Текст книги "Харассмент"
Автор книги: Кира Ярмыш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Кира Ярмыш
Харассмент
Published by arrangement with The Robbins Office, Inc.
International Rights Management: Susanna Lea Associates
© К. Ярмыш, 2022
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2022
© ООО «Издательство Аст», 2022
Издательство CORPUS ®
* * *
Говоря о сексуальном принуждении и домогательствах, очень легко и даже соблазнительно скатиться в банальность, в бинарные оппозиции «насильник – жертва», в прямолинейное морализаторство. Кира Ярмыш в своем новом романе ухитряется пройти по тонкому льду, сохраняя сложность взгляда и в то же время показывая, как неравноправные, завязанные на власть и зависимость отношения превращаются в гибельную ловушку, калечащую души и судьбы.
Галина Юзефович
Часть первая
Галушкин стоял возле кулера и неимоверно долго набирал чайник. Инга сфокусировала взгляд в одной точке: там, где ободок чайника нажимал на рычаг с холодной водой, – и слушала бульканье. По мере того как набиралась вода, тональность звука менялась. Инга прикрыла глаза, но продолжала наблюдать из-под ресниц. Ужасно хотелось пить. Чайник казался бездонным.
– Долго еще тусили вчера? – спросил Галушкин. Он стоял, наклонившись к кулеру и вытянув руки вперед, а теперь еще сильно повернул голову, пытаясь посмотреть через плечо на Ингу. Поза была на редкость нелепой.
– Не очень.
В памяти всплыла сияющая раковина с таким же сияющим краном и черно-белая плитка на полу. Инга крепко зажмурилась.
– Жалею, что не смог остаться с вами подольше, – посетовал Галушкин, без особой, впрочем, печали. Он наконец-то выпрямился и, громко хлопнув крышкой чайника, уступил Инге место. – Рассчитываю наверстать все на новогодней вечеринке.
Этим утром мысль о вечеринках вызывала в Инге решительный протест. Набрав воды в свою термокружку, она залпом выпила, а потом наполнила ее еще раз.
– А вы Новый год обычно как отмечаете? Всем офисом? Снимаете что-то? – спросила она наконец, решив из вежливости поддержать разговор. На кухне они с Галушкиным были вдвоем.
Вежливость давалась мучительно.
Галушкин поставил чайник на подставку и щелкнул кнопкой.
– Ну да, в прошлом году какой-то клуб снимали в центре. Но на самом деле ничего выдающегося. Слишком много людей. Все разбиваются по своим же отделам и бухают.
Инга кивнула, изображая внимание, и еще помялась у кулера, гадая, нужно ли как-то закончить разговор. Галушкин отвернулся, чтобы бросить в кружку чайный пакетик, и Инга, тут же малодушно воспользовавшись моментом, выскользнула из кухни.
Ковролин пружинил под ногами – в обычный день она бы этого не заметила, но сейчас Инге казалось, что шпильки вязнут в ворсе, и она вот-вот споткнется, смешно упадет, и все, конечно, догадаются, в каком она состоянии. Сегодня не то что ходить – ровно стоять на каблуках уже был подвиг. Ковыляя мимо переговорки, Инга посмотрелась в стекло – ее лицо в отражении выглядело уставшим, но никаких особых следов разгула, к счастью, заметно не было. Приободрившись, она добрела до своего места в их отсеке в самом углу опенспейса и со вздохом опустилась в кресло.
– Угощайся, – сказала Мирошина из-за монитора и пододвинула к ней миску с печеньем. – На меня всегда такой жор с похмелья нападает. Последний коктейль вчера был явно лишним. Как вы это выдержали еще, я не понимаю.
Перед Ингой мелькнуло видение: лакированная столешница, в которой отражаются лампы, и темный силуэт сидящего напротив человека.
– Да мы недолго потом сидели, почти сразу разошлись. – Она пожала плечами и демонстративно захрустела печеньем, надеясь, что Мирошина верно истолкует сигнал и отстанет со своей болтовней.
Мирошина высунулась из-за монитора и сгребла из миски три печенья разом.
– Когда я уходила, Аркаша был уже о-о-очень пьян, – сообщила она с удовлетворением человека, который делится сногсшибательным секретом.
– Ну, мы все пили немало.
– Не то слово! Представляешь, я уснула в такси! Водитель меня разбудил у дома. Стыдобушка. Вон даже Бурматова до сих пор нет, а это показатель.
Инга бросила невольный взгляд на кабинет Бурматова, хотя прекрасно знала, что он пуст. Стена, отделявшая его от опенспейса, была сделана из стекла, чтобы подчеркнуть демократичность начальства. Вообще-то Ингу это только раздражало (чудилось, что ей все время смотрят в спину), но сегодня она разглядела в такой корпоративной политике очевидные плюсы: узнать, на месте ли Бурматов, можно было издалека. Свет в кабинете не горел, а стул был небрежно повернут спинкой к столу. В очередной раз убедившись в этом, Инга испытала мгновенное облегчение, которое вскоре, однако, сменилось нарастающим мандражом. Чем дольше Бурматов не приходил, тем больше Инга нервничала, ожидая встречи.
– Он вообще мало пьет, Илья, – трещала тем временем Мирошина с набитым ртом. – Поэтому после каждой вечеринки помнит, кто напился и что делал. Но лишний раз не напоминает, конечно, не изверг же он все-таки.
У Инги свело щеки от усилий сохранить бесстрастное выражение лица.
– И часто кто-нибудь напивается? – спросила она как бы невзначай.
– Ой, да постоянно. Праздновали день рождения Галушкина, и Алевтина так отжигала, что, прикинь, упала со стула! Нет, ну ты не подумай, что мы тут алкоголики какие-то. Просто всякое бывает.
– Да, – пробормотала Инга, – всякое.
В надежде отделаться от Мирошиной она спряталась за своим монитором и ожесточенно застучала по клавишам.
– Много работы? – тут же поинтересовалась та. Так просто ее было не остановить.
– Да так, кое-что.
– А у меня сегодня пока полный штиль. Повезло, а то не знаю, как бы я в таком состоянии работала.
– Угу.
– Ну ладно, ладно, не отвлекаю. Где, интересно, все? Времени почти десять. Даже Галушкин пошел за чаем и пропал.
Инга на самом деле не работала. Открыв телеграм, она лихорадочно настрочила сообщение: «Катастрофа. По-моему, я вчера сделала страшную глупость» и с силой ударила по клавише «Enter».
Ответ пришел почти мгновенно.
«Это не редкость. Но не томи, что именно ты сделала?»
Инга краем глаза заметила, что какой-то человек направляется в ее сторону, и оторвалась от экрана. По проходу шел Илья, здороваясь с кем-то. Мельком взглянув на них с Мирошиной, он кивнул и зашел в свой кабинет. Инга вросла в кресло и не шевелясь следила, как Илья включил там свет, швырнул портфель на диван и, развернув стул к себе, сел.
– Ну наконец-то, хоть кто-то, – тут же прокомментировала Мирошина.
Инга так резко встала, что у нее на секунду почернело в глазах. Она ухватилась кончиками пальцев за край стола.
– Сейчас вернусь, – пробормотала она и, глядя строго перед собой, но ни в коем случае не на кабинет Бурматова, направилась в туалет. Топкую вязкость ковра она постаралась компенсировать решительностью походки.
Туалет был пуст. Инга облокотилась на раковину и прикрыла глаза. От резкого вставания голова все еще кружилась, а теперь к тому же начало слегка подташнивать. Зачем она так вскочила?
Инге показалось, что, кивнув, Илья посмотрел прямо на нее, но его взгляд она понять не успела. Неодобрительный? Равнодушный? В ней самой в это мгновение все взметнулось, как листья от ветра. Что ж, самое страшное позади – их встреча состоялась, только Инга не знала, что чувствует: радость оттого, что она прошла так быстро и безболезненно, или мрачное предчувствие, что неприятный разговор еще впереди? Пожалуй, кивок был слишком отрывистым, чтобы сойти за приветливость, но Илья и раньше здоровался сдержанно. Может, и не будет никакого разговора? В конце концов, что тут обсуждать. Ну выпила лишнего, с кем не бывает.
Инга открыла глаза и посмотрела на себя в зеркало. Из прически выбилась прядь, она заправила ее обратно. Внимательно изучила лицо – лоб не блестел, стрелки не размазались. Сделав шаг назад, Инга провела руками по бедрам, разглаживая юбку, и повернулась вполоборота, разглядывая в отражении спину. Чуть пониже плеча на блузке виднелось небольшое рыжее пятнышко.
Инга выругалась сквозь зубы и потерла пятно. Оно не стиралось. Блузка была белая и свежая, откуда ему взяться? Инга намочила пальцы и снова потерла ткань, но преуспела только в том, что вокруг маленького рыжего пятна образовалось еще одно большое влажное. От расстройства Инга цокнула языком.
Включив сушилку пассами рук, Инга подставила под нее плечо, надеясь, что за этим занятием ее никто не застанет. Похмельная головная боль словно ждала этого момента, чтобы резко напасть. Плечу через несколько секунд стало обжигающе горячо.
Инга ликвидировала последствия своего провального прихорашивания, еще раз оглядела себя и вышла. Если с утра она и так чувствовала себя недостаточно уверенной, то теперь это ощущение взлетело до небес. Дурацкое пятно. В четырнадцать лет Инга нашла на даче книжку под названием «Энциклопедия стервы», где на обложке была изображена женщина в небрежно повязанной шелковой косынке, томно покусывающая дужку солнцезащитных очков, а внутри содержалась масса жизненных премудростей, среди которой Инге больше всего запомнилась одна: «Настоящая стерва никогда не позволит себе ходить на работе в рваных колготках. Поставили затяжку и думаете, что никто не заметит? Это на толстой бухгалтерше Маше никто не заметит, а у безупречной стервы даже мелкий изъян на виду». Повзрослев, Инга перестала доверять подобным книжкам, но все равно стремилась одеваться без изъянов. Пятно на блузке превращало и без того не лучший день в окончательно испорченный.
Пока Инги не было, успели вернуться Галушкин с чаем и прийти Алевтина – зажимая телефон плечом, она что-то быстро писала в блокноте, пока ее компьютер включался. Инга помахала ей рукой, Алевтина кивнула, не прекращая писать. Казалось маловероятным, что она могла упасть со стула, веселясь на вечеринке, – последнее, что приходило на ум при взгляде на нее, было веселье. Инга никогда раньше не встречала человека, распространявшего вокруг себя ореол такого ледяного достоинства. Впрочем, Алевтина ей нравилась – ее величавость не только казалась гарантией от мелких подлостей и подвохов, но и удивительно гармонировала с ее красотой (отличительной чертой, моментально располагавшей Ингу к людям): Алевтина была высокой и худой, как спица, с выпиравшими сквозь одежду тазовыми косточками и длинными пальцами. Гладкие черные волосы она разделяла на прямой пробор и собирала на затылке. Они так сияли в свете ламп, что казались похожими на нимб.
Мирошина, по-прежнему жевавшая печенье, производила впечатление полной противоположности Алевтине. Она была невысокой блондинкой с формами, которые старательно подчеркивала поясами и вырезами. Инга довольно быстро сделала вывод, что Мирошину в жизни интересует ограниченное количество вещей: ее британский кот (судя по всему, очень капризное создание), инстаграм-аккаунты магазинов одежды и сплетни о коллегах.
– Аркаша написал, что ему сегодня так плохо, что он впервые за год проспал, – сообщила она, как только Инга села напротив.
– Но ему уже лучше?
– Вроде да. Говорит, мчит на такси. Если Илья будет спрашивать, просил сказать, что мать заболела и пришлось завезти ей лекарства.
Инга хмыкнула и тут же опять покосилась на кабинет Бурматова. Он что-то печатал. Разбудив свой компьютер, Инга снова открыла телеграм и написала в окошке: «По-моему, я вчера немного странно вела себя со своим начальником». На этот раз сообщение повисло непрочитанным.
В ожидании ответа она вяло полистала фейсбук, потом инстаграм, потом не без отвращения открыла рабочую почту. О делах думать не хотелось. Инге нужно было срочно обсудить вчерашнее.
Обычно Максим отвечал быстро, если только сам не был занят работой, но в этот раз как будто прошла целая вечность. Наконец в углу экрана всплыло сообщение:
«Насколько странно?»
«Мы пошли отметить окончание проекта, и все напились. И я. Мы остались вдвоем. Я несла какую-то чушь и тупо хихикала. А потом стала гладить его по руке».
«А он тоже напился?»
«Мне казалось, что да, но теперь я не уверена. В общем, я в какой-то момент поймала себя на том, что сижу и натурально наглаживаю ему руку через пиджак. А он ничего не говорит!!! И свою руку не убирает!!! Короче, я так охренела от того, как мы к этому пришли, что убежала в туалет и просидела там минут 20, пока пыталась сообразить, что дальше делать».
«А потом что?»
«Ну я вернулась, схватила сумку и сказала, что мне срочно нужно уйти. И буквально сбежала. Вспомнила, что надо вызвать такси, когда была уже в конце улицы. Еще ждала потом на холоде сто лет. Зато хоть протрезвела слегка».
«Нуууу… могло быть и хуже».
«Ты думаешь?»
«Ну, ты могла, например, комично упасть, когда убегала. Или тебя могло, например, стошнить ему на пиджак».
«Дурак».
Инга свернула телеграм и, откинувшись в кресле, раздраженно огляделась. Галушкин отвратительно громко прихлебывал чай.
На экране снова возникло сообщение.
«Камон, не переживай. Ну, погладила по руке. Странно, конечно, но не смертельно. А сегодня ты его видела уже? Он что-нибудь сказал?»
«Видела, как он в офис пришел с опозданием на час. Кивнул просто, мне показалось, не очень по-доброму. И всё».
«Ну и забей. Слушай, все были пьяные, с кем не бывает».
Инга перечитала сообщение, чтобы как следует проникнуться этой мыслью. Максим прав. Алкоголь все оправдывает.
Пришло новое сообщение:
«А он тебе вообще нравится?»
У Инги даже дыхание перехватило. Она замолотила по клавиатуре:
«Да при чем здесь «нравится»?! Мне работать с ним! Что он обо мне подумал, ты представляешь? Первая вечеринка, и я лезу к начальнику. Блин, скажи мне кто-нибудь это вчера, не поверила бы. Может, мне нужно пойти и извиниться?»
«Мне кажется, это будет еще страннее. Веди себя обычно. Если он адекватный чувак, то понял, что ты просто напилась и тебя не туда занесло. Ты ж к нему не целоваться лезла».
«Целоваться точно не лезла».
«Вот и забей».
Инга отключила телеграм на рабочем столе и снова открыла почту. Последний ответ Максима опять немного ее успокоил. Они дружили одиннадцать лет, и она привыкла доверять его мнению. Только Максиму было позволено ее критиковать, и только его похвала казалась Инге по-настоящему ценной. Иногда она ловила себя на ощущении, что если у всех людей существовал какой-то таинственный аппарат внутри, определяющий хорошее и плохое, то свой она как будто вынесла за пределы тела и поместила в другого человека. Жить так было довольно просто: можно было не утруждать себя самоанализом, а просто обратиться к Максиму, как к священному оракулу, и ждать, когда он все растолкует. Его авторитет для Инги был непререкаем.
Прямо сейчас ей все еще было немного не по себе, но привычный механизм уже пришел в движение: надо просто осознать слова Максима, и тогда сомнения отступят. Что, в самом деле, такого? Пьяные поглаживания – вещь, безусловно, стыдная, но нормальный человек на месте Бурматова и сам, скорее всего, сделает вид, будто ничего не произошло.
Аркаша влетел в офис и, зыркая в сторону бурматовского кабинета, направился к своему месту короткими перебежками, то и дело прячась за перегородками опенспейса. Все следили за его приближением с усмешкой, только Бурматов, кажется, был настолько поглощен работой, что ни разу не поднял головы. Наконец Аркаша добрался до их углового отсека и рухнул на стул.
– Фуууух, ну и утро! – выдохнул он.
– Похмелье? – тут же участливо поинтересовалась Мирошина и, забрав от Инги печенье, пододвинула к нему.
Аркаша благодарно на нее посмотрел. Он был похож на огромного младенца – пухлый, рыхлый, с круглой лысой головой и огромными голубыми глазами. Иначе чем «Аркаша» его не называли. Инга испытывала затруднения, обращаясь к нему, потому что так фамильярничать было преждевременно – она еще и двух месяцев не проработала, – но церемонное «Аркадий» звучало даже нелепее.
– Пока собирался, выпил две таблетки аспирина, – пожаловался он уже лично Мирошиной. – Кто придумал праздновать в четверг, когда в пятницу на работу?
Инга в душе была горячо с ним согласна.
– Знаете, что меня всегда поражало? – заявил Галушкин, еще раз громко отхлебнув чай. – Что большие корпоративы устраивают в понедельник или вторник.
– Потому что место снять дешевле, – ответила Алевтина очень серьезно. Она закончила разговаривать по телефону и теперь что-то быстро печатала на компьютере, не глядя на коллег.
– Да я понимаю. Но мне всегда казалось, что таким образом нам намекают, что на корпоративах не положено пить.
– Это была бы отличная идея, – простонал Аркаша.
Галушкин, несмотря на все свои околоалкогольные рассуждения, выглядел возмутительно бодро и вчера действительно ушел одним из первых – сразу после Алевтины (что, кстати, лишний раз заставляло Ингу усомниться, будто та могла напиваться и падать со стульев). В отличие от Аркаши, он был высоким, подтянутым и плечистым, и хоть не казался особым красавцем, Инга поначалу на него заглядывалась – было в Галушкине что-то дерзкое и вызывающее, что ей нравилось.
У Инги коротко завибрировал телефон, и она машинально открыла сообщение, не обратив внимания на отправителя. «В 13 идем на обед» – было написано на экране.
Инга уставилась на текст, потом на имя автора. Она неожиданно почувствовала себя в луче света, сидящей у всех на виду. Ей хотелось повернуть голову и посмотреть на Бурматова через стеклянную стену кабинета, но она не сомневалась, что прямо сейчас он сам на нее смотрит. Следующим ее порывом было, не выпуская телефон из рук, написать Максиму и попросить совета, но это желание она тоже подавила как недостойное. Расхлебывать нужно было самостоятельно, причем быстро, однако Инга совершенно не понимала, что написать. Ее смущало сразу все – и смысл сообщения Бурматова, и его повелительный тон, и даже то, что оно пришло ей в телеграме, а не через корпоративный мессенджер. Неужели он вчера расценил ее пьяные прикосновения как приглашение к чему-то еще? Стыд окатил Ингу с головой. Что же ему ответить? «Прости, Илья, ты меня неправильно понял»? «Мое поведение вчера было непрофессиональным, но я не имела в виду ничего такого?» Все это представлялось ужасно глупым, особенно будучи написанным.
Вдруг она вообще надумала лишнего? Тогда ее дурацкое положение только усугубится этими сообщениями. Может быть, Илья вовсе не заигрывает с ней, а, наоборот, хочет сделать выговор за нарушение рабочей этики. Инге стало жарко.
В замешательстве она снова посмотрела на телефон. Оправдываться в ответ на приглашение обедать, да еще по переписке, не хотелось. Что тогда, отказаться? Общая экстраординарность ситуации лишила ее возможности сделать это непринужденно. Очевидно, оставался единственный вариант – согласиться и уже за обедом понять, как вести себя дальше. Инга написала «окей» и быстро отложила телефон, для верности перевернув его экраном вниз. Она не хотела больше никаких сообщений.
Следующие два часа Инга старалась работать, надеясь своим заблаговременным усердием заслужить прощение на случай, если придется его просить. К тому же работа помогала отвлечься. На телефон она по-прежнему старалась не смотреть, забывая, что телеграм установлен у нее и на рабочем столе компьютера. Однако он молчал. Без десяти час Инга удостоверилась, что новых сообщений нет, и покосилась через плечо на кабинет Ильи. Он расслабленно сидел, повернувшись на стуле спиной к столу, и держал телефон обеими руками. В этот же момент Ингин айфон ожил и завибрировал. От неожиданности она даже вздрогнула и схватила его со стола так быстро, словно сообщение мог прочитать кто-то другой. «Через пять минут встречаемся внизу». Инга покраснела. Ей было неловко оттого, что только что она как будто случайно подглядела за Ильей.
– А ты куда? Ты обедать с нами не пойдешь? – спросила Мирошина, когда она встала из-за стола.
– Нет, – помедлив, ответила Инга. – У меня встреча.
Она не испытывала ни малейшего желания говорить, что идет обедать вдвоем с Бурматовым, потому что ей мерещилось в этом что-то предосудительное, но это же ее и раздражало. Инга не хотела иметь никаких сомнительных секретов. Твердо решив раз и навсегда разобраться с ситуацией, как бы унизительно это ни оказалось, она направилась к лифту.
Внизу в холле было шумно. В ожидании Бурматова Инга присела на бортик декоративного фонтана, расположенного на равном удалении от всех лифтов, и стала смотреть по сторонам, на снующих мимо людей. Первый этаж их бизнес-центра жил особенно бурной жизнью: здесь находилось бесчисленное множество кофеен, которые то и дело закрывались и открывались снова под другими названиями, магазины косметики и одежды, химчистки и аптеки.
Инга засмотрелась на женщину в облегающей спортивной форме, которая не шла, а словно плыла по холлу в сторону спортзала, держа в руках пластиковый контейнер с сырниками, и не заметила, что к ней кто-то подошел.
– Девушка, здесь нельзя сидеть, – раздался суровый голос над Ингиной головой.
Инга моментально подскочила и нервным движением разгладила юбку. Она отреагировала не столько на слова, сколько на интонацию – когда она слышала недовольство в голосе, обращенном к ней, то в первую секунду автоматически чувствовала себя виноватой.
Рядом стоял, возвышаясь, охранник в клетчатой рубашке, заправленной в джинсы. Инга была невысокого роста, но тут ей пришлось практически задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Лицо было молодое, и сам он, несмотря на строгий тон, улыбался уголками губ.
– Здесь нельзя сидеть, – повторил охранник, окидывая Ингу взглядом с ног до головы.
Она поняла, что все еще стоит, застыв, с ладонями на бедрах. Нахмурившись, она скрестила руки на груди, делая вид, что недовольна резким окриком, хотя на самом деле была недовольна собой, что так глупо всполошилась.
– А что случится, бортик треснет? – презрительно спросила Инга.
Охранник продолжал беззастенчиво ее разглядывать. У него были угольно-черные густые брови, которые то и дело двигались, пока он водил по Инге взглядом, существуя как будто отдельно от остального лица. Он улыбнулся отчетливее:
– Нет, просто нельзя сидеть. Администрация запрещает.
Инга почувствовала движение позади себя и торопливо обернулась.
– Ну что, куда пойдем? Есть пожелания? – спросил Илья, глядя, впрочем, не на Ингу, а на охранника с бровями. Спустя мгновение тот отошел.
– Без разницы, – угрюмо ответила Инга. Она вдруг вспомнила о пятне на блузке, которое Илья, пока она стояла спиной, мог заметить, и это не прибавило ей энтузиазма.
– Тогда как ты относишься к бургерам?
Инга относилась к бургерам хорошо, особенно с похмелья. Она кивнула.
Несмотря на то, что кафе вокруг было в изобилии, Илья повел ее очень далеко: им пришлось пройти через весь холл и спуститься по лестнице на минус первый этаж. Инга отметила это про себя, подумав, что Бурматов не хочет, чтобы их увидели. Это только подстегнуло ее опасения – она уже перестала разбирать, какие именно. Ей просто было стыдно, неудобно, и ничего приятного она не ждала.
Ресторан, куда они пришли, было темным и брутальным: кирпичная кладка, грубая мебель. Инга порадовалась недостатку света – в полутьме объясняться будет легче. Официант принес меню.
– Могу подсказать, если хочешь. Я сюда часто хожу, – деловито предложил Илья.
Как только они сели за стол и разговор стал неизбежен, у Инги мгновенно пропал аппетит. Чтобы не выдать своих переживаний, она, однако, уныло согласилась.
– А пить ты что будешь? Воду, кофе? Пиво?
Ей показалось, что Бурматов слегка усмехнулся.
– Воду, – содрогнувшись, ответила Инга.
Едва официант записал их заказы и отошел, она решила больше не откладывать.
– Я бы хотела извиниться, – торжественно начала она, но Илья тут же перебил:
– Сколько ты уже у нас работаешь?
– Два месяца.
– А испытательный срок у тебя три?
– Да.
– Тогда, я думаю, мы можем считать его оконченным.
У Инги упало сердце.
– Илья, я бы действительно хотела извиниться, – волнуясь и чувствуя, что тараторит, залепетала она. – То, что произошло вчера, было абсолютно непрофессионально, и я гарантирую, что это больше никогда не повторится.
– Ты о чем? – Илья выглядел искренне удивленным.
Инга окончательно стушевалась.
– Ну… я о… – Она испуганно покосилась на его правое плечо. Перед глазами у нее отчетливо стояло, как она проводит рукой по этому плечу. Илья не проследил за ее взглядом, и Инга еле слышно закончила: – Я о том, как я себя вчера вела.
Повисло молчание. С кухни было слышно громкое шипение жарящегося мяса.
Илья вдруг расхохотался.
– Ты подумала, что я собираюсь тебя уволить? Да нет же, я говорю, что твой испытательный срок закончен, потому что я не вижу больше смысла тебя тестировать. Ты отлично себя показала на предыдущем проекте, мы берем тебя в штат.
До Инги даже не сразу дошел смысл сказанного, так основательно она приготовилась к худшему.
– Правда? – оторопело пробормотала она.
– Ну конечно. Я тебя за этим и позвал – обсудить результаты твоей работы и вместе подумать, как тебе дальше развиваться у нас.
Инга с шумом выдохнула и наконец смогла улыбнуться, хотя пока еще неуверенно. У нее как камень с души свалился. А она напридумывала себе всяких ужасов! Вот, оказывается, как на самом деле все хорошо!
– Спасибо! – горячо проговорила она. – Я очень рада! Но еще раз прости за вчерашнее, такого больше никогда не случится.
Илья отмахнулся:
– Да я сразу и думать об этом забыл. Ничего страшного не произошло. Все выпили, всем было весело, я не придал этому никакого значения. Я даже сейчас не сразу понял, о чем ты. А ты переживала?
– Ну да, немного. Эйчары на собеседовании довольно долго об этом говорили – что они следят за атмосферой в офисе и что любые отношения на работе не допускаются, вот я и испугалась, что ты решил…
– Эйчар нагнал жути, у нас все совсем не так строго, – весело сказал Бурматов. – И в любом случае я ничего такого не подумал. О, вот и наши бургеры.
Инга набросилась на еду, хотя еще пару минут назад не чувствовала голода.
– М-м-м, очень вкусно, – льстиво сказала она.
Ей хотелось как-то отблагодарить Илью за то, что ее наконец отпустило. Впрочем, бургер и правда был вкусным.
– Я же говорил. Люблю это место. Вообще очень придирчиво отношусь к мясу, но тут с ним полный порядок. Первый раз я даже удивился – такой неприметный ресторан, сюда никто не доходит обычно.
Они продолжили обсуждать мясо и заведения, где его хорошо готовят, потом вчерашний бар – Илья назвал его чересчур претенциозным, и Инга согласилась. Она поймала себя на том, что очень много смеется – больше, чем это предполагала тема разговора, – но у нее и правда все теперь вызывало безудержную радость. К тому же Илья действительно несколько раз остроумно пошутил.
Он был невысокого роста, коренастый и спортивный. Инга знала, что он ровно на десять лет ее старше – ему было тридцать семь. Носил очки в массивной черной оправе, а волосы укладывал намеренно небрежно, что придавало ему лихой, но немного комичный вид. Инга не могла понять, нравится ли он ей внешне. Ее первое впечатление об Илье, когда она увидела его на собеседовании, было таким же: с одной стороны, все с ним было хорошо – дорогой пиджак, кроссовки, он держался расслабленно и приветливо, хотя в нем чувствовалась самоуверенность. С другой стороны, у него был нос картошкой, который придавал его лицу простецкое выражение. Но самое главное, Инга не могла отделаться от мысли, что если снять с Бурматова костюм, очки и причесать, то он как бы растворится. В нем не было ничего, за что бы цеплялся взгляд, – его внешность и манера вести себя были лишены всякой индивидуальности. Иногда Илья казался ей симпатичным и смешным, а иногда таким неприметным, что она не понимала, как он вообще может вызывать какие-то чувства.
Она снова вспомнила, как вчера гладила его по руке. На этот раз в памяти всплыли подробности вроде рельефа бицепса, который она ощутила сквозь ткань пиджака. Пожалуй, он все же ничего. В конце концов, усредненная привлекательность – тоже привлекательность, разве нет?
Инга обнаружила, что уже минуту задумчиво скользит по Илье взглядом. Она тут же отвела глаза и глотнула воды. Ну что за дура. Только что переживала, что Илья будет к ней подкатывать или уволит за неуместное поведение, а теперь сама фантазирует черт знает о чем.
– На следующей неделе у меня встреча с клиентом, и я хочу взять на нее тебя, – тем временем говорил Илья.
– Меня? – не сразу сообразила Инга, отвлекшись на свои размышления. – Конечно, но я думала, с тобой Алевтина обычно ходит.
Алевтина была начальницей их отдела. Три человека в нем – она сама, Галушкин и Инга – отвечали за внешние коммуникации, а Мирошина и Аркаша – за внутренние. Бурматов же заведовал всем департаментом коммуникаций, куда входил еще и огромный отдел маркетинга, занимавший почти весь их этаж.
– Обычно да, но я хочу вас познакомить, потому что тебе теперь придется много с ними работать. Алевтина, кстати, тебя хвалила.
– Да? – Инга чувствовала, как с каждым новым словом Ильи у нее в груди разливается блаженная теплота.
– Да. И вообще все в команде довольны твоей работой. И я, но я это уже сказал. Ну что, ты доела, пойдем?
Они расплатились и направились к выходу. В дверях Инга опять вспомнила о пятне на блузке и пропустила Илью вперед. Ей сейчас особенно не хотелось, чтобы он заметил в ней какой-нибудь изъян.
Мать позвонила вечером, как только Инга переступила порог своей квартиры.
– Ты помнишь, что обещала привезти мне фотоаппарат? – с ходу спросила она.
Инга мысленно застонала.
– Я не успела сегодня к тебе заехать. Он тебе очень нужен?
– Конечно, очень. Я, можно сказать, всю неделю живу в ожидании этого фотоаппарата.
– Могла бы сказать, что живешь в ожидании меня!
– Ты меня отлично поняла.
Вздохнув, Инга плюхнулась на кровать.
– Хорошо, я завтра с утра за ним заеду.
– Большое спасибо. Тут, между прочим, очень красиво. И я довязала скатерть. Приедешь, похвастаюсь.
Инга отключилась и вытянулась на кровати во весь рост, глядя в потолок. Потом расстегнула пуговицы на блузке, не вставая, стащила ее с себя и швырнула на пол. Ехать с утра в квартиру матери, а потом еще два часа на дачу совершенно не хотелось, но отказаться было невозможно. Инга пообещала, что вознаградит себя чем-нибудь особенным на следующих выходных.
Утром, когда она проснулась, за окном моросил дождь, а айфон показывал температуру +1. Ингина решимость быть примерной дочерью подверглась серьезному испытанию. Отступать, однако, было некуда, поэтому она поплелась в ванную, где полчаса простояла под горячим душем, а потом сварила кофе и уселась с кружкой за стол перед окном. Она говорила всем, что сняла квартиру из-за этого стола – в сущности, он представлял собой неимоверно широкий деревянный подоконник, за которым было удобно сидеть на высоком стуле и смотреть на улицу. Инга жила на втором этаже, и ее окна выходили во внутренний двор, в центре которого рос каштан. Ей никогда не надоедало на него смотреть. Летом, когда на нем распускались листья, даже стены домов вокруг словно зеленели; зимой его крона казалась воздушной, как облако. Любимой частью Ингиного дня было сидеть за подоконником, пить кофе и задумчиво разглядывать каштан в окне. Если у нее по утрам было на это время, она сразу чувствовала, что живет очень правильной, осознанной жизнью.
