Текст книги "Конан Дойл и Джек-Потрошитель"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Иларион был убит ножом, причем убийца был неопытен или неумел, он нанес жертве множество ран, а монах до последней секунды сопротивлялся, так что убийца, державший Илариона за длинную седую бороду, в борьбе почти всю ее вырвал, и клочья седых волос были разбросаны по всему полу. Лицо старика было исполосовано, пальцы и ладони все изрезаны ножом, за лезвие которого монах пытался схватиться.

Убийство было совершено с целью ограбления. По крайней мере, убийца знал, что украсть у старика. Исчезла мошна с золотыми монетами, но процентные бумаги, хранившиеся в келье, убийца отыскать не сумел. Видно было, что он выдвигал ящики комода, перебирал лежавшее в них белье, но не догадался поднять газету, которой было устлано дно одного из ящиков – под газетой и лежали процентные бумаги.

На столе у двери был обнаружен подсвечник со сгоревшей свечой. В чашечке, куда вставлялась свеча, было полно крови.

Судебный медик определил, что смерть наступила вечером дня два назад. Подозрение пало на кого-то из послушников, но определить, кто может быть виновен, оказалось невероятно сложно, по той простой причине, что в большом монастыре обитало множество послушников и не все принадлежали именно к лавре – некоторые приезжали или приходили из других городов и монастырей на богомолье или по иным делам.

Путилин, которому сообщили о смерти высокого духовного лица, прибыл в монастырь и осмотрел труп. Следователь поделился с ним своими опасениями, сказав, что вряд ли удастся отыскать убийцу.

Путилин ничего не ответил и стал медленно расхаживать по комнате, разглядывая находившиеся в келье вещи и размышляя. Надо учесть, что в семидесятых годах не только в России, но и в иных европейских странах не слышали еще о дактилоскопии или подобных способах определения преступников.

Затем Путилин подошел к Кони, с которым был хорошо знаком, и тихонько сказал, что к вечеру он распутает это дело.

– Как? – удивился Кони.

– Я пошлю агентов,– ответил Путилин,– по пригородным станциям. Убийца сидит в трактире около станции.

– Ну, допустим, он сидит, а как же ваши агенты его опознают?

– А у него сильно порезана правая рука,– ответил уверенно Путилин. – Видите подсвечник? В чашечке полно крови, она натекла ровно, без брызг. Это не кровь убитого, а кровь убийцы – она текла из раны обильно, значит, рана была значительная, но не хлестала – иначе бы убийца вынужден был бы свечку выпустить из руки. А он терпел.

– Но почему правая рука? – спросил Кони.

– Когда он старика резал, у него обе руки были заняты. Одной он удерживал монаха за бороду, а второй наносил удары ножом. Так что третьей руки для свечки у него не было. И только когда старик умер, он взял свечку в правую руку.

– Но почему всё же в правую? Путилин улыбнулся.

– Так ясно же! – и он подвел Кони к комоду. – Видите, убийца тщательно перерыл всё белье, искал между полотенцами и простынями деньги. Он каждое полотенце поднимал, как страницу в книге справа налево. И на каждом свернутом полотенце снизу пятно крови. Если бы он левой рукой переворачивал полотенца, то крови не было бы.

Вечером того же дня убийца был арестован агентом Путилина в станционном буфете на станции Любань. Его правая рука была ранена, и расплачивался он золотыми монетами из мошны Илариона.

Подобными историями пестрят записки Путилина, и всегда он побеждает преступника логикой и наблюдательностью. Методом Шерлока Холмса.

Дактилоскопия и опознание по Бертильону – составные части революции в криминалистике, что проходила в конце прошлого века. В то же время усилия ученых и медиков прилагались и по другим направлениям. В восьмидесятых годах наконец-то двинулась вперед судебная медицина. Патологи при эксгумации трупов начали применять микроскопические исследования волос, кожи, тканей. Именно таким образом удалось совершить немыслимое еще двадцать лет назад – установить личность человека, разложившийся труп которого был найден в реке. Судебная медицина одержала победу и в деле об убийстве Эстер Шоймоши в местечке Тисаэслар.

Для того чтобы понять суть этих перемен, полезно рассказать о некоторых наиболее громких уголовных процессах конца прошлого века. Когда я собирал материал, то обратился к воспоминаниям судей, инспекторов Скотленд-Ярда, книгам судебных журналистов, к учебникам криминалистики. И вскоре, к своему удивлению, обнаружил, что из книги в книгу повторяются одни и те же фамилии преступников, одни и те же дела. Уже через несколько дней я в различных вариантах узнал об Адольфе Беке, просидевшем семь лет за чужие преступления именно потому, что в те дни еще не было дактилоскопического анализа, об убийстве Гуфе, о деле Жанны Вебер… Во всех книгах и учебниках рассказывали о деле Гриппена, которое мне показалось совсем уж не таким запутанным и таинственным, наконец, о деле Марии Лафарг.

Я подумал: каждый день в больших городах совершались и совершаются убийства, раскрытие которых требует усилий со стороны сыщиков и криминалистов, некоторые потрясают своей жестокостью или бессмысленностью. Но лишь малый процент остался в истории. Почему, каким образом история сделала этот отбор?

Очевидно прежде всего воздействие того или иного дела на общественное мнение. Далеко не самые страшные преступления стали хрестоматийными. Но некоторые, даже не будучи невероятными или даже из ряда вон выходящими, стали сенсацией, будучи замечены и широко освещены газетами. Отсюда повышенное внимание к суду, появление на нем наиболее знаменитых адвокатов и прокуроров, а уж мемуаристы и авторы учебников послушно подчинялись «магии» знакомых имен и процессов. Вот и кочуют из книги в книгу одни и те же имена.

Так как нас отделяет уже сто лет от описываемых времен, я рассчитываю на то, что далеко не все наши читатели знают, что же натворил Джек-потрошитель и как погиб Гуфе. Главная цель книги – показать тесную связь между творчеством Конан Дойла, успехом его книг и той общественной ситуацией, в которой эти книги создавались, показать тесную связь литературы Конан Дойла с жизнью, вплоть до участия Конан Дойла в процессах в роли детектива. Следовательно, широкая известность или даже «банальность» процессов, с точки зрения криминалиста, не может стать препятствием для того, чтобы к ним обратиться. Ведь Конан Дойл читал в газетах отчеты именно об этих процессах, и именно они в определенной мере оказывали влияние на его работу.

В восьмидесятых годах оформилась и сделала большие успехи токсикология. Ее развитие было подготовлено работой таких выдающихся медиков, как Орфил, который доказал виновность отравительницы Марии Лафарг, или Жан Стас, прославившийся своим анализом улик в расследовании убийства в замке Битремон. И хоть эти события имели место за много лет до интересующей нас революции в криминалистике, на них можно остановиться, так как они – важный шаг из тех, что подготовили эту революцию.

…В конце 1850 года к священнику одной бельгийской деревни прибежали слуги из соседнего замка Битремон. Их привели туда подозрения, не случилось ли днем раньше в замке жуткое преступление. Священник с удивлением и тревогой выслушал рассказ слуг.

Граф Ипполит Бокарме, тридцатилетний владелец замка, будучи в стесненных денежных обстоятельствах, несколько лет назад женился на дочке богатого аптекаря Лидии Фуньи, рассчитывая, что с ее помощью поправит дела. Но папаша-аптекарь, не доверяя знатному зятю, оставил дочери лишь ежегодную сравнительно скромную ренту, а состояние завещал младшему сыну Густаву, одноногому болезненному инвалиду. Так что чета Бокарме горячо желала смерти младшему брату. Но вместо того, чтобы умереть, Густав решил жениться. Его невестой стала обедневшая дворянка, замок которой он выкупил из заклада: Густав намеревался последовать примеру сестры и также породниться со знатью.

Намерение Густава было . катастрофой для семейства Бокарме. Пойдут дети – и никакой надежды на деньги аптекаря не останется.

Об этом знали все, включая слуг. Когда стало известно, что утром приезжает Густав, все поняли: он решил сообщить родственникам о женитьбе и пригласить их на свадьбу.

И тут начались странные и зловещие происшествия.

Графиня приказала накрыть обед в столовой, но велела детей за стол не звать, а покормить их на кухне со слугами, чего никогда раньше не случалось. Может, в ином случае никто бы и не встревожился: мало ли о чем хозяева желают поговорить за столом, чего детям знать не следует. Но в тот день слугам, знавшим о драме графа и графини, не раз слышавшим походя оброненные проклятия в адрес этого хромца, всё казалось зловещим. Более того, графиня заявилась на кухню и сообщила, что сама будет подавать на стол – никто из слуг входить в столовую не должен.

Хозяева с гостем засиделись за обедом. Они разговаривали сначала вполне мирно, затем голоса стали повышаться. Слуги, которым велено было к двери в столовую не подходить, разумеется, столпились возле этой двери. Поэтому они услышали, как что-то тяжелое упало на пол. Послышался приглушенный крик Густава…

Горничная, что стояла ближе других к двери, то ли не смогла преодолеть любопытство, то ли в самом деле перепугалась, не случилось ли чего плохого с молодым Густавом, растворила дверь и вбежала в столовую. Но не успела сделать и двух шагов, как выросшая перед ней графиня буквально грудью вытолкала ее из комнаты. И захлопнула двери.

Но ненадолго. Еще через минуту дверь раскрылась снова и графиня побежала на кухню, крича, что ей нужна горячая вода. На кухне она объяснила слугам, что Густаву стало плохо, у него удар. Тут уж слуги прибежали в столовую вслед за госпожой.

Густав лежал на полу. Он был мертв. Рядом с ним стоял граф Бокарме. Увидев слуг, он вымыл в тазу с принесенной горячей водой руки, затем приказал принести из подвала винный уксус и раздеть шурина. Испуганным слугам он объяснил, что с помощью уксуса удается иногда оживить умерших, от удара. Поэтому он открыл рот мертвеца и принялся лить уксус ему в рот. Затем начал поливать уксусом тело мертвеца. Тем временем графиня отнесла одежду брата на кухню и бросила в бак с водой.

Граф проследил, чтобы слуги унесли тело Густава из столовой и положили на кровать в комнате горничной. Граф вернулся в столовую и запер за собой дверь.

Разумеется, слуги подглядели в замочную скважину и увидели совершенно невероятное зрелище: ползая по полу, графиня мыла его. Затем граф передал ей костыли Густава, графиня вымыла и их, а граф разломал костыли, бросил в камин. Затем хозяин выбежал из столовой, спустился на кухню и взял там большой нож. Вернувшись в столовую, он принялся скоблить уже вымытый пол. Только под. утро граф и графиня удалились в свою спальню и заснули. А слуги, как только убедились в этом, побежали к священнику.

На следующий вечер в замок прибыли следователь, жандармы и врачи. Бокарме долго отказывался принять следователя – он был мрачен и растерян. Когда следователь вошел в столовую, он обнаружил, что граф за целый день так и не замел следов своей деятельности: камин был полон полусожженных бумаг, на полу грудами лежали так и не выметенные стружки. К тому же следователю показалось, что руки графа исцарапаны. А на лице Густава он также увидел синяки и царапины.

Врачи осмотрели труп. Они увидели, что рот и пищевод его обожжены. Поэтому врачи решили, что Густав скончался от едкой кислоты, вероятно, серной, которую ему залили в рот. Граф с негодованием отверг подобные подозрения.

Графа и графиню арестовали, а внутренности Густава отправили на исследование в Брюссель, где трудился профессор химии Жан Стас, молодой, но уже известный ученый. Ему и следовало определить, что случилось с Густавом. Причем Стас должен был сделать это в своей маленькой частной лаборатории – лабораторий в полиции еще не существовало, и они появятся не скоро.

Итак, Стас знал только диагноз врачей, что осматривал Густава: смерть от приема серной кислоты. Профессор полагал, что анализ будет недолгим, так как к тому времени симптомы отравления кислотами были уже известны и описаны. Но никаких следов серной кислоты и вообще какой бы то ни было кислоты в организме Густава не обнаружилось. Правда, от останков пахло уксусом, хотя уксуса в пищеводе и желудке не оказалось. Стас обратился к протоколам допросов слуг и узнал, что граф тщательно поливал Густава уксусом. Стас задумался: зачем это было сделано? Видимо, чтобы уксусом нейтрализовать или ликвидировать следы какого-то другого яда.

Тогда уже умели определять, в трупах мышьяк и стрихнин. Но опытов с растительными ядами еще не проводилось. Стас же, проверив и откинув все известные яды, начал опыты с экстрактом из содержимого желудка убитого. Работа его заняла несколько недель – профессор не покидал лаборатории до тех пор, пока весьма сложным путем не выделил из экстракта никотин. Добившись этого, он сам себе не поверил и долго еще продолжал опыты, чтобы избежать ошибки: ведь никто до него никотин из органов человека не выделял. Разгадывая убийство Густава Фуньи, Жан Стас не только выделил никотин, но и выработал методику для обнаружения иных ядов растительного происхождения.

После этого профессор направил экстракт следователю с письмом, в котором рекомендовал выяснить, не имел ли граф дела с никотином. Ведь его в аптеке не купишь.

Следователь далеко не сразу поверил брюссельскому профессору: сама идея казалась абсолютно бессмысленной. Да и граф, когда его спросили об этом, выказал такое удивление, что следователю стало неловко. Граф требовал немедленного освобождения, утверждая, что не имеет отношения к смерти шурина.

И всё же следователь снова поехал в замок и допросил слуг. Но никотина никто из них не видел. Правда, садовник припомнил, что всё лето граф занимался разведением растений для приготовления одеколона. Так как одеколон и никотин ничего общего не имеют, следователь пропустил было слова садовника мимо ушей, но, уходя, на всякий случай поинтересовался, какие же растения выращивал граф для одеколона.

– Табак,– ответил садовник.– Он хотел сделать мужской одеколон с запахом табака.

Тогда-то следователь воспрял духом. Оказывается, граф растил табак до конца октября, затем снял все листья и отнес наверх, где в кабинете с помощью реторт и склянок эти листья выпаривал и извлекал из них сок.

И еще: за десять дней до приезда Густава граф прекратил свои опыты, а когда служанка вошла к нему в кабинет, она увидела, что все приборы куда-то исчезли.

Обыск в замке ничего не дал, зато следователю удалось узнать от кучера, что тот как-то летом возил графа в Гент к профессору химии. Профессора отыскали, и он рассказал, что некий молодой господин в самом деле брал у него консультацию касательно извлечения никотина из табака и выяснил также, насколько чистый никотин смертелен.

Теперь следователь знал, что искать. Он отправил на анализ стружки с пола в столовой, одежду Густава и графа. А полицейские, которым было приказано перекопать окрестности замка, вскоре нашли целое кладбище уток и кошек, на которых граф испытывал действие никотина.

Оставалось непонятным, почему же рот и пищевод Густава так обожжены, что врачи заподозрили отравление серной кислотой? И на это дал ответ профессор Стас. Он показал на опытах с собаками, что сам по себе никотин убивает, но не обжигает. Но если, дав никотин, вы захотите избавиться от его характерного запаха с помощью уксуса, то соединение никотина и уксуса обжигает ткани. Об этом граф не знал.

На процессе граф был вынужден признаться, что Густав был отравлен никотином, однако клялся, что это произошло случайно: жена перепутала бутылку и вместо вина дала родственнику рюмку никотина. Это оправдание присяжные во внимание не приняли, граф был обезглавлен. Его жена была приговорена к пожизненному заключению.

Это дело характерно тем, что обе стороны делали ставку именно на необычные методы работы: преступник изобрел яд, который при нормальных условиях обнаружить в организме не смогли бы, и следствие вынуждено было бы признать, что Густав умер от естественных причин. Но следствие обратилось к науке, и граф потерпел поражение.

Началось соревнование между криминалистами и преступниками, особенно если последние сами были врачами и знали свое дело. Следующий триумф токсикологии также связан с этим соревнованием. И относится уже к годам сыскной молодости Шерлока Холмса.

В 1892 году нью-йоркский журналист Уайт зашел по делу в контору шерифа и увидел там человека весьма подозрительного вида, назвавшегося Смитом. Он обвинял доктора Бьюкенена в том, что он убил свою жену.

История показалась шерифу пустой, зато журналиста заинтересовала жизненным драматизмом и определенной пикантностью. Он почувствовал, что из этого можно сделать интересный материал.

Смит рассказал, что года три назад в публичном доме, который держала Энн Зутерланд, начал регулярно бывать молодой доктор. Сначала он интересовался девицами, затем его интерес переключился на саму бандершу, женщину непривлекательную, куда старше Бьюкенена.

Смит, который служил в том публичном доме кем-то вроде вышибалы или охранника, испугался, что может потерять доверие хозяйки и работу. Потому он стал наводить справки о докторе. И узнал, что тот был женат на молодой женщине, которая покинула супруга из-за его распутства. Но никаких мер Смит принять не успел, потому что Энн поддалась чарам доктора, продала публичный дом, вышла за доктора и уехала с ним в Нью-Йорк.

Смит утверждал, что жили супруги плохо, и вскоре Энн умерла, как утверждает тамошний врач, «от сердечного приступа», тогда как Смит может поклясться, что сердце у мадам было здоровым и ее попросту отравил охотник за ее деньгами проклятый Бьюкенен. И он даже знает, как он ее отравил, – морфием! Недаром доктор говорил своим приятелям, что Энн морфинистка. Но ведь Энн ненавидела наркотики и наркоманов!

Уайт вспомнил о том, что недавно присутствовал на процессе, где обвинялся человек, отравивший жену морфием. И даже вспомнил, как врачи определили, что это именно морфий, – оказывается, при смерти от отравления морфием зрачки жертвы настолько уменьшаются, что почти исчезают. Внимательный врач всегда догадается, послужил ли причиной смерти морфий.

И вот Уайт решил провести собственное расследование смерти Энн Бьюкенен. Сначала он попытался отыскать доктора. И он выяснил, что тот вернулся в свой родной город и, более того, снова женился на своей первой жене! Теперь они собираются вернуться в Нью-Йорк, чтобы получить большое наследство, оставшееся от Энн.

В беседе с одним из приятелей Бьюкенена Уайту удалось узнать, что доктор как-то похвалялся, что смог бы отравить человека морфием, но никто бы об этом не догадался. Тогда Уайт отправился к врачу, который лечил Энн и выдал свидетельство о смерти от сердечного приступа. Врач сказал, что у него вначале возникли подозрения, не имеет ли он дело с отравлением, но когда он исследовал зрачки, то обнаружил, что они ничуть не уменьшены – а это верный симптом, что морфий здесь не замешан.

Уайту стало ясно, что Бьюкенена ни в чем не обвинишь. Ведь прежде чем пойти на эксгумацию трупа, обязательно допросят лечащего врача, и его свидетельство, что морфия не было, будет решающим. А на чем тогда строить обвинение? На ненависти вышибалы публичного дома? На том, что Бьюкенен вернулся к прежней жене?

Но всё же Уайту не хотелось отказаться от этого дела – он был внутренне убежден, что Смит прав, и полагал, что если он бросит это дело, то отравитель останется на свободе, чтобы завтра снова приняться за дело. Уайт решил встретиться с Бьюкененом.

Уайт отыскал его в ресторанчике. Тот оказался совершенно ничтожной личностью в толстых очках. Уайт долго разговаривал с ним, пытаясь сбить с толку неожиданными вопросами, но Бьюкенен был совершенно спокоен и ничего не опасался.

Уайт разговаривал с ним, и в голове всё время вертелась мысль: что же неладно в образе Бьюкенена, что же. смущает? Кого тот ему напоминает? И, уже расставаясь с Бьюкененом, он вспомнил!

Когда-то у Уайта был приятель, страдавший глазной болезнью. Он часто ходил к окулисту для обследования глазного дна. И возвращался со странно расширенными от атропина зрачками. И вот такие расширенные зрачки были у Бьюкенена. А что, если он, после смерти Энн, накапал ей в глаза атропина? И от взаимодействия морфия и атропина зрачки остались нормального размера?

Уайт бросился к медсестре, которая ухаживала перед смертью за Энн, и та вспомнила, что Бьюкенен лечил жену от какого-то глазного недуга и капал ей в глаза капли.

Уайту удалось добиться эксгумации. В теле Энн обнаружили большое количество морфия.

Суд над Бьюкененом начался в марте 1893 года. Он продолжался долго и превратился в спор между химиками и патологоанатомами. Защита строилась на том, что некоторые трупные яды могут давать те же реакции, что и морфий. Так что неизвестно, отравил жену Бьюкенен или нет. И когда защите удалось поколебать присяжных, она совершила ошибку. Адвокат дал слово самому Бьюкенену, который настолько запутался под вопросами прокурора, что сам себя загубил. Его казнили в 1895 году. Так что к тому времени, когда Шерлок Холмс стал пользоваться всемирной известностью, криминалистика сделала еще шаг вперед.

В те же годы определился прогресс и в других областях криминалистики. В ней возникли направления, которых ранее не существовало. Например, баллистика. Дело шло к возникновению полицейских лабораторий и созданию специальной должности экспертов-криминалистов.

Впрочем, криминалистика развивалась во всём мире довольно неравномерно. И если говорить о торжестве научных методов, то Великобритания оставалась далеко позади, она отставала не только от Франции, но в некоторых аспектах и от Аргентины.

И очевидно, нужен был только толчок, чтобы общественное мнение страны проснулось и потребовало перемен.

Этим толчком стал Джек-потрошитель.

Началась эта история 7 августа 1888 года в одном из самых бедных районов Лондона, застроенных ветхими домами, населенных народом нищим и далеко не всегда честным.

Жильцы дома, называвшегося Джордж-Ярд, муж и жена Махони, вернулись к себе в квартиру в два часа ночи. Ничего подозрительного на лестнице они не увидели. Через полтора часа домой вернулся другой жилец, шофер такси. Поднимаясь по темной лестнице, он заметил на площадке второго этажа скорчившуюся фигуру. Он решил, что на лестницу забрел пьяница. В пять утра, когда уже начало светать, третий жилец по имени Джон Ривс пошел на работу. Когда он проходил по площадке второго этажа, он тоже заметил лежащую фигуру, но смог разглядеть, что человек лежит в луже крови. Тогда жилец решил сообщить в полицию.

Приехавшие полицейские установили, что это тело Марты Тернер, тридцати пяти лет, проживавшей неподалеку. Марта была проституткой. Полицейский врач насчитал на ее теле тридцать девять глубоких ран, нанесенных, по крайней мере, двумя ножами.

Убийства не были в диковинку в том районе, а о проститутке некому было жалеть. Так что этот случай был лишь отмечен в протоколе, но внимания прессы или полиции не привлек.

Через три недели в том же районе кэбмен, проходивший в четыре утра по Бакс-Роуд, заметил в канаве смятый кусок брезента. Брезент мог пригодиться, поэтому кэбмен подошел к канаве и тут понял: то, что показалось ему брезентом, было молодой женщиной, мертвецки пьяной или мертвой. Тут кэбмен услышал шаги – по улице спешил еще один ранний прохожий. Кэбмен подозвал его, и вместе они склонились к женщине. Кэбмен зажег спичку, и тогда стало ясно, что горло женщины перерезано.

Полиция опознала убитую как Мэри Николс, проститутку, которую в последний раз видели сильно пьяную в половине третьего ночи. В мертвецкой врач обнаружил, что женщина не только зарезана, но и выпотрошена.

На следствии врач уверенно заявил, что преступник разбирается в хирургии, к тому же он утверждал, что это тот же человек, который убил Марту Тернер.

К тому времени, когда врач сделал это заявление, всё внимание лондонских газет было уже приковано к таинственному убийце. Так как 8 сентября, через неделю после убийства Мэри Николс, он настиг свою третью жертву, Энни Чепмен, вдову средних лет, которая также занималась проституцией и ночевала в ночлежках. В ту ночь она объявилась у своего постоянного места около двух часов, но туда ее не пустил сторож, потому что она была пьяна и без денег. Поскандалив со сторожем, Энни сдалась и отправилась снова на панель заработать требуемые для ночлега четыре пенса.

Ее тело было найдено через четыре часа во дворе возле рынка. Горло женщины было перерезано, живот распорот.

Именно это, третье убийство и вызвало бурю в Лондоне. Теперь уже нельзя было сомневаться, что все три убийства последних недель – дело рук одного преступника. Можно было увидеть закономерность: жертвами становились лишь гулящие женщины, убийца получал наслаждение от своего дела и, даже убедившись в том, что женщина мертва, долго еще кромсал ее тело. Более всего смущало утверждение полицейских, что преступником не мог быть грубый, темный пьянчуга: так владеть ножом и так знать анатомию мог лишь медик.

Лондон, особенно бедный Ист-Энд, был в панике. Никто не знал, где преступник нанесет следующий удар,– не исключено, что он не ограничится проститутками. Ужас возникал в первую очередь из-за жестокости и, если так можно сказать, изысканности убийств.

Разумеется, охота за убийцей шла по всему Лондону, в первую очередь в Ист-Энде. Надо было отыскать если не самого преступника, то хотя бы кого-то, кого можно было бы подвести под обвинение.

Выбор пал на Джона Пицера, сапожника, по прозвищу Кожаный Фартук. Непонятно, что сконцентрировало подозрения именно на этом безобидном человеке. Пожалуй, виноват был большой сапожный нож, с которым он как-то по рассеянности вышел на улицу. Пицера арестовали и долго допрашивали, а тот никак не мог взять в толк, чего от него хотят. Вскоре стало ясно, что Пицер не мог иметь отношения к убийствам, и, к негодованию многих соседей, его освободили. Затем был схвачен немец по имени Людвиг, мясник с бойни, какой-то бродяга… Но всех их в конце концов пришлось отпустить.

Постепенно в центре всеобщего раздражения оказалась сама лондонская полиция. Всем было ясно, насколько она беспомощна, не зная, с какого конца взяться за это дело. Газеты единодушно набросились на комиссара полиции сэра Чарлза Уоррена, которого английский писатель Эрик Эмблер характеризовал как «свиноподобную дубину, загнавшую Скотленд-Ярд в состояние одеревеневшей некомпетентности». Даже королева Виктория, пожилая дама, убежденная в том, что в доброй Англии всё хорошо, присоединила голос к общему хору критиков, заявив официально, что весьма удручена происходящими убийствами и советует полиции «нанять побольше детективов».

И вот в атмосфере бурлящего скандала неизвестный преступник совершил 30 сентября сразу два убийства!

В час ночи ломовой извозчик завёл во двор свою лошадь, чтобы напоить и накормить ее после тяжелого дня. Но та внезапно захрапела, начала брыкаться. Возчик думал, что ее испугала крыса, и, взяв фонарь, пошел в угол двора. Там лежало тело женщины в луже крови, с перерезанным горлом. Кровь всё еще лилась из раны. То есть убийца сделал свое дело буквально за минуту до появления во дворе возчика. Перепуганный возчик кинулся звать на помощь.

Приехавшая полиция была убеждена в том, что убийца, застигнутый извозчиком, спрятался во дворе за старыми ящиками и бочками, а когда тот побежал за помощью, воспользовался этим, чтобы скрыться.

Но далеко убийца не ушел…

В час сорок пять минут той же ночью патрульный полицейский обходил площадь Майтр в пятнадцати минутах ходьбы от того двора, где только что произошло убийство. Полицейским было строго приказано утроить бдительность, поэтому патрульный осматривал темные углы и закоулки. В одном из них полицейский увидел тело женщины средних лет по имени, как вскоре выяснилось, Кэтрин Эддоуз. Выяснилось также, что за два часа до смерти она была задержана полицейским, потому что пьяной буянила на улице. Полисмен отвел ее в участок и оставил там выспаться. Но к часу ночи камера оказалась переполненной, и, так как Кэтрин достаточно протрезвела, чтобы самостоятельно добраться до дома, ее отпустили.

Полагают, что убийца был страшно раздражен тем, что возчик настиг и чуть было не увидел его во дворе, из-за чего преступник не смог завершить «ритуальный» процесс измывательства над жертвой. Поэтому он так изрезал ножом Кэтрин, что ее далеко не сразу удалось опознать. Затем убийца умело вырезал из тела печень и отрезал веки.

На следующий день Центральное агентство новостей сообщило, что еще 27 сентября оно получило письмо, подписанное «Джек-потрошитель», в котором тот бахвалился: «В следующий раз я оттяпаю уши и пришлю их в полицию». Это же агентство сообщило, что наутро после убийства к ним поступила окровавленная открытка, на которой красными чернилами было написано: «Я не шутил, старина, когда дал тебе намек. Услышишь о моем новом дельце завтра. Сразу двоих. С первой вышла накладка – не успел отрезать ей уши для наших лопухов-полицейских…»

Эффект этих писем, наложившись на известия о двойном убийстве, потряс Лондон и всю Англию. Сегодня специалисты убеждены, что и письмо и открытка были делом рук какого-то шутника, но в тот день никто не усомнился в их аутентичности. Эти письма дали имя убийце. И доказали Англии, что ее полиция никуда не годится.

На самом деле полиция и Скотлед-Ярд делали всё от них зависящее, чтобы отыскать убийцу и обеспечить безопасность на улицах. В Лондон свезли полицейских со всей страны, мобилизовали солдат для того, чтобы патрулировать Ист-Энд и другие бедные районы. Но убийце либо сказочно везло, либо он был удивительно ловок. Ведь полицейский, который обнаружил тело Кэтрин в час сорок пять, обходил ту же площадь пятнадцатью минутами ранее. И ничего подозрительного не заметил.

Комиссар полиции решил принять дополнительные меры и не придумал ничего лучше, как устроить публичные испытания всех полицейских ищеек в одном из городских парков. В результате все ищейки потерялись, и их пришлось долго искать и ловить. Эти испытания стали последней каплей – сэру Чарлзу предложили подать в отставку. Пожалуй, тут мы имеем дело с редчайшим случаем, когда убийца смог лишить поста самого начальника полиции.

Патрули с удвоенной энергией обходили темные улицы и площади, время от времени арестовывали подозрительных иностранцев и бродяг, но потом их приходилось отпускать. А Джек-потрошитель бездействовал. Через месяц газеты стали уделять ему меньше места, появились иные сенсации. И тут 9 ноября он неожиданно нанес новый удар.