Текст книги "Законопослушный гражданин (СИ)"

Автор книги: Кира Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

1.

Ночная Танагура – это небо, залитое сиреневым сиянием, и только на окраинах можно разглядеть звезды, потому что в городе светят иные огни, разноцветные, яркие, намного более красивые, чем далекие и какие-то ненастоящие звезды, до которых нельзя дотронуться рукой.

А еще ночная Танагура – это пустые дороги, это шоссе, по которому можно разогнать аэромобиль до предельной скорости и не думать о том, что завязнешь в пробке.

Ингвар вел машину аккуратно, хотя соблазн плюнуть на правила и поддаться очарованию глубокой ночи был велик и, похоже, все-таки брал своё: аэромобиль двигался все быстрее и быстрее.

Хотелось поскорее добраться до дома. Скинуть рабочий костюм, смыть с себя этот день – долгий, тяжелый, смыть все эти взгляды и слова, тяжелые, липкие…

Вечер выдался не из легких: несколько встреч, одна за другой, и последняя прошла из рук вон плохо – пришлось свернуть переговоры, не достигнув согласия ни по одному из принципиальных вопросов. Лучше было не форсировать события: Ингвар чувствовал, что партнер вот-вот сорвется с крючка.

Странно, почему он вдруг заволновался? Ничто не предвещало такого развития событий, предыдущие сделки прошли вполне успешно… Вероятно, партнер узнал нечто такое, что весьма его обеспокоило, это единственное, чем можно было объяснить такой поворот. Значит, нужно выяснить, какую именно информацию он получил и от кого.

При самом худшем раскладе придется досрочно завершить операцию. В общем-то, задание и так выполнено, осталось выяснить кое-какие детали, но и без них картина уже совершенно ясна.

Как ни странно, именно сегодняшний тяжелый день, совершенно бесперспективный в плане бизнеса, оказался весьма продуктивным в ином плане: последние кусочки мозаики легли на свои места, рисунок был завершен. Оставалось дополнить отчет и преподнести его начальству (которое уже начало проявлять признаки нетерпения), ну а те самые детали – незначительные фрагменты фона – можно смоделировать.

«Лишь бы не оказалось, что одна из этих деталей – ниточка, ведущая за пределы основного рисунка, – подумал Ингвар. – И что где-то вовне существует некая структура, о которой мы даже не догадываемся. Другие ниточки уже отслежены, но вот такого сюрприза не хотелось бы… Пока есть возможность, нужно продолжать работу. Но для начала – выяснить, почему занервничал Грэди, ему ведь совершенно не свойственно такое поведение…»

Светофор впереди замигал, готовясь переключиться на красный свет. Ингвар, поглощенный своими мыслями, законопослушно притормозил, хотя дорога была совершенно пуста. Притормозил и почувствовал, что аэромобиль не слушается: скорость не изменилась ни на йоту. Автопилот не подавал признаков жизни, хотя обязан был включиться при первых признаках отсутствия контроля водителя над машиной. Система безопасности тоже не действовала, что было вовсе уж удивительно…

Правда, удивляться Ингвару было некогда – на светофоре вспыхнул красный. Не страшно: впереди пусто, можно проскочить перекресток, постепенно снизить скорость, остановиться и разобраться, в чем дело.

И вот тут-то слева высунул рыло темный аэромобиль, неспешно начал вытягивать длинное тело на перекресток, явно уверенный, что Ингвар остановится вовремя.

Вариантов было всего два. Или мчаться вперед, прямо в поворачивающую машину – но тогда он почти наверняка убьет водителя, – или…

Даже доли секунды – это очень много. Этого хватает, чтобы вырубить двигатель, а вместе с ним – воздушную подушку, а еще порадоваться, что так и не разогнался до предельной скорости… Аэромобиль, лишившись опоры, скрежетнул днищем по шоссе, его повело в сторону, и Ингвар еще сильнее выкрутил руль, уходя от столкновения с той, другой машиной.

Аэромобиль с грохотом вломился в припаркованный у тротуара грузовик. Не лоб в лоб, конечно, Ингвар не был самоубийцей, но и это боковое касание погасило скорость. Еще один удар, и еще… Вот что значит превышать скорость!

Две секунды. Светофор всё еще горел красным. Тяжелый аэромобиль Ингвара застыл поперек дороги, уткнувшись смятым капотом в припаркованную легковушку…

***

Отличный выдался вечер! Старый приятель не обманул – заведение оказалось выше всяких похвал, жаль, до утра оставаться не с руки. Ох уж эта репутация: сперва ты ее зарабатываешь, а потом она не дает тебе как следует расслабиться… Фрэнк улыбнулся своим мыслям: расслабиться как раз удалось, и хорошо, что автопилот изобретен много лет назад!

Справа виднелся свет фар – кто-то летел на изрядной скорости. Светофор переключился, но водитель, кажется, не собирался снижать скорость. Фрэнк вгляделся… и замер.

У второго водителя явно что-то случилось: сперва отключилась воздушная подушка, и аэромобиль поволокло днищем по асфальту – только искры полетели, потом его занесло, да так, что машина влепилась боком в припаркованный грузовик, но не остановилась. Ее закрутило, потащило дальше – сколько аэромобилей она покалечила, Фрэнк уже не считал.

Чужой аэромобиль остановился в считанных дюймах от его собственного, уткнувшись капотом в столб. Внутри не наблюдалось никаких признаков жизни.

Вообще-то, самым разумным было продолжать движение. Обычный человек в такой ситуации не обязан останавливаться и предпринимать какие-либо действия (которыми вдобавок может по неумению навредить пострадавшему). К месту происшествия уже мчится полиция и спасатели – авария зафиксирована камерами наблюдения, а чип водителя подал тревожный сигнал…

К сожалению, Фрэнк так и не сумел привыкнуть к этому. Ему, конечно, повезло – еще ни разу он не оказывался в подобной ситуации, и вот теперь… Он приказал машине остановиться, вышел наружу и приблизился к чужому аэромобилю, склонился, вглядываясь в окно. Различить что-либо не представлялось возможным. Дверца с водительской стороны оказалась заблокирована, а вот с другой, поврежденной сильнее, была вырвана с мясом.

Фрэнк осторожно наклонился вперед, чтобы заглянуть в салон. Света хватало, только чтобы различить – пассажиров нет, один лишь водитель. Фрэнк невольно представил, что видел и чувствовал этот человек: перед глазами мелькают машины, тротуар, дорога, снова тротуар… Потом вспышка – и… темнота.

«Иногда плохо иметь чересчур живое воображение, – подумал он. – И хорошую память».

Фрэнк подсветил себе наручным коммом, присмотрелся получше… Зря он это сделал.

Что именно произошло, он не брался распознать. Скорее всего, блок управления ударом вмяло в салон, и водителю расплющило грудную клетку: корпус обычной машины не рассчитан на подобные столкновения, ведь аэромобили редко врезаются во что-то и еще реже падают. И даже в такой ситуации система безопасности мгновенно упакует водителя и пассажиров в такие коконы, что они отделаются разве что ушибами и легким испугом. А для такой вот аварии должна полностью отказать вся управляющая система, не один только автопилот, но даже тогда остается ручное управление. Если водитель не запаникует, то шанс уцелеть у него не так уж мал.

Неважно. Фрэнк с трудом подавил рвотный рефлекс и отвернулся – в салоне остро пахло… наверное, кровью. Этот запах – густой, тяжелый, – оставлял сладковатый металлический привкус на языке.

Но это полбеды – смотреть на водителя было страшно. Из месива, в которое превратилась залитая до странного темной в скудном освещении кровью одежда, торчали острые обломки костей, вздувались и лопались пузыри – должно быть, были повреждены легкие. Из-под правой руки торчал обломок пластика, а еще какой-то штырь – казалось, будто человек и машина слились воедино, вот только человеческое тело не выдержало страстных металлопластиковых объятий.

Но хуже всего оказалось другое: Фрэнк мог видеть лицо водителя – оно было повернуто в его сторону. Совсем молодое и красивое… было бы, если бы не заливающая его кровь из раны на лбу.

«Зачем смотрел? – спросил себя Фрэнк, медленно распрямляясь. – Спасатели не успеют. А ты…»

Водитель вдруг шевельнулся, моргнул, приоткрыл глаза – они показались Фрэнку необычайно яркими.

– С вами все в порядке? – задал он глупый вопрос.

– Не стоит беспокойства, – тем же тоном отозвался водитель.

В горле у него хрипело и клокотало, а под конец голос сорвался на какой-то жутковатый скрип.

Кто-то дотронулся до плеча Фрэнка, и тот отшатнулся от искореженного автомобиля.

– Сэр, – негромко произнес полицейский.

Когда они успели подъехать? Фрэнк не заметил, однако же машина с проблесковыми маячками стояла совсем рядом. Второй полицейский переговаривался с кем-то по комму.

– Сэр, вы в состоянии разговаривать? – повторил первый.

– Д-да, разумеется, – выдавил Фрэнк.

– Вы – участник аварии?

– Нет… конечно же, нет, – помотал он головой. К чему эти вопросы? Разве только полицейские не успели по пути просмотреть записи дорожных камер.

– В таком случае, зачем вы подошли к этой машине?

– Я… – Фрэнк запнулся. – Я не знаю. Это было так… неожиданно… Я просто…

– Вы пребывали в шоковом состоянии?

– Да, пожалуй, можно и так сказать, – ухватился он за это предположение. – Еще бы немного, и он врезался бы в меня!

– Понятно, – полицейский взглянул на аэромобиль Фрэнка. – Сэр, вам необходима помощь медиков. Прошу, подождите в своей машине и…

– Нет-нет, ничего не нужно, благодарю, – поспешил он отказаться, и еще удивился мимолетно тому, что спасатели еще не прибыли. – Я уже в порядке.

– В таком случае, сэр, вам лучше отправиться домой.

– Конечно.

– Разрешите, я удостоверюсь, что автопилот включен, и вы благополучно доберетесь до пункта назначения, – непререкаемым тоном произнес полицейский.

Фрэнк кивнул – а что он мог возразить на это и, главное, зачем, если таков порядок? – и мог наблюдать, как полицейский сам включает автопилот в его машине и отдает команду со своего комма, блокируя возможность изменения маршрута или перехода в режим ручного управления.

– Всего доброго, сэр, – невозмутимо сказал он, и Фрэнк сел в аэромобиль.

Вот так. Полицейский даже не спросил его имени: зачем, если у него есть сканер? Чип Фрэнка рассказал о нем всё, что положено знать человеку в форме.

«А как его самого звали?» – подумал вдруг Фрэнк. Полицейский не представился, зачем, если на груди у него значок с фамилией и званием? Только Фрэнк вот даже не взглянул на него. Зачем, если подделать такое удостоверение невозможно? А может, и возможно, только вряд ли обычный патрульный окажется самозванцем!

«Совсем разучился подмечать детали! – сказал он себе с досадой. – То ли стареешь, то ли окончательно разнежился…»

***

– Странный тип, – сказал полицейский (на значке его красовалась фамилия Оливер) напарнику – коренастому мужчине постарше.

– Правда в шоке, что ли? – поинтересовался тот (по фамилии Бейли), заглянул в разбитую машину и выразительно покачал головой. – Немудрено.

– Разве что немного. Интереснее другое – зачем он вообще из своей тачки вылез и к этой поперся? Помочь хотел, что ли? Так он не медик.

– Дэн, тебе какая разница? Запись в базе имеется, чип на контроле. Если этот мужик начнет чудить, то его тут же примут…

– Угу, и вылечат, – ухмыльнулся тот. – Энди, а с этим-то что?

– Ничего. Не видишь, прибыли уже, – старший полицейский кивнул на пару больших черных фургонов с неприметными опознавательными знаками. – Сами разберутся, а наше дело сторона.

– Так все равно любопытно, – вздохнул Оливер. – Когда ехали, я еще удивлялся: как такое может быть – судя по записям камер, машина всмятку, а «щелчка» нет. Подумал, может, монгрел угнал тачку покататься…

– Помолчал бы ты, а? – попросил его напарник, глядя, как искореженную машину целиком грузят в фургон.

Очевидно, старшие коллеги не хотели рисковать, извлекая пострадавшего из груды металлолома, в которую превратилась машина, на месте. Рисковать во всех смыслах: мало ли, какого еще припозднившегося водителя вынесет, а такое зрелище (в отличие от непосредственно аварии) – не для простых обывателей.

– Интересно, как это его угораздило? – все-таки пробормотал Оливер. – Дай прикурить.

Бейли привычно подался к нему, не выпуская сигареты из зубов.

– Опять-таки, – сказал он, – не нашего это ума дело. Кури и поехали, здесь нам делать нечего.

– А это? – Оливер кивнул на разбитые машины. – Что владельцам сообщат?

– Ничего. Выплатят компенсацию, и всё. А кто именно тут кувыркался и почему… – Бейли развел руками. – Разберутся.

– В прошлый раз без нас не обошлись, – заметил тот не без обиды.

– Сравнил тоже, тогда и теперь… Судя по тому, как они забегали, – Бейли кивнул на копошащуюся на месте происшествия технику, – дело точно не в стечении обстоятельств.

– Думаешь, покушение? – загорелся Оливер.

– Даже если так, – ответил он, дисциплинированно затушил окурок в ладони и спрятал в карман (урн поблизости не наблюдалось), отчего напарника передернуло, – расследовать его нам никто не доверит.

– Жаль…

Полицейские проводили взглядом черные фургоны с пугающими эмблемами, бесшумно унесшиеся прочь, и Бейли добавил:

– Никогда не суй нос в тайны Эоса, Дэн. Не только без носа, а и без головы останешься.

***

«Возможно, помощь бы тебе все-таки не повредила», – подумал Фрэнк по пути домой.

Он не мог выбросить из памяти то, как чужой аэромобиль вдруг упал на дорожное покрытие, раз за разом прокручивал перед мысленным взглядом эту картину (во многом ради того, чтобы не вспоминать кровавое месиво в салоне) и всё больше убеждался: даже если в аэромобиле отказала какая-то система, воздушную подушку, скорее всего, отключил сам водитель. Зачем? Почему он таранил припаркованные аэромобили, ведь с тем же успехом мог погасить скорость, врезавшись в машину Фрэнка? И как вообще в том месте оказался…

«Это не твоего ума дело», – сказал он сам себе и постарался не думать больше об аварии. И, как и полицейский Бейли, был совершенно прав: иногда следует закрывать глаза даже на то, что творится прямо у тебя перед носом. Особенно если в этом замешан кто-то из Эоса: Фрэнк все-таки не окончательно растерял наблюдательность, а потому успел рассмотреть эмблемы на черных фургонах…

2.

– Ты уверен в своем решении? Это опасно.

Пальцы человека, прикованного к госпитальной койке, едва заметно шевельнулись. Этого, впрочем, хватило, чтобы сверхчувствительные сенсоры начали считывать сигналы. Примитивно, но другого способа общения с ним сейчас не было.

«Уверен».

– Реджи, пойми, один шанс из миллиона, что всё пройдет, как задумано.

«Других шансов у меня нет».

У него действительно не было иного шанса, у молодого – ему только-только сравнялось двадцать четыре – перспективного человека, столько лет шедшего к достижению цели. И всё это перечеркнула засбоившая автоматика грузовика: аэромобиль Реджи буквально расплющило между тяжеленным прицепом и бетонным ограждением.

Он остался в живых. Его не без труда залатали – кое-каких частей тела он не досчитался. Но это не страшно, нынешние протезы не отличить от настоящих рук и ног, органы можно пересадить, кости срастить, нарастить… Медицина теперь почти всемогуща. Почти. С такими повреждениями позвоночника он мог жить. Он, наверно, даже мог восстановиться до такой степени, чтобы обходиться без сиделки и передвигаться самостоятельно, даже и в инвалидной коляске. Ему очень повезло: он остался в своём уме, он сохранил память… Врачи, правда, давали крайне неблагоприятные прогнозы относительно восстановления речи, а еще он почти ослеп, но и это со временем можно было привести в норму. Всё можно было исправить… Кроме одного.

Он больше не мог работать. Даже если его подлатают, он подлежит списанию по профнепригодности. Жить сможет, служить – нет.

Миссия, к которой его готовили долгих восемь лет, провалилась, даже не начавшись.

«Я должен».

– Это сумасшествие, Реджи, – судя по движению расплывчатого пятна, каким он сейчас видел товарища и наставника, тот покачал головой. – Ты ведь можешь погибнуть!

«Да, конечно! – хотел закричать он. – Я могу погибнуть! Я жалел о том, что не погиб, когда первый раз очнулся после аварии… Я почти ничего не вижу, я не могу говорить, я не способен сдвинуться с места без посторонней помощи… По-вашему, такая жизнь лучше мгновенной смерти? Я помню, что вы говорите: «Со временем кое-что восстановится». Кое-что – а у меня было всё! Со временем – а его у меня нет! Я ведь слышал, что сказали врачи: вытащить меня вытащили, но любая попытка снять меня с аппаратов может стать фатальной. И еще – я не хочу больше обезболивающих, от которых мутно в голове, и не могу терпеть эту боль без малейшей надежды на то, что она когда-нибудь закончится… Я от нее никогда не избавлюсь, это я тоже слышал!»

Но вместо этого он просигналил: «Я должен».

– Это экспериментальная методика, ее даже не проверяли ни разу! Добровольцев не было…

«Я знаю. Я теперь доброволец».

– Реджи, если даже удастся… Где гарантия, что ты не провалишься? А если тебя вычислят там, то… ты очень пожалеешь о своём решении.

«Я не боюсь».

– Я не сомневаюсь в твоей смелости. И в том, что тебе хватит силы духа на самоликвидацию. Но я столько слышал о том месте… ты можешь просто не успеть.

«Ты слышал, а я изучал».

– На месте руководителя проекта я бы тебе запретил…

Реджи не ответил. Руководитель был много старше их обоих и он, наверно, понимал, что толкает искалеченного подчиненного на этот последний шаг, а потому не воспользовался правом вето.

«Времени мало».

– Да, совсем мало. Это невероятно удачное стечение обстоятельств – чтобы кто-то оттуда прилетел к нам на такой долгий срок… Но мы сможем вытащить его на сутки-двое, не больше, иначе его хватятся. Экстремальные условия, Реджи…

«Не привыкать».

– Обратного пути не будет, Реджи. Ты знаешь.

«Конечно».

Он читал об этой методике, еще ни разу не применявшейся в полном объеме, еще лет пять назад. И наверняка были добровольцы, что бы ему ни говорили, и попытки… И провалы. Поэтому – никаких официальных сведений, только краткие сводки. Кое-какие слухи и намеки, тем не менее, все-таки просачивались, и Реджи с присущей ему дотошностью их коллекционировал. И, как выяснилось теперь, верно понял суть проекта, пусть и не знал мелочей.

– Если будет какой-то сбой… – сказал товарищ, и что-то в его тоне насторожило Реджи. Кажется, тот знал больше, чем хотел показать. – А сбои всегда бывают, ты знаешь… В общем, может оказаться, что не ты будешь хозяином тела. И не он. Раздвоение личности – штука опасная. Я верю, ты сумеешь притаиться, но… Эти – вычислят. Рано или поздно – вычислят.

«У меня будет пара недель на привыкание».

– Да, причем здесь, у нас. Хоть в этом повезло.

«Точно».

Товарищ неловко замолчал, стараясь не смотреть на обрубки ног под простыней, на обожженную кожу…

– Первое время там тебе придется существовать вообще без связи. Опасно.

«Знаю».

– Он выездной. Пошел по стопам отца, у них, можно сказать, клан. Здесь вроде как на экскурсии, знакомится с людьми, так сказать, в их привычной среде обитания.

Реджи промолчал.

– Ему семнадцать, – продолжал товарищ. – Заметно моложе тебя, но у них считается взрослым мужчиной. Здесь, конечно, старается вести себя, как сверстники, но кое-что мы раскопали: дома он начал помогать папаше лет с четырнадцати, и вполне преуспел.

Реджи ощутил сомнение. Что притвориться восемнадцатилетним парнем у него хватит умения, он не сомневался, хорошо помнил себя в таком возрасте. Но хватит ли у него актерского мастерства, чтобы выдать себя за человека, который притворяется мальчишкой, не будучи таковым?

«Нельзя сомневаться, – подумал он. – Это последний шанс…»

И почему-то он подумал о самом этом мальчишке. Мальчишке, которому предстояло кануть в небытие очень и очень скоро, если всё пройдёт по плану. А если не пройдет… Что ж, тогда не станет их обоих и жалеть будет не о чем.

Успешный сын влиятельного отца – не бездарность, которую пропихивают везде, потому что платит этот самый отец, а действительно умный парень. У них там строгий контроль над рождаемостью, и то, что у этого парня есть младшая сестра, – уже показатель. Это означало, что родители показали не просто совместимость, а и способность производить хорошее потомство, и их поощрили. Мальчишка идет по стопам отца – значит, удачный вышел экземпляр. Наверно, рано или поздно занял бы отцовское место или другое, не хуже, но это ему не суждено. Если эксперимент удастся, память его сохранится, привычки его, странности, манеры и прочее, но самого этого парня не станет. Потому что его место займет Реджи. Потому что его начальству очень нужен агент на этой планете, а это практически невозможно устроить.

Любой чужак там на виду, затеряться среди местных нереально. Вернее, реально, но толку от этого почти никакого: остаться на той планете нелегально – всё равно что умереть для внешнего мира, а то и по-настоящему. Какая уж там ценная информация…

Местного уроженца завербовать невозможно, они не идут на контакт. А те, что идут, делают это, вероятнее всего, не по собственной воле. Доверять им нельзя. Заплати сколько угодно, но за достоверность полученных данных никто не поручится. Шантажировать их тоже нечем: к семьям там большинство относится как к вынужденной необходимости, да и поди доберись до них! Сексуальные подвиги? Всем наплевать, там таким никого не удивишь. Подозрительные бизнес-аферы? Возможно, этим заинтересуется соответствующее ведомство, но еще неизвестно, станет от этого хуже попавшемуся или подставившему.

Подцепить на чем-то еще? На любви, на преступлении? Один шанс на миллион.

У Реджи тоже был один шанс на миллион, на то, что в ближайшее время с той планеты выберется куда-то «выездной» гражданин, которого можно будет использовать. И этот шанс выпал. Семнадцатилетний мальчишка приехал якобы на знаменитый фестиваль цветов, и в праздничном ажиотаже несложно прибрать его на пару дней…

«Нельзя думать о том, что он кого-то любил, – сказал себе Реджи. – Если всё пойдет как надо, я тоже буду любить этого кого-то. Родителей. Друзей. Неважно. Я стану им, я сделаю всё, что должен был сделать он… И смогу работать. И у меня будет здоровое – они там все здоровее некуда – молодое, куда моложе моего, тело. Я проживу жизнь за нас двоих, и я ни за что не попадусь…»

– Ну, раз ты решил, – негромко произнес товарищ, хотел было взять Реджи за руку, но не нашел места, к которому мог бы прикоснуться без риска сдвинуть капельницу или коснуться обожженной кожи. – Всё готово. Попытка – только одна. Времени нет совсем. У тебя будет всего несколько часов, чтобы обвыкнуться с ним… если получится, конечно.

«Получится».

– Ты оптимист…

«Нет».

Он запретил себе быть оптимистом. Верить в то, что когда-нибудь сможет встать на две здоровые ноги, пожать руку другу, поцеловать девушку…

– Марта хотела тебя видеть.

Повисла пауза.

«Скажи – нет».

– Понимаю.

«Ничего ты не понимаешь, – мог бы сказать Реджи. – Не надо ей меня видеть – таким. Вообще не надо, чтобы потом не снились кошмары. Она совсем молоденькая, она забудет… Поэтому – не нужно нам видеться. Меня прежнего больше нет».

– Тогда до утра, Реджи, – сказал товарищ, поднимаясь. – Может, ты еще передумаешь?

«До утра. Не передумаю».

А утро наступает как-то удивительно быстро, и Реджи с тревогой ждет – не отменят ли эксперимент, не вмешается кто-нибудь из Лиги по правам человека, еще какая-нибудь шваль, а то еще собственное начальство побоится трогать гражданина не самой мирной планеты… Но, похоже, решено пойти ва-банк, и Реджи спокойно засыпает под наркозом, чтобы очнуться…

…и видеть потолок. Видеть врачей и медсестер, коллег, начальника.

Вот только ощущения странные. Это он, Реджинальд Грэм, но на самом деле это не так, и он это чувствует. Может быть, произошел сбой, как стращал товарищ, и теперь в этом молодом сильном теле живут двое? Но Реджи этого не чувствует. Да и не почувствует, наверное, случись что. И все же ему кажется, дело не в том.

Память этого юноши, его эмоции, его привычки – всё осталось здесь, будто Реджи вселился в квартиру, где долго-долго жил кто-то другой. И пусть тот, другой, никогда не вернется, все его вещи под рукой. Реджи известен его образ мыслей, он знает, где тот привык бросать одежду, что читает, что ест, что пьет… И теперь Реджи – это он. Или наоборот.

Он сдает все тесты – в авральном режиме, носителя нужно возвращать на место, его могут хватиться. Всё в полном порядке, он помнит всё, что выучил, а теперь еще под рукой память этого несчастного парня, всё, вбитое с рождения, объясняющее подсмотренное со стороны… Только пока Реджи не хочет этим делиться. Его слишком захватывает обладание живым полноценным телом, и плевать, что его собственное уже отправилось в утилизатор: переписать личность, оставив резервную копию, пусть даже в той развалине, пока нельзя. Здесь – нельзя. Там – можно еще и не такое. И если Реджи постарается, то его родина тоже получит такие технологии…

Но это потом, а пока он продолжал экскурсию своего носителя и всё больше вживался в образ юноши из очень богатой, привилегированной семьи. К этому было не так-то просто привыкнуть, но выбора не было. И Реджи осваивался, он примерял на себя чужие привычки, а когда ступил на чужую планету – ту, которая отныне именовалась его домом, невольно вздрогнул.

– Как успехи? – коротко спросил отец, встречавший у выхода. Больших нежностей от него можно было не ждать, это Реджи уже усвоил.

– Прекрасно, – ответил он. – А здесь?..

– Как обычно, – дернул плечом отец и кивнул слуге. Тот распахнул дверцу роскошного аэромобиля. – Ты был бы полезнее здесь, чем невесть где. Помогла тебе эта экскурсия?

– Пожалуй, – с сомнением ответил Реджи, забираясь в салон. – Я на многое стал смотреть шире.

– Широта взглядов еще не гарантирует успешности бизнеса, – холодно сказал отец, и машина тронулась. – И все же я хочу узнать, что ты вынес из этой поездки.

Реджи поёжился. У отца были холодные пронзительные глаза и жесткие складки у рта. А дома ждали мать и сестра. Ему стало страшно: у него память Фрэнсиса, но реакции… будут ли они адекватными? Не заподозрит ли кто-нибудь неладное? Но он задавил в себе малейшие признаки паники, произнес задумчиво:

– Прежде всего, полагаю, мне было важно осознать наши коренные отличия…

Тяжелый длинный лимузин Найджела Торна Астора медленно двигался в сторону особняка в Апатии. Реджи – теперь уже Фрэнк – говорил, а пожилой мужчина внимательно слушал, и напряжение понемногу отпускало.

– Вижу, ты устал, – неожиданно сказал он. – Теперь уже поздно… да и завтра отдохни. Ничего срочного нет.

– Спасибо… – выговорил он, как сказал бы Фрэнсис, безмерно уважавший своего немолодого и, что греха таить, деспотичного отца. – Я мог бы и завтра…

– Приехали, – оборвал его мужчина.

Более всего юноша боялся встречи с матерью и сестрой. Опасался, что женщины подсознательно могут почувствовать неладное, их ведь так просто не обманешь.

Обошлось: с матерью, строгой моложавой дамой, новый Фрэнсис едва соприкоснулся щеками в подобии приветственного поцелуя, а затем на него вихрем налетела сестра-подросток и кинулась на шею.

Реджи тогда осторожно поставил Джоан наземь, взглянул и подумал, что вполне мог бы влюбиться, если бы не был теперь ее братом. Она была похожа на Фрэнсиса, но черты лица оказались мягче, а сама Джоан – добрее и веселее. И это именно она стала отмечать (слава всем богам, не вслух, не при родителях), что Фрэнк после своего путешествия сделался мягче и приятнее в обращении.

Он как мог копировал поведение своего прототипа, но… иногда тот вел себя вовсе уж по-скотски, богатый сын влиятельных родителей, и так поступать он просто не мог. Именно такие моменты и подмечала Джоан, но списала это на безнадежную влюбленность в инопланетянку и долго доставала Фрэнка расспросами. Мать, может быть, тоже замечала что-то странное, но молчала по привычке, а отец вовсе не обращал внимания на подобное – его волновал результат, а не методы, какими тот достигался.

Джоан стала тем спасательным кругом, который не дал ему потонуть в первые годы на этой планете. Он просто знал, что никогда не даст этой девочке испытать боль, никогда не позволит ей узнать, что ее настоящего брата, блистательной, умной, великолепно воспитанной и очень жестокой к посторонним скотины, больше нет, а его место занял чужой парень, спецагент, у которого не было иного выбора… А раз так – он не имеет права провалиться. Не имеет – и всё тут.

И он не провалился.

3.

– А я вам говорю, Астор, дело выгорит! – Шейн поставил бокал на подоконник и довольно ухмыльнулся.

Фрэнк вежливо улыбнулся, но внутренне передернулся: когда же, наконец, Дерек усвоит правила поведения в обществе? Нет, может, где-то принято и такое, но только не на Амои и не в подобном месте!

– Возможно, – ответил он нейтрально.

– Уж поверьте, я не первый год в этом бизнесе, – Шейн покровительственно потрепал его по плечу. Фрэнк снова изобразил улыбку. – О! Идемте, я вас кое с кем познакомлю.

– С кем? – осведомился Астор, влекомый сквозь толпу.

– Да я узнал, кто тут занимается вопросами поставки того, что интересует нас больше всего, – прошептал ему в ухо Шейн. – Меня ему представили, он вроде бы не против диалога. Ну, ты лучше знаешь местных, так что…

Фрэнк только вздохнул: Дерек Шейн, его деловой партнер, явился на Амои всего несколько месяцев назад и никак не мог уяснить всех тонкостей здешней работы. Фрэнк уже привык, что за партнера периодически приходится извиняться и исправлять то, что тот устраивает по недомыслию. К сожалению, Шейн был ему нужен: у него имелись отличные связи вне Амои, и пренебрегать этим Фрэнк просто не мог, пока выгоды перевешивали неудобства. А еще этого человека настоятельно порекомендовали, так что возражать не было никакой возможности. Терпеть Шейна, однако, становилось всё сложнее…

***

– Это нужный человек.

– Хорошо. Я побуду его гидом какое-то время, но вы должны понимать: не принимая местного стиля делового общения, он ничего не добьется.

– Мы постараемся донести это до него, – согласился собеседник и вдруг изменил тон: – Ты… как там?

– Неплохо, – усмехнулся тот, кто звался теперь Фрэнсисом Астором. – По крайней мере, я жив.

– А…

– А прочее не имеет значение, – обрезал товарища… бывшего товарища Фрэнсис. – Или ты хочешь сказать, что я предоставляю слишком мало данных?

– Нет, более чем достаточно, но…

– Тогда чего еще ты от меня хочешь? Я даже беру на себя этого твоего… нужного человека, хотя у меня своих дел по горло!

– Я слышал, ты увеличил капитал Асторов почти втрое, – заметил собеседник.

– Это было не так уж сложно.

– Но ты сделал это за счет наших компаний.

– А у меня нет больше своих и чужих, – улыбнулся Фрэнк. – Я должен был стать бизнесменом – я им стал. Я, как и мой, так сказать, отец, допущен в самые высшие круги общества и могу ввести туда практически кого угодно. Или вы предпочли бы, чтобы моя компания прозябала на грани разорения, но я не уронил бы какой-то сомнительной чести? Хм-м… дай подумать… Какое отношение честь Грэма имеет к работе Астора?