Текст книги "Наши в космосе (Сборник юмористической фантастики)"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Александр Громов,Ант Скаландис,Михаил Тырин,Павел Кузьменко,Андрей Саломатов,Борис Штерн,Александр Етоев,Владимир Хлумов,Станислав Гимадеев,Николай Гуданец
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ладно, – сказал он утомленным голосом. – Все ясно, все прекрасно. Так что же мы такого совершили… в смысле совершим… будем совершать? Хотелось бы узнать. Быть, так сказать, в курсе.

Адвокат извлек из внутреннего кармана мундира черный, с блестящей пуговицей в углу, носовой платок, оглушительно высморкался и ответил:

– Нельзя.

– Как? – Кошкин опешил. – Почему?

– Видите ли, – сказал адвокат и спрятал носовой платок, – статья уголовного кодекса, по которой выносится приговор, равно как и сам вынесенный приговор, хранится в глубокой тайне.

Далее адвокат поведал остолбеневшему экипажу «Искателя», почему именно ни статьи обвинения, ни приговора никто никогда не узнает.

– В этом и состоит основное отличие нынешних процессуальных норм от прежних, весьма, весьма несовершенных. Если преступник узнает, какое преступление он сможет совершить в будущем, мысль об этом, безусловно, западет ему в голову, и решение суда окажется своеобразным стимулом зарождения преступного замысла. А ведь именно ради пресечения того замысла и выносится приговор.

У Кошкина голова шла кругом.

– А почему нам не сообщают, какому же наказанию нас решили подвергнуть? – спросил Альварец.

– По той же причине, – объяснил адвокат. – Зная меру наказания, соотнеся ее с прежним уголовным законодательством и сообразуясь со своими наклонностями, преступник сможет установить, какое именно преступление ему инкриминируется. Следовательно, решение суда окажется своеобразным стимулом… Впрочем, об этом я уже говорил.

Кошкин содрогнулся.

– К-капитан, – заикаясь, сказал он. – Т-ты не находишь, что эта камера похожа на камеру смертника? Альвареца прошибло потом.

– Смертная казнь на Когоа отменена, – адвокат все-таки зевнул. – Она признана в новых условиях нецелесообразной… Мне пора. – Он подошел к двери. – Если я вам понадоблюсь, нажмите кнопку. Вот здесь, у двери. В любое время, но лучше днем.

Альварец и Кошкин снова остались одни. Альварец посмотрел на штурмана. На штурмана было жалко смотреть. Кошкин посмотрел на капитана. На капитана тоже было жалко смотреть.

– Ты что-нибудь понял? – спросил Альварец.

– Понял, – ответил Кошкин.

– Что ты понял?

– Нам отсюда не выбраться.

– Почему?

– Ты что, не понимаешь?

– Нет, – честно ответил Альварец.

– Потому что, если мы выйдем, значит, мы отсидим здесь вполне определенный срок. Так?

– Так, – согласился Альварец. – Ну и что?

– Мы, когда отсюда выйдем, этот срок знать будем. Так?

– Так, – снова согласился Альварец.

– Значит, рассуждая теоретически, мы сможем установить, какое именно преступление нам инкриминировалось… инкрими… В общем, будет инкриминиро… А, неважно. Так?

И с этим Альварец согласился. Он только спросил:

– А на кой черт нам это устанавливать?

– Ты погоди, – мотнул головой Кошкин. – Дай договорить.

– Договаривай.

– Следовательно, освобождение осужденного опять-таки может способствовать возникновению в голове преступника… Ну, это он нам уже объяснял. Следовательно, мы будем сидеть здесь… – Штурман не договорил и обреченно махнул рукой. – Понял, рецидивист?

– Между прочим, рецидивистов здесь быть не может, – угрюмо заметил Альварец. – Как можно повторно совершить преступление, если и первый раз – не ну успел подумать, а тут же загремел. Пожизненно-превентивно…

– Идиотские порядки, идиотская планетка, – заключил Кошкин.

– Порядки… – повторил Альварец. – Порядочки… – Он замолчал и уставился остановившимися глазами в угол.

Кошкин тоже посмотрел в угол, но, поскольку там ничего не было, снова посмотрел на капитана и спросил:

– Ты чего?

– Не мешай, – Альварец отмахнулся. – Значит, порядки… – Он вдруг подошел к двери и решительно надавил на кнопку звонка.

– Ты чего?! – удивлению Кошкина не было границ.

– Сказано – не мешай. Главное – молчи. – Едва капитан произнес эти слова, как появился адвокат.

– Я же просил – лучше днем, – буркнул он.

– Видите ли, – вкрадчиво начал Альварец. – Нам с моим другом, – он повернулся к Кошкину, – кажется, что в отношении нас со стороны когоанских властей допущена прискорбная ошибка.

Кошкин с готовностью кивнул. С еще большей готовностью он бы сказал пару слов о когоанских властях, но капитан велел молчать.

– Все так говорят, – тускло заметил адвокат. Альварец светски улыбнулся.

– Вы не совсем верно меня поняли, – сказал он. – Мы никоим образом не подвергаем сомнению компетентность когоанских властей в… э-э, ну, во всем, – капитан снова повернулся к Кошкину. Тут штурман был абсолютно не согласен с ним, открыл было рот, но Альварец подмигнул ему, и штурман молча кивнул еще раз. – Я говорю об ошибке с точки зрения именно когоанских законов. Впрочем, это скорее не ошибка, а легкое недоразумение. Которое, однако, может иметь очень тяжелые последствия.

– Для кого? – тускло спросил адвокат.

– Для когоанского уголовного законодательства! – неожиданно выпалил Альварец. Этим он окончательно сбил с толку штурмана, но вызвал интерес адвоката. В глазах того впервые появился слабый огонек.

– Объясните, – сказал адвокат.

– Извольте… Да не мешай ты! – цыкнул Альварец на Кошкина, который пытался делать ему какие-то знаки. – Итак, мы осуждены превентивно. – Он снова повернулся к адвокату.

– Совершенно верно.

– Без разглашения тайны приговора и вообще судопроизводства.

– Совершенно верно.

Приблизив свое лицо к лицу адвоката, Альварец сказал свистящим шепотом:

– Она уже разглашена. – Это было сказано очень веско и многозначительно. Адвокат отшатнулся.

– То есть как?!

Альварец продолжал многозначительно смотреть ему в глаза.

– Да объясните же! – Адвокат явно занервничал. Альварец обвел рукою пространство.

– Это тюрьма? – спросил он.

– Странный вопрос!

– Да или нет?

– Разумеется, да, но…

– Гражданам известно, что это тюрьма? – не слушая, спросил Альварец.

– Известно, но я не понимаю…

– А известно ли гражданам Когоа, что в этой тюрьме в настоящий момент отбывают наказание некие заключенные? Превентивно, – добавил он и торжествующе посмотрел на адвоката.

Тот задумался.

– Вы хотите сказать…

– Вот именно, – сказал капитан. – Вижу, что вы начинаете понимать. Если, согласно новым законам, во избежание… – Он запнулся. – В общем, если нельзя разглашать приговор, то тем более нельзя осужденных содержать в тюрьме. По логике. Теоретически рассуждая, это может привести к тем же последствиям, что и разглашение приговора.

– Теоретически, конечно, да, но…

Однако Альварец не дал перехватить инициативу.

– Теория в любой момент может получить практическое подтверждение, – строго сказал он и придал своему лицу максимально преступное выражение. – Вы же специалист, профессионал, вы должны учитывать, к чему может привести любое отступление от духа и буквы закона.

Кошкин молча хлопал глазами. Он ничего не мог понять в том загадочном диспуте, который происходил между Альварецом и адвокатом.

– Но не можем же мы содержать осужденных не в заключении! – с отчаянием в голосе воскликнул адвокат.

– Согласен, – сказал капитан.

Адвокат замолчал. Судя по легким судорогам, пробегавшим по его не вполне земному, но вполне озадаченному лицу, он мучительно искал выход.

– Выход есть, – веско сказал Альварец. В глазах адвоката вновь вспыхнул огонек.

– Говорите, говорите же, – забормотал он. – Назовите, какой выход, что за выход?

– Осужденные условно…, назовем это так, согласны?

– Согласен, согласен, – закивал адвокат.

– Осужденные условно должны содержаться в помещении, которое может считаться местом заключения условно.

Огонек погас. Адвокат разочарованно спросил:

– Где же мы найдем такое место?

– Есть такое место. Кошкин вытаращил глаза:

– Ты что, капитан, рехнулся?!

– Это место является в настоящий момент территорией Когоа и в то же время как бы не является ею. Следовательно, оно может считаться местом заключения и в то же время как бы не может считаться таковым, – и капитан назвал пораженному адвокату это место.

Вскоре осужденных перевели в помещение, которое одновременно как бы являлось и как бы не являлось территорией Когоа.

Закончив заполнять бортовой журнал, капитан Альварец сладко потянулся:

– Устал… Ну что? – спросил он у Кошкина. – Далеко еще до базы?

– Минут сорок лету, – ответил штурман. – Как думаешь, втык будет?

– За что?

– За опоздание.

– Отговоримся, – капитан махнул рукой. – Мало ли что? Непредвиденные обстоятельства. Кошкин задумался.

– А интересно все-таки, – сказал он. – Что же за преступление мы с тобой должны были совершить?

– Балда, – буркнул Альварец. – Мы его как раз сейчас и совершаем. На языке когоанского судопроизводства это, наверное, назовут так: «Побег из места заключения с помощью места заключения».

СВЕТ МОЙ, ЗЕРКАЛЬЦЕ…

«Искатель» при вынужденной посадке здорово тряхнуло. Капитан Альварец разбил нос о приборную доску. Несмотря на пристежные ремни.

– Вот зараза… – простонал он. – Кошкин, ты живой?

– Живой… – отозвался штурман Кошкин и выполз из-под кресла. Из лихости он обычно игнорировал ремни. Примерно один раз в декаду это стоило ему нескольких шишек.

– С приездом.

– Еще одна такая посадка – и я откажусь с тобой летать.

– Посадка… – буркнул капитан, осторожно вытирая платком разбитый нос. – Хорошенькое дело… Да тут и планет никаких быть не должно… Натыкали, понимаешь…

– Кто натыкал? – полюбопытствовал штурман.

– Не знаю – кто, а натыкал… Да что ты пристаешь с дурацкими вопросами?! – капитан разозлился. – Лучше скажи, куда это нас занесло!

– Понятия не имею, – тотчас ответил Кошкин. Он склонился над пультом, и его пальцы запорхали по клавишам. – Наш БК, он же – «Кровавый Пес», в отключке. Как и… – Он еще раз пробежался по клавишам. – Как и прочая электроника.

– Просто замечательно, лучше не бывает. – Альварец скривился. – Поздравляю.

– Принимаю поздравления. – Кошкин шаркнул ножкой. – Сделаем разведку?

– Сделаем, сделаем… – Капитан распутал наконец перекрученные ремни, расстегнул их и поднялся. – Ну ладно, ты хоть данные об атмосфере сообщить можешь?

– Могу, – бодро ответил Кошкин.

– Слава богу, – проворчал капитан. – Хоть что-то можешь… Выкладывай.

– Она отсутствует.

– Кто?

– Газовая оболочка, в просторечии именуемая атмосферой, – по-прежнему бодро объяснил Кошкин.

– Вот черт! – Капитан сплюнул. – Опять скафандры. Мне они вот так надоели. – Он резанул себя по горлу ребром ладони. – Стоп! – Он с сомнением посмотрел на штурмана. – Что-то тут не так… Как же отсутствует? А что же нас в таком случае затормозило? Мы же могли в лепешку! – И он выразительно потрогал распухший нос.

– Этого я не знаю. Это мы узнаем там, – штурман указал в иллюминатор.

Капитан тоже посмотрел в иллюминатор.

– Я узнаю, – поправил он. – Я.

– А я? – обиженно спросил Кошкин.

– А ты останешься тут. И постараешься привести в порядок нашего БК. Ясно?

– Ну вот… – заныл Кошкин. – Опять…

– Отставить разговоры! – рявкнул Альварец. – Выполнять приказание!

Оставшись один, Кошкин уныло прошелся по каюте и подошел к компьютеру. Компьютер по-прежнему не работал. Штурман со злостью пнул его ногой. Компьютер обиженно загудел, на пульте зажглась лампочка, свидетельствующая о готовности к работе.

– Ух ты! – от неожиданности штурман едва не сел на пол. – Родной ты мой! Ожил, дорогуша!

Он лихорадочно набрал первый вопрос – о координатах планеты. БК-216 тут же выдал ответ, и Кошкин бухнулся в кресло.

Ответ выглядел следующим образом: «±0».

– Это в какой же системе? – озадаченно спросил Кошкин.

Компьютер не ответил. Кошкин задал вопрос о расстоянии до базы. Компьютер незамедлительно выдал: «+00».

– Типичный бред. – Кошкин вздохнул и отключил его. – Налицо сотрясение мозга. Рано радовались.

Тут он спохватился, что, занявшись компьютером, забыл вызвать капитана.

Альварец не отвечал.

– Новое дело. – Кошкин окончательно расстроился и оставил безуспешные попытки. В силу природного оптимизма он не верил, что с ними когда-нибудь может произойти что-то непоправимое. Но молчание капитана беспокоило его все сильнее. Кошкин очень не любил неопределенности. Поэтому, посидев примерно с полчаса, он не выдержал, влез в скафандр и отправился на поиски.

Кошкин уже довольно далеко отошел от места вынужденной посадки «Искателя», когда в наушниках послышался щелчок, а за ним – треск и слабый, но очень злой голос капитана. Штурман прислушался.

– Какого черта? – говорил капитан. («С кем это он?» – подумал Кошкин.) – Я, слава богу, в своем уме, а я в своем, и я прекрасно знаю, что настоящий капитан я, а я знаю прекрасно, что я настоящий капитан, и это не удостоверение, не удостоверение это, у меня такое же, и такое же у меня, а твое – липа, липа твое!

«Та-ак… – подумал Кошкин. – Симптомчики. Похоже, сотрясение мозга не только у компьютера. Ну и ну… Не планета, а психушка, ей-богу…»

Он пустился бегом, благо поверхность оказалась идеально ровной, словно отполированной, только кое-где попадались камни, по направлению к высившимся на горизонте остроконечным скалам.

Добравшись до скал, Кошкин увидел картинку, окончательно убедившую его в том, что сотрясение мозга было не только у компьютера.

И не только у Альвареца.

– Приплыли… – обалдело сказал штурман.

У подножия скал, в ярких лучах местного светила, он увидел не одного, а сразу двух Альварецов, похожих друг на друга как две капли воды.

– Сотрясение, значит, штука заразная… – пробормотал Кошкин, безуспешно пытаясь сквозь скафандр пощупать себе пульс.

Увидев потрясенного штурмана, оба капитана Альвареца устремились к нему с радостными восклицаниями. Штурман поспешно отступил и предостерегающе поднял руку:

– Стоп!

Капитаны остановились.

– Вы кто такие?

– То есть как?! – возмутились оба Альвареца. – Ты что, с ума сошел? Это же я! – Кошкин понял, почему речь капитана в наушниках показалась ему такой странной: оба капитана говорили почти в унисон, одинаковыми голосами.

– Насчет того, кто сошел с ума, – ничего не скажу, – пробурчал Кошкин и отступил еще на шаг. – Но попрошу не приближаться. Возможны осложнения. – Он отцепил от пояса аннигилятор и поднял его, демонстративно сняв с предохранителя.

Капитаны замерли, растерянно взглянули друг на друга и возбужденно заговорили, синхронно размахивая руками:

– Понимаешь, я подошел к этому чертову зеркалу, – они одновременно показали на одну из скал, и Кошкин увидел, что она действительно похожа на огромное зеркало, – и только отразился, как мое отражение тут же из него вышло. А теперь доказывает, что он – это я, а я – это он!

– Погодите, – сказал Кошкин. – Сейчас разберемся, – в этом он отнюдь не был уверен. От двойного голоса и мельтешенья четырех рук у него закружилась голова. – Нельзя, чтобы кто-нибудь один рассказывал?

– Можно. – Альварецы кивнули. – Давай я расскажу… – Они запнулись, махнули руками. – Ладно, пусть он расскажет. – И оба капитана замолчали.

– Уф-ф… – выдохнул Кошкин. Он испытывал большое желание почесать затылок. – Так не пойдет. Давай ты рассказывай, – он кинул правому Альварецу. – А ты Дополнишь, – сказал он левому. – Хотя нет… – Штурман замолчал и задумался. Капитаны выжидающе смотрели на него. – Айда на корабль! – решительно сказал Кошкин. – Там разберемся.

Альварецы отрицательно мотнули головами.

– В чем дело? – Кошкин нахмурился.

– Очень мне нужно чужаков на корабль пускать, – буркнули капитаны и, одновременно вскинувшись, возмущенно заорали: – Это кто же, интересно, чужак?!

– Опять? – рявкнул Кошкин. – Говорю же: не пойдет так! Немедленно миритесь – и за мной!

– Я, между прочим, ни с кем не ссорился, – сердито ответили оба Альвареца.

– Миритесь, я сказал! Живо!

Капитаны набычившись смотрели друг на друга.

– Подайте друг другу руки! Альварецы неохотно подняли руки.

– Ну? Долго вас упрашивать? Капитаны подали друг другу руки. Последнее, что успел увидеть Кошкин, была ослепительно белая вспышка.

Очнувшись, штурман долго тряс головой. При падении он ударился затылком и в придачу набил шишку на лбу о переднее стекло шлема.

Придя в себя окончательно, он изумленно огляделся. Все осталось прежним: гладкая, залитая солнцем поверхность планеты, черное небо, таинственная скала-зеркало.

Не было только капитанов.

– Вот черт… – растерянно пробормотал Кошкин. – То сразу двое, то вдруг ни одного… – Он еще раз огляделся.

– Кошкин… – услышал он вдруг и чуть не упал от неожиданности. Голос был растерянным, робким, но Кошкин сразу узнал его, потому что это был голос Альвареца. – Кошкин, ты как, а?

– Н-нормально… А ты где?

– Н-не знаю… Вроде бы здесь…

– Где – здесь?

– Возле тебя.

Кошкин отчаянно завертел головой, насколько позволял скафандр.

– Не вертись, голова отвалится, – сказал Альварец. – Все равно не увидишь. Я и сам не знаю, есть я еще или меня больше нет.

– В к-каком с-смысле? – спросил штурман и почувствовал, что у него застучали зубы.

– В каком, в каком… – проворчал незримый Альварец. – В самом прямом. Это все ты. Миритесь, миритесь! Мог бы, кажется, и сам догадаться, что отражение – оно же должно быть из антивещества.

– Аннигиляция?! – ужаснулся штурман.

– А что же еще?

– П-погоди… А ты как же?

– Как же, как же… Нет меня, понял?! То есть я, конечно, есть, но нематериальный. То есть невещественный, понятно?

– А… а к-какой?…

– Какой, какой… Физику учить надо было. Еще в школе. Или, по крайней мере, в Школе Космогации не сачковать. Я теперь не из вещества, а из энергии. Энергетический сгусток, так сказать.

Кошкину стало нехорошо. Он сел на обломок валуна и глубоко задумался. Видимо, Альварецу стало его жаль, и он ободряюще сказал:

– Да не расстраивайся ты так. С кем не бывает… Когато, эрго сум, все в порядке.

– Что? – убито переспросил штурман.

– Это по-латыни. Мыслю – следовательно, существую. На базе что-нибудь придумаем.

– До базы еще добраться надо, – вздохнул Кошкин.

– Доберемся, – уверенно пообещал Альварец. – Что с компьютером? Кошкин рассказал.

– Н-да-а… Хотя… Слушай, – возбужденным голосом заговорил невидимый Альварец. – Плюс-минус бесконечность, говоришь? Это же… Ну-ка, – оборвал он сам себя. – Сможешь влезть на скалу?

Кошкин смерил взглядом высоту, пожал плечами.

– То же мне – Эверест, – сказал он. – Конечно, смогу. А зачем?

– Надо, надо… Посмотри, что за этими скалами, и сразу же назад. Понял? Только не становись против зеркала, потом хлопот не оберешься…

– Сам знаю… – буркнул Кошкин, поднялся и зашагал к скалам.

На вершину он забрался неожиданно легко. Присев на выступ и немного отдышавшись, Кошкин внимательно осмотрелся. Картина, открывшаяся его взору по ту сторону скал, была очень похожа на ту, которая осталась за спиной.

Отдохнув, штурман решил продолжить путь и, спустившись, рассмотреть все поближе. Но, спустившись вниз и пройдя несколько шагов, он вдруг услышал голос Альвареца:

– Ты почему вернулся?

– Куда? – Кошкин ничего не понял. – А ты откуда взялся?

– Как это – откуда? – в свою очередь удивился капитан. – Тебя жду. Я же сказал: разведай обстановку по ту сторону скал. Есть у меня идея… А ты до вершины долез – и вернулся. Трудно, что ли?

– Н-не трудно… Я не возвращался… Я дальше пошел… – Штурман замолчал, пытаясь осознать происходящее. Альварец, по-видимому, занимался тем же.

– Странно, странно… – сказал он. – Попробуй еще раз, а?

Кошкин попробовал еще раз. Результат остался прежним.

– Еще? – спросил штурман.

– Хватит, – ответил капитан. – Суду все ясно. То есть ничего не ясно. Той стороны нет вообще. Есть только эта. Плюс-минус бесконечность. Компьютер прав.

– В каком смысле? – Кошкин ничего не понимал.

– В смысле бесконечности. Похоже, мы с тобой залетели на край света. То-то здесь черт-те что творится. Торможение наше… Чуть в лепешку не разбились, и обо что? О пустоту. Скалы, имеющие только одну сторону… Зеркало это…

– А что? – тупо спросил Кошкин. – Что – зеркало?

– Конечно, это не зеркало, – задумчиво сказал Альварец. – Это какой-то естественный генератор материи… и антиматерии… И вещество планеты не реагирует ни с веществом, ни с антивеществом… Интересно, интересно… Эх, на Землю бы сейчас! – с досадой сказал он.

– Не выйдет, – угрюмо заявил Кошкин. – Даже на базу не выйдет. Плюс-минус бесконечность. Как тут курс рассчитаешь? Да и горючее… – Он махнул рукой.

– Н-да-а… Курс… Горючее… Курс, горючее… – забормотал невидимый, но мыслящий и, следовательно, существующий Альварец. Вдруг он вскрикнул. Кошкин испуганно подскочил.

– Ты что? – спросил он. Капитан не ответил.

– Капитан! – закричал Кошкин. – Ты где?

Альварец молчал. Кошкин в изнеможении опустился на камень.

Так он просидел довольно долго, безуспешно борясь с схватившим его оцепенением. Наконец поднялся и, взяв в руки брошенный аннигилятор, медленно повернул широкий раструб к груди.

– Ты что задумал? – раздался вдруг знакомый голос. Услышав его, Кошкин чуть не сошел с ума от радости.

– Что ж ты молчал? – закричал он.

– Я не молчал, – ответил Альварец. – Я летал.

– Как это? – Кошкин захлопал ресницами.

– Так. Без руля и без ветрил.

– Так не бывает, – сказал Кошкин.

– Бывает. Я же теперь невещественен, – пояснил капитан. – Я теперь сгусток энергии. Могу летать куда хочу. Без всякого курса и без всякого горючего, я сразу не сообразил. Ну, ничего. Теперь все будет в полном порядке. Улавливаешь мысль?

– Не-а, – честно ответил Кошкин.

– Сейчас уловишь, – бодро пообещал капитан. – Иди к зеркалу.

– Зачем? – Кошкин опешил.

– Затем, что ты сейчас отразишься, потом аннигилируешь со своим двойником, превратишься в сгусток энергии, и мы вместе полетим на базу. Понял?

– Понял, – штурман с готовностью кивнул.

– Что ж ты стоишь?

– Боюсь.

– Боишься? – рассердился Альварец. – А совесть у тебя есть? Как других в энергию превращать, так пожалуйста, а как самому, так «боюсь»!

Кошкин повернулся и на негнущихся ногах направился к зловещему зеркалу.

– Смелее, смелее, – подбадривал капитан. – Не так страшна аннигиляция, как ее малюют. Как только он выйдет, ты с ним сразу же поздоровайся. За руку.

Кошкин остановился в нескольких шагах от зеркала и с испуганным интересом заглянул в него. Увидев свою фигуру, свое бледное лицо за стеклом шлема, широко раскрытые глаза, он слабо усмехнулся.

Его двойник медленно вышел из полированной поверхности. Кошкин нахмурился, вздохнул и протянул двойнику руку.