Текст книги "Утро генеральской казни"

Автор книги: Кирилл Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– А письмо-то мне прислали, – произнес заинтригованный Андрей.

– С чего вы взяли, Курт Карлович? Я же говорю – дети балуются.

– Там же написано – передай немцу. А я немец и есть, самый настоящий, и единственный среди присутствующих. Могу даже паспорт показать. – Ларин требовательно протянул загипсованную руку.

Сработал рефлекс – в первую очередь воспользоваться правой. Спохватившись, Ларин поморщился, изображая легкую боль, и протянул левую руку.

Рубинов неохотно поднял камуфляжную куртку и передал бумажную стрелу Андрею. Ларин развернул длинную бумажную полоску. Было что-то древнее и сумасшедшее во всем этом – письмо послано из леса при помощи стрелы, как во времена Робин Гуда. Само послание напоминало собой телеграфную ленту времен революции. А шифровался лесной разбойник методом полувековой давности. Вдоль ленты не слишком-то ровно были приклеены вырезанные из газетных заголовков разнокалиберные буквы, складывающиеся в следующую надпись, и эту надпись Ларин прочитал вслух: «ФРИЦ ВАЛИ НАХ ХАУС ИНАЧЕ ПИПЕЦ ТЕБЕ ГЕНЕРАЛЫ ВОРЫ».

– Мы же говорили – это не вам. Вас Куртом зовут, а тут Фриц какой-то, – выдавил из себя генерал Васьков.

Рубинов посмотрел на него как на полного идиота. От ворот возвращались шашлычник с мангальщиком.

– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите доложить…

– Значит, не догнали, бойцы, – оборвал доклад Рубинов.

– Но злоумышленник оставил на месте вот это, – и боец с шампуром, торчащим из-за ремня, положил на стол самодельный лук.

– Херня полная, – Рубинов держал руку, как арфу, и подергивал туго натянутую тетиву пальцем; та звенела, словно струна. – Тросик металлический, их еще в приводе на тормозах используют. Небось в твоей автомастерской взяли, – Рубинов глянул на Васькова.

– Да какие детишки, Толик? – возмутился генерал Васьков. – Да и откуда им знать, что наш товарищ из Германии приехал? Тут же злой умысел сразу виден. Я сейчас дам приказ – лес на полигоне прочесать. И этого урода поймаем.

Рубинов постарался незаметно для Ларина подмигнуть своему слишком прямолинейному приятелю – мол, ты что, вредитель, пургу гонишь? Может, сейчас еще ПЗРК вспомнишь?

После чего московский генерал-лейтенант делано рассмеялся:

– Мерещатся тебе всякие шпионы и диверсанты, Владимир. Не в те времена живем.

– Конечно, погорячился я. Детишки балуются, – недовольно пробормотал Васьков и потянулся за выпивкой. – Вот передохнем, Курт Карлович, сил наберемся и поедем будущую строительную площадку смотреть. Дела-то нас впереди великие ждут.

И тут на столе перед генерал-майором заелозил стоящий на виброзвонке мобильник.

– Черт, даже здесь достанут. И кому это я понадобился? – Владимир Павлович откашлялся, а затем произнес в трубку ясным и чистым командным голосом, хотя был уже явно навеселе: – Генерал Васьков слушает… так, понял… минуточку, капитан… – он прикрыл микрофон ладонью и негромко обратился к Рубинову: – Дежурный по части докладывает. Какая-то журналистка приехала. А нас о ее визите никто не предупреждал.

– Государственное издание или частное?

– Сейчас узнаю, – и Васьков вновь открыл микрофон трубки и, выслушав дежурного по части, доложил генерал-лейтенанту: – Мария Шарапова, женский журнал «ЖЖ». Москва.

– Если аккредитации у нее нет, пусть гонят в три шеи. Не время теперь демократию разводить, – посоветовал Рубинов.

– Есть у нее аккредитация, от Министерства обороны, – с сожалением в голосе произнес Васьков.

– Значит, баба не опасная, а ручная, – Рубинов тут же махнул рукой. – Гадостей писать не станет. Мы в Москве сомнительным журналистам аккредитации никогда не даем. Женский журнал «ЖЖ»? Что-то не очень и припомню такой…

– Короче, пусть приезжает? – спросил Васьков.

– Если хочешь неприятностей, можешь не пускать. Когда у бабы-журналистки аккредитация от министерства есть, значит, у нее в том самом министерстве имеется очень сильная рука, – проговорил Рубинов и снова сам себе подлил водки. – Я бы на твоем месте ее хорошенько обустроил бы. С журналистами ругаться не стоит, вот только какого черта корреспонденту женского журнала в военной части делать?

– Вроде бы о быте жен военнослужащих ей написать поручили.

Глава 7

Новенький ярко-желтый «Фольксваген»-«жук» резво катил от КПП «Первомайский» в глубь военного городка. Напарница Ларина Маша сидела за рулем. И она, и ее штатская машина являли собой резкий контраст с окружающей действительностью. Вдоль дороги тянулись сугубо армейские, а потому и безыскусные в архитектурном смысле объекты: длинный ряд боксов для военной техники, склад ГСМ, казармы…

Дороги, проложенные на территории военной части, естественно, в автомобильном атласе Карелии не значились. Если судить по общедоступной карте, то на месте гарнизона «Первомайский» располагались девственно зеленый лес и озера. По большому счету, так было не слишком далеко от правды жизни: сам гарнизон был создан в первую очередь для обслуживания огромного по площади полигона. А потому Маше приходилось сверяться с планом, нарисованным от руки дежурным по части.

– Так, после гарнизонной гауптвахты налево, – приговаривала Маша, – а дальше прямо. Там еще памятник саперам должен быть. А после него сворачиваем под запрещающий знак… Вот так-то, Маша. Подобное может только в России случиться. Дежурный по части какой-то журналисточке, стоило ей ему улыбнуться, рисует секретный план режимного объекта. А для того, чтобы подъехать к офицерскому общежитию, нужно обязательно свернуть под «кирпич». Иначе никак.

Впереди за старательно, но не очень ровно подстриженными кустами показался памятник саперам – массивный бетонный куб, на котором высилась статуя, явно изготовленная непрофессиональным скульптором. Маша не удержалась и притормозила у этого произведения искусства.

– Однако, – только вырвалось у нее. – Чудовище, созданное Франкенштейном, просто отдыхает. Шедевр в своем роде.

В российской армии практически никогда не прибегают к услугам профессиональных художников. Ведь профессионалу платить надо. А среди призывников обязательно отыщутся самородки с самоучками. Вот один из таких самородков-скульпторов и изготовил памятник саперам. А почему бы ему и не взяться за выгодный для него заказ? Времени на выполнение полгода, дают рядового в помощники, освобождение от нарядов, увольнительные, усиленная пайка, и самое главное – можешь жить не в казарме, а в скульптурной мастерской, под которую отведен один из боксов для техники. Народный скульптор постарался, как мог. Возможно, когда-то в детстве, в саду или в школе, он неплохо лепил из пластилина потешных собачек и котиков. Но незнание человеческой анатомии подвело его при изготовлении монументального заказа. У солдата, исполненного в человеческий рост, наблюдались странные аномалии. На левой ноге присутствовали два колена одновременно, а правая рука, если ее распрямить, наверняка оказалась бы намного длиннее левой. Самое странное – лицо сапера было отлито из бетона идеально, хотя и напоминало посмертную маску. Скорее всего, самородок пошел на хитрость: увековечил в скульптуре гипсовую отливку с лица одного из своих земляков-сослуживцев. Чтобы не возиться с головным убором, он водрузил на бетонного сапера самую настоящую стальную каску. Та же история случилась и с миноискателем, и с противотанковой миной – эти предметы были внаглую позаимствованы на военных складах и вставлены в бетонные руки скульптурного солдата.

Маша на всякий случай сосчитала пальцы. Но тут военный самоучка не отошел от действительности. На каждой руке их было точно по пять.

– Интересно, сапоги у него каменные, или халтурщик просто настоящие кирзачи бетоном залил, как заливают опалубку?

Маша несколько раз щелкнула цифровым фотоаппаратом. Во-первых, она любила собирать подобные курьезы, а во-вторых, все же следовало поддерживать легендирование, ведь в военную часть она прибыла как журналистка.

– До офицерского жилья уже совсем рукой подать, – Маша вернулась за руль и покатила дальше.

За рощицей открылась следующая картинка – приземистый трехэтажный панельный дом самой примитивной архитектуры. Все балконы, несмотря на воинский принцип единообразия, были застеклены. Хозяева дали ход своей фантазии кто во что горазд. Тут тебе и современные пластиковые стеклопакеты, и ажурные деревянные переплеты, словно на сельских верандах, и даже деревянные ставенки с кружевными накладками, выпиленными лобзиком. Тем не менее обветшавший дом был густо и свеже побелен, бордюры во дворе покрашены – сразу чувствовалось, что живут здесь именно военные, а не штатские раздолбаи.

На детской площадке высились качели и турникеты, явно самодельные, изготовленные умельцами в местных мастерских из всякого подручного материала. Из покрышек от БМП даже умудрились собрать лабиринт-тоннель.

Во дворе молодая женщина в махровом халате и косынке развешивала на длиннющих веревках постиранное белье. В общем, все было именно так, как того ожидала Маша. Типичное по своей скромности жилье для офицеров гарнизона. Вот только стоянка для машин выбивалась из общего ряда. С десяток старых автомобилей – ветеранов российского автопрома, подлатанные и досмотренные. Но рядом с ними, поближе к дому, высилась громада старого танка: то ли «Т-62», то ли «Т-72» – в этих вещах Маша не разбиралась.

Сперва напарнице Ларина пришло в голову, что это тоже какой-то мемориальный знак, типа памятника неизвестному саперу с тремя коленными суставами или вроде того, как в городских парках раньше ставили гражданские самолеты. Почему бы и военным не поставить себе возле дома танк-памятник? Но памятник предполагает консервацию и бездействие техники. А тут происходило нечто обратное и странное.

Мужчина в замасленном черном танкистском комбинезоне копался в двигателе машины. От танка к жилому дому тянулся толстый прорезиненный кабель. Женщина, развешивающая белье, как-то недобро покосилась на дорогую и абсолютно новую машину журналистки. Во взгляде чувствовалась явная зависть – как и к самому гламурному «Фольксвагену», так и к его беззаботной с виду владелице.

Маша мягко хлопнула дверцей и прямо с ходу сделала несколько фотографий: общий вид дома, офицерскую жену, развешивающую белье во дворе, и грозный танк, стоящий возле старых легковушек. После чего «журналистка», цокая высокими каблучками по асфальту, направилась к военному, одетому в танкистский комбинезон. Но так и не успела ничего спросить – щелкнуло реле, затарахтело, а затем глухо и мощно загудел танковый дизель. Из труб повалил черный солярный дым.

Мужчина с перепачканным мазутом лицом довольно улыбнулся, покосился на черный дым, посерьезнел и нырнул в моторный отсек – только ноги торчать остались, обутые в стоптанные сапоги. Что-то подрегулировал. Дым, вырывавшийся из труб, поредел, стал белым.

– Эй, уважаемый моторист! – крикнула изо всех сил Маша. – Можно вас на минутку? – и она постучала ладошкой по голенищу сапога.

Мужчина даже не посчитал нужным выбраться из моторного отсека – просто высунул руку и махнул: мол, не надо мешать. Маша еще раз постучала ладошкой. Мужчина в комбинезоне и грязном шлеме сварщика вынырнул и с удивлением уставился на гостью, прибывшую словно из другого мира.

– Я хочу у вас спросить…

Мужчина показал жестами, что ничего не слышит, а затем догадался заглушить двигатель. Маше показалось, что наступила вообще полная тишина.

– Здравствуйте, меня зовут Мария Шарапова. Я из женского журнала, – Маша постучала крашеным ногтем по пластиковому бейджу, прикрепленному к белоснежному воротничку ее блузки. – Пишу про быт российских военнослужащих. Можно задать вам несколько вопросов?

Военный напрягся.

– О нашем быте пишете? Знаете, я человек подневольный, погоны ношу. Ничего плохого без приказа вышестоящих сказать не могу.

– Почему же сразу плохого? – рассмеялась Маша. – Можно и хорошее сказать. Ведь есть же в вашей жизни хорошее?

На этот раз улыбнулся и военный.

– Разумеется.

– Начнем с того, как вас зовут, звание, должность…

– Прапорщик Кондратов. А остальное только по согласованию с командованием.

– Не было б согласования – меня б в часть не пропустили, – Маша улыбнулась одной из своих самых очаровательных улыбок. – Вот расскажите, например, почему танк рядом с домом стоит. Это традиция у вас такая или вы на нем на службу ездите, пока ваша машина в ремонте?

Маша старалась говорить беззаботно. Всем своим видом она располагала к доверию. Но прапорщик держался настороже, душу изливать не спешил.

– Я уже сказал вам, товарищ корреспондент женского журнала, что ношу погоны… – он нервно повел плечом, и тут Маша заметила спешившую к ним женщину в махровом халате – ту самую, которая до этого развешивала белье.

– Вы ищете кого, или как? – очень уж настороженно оглядывая Машу с ног до головы, поинтересовалась местная жительница – вполне эффектная, но несколько вульгарная женщина лет тридцати.

Маше сразу же стала понятно причина ее беспокойства. Скорее всего, прапорщик ее муж, и жене не хотелось бы, чтобы тот любезничал с какой-то заезжей фифой.

– Это корреспондент из журнала, – пояснил прапорщик таким тоном, словно после этого Машу и нельзя было воспринимать как интересную женщину. – А это моя супружница – Эльвира. Лучше ей вопросы и задавайте. Над ней начальства нет.

– А вы ей не указ? – улыбнулась Маша.

– Она сама себе начальство, – несколько раздраженно отозвался прапорщик и вновь нырнул в моторный отсек, демонстрируя, что беседовать больше не намерен.

«Ну, что ж, от офицерских жен тоже можно узнать много интересного о том, что творится в гарнизоне», – решила Маша.

Но, к своему удивлению, напарница Ларина вскоре поняла, что ошиблась. Стоило ей заговорить о перспективах со строительством нового жилья, как Эльвира тут же превратилась из вполне вменяемой молодой особы в подобие армейского замполита, рассказывающего на политинформации о съезде провластной партии. С ее слов выходило, что перспективы у этой государственной программы блестящие, и это просто великолепно, что старт ей дан в здешнем гарнизоне. Эльвира не сомневалась, что не пройдет и года, как они с мужем будут жить в новой просторной квартире и целиком избавятся от нынешних мелких бытовых хлопот.

Маша прекрасно понимала – нормальному человеку свойственно сомневаться в любом начинании отечественных властей. А вот если он начинает загодя безудержно нахваливать их, то в этом кроется какой-то подвох. А потому напарница Ларина решила сменить тему.

– Ваш муж работу домой берет? – показала она рукой на танк, в недрах которого уже заканчивал возиться прапорщик Кондратов.

Эльвиру вопрос застал врасплох. Она пробормотала что-то невнятное.

– А кабель к танку подведен, чтобы аккумуляторы через розетку зарядить? – изображала из себя полную дурочку в техническом отношении Маша, дожимая Эльвиру.

– Извините, времени у меня нет. Да и в технике я не разбираюсь. Раз стоит, значит, так надо. Белье спешу развесить, чтобы к вечеру высохло, – нашлась Эльвира.

– А я вам помогу, – тут же без тени смущения предложила «журналистка». – Вот и поговорим за делом о нашем, о женском. Что нам техника? Давайте лучше проблемы секса обсудим. Он какой-то особенный у военных?

– Нет-нет, не надо помогать! – Чувствовалось, что Эльвира уже не рада, что связалась с настойчивой журналисткой. – Это неудобно. – Молодая женщина, оглядываясь, подалась к веревкам, на которых колыхалось белье.

– Интересно, – пробормотала Маша, – ей-то чего скрытничать?

Тем временем появление журналистки во дворе офицерского дома уже вызвало определенный интерес. В окнах то и дело появлялись любопытные – родственники и родственницы военнослужащих. Вот старушке именно сейчас понадобилось полить цветочки на подоконнике. Вот школьница принялась мыть окно. Пожилой мужчина вышел на балкон покурить. «Вторую сигарету, между прочим, подряд курит. То на мою машинку поглядывает, то на меня. Понравилась я ему, что ли?»

– Так вы из журнала? – послышалось за спиной у Маши.

Она обернулась. За ней стояла женщина, лет за тридцать. То, что она красива и может быть очень эффектной, сразу в глаза не бросалось. Пышные на самом деле волосы были туго стянуты в косу. Никакой косметики.

– Во-первых, здравствуйте, – с готовностью отозвалась Маша. – Да, я из женского журнала, «ЖЖ» называется. Он вам когда-нибудь в руки попадался?

– Не в столице живем, – призналась обитательница дома. – До нашей библиотеки модные журналы не всегда доходят, а выписывать такое чтиво дороговато для семейного бюджета.

На этот раз разговорились легко. Женщину звали Анной Кошкиной. Была она женой капитана, командира инженерной роты. В святость отцов-генералов, затеявших жилищное строительство, не верила по определению:

– Как всегда, разворуют, по-другому и быть не может.

– Почему вы, Анна, так считаете?

Женщины уже сидели во дворе дома за выкрашенным синей масляной краской столиком для игры в домино. Было в этом столике что-то умилительно прежнее – старорежимное. Маше даже казалось, что она перенеслась на какое-то время в детство.

– Они по-другому не умеют. Не знаю как, но разворуют.

– И муж ваш так считает?

Анна Кошкина покосилась на лежащий рядом с ладонью Маши включенный диктофон, но так и не попросила его выключить.

– Да, и мой муж так считает. И все они так считают, – повела она рукой, словно офицерский дом был нарисованный и она хотела протереть фасад от пыли. – Но только не каждый вам в этом признается. Здесь все от Васькова зависят: и военные, и гражданские. Единственная работа, которую можно найти, – в гарнизоне. Вот и боятся слово сказать.

– А танк под самыми окнами не мешает? – поинтересовалась заинтригованная Маша. – Может, чем тут его ремонтировать, лучше в реммастерские перегнать?

– Без танка мы вообще бы тут все загнулись, – доверительно сообщила Анна.

– Это как? По принципу: тяжело жить без пистолета?

– Почти. Это наша электростанция. Подстанция старая, ржавая, масло из трансформатора литрами вытекает. Перепады напряжения в сети такие, что страшно холодильник включать – сгорит. Техника буквально пачками из строя выходит. Летом еще ничего, а вот когда зимой всем домом начинаем электрокалориферы включать, только танк и спасает. Это наши мужья придумали. Притащили сюда старую машину, отремонтировали. Зимой целыми сутками двигатель гоняют, напряжение в сети поддерживают.

– Так чтобы не мерзнуть, надо окна поменять на стеклопакеты или старые заклеить, – вновь прикинулась наивной дурочкой Маша.

– Не поможет. Дом старый, рассыпается, стены промерзают. Трещины в палец толщиной. Ночью небо видно. Замазывать бесполезно, панели, как живые, – движутся. Я почему вас к себе в квартиру не приглашаю? Стыдно показывать. Поклеишь, побелишь, а через неделю вновь плесень на потолке и стенах.

К дому подъехали старые «Жигули»-«копейка». И хоть капот, крылья и крышка багажника были выкрашены вручную, чувствовалось, что машина ухожена – у ее хозяина руки на месте. Из автомобиля выбрались трое младших офицеров.

– Вот и муж мой приехал, – произнесла Анна Кошкина, указывая взглядом на мрачноватого капитана в камуфляже.

Мужчины выгружали из багажника сеть и пластиковые ведра с рыбой.

– Браконьерят потихоньку? – удивилась Маша.

– У нас в гарнизоне по-другому не выживешь. Поверьте, лишнего не берут. Природе вреда никакого. На полигоне в озерах рыбы видимо-невидимо.

От Маши не укрылось то, что капитан Кошкин подозрительно на нее посматривает, явно гадая, о чем беседует его супруга с приезжей красоткой.

– Он у меня не сильно-то разговорчивый, – как бы извиняясь за мужа, произнесла Анна и позвала: – Коля, тебя особист наш искал, просил зайти срочно.

– Нет на них ни выходного, ни проходного, – Николай Кошкин поставил перед женой полное ведро рыбы. – Ладно, подбегу, раз уж просил.

– Николай, я тебя подвезу на «уазике», – предложил прапорщик Кондратов. – Зачем тебе по служебным делам свой бензин палить да еще в законный выходной?

– Тоже правильно, – согласился капитан.

Мужчины отправились к машинам.

– А я-то думала, в армии все на казенном бензине только и ездят, – провокационно предположила Маша.

– Только не мой, – отозвалась Анна Кошкина. – Слишком уж принципиальный.

Командирский «УАЗ» выкатил на дорогу, ведущую к штабу.

– Извините, конечно, за бестактный вопрос, но журналисты всегда пытаются залезть человеку в душу… Так что, если хотите, можете не отвечать, – издалека начала Маша. – Вы довольны своей судьбой?

Анна Кошкина задумалась, глядя куда-то в пространство мимо старого неказистого дома, мимо устаревшего во всех отношениях танка. И Маша пыталась понять, куда же хочет заглянуть капитанская жена: то ли в прошлое, то ли в будущее? Наконец супруга военнослужащего вернулась к реальности – заглянула «журналистке» в глаза.

– Сразу так и не ответишь, – произнесла она.

– А вы попытайтесь, Анна. Вижу, этот вопрос задел вас за живое. И вы сами хотите знать на него правильный ответ.

– А что такое вообще счастье? Понять его можно, только с чем-то сравнив. В мире существуют свет и тени. Одного без другого не бывает, как тепла без холода. По большому счету, я счастлива.

– Вы о семье говорите?

Кошкина мечтательно улыбнулась.

– Если б вы только знали, какая у нас была любовь в молодости! Какие слова он мне говорил! Какие цветы дарил! И выходила я замуж за блистательного курсанта. Мне казалось, что небо усыпали алмазы… Ну, а теперь сами видите, – Кошкина сникла. – Замужем я за ротным-неудачником. Трудности быта способны убить самые лучшие чувства. Нет, любовь никуда не ушла – она осталась с нами, но как-то потускнела. И теперь мне небесные алмазы иногда кажутся осколками бутылочного стекла.

– Я понимаю, о чем вы говорите. Извините, что заставляю вас говорить очень личные вещи. Но только это и интересно читательницам. Ведь у нас женский журнал… А что вы скажете о жене прапорщика – Эльвире? Мне она показалась неискренней, особенно когда мы заговорили о перспективе получения военнослужащими нового жилья. Да и с мужем, по-моему, у нее отношения напряженные.

– Я не люблю обсуждать соседей. У всех найдутся свои трудности. И не хочу судить других, чтобы не судили меня, – Анна Кошкина, словно поставила между собой и Машей невидимую преграду, через которую уже не достучаться.

Напарница Ларина почувствовала это и потому задала абсолютно безобидный вопрос:

– А чем именно занимается прапорщик Кондратов?

– Особиста нашего возит, личный водитель.

– Понятно, – произнесла Маша.

* * *

Подполковник Островец, возглавлявший особый отдел в гарнизоне, оторвал взгляд от бумаг и привычным жестом тут же спрятал их в ящик письменного стола. Лишь после этого пригласил:

– Войдите.

Капитан Кошкин решительно переступил порог кабинета и тут же поинтересовался:

– Видеть хотели, товарищ подполковник?

– Да не смотри ты на меня, капитан, так сердито. Знаю, что у тебя законный выходной, и от личных дел тебя оторвал. Но я со всеми профилактическую беседу провожу, и ты не исключение. Садись, капитан.

Кошкин опустился на деревянный стул и сразу почувствовал себя «униженным». Подполковник Островец был неплохим психологом – правда, умения свои использовал коварно. Ножки у всех стульев в его кабинете были короче на семь сантиметров, чем положено, – их элементарно подпилили по приказу особиста. А вот кресло хозяина кабинета осталось прежней высоты. И теперь подполковник, будучи от природы невысоким, возвышался над любым своим посетителем.

– Значит, так, капитан. Как ты, наверное, уже знаешь, «сарафанное радио» донесло: в гарнизон прибыл представитель немецкой фирмы-застройщика «Дас Хаус». В связи с этим ставлю в известность. К немцу по своей инициативе не подходить, расспросами не докучать…

Особист облизал пересохшие губы, открутил крышку с бутылки минералки, налил в стакан себе и еще в один, стоявший рядом на подносе. В минералке весело зашипели, запрыгали пузырьки.

– И ты попей, капитан. Жара-то на дворе стоит, – прихлебывая из стакана, предложил особист.

– Что-то не особо хочется, – отозвался Кошкин.

– Так куда я теперь эту воду дену? Не назад же в бутылку ее заливать. Не порть продукт, выпей. Не водку же предлагаю.

Капитан без особой охоты поднес стакан к губам, выпил минералку и приготовился слушать.

– …А если немец сам с вопросами приставать начнет? – дослушав стандартные предупреждения особиста, предположил Кошкин.

В армии есть ответы на все случаи жизни.

– Отвечать коротко, в подробности не вдаваться, ни на что не жаловаться.

– Понятно.

– И личный состав, который у тебя в подчинении, проинструктируй в таком вот духе. Да, и еще, – спохватился особист. – Тут журналистка московская появилась, – он заглянул на страничку ежедневника. – Мария Шарапова, женский журнал «ЖЖ». Москва. Так вот тоже – с ней поосторожней. И жену свою предупреди, чтобы лишнего не говорила. Журналистка приедет и уедет, а нам оставаться.

– Она уже сегодня к нам во двор приезжала, – сообщил Кошкин.

– Во-во, тем более.

– С немцем еще понятно, – немного раздраженно из-за лишней осторожности особиста сказал капитан. – А это же женский журнал. Какое отношение он к армии имеет?

– Немасштабно, капитан, мыслишь. Самое что ни на есть прямое. У каждого военного что есть?

Капитан пожал плечами.

– Ну… вышестоящий командир, личное оружие и еще кое-что, как у каждого нормального мужика, – ухмыльнулся Кошкин.

– То-то и оно. У каждого военнослужащего мать есть, жена, девушка, дочка. Вот женщины наши этот журнал и читают. А бабы они писучие, жалобы строчить умеют. Так что и жену свою предупреди, чтобы не болтала… Все, свободен, капитан. У меня тоже дел по горло. Не от хорошей жизни тебя от отдыха оторвал.

Кошкин покинул кабинет. За приоткрытым окном послышалось, как торопливо завелся двигатель, и «УАЗ» покатил прочь. Кошкин явно спешил наверстать упущенное в свой выходной день.

Дверь без стука отворилась, и к особисту вскользнул его помощник – старлей, молодой офицер-карьерист, уверенный, что успех обусловлен лишь одним – перед начальством следует выслужиться.

– Дверь-то запри, – предупредил подполковник.

Особист провернул ключ, бесшумно подошел к столу и глянул на стакан, из которого недавно выпил Кошкин. Вскоре он уже работал кисточкой, нанося на стеклянные стенки порошок для выявления отпечатков пальцев.

Поведение особиста и его помощника объяснялось просто. Несмотря на то, что официальной версией крушения вертолета был объявлен человеческий фактор, особист не исключал и терроризма, а потому решил провести на свой страх и риск собственное расследование. Не из-за любви к правде, конечно. Островец справедливо полагал, что если найдет злоумышленника, то получит долгожданную третью звезду на погоны. Подозрения оказались обоснованными – на болоте неподалеку от места крушения ему лично удалось отыскать отстрелянную трубу ПЗРК, а на ней – фрагменты отпечатков пальцев. Вот теперь особист и усердствовал: приглашал офицеров к себе на профилактическую беседу, угощал минералкой, а потом старлей снимал со стаканов отпечатки пальцев. Конечно, отпечатки военнослужащих имелись и в личных делах, но осторожный особист не хотел поднимать шума раньше времени. Меньше людей в курсе – спокойнее дышится.

– Нахлебался я этой минералки за день, старлей, так что мочевой пузырь скоро лопнет, – признался подполковник. – Вода не пиво, много не выпьешь. Ну, чего там у тебя?

Помощник недовольно поморщился.

– Он его так умудрился взять, что не оставил на нем толкового следа – ни одной подушечки пальцев, только фаланги, – и старлей продемонстрировал, каким образом можно так подхватить стакан.

– Вот же ж черт, – расстроился особист.

– Может, это и не наши ракетой пальнули.

– Да тут некому больше взяться, – нахмурился Островец. – Ладно, иди, старлей.

Оставшись один, подполковник открыл сейф, задумчиво посмотрел на порожнюю трубу ПЗРК.

– А может, ну его на хрен? Кто его знает, что или кто за всем этим стоит? Еще отыщу приключения на свою задницу от лишнего усердия. Хотя… – задумался особист, – никто не помешает мне тихо «похоронить» свои открытия, если запахнет жареным. Эх, нечисто, ох, как нечисто…

Подполковник Островец закрыл сейф, провернул ключ и спрятал его в карман кителя. После чего взялся тыкать кнопки мобильника.

– Да, слушаю, – раздался приятно-чувственный женский голос.

Особист покосился на приоткрытое окно, но никого за ним не увидел, однако все равно шепотом поинтересовался:

– Эльвира, ты сейчас говорить можешь?

– Более-менее, – женщина не стала уточнять, почему именно.

– Я сегодня вечером так сделаю, что твой благоверный только за полночь вернется. Развлечемся немного, а?

– А в чем будет заключаться развлечение? – игриво поинтересовалась Эльвира. – Придумай что-нибудь пооригинальнее. А то повторяться начинаем.

– Что-нибудь да придумаем, – пообещал особист и отключил телефон.