Текст книги "Мерцающая звезда на черном бархате неба"

Автор книги: Кирилл Берендеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Берендеев Кирилл
Мерцающая звезда на черном бархате неба

Берендеев Кирилл

Мерцающая звезда на черном бархате неба

Четверть седьмого вечера "Форд-Скорпио" въехал на занесенный снегом плац школьного двора. Со всех сторон горели огни, – асфальтовый дворик располагался в центре здания, и только колоннада, минуя которую и прибыла машина, едва виднелась в сумерках холодной февральской ночи.

Мотор "форда" затих, лишь едва слышно гудела печка. Первой молчание нарушила сидящая за рулем девушка.

– Что ты сидишь, – тихо сказала она. – Иди, а то и так опаздываешь.

Сидевший рядом с ней молодой человек вздрогнул и повернул голову.

– А ты? Я думал...

– Нет. Лучше будет, если я останусь здесь.

– Но, Маша, я тебя прошу...

Она сняла руку с руля и молча коснулась его пальцев. Мимо машины прошла девушка в сопровождении своего приятеля, с осторожностью держа завернутый в газету букет.

– Нет, Илюш, я серьезно. Мне нечего там делать. Я только буду тебя стеснять.

– Чем?

Она не ответила на вопрос.

– Иди, – и легонько подтолкнула его к двери, – иди.

– Слушай, ведь наша вечеринка не на полчаса. Я и понятия не имею, когда она может закончиться.

Недолгое молчание. Девушка откинула со лба прядку черных, точно вороново крыло, волос и кивнула:

– Ну, хорошо. Я по школе погуляю.

– Но...

– Может, потом к вам зайду. Ладно, пошли.

– Тогда прошу на выход, госпожа Ленц.

В вестибюле Илья вынужден был попрощаться с ней. Когда он завернул за угол, Мария повернулась к зеркалу, внимательно всмотрелась в разрумянившееся с мороза лицо и грустно улыбнулась.

Молодой человек быстро прошел коридор до конца, свернул на лестницу. Пропустил пару, сбегавшую вниз по ступенькам, и стал подниматься вверх. Когда он достиг третьего этажа, сердце его, точно после напряженного забега, неистово колотилось.

Семь лет назад, почти семь.

Илья перевел дыхание и подошел к знакомой двери. Снова передышка, он поднял руку и вместо того, чтобы рвануть дверь на себя, почему-то нерешительно постучал. И только потом дернул.

За прошедшие со дня выпуска годы он ни разу не ходил на подобные мероприятия, просто потому, что не испытывал в том нужды. Этот раз не стал бы исключением, кабы не телефонный звонок. Вернее, их было несколько, этих весточек из канувшего безвозвратно прошлого: звонили его давние друзья-приятели, приглашали: мол, заходи, гостем будешь, нальем от души, поговорим по душам, ты на нас посмотришь, мы на тебя, сравним впечатления. Словом, не пожалеешь.

Ему запомнился только один. Тихий, давно забытый девичий голос, попросивший его к телефону у него самого. И его собственная реакция: едва услышав ее фразу-приветствие, вскочил с кресла, едва не опрокинув аппарат и, прижав трубку к уху, точно боялся чего-то не расслышать, крикнул так, что зазвенела посуда в буфете.

– Господи, Лера, это ты?! Как... какими судьбами?

– Я с трудом тебя нашла, – произнесла она в ответ. – Ты же не оставил своего номера телефона.

Да, это так. Он начал извиняться, что-то невнятно бормоча и чувствуя себя далеко не лучшим образом. Но что можно сказать в такой ситуации, девушке, с которой у него в те незапамятные времена были очень близкие отношения? – что? каждое слово может быть истолковано ею в противовес всем предыдущим словам. Стоит ей захотеть.... Конечно, лучше бы он позвонил сам, лучше, но... слишком запоздалой была эта идея.

– Неважно, – Лера, по счастью, не обиделась, она вообще редко обижается. Удивительная черта, редкое исключение из правил. – Какая разница. Я звоню по другому поводу.

До этого вечера он всем отказывал. В лучшем случае, пожимал плечами и отделывался общими фразами. Но ей в ответ сказал твердо и уверенно:

– Да, обязательно буду.

– Я надеюсь. Сама долго не была, говорят, собираются почти все, хорошо бы посмотреть, как кто. Очень давно не виделись.

– Ты права. Я тоже давно не встречался с нашими.

После его слов наступила та пауза, которой он подсознательно, с самого момента начала разговора, боялся. Он не виделся с ней уже несколько лет, и за все это время вообще не давал никоим образом о себе знать. Точно пропал без вести.... Нет, в определенном смысле действительно пропал... и это еще одна из причин, которая заставляла его молчать.

Но бесконечно растянувшаяся пауза была невыносимой и требовала немедленного прекращения, любыми способами, любыми словами, и потому он задал тот вопрос, что тревожил его с первой минуты их разговора, тревожил гораздо сильнее, чем следовало бы.

И все же.

– Ты уже замужем?

Она рассмеялась.

– Беспокоишься? Нет, должна тебя порадовать, нет.

– Я действительно порадовался, – и, не давая задать тот же самый вопрос ему, добавил: – Обязательно приду. Первая суббота, февраля, точно?

– Совершенно. Начало в шесть.

Никогда он не был в таком волнении после звонка. И трубку бросил на базу, точно она невыносимо жгла руку. Даже, когда выставлял свои первые работы в галерее несколько месяцев назад и всю неделю перед вернисажем не находил себе места, все равно не чувствовал такого сердцебиения, такой громогласной барабанной дроби в груди.

Мария спустилась, едва он кончил говорить.

– Кто звонил? Ты так закричал, я думала, тебя током ударило.

Он рассказал, как есть, ничего не меняя в своей истории, словно исповедуясь пред ней, словно боясь быть хоть в чем-то не искренним. Но Мария лишь кивнула головой; напряжение его спало, и тогда он попросил ее подбросить до школы; он так и не научился водить. Она предупредила его стазу же:

– Я не из вашей компании, так что мне там делать нечего.

Илье не удалось ее отговорить, сколько ни упрашивал, правда, он и сам не был уверен, что лучше. Не знал и теперь, когда, сжимая ручку двери, внезапно остановился, почувствовав прикосновение простой мысли: что же будет, когда в двери появится она. Что вообще произойдет... – с ним, а, главное, с той, другой, которая его пригласила.

Дверь подалась с трудом, кто-то обмотал ручку полотенцем, чтобы не открывалась от сквозняков, и перестарался. Удержать ее Илья не успел, она бухнула о стену, и общество, усевшееся за один длинный стол, составленный из десятка парт, прекратило разговоры, и обернулось посмотреть на вошедшего.

Ему освободили место у самой двери. Рядом с Лерой, памятуя, наверное, что они в свое время подавали надежды образовать неплохую пару. Илья огляделся.

В его части стола образовалась довольно интересная компания. Лена Соколова, ушедшая в техникум после восьмого класса, Илья не знал ничего из ее дальнейшей биографии, Толя Розов, ныне налоговый полицейский, Слава Жигалин, судя по тому, что о нем судачили общие знакомые, – довольно крупный коммерсант, да и сотовый телефон, небрежно торчащий из верхнего кармана пиджака – лишнее тому доказательство; еще один Толя, Слонимский, его мать работала продавщицей в универмаге, а он сам, кажется, пошел в школу милиции, дабы избежать службы в армии; Нина Скобцева, нового о ней он знал только то, что ее родители недавно сделали ремонт в квартире, обошедшийся им в довольно крупную сумму, помнится, она даже приглашала его – во время короткой встречи на остановке – полюбоваться результатами, она всегда любила, чтобы ее знакомые любовались чем-то в ее доме. Ну и, конечно же, Лера.

Он присел, чувствуя себя немного не в своей тарелке, не глядя ни на кого, кроме Леры. Девушка улыбнулась ему одними уголками губ, так, как она это делала на уроках, когда они сидели вместе, когда-то давным-давно. Вольно или невольно напомнила об этом и спросила:

– Как поживаешь?

Он ответил. Поинтересовался, что у нее новенького, с облегчением чувствуя, как легко, как свободно зарождается их беседа; так же, как в давным-давно прошедшие времена. Он невольно улыбнулся ей в ответ, даже не на улыбку, скорее, в память о пройденном вместе.

– Можешь поздравить, – продолжала Лера, – как раз на днях мне присвоили старшего лейтенанта.

– Поздравляю. Когда до следующей доберешься?

– Не все так просто, для этого нужно снова пойти учиться.

– А неохота, – улыбнулся он.

– Очень, – она не выдержала и рассмеялась. – Ты еще помнишь мои пристрастия к неге на диване под легкую музыку. С течением времени в этом мало что изменилось.

– Не могу забыть... – и добавил, так же легко. – Возможно, благодаря этому ты чертовски похорошела за прошедший период.

– Спасибо. Как у тебя с работой?

– Фотографирую, как и прежде. Да ты видела, наверное, мои снимки, их частенько публикуют в глянцевых журналах, – не без удовольствия он произнес названия некоторых из них. Но Лера лишь покачала головой.

– Извини, не приходилось, – и тут же добавила, как бы извиняя себя, я вообще редко заглядываю в периодику. Разве что в гороскопы, – и, снова напомнив, улыбнулась.

В этот момент к ним вклинился Слава.

– Кавалер, что пить будем?

– Даже не знаю... нет, – Илья заметил "Смирновскую" в руке Вячеслава и торопливо замахал рукой. – Водку не пью.

– Тяжелый случай. Лена, плесни Хазарову вашего сидра, а то он так и уйдет отсюда трезвым.

– Ну что, всех ждать будем или как? – Вячеслав произнес фразу достаточно громко, так что классная дама Вера Сергеевна, возглавлявшая стол с противоположной от Ильи стороны и державшая ухо востро, тут же среагировала:

– Нечего-нечего. Сейчас прибудет закуска, а пока и не думайте напиваться. Как дети неразумные, ей-богу. Девочки, ну где же Лебедева с одноразовой посудой?

Вместо ответа последовал стук в дверь. Нет, не Лебедева, в класс вошла Рая Кошкина.

В первый момент Илья ее не узнал, собственно, он не узнал бы ее, наверное, и в любой другой обстановке, так сильно она изменилась. Прямая противоположность тому образу, что он хранил в памяти.

Она заметно вытянулась, похудела, сделала себе короткую стрижку жутковатого вида, почти "под горшок", совершенно ей не идущую, обрела хрипловатый голос человека, подсевшего на курение, и кварцевый загар – в желтизну. В сочетании с темной косметикой на землистом лице – эффект потрясающий, до мурашек по коже.

Собравшийся на две трети класс все же начал пить, не дожидаясь закуски. Лере, как и практически всем остальным, плеснули в пластмассовый стаканчик на половину "Столичной". Его это кольнуло; и тут же прилезла мысль, к которой он не успел привыкнуть, – а твое-то какое дело?

Кто-то вспомнил, что, пока все еще на ногах, неплохо бы и сняться на память. Главный по съемке был найден тут же. Все помнили о давнишнем увлечении Ильи, не забыли. И первым, кто протянул ему свою камеру, был Толя Слонимский – дорогую "мыльницу" чей корпус усеивало множество разноцветных кнопок не совсем ясного назначения. Илья нерешительно взял ее повертел в руках. Вздохнул, приноравливаясь к непривычному аппарату, не сразу понимая, что к чему. Потом только вспомнил, что "мыльница" все сделает за него, как это уж к ней самой обращаться надо, но раз дали.... И, вздохнув – с этим аппаратом он чувствовал себя связанным по рукам и ногам, – обратился к собравшейся у доски группе, мертвенно застывшей в ожидании начала съемки:

– Скажите "изюм", – произнес он деревянным голосом. – И представьте, что отсюда вылетит виртуальная канарейка.

Фотографирующиеся нервно засмеялись, наконец, растеряв свойственную всем снимающимся бдительность. В этот момент мигнул красный маячок, а следом – ослепительная вспышка и щелчок затвора.

Илья по привычке щелкнул еще раз, с облегчением отдал дорогую электронную игрушку в руки хозяина и сел на свое место. Рядом с ним никого не оказалось, воспользовавшись этим, он вылил остатки шампанского в раковину, плеснул в освободившийся стаканчик апельсиновый сок.

– Как хорошо, что ты один. – Он скосил глаза. Лера стояла напротив стола и с "мыльницей" наготове. – Давай я тебя щелкну.

Он промолчал. На фотоаппарате зажглась красная лампочка, последовала вспышка. Несмотря на предупреждающий сигнал, он все же вздрогнул, испортив, по всей видимости, кадр.

– Давай еще вместе снимемся. Нин, подойди на секундочку.

Они снялись вместе, потом их разместили в разных группах, потом они снова оказались в одной и снова рядом. Как раз в этот момент прибыла долгожданная Лебедева с одноразовой посудой; процедуру общего фотографирования пришлось повторить.

Валя Суворин, вечный троечник, не так давно вытуренный из института как раз по этой самой причине, метнулся к доске и в порыве чувств принялся скрежетать мелом.

"С раслабухой вас 98!" прочел Илья. И не удержался от замечания; пятерка по русскому языку просто обязывала его встрять с оценкой.

– Валя, – ехидно произнес он. Класс замер в ожидании. – Слово "расслабуха" пишется с двумя "с".

Молчание в полсекунды и жуткий хохот, последовавший за ним как раскат грома. Валя забормотал что-то, но принялся исправлять. Илья внимательно следил за движением его рук, с некоторым удивлением замечая за собой удовольствие – не так часто в прошлой жизни ему удавалось привлечь к своей персоне внимание всего класса. Обычно это случалось на уроках литературы отвечая на вопрос учителя, он никогда не был лаконичен, чем класс с восторгом пользовался, весь обратившись в слух, а на деле – к своим неотложным проблемам.

Теперь об этом, видимо, забыли. Но по случившемуся казусу решили выпить еще раз. Лера покинула его уголок стола, отправившись к Лебедевой, они были давними подругами. Налоговый полицейский тоже куда-то исчез; оглянувшись, Илья заметил Розова, сидящим у открытого окна вместе с Сувориным. Последний был уже изрядно подшофе, размахивал руками и что-то рассказывал Анатолию, который смотрел мимо него в окно и докуривал сигарету, игнорируя Валю и размышляя о чем-то своем, далеком от пропускаемого в одно ухо рассказа.

Лера дощелкала пленку и вернулась. Вячеслав, единственный, кто вставал из-за стола лишь на общую фотографию, тут же предложил "тяпнуть по маленькой" и потянулся за бутылью.

К ним подошла Лебедева с бутербродами на пластиковом подносе. Вячеслав немедленно обратился к ней с самым серьезным видом:

– Очень хорошо, что ты пришла, а то я у тебя давно собирался спросить. Ты уже замужем?

Илья невольно вздрогнул. Лебедева недоуменно посмотрела на Жигалина. Но тот хранил все то же скорбно значительное выражение на лице.

– Давно. Я сто раз говорила. А у тебя видно, ветер в голове.

– Понятно, – Вячеслав кивнул, будто собирая статистические данные. – А как насчет "киндер-сюрприза"?

– Уже год почти. Ой, слушай, у меня же фотографии с собой, – и Лебедева упорхнула к своей сумочке.

– Ушла. Тогда тот же вопрос к тебе, Лер.

Илья не выдержал.

– Что это тебя так взволновало?

– Интересно, – Вячеслав пожал плечами. – Все-таки старый класс, надо же определенно знать, за кем можно поухаживать, а за кем следует приударить.

– Ты же сам женат, – фыркнула Лера.

– Одно другому не мешает. Тем более, что в данный момент намерения мои самые, что ни на есть чистые и благородные. На зависть. Так как?

Лера обменялась взглядами с Ильей.

– Пока нет, – произнесла она.

Спустя секунду появилась Лебедева с пачкой фотографий. Вячеслав поспешно встал, но уйти ему не удалось, маневр запоздал. Обречено вздохнув, он присел на краешек стола и, взяв из рук стоявшей подле Лебедевой снимки, стал просматривать по одному, держа каждый перед глазами не более секунды и откладывая в сторону. Часть фотографий упала на пол. Лебедева поспешно нагнулась за ними.

На освободившееся место присел Валя.

– Илья Александрович, – слегка заплетаясь, произнес он. – Очень приятно побыть с вами вместе, как в старые добрые времена. Если не возражаете, конечно.

– Не возражаете.

– Прошу прощения, – он кивнул Лере. – Я вот что у вас хочу узнать, Илья Александрович. Думаю, скрывать тут нечего.

Илья поднял глаза.

– Вы все в фото... художниках числитесь, так, да? – Илья кивнул, непроизвольно сжав губы. – И как оно в финансовом плане? Приемлемо для вас?

– Вполне.

– Я так и подумал. Вот что значит талант. А я бы хотел посмотреть что-нибудь, можно? Я надеюсь, ты покажешь другу что-нибудь из своей коллекции, или на худой конец, сводишь на выставку. Ведь бывают же у тебя выставки, ну скажи, нет.... Значит, бывают. Ну что, договорились, да?

Валентин внимательно посмотрел на него, попытавшись сфокусировать взгляд. Лера рассмеялась.

– А что ты смеешься. Я разговариваю о высоких материях, а ты... нехорошо... – видимо, в этот момент мысль предательски вылетела из головы. Валя нахмурился, потер лоб, почесал затылок, но продолжать не торопился. Сказал только: – Ладно, я у тебя узнать хотел вот еще что. Ты женился уже или еще раздумываешь?

– Раздумываю. А ты как?

– Уже нет. В смысле решил, что не по мне это... вовсе... Все некогда, то мне, то ей. К тому же она вроде как собирается собаку завести. А я к собакам не очень, ты же знаешь.... Ну, неважно. Девушка у тебя хорошая?

Ответить Илья – к счастью для себя – не успел. Из ниоткуда возникла Лебедева.

– Тебе я, кажется, еще не показывала, – тут же сказала она.

– Что? Ты мне вообще-то много чего не показывала.

– Не ерничай, я говорю о фотографиях. – Он получил на руки толстую пачку снимков, штук двадцать пять – тридцать. И стал терпеливо просматривать.

– О, за это надо выпить, – Валя наполнил стакан Вячеслава. – Совсем большой, уже разговаривает?

– Ему года нет.

– Неважно. Но выглядит на все сто, – он подождал, пока Илья отдаст снимки Лебедевой, которая, едва получив их, снова моментально скрылась из поля зрения. – Так я о детях все.

– Детей нет, – ответил Илья, не поворачивая головы.

– А мы вот собираемся, в смысле, я хотел бы... знаешь, я детей очень люблю. Нет, серьезно, понимаешь, вот чувствую... только я уже говорил: Саша собаку завести хочет...

За его спиной задвигался стул. Лера поднялась и пошла к распахнутому окну. Валя смутился.

– Ну, ладно, не буду вам мешать. Я спросить хотел еще кое-что... если вспомню, спрошу... ты не уходи....

Поднявшись со стула, Валя вышел в коридор.

Илья чертыхнулся и хотел идти следом, но его снова остановили. Старый знакомый Максим Катуков, едва не единственный, с кем он еще поддерживал робкий огонек прежних приятельских отношений. С каждым годом, увы, все слабевший и слабевший.

– Я это, – он нерешительно мялся. – Тебе долг хочу отдать.

– Долг?

– Ну, те пятьсот рублей, которые в прошлом году... ты помнишь, на покупку модема... я говорил.

Илья не помнил, да и не хотел вспоминать. Однако сказал:

– Да, было дело. И как твой компьютер?

– Порядок. Осталось только монитор купить, а остальное у меня уже есть, я тебе говорил. С деньгами проблем уже не будет, я нынче очень хорошо устроился... как бы не сглазить. Монитор думаю, "Митсубиси" взять, это оптимальный вариант соотношения цены и качества. У меня есть проспект, я...

– Не надо, потом.

– Ладно, я покажу тогда... после. Как еще встретимся.

Максим, не зная, о чем еще можно поговорить, пошарил в карманах и нерешительно протянул свернутые трубочкой сторублевки. И отошел, стараясь не смотреть, как Илья, не считая, кладет их в брючный карман.

Глядя уходящему Катукову вслед, Илья подумал, что буквально еще года полтора назад речь о такой сумме взаймы показалась бы ему издевательством. А сейчас он и не помнит о долге. Как и не вспоминает о многом, что прежде составляло большую часть его скромного существования. Не думает, почти забыл с течением недолгого времени о том, что перешло из прежнего разряда несбыточных мечтаний в обыденность. Столь незаметным, почти естественным, показался ему этот переход.

Теперь у него есть своя домашняя фотостудия, все то, на что он и не надеялся даже. Весь набор преуспевающего фотографа, по стоимости сравнимым с хорошим автомобилем. И он приносит доход, нешуточный, по прежним масштабам, всякий раз как будто невзначай напоминая, как с недавних пор носятся с ним в редакциях модных журналов, названивая и напоминая о себе. В его кабинете отведена полка под опубликованные работы, глянцевых журналов, на ней скопилась порядочная пачка. Он не заглядывает в них, предпочитая вспоминать, переживая лишь в памяти мгновения тех или иных заказных фотосъемок. Лица натурщиков испарились, оставив после себя белые круги, он вспоминал другое, важное для него в те минуты: позы, одежды, ракурсы, освещение....

Следом за лицами тех парней и девчат точно также испаряется многое другое. Те люди, что его окружают сейчас, например, – если он не будет ходить на эти собрания, возможно, их постигнет та же участь. Ведь он не любит смотреть, никогда не смотрел на школьные фотографии.... и в школу пошел лишь за одной, ради одной, которую вспоминает чаще всех остальных вместе взятых. Чаще Катукова, с которым, как теперь выясняется, ему даже не о чем поговорить. А после того, как он переехал, с кем еще, кроме них, ему доведется встретится в жизни?

– Полагаю, вы ничем не заняты, Илья Алексеевич, – еще один друг, из давно позабытого прошлого. Виктор, дай Бог памяти, Приходько. Сейчас, наверное, уже выпускник своего полиграфического.

– Конечно, нет, садись.

– Может, сфотографируемся на память? Как-никак, столько лет за одной партой сиживали. Да как еще сиживали-то.

– Славное было времечко.

– Еще какое славное, не чета нынешнему. Кстати, видел твои снимки в "Медведе". – Илья кивнул, не зная, что чувствовать. Веря и не веря Приходько. – Продолжаешь идти в гору.... Нет серьезно, мне очень понравились, законченная работа, говорю на полном серьезе, как художник-график, можно сказать, собрат по профессии.... О, Лера. Будь добра, щелкни нас.

Илья посмотрел ей в глаза, но девушка, словно невзначай, отвела взгляд. В этот момент Виктор покровительственно положил руку ему на плечо, – красная лампочка "мыльницы" мигнула.

– Вот спасибо. Ты нас выручила.

Лера подсаживаться не стала, да он почти не надеялся на это. Отдав фотоаппарат, сразу же перебралась на другой край класса к Лебедевой, – та снова показывала снимки одноклассника. На сей раз на очереди был Розов, менее всего интересовавшийся собеседницей. Он снова курил, и все то же мечтательное выражение не сходило с его лица. С минуту Илья следил за Лерой, пока не увидел, что та все же изредка поглядывает в их сторону.

Он подумал, что в эту минуту следовало бы появиться Марии. Если не появится сейчас, значит, не решится придти вовсе. И удивился, что эта мысль так встревожила его.

– Я у тебя спросить хотел кое-что, – Виктор приблизил лицо, как это делал всегда, едва речь заходила о чем-то, для посторонних ушей не предназначенного. – Насчет личной жизни. Мы уж очень давно не виделись, года два прошло, если не больше. Ты как сквозь землю провалился.

– Я переехал.

– И не предупредил. Далеко?

– Извини.... Нет, в Крылатское, – кривить душой он не стал.

– Хороший район, ничего не скажешь, вот только дорогой ужасно. У меня знакомый живет там.

– Институтский приятель?

– Приятельница, – он тоже решил не играть, как делал частенько раньше, стараясь умалчивать о своих, как это называлось "женских слабостях". Теперь уже ни к чему прежние скопища непонятных недомолвок и тайн в отношении друг друга. это и значит – стали совсем чужие люди. – Полагаю, и твой переезд неспроста.

Илья хотел пошутить на этот счет, но осекся и просто кивнул.

– Значит, с девушкой живешь. В богемном стиле. Как и положено творческому человеку, одним словом.

Ему не хотелось говорить, что Мария сама не навязывает ему узы брака, со странным удовольствием продлевая и продлевая его бесконечный месяц жениховства, от которого он, положа руку на сердце, просто устал. Но объяснить ей это, воспротивясь раз установленному ей порядку, означало почти тоже, что обидеть – по крайней мере, так ему казалось и кажется по сей день. И потому он устало молчал, уже не навязывая свои слова и не споря, почти безразличный ко всему, прежде всего к богатству, коим, точно в отместку за прошлую не слишком удачную жизнь, окружила его Мария.

– Хорошая девушка? – и тут же, без перехода: – А фамилия у нее какая

Это уже что-то новенькое. Раньше ничего подобного Илья от него не слышал. Раньше... он усмехнулся про себя. За такой срок всякий человек может измениться.

–Я серьезно, – продолжил Приходько. – Если на то пошло, за твое будущее беспокоюсь. Сам посуди, девушка, с которой хочется иметь отношения, приводящие к семейным узам, обязательно должна происходить из хорошей семьи.

– И обеспеченной, забыл добавить.

– Это не обязательно. По всему видно, что ты сам устроился капитально, и любую семью, вместе с тещей, легко прокормить сможешь. Однако, самое лучшее будет, если твоя суженая будет одной с тобой национальности, поскольку именно национальность в значительной степени определяет общность культур и воззрений. А без этого ни один брак долго не протянет, это же очевидно.... – Виктор помолчал и добавил, – Кстати, не о Лере ли мы говорим? Она вполне подходит тебе... в этом плане.

– Что, фамилия подходящая?

– Она русская, – резко произнес Виктор. – Порядочная девушка, серьезная, домовитая, ты сам знаешь это получше меня. А вот некоторые, у которых пятый пункт не в порядке, так и норовят пролезть. Только свадьбу сыграли, а, гляди, уж все семейство повесилось тебе на шею, и соки тянет. И будут тянуть до конца дней своих, уж поверь мне, я эту категорию знаю по собственному опыту. Все они хороши, только под себя и гребут. И было бы за что любить, а то пять лет прошло, а на нее, с ее пятой графой, и смотреть без косметики невозможно.... Да что там говорить, только с русскими и надо иметь дело. А то еще понаехали в Москву всякие чурки, нет бы у себя дома воевать, так нет, как нарочно именно сюда приперлись. Грязные, волосатые, по-русски ни слова, а прутся. Все ведь загребли, все под контроль поставили, просто продохнуть нельзя.

Виктор говорил достаточно громко, так, чтобы его непременно услышали окружающие. Илья молчал и смотрел в сторону Леры, чувствуя себя подавленным аргументацией, для которой совершенно бессмысленны противопоставления. через некоторое время, он незаметно посмотрел на часы: о своей идее Приходько говорил почти четверть часа.

– Ну, вот, – Виктор неожиданно прервал себя, точно недовольный собеседником, и засобирался. – Я отпечатаю снимки и отдам. Как-нибудь, когда снова пересечемся. Хоть добрая память о прошедших годах будет.

Илья встал следом за Приходько, оглядывая класс. Лера стояла у шкафа с пособиями, беседуя с Раей, которая – он отсюда слышал, – громко смеялась новым прокуренным голосом и охотно поддакивала. Когда Илья добрался до пары, Лера уже стояла одна.

– Я не знала, что ты... – она тут же осеклась, не понимая, почему все же решилась спросить. – Впрочем, ты же переехал.

– Мы с тобой долго не виделись, – пробормотал он, чувствуя, что от него ждут иных слов. И попробовал снова: – Знаешь, когда ты позвонила, мне очень захотелось с тобой встретиться.

Долгая пауза. Она опустила взгляд.

– Мне тоже.

– Ты так и не рассказал, как поживаешь. Как работа?

– Ничего, – Илья не знал, что сказать. Ему хотелось просто постоять рядом с ней, не говоря ни слова... как когда-то. тогда это было для него легко и свободно, просто стоять. А теперь. – В журналах выходит кое-что мое, я уже говорил тебе. А насчет дохода... Как ни прискорбно, большую часть съедает лаборатория, то одно нужно купить, то другое. Иной раз...

– Понятно. А дети? Ах, да, я забыла...

– Ты-то сама как?

– Хорошо, ты же знаешь.

И снова пауза.

Когда он пришел, ему очень хотелось уединиться с ней в уголке и рассказать ей о своем житье-бытье, вспомнить что-нибудь, неважно что, расспросить ее обо всем, столько ведь времени утекло. Некогда они могли разговаривать не замечая убегающих минут, едва спохватываясь о потраченном времени, хотя и виделись лишь несколько часов назад.

Странно, странно.... Они столько не встречались, казалось бы, одно это должно вывести беседу из мертвой зоны. После ее телефонного звонка, он воскресил прошлое во всех подробностях, и ему так захотелось поделиться этим прошлым. Поделиться именно с ней. И эта возможность предоставлена ему сполна в эти утекающие минуты, пока Лера вертит крохотное серебряное колечко на указательном пальце, а он делает вид, что сосредоточенно роется в памяти, вспоминая некий удивительный случай, приключившийся с ним не так давно.

– Ты изменилась, – наконец выдавил из себя он. – Право же, от тебя глаз не оторвать. Не понимаю, как я мог...

– Как мог, что? Молчать год?

– Я не об этом, Лер.

– Просто хотел сделать мне комплимент... Нет, ничего не говори, я все понимаю, я вхожу в положение. Извини, мне тут кое с кем поговорить надо. Не возражаешь, если закончим потом?

– Когда?

Вопрос остался без ответа. Лера ушла. Илья увидел, как она подошла к Лебедевой и заново смотрела детские снимки.

В класс вошла директриса и предупредила, чтобы с выпивкой закруглялись, в девять ровно школа должна быть закрыта. Возникла легкая паника, но затем собравшиеся все же двинулись к сваленной на парты в углу класса, верхней одежде.

– Неужели все?! – Валя. – Что ж, мы и разойдемся так? – краем глаза Илья успел отметить, что он здорово набрался.

Глас вопиющего был услышан и подхвачен. Чей-то резкий хриплый голос, в интонациях которого Илья с некоторым удивлением – еще не привык, или никак не мог отвыкнуть, – узнал Раю Кошкину.

– Значит, так. Мальчики и девочки! Убедительная просьба... – так, и она успела; что время сделало с тихим мышонком, с которым он гулял в пятом классе по темным улицам готовящегося ко сну города при свете карманного фонаря. – Слушайте все! Да слушайте же, наконец! Не расходитесь сразу, подумайте, у кого свободна квартира.

Однако, никто ей не ответил. Класс уже потянулся к выходу.

– Нина, да удержи ты их, что ли. Не выпускай, надо же найти место, где можно бы продолжить.

Неловкая пауза в дверях.

– Ладно, – Лена Соколова, передернув плечиками. – Раз уж на то пошло, давайте снова у меня.

Рая не дала договорить. Продолжила:

– Так. Слушайте все! Мальчики и девочки, стройтесь парами и все, дружненько, идем к Лене в гости. Захватите недопитое и вперед! Наверное, все в три машины не поместятся, кто-то мужского пола пойдет пешком.... Все помнят Ленин адрес?

– Все помнят, – снова Валя, нагрузившийся бутылками; горлышки торчали из карманов. – У кого еще мы собираемся каждый год?

– Очень хорошо, тогда отправляемся. Да, и кто-нибудь из мальчиков должен дать мне закурить, а то мои кончились.

Дал Вячеслав. Рая торопливо затянулась, выпустила колечки к потолку. Засим последовало новое распоряжение:

– Пускай кто-то составит мне пару. А то все девчата парами, только я одна.... Слава, подожди, что ты в самом деле.... Провожать потом меня не надо, только до подъезда. А там видно будет.

Лера вышла из класса последней.

– Ты со всеми?

– Нет, Илюш, – она устало покачала головой. – Не хочу. Вот провожу Веру Сергеевну – и домой.