Текст книги "Гоблин. Останься со мной"

Автор книги: Ким Суён

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Король вышел из дворца в простом белом одеянии, с распущенными волосами. Была уже поздняя ночь, и свет горел лишь в нескольких лавках. Было холодно, и на улицах люди грелись возле костров, рассыпавших веселые искры. Король брел по улице, точно сумасшедший, сжимая в руках платье королевы. Увидев его, люди расступались, прижимаясь к стенам и надеясь, что он просто пройдет мимо.

– Для кого теперь эти шелка? На чью руку мне теперь надевать это красивое кольцо? Для кого теперь эти шелка? На чью руку мне теперь надевать это красивое кольцо?.. – нараспев твердил король. Он сошел с ума от горя.

– Отдайте это кольцо мне.

Прохожие боялись и слово молвить, и лишь одна старуха, сидевшая в переулке, без тени страха обратилась к королю. Он остановился и взглянул на нее. Старуха, пронзительно посмотревшая на глупого короля, была не кто иная, как бабушка Самсин. Он бросил ей кольцо.

С кольцом было покончено, но оставалось еще шелковое платье. Зная, что хозяйку платья ему больше никогда не увидеть, он бросил его в костер. Пламя поглотило шелк и с новой силой устремилось вверх вместе с черным дымом. Постояв немного у огня, король повернул назад, во дворец. «У меня с самого начала ничего не было. Ничего и не осталось», – думал он.

Портрет – лишь иллюзия. Он – не она.

Королю было трудно сидеть, а голос его сочился унынием:

– Вот оно как… Никто никогда не любил меня. Ни народ, ни подданные, ни королева, ни даже я сам. Выходит… Я не снискал ничьей любви в этой жизни.

Служанка, подносившая лекарственный отвар, ничего не ответила, а только стояла рядом в глубоком поклоне. Король окончательно сошел с ума, рассудок уже не вернется к нему. Он потребовал служанку принести еще отвара. Того, что он выпил сейчас, было достаточно, чтобы убить его. Еще одна порция – и смерть неминуема. У служанки от страха тряслись руки.

За что ему цепляться, если за всю жизнь он ни от кого не получил любви, если и сам не сумел никого по-настоящему полюбить… Сколько ночей он провел, думая, что очнется тем весенним днем, когда его драгоценная королева любила его, но дурной сон все длился и длился. Реальность была безжалостна.

– Я знаю, что это за отвар. Покончим с этим раз и навсегда. Неси еще. Таков мой приказ.

Король принял решение сам расстаться с жизнью. Слезы текли из его глаз, и не было никого, кто прикрыл бы ему веки.

Глава 2
Слезы

Ынтхак лежала на кровати и время от времени стонала. Она спала, хотя этот сон больше напоминал обморок, и каждый раз, когда у нее дергались веки или из груди вырывался стон, тень под глазами Гоблина становилась глубже. Могло случиться непоправимое. Он беспрестанно думал об этом, и от горьких мыслей будто земля уходила из-под ног. Мучимый чувством вины, он стирал пот с ее лба.

Прошло немало времени, и вот наконец Ынтхак приоткрыла глаза.

– Вы… в порядке? – спросила она, чувствуя его руку у себя на лбу. Она обрадовалась, что первым, кого она увидела, очнувшись, был он – тот, кто оберегал ее.

Гоблин едва сдержал тяжелый вздох. Девушка бледна как полотно – и спрашивает, в порядке ли он?

– Это я должен у тебя спрашивать.

– Разве? Я думала, вы умираете.

– Прости, ты, должно быть, испугалась.

– Вы ведь тоже не знали, что так выйдет… что будет так больно. Ведь раньше никто не пытался вытащить этот меч.

Из-за резкой боли он оттолкнул Ынтхак, так что ее подкинуло высоко в воздух. Девушка отлетела в сторону дороги, по которой как раз ехал огромный грузовик, и через секунду он должен был врезаться в нее. Гоблин, собрав все силы, переместился к ней за спину и прикрыл своим телом, приняв удар на себя, и оба свалились на землю. Все произошло в мгновение ока. И удивление, и боль продлились для него всего секунду. А если бы он не спас ее? Она лишь слегка потянула за меч, но даже это было мучительно. Его лицо исказила гримаса боли и сожаления.

Ынтхак широко улыбнулась:

– А вы, оказывается, и в самом деле умеете летать! Правда, способ, которым вы решили это продемонстрировать, какой-то уж очень необычный.

Ынтхак давала ему понять, что он не должен чувствовать себя виноватым. Повинуясь ее желанию, Гоблин старался не показывать свои переживания.

– Нам надо подготовиться. Оказалось, что это не так-то просто.

– Да.

– Если честно, я так удивилась, что меч сдвинулся… Такое облегчение! Это ведь значит, что я ваша невеста! Здорово, правда?

Ынтхак разразилась радостным смехом. Гоблин попытался улыбнуться, но снова помрачнел. Несмотря на одиночество, она выросла сильной. Достойной невестой. Когда-то он надеялся, что она окажется обычным человеком, а не его невестой. Однако он не мог рассказать всей правды и просто молча смотрел на смеющуюся девушку.

Не получив ответа на свой вопрос, Ынтхак почувствовала себя неловко. Она-то надеялась, что он согласится с ней. Когда подтвердилось, что она его невеста, шел дождь. Ынтхак это хорошо помнила, поэтому заподозрила неладное.

– А вы… разве не рады?

– Рад, – ответил он со слабой улыбкой.

Только тогда ей стало немного спокойнее.

– Вот видите, я действительно ваша невеста! Это судьба.

Судьба. Теперь Ытнхак знала наверняка: ее судьба – быть невестой гоблина. Когда Ынтхак схватилась за меч, тот сдвинулся, ей точно это не померещилось. Вот и Гоблин говорит, что рад. Она еще несколько раз повторила это слово – «судьба».

И каждый раз на душе у Гоблина становилось все тяжелее.

Куда приведет их такая судьба? Неведение тревожило. Но реальность тревожила не меньше. Спасая Ынтхак, Гоблин устроил на дороге переполох: машины, спокойно стоявшие на парковке, разбросало в разные стороны. Это не было похоже на ураган, а видео с разлетающимися автомобилями уже разошлись по интернету.

Первым, кому на глаза попались эти видео, был Докхва. Он в недоумении почесал затылок: «Да-а, вот это я понимаю, уровень. И на меня еще жалуются, что я доставляю много проблем!»

Тут требовалась помощь корпорации «Чону Групп». Докхва немедленно позвонил секретарю Киму. Секретарь Ким мобилизовал сотрудников на удаление видео из Сети. Тем временем Мрачный Жнец стирал память свидетелям инцидента и тем, чьи машины оказались повреждены. Последним Докхва возместил ущерб от «шквального ветра», но позже никто из них не мог объяснить, откуда взялись эти деньги – точно с неба упали.

* * *

Ынтхак не пострадала, но удар был сильный, и сейчас у нее болели мышцы. Она сидела в своей комнате и наносила мазь на плечи, руки и ноги, как вдруг услышала, что внизу что-то разбилось. Спустившись по лестнице в гостиную, она увидела там Гоблина, лежавшего на полу без сознания. Мрачный Жнец был рядом и с безразличным лицом выметал осколки тарелки. Из-за Гоблина ему пришлось торчать на улице, а теперь вместо заслуженного отдыха он был вынужден еще и убирать за ним, поэтому особого сочувствия не испытывал.

– Что с ним? Он ведь не умер?

– Это от лекарства. Пусть спит.

– Он заболеет, если оставить его спать на полу…

Она надеялась, что Жнец отнесет Гоблина в его комнату, однако тот, недолго думая, исчез с тихим свистом. Ынтхак не смогла бы даже приподнять Гоблина, он был гораздо выше и тяжелее ее, поэтому ей не оставалось ничего другого, кроме как ждать, пока он проснется. Она сбегала за теплым одеялом. Затем собрала по всему дому свечи, расставила их вокруг Гоблина и зажгла, надеясь хотя бы немного его согреть. Укрыв Гоблина одеялом, она легла на пол возле него.

– Что случилось, почему вы выпили лекарство? Вам все еще больно?

Он крепко спал и не мог ей ответить. Она вглядывалась в его неподвижное лицо, освещенное нежным мерцанием свечей. Он был красив, ей хотелось сохранить в памяти и его улыбку, и выражение лица, когда он спит. Только бы выздоровел поскорее. Она бережно отодвинула волосы со лба Гоблина и прикоснулась к коже рукой. К счастью, жара не было.

– Вроде бы взрослый человек… А на полу валяется.

Взволнованный голос Ынтхак подействовал на него как первая капля дождя, внезапно упавшая на голову. Еще не до конца очнувшись, он произнес:

– Просто было больно…

– Вы проснулись?

– От тебя… пахнет лекарством.

– Это мазь. Вам плохо? Вы же говорили, что все в порядке.

– Я соврал, – ответил Гоблин, не открывая глаз. Его голос звучал глухо.

От такого незамысловатого признания Ынтхак прыснула со смеху:

– Почему я не удивлена? Выздоравливайте скорее.

Ынтхак погладила его по голове. Один раз, второй, а на третий он открыл глаза.

– Ты же даже не знаешь, почему мне больно.

– Почему?

– Моя первая любовь… причинила мне боль.

Рука девушки замерла. Уголки ее губ, растянувшиеся было в улыбке, недовольно сжались: она тут о нем заботится, а он, значит, тоскует по своей первой любви.

Гоблин внимательно наблюдал, как менялось лицо Ынтхак.

– Что, такая красивая была? Вы про нее даже в дневнике писали.

– Она очень красивая… Всегда.

– О, вижу, вы очень больны. Состояние критическое. Спите уже. Без разговорчиков.

Ынтхак не хотела показывать своего разочарования, поэтому решила замаскировать его грубым тоном. Только что она бережно гладила Гоблина по волосам, а теперь, поднимаясь, нарочно с силой надавила ему на плечи.

– Не уходи…

– И что? Продолжите рассказывать своей невесте, какой красивой была ваша первая любовь?

– Если присмотришься, поймешь. Не уходи, – сказал он, снова закрыв глаза.

Ынтхак надулась, но промолчала. Она снова легла рядом и положила ладони под голову. Может, она и не первая его любовь, но уж точно его первая и последняя невеста. Он имел наглость рассказывать ей о своей возлюбленной, но он же заставлял ее сердце трепетать, даже когда просто лежал рядом с закрытыми глазами. И он казался таким печальным. Поэтому она побудет с ним рядом еще немного.

Ынтхак пыталась не думать о возлюбленной Гоблина, но получалось плохо. Перед глазами то и дело вставали слова, торопливо записанные на полях: «Она была моей первой любовью». Ей казалось, что станет легче, если она прочтет ту запись целиком. Впрочем, не исключено, что это только больше огорчит ее.

Не в силах сидеть спокойно, она переписала страницу из дневника Гоблина себе в тетрадь и положила ее перед Докхва. Он ведь хвастался, что выучил свою первую тысячу иероглифов еще в три года. Верить ему, конечно же, было нельзя, но она готова схватиться за любую соломинку.

– Что это?

– Это мое тайное расследование. Хочу разузнать все о первой любви твоего дяди. Только, чур, секрет!

– Да что ж ты раньше молчала!

Докхва внимательно рассматривал страницу, полностью покрытую иероглифами и комментариями к ним. Он читал медленно, от иероглифа к иероглифу, и вдруг его глаза задержались на одном из них.

– Этот означает «слышать». На всякий случай, а то вдруг вы не знаете, – пояснила девушка.

«Было время, когда я думал, что эта жизнь – моя награда, но в конце концов она оказалась моим наказанием.

Я помню все их смерти.

А Бог по-прежнему глух к моим просьбам».

– Бог по-прежнему глух к моим просьбам…

Губы Докхва слегка скривились, он сжал тетрадь в руке. Заметив это, Ынтхак буравила Докхва взглядом, ожидая объяснений.

– Это любовное письмо.

– Любовное письмо?

– Ага. Трагическое признание в любви.

У девушки ком стал в горле, она закусила губу. В хитром взгляде Докхва горели искорки. Глядя в тетрадку, но куда-то между строк, он начал декламировать:

– Через сотню лет, в один прекрасный день…

Не желая слушать дальше, Ынтхак захлопнула тетрадку. Что ж, очень даже может быть. Она уже не раз думала о том, что за девятьсот лет он вполне мог встретить женщину, которую не в силах забыть. И все же теперь, когда она убедилась, что он посвятил этой женщине целое письмо, настроение у нее испортилось окончательно.

Оставив Ынтхак пыхтеть от негодования, Докхва направился в дом Гоблина. У него было поручение – вернуть свиток, который Гоблин оставил мэтру Ю, собираясь уйти в небытие. Юноша уже несколько раз собирался это сделать, но все как-то не складывалось.

До недавнего времени Докхва и не знал, что2 в этом свитке, которым Гоблин так дорожил. Там была изображена женщина. Докхва она показалась благородной и красивой, но он не видел в портрете ничего такого, что могло бы тронуть до слез. Однако когда они вместе с Мрачным Жнецом тайком развернули свиток, у Жнеца из глаз вдруг потекли слезы. Возвращая свиток Гоблину, Докхва рассказал о том, что произошло.

– Он заплакал?

В голосе Гоблина слышалось недоумение, он был неприятно удивлен этим странным известием. Отчего бы ни плакал Жнец, настроение у него испортилось. Сжимая в руке свиток, он тут же пошел в комнату к Жнецу.

– Докхва сказал, что ты плакал. Даже я не плакал. Тебе-то с чего?

Мало того, что Гоблин ни с того ни с сего ворвался к нему комнату, так еще и сразу с порога стал задавать вопросы. Жнец мрачно покосился на Докхва, стоявшего в коридоре. Все ему выложил, значит. Жнец и сам был в полном замешательстве. Слезы потекли из его глаз, когда он увидел Санни, то же самое случилось, когда он увидел портрет. Он даже подумал, не заболел ли какой-то странной болезнью. А может, ему поухаживать за другой девушкой? Может, так получится забыть о Санни? Между ним и Санни явно была какая-то связь.

– Я и сам не знаю, что это было. Уже столько раз думал об этом. Похоже на синдром Стендаля…[1]1
  Психосоматическая реакция, вызываемая острым эмоциональным переживанием. Характеризуется приступами головокружения, учащенным сердцебиением и галлюцинациями. – Прим. ред.


[Закрыть] Сильно сдавило грудь, эмоции захлестнули. Кстати, кто она, эта девушка на картине?

– Зачем тебе это знать? – нарочито холодно бросил Гоблин.

Жнеца не покидало смутное ощущение, что он вот-вот вспомнит, кто она.

– Да просто… Показалось, что я ее уже где-то видел… – сказал он.

«Видел?!» У Гоблина глаза на лоб полезли.

– Не знаю уж, кого ты там видел, но, вообще-то, она моя сестра.

Докхва и Жнец удивленно уставились на него: они впервые слышали, что у Гоблина была семья. Казалось, он всегда был один, свалился откуда-то с неба, и на тебе – сестра. Хотя, если подумать, когда-то ведь и он был человеком и у него вполне могла быть семья.

– Ты действительно считаешь, что видел ее? Где это было?

– Точно не помню… Она могла быть одной из тех, кого я провожал в иной мир, но я не уверен.

– Она переродилась? Когда?

– Говорю же, это не точно. Просто предположение. Сколько душ я проводил в последний путь за сотни лет, а всех помню. Но тут… У меня нет воспоминаний – только ощущения… Просто вдруг стало невыносимо грустно… Даже сердце заболело.

От одной лишь попытки что-то вспомнить у него защемило сердце.

Жнец еще долго подыскивал правильные слова, чтобы описать свое состояние, но Гоблин уже погрузился в свои мысли и не слушал его. Он не сумел защитить свою сестру. Это одна из его неизлечимых ран.

Обстановка нагнеталась, и Докхва подал голос:

– Слушайте, я знаю! Кажется, я понял! А может, Мрачный Жнец – реинкарнация вашей сестры? Попробуйте сказать «братец».

Мужчины смерили Докхва недобрым взглядом.

Гоблин был разочарован. Надежда найти сестру, едва зародившись, рассыпалась в прах. Они с Докхва ушли, а Жнец остался стоять напротив зеркала. Вот оно как, сестра Гоблина. Ему стало не по себе. Она одна из душ, которых он провожал в загробный мир, или же он знал ее в прошлой жизни? Было странно думать о том, что она может быть связана с его прошлой жизнью. Его воспоминания были полностью стерты. Он помнил себя только с того момента, как стал Мрачным Жнецом.

Недавно он услышал от подчиненного такую историю: один жнец должен был забрать душу покойной, но к нему внезапно вернулись все его воспоминания. Он вспомнил, что эта душа в прошлой жизни была его женой, и сбежал вместе с ней. Жнецами становились те, кто в прошлой жизни совершил страшный грех. Но о своем грехе, как и о прошлой жизни, Мрачный Жнец ничего не помнил.

«Как же тому жнецу удалось вспомнить свою прошлую жизнь?» – задумался вдруг он. Если воспоминания возвращаются, значит, так оно и должно быть, если же нет – такова воля богов. Ему стало ужасно любопытно, с какой целью боги возвращают утраченные воспоминания. Мрачному Жнецу, как и большинству его коллег, наверное, не суждено вспомнить прошлое. Пройдет время, и сомнения вытеснят из его памяти эту девушку и ее портрет.

* * *

Солнце уже начало свой путь к горизонту, небо затянула прозрачная дымка. Переодевшись в удобную домашнюю одежду, Гоблин позвал Жнеца, только что вернувшегося с работы, они вместе сели на террасе и открыли по баночке пива. Сегодня Жнец провожал в последний путь ребенка, еще не испорченного этим миром, и от этого чувствовал себя особенно уставшим. Его тяготили такие непростые задачи, но, увы, приходилось терпеть, ведь таков был путь к искуплению страшного греха, который он совершил в прошлой жизни.

– Как хорошо бывает выпить днем. Особенно когда работа закончена, – пробурчал себе под нос Жнец.

Гоблин пристально посмотрел на него:

– Назови меня братцем.

– Жить надоело?

– Похож. И кожа такая же светлая, как у нее.

Гоблин явно издевался. Смерив его взглядом, Жнец сжал в руке банку из-под пива. Она тут же превратилась в ледышку. Не обращая внимания на его гнев, Гоблин перевел взгляд куда-то в сторону.

– «Уйти в Ничто»… Что это вообще значит, интересно? Что превратишься в пыль, растворишься в ветре или дожде? Прах развеется по миру?

– Главное, чтобы вместо Ничто не получилось Нечто.

Жнец расхохотался над этой неожиданной попыткой пошутить, отчасти потому, что уже немного захмелел.

– Да что ты переживаешь? Ынтхак ведь все равно не может дотронуться до меча.

– Теперь – может. Она даже сдвинула его с места. Она и правда моя невеста. Было очень больно. Я еще никогда такой боли не чувствовал.

Голос Гоблина снова стал печальным. Узнай об этом Ынтхак, она бы очень обрадовалась, но у Гоблина на душе скребли кошки. Жнец удивленно смотрел на него, а затем, будто вспомнив что-то, спросил:

– А ты сказал ей, что уйдешь в Ничто, если она вытащит меч?

– Пока нет. Сперва не было необходимости, потом я упустил нужный момент, а в итоге вышло так, что я уже не могу этого сделать. Нельзя же просто попросить, чтобы она убила меня собственными руками.

– И что же делать? Меч ведь сдвинулся.

– Я планирую скрывать от нее правду.

– Как долго?

– Не знаю… Лет восемьдесят?

Жнец сразу понял, к чему клонит Гоблин, и зажмурился.

– Человеческая жизнь. Максимальный срок, который Ынтхак может прожить.

Рука Гоблина, крепко сжимавшая банку, бессильно разжалась. Он не был уверен, что все получится, как ему хотелось. Он мог бы еще восемьдесят лет оставаться здесь, а потом, когда Ынтхак проживет отведенный ей век, уйти в Ничто. Это было бы хорошим завершением жизни.

– Я тебе вот что скажу, так, на всякий. Ни в коем случае не говори ей всей правды. Любовь? Проделки гормонов. Восемьдесят лет? Это ты так придумал, а может, года через два она влюбится в кого-нибудь еще. Это не редкость.

Взгляд Гоблина заметался. Теперь у него появился еще один повод для беспокойства. Время для людей и гоблинов течет по-разному, так что, возможно, и любовь у них разной глубины.

Жнец нахмурился, сообразив, что попал в затруднительное положение. Желая развеселить Гоблина, он навел его на мысли еще более тягостные.

– И все-таки почему меч вдруг сдвинулся? Ведь поначалу она даже коснуться его не могла. Что-то изменилось?

– Хм… Что могло измениться?.. А! Может, она меня полюбила? Точно! Но с каких пор?.. Эх, хоть бы сказала тогда, а то ведь ничего не понятно!

Настоящая любовь… Ему вспомнились слова Ынтхак, сказанные после их поцелуя: «Придется пойти и на это».

Уголки губ Гоблина незаметно потянулись вверх, и, заметив это, Жнец беззвучно цокнул языком. От тоски к радости Гоблин переходил за считаные секунды. Жнец с жалостью смотрел на него, ведущего разговор с самим собой, как вдруг дверь открылась и из нее выглянула Ынтхак.

Ынтхак была в верхней одежде. Не глядя на Гоблина, она сообщила Мрачному Жнецу, что уходит. Гоблин, конечно, об этом не догадывался, но Ынтхак все еще дулась: уж очень задел ее разговор о его первой любви. На вопрос Гоблина, куда она собралась на ночь глядя, Ынтхак, по-прежнему обращаясь к Жнецу, ответила, что идет в библиотеку, и хлопнула дверью. Гоблин в недоумении уставился на резко закрывшуюся дверь.

– Пожалуй, два года – это даже много. Год и два месяца?

Ему нечего было на это ответить, поэтому он только смерил Жнеца взглядом и пошел следом за девушкой.

До библиотеки они шли вместе, вороша ногами опавшие листья. Ынтхак бурчала, мол, увязался тут, но настроение ее улучшилось. «Кем бы ни была та его возлюбленная, сейчас рядом с ним я», – думала она.

– Кстати, насчет меча… Почему он вдруг сдвинулся? Раньше я даже коснуться его не могла.

Гоблин и сам хотел об этом поговорить. Он взглянул на Ынтхак, которая явно сгорала от любопытства.

– Ты… ничего не хочешь мне сказать?

– Да нет.

– И все-таки что-то есть.

– А, это…. Ну да, пожалуй.

– По тебе же сразу все видно. Не стесняйся, скажи. Ты же знаешь, что бы ты ни рассказала, я все приму без осуждения.

Не понимая, что именно он хочет от нее услышать, Ынтхак замялась.

– Вот у вас денег, конечно, куры не клюют… Но разве хорошо, что вы все время дома сидите?

– Ты точно об этом хотела поговорить?

– Нет, ну правда, надо же куда-то ходить, что-то делать, а то и зачахнуть можно. Вы ведь в эпоху Корё служили государю, так?

Гоблин опешил от такого заявления. Вот уж непредсказуемая девчонка! Конечно, отчасти она права, никакого конкретного занятия у него нет, но обвинить его в безделии? И кому приятно такое услышать? К тому же он был разочарован: он ждал от нее совсем других слов. Она и правда именно это хотела сказать? Он недовольно сжал губы. Когда-то он пытался работать, но из этой затеи толком ничего не вышло.

– У меня, между прочим, была работа, – ответил он уклончиво, чтобы Ынтхак не догадалась о том, что с работой у него не складывалось.

Но Ынтхак уже поняла, что карьера у него была какая-то сомнительная.

– А, так вот почему вы дома сидите! Не хватает вам чего-то.

– Чего это, интересно? О чем ты вообще?!

– Да ясное дело чего – мозгов. На Докхва посмотрите, у него явно с этим проблемы.

Гоблин аж задохнулся от возмущения. Как же обидно, что она о нем такого мнения. К тому же он так и не дождался от нее того, что рассчитывал услышать, и совсем впал в уныние.

– Нет, ну это неслыханно! Впервые мне такое говорят. Впервые!

– Правда? Первая любовь решила вас не расстраивать?

Первая любовь. Услышав это, разозлившийся было Гоблин прыснул со смеху:

– Так ты что, ревнуешь?

У него тут же поднялось настроение, точно защекотало что-то внутри. Только что он сердился, а тут ехидно захихикал.

Зато теперь рассердилась Ынтхак, глядя на ухмыляющегося Гоблина.

– Что? Я? С чего бы? Я даже не знаю, когда она жила. Когда это хоть было? Корё? Чосон? Начальный период или поздний? Наверняка красавицей была. Вот только с первой любовью никогда не складывается, знаете ли.

Ынтхак злилась на Гоблина, вымещая свое раздражение. Она ревновала к его первой возлюбленной, хотя ничего о ней не знала. Как бы девушка ни пыталась скрыть эти чувства, он видел их как на ладони. Она искренне любила его, и, осознав это, он совсем развеселился. Удивительное дело: чем больше она злилась, тем лучше становилось у него на душе. Спрятав руки в карманы пальто, он с широкой улыбкой смотрел на кипящую от возмущения Ынтхак.

– Идите! Не ждите меня, я буду поздно!

Раздраженно дернув плечом, Ынтхак быстро зашагала к библиотеке. Гоблин улыбался: как мило она ревнует, а Ынтхак, похоже, была смущена. Оставшись один, он снова почувствовал в груди щемящее чувство – радость оказалась недолговечной.

– Почему это с первой любовью ничего не складывается? Кто сказал?

На холодном воздухе голос Гоблина, подхваченный ветром, прозвучал звонко и отчетливо. Ынтхак давно ушла, а он еще долго стоял на том же месте, глядя в пустоту.