355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кир Булычев » Усни, красавица » Текст книги (страница 2)
Усни, красавица
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 03:53

Текст книги "Усни, красавица"


Автор книги: Кир Булычев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Я вас искала не только из родственных чувств, – призналась Лидочка. – Мне хотелось с вами поговорить. Я не отниму у вас много времени.

– Это не телефонный разговор? – спросила Татьяна.

– Не знаю, – улыбнулась Лидочка. Но Татьяна, конечно же, этой улыбки не уловила.

– Я не покидаю мою скорбную обитель, – сообщила Татьяна почти серьезно. – Осталось так мало жить, а надо рассказать людям правду.

– Я могу приехать к вам, куда вы скажете.

– Ну что ж, – в голосе Татьяны появились такие знакомые Маргошкины нотки: Лев Толстой рассуждает вслух, когда допустить пред свои очи надоевшую поклонницу. – Ну что ж, давайте заглянем в мою записную книжку…

Лидочка явственно услышала, как на другом конце линии шуршат страницы блокнота. Комендант на кухне вслух выругался, возглас еще не утих, как раздался звонкий грохот. С ужасом Лидочка догадалась, что он уронил на пол только что обрезанное стекло. Обняв телефон, Лидочка бросилась на кухню. Разбилось не стекло – разбилась литровая бутыль с подсолнечным маслом, которая стояла на кухонном столе. Почему Лидочка ее не спрятала – уму непостижимо… Комендант глядел на хозяйку, как кот, застигнутый с ворованной селедкой в зубах, а Лидочка сказала:

– Ну и слава богу.

Она отлично понимала, каково оттереть кухонный пол от разлитого по линолеуму подсолнечного масла, но была счастлива, потому что будет это делать в тепле – стекло цело.

Комендант, конечно, не понял причин радости и принял улыбку за грозный оскал.

– Я сам, – сказал он. – Вы только скажите, где тряпка, и я сам.

– Вставляйте стекло! – сурово произнесла Лидочка, сообразив, что надо воспользоваться обстоятельством и поторопить замерзшего коменданта. И была права.

Возвращаясь в спальню, подальше от двадцатиградусного мороза, она всей спиной чувствовала, как спешно и бережно комендант потащил стекло к очищенной от осколков раме.

– Ты меня слушаешь? – пищала телефонная трубка.

– Одну минуту, – попросила Лидочка, – у меня маленькая авария.

– Авария?

– Стекольщик на кухне вылил на пол литр подсолнечного масла.

– О боже! – воскликнула Татьяна Иосифовна, искренне сочувствуя Лидочке. Трудно отыскать на свете нормальную женщину, которая не пришла бы в ужас от такой новости. – Сначала пожертвуйте губкой, – приказала Татьяна, – и соберите все с пола, как можно тщательнее. Только затем займитесь настоящей чисткой…

– Хорошо. Спасибо, – прервала ее монолог Лидочка. – Расскажите мне, пожалуйста, как и когда мы с вами сможем увидеться?

– А хотя бы сегодня! – ответила Татьяна чуть более радостно, чем можно было бы ожидать.

Лидочка насторожилась. Ничего плохого об этой женщине она не знала, но не доверяла ей. Бывает – человек ничего еще не сделал, но ты ждешь каверзы.

– Ты меня слушаешь, Лидочка? – спросила Татьяна Иосифовна. – Можно тебя так называть?

– Конечно, я буду рада, Татьяна Иосифовна.

– Ведь я куда старше тебя.

– Да, вы старше.

– Значит, тебе нужно со мной поговорить без свидетелей?

– По важному делу.

– Надеюсь, ты не несешь с собой плохих вестей? Плохих гонцов раньше убивали.

Татьяна Иосифовна засмеялась жидким, влажным смехом.

– Честное слово, я не знаю ничего плохого, – поспешила заверить ее Лидочка. – Мне нужен ваш совет по поводу событий, которые случились тысячу лет назад. Когда-то ваша мама приняла у нас на хранение шкатулку…

Краем уха Лидочка прислушивалась к звукам из кухни. И ей даже казалось, что уже становится теплее, хотя надежда на это была наивной.

– Да что я тебя все допрашиваю и допрашиваю, – возмутилась самой себе Татьяна Иосифовна. – Приезжай, конечно же, приезжай. Нынче и приезжай. Я тебе сейчас все расскажу. Бери бумагу и карандаш. Заодно запишешь и расписание электричек.

Лидочка села на край кровати, послушно записала окоченевшими пальцами, как идти, куда поворачивать, какую тропинку выбирать… Но это было не все.

– Да, вспомнила, – сказала Татьяна Иосифовна, убедившись в том, что Лидочка все записала правильно. – Я тут два дня хворала, не вылезала на улицу: мне страшны такие морозы – я тебе как-нибудь расскажу, где и когда я отморозила верхушки легких… Я не выходила, а наш сельский магазин мне недоступен по расстоянию. Лидочка, не в службу, а в дружбу, запиши, пожалуйста, что нужно больной старухе, чтобы не умереть с голоду и накормить тебя достойным обедом. Хорошо, зайчонок? Только ты не думай, я тебе все отдам, мне сегодня или завтра принесут пенсию, так что все до капельки. Мы, бедные люди, всегда щекотливы в денежных расчетах. Ты меня слушаешь?

– Конечно, Татьяна Иосифовна.

– Знаешь что – называй меня тетей Таней. Честное слово, мне как-то теплее, душевнее слышать от тебя такое обращение. Я испытываю страшный дефицит человеческого общения. Иногда хочется выть. Буквально выть… Эта снежная пустыня и эта собственная ненужность никому на земле…

Наступила тягучая пауза, и Лидочка представила, как Татьяна Иосифовна, тетя Таня достает платок, прикладывает его к увлажненным глазам, к носу. И когда Лидочка мысленно досмотрела эту процедуру, Татьяна Иосифовна произнесла:

– Не слушай меня, старую. Не слушай. Это минутная слабость. У меня есть свой долг в жизни… Приедешь и увидишь меня совсем другой. Это я от простуды расклеилась. Так что записывай, что нужно тебе купить. Картошка у меня есть… впрочем, картошки купи килограмма три. У тебя рынок далеко? Три килограмма, не больше, чтобы не тяжело тащить. Ненавижу, когда молоденькие девушки таскают тяжести.

– Татьяна Иосифовна…

– Тетя Таня.

– Тетя Таня, я давно уже не хрупкая и не молоденькая девочка. Я женщина средних лет и привыкла таскать сумки.

– Ах, оставь! Я же знаю, когда ты родилась! Я все помню.

Черта с два ты что-нибудь помнишь, тетя Таня, подумала Лидочка.

– Говорите дальше, – сказала она. – Я записываю.

– Мясо на твоем рынке есть?

– Должно быть.

– Считай, нам с тобой повезло. На обед у нас с тобой свиные отбивные. Купи шесть штук – вдруг судьба принесет к нам гостей. Я так не люблю казаться бедной… если тебе известна моя жизнь, то ты поймешь чудачества старухи.

– Ну какая вы старуха! – возразила Лидочка.

– Каждый из нас стар настолько, насколько он себя таким ощущает. А я состарилась давно. Впрочем, давай кончим эту пустую дискуссию. Слушай меня дальше. Я понимаю, что помидоры и огурчики нам с тобой сейчас не по карману, но если вдруг попадутся чуть подгнившие…

Оставляя жирные следы на паркете, в комнату вошел комендант и сказал, не обращая внимания на то, что Лидочка говорит по телефону:

– Я сейчас вставил без замазки – в такую температуру замазка, сами понимаете… Гвоздиками закрепил. Днем второе стекло достану, сделаем все, как в аптеке.

– Подождите, одну секундочку, – сказала Лидочка. – Не уходите.

– Ты это мне? – спросила в трубку Татьяна Иосифовна.

– Нет, тетя Таня. Я все поняла. У меня тут небольшая авария, и мне надо поговорить с человеком.

Комендант подошел к стеллажам с книгами и стал рассматривать книги на верхней полке, закинув голову так, что был виден тонкий пробор, разделявший редкие пряди – буквально по волоску.

– Все. Я поняла, – ответила тетя Таня обиженным голосом, – у каждого свои дела… да, одну секунду! У меня кончился майонез. Может, встретится… но специально его не ищи, хорошо, Лидия?

Лидочка повесила трубку. Она была рада тому, что тетя Таня решила ее использовать по хозяйству. Потеря времени и денег как бы уменьшали объем благодарности, которую Лидочка должна бы испытывать к тете Тане, если та согласится и сможет помочь.

– Я принципиально не беру денег, – громко заявил комендант. – У меня, конечно, было намерение поживиться от ваших благ, потому что я наблюдаю за внутренней жизнью всех квартир и давно надеялся получить в подарок книгу вашего супруга Андрея Сергеевича. Не удивляйтесь, что простой ветеран войны интересуется исторической литературой. Я ведь тоже не всегда был комендантом. Не всегда… Но получилось так, Лидия Кирилловна, что я нанес вред не меньше, чем принес пользы. И если вы дадите мне тряпку, то я займусь уборкой на вашей кухне, не претендуя на вознаграждение.

Уборкой на кухне он заниматься не собирался, это была дань вежливости, так что Лидочка отдала ему книгу, в которую вложила крупную купюру, а когда дверь за ним закрылась, Лидочка с глухой раздраженной тоской некоторое время стояла в прихожей, медленно поворачивая голову от почти невидных жирных следов коменданта у входной двери к подсолнечным лужам дальше по коридору и масляному морю, которое выползало из кухни и норовило затопить всю квартиру.

Так что ближайшие часы в жизни женщины грозили быть напряженными.

Лидочка дошла было до кухни, от которой уже не так несло холодом, но тут вспомнила – вернулась к телефону, позвонила Алеше в фотолабораторию, объяснила ему, что приедет через час и чтобы тот отменил свой визит к парикмахеру, так как нужны срочнейшие отпечатки.

Потом внутренне собралась, поборола в себе отвращение и, разувшись, направилась прямиком через кухню, стараясь не наступать на осколки бутыли, взяла губку, тазик и занялась уборкой.

Кончила она, и то лишь приблизительно, сбор растительного масла на кухонном полу и в коридоре лишь через полчаса, так что пришлось тут же отмываться и бежать в фотолабораторию.

* * *

– Вы наш следователь? – спросила Лидочка у Андрея Львовича, который работал в кабинете не один – помимо его школьного, обтянутого сверху черным дерматином стола, там стояло еще два таких же. День выдался солнечным, и потому кабинет, покрашенный в казенный голубой цвет, чем-то Лидочке понравился – то ли календарем с Гавайскими островами на стене, то ли тем, что на окне стояло три горшка с цветами. В том числе и мокрый Ваня, только пышный, здоровый, не подмороженный, как у Лидочки.

– Нет, я сыщик, – сказал лейтенант Шустов.

Андрей Львович Шустов, который встретил Лидочку в коридоре случайно, возвращался от начальства, но сделал вид, что специально вышел ей навстречу. Вряд ли он был настолько глуп, что надеялся на то, что Лидочка ему поверит, но от людей, обладающих глазами столь непроницаемого черного цвета, можно ждать чего угодно.

Он не скрыл радости от встречи с Лидочкой, и это было неудивительно.

Лидочка, помимо очарования, обладала еще одним странным и полезным качеством – она могла передавать, сама не прилагая к тому старания, свое настроение иным людям. И если у нее было настроение хорошее, радостное – а Лидочка была человеком, склонным к смеху и добрым надеждам, хотя жизнь так редко дарила ей основания для надежды, – она могла создать хорошее настроение у человека и куда менее жизнерадостного, чем Андрей Львович Шустов.

Когда они вошли в кабинет, Андрей Львович кивнул на стол у двери и сказал, перехватив взгляд Лидочки:

– Цветы разводит у нас Соколовская, Инна Соколовская. Она скоро придет. Но я тоже обладаю склонностью к комнатным растениям.

«Господи, только не так красиво!» – мысленно попросила Лидочка лейтенанта.

– Вы хорошо сделали, что пришли, – сказал Андрей Львович, изящно поправляя чуть более длинные, нежели положено милиционеру, кудри. – Вы садитесь, Лидия Кирилловна, выкладывайте, что вас привело.

– А я думала, что мы с вами сотрудничаем, – ответила Лидочка. Но было приятно, что Шустов запомнил, как ее зовут.

Андрей Львович засмеялся. Ему понравилась мысль о сотрудничестве с Лидочкой.

Лидочка положила на стол пакет.

– Что это такое? – спросил Андрей Львович, не дотрагиваясь до конверта.

– Вы же просили, – сказала Лидочка и вытащила пачку фотографий.

Лейтенант стал перебирать их, потом разложил перед собой на столе.

На оконном карнизе прыгали две синички – значит, их здесь подкармливали.

Вошла узкоплечая сероглазая женщина – погоны наполовину свисали с ее плеч. Юбка была слишком длинной и широкой.

Не поздоровавшись с Лидочкой – сыщики не здороваются со свидетелями или подозреваемыми, которые проходят у их соседей по кабинету, – она подошла к окну и коротким накрашенным ногтем потрогала землю в горшках.

– Я поливал, – сказал Андрей Львович. – А ты посмотри, ты сюда посмотри! Ты такое видела?

Лидочкин Алеша постарался – содрал с нее как за выставочные работы, но отпечатки были ясные, цвет – лучше естественного, размер тринадцать на восемнадцать, бумага «Кодак». Что еще может пожелать сотрудник Скотленд-Ярда?

Сыщики отделения милиции и не мечтали.

– Это кто тебе сделал? – спросила хриплым голосом Инна Соколовская.

– Вот, Лидия Кирилловна. Она свидетелем проходит по ночной стрельбе. Это у нее на кухне сделано. В порядке любезности.

– А вы что, работаете в ателье? – строго спросила Инна Соколовская, будто намеревалась тут же обвинить Лидочку в принадлежности к преступной группе фотографов.

– Нет, – ласково ответила Лидочка, хотя Соколовская категорически ей не понравилась. – Я сотрудничаю в прессе.

Соколовская положила фотографии на стол и вытащила из бокового кармана кителя кусок бумаги, в которую были завернуты кусочки хлеба. Она открыла форточку, высунула руку в окно и высыпала крошки так, чтобы они упали на карниз под окном, – Лидочка поняла, что Соколовской хочется видеть, как благодарно птички будут клевать ее подарок.

– А я вам не поверил, – конфиденциально сообщил ей Андрей Львович. – Думал – придется обойтись без фотографий.

– Я пошла к Севостьянову, – сказала Соколовская. – Если мой будет звонить, скажешь.

– Скажу, – согласился Андрей Львович, но Соколовская и не собиралась уходить. Вместо этого она уселась за свой стол, вытащила ящик и стала не спеша в нем копаться, выкладывая на стол бумажки и делая из них стопочки.

– Гражданка Берестова, – сказал Андрей Львович и надолго замолчал. Лидочка уже догадалась, что он жаждет, чтобы его соратница покинула общий кабинет.

Если не считать настенного плаката-календаря с Гавайскими островами, и прибоем, и пачкой «Баунти» поперек пальмовой кроны, кабинет сыщиков был похож на все подобные кабинеты даже дореволюционного образца, вплоть до особенного тоскливого голубого цвета стен в человеческий рост и побелку выше головы, коричневого стального шкафа, застекленных полок с несекретными бумагами и еще одним сейфом – на низкой тумбе. Приметой времени стояли телефоны – на каждом столе по аппарату.

– Как себя чувствует… пострадавший? – спросила Лидочка.

– Состояние средней тяжести, – ответил лейтенант. – Проникающее ранение в области грудной клетки и пуля в бедре.

– Но он будет жить? – спросила Лидочка, все еще полагая себя помощницей милиционеров.

– Мы надеемся, – сказал лейтенант. Он перекладывал фотографии на столе.

– А кто он такой?

– Его фамилия Петренко. Петренко Александр. Приходилось слышать?

Соколовская неожиданно кашлянула. Предупредительно, как кашляют в фильмах о шпионах, чтобы главный герой не проговорился подосланной к нему врагами проститутке.

Лейтенант, как и положено герою, смутился и сложил фотографии в стопку, как бы подводя итог беседе.

– Спасибо, – произнес он. – Спасибо за помощь. Сегодня я занят, но завтра или, в крайнем случае, послезавтра вам придется дать мне показания. Я вам позвоню домой. Или на службу?

– Домой, – ответила Лидочка, – лучше домой. На службе могут неверно истолковать.

– Надо беречь свою репутацию, тогда истолкуют правильно, – наставительно сказала Соколовская.

– Вы меня неверно поняли, – ответила Лида. – Они удивятся, каких я нашла знакомых.

Лидочка поднялась. В конце концов, она выполнила гражданский долг. Соколовская еле кивнула ей. Лейтенант поднялся, ожидая, пока она покинет комнату.

Лидочка вышла в узкий коридор. Петренко Александр. Какая-то украинская фамилия.

Теперь можно было отправляться на рынок. Лидочка была так рада, что наконец-то отыскала Татьяну Иосифовну, что недоверие новых милицейских знакомых ее не огорчило.

* * *

По дороге с рынка – она обещала коменданту быть к часу, чтобы он занес стекло, – Лидочка побежала по магазинам. Уважаемая госпожа Флотская на даче для жертв сталинского режима ожидала от нее материальной помощи. И Лидочка должна была предоставить ей эту помощь в гигантских масштабах, потому что с Татьяной Иосифовной она связывала большие надежды.

Комендант маялся перед подъездом, правда, чтобы не терять времени даром, давал какие-то ценные указания дворнику, вяло бившему ломом по наросшим под сточными трубами глыбам льда.

Лидочке он обрадовался. Даже не стал упрекать в опоздании – мужчине, даже самому эгоистичному, неловко упрекать в опоздании женщину, которая волочит сумку чуть меньше ее самой размером.

– Я стекло достал, – сообщил он. – Пошли работать.

– Только, пожалуйста, поторопитесь, – попросила Лидочка, – мне надо за город ехать, уже скоро два часа.

– Один миг, одно мгновение, – сказал комендант.

Квартира согрелась, только на кухне было еще холодно, тянуло от незамазанного окна.

Комендант повесил шинель в коридоре, под ней оказался пиджак с такими же орденскими планками.

– Я вам так благодарна, – сказала Лидочка. – Вы меня так выручили, просто не представляете. Вы простите, что я вам даже чаю не предлагаю, я на самом деле тороплюсь. Мне за город надо, а там днем зимой электрички редко ходят.

– К тому же, – подтвердил комендант, – они даже расписание не соблюдают. Доходит до возмутительных случаев. А что за спешка такая?

– Моя знакомая, старая женщина, просила приехать сегодня, – сказала Лидочка. – Я эту женщину давно искала.

– Долг надо получать?

– Можно сказать, и долг. Но не в прямом смысле этого слова.

– Ну, не надо, – сказал комендант, будто утешая Лидочку. – Не хочешь – не рассказывай. Меня эти ваши дела не касаются. А от станции далеко?

– Минут пятнадцать.

Комендант взял у Лидочки столовый нож. Он накладывал на раму и разравнивал им замазку.

– Я вас не задержу, – сообщил он. – Только вы меня развлекайте. В милицию ходила?

– А как вы догадались?

– А мне приходилось с этим Шустовым встречаться, – сказал комендант, – совсем по другому делу. И должен сказать, что он произвел на меня впечатление типичного карьериста. Спешит запрягать. Ну, вас-то он не стал бы мучить – вы жертва случайной бури.

– Я фотографии относила, – сказала Лидочка. – И оказалась свидетелем. Шустов сказал, что допускает, что и в меня стреляли не случайно.

– Я согласен, – ответил комендант. – Вы же стояли в освещенном окне – типичная цель. Вот вас и пугнули, чтобы не заглядывались.

– Вы правы, – сказала Лидочка. – Оказывается, Лариса даже не заметила, какая у них была машина.

– У бандитов? – спросил комендант.

– У тех, кто стрелял.

– Я могу найти оправдание ее поведению, – серьезно сказал комендант. Он завершил обводку стекла замазкой и теперь осторожно вел ножом вокруг него, чтобы замазка легла гладко и красиво. – Кромешная тьма, вспышки выстрелов, крики, кровь… удивительно еще, что она не уползла. Я помню, как в первый раз под обстрел попал, на Западном фронте. Это же ужас. А вы меня спрашиваете, какого цвета был немецкий танк. А я вам отвечу: серо-буро-малиновый. Честно отвечу. Потом-то уж, конечно, научился различать. Но большинство в первые дни погибало.

– Я сначала не подумала, что в меня стреляли, – сказала Лидочка.

– Это вы только подумали, что не стреляли.

– Уже рассвело, а фонари еще горели – все было как на сцене. Я даже теперь могу закрыть глаза и все вижу. Эта вишневая «Нива» и их лица, конечно, невнятно – они в машине сидели, – но тот, справа, был усатый.

– Со страху чего только не привидится, – усомнился комендант. – Где вишневый – там и малиновый, где усы, там и борода.

– Вы мне не верите? – В Лидочке взыграла спесь. – У меня хорошая зрительная память. Я даже номер этой «Нивы» запомнила.

– Номер? В такой темноте и на таком расстоянии?

– Машина остановилась как раз вполоборота ко мне, под фонарем, – ну почему мне со второго этажа не увидеть номера?

– И какой же номер? – спросил комендант. Нет, он ей не верит!

– Я боюсь ошибиться… Кажется, первая буква «ю», потом «24–22» и «МО».

– Московский номер, – сказал комендант, словно его успокоила эта информация. – В милиции сказать надо. Хотя наверняка машина ворованная.

– Я скажу, – пообещала Лидочка.

– А может, промолчать? – задумался вслух комендант. – Если они найдут, то без тебя, а если не найдут, то тоже без тебя. Не исключено, что бандиты и стреляли по окну, потому что им не нужны были свидетели.

Лидочка пожала плечами. Это был абстрактный разговор. Тем более что она не была до конца уверена в своей правоте. И уже сомневалась, таким ли был номер машины.

– Я пойду, – сказал комендант Каликин, – не буду вас задерживать, так как вам предстоит поездка в Переделкино. Я вас правильно подслушал?

Конечно же, он присутствовал при разговоре с Татьяной.

– Сейчас соберусь и поеду.

– Ваша знакомая в Доме творчества советских писателей проживает?

– Рядом. Там есть участок дач, которые снимает для своих активистов общество «Мемориал».

– Как же, – сообразил комендант. – Жертвы культа личности. Но учтите, что среди них скрывались порой и настоящие враги и шпионы.

– Я учту.

– Вам с Киевского вокзала ехать.

– Знаю.

Комендант натянул шинель с орденскими планками. Шинель была ему узка – видно, в боевые годы комендант был стройнее. Потом Лидочка сообразила, что ни одна шинель полвека не прослужит. Значит, как износится шинель, комендант Каликин покупает себе новую, точно такую же.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю