных граждан, купившихся на ее обворожительную улыбку. Представляясь то работником собеса, то представителем благотворительного фонда, то еще невесть кем, она без труда выманивала и у стариков, и у граждан помоложе немалые суммы денег. Самое интересное: большинство, даже будучи обманутыми, никак не могли заподозрить ангелоподобную Ксюшу в безобразно-вульгарном надувательстве.

Но попалась она по обвинению в страшном убийстве. В той квартире, где побывала Сабля, нашли ее хозяев – интеллигентную чету пенсионеров – со следами жесточайших пыток. Ксюху вычислил и взял Петрухин. Он ее взял так красиво и даже артистично, что она до последнего мгновения не знала, в чьих руках оказалась волею судьбы.

Выйдя из ювелирного магазина с обалденным кулоном на шее из крупного, дорогущего агата, Сабельная села на заднее сиденье подрулившего к ней такси с симпатичным, загорелым, улыбчивым водилой. Уже в пути, когда машина остановилась под светофором, внезапно с двух сторон в кабину «девятки» ворвались какие-то отморозки, которые, угрожая оружием, приказали таксисту ехать за город. При этом парни недвусмысленно дали понять, что шофера там намереваются убить, да заодно и Ксюху, предварительно «поставив на хор». Тут же, в машине, они отняли у Сабли только что купленный кулон, серьги с «брюликами» и приличную сумму денег.

Рассвирепев от подобной «борзоты», Ксюха разразилась гневной речью:

– Вы кто такие, дебилы долбаные? Да вы знаете, на кого наехали? Я – Сабля, я тут в полном авторитете. Поняли? Да вас тут, уродов, местная братва на фарш пустит. Что, гастролеры залетные? Ну, считайте, что это ваши прощальные гастроли.

– Ой-ой-ой! Напугала! – глумливо загоготали парни. – В авторитете она тут! А по какой части? Не по минету случайно?

– Заткнитесь, ублюдки! А то сами, перед тем как издохнуть, целой толпе минет делать будете. А я в авторитете по разводу на бабло. Ясно?

– И кого же ты развела на этой неделе? – все так же бессмысленно гогоча, поинтересовались парни.

– Профессора с его бабкой на Брянской. Хотя вам, затупкам, что Брянская, что Хренянская – все едино, – с оттенком бахвальства выпалила Сабля.

Машина в этот момент остановилась, и она увидела себя… у уже знакомого ей здания следственного изолятора. Увлекшись перепалкой с налетчиками, она даже не заметила, куда именно ее привезли. А водила, спокойно оглянувшись, вдруг поинтересовался:

– Так говорите, гражданка Сабельная, это вы были в квартире пенсионеров Троицких? В таком случае вы задержаны по подозрению в ограблении и убийстве двух человек.

В этот момент Сабле показалось, что она видит дурной сон. Менты! Это не таксист и не гастролеры-отморозки, а менты! Мать честная! Как же они ее ловко разыграли и раскрутили на признанку… Но тут до нее дошло и сказанное «таксистом».

– Вы мне тут мозги-то не крутите! – взъершилась Ксюха. – Ладно, так и быть, развод на бабки признаю. Но мокруху шить и не вздумайте! Или это тоже по приколу?

– Очень жаль, гражданка Сабельная, но это вовсе не шутка, – «таксист» был более чем серьезен. – Если ваша вина будет доказана, вам светит пожизненное заключение.

И сидеть бы Сабле до конца своих дней, если бы не все тот же «таксист» – опер Петрухин. В течение недели, не считаясь со временем, Борис нашел настоящего убийцу, каковым оказался бывший возлюбленный Ксюхи – главарь шайки, «курировавшей» крупный вещевой рынок. Незадолго до этого она дала ему от ворот поворот, и тот в отместку решил подставить ее по полной. Поэтому, выйдя на свободу, со своим прежним ремеслом она покончила. Окрутив солиста местного оперного театра, потихоньку прибрала к рукам все финансовые потоки, которые ориентировал его прежний импресарио, – прежде всего в собственный карман.

Однако по характеру Сабля во многом так и осталась Саблей. Ей претила пресная «фраерская» жизнь, и выход своим былым привычкам она находила в одном из местных ночных клубов, где предпочитали собираться поклонники покера. Там она на совершенно законных основаниях мастерски потрошила бумажники асов картежного искусства.

Случилось так, что в колонии она оказалась соседкой по «кубрику» высококлассной «каталы» по кличке Филиппинка. Та была не очень крепка здоровьем, и поэтому Ксюха, не обделенная отзывчивостью, как могла поддерживала свою новую подругу. В знак признательности Филиппинка щедро поделилась с Саблей секретами шулерского мастерства. Ксюха оказалась чрезвычайно способной ученицей. Она с первого взгляда запоминала любые комбинации, обладала выдержкой и хладнокровием, ее пальцы были ловкими и гибкими, на зависть иному «щипачу».

Поэтому, выйдя из ворот колонии «на свободу – с чистой совестью», Ксюха решила навсегда забыть свои былые проделки и, вернувшись в родной Залесск, попробовала себя на новом поприще. Первым делом она отмылась от «зоновщины». Как ни верти, а бывшую зэчку мужики почти безошибочно чувствуют по намертво въевшемуся в нее чрезвычайно специфичному, особому тюремному запаху. Наведя гламурный глянец, очень скоро в городских дебрях Сабля нашла не очень рекламируемый официальный притон азартных картежников. Ее «премьерное» появление в ночном клубе произвело фурор дважды. Первый раз, когда она вошла в общий зал клуба – вся воздушная, светящаяся, словно чистая незабудка, вознесшаяся среди зарослей чертополоха. А второй – когда в закрытом кабинете обчистила в покер местного удальца Жажу, который до этого был по этой части непререкаемым авторитетом…

Но Ксюха не забыла и о своем, по сути дела, спасителе. Используя контакты в местной криминальной среде, она периодически снабжала Бориса ценной информацией. Вот и теперь, тасуя карты в ночном клубе или посасывая через соломинку коктейль в кафе «Малина», где, воодушевленные этим названием, частенько любили собираться «щипачи» и «фармазоны», она искусно зондировала своих собеседников на предмет того, «кто и за какие фишки замочил Хуху», как в воровской среде издавна именовали Хухминского.

Но, к досаде Петрухина и ее собственному огорчению, ничего стоящего выудить так и не удалось. Кривотолки ходили самые разные. Кто-то считал, что олигарха убрали конкуренты, кто-то – заезжие беспонтовые отморозки, которые, наколбасив, с перепугу обделались и залегли на дно. Именно дефицит информации и наводил Бориса на мысль о том, что причастность к убийству Хухминского имеет чрезвычайно узкий круг людей. Возможно даже, что это – одаренный псих-одиночка, движимый какой-либо идефикс. Например, манией величия, установления вселенской справедливости, осуществления кармического воздаяния и т. д. и т. п. Но как же его вычислить?

Обзвонив своих помощников, Михаила и Олега, и в очередной раз разразившись свирепыми эпитетами – парни вкалывали на пределе сил, но результаты были нулевыми, – ближе к обеду Петрухин связался с Тростинкиным. Судмедэксперт сообщил, что на темени Сольцовой он обнаружил след от удара тупым предметом. Хотя, возможно, она сама стукнулась о притолоку или что-то подобное. Но Тростинкин был уверен только в одном – это удар.

– Видимо, ее слегка оглушили, чтобы не сопротивлялась, потом зажали нос и влили в рот примерно стакан водки с пригоршней таблеток снотворного, – авторитетно констатировал он. – Поэтому-то никаких следов борьбы и не обнаружилось. Отключилась она сразу. Смерть наступила в течение последующих пятнадцати-двадцати минут.

В принципе теперь Борису было все понятно. Скорее всего, Сольцова знала своего убийцу и поэтому без особых опасений впустила его к себе в комнату. Он принес с собой бутылку водки и предложил выпить, но она отказалась. Тогда он внезапно нанес ей торцевой удар донышком бутылки по голове и после этого насильно ввел отраву. И кто же тогда им может быть? Повариха, видевшая мужчину, который выходил от Александры, описала его в самых общих чертах. По этим приметам, разумеется, опознать кого-то конкретно практически невозможно. Но тем не менее даже эта скудная информация позволяла получить хоть какое-то представление о подозреваемом.

Если судить, что рост незнакомца был выше среднего, а по своему складу он выглядел поджарым, сильным и подвижным, то уже это позволяло отсечь изрядную часть потенциальных подозреваемых. Например, того же Чушканова, в отношении которого в какой-то момент у Бориса были довольно серьезные подозрения. Ну а кто из «островитян» подходил под ранжир примет? Прежде всего охранники. Как пансионата, так и службисты Хухминского. А ведь, между прочим, Ежонов со своей командой в это время на острове был. Понятно для чего – они охраняли дочь своего покойного хозяина. Но одно-то другому, ясное дело, не мешает…

Борис вновь и вновь осмысливал услышанное от эксперта. «Что, если и Александру, и самого Хухминского убил Ежонов? Под приметы он подходит, по времени – был на той территории. Правда, в обоих случаях у него оказалось железное алиби. Да и мотив, если считать, что это убил он, не совсем понятен. Что это могло бы быть? Заказ? Месть? Что?..»

На повторной встрече с Алиной Хухминской, очень поразившей Бориса тем, что дочь олигарха предстала перед ним во многом на себя непохожей, какой он запомнил ее на острове, опер попытался исподволь прозондировать ее отношение к гибели Александры Сольцовой. Но ничего внятного добиться так и не удалось. Алина пояснила, что об этом прискорбном происшествии она слышала, однако собственное горе заглушило в ней все прочее, не связанное с ним. Кроме того, исходя из ее лестных оценок, Ежонов выглядел прямо-таки общеизвестной женой Цезаря, которая, согласно свидетельствам историков, была выше каких бы то ни было подозрений.

Заодно во время того рандеву Петрухин планировал узнать у Алины, как много наработали ее секьюрити по части собственного расследования. И здесь его постигло некоторое разочарование. Сама же назначив встречу, Алина предпочла отвертеться от прямых ответов на вопрос о том, кого именно она считает исполнителем убийства отца. Об официанте Коцигаше, по ее словам, она почти ничего не слышала, а в отношении Сольцовой «не знала, что и думать».

«Она мне то ли не доверяет, то ли внезапно обнаружила, что к убийству причастен человек, который ей чем-то очень дорог, – осмысливая итоги встречи, предположил Петрухин. – И поэтому она назначила это свидание у себя дома не столько для того, чтобы что-то мне рассказать, сколько из желания выведать, как далеко я продвинулся в своем расследовании. Может быть, именно поэтому она и принялась лакировать Ежонова – раз я им заинтересовался? Но тогда что же получается? Выходит, у нее роман со своим главным секьюрити? Или он куролесит сразу с обеими?..»

* * *

На следующий день после разговора с дочерью олигарха Петрухин решил еще раз договориться о встрече с Майей. Вчерашнее сообщение о случившемся с ней ДТП его очень заинтересовало. В его голове роились всевозможные смутные догадки и предположения. Во-первых, ему не давала покоя мысль о том, что Ежонов столь рьяно начал отстаивать корыстные интересы Майи именно из-за связи с ней. Но тогда было неясно, знают ли подруги, что они одновременно и возможные соперницы, если считать, что к Вадиму неравнодушна и Алина?

Во-вторых, нечто мутное просматривалось и в истории с приобретением «Форда». Если разобраться, то ведь Майя так ничего внятного и не сообщила – что это была за высокооплачиваемая, эксклюзивная работа и что это за фирма такая, которая недавней выпускнице, пусть даже и «Плехи», назначила огромнейший гонорар? Как ни гадай, а таких в пределах Залесска он еще ни разу не замечал… Нет уж, скорее за всем кроется что-то не очень благопристойное. И поэтому как следует прощупать Майю стоило бы в любом случае.

На предложение Бориса встретиться в кафе девушка ответила жизнерадостным: «Конечно!» Они еще немного поговорили на всякие отвлеченные темы – о погоде, о качествах блюд в разных городских кафе, и все это время Бориса не оставляло ощущение того, что она очень ждала его приглашения и чрезвычайно удовлетворена тем, что он позвонил. «Ну, не запала же она на меня! – недоуменно подумал он, нажав на кнопку отбоя. – Что-то тут не то… Впору задуматься, кто тут и на кого открыл охоту!»

Поскольку их рандеву было назначено на вечер – Майя сослалась на то, что в данный момент чрезвычайно занята на работе, Петрухин решил провести несколько встреч с людьми, хорошо знавшими Хухминского. По его поручению их разыскали молодые опера, работавшие с ним на Золотом Камне. Один из прежних сослуживцев олигарха, когда-то бывший главным технологом жиркомбината, уже давно являлся пенсионером. Кроме него, с Борисом согласились поговорить бывшие соседи Хухминского по подъезду, когда тот, еще будучи главным инженером и замом директора комбината, проживал в обычной трехкомнатной квартире.

С бывшим технологом они встретились в скверике у дома, где и проживал пенсионер. Крупный мужчина с седой бородкой и усами – ни дать ни взять типичный академик – неспешно рассказывал о своем сначала экс-подчиненном, а потом экс-начальнике.

– Хватка у Аркадия, конечно, была железная. Если за что брался, то доводил до конца во что бы то ни стало. И как специалист по своему профилю, и как экономист, он был на высоте. Но вот как человек… Тут – да, хорошего сказать можно мало. У него были два таких бросающихся в глаза недостатка. Во-первых, с подчиненными он был очень груб и даже жесток. Мог, невзирая ни на что, выкинуть человека на улицу, даже если у того безвыходное положение. А еще он был высокомерен и злопамятен. Он никогда никому ничего не забывал. Когда стал директором комбината, то первым делом уволил всех, кто когда-то чем-то ему досадил. В том числе и меня.

– То есть тех, кто был бы не против свести с ним счеты, воз и маленькая тележка… – понимающе кивнул Петрухин. – Ну а кто из уволенных им был, наподобие его самого, злопамятен без меры? Не припомните?

– Да, по-моему, таких у нас и не было, – «академик» развел руками. – Уж большего злыдня, чем он, я и не знаю. Хотя… Да, был один техник, Леша Горчаков. Парень взрывной, можно сказать, ходячий динамит. Знаете, бывают такие с обостренным чувством собственного достоинства и очень широкими представлениями о справедливости. Так вот, у них с Аркадием была стычка из-за одной сотрудницы бухгалтерии…

Как далее поведал собеседник Бориса, лет десять назад к ним на комбинат пришла работать хорошенькая собой девушка, окончившая финансово-экономический вуз. Лешка, сразу же обративший на новенькую все свое внимание, начал было ухаживать за ней с прицелом на что-то очень серьезное. Однако его опередил все тот же Хухминский. Он каким-то образом – возможно, с помощью старых стерв, окопавшихся в бухгалтерии, – сумел подставить девочку, в результате чего та якобы оказалась виновницей срыва крупного контракта.

Дело пахло миллионами рублей упущенной выгоды, которые как будто могли с нее взыскать. И тогда Хухминский предложил ей очень простой выход: она становится его любовницей, а он «улаживает дело». Не подозревая, что ее элементарно развели, наивная простушка согласилась. Лешка, узнав об этом, был в бешенстве. Встретив Хухминского на территории, он при свидетелях дал ему в морду. Тот тут же возбудил уголовное дело. На суде парень не стал распространяться об истинных причинах своего поступка, и ему «за злостное хулиганство» дали пять лет колонии общего режима.

– Да что и говорить-то, кобелишка Аркадий был еще тот, – осуждающе покачал головой бывший технолог. – Девчонку испохабил и бросил. Куда уж она потом делась, даже не знаю. А Лешка, говорят, прямо на суде ему объявил: запомни, урод, и через пять, и через двадцать пять лет я тебе этого не забуду, расплатишься своей поганой шкурой. Ну, выходит, кто-то с Аркашкой за всех расплатился.

Оценка бывших соседей была не лучше той, что дал Хухминскому экс-технолог, – высокомерен, с непомерными амбициями и запредельным самомнением. Соседка припомнила, как когда-то собака будущего олигарха искусала девочку из их подъезда.

– Сам был как зверь, и собака у него была под стать хозяину… – тяжело вздыхая, повествовала женщина. – Искалечила, конечно, ребенка очень сильно. Врачи сказали, что она теперь до могилы не расстанется с костылями. Судились с Хухминским, но суд принял его сторону. Они потом уехали отсюда. Ее отец обещал: я с тобой, гад, когда-нибудь поквитаюсь! А этот-то, Хухминский, когда такое случилось, сразу куда-то свою собаку задевал и больше уже не заводил.

– А его дочь вы помните? – заканчивая разговор, поинтересовался Борис.

– А то как же не помню? Помню… Вся в папу – пройдет, сроду не поздоровается. Потом уже, как подросла, он ее все с собой куда-то возил. Ребятишки говорили, что в школе хвасталась, будто стреляет – со ста шагов в консервную банку попадает. А для чего уж он ее этому учил – неясно. Когда съезжали отсюда, все соседи нарадоваться не могли.

– А жена у него тоже была какой-нибудь стервой?

– Вот что интересно, совсем наоборот! И вежливая, и простая, и отзывчивая… Тайком от своего Аркашки ходила к тем людям извиняться за собаку и предлагала денег на лечение ребенка. Они, семья такая гордая, отказались, так она сходила в больницу и все равно оплатила. Как уж она за него вышла, как его терпела – ума не приложу. Сам-то он был гулена еще тот, кобелировал направо и налево. А жену ревновал к каждому столбу. Не дай бог при нем с кем-то из мужчин поздоровается, так потом на нее неделю шипел аспидом.

По итогам этих встреч Петрухин поручил Михаилу и Олегу разыскать бывшего техника жиркомбината Алексея Горчакова и бывшего соседа Хухминского, отца пострадавшего ребенка. Узнав, по какому поводу Борис затеял розыски, Михаил, недовольно поморщившись, спросил:

– Это что же, Борис Витальевич, мы должны будем найти тех людей, чтобы в случае, если кто-то из них и в самом деле грохнул эту мразь, отправить в тюрьму?

– Во-первых, Миша, это издержки нашей работы, – Петрухин пожал плечами. – Мы, говоря высоким штилем, служим закону, и наши эмоции тут ни при чем. Хотя… Люди мы тоже живые – не роботы. Так что заранее не будем делать далеко идущих выводов.

Поняв его намек, Стрижов хитро ухмыльнулся и, уже не говоря ни слова, быстро отбыл в архив городского суда искать дело Горчакова.

* * *

Около девяти вечера Петрухин подъехал на такси к кафе «Юнона и Авось». Именно здесь должна была состояться его встреча с Майей. Девушка опаздывала, и, прождав ее лишние десять минут, он заподозрил, что она или почему-то передумала, или у нее произошел какой-то форс-мажор. Он достал телефон, но в этот момент услышал звонкий, задорный голос Майи:

– Звонить не надо, я уже здесь… Извините за опоздание. Слишком поздно отпустили с работы, пришлось задержаться. Ну что, у нас сугубо деловая встреча или все же в ней есть немного места и лирике?

– Хм… Да для лирики староват уже, наверное, буду, – сдержанно улыбнулся Петрухин и жестом пригласил Майю зайти в кафе.

– Ой! Ой! Ой! – непринужденно взяв его под руку, заразительно рассмеялась она. – Как мы прибедняемся! Вы лучше обратите внимание, с какой завистью на меня смотрят вон те дамы.

Она указала на двух особ бальзаковского возраста, которые о чем-то беседовали, дымя сигаретами невдалеке от входа в вестибюль. Те и впрямь то ли с любопытством, то ли с завистью, то ли даже с осуждением косились в их сторону. Впрочем, судя по стабильному отсутствию у них кавалеров, курильщиц в этот момент могли одолевать все эти чувства сразу.

В шумном людном зале они сели за столик у большой каменной вазы, из которой к потолку тянулась и кучерявилась какая-то экзотическая зелень. Сделав заказ официантке, Борис как бы ненароком поинтересовался:

– А Вадим ревновать вас ко мне не будет?

– Вы уже приступили к делу? – Майя лукаво улыбнулась. – Ну, что ж, отвечу. Нет, не будет. У нас с ним сугубо деловые отношения. А можно и мне задать вам вопрос?

– В принципе можете. Мы же не у меня в кабинете, и вы здесь не по повестке, – Борис изобразил великодушный жест.

– Скажите, Борис Витальевич… Или можно, учитывая обстановку, просто – Борис? Так вот, Борис, вы хотите, чтобы я рассказала как можно больше о семье Хухминских? Я правильно вас поняла? Хорошо, я готова на определенную откровенность. Ну, вы понимаете, что я имею в виду.

– Догадываюсь… – усмехнулся Петрухин, обернувшись в сторону официантки, доставившей заказ. – Наш с вами вчерашний разговор оборвался на теме отношения господина Хухминского к молодежи. Может быть, начнем с этого? Но пока позвольте предложить вам бокал замечательного солнечного напитка. Есть стереотип, что сотрудник милиции – это обязательно угрюмый тип, хлещущий водку стаканами и закусывающий ломтями пересоленного сала. За всех не ручаюсь, но мне, например, больше всего нравится «Эль-да-ренто» из винограда, выросшего у подножия Пиренеев. Вы не против?

Борис понимал, что сильно рискует. Явись он сегодня домой под хмельком, да еще, чего доброго, с запахом чужих духов, Ирина вряд ли воспримет это как подарок судьбы. И тогда – держись! Ну а как быть иначе? Надо же хоть с какого-то боку подобраться к наглухо закрытой от посторонних глаз миллионерской семейке Хухминских? Куда денешься? Это тоже издержки работы сыщика…

– У вас замечательный вкус… – кончиками пальцев подняв бокал тонкого стекла, Майя вдохнула аромат вина. – Божественно! Никогда бы не подумала, что в милиции служат столь изысканные джентльмены. Наверное, ваша жена очень счастлива иметь такого супруга.

– Вы себе даже представить не можете, как она бывает «счастлива», когда я занимаюсь какими-либо расследованиями и сутками не появляюсь домой или сижу в кафе с молодыми красивыми девушками, – с долей самоиронии рассмеялся Петрухин, покачав головой. – Ну, за что выпьем? Право произнести тост хотел бы предоставить даме.

– Давайте выпьем за то, чтобы этот вечер оставил у нас обоих самые прекрасные воспоминания! – с вызовом глядя ему в глаза, провозгласила Майя.

– Ого! Неожиданно и смело… – резюмировал Борис. – Ну что ж, поддерживаю.

Они соприкоснулись бокалами и осушили их до дна. Вино и впрямь было бесподобным. Вооружившись вилками и ножами, они продолжили свой странный разговор, который вроде бы имел оттенок допроса, но при всем том был насыщен эмоциями, далекими от казенных дел. Мило улыбаясь и даря своему кавалеру все более и более откровенные взгляды, девушка рассказывала об олигархе Хухминском. По ее словам, тот человеком был очень категоричным, имевшим на все свои определенные взгляды. И беда, если его подчиненный думал как-то иначе. «Диссидент» независимо от своей квалификации и былых заслуг немедленно оказывался «вне игры».

Поведала Майя и о своем знакомстве с Ежоновым. Это произошло более полутора лет назад, у Алины в гостях. Может быть, она видела его и ранее, однако внимания не обращала. Но однажды Алина поручила Вадиму отвезти ее домой. И с тех пор они общались, но, уверила Майя, близки так и не стали.

Возвращаясь к разговору о Хухминском, она сообщила, что к молодежи тот относился не очень лояльно. Прежде всего к девушкам. Парней, особенно тех, что показали свои способности и доказали ему свою преданность, он воспринимал как полноценных, стоящих людей, достойных карьерного роста. А вот девушки… Они для него были «слабым, хлипким и слезливым бабьём», в лучшем случае достойным лишь снисхождения, и не более того. В целом женский пол для него был главным образом дополнением к постели. А как работников и профессионалов, женщин чаще всего он не ставил ни во что.

– В этом же ракурсе он воспринимал и свою жену, и дочь? – Борис вопросительно прищурился.

– Во всяком правиле есть свои исключения. Его жена была человеком удивительным – умная, добрая, тонкая, тактичная… Я думаю, после ее гибели он больше потому и не женился, что второй такой найти уже не смог бы. А Алина – вообще величина особая. Мне кажется, она для него подсознательно ассоциировалась с сыном. Он ее и воспитывал скорее как парня, а не как девушку.