Текст книги "Князь оборотней"

Автор книги: Кирилл Кащеев

Соавторы: Илона Волынская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– А-а-а! – бессвязно завопила Синяптук, размахивая руками в неистовом гневе – пучки сине-золотых искр разлетались от нее во все стороны. – Заморозь язык, Аякчан! И немедленно сдавайся! Верховные жрицы обещают тебе жизнь, если ты немедленно, сейчас же, очень быстро… или я тебя…

– Что? – лениво поинтересовалась девушка. – На кухню дежурить пошлете?

– Вот что! – завопила Синяптук. Призрачная фигура у нее за спиной растопырила пальцы – и тут же выставила пухлые ладошки сама Синяптук.

Бац-бац-бац! – в сторону Аякчан полетели мелкие, как камушки, Огненные шарики.

Аякчан небрежно взмахнула рукой – Голубой огонь развернулся, точно поднятое фазанье крыло, прикрывая и саму Аякчан, и кузнеца с Гамули. Огненный град врезался в это крыло – раздались частые мелкие взрывы, искры посыпались в снег.

– Задачка на способы и методы использования Огня, наставница Синяптук! – взмывая в воздух, крикнула Аякчан. – Зачем верховные послали за мной самую никчемную жрицу нашей Школы, которую я к тому же терпеть не могу? Ответ – потому что только очень слабая жрица может стать куклой для них! Как, хорошо себя чувствуете с сестричкой Айбансой за спиной? – И она ткнула пальцем в призрачное колыхание воздуха за плечом у Синяптук.

– Ты врешь, врешь! – завизжала Синяптук, стискивая деревянную фигурку в пальцах. – Сейчас я тебя…

Призрачная девичья фигурка за спиной у Синяптук вдруг скользнула вперед, сливаясь с толстой жрицей. Окутанная черным дымом и дрожащим маревом горячего воздуха, Синяптук выросла до самых Нижних небес – существо из нестерпимо сверкающего сапфирового Огня расхохоталось, глядя на мельтешащих внизу человечков. Копье Голубого пламени вылетело прямо из груди существа, целясь в дерзкую девчонку.

– Айка, падай! – отчаянно заорал черный кузнец.

– Было бы перед кем… – скривилась Аякчан.

Огненное копье неслось к девушке, алые краски молодого Рассвета таяли в его сиянии. Стремительным цепким движением, будто ловила заползшую в чум змею, Аякчан ухватила Огненное копье. Оно задергалось, как живое, забилось в жесткой хватке. Пламя трещало и искрило в руках девушки.

– Выан! Выан-ан! – Аякчан заорала, как все твари Нижнемирья разом. И развернула Огненное копье в сторону своей противницы.

Никто не понял, что произошло, но в следующее мгновение пламенеющее копье вонзилось Огненному существу в живот… и двинулось дальше, разрывая его пополам. Из враз померкшего сияния, точно поросенок из мешка, вывалилась Синяптук. И рухнула… на пытающуюся подняться помощницу Кыыс. Снова.

Аякчан высокомерно повернулась к толстой жрице спиной…

– Айка, сзади! – заорал кузнец.

Девушка взмыла в воздух. Язык Пламени выжег место, где она стояла, над протаявшей до черноты землей взвились клубы густого пара.

– Папа-Эрлик и все его духи! Вы должны были потерять силу! – возмутилась Аякчан, увидев взмывающую Синяптук.

Ответом ей был сдвоенный хохот – трескучий и гулкий, как рев Пламени. Смеялась толстая жрица – и смеялась такая же толстая, приземистая призрачная фигура у нее за спиной.

– Зараза кулева, у Синяптук второй амулет! Сестричка Дьябылла явилась! Гамули, улетай! – скомандовала Аякчан. – Уводи людей!

– А как же он? – крикнула жрица Гамули, подпирая плечом слабеющего кузнеца.

– Мы сами! Сами! – Аякчан спикировала к кузнецу и подхватила его под руку.

– Буду ждать приказов, Великая Мать! – И Гамули понеслась прочь – подбирать отставших и уводить жителей города подальше от пылающих домов.

– Обязательно прикажу, если выберусь отсюда! – буркнула Аякчан, забрасывая руку черного кузнеца себе за плечо. – Улетаем! – Аякчан обхватила Хакмара за пояс, взмахнула рукой – их окружил тонкий шар Голубого огня, и беглецы стремительно взмыли в воздух.

Синяптук мчалась на них, вокруг нее, как развевающиеся старые тряпки, метались полотнища Пламени. Налетел Огненный вихрь – Синяптук растворилась в сплошном сиянии Пламени. Огонь взметнулся ввысь… и накрыл беглецов непроницаемым куполом. Шар Аякчан врезался в этот купол… и с треском лопнул.

– А-а-а! – кувыркаясь в воздухе, парень и девушка полетели вниз. Аякчан успела поймать Хакмара за обгорелую рубаху, смягчая падение.

– Попалис-с-сь! – оглушительное шипение неслось со всех сторон – и сквозь стены Огненного купола проступило лицо юной девушки со злыми старушечьими глазами и замотанная полосками грязных тряпок морда.

– На двух верховных сразу я как-то не рассчитывала! – завопила Аякчан, отчаянно запуская в купол Огненным шаром. Шар отскочил от тонкой Огненной пленки и заметался внутри, беспорядочно ударяясь о стенки.

Пламя разразилось хохотом, и купол начал смыкаться, как закрывается летний цветок. Огненные стены надвигались на беглецов… Хакмар полоснул клинком… Поток Голубого пламени хлынул парню на голову, Аякчан с воплем кинулась наперерез, не успевая, не успевая, не успева…

Земля разверзлась под ногами. Темное отверстие, словно рот гигантского червя, распахнулось и…

– Аа-а-а! – Аякчан и Хакмар ухнули во тьму туннеля и понеслись вниз-вниз-вниз по гладким стенкам. Они все неслись, вопя во всю глотку, пока не вылетели куда-то в кромешном мраке, забились, молотя руками и ногами в пустоте, и… рухнули на теплое, мягкое, живое…

– Может, вы с меня слезете? – сказало это теплое-мягкое-живое знакомым голосом с порыкивающими интонациями. – Я вам не медвежья шкура на полу – вот так валяться!

* * *

– Ай-ой! Ой-ай! – стеная и кряхтя, держась за обожженные спины, две жрицы – средних Дней толстуха и совсем молоденькая девчонка – поднялись, отряхивая золу, и подползли к зияющему посреди пепелища провалу. Земля медленно сыпалась с краев, заваливая открывшийся проход в неведомые глубины.

– Эй! Что здесь… – от пылающих амбаров ковыляла младшая помощница Кыыс. – Меня ударило… И… Я ничего не помню! – она оглядела выжженное пепелище. – А… Где кузнец? И куда делся город?

– Прилетала одна девица – младше нас с тобой… – замороженным голосом откликнулась ее подружка. – Дала жрице Синяптук в лоб и уволокла черного кузнеца сквозь дырку в земле. А город уже так… попутно развалился. Не выдержал. Да, еще говорят – она мать-основательница нашего Храма.

– Никакая она не… мы должны немедленно организовать преследование, – глядя в полузасыпанное отверстие, пробормотала Синяптук.

– Прыгайте – здесь неглубоко, – откликнулась помощница Кыыс.

– Мы должны немедленно доложить верховным… – глядя в небеса, сказала Синяптук.

– Летите – здесь недалеко, – снова согласилась молодая жрица.

– Замерзни, наглая девка! – взвизгнула Синяптук и швырнула в соперницу Огненным шаром.

– Это из-за тебя кузнец сбежал, гусыня жирная! – заорала та, бросаясь Огнем в ответ.

Засевшие в тайге горожане еще долго глядели, как голубые Огненные шары сверкают над пепелищем их домов. Ничего, они подождут. Когда жрица Гамули скажет, что можно, тогда и вернутся.

Свиток 3,
повествующий о необычайном путешествии тайными путями Земли

Хадамаха-а, мы где? – завороженно протянула Аякчан.

Странный плот – упругий, мягкий и словно пронизанный толстыми, в руку, прожилками – больше всего походил на гигантский лист папоротника, только белесый, словно вырос вовсе без солнца. Едва заметно покачиваясь, лист плыл по густой и непрозрачной черной воде – его края с негромким шорохом терлись об каменные стены. Трепещущий на ладони Аякчан Голубой огонек выхватывал из темноты морщинистый каменный свод. Черная вода текла в узком каменном канале, точно кровь в жилах.

– На тайных путях земли, – неохотно пробормотал Хадамаха.

– Тайные пути земли, – задумчиво повторила Аякчан. – Тетушка Умай показала?

– Ну-у… да, – согласился Хадамаха. – А что? – И невольно поморщился. Он уже и забыть успел, как ему не нравится, что Аякчан зовет Умай тетушкой. Хотя все правильно, Калтащ-эква, Владычица земли Умай и впрямь доводилась сестрой матери Аякчан – Повелительнице Пламени Уот. Но вот не нравилось ему! Напоминало о разнице в возрасте.

– Да так… – откликнулась Аякчан. – Ай да тетушка! Я всегда думала, что в ее возрасте надо уже о духовном думать – особенно духу земли. А не тайные пути молодым парням показывать.

Бульк-бук-бук! – черная вода недовольно забурлила.

– Если бы Хадамаха нас не выдернул, жрица Синяптук нас бы поджарила, – вмешался Хакмар. Он очень старался говорить ровно, но голос у него по драгивал от слабости.

– Кто ж знал, что Айбанса и Дьябылла – обе! – ей амулеты со своей силой подкинули! – взвилась Аякчан. Хлипкий плот закачался, черпая краями. – Я бы все равно справилась, – строптиво буркнула девушка. – Может быть… Скорее всего…

– Ну да… – вздохнул Хакмар и повернулся к Хадамахе: – Ты как нас нашел?

– Жрица Кыыс и жрица Синяптук отправились в тайгу на медвежью охоту. – Хадамаха усмехнулся. – Только почему-то решили, что это они охотятся.

– Кыыс рассказала, где Хакмара искать? – удивилась Аякчан. – Не похоже на нее.

Хадамаха поглядел на девчонку снисходительно – какие эти жрицы одинаковые, все им скажи да расскажи.

– Разве, чтобы знать, обязательно, чтобы рассказали? У их стражников копья были храмовые, а весь охотничий припас – из здешнего городка. Что я, руку мастера не признаю? Ну где еще жрицы могли ценную добычу оставить?

– Добыча – это, значит, я, – откликнулся Хакмар.

– Не надо было попадаться! – фыркнула на него Аякчан. – Вот как ты умудрился на всей большой, можно сказать громадной, Сивир-земле напороться на жриц, а?

– А что, на всей большой, можно сказать громадной, Сивир-земле есть хоть одно место, где не напорешься на голубоволосую ведьму? Вон, даже тут, на тайных путях земли, хоть одна да есть!

– Он тебя спасать пришел, – вмешался Хадамаха.

– Меня? – Аякчан замерла. – Меня-то зачем?

– Гляди! – Хадамаха потянулся к своему вещевому мешку и вытащил берестяной свиток. – «Сивирский вестник», иллюстрированное приложение – не то что в городах на каждом столбе, даже в тайге, считай, на каждой елке приколочено.

– «Криминальная хроника»? – с изумлением прочитала Аякчан и уставилась на изображение. Маленькая фигурка сгибалась под тяжестью кандалов – и вся ее поза, поворот головы, свешивающиеся на лицо длинные волосы выражали безнадежность и отчаяние. По обе стороны от пленницы стояли торжествующие жрицы, в спину упирались копья храмовых стражников. Аякчан поднесла Огненный шарик близко-близко и быстро забормотала, скользя глазами по строчкам: – «Предпринятое Храмом расследование увенчалось полным успехом…»

Хадамаха в который раз почувствовал, как в груди клокочет медвежий рык. Храм предпринял расследование! Да если б не эта фраза, он бы, может, попытался с Кыыс договориться, а не запер ее на поляне Калтащ! А так… Да знают они вообще, что такое настоящее расследование?!

– «…Мошенница четырнадцати Дней от роду именем Аякчан, выдающая себя за ученицу Огненного Храма, схвачена усилиями жрицы Кыыс… Не оказала сопротивления превосходящим силам Храма… Ожидается смертный приговор…» – скороговорка Аякчан сбилась. – Что-о? – заорала она, размахивая берестой и подаваясь к Хакмару так, что лист в очередной раз накренился. – Как ты мог поверить?

– Что тебя собираются казнить? – не понял Хакмар.

– Нет! Что я не оказала сопротивления! Да хоть какие там превосходящие силы, я бы их всех… Каждую… – Аякчан захлебнулась гневом. – И что? Ты это прочитал… – Аякчан безжалостно скомкала бересту. Хадамаха невольно поморщился – стоило беречь! – И… полез меня спасать? – Голос Аякчан дрогнул – то ли от злости, то ли… от затаенных слез. – Голубоволосую ведьму? – Она отвернулась от Хакмара, занавесив лицо голубыми волосами.

– Наверное, по-чудацки будет теперь говорить, что вы на моем месте сделали бы то же самое, – грустно усмехнулся Хакмар.

Над плотом повисло долгое молчание. Обостренным медвежьим слухом Хадамаха уловил, как Аякчан беззвучно всхлипнула… и почти нормальным тоном сказала:

– Тебе надо ожоги чем-нибудь смазать. – На Хакмара она по-прежнему старалась не смотреть.

Хадамаха в очередной раз запустил руку в мешок, и к Аякчан подкатился небольшой туесок с пахнущей травами мазью.

– Вот… на медвежьем жиру, – пробурчал он.

Аякчан нервно хихикнула, но хвала Властителю Небес Эндури, интересоваться, не из себя ли Хадамаха жир выпарил, не стала.

– Еще Донгар перед уходом оставил, – пояснил Хадамаха.

– Ты рубашку-то снимай… – сосредоточившись на крышке туеска, словно открыть его было невесть как трудно, прошептала Аякчан. – Как я тебя мазать буду?

Хакмар открыл рот… Хадамаха аж напрягся – неужели скажет, мол, спасибо, не надо, как-нибудь сам… Лицо у Аякчан стало страшным – ну таким, что за нее очень страшно. Хакмар молча рот закрыл и, шипя от боли, принялся не столько стаскивать, сколько обирать с себя черные лохмотья рубахи.

– Что Хакмара взаправду захватили, сообщать не стали, – обрадованно затараторил Хадамаха.

– Я в Огне увидела, – переползая по качающемуся листу Хакмару за спину, пропыхтела Аякчан. – Я все-таки албасы Голубого огня. И мать-основательница Храма, – гордо напомнила она и запустила пальцы в туесок, набирая остро пахнущую травами мазь. – Эта замерзавка Кыыс что, не соображала – как только в твоей камере зажжется Огонь, я сразу узнаю. – Аякчан положила мазь на спину Хакмару.

Тонкие девичьи пальцы коснулись обожженной кожи. Лопатки Хакмара дернулись, точно к его спине копье приставили. Парень напрягся…

– Тебе больно? – испуганно спросила Аякчан.

– Нет, – после недолгой паузы глухо буркнул Хакмар. – Все хорошо…

– Честно?

– Да мажь уже! – чуть не простонал Хакмар.

– Ладно… – растерянно ответила девушка и принялась растирать мазь по красной от Жара коже, покрытой коричневыми рубцами ожогов.

Хадамаха неуклюже завозился на плоту, демонстративно усаживаясь к парочке спиной.

– Кыыс послали за Донгаром и Хакмаром. За черными. Пока они на меня охотились, я много чего понять успел. Королеве нужно наследие Советника. Ты ей не нужна… – Настолько не нужна, что она приказала Аякчан убить. Но этого Хадамаха говорить не стал – не маленькая, четырнадцать Дней, сама сообразит. – Да и не верят ни Королева, ни Кыыс, что ты – мать-основательница Храма.

– Ничего, это скоро изменится, – трудясь над плечами Хакмара, буркнула Аякчан.

– Как? – в один голос настороженно спросили парни.

– Очень просто – я возглавлю Храм, и ни у кого не останется никаких сомнений, – небрежно, словно сообщая, что собирается приготовить рыбу на обед, бросила Аякчан. Остановилась на мгновение… – Нет, сперва, конечно, ни у кого не останется сомнений, а уж потом я возглавлю Храм. В общем, неважно… Результат все равно один. Храм нуждается в переменах – ну хотя бы по жрицам предвзрывного возраста вроде Гамули. Королева с верховными пенсию платить жадничают, вот и держат жриц под Огнем до последнего. А что потом городка-другого не досчитаются – так Сивир большой! – она возмущенно фыркнула. – При мне все станет по-другому! – И она снова начала трудиться над Хакмаровыми плечами.

Хадамаха чуть не рухнул на спину:

– Аякчан, у тебя что, и правда, как про жриц говорят – мозги закипели? За нами Храмовая погоня по всему Сивиру идет, а ты собираешься Храм возглавить?

– Предлагаешь всю жизнь по берлогам прятаться? – недобро прищурилась Аякчан. – Вот потому, что за нами гонятся, я и должна как можно скорее вернуть свое место в Храме. А всех остальных жриц поставить на место! Кроме жрицы Кыыс – ее я просто убью! – покрывая мазью очередной Хакмаров ожог, постановила Аякчан так холодно и твердо, что Хадамаха подумал – а не доброе ли дело он сделал для Кыыс, когда запер ее на поляне Золотой Бабы.

– У меня даже сторонницы уже есть! – гордо объявила Аякчан.

– Целая одна, – серьезно согласился Хакмар. – Если, конечно, ее не прикончат за то, что нам помогала.

– Моих сторонниц не так-то просто прикончить!

– Тогда тебе к верховным, – пропыхтел Хакмар – то ли больно было, то ли разговор не нравился. – Мне Кыыс рассказывала, пока уговаривала на вашу Снежную Бабу работать! Верховные только и мечтают, чтобы тебя найти и против Королевы использовать. Заберут тебя в Столицу…

– В Столицу я, безусловно, попаду – только сама, без всяких верховных! Я собираюсь править Храмом, а не работать Огнеметом для двух наглых тысячедневных теток! – выпалила Аякчан. – Сам-то зачем позволил Кыыс довести себя до такого состояния? – Аякчан снова обползла вокруг Хакмара, плюхнула новый комок мази ему на грудь и принялась растирать с такой яростью, что Хадамаха невольно посочувствовал парню. Не иначе как в их южных мастерских специально учат терпеть – сам бы Хадамаха уже орал от боли, хоть и Брат Медведя! – Договорился бы с ней – сейчас ехал бы на перекладных собаках в Новосивирский Мастергородок, Рыжий огонь свой исследовать. А не плыл неизвестно куда! На листике… – продолжала разоряться Аякчан.

– В Мастергородок попасть неплохо – говорят, там отличные специалисты. По крайней мере те, кого вы из наших мастерских забрали. И Рыжий огонь надо исследовать, – в тон ей отозвался Хакмар. – Только твой Храм его не получит! Рыжий огонь принадлежит кланам гор Сумэру!

– Зачем? – съездив Хакмара по носу голубыми волосами, Аякчан резко вскинула голову и подозрительно уставилась парню в лицо. – Вы что задумали?

– Ничего особенного – надоело, какую цену вы за свой Голубой огонь ломите, – равнодушно ответил Хакмар. – А с Рыжим вы нам больше не понадобитесь.

– Отделяться задумал? – страшным шепотом выдохнула Аякчан. – Оторвать горы Сумэру от остального Сивира? Войну между мастерами и Храмом устроить?

– Разве что маленькую, – небрежно ответил Хакмар. – Чем быстрее вы, ведьмы, сдадитесь, тем добрее мы будем к побежденным!

– Это мы будем очень добры к побежденным! Я тебя просто спалю в кучку пепла по доброте душевной, ты, свободолюбивый горец! – И Аякчан со всей силы стукнула его кулаком в грудь.

Хакмар сдавленно охнул… от боли его сложило пополам.

– Хакмар! Тебе больно! – испуганно вскинулась Аякчан.

– А ты как думала? – ломким голосом откликнулся Хакмар. – Зато теперь я честно могу сказать, что вы, ведьмы, напали первыми!

– Замолчи немедленно, а то я тебя снова стукну! – всхлипнула Аякчан, поддерживая парня за плечи.

Хакмар шумно выдохнул и выпрямился. И посмотрел сверху вниз на зареванную мордашку Аякчан. Слезы оставили дорожки на покрытом серой маской пепла лице. Аякчан посмотрела на него…

Хадамаха понял, что снова надо отворачиваться! И уставился прямо перед собой – в наплывающую на них тьму бесконечного туннеля.

– Ой! – тихонько сказала за спиной Аякчан – и наступило долгое молчание. Даже дыхания этих двоих не слышно. Словно и нет их.

Счастливые люди! Каждый уже придумал, что делать. Аякчан – захватить власть в Храме. Хакмар – исследовать Рыжий огонь и добиться независимости Южных гор. И они готовы сойтись в честном бою и отвоевать… не исключено, что друг дружку.

«А у меня все проще – не надо мне ни власти Храма, ни свободы гор. Хочу домой. К маме. К отцу с братом. И еще одну девушку увидеть – обязательно. Нам надо поговорить».

– Нам надо поговорить, Хадамаха! – звонко сказал девический голос.

Свиток 4,
в котором сильные духи делятся своими планами на будущее людей

Хадамаха оглянулся. Вокруг никого не было. Совсем никого – включая Хакмара и Аякчан. Лист был совершенно пуст.

Хадамаха вскочил:

– Где они? – И шарахнулся головой о каменный свод. – Уй-ей! – Лист закачался так, что пришлось растопырить руки, упираясь в стены туннеля, чтобы не опрокинуться. – Аякчан! Хакмар!

– Здесь они, успокойся! Просто ты сейчас не видишь их, а они – тебя! Или тебе обязательно подсматривать, как они целуются? – раздраженно спросил девичий голос.

– Они-то целуются! – обиженно пробурчал Хадамаха, осторожно усаживаясь обратно на мокрый и остро пахнущий черной водой лист. – Тебя я тоже не вижу.

– И не увидишь! – отрезала невидимая девушка. – Что было, когда я в прошлый раз появилась, а?

Хадамаха засмущался. Его большие руки неловко терли колени, точно он хотел протереть дырку, и смотрел он только вниз, боясь поднять глаза.

– Кто обниматься полез? – обвиняющим тоном заявила невидимая девушка.

– Я спросил… – не отрывая взгляда от коленок, пробубнил Хадамаха.

– Я сказала, что нельзя!

– Ты так сказала нельзя, что я подумал – немножко можно.

– Немножко и было можно. – В девичьем голосе появились сварливые интонации. – А ты мне чуть все кости не переломал лапами своими медвежьими!

Хадамаха сокрушенно поглядел на свои ладони и вздохнул.

– А ведь я по делу приходила! – недовольно объявила она.

– Ты всегда по делу приходишь! – отчеканил он и отвернулся. Демонстративно. От того места, где она могла бы быть, если бы ей не было на него наплевать!

– Ты чем-то недоволен? – настороженно поинтересовалась невидимая девушка.

– Куда ж мне быть недовольным-то! – воскликнул Хадамаха – с такой бесконечной искренностью, что это уже граничило с издевательством. – Вон, Хакмар с Аякчан – жрица да горец. Им друг друга даже терпеть рядом не положено, а все как-то ладят! А у моей девушки важные дела! – с сарказмом процедил он. – Ты меня стесняешься, умгум? Что я вот медведь? Или что из бывших стражников?

– Ты чего? – Весь запал у девушки исчез – она явно растерялась. – Так и правда поверишь, что у вас, стражников, в голове одна извилина и та от шлема. С чего ты взял, что я тебя стесняюсь?

– Что ж мы встречаемся только на сто локтей под землей? – он окинул взглядом туннель. – На празднества-ысыахи не ходим, на шаманских представлениях не бываем. Нигде не бываем, кроме Пламенных битв и загадочных подземелий! Нормально, умгум?

– А молодому парню встречаться со старой бабкой – нормально? – заорала девушка. Воздух над листом дрогнул, и на нем появилась… старуха. По хант-манскому обычаю, собственные волосы ее сплетались с накладными угольно-черными косами, еще больше подчеркивающими седину. Лицо сморщено, как кора старого дерева, запавшие губы старушечьего рта напоминали засушенные жабьи шкурки… и только глаза на этом древнем лице смотрелись странно молодо и дерзко.

Хадамаха подпер голову кулаком, тяжко вздохнул – словно сожалея о кое-чьем тупом упрямстве – и уставился на старуху взглядом таким ехидным и ироническим… что бабку передернуло. Ее облик поплыл – точно его нарисовали на снегу перед самой оттепелью. Сперва что-то произошло с паркой – здоровенное, размером с чум, сооружение из замши и меха стало короче, убралось в талии, обзавелось кокетливым пушистым воротом и цветной вышивкой. Седые косы брызнули золотом и медью… Вместо старухи на листе стояла молоденькая, не старше Хадамахи, хорошенькая девушка в модной укороченной парке, щегольских торбозах и расшитой раковинами-каури задорной шапочке на невиданного, золотисто-медного цвета толстых косах.

– Ну ладно, ладно! – досадливо закричала девушка. – Вот она – я! Добился своего?

Хадамаха молча похлопал по листу рядом с собой. Девушка мгновение поколебалась… потом села рядом, поджав ноги и привалившись плечом к боку Хадамахи. Парень замер – как замирают, когда тебе на ладонь опускается птичка, готовая в любой миг вспорхнуть и улететь.

– Как с тобой трудно! – пожаловалась она. – Ты что – не понимаешь? Я – Умай, Калтащ-эква, дух средней Сивир-земли…

– Сороде, бэле! [1]1
  Здравствуй, красавица!


[Закрыть] ^*Приятно очень – Хадамаха из племени Мапа. – Он кивнул, словно знакомился. – Бывший стражник, бывший игрок в каменный мяч… нынче все-Сивирский преступник.

– Прекрати развлекаться! – она стукнула его кулачком по плечу. Туго натянувшаяся на могучих плечах Хадамахи синяя стражницкая куртка угрожающе затрещала. – Я отвечаю за всю Среднюю землю, а ты мне предлагаешь на медвежьем празднике с тобой плясать. Как ты себе это представляешь?

– По-разному, – вздохнул Хадамаха. – Летом представляю, зимой, иногда Ночью, иногда Днем. В городе каком. Или наоборот, у нас, у Мапа, в селении. У нас знаешь какие праздники бывают! Ого! Я тебя с мамой познакомлю! Она тебе понравится. Она не такая, как некоторые… ну, которым в девчонках все не так… Да она сама не старая!

– Знаешь… – удивленно протянула Калтащ. – Меня еще никто не знакомил с мамой! Считается, что это я – всеобщая мама. Мать-Земля. Ты рассказывай, мне нравится! – Она завозилась, пристраиваясь поудобнее. Хадамаха аккуратно протянул руку и тихонько обнял ее за плечи. Возражений не последовало.

– Я б для тебя все-все подарки на всех-всех соревнованиях выиграл. – Он украдкой поглядел на ее руки. На пальце Умай красовалось вырезанное им костяное колечко. Хадамаха ухмыльнулся и прижал ее к себе покрепче. – Чего тут рассказывать – тут делать надо! Вот выберемся отсюда и…

Девушка вдруг досадливо хлопнула себя ладонью по лбу и рванулась в сторону, сбрасывая с плеч руку Хадамахи.

– Я же говорю, что с тобой трудно! – едва не плачущим голосом выкрикнула она. – Вечно мне голову как метелью запорошишь, что я и не помню, зачем пришла! Плывешь, плывешь – тебе неинтересно совсем, куда выплывешь?

– Ты ж пришла – скажешь, – лениво откликнулся он. – А если мы сперва о своем – о важном! – поговорим, мы что, куда плывем, туда опоздаем?

Девушка вскочила и грозно ткнула в Хадамаху пальцем:

– Хадамаха, ты – маньяк!

Хадамаха озадачился.

– Мапа я! Чукчей знаю, хант-манов знаю, сахи знаю, Амба-тигров тоже знаю… – принялся загибать пальцы он. – Маньяков не знаю! Кто такие, где обретаются?

– Их где угодно встретить можно! – ехидно сообщила Калтащ. – Хоть вот даже на тайных путях земли! Маньяки – это злодеи такие, к девушкам пристают. В неправильное время и в неправильном месте!

– Не злодей я! – разобиделся Хадамаха. – Стражник я, хоть и бывший. Я и сейчас бы стражником был, если б не поддался на черношаманские камлания и не влез в дела с Советником и Храмом! Злодеев бы ловил… – совсем помрачнел парень. – Разных… А то самого большого поймал – и все, сразу сам все-Сивирским преступником сделался!

– Ну что мне теперь, прощения у тебя просить? – разозлилась Калтащ.

– Ты-то при чем! – отмахнулся Хадамаха.

– Я как раз больше всех при чем, – после долгого молчания тихо сказала Калтащ. – Плохо мне, Хадамаха… Плохо. – Она потянула пышный ворот парки, будто тот душил ее. Под глазами у Калтащ разбежались морщинки, кожу усыпало пятнышками, точно девушка стремительно, на глазах старела.

– Обидел кто? – испугался Хадамаха.

– Такие же, как ты! – она уставилась на него чуть не с ненавистью, глаза у нее запали, как у тяжко больной.

– Погоди… Какие – как я? – еще больше растерялся Хадамаха. – К тебе что, еще какой парень клеится? Ну… кроме меня?

«Я его сам приклею! – подумал он. – Рыбным клеем на берегу Великого Океана! Так, чтобы косатки дотянутся могли!»

– Все вы клеитесь, как один! – губы Калтащ скривились горькой усмешкой все в этой жизни повидавшей старухи. – Добычу дай, Калтащ, ягоду в лесах дай, бересту на чумы, дрова в костер дай, травы – дай, детей – тоже дай, оленей – дай, Черную кровь – давай, давай… От меня уже скоро не останется ничего! – с тягостным недоумением, словно сама не понимая, как же так вышло, сказала она. – Другим-то духам все равно – Нуми-Торуму в его Верхнем мире, или Эрлику – в Нижнем, или сестрице Хотал-экве… – Калтащ потыкала пальцем в каменный свод, над которым где-то там, высоко-высоко, выбиралось из-за гор Сумэру пробудившееся после Долгой ночи солнце. – Ей-то что вы сделать можете? А вот мы с сестрицей Седной…

– А Повелительнице Океана чего надо? – тихо спросил Хадамаха.

– Как чего? Вся дрянь, что вы, люди, плодите, все летит в ее Океан! И мусор ваш обыкновенный, и дела ваши дурные, и злоба, и ненависть – все в ее воду уходит и запутывается у Седны в волосах! А рыбу вам давай, тюленей тоже…

– Но ведь так всегда было? – недоуменно спросил Хадамаха – и чего Калтащ развоевалась-то, непонятно.

– Вы стали сильнее, – тоскливо ответила она. – Вы стали такие сильные и можете брать так много. Особенно сейчас, с этим Храмом, который делает, что хочет. Когда-то такое уже было, – совсем тихо, почти неслышно добавила она, раскачиваясь, будто в шаманском трансе. – Тысячу Дней назад. Черные шаманы – они стали тогда такие могучие… Научились делать такие вещи… Они выходили к Черной реке – и никто не мог их остановить. Ни я… Ни Торум… Ни Эрлик… Эй, ты чего? – Она вдруг перестала шептать и раскачиваться, удивленно уставившись на Хадамаху.

Мальчишка отстранился. Впервые он сам отодвинулся от Калтащ и вперился в нее безумным взглядом, в котором человеческое удивление мешалось с настоящей медвежьей яростью.

– Это вы! – потрясенно прошептал он.

– Что – мы? – осторожно спросила Калтащ. – В смысле кто – мы?

– Тебе лучше знать – кто! Ты, Седна, Эрлик, Нуми… – с усмешкой не менее горькой, чем у Калтащ, принялся перечислять он. – Вы создали Храм и жриц! Вы не могли справиться с черными шаманами сами и сотворили тех, кто сделает это за вас! Понимаю… Небось тогдашние черные тоже, как Донгар, говорили, что духи людей уважать должны, потому как человек духа олениной кормит, поросят носит…

– Донгар так говорит? – оскорбилась Калтащ. – Да вы не то что оленину – курицу несчастную и ту жалеете!

– И кузнецы черные, если они вроде Хакмара были, тоже неудобные – штуки всякие придумывают. Горный мастер и сам что хочет сделает, духи ему без надобности. Вот вы и сделали так, чтобы черных вовсе не было! Чтобы люди по чумам сидели да перед Эрликовыми тварями дрожали! Без черных народец на Средней земле стал тихий, напуганный, к духам почтительный… – Он поглядел на Калтащ еще не с презрением, но… с осуждением точно! – Что ж ты теперь по чумам да пещерам черных выискивала?

– Мы не собирались черных уничтожать! – завопила Калтащ и затараторила, захлебываясь словами: – Мы не думали, что голубоволосые девчонки их истребят! Мы просто хотели, чтобы на Сивире была еще одна, другая сила, кроме черных, которая им соперником будет – и не даст творить, что захотят!

– Мне всегда казалась странной эта история: что мама Аякчан, Най-эква, создала Голубой огонь, чтобы доченька могла от тогдашнего Донгара тысячу Дней назад отбиться. – Теперь уже Хадамаха раскачивался, как в трансе. – Такое большое дело – для одной девчонки? Так много Голубого огня, такой великий Храм…

В темном туннеле раздался длинный вибрирующий всхлип – и плаксивый женский голос проныл:

– Сестрица Калтащ, почему твой медведь говорит, что я не люблю свою дочь?

– Успокойся, Най, он ничего такого не имел в виду, – даже не оглядываясь, бросила Калтащ.

– Да-а-а… Как же не имел – он сказа-аал… – плаксиво протянула невидимая собеседница. – А я люблю! Она такая хорошая девочка, – она снова всхлипнула, воздух над листом заколебался… и рядом с Калтащ появилась женщина.

Худая, как щепка для растопки, и такая же длинная, с острым, как клюв у дятла, носом. Хадамаха содрогнулся – волосы женщины были того самого, жуткого огненно-алого оттенка, как у чудовищ в подземельях Советника. И выглядели бы страшно, если бы не были стянуты в неопрятный пучок на затылке и не свисали унылыми прядями вдоль лица. Женщина снова всхлипнула и трубно высморкалась в зажатую в руках пушистую шкурку – шкурка немедленно вспыхнула, полыхнув разом Голубыми и Рыжими искрами и немилосердно воняя. Женщина смущенно ее скомкала.