Текст книги "Чего душа желает"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Кир Булычев
Чего душа желает

* * *

Профессор Минц ждал водопроводчика Кешу, который шел к нему уже вторую неделю. За это время Кешу видели в ресторане «Гусь», где он обмывал новый «Мерседес» бывшего Коляна, а нынче президента фонда «Чистые руки» Николая Тиграновича, встречали Кешу на демонстрации либерал-радикалов, где каждому участнику выдавали по бутылке «Клинского», видали его и в заплыве через реку напротив краеведческого музея, в котором он участвовал и побеждал, потому что приехало вологодское телевидение. Много где встречали Кешу, но не на работе.

Профессор Минц, хоть и добрый, гуманитарный (так теперь принято говорить) человек, замыслил уже страшную месть. Где-то у него хранилась бутылочка со средством «Трудолюбин». Принявшего средство охватывало неудержимое желание трудиться. Двадцать четыре часа без передыху.

Но тут открылась дверь, которая никогда не запиралась, о чем в городе знала любая бродячая кошка, и вошел сантехник – нет, не Кеша, а другой человек. Немолодой, приятный лицом и манерами.

– Вызывали? – спросил он.

– Ох и вызывал! – ответил профессор. – Вы водопроводчик?

– Сантехник, – сдержанно поправил его мужчина. Был он одет в скромный, но чистый комбинезон и кроссовки «Адидас». В руке чемоданчик – потертый, но целенький и чистый. Все в водопроводчике вызывало доверие.

– Заходите, – попросил его Минц.

– Спасибо, Лев Христофорович, – ответил водопроводчик и принялся вытирать ноги о коврик у дверей.

Профессора не удивило то, что сантехник его знает. Великий Гусляр не столь велик, чтобы в нем мог затеряться ученый с мировым именем.

Профессора смущало другое – он этого сантехника уже видел, знал, даже был с ним знаком. Но нечто мешало его узнать.

– На что жалуемся? – спросил водопроводчик. – Что беспокоит?

Профессор провел сантехника в ванную, где из крана текла вода струей с палец, а на полу стояла лужа.

– Так-с, – сказал сантехник. – Надо менять. И не мешает почистить.

– Только прошу вас, – сказал проницательный Минц, – не говорите мне, что прокладки кончились и их можно достать только за тройную цену, что краны исчезли из продажи...

Сантехник весело рассмеялся и, поставив на пол чемоданчик, присел возле него, раскрыл жестом фокусника, и внутри обнаружились разнообразные запасные части, прокладки и даже краны.

– А вы говорили! – улыбнулся сантехник, подняв лицо к профессору.

– Илья Самуилович! – воскликнул Минц. – Как же я вас сразу не узнал! Вы же наш зубной врач!

– Все в прошлом, – сказал зубной врач.

– Что же случилось? Какая беда?

Илья Самуилович вытащил из чемодана нужные прокладки и самый красивый из кранов. Потом завернул воду и принялся за работу. Все это время Минц задавал вопросы, а Илья Самуилович на них с готовностью отвечал.

– На пенсию вам рановато...

– Не стесняйтесь, – отвечал дантист. – Вы меня не травмируете. И если вы считаете, что я потерпел жизненное фиаско, то, заверяю вас, – ничего подобного. Мне просто сказочно повезло.

– Как так?

– Мне предложили хорошую работу, и я на нее согласился.

– Разве у вас была плохая работа?

– Мне казалось, что она была неплохой, но я ошибался.

– Но вы недурно зарабатывали?

– Я не жаловался.

– К вам записаться было нелегко.

– Знаю, знаю, но это происходило от того, что в нашем городе нет хороших дантистов. На фоне остальных я выглядел лебедем.

– Вы хотите сказать, что добровольно изменили свою... специальность?

– Говорите прямо – судьбу!

Минц смотрел на то, как сантехник трудится. Его руки так и летали над ванной. И весь жизненный опыт Минца говорил ему, что он видит перед собой мастера своего дела, человека талантливого, влюбленного в профессию, пускай скромную и недооцененную современниками, но такую нужную!

– Как же это произошло? – спросил Минц.

– В этом нет секрета, – сказал Илья Самуилович. – Площадь Землепроходцев, дом два.

– И что там?

– В случае если вы сами не поймете, – ответил сантехник, – я буду рад вам все объяснить, но только в нерабочее время. Поймите, меня ждут страдающие люди! И многие из них проклинают сантехников в целом, потому что в нашей среде еще немало таких типов, как некий Кеша.

– О, Кеша! – воскликнул Минц со злодейским английским придыханием. Иначе произнести это имя он был не в состоянии.

Быстро и качественно завершив свой труд, зубной врач покинул Минца, решительно отказавшись взять чаевые. Причем Минц и не настаивал, потому что его не оставляло ощущение какого-то розыгрыша. Будто зубной врач ему почудился. Хотя краны работали нормально, не пропуская ни капли воды, а лужу на полу Илья Самуилович сам вытер перед уходом.

Когда дверь за сантехником закрылась, профессор Минц уселся в продавленное кресло и принялся размышлять. Как настоящий мыслитель он не выносил сомнительных ситуаций. Всему должно быть объяснение. Это и есть принцип гностицизма, который исповедовал Лев Христофорович. А если объяснения нет, значит, либо мы его плохо искали, либо оно недоступно на современном примитивном уровне развития нашей науки.

Имеем удачливого, умелого, уверенного в себе зубного врача. Имеем подчеркивающего свое счастье сантехника. Один и тот же человек. А тайна хранится на площади Землепроходцев.

Профессор Минц натянул пиджак и вышел на улицу. Время было полуденное, теплое, августовское, птицы уже отпели свое и учили птенцов летать.

Послышался рев мотоцикла. Лев Христофорович еле успел отпрянуть к воротам, и ему показалось, что в седле мотоцикла сидит плотная пожилая дама, бывший директор универмага Ванда Савич. Это было столь невероятно, что Минц покачал головой и подумал, не возраст ли подкрадывается к нему. И пора, пожалуй, позаботиться о лекарствах от маразма.

Отдышавшись, Минц направился к площади Землепроходцев, но дойти до нее не успел, потому что столкнулся с фармацевтом Савичем, мужем Ванды. И увидев его, Минц рассмеялся и сказал:

– Ты не поверишь, Савич, если я тебе скажу, что мне сейчас померещилось.

– Поверю, – ответил Савич. – Тебе померещилось, что моя жена Ванда промчалась мимо тебя на гоночном мотоцикле.

– Удивительно! Но это именно так.

– Потому что тебе ничего не мерещилось, а ты видел то, что я наблюдаю с утра. Моя жена Ванда готовится к первенству Вологодской области по спидвею.

– Вот именно, – согласился Минц.

На самом деле он сказал «вот именно» только для того, чтобы утешить тронувшегося умом Савича. Но тот вовсе не расстраивался.

– Мне дешевле, – заявил он.

На удивленный взгляд профессора он ответил:

– У нас было отложено на старость. Чтобы проводить свободное время на берегу острова Кипр. Ну кому нужен остров Кипр? Грязь, суета, новые русские, мафия и, главное, что?

– Что?

– Корысть! Нажива! Разврат! Сексопатология. Вы со мной согласны?

Савич схватил Минца за рукав и дернул к стене, потому что мимо них в обратную сторону промчался дикий мотоциклист, и теперь уж Минц не сомневался – это Ванда Савич. Да и как усомнишься, если, перекрывая рев мотора, она кричит Минцу:

– Физкульт-привет, мальчики!

– Давай, давай, – негромко ответил Савич. – Недолго мы будем топтать одни и те же мостовые. Завтра улетаю.

– Куда?

– В Чандрагупту. На берега Ганга. Там меня ждут в ашраме полного безмолвия, именно там я найду спокойную нишу для достижения нирваны.

– А как же служба? Как же семья?

– Мою семью вы только что видели, так что можем уже сейчас попрощаться. Больше не встретимся.

– А квартира?

Минц понимал, что задает неправильные вопросы – не в этом дело. У людей случилась беда, но они не расстраиваются и ищут новую жизнь. Почему? Как можно прожить всю жизнь в Великом Гусляре, ни к чему не стремиться и вдруг, в одночасье...

– А я счастлив! – вдруг воскликнул Савич. – И можете всем об этом сказать! Всему прогрессивному человечеству. Да здравствует Шива и его жена Лакшми!

И громко распевая гимны на каком-то из индийских языков, провизор Савич направился к туристическому агентству «Мейби». Минц растерянно смотрел ему вслед и старался привести в порядок свои мысли. Заподозрить Савича в склонности к индийской философии было не менее удивительным, чем Льва Толстого в юморе.

Мотоцикл остановился перед Минцем, и Ванда, Вандочка, сорок лет назад красотка, откинула на лоб тяжелые очки и прищурилась:

– Ну как, Лева, а ты не думаешь последовать моему примеру?

– Нет, не думаю, – с душевным трепетом ответил Минц.

– Это может каждый, – сказала мотоциклистка. – Скорость, ветер в лицо, смертельные столкновения!

– Я никогда раньше не подозревал в тебе...

– Сходишь на Землепроходцев, два, еще не такое про себя узнаешь.

Вандочка дала газ и умчалась. Минц долго откашливался от пыли.

Тайна усугублялась.

Минц в очередной раз вышел из подворотни и зашагал к площади.

И наверное, он добрался бы до нее, если бы не кролик.

Обыкновенный кролик, довольно упитанный.

Он свалился на Минца с неба, тяжело подпрыгнул и уселся, глядя на профессора.

– Простите, – сказал профессор. – Чем могу вам помочь?

Кролик вытащил из-за спины черный цилиндр и лихо нахлобучил на голову. Уши прижало полями, и они торчали, как крылья моноплана.

– Он дурак, – ответил Саша Грубин, сосед Минца по дому № 16. – Даже странно, что при таком небольшом уме – такие артистические способности.

Саша Грубин обогнул Минца.

Он присел на четвереньки перед кроликом и положил на асфальт брезентовый мешок.

Кролик послушно прыгнул в мешок, Грубин завязал его бечевкой и перекинул через плечо.

– Что с вами, Саша? – спросил профессор.

– А ничего! Призвание.

Грубин пошел по улице, словно всю жизнь носил кроликов в мешке.

Минц все же старался уговаривать себя: «Ничего особенного не произошло, вчера объявляли – пятна на Солнце, магнитная буря, старайтесь не выходить из дома без головного убора...» Минц потрогал поднятыми пальцами поля своей шляпы. Ну с ним-то все нормально, а вот с другими-то?

Сверху послышался голос:

– Лев Христофорович, прокатить тебя или как?

Господи, этого еще не хватало! Из корзины самодельного воздушного шара свешивалась оживленная физиономия Корнелия Удалова, старого друга и соседа.

– Что с тобой, Корнелий? – крикнул Минц.

– Нашел себя! – откликнулся Корнелий Иванович. – Чего и тебе желаю.

– А куда намылился? – спросил Лев Христофорович.

– Говорят, археологи отыскали столицу Александра Македонского в долине Вахша, – ответил Корнелий. – Если ветры будут благоприятствовать, слетаю туда.

Порыв ветра подхватил воздушный шар с большой надписью через всю окружность: «Россия – щедрая душа» и понес к облакам, что спешили на юго-восток.

И исчез старый друг Удалов.

Минц не сомневался, что центр интриги лежит на площади Землепроходцев, и предчувствие чего-то зловещего терзало чуткую душу ученого.

И он бы продолжал держать себя в руках, давать отчет в каждом своем шаге и вздохе, если бы не встреча на углу Пушкинской и площади.

У Гостиного двора, у магазина «Все для вашей буренки» стояла известная своей суровостью к распущенным нравам гуслярок Клара Самойленко, бывшая комсомолка и вожатая, а ныне заведующая сектором борьбы с асоциальным поведением подростков в Гордуме.

Минц сталкивался с ее принципиальностью на заседании Гордумы и даже безуспешно пытался склонить даму к разумному компромиссу. Ведь и в самом деле трудно будет запретить юбки выше колен и отсутствие лифчиков под блузками – бывает такое, что поделаешь!

И вот – представьте себе – Лев Христофорович увидел госпожу Самойленко, стоящую на углу с белой гвоздикой в лапке, одетую лишь в кожаный передничек, заимствованный у папуаски, с грудью разве что не обнаженной и в золотых туфельках на дециметровой шпильке. А уж что было нарисовано на лице Клары, не поддается переводу на литературный язык.

Но Минц уже смирился с тем, что живет в сумасшедшем доме, и хотя все внутри у него перевернулось, он произнес:

– Здравствуйте, Клара Георгиевна. Вам не холодно?

– Привет, мужчина, – ответила заведующая сектором. – Не желаешь получить удовольствие?

– В каком смысле? – растерялся профессор.

– В сексуальном, – сказала женщина. – Я такие штучки умею делать, что ты до завтра в себя не придешь. От меня некоторых на «скорой» увозят.

– Простите, – сказал Минц. – Немного попозже. Мне хотелось сначала заглянуть в дом два.

– А что, правильно, – согласилась Самойленко легкого поведения. – Я прошла сквозь это чистилище. Меня изнасиловали шестеро сотрудников. Я думала, что не переживу позора.

– Врет она, – сказала бабушка в белом платочке, проходившая мимо. – Она сама бросалась на наших ребят. Многие устояли.

– А вы там работаете? – спросил Минц.

– Следуйте за мной, молодой человек, – сказала бабушка, – и вы достигнете цели.

В доме два по площади Землепроходцев находилось несколько учреждений. В том числе Гуслярское отделение ансамбля «Березка», Госприемизвозснаб, салон красоты «Галатея-2», фонд «Малютка и отчим», а сбоку прямо к стене был приклеен лист картона, на котором неровно, но внятно было написано фломастером:

«ТЕПЕРЬ У НАС ОДНО ЖЕЛАНЬЕ»

И никакого объяснения.

Когда Минц вошел в дверь, то увидел черную стрелу, которая указывала вверх по лестнице. А там в коридоре стояли в ряд стулья, и на стульях сидели смирные люди из городских жителей. И хоть освещение в коридоре было невнятным, они узнали Льва Христофоровича, и кто-то в кепке удивился и спросил:

– А тебе, профессор, чего не терпится?

– У профессора тоже проблемы бывают, – откликнулась Гаврилова, несчастная мать неудачного сына.

– Здесь по очереди или по записи? – спросил Минц.

– Живая очередь, – сказал Кепка. – Я с семи часов записывался.

Кепка показал Минцу ладошку с номером «2».

Минц присел на свободный стул рядом с Гавриловой.

– Вы тоже? – спросил он.

– Нет, – сказала Гаврилова. – О сынишке хотела посоветоваться.

Сынишке было под тридцать. Сынишка уже дважды развелся и собирался наняться в какую-нибудь бездействующую армию, чтобы не ранили.

– А как вы узнали об этом?

– Разве вы в «Гуслярском знамени» не читали?

– Я только Интернет читаю, – сказал профессор. – За остальным следить не успеваю. И что же в нашей газете было написано?

– Ничего. Только два слова: «Ваш шанс» и адрес. Первым Косолапов пошел. Думал, что угостят. Вы Косолапова не знаете?

– Не встречал.

– А он бомж. По помойкам ходит и бутылки сдает.

– У нас в городе настоящий бомж есть?

– У нас, говорят, даже группировка есть, – прошептала Гаврилова.

Минц кивнул, но не понял, какая группировка. Гаврилова же между тем продолжала:

– Он пришел, а его никто не останавливает, никто не гонит, но и не угощает. Ольга Казимировна спрашивает, на что жалуетесь? Смешно, правда?

– А кто такая Ольга Казимировна?

– А вот зайдете и увидите.

Человек в кепке нервничал – то вскакивал, старался заглянуть в щелку белой стандартной двери с бумажкой: «Без вызова не входить», то бегал по коридору, наступая людям на ноги. А когда дверь открылась, оттуда выдвинулась бородатая физиономия и рявкнула:

– Следующий!

Кепка кинулся бежать.

– Кто хочет или никто? – спросила физиономия.

Гражданка Гаврилова широко, как верующий парашютист, перекрестилась и ринулась к двери.

Наступила тишина.

Возвратился человек в кепке и скромно сел на стул.

Открылась другая дверь, напротив, оттуда выглянула очаровательная женщина средних лет и произнесла:

– Лев Христофорович, вас ждет зав. отделением.

– Мы первые стояли! – закричал было Кепка.

– Вам к другому доктору, – сказала очаровательная женщина.

В кабинете было скромно, тесновато, за белой занавеской стояла койка. Очаровательная женщина средних лет уселась за ученический стол. Ее темные волосы были забраны назад, в тяжелый узел. Одна прядь нарочно или случайно падала на лоб.

– А я все думала, – сказала очаровательная женщина, – неужели вы сознательно игнорируете?

– Я газету не читаю, – ответил Минц. – А как ваше имя-отчество, простите?

– Ольга, называйте меня просто – Ольгой, я вам в племянницы гожусь.

– Польщен, – ответил Минц. – И чем же вы здесь занимаетесь?

– Во-первых, я должна вам сказать, – ответила Ольга, – что мы не шарлатаны, не волшебники, не колдуны и даже не космические пришельцы.

– Последнее меня очень радует, – улыбнулся Минц, сделав вид, будто о космических пришельцах и не думал. Что было неправдой.

– Больше того, – продолжала Ольга, – мы не являемся агентами ЦРУ и даже Моссада.

– Что делать в нашем городке агентам ЦРУ!

– Не лукавьте, – возразила Ольга. – Они рады бы протянуть свои щупальца в каждую российскую деревню. Мы же являемся опытной лабораторией Министерства здравоохранения, которая развернула в Великом Гусляре свой полигон.

– Чем же вы занимаетесь? – спросил Минц.

– Как будто вы не догадались!

– Объясните. Зачем нам догадки?

– Хорошо. Проблема проста. Чаще всего человек ошибается, потому что у него нет возможностей выбрать тот путь в жизни, ради которого он появился на Земле. Условия жизни, воспитание, материальное положение, случай – все объединяется для того, чтобы отрезать человека от его настоящей судьбы. Только единицам суждено соответствовать предначертанию. Может быть, вам, Лев Христофорович?

– Мама хотела, чтобы я играл на скрипке, – признался Минц.

– А вы?

– Я хотел стоять в воротах нашей городской футбольной команды, но я был толстым мальчиком, и меня не брали.

– Представьте себе, что биология добилась того, чтобы соединить, казалось бы, несоединимое – человека и его призвание.

– А если поздно?

– Никогда не поздно, – сказала Ольга.

За стеной послышался шум. Кто-то кричал, рычал – мучился.

– Не все так гладко, как хотелось бы, – сказала Ольга.

– Если вы предлагаете человеку выполнить его желание...

– Не совсем так, Лев Христофорович. Мы не можем исполнять желания. Мы можем показать человеку, к чему лежит его душевная склонность. Ведь каждый из нас рожден выполнить какую-то функцию в муравейнике, именуемом человечеством. И когда он выполняет эту роль, он счастлив. Или почти счастлив. Но знает ли человек об этом? И я вам должна сказать, что величайшим изобретением Гургена Симоновича и было проведение черты между тем, что человеку кажется, и тем, к чему он на самом деле предназначен. Вот вы мне сказали, профессор, что хотели стать вратарем. Но разве вы знаете, ради чего вы родились на свет? Да вы можете и не подозревать.

– Значит, – догадался Минц, – если я приду к вам и скажу, что чувствую в себе извечное стремление стать вратарем, вы не обязательно со мной согласитесь?

– В подавляющем большинстве случаев мы с вами не согласимся... Но не будем спорить.

– И на самом деле, – величие и простота идеи поразили Минца, – вы дадите человеку возможность проявить себя не в том, в чем он хочет, а в том, к чему он рожден.

– Гениально! – воскликнула Ольга.

Из-за стены донесся рев.

– Но что это?

– Это ошибка, в жизни всегда есть место ошибкам. В медицине тоже.

– Это человек?

– Почти. – Ольга отвернулась к окну. Ей не хотелось отвечать.

– Ну нет, голубушка! – вспыхнул Минц. – Извольте открыть ваши карты. Что случилось?

– Пойдемте посмотрим, – сказала Ольга. Она поднялась и открыла незаметную дверцу за спиной, что вела в соседний кабинет. Половина того кабинета была отгорожена крепкой железной решеткой, как в полицейском участке Лос-Анджелеса.

За решеткой метался почти обнаженный растрепанный гражданин, который надрывно лаял и кидался на медбрата, пытавшегося угостить его бутербродом с красной икрой, нанизанным на конец шампура.

– Он полагал, – шепотом сообщила Ольга, – что всю жизнь мечтал стать дрессировщиком диких животных. А оказалось, что внутри него заложена программа сторожевой собаки. Мы не смогли этого определить заранее. Вот и попались. Теперь придется сложным путем превращать его обратно в воспитателя детского садика.

Человек оскалился и зарычал.

– Но он счастлив? – догадался Минц.

– Счастлив, – сказала Ольга.

– Может, пускай он останется...

– Вы с ума сошли! Он же полгорода перекусает!

Минц с Ольгой вернулись в ее кабинет.

– Ох, и устала я, – призналась женщина. – У нас уже капсул не хватает, мы с ног валимся...

– Каких капсул?

– За ухо каждому пациенту мы вшиваем капсулу в шесть миллиметров длиной. Она дает постоянное безвредное излучение и вскоре рассасывается в организме.

– И в ней?

– В ней освобождение от комплексов и заблуждений, а также элементарный набор навыков и умений в выбранной области поведения.

– Как же вы можете заранее определить?

– Если бы вы знали, как мало у людей вариантов поведения!

Больной за стеной жалобно тявкал.

– Проголодался, бедненький, – вздохнула Ольга.

– А еще бывали неожиданные превращения? – спросил Минц.

– Врачебная тайна, – ответила Ольга.

– Значит, бывали...

Вместо ответа Ольга бросила на Минца пронизывающий взгляд и спросила:

– А не желаете ли, профессор и почтенный член-корреспондент, проверить на себе действие капсулы?

– И окажется, что я на самом деле мечтаю разводить золотых рыбок?

– Может быть, имеет смысл переключиться?

– Я никогда не соглашусь с вами! – резко возразил Минц. – Моя деятельность приносит пользу миллионам людей. Мои изобретения занесены во все реестры. Не исключено, что меня вот-вот выдвинут на Нобелевскую премию. А из-за какого-то мелкого генетического дефекта вы лишите меня любимого дела, а народ – моих изобретений?

– Вы не правы, – ответила Ольга, – потому что если открытия и изобретения в мире биологии и есть ваше призвание, никуда оно от вас не уйдет.

– Нет, – сказал Минц. – А то еще начну мяукать.

Ольга улыбнулась. Скорее печально, чем жизнерадостно.

– Мне жаль, что вы не стали с нами сотрудничать, – сказала она. – Но по крайней мере обещайте мне, что будете заходить к нам, помогать добрым советом и делиться опытом.

– С удовольствием, – сказал Минц и задумался.

Прошла минута, а он все не уходил.

Ольга подняла вопросительно брови.

– Черт с вами, – сказал Минц. – Дезинфицируйте свою капсулу. Будем пробовать.

Через два с половиной часа Минц вышел на улицу.

За ухом чесалось. Организм еще не растворил чужеродное тело.

Настроение было приподнятое.

Высоко в небе летел воздушный шар. Вдруг от него отделилась черная точка. Затем над ней раскрылся парашют. Удалову надоело летать по небу, он возвращался домой ужинать. Клара взяла Минца под руку.

– Ну как, мальчонка? – спросила она.

Минц кинул на нее взгляд.

Клара присела и на четвереньках побежала за угол.

Навстречу шел новый председатель городской думы, человек властный и нахальный. Он толкнул Минца. Он всегда и всех толкал на улицах.

Минц взял его за пуговицу, повернул к себе и тихо сказал:

– Попрошу ключик от кабинета. Мне твой кабинет будет нужен.

– Разумеется, – оробел председатель. – Конечно, Лев Христофорович. Как прикажете, Лев Христофорович.

Минц пошел дальше, крутя на указательном пальце кольцо с ключами.

И тут он увидел провизора Савича, который уже достал где-то розовую скатерть, завернулся в нее и стал похож на Шиву.

– Савич, – сказал Минц. – Беги на полусогнутых ко мне домой, захвати мой любимый ноутбук и ночные туфли. Пошевеливайся, а то я тебе такое ненасилие покажу!

Сжавшись под новым и страшным взглядом Льва Христофоровича, кришнаит помчался исполнять приказание.

Сказав так, Лев Христофорович спохватился и как бы кинул на себя взгляд со стороны.

Взгляд встревожил.

Посреди Пушкинской улицы стоял пожилой лысый мужчина с выдающимся животом и обводил окрестности гневным взором. Никогда раньше его эти окрестности не раздражали.

Лысому мужчине почему-то неумолимо хотелось повторить судьбу Наполеона Бонапарта, только без скорбных ошибок завоевателя с Корсики. Лысый мужчина понимал и знал, как следует обходиться с человечеством, чтобы оно жило правильно и плодотворно. Лысому человеку страстно хотелось загнать человечество к счастью железным кулаком, невзирая на жертвы.

Лев Христофорович Минц, человек крайне добрый, даже робкий, мечты которого никогда не распространялись дальше Нобелевской премии, был потрясен происходившими в нем переменами, но оказался бессилен их предотвратить.

– Вот не предполагал, – произнес вслух Минц, и лицо его на мгновение озарилось доброй улыбкой, – что в шкуре такого гуманиста, как я, таился деспот. Но ничего не поделаешь. Генетика – это судьба!

Лукавил великий в прошлом ученый, а ныне – Проклятие человечества. Обнаружив в себе страшную язву, он не сделал и малейшей попытки...

Впрочем, нет!

Беру свои слова обратно.

Громадными шагами Минц кинулся на площадь Землепроходцев. Он ворвался в дом, где таилась лаборатория Минздрава, прошел строевым шагом по коридору, и ждущие очереди вскакивали, вытягивались во фрунт, ибо чувствовали, кто идет.

Ногой распахнув дверь к очаровательной Ольге, Минц вошел в кабинет.

Ольга мерила давление Кепке.

– Ах! – воскликнула Ольга. – Вы передумали?

– Мне нужен пресс-секретарь, – рявкнул Минц. – Читать-писать-врать умеешь?

– Как вам сказать...

– Снимать сапоги, греть постель, подавать кофий с коньяком...

Ольга поднялась, одним легким ударом послала в нокаут Кепку, сорвала с себя белый халат, провела розовой ладонью по высокой груди и ответила:

– Яволь, майн дженерал!

И Минц пошел наружу, уверенный в том, что верной собакой, гремучей змеей, безвольной и страстной подстилкой за ним следует женщина-врач.

Такова сила внушения великих завоевателей.

Поход на Москву Лев Христофорович запланировал на сентябрь, чтобы не повторять ошибок Наполеона. Надо было взять Кремль до первых заморозков. И навести порядок в нашем государстве...

И все же человек бывает непоследователен.

Порой вечерами, после митинга или заседания реквизиционного комитета, Минц велел шоферу «Мерседеса-600», конфискованного во время рейда в Вологду, вывезти его на высокий берег реки Гусь. Джипы и БТР с охраной полукругом становились сзади, чтобы не пробрался злоумышленник. С тех пор как одна опасная бабуся с петицией от библиотекарей проникла к самому телу Льва Христофоровича и ее пришлось ликвидировать, охрана категорически настаивала, чтобы со спины Минца всегда прикрывала бронетехника.

Завтрашний диктатор Земли опускал стекло в машине, вдыхал свежий, чуть застойный речной воздух, слушал, как за рекой брешут собачки, гладил послушную коленку Ольги, смотрел, как опускается в мирные облака сельское солнце, и тосковал по прежней, добродушной жизни.

Потом закрывал стекло и говорил:

– К сожалению, больше ни секунды...

– Да, милый, – соглашалась женщина-врач, – ты человек долга.

И они мчались на ночные учения служебных собак.