Текст книги "Не верь глазам своим"
Автор книги: Кейт Уайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Примечательного касательно убийства, – уточнила я нейтральным тоном, не обращая внимания на его язвительность. – Ты видел стычку между Моной и Кики Бодден?
– Нет, пропустил.
– А Кимберли часто попадалась тебе на глаза?
– Один раз. Она брала выпивку в баре, стояла там в шортах. Такую задницу за милю видать.
– Она не подходила к Моне?
– Не знаю.
– Ты не заметил, как Мона ушла с вечеринки? Вроде как через задний ход.
– Тоже упустил момент.
Вот вредина. Будто специально не хочет мне помогать. Нет смысла задавать вопросы.
– Ладно, и вот еще, – сказала я. – Не хочешь обсудить наши статьи, чтобы избежать совпадений?
– Откуда им возникнуть? – подозрительно спросил он. – Мой очерк о жизни и карьере Моны. Там ни слова об убийстве.
– Ну, мы только… Впрочем, не важно. Если будут какие проблемы, Нэш позаботится об этом при редактировании.
– Точно, – выдал Райан и вернулся к работе. Он и раньше не проявлял ко мне симпатии, но теперь был просто крайне нелюбезен.
Я вернулась к столу и стала собираться домой. Пока рано делать первые наброски. Буду надеяться, завтра мне повезет больше, и я начну писать статью. Я забросила ноутбук и тетрадь в большую сумку и потянулась за папкой со списком приглашенных.
Папка пропала. Я поискала среди разбросанных журналов, старой почты и прочих листов. Нигде нет.
Кто-то забрал ее.
7
Я треснула себя ладонью по лбу. Выражаясь словами покойной Моны Ходжес, непростительно тупо было оставить папку со списком приглашенных на столе. Надо было думать головой, как журналистке и сотруднице «Базза», который нанимает таких проныр, что они даже знают, когда у тебя менструация. Самое ужасное – мне придется просить у Нэша копию.
Непонятно, кому мог понадобиться список? Из любопытства? Соперничества? О Моне пишем только мы с Райаном – если не считать заметки о вечеринке, – так что вряд ли за моими вещами кто-то здесь охотится. Что касается Райана, то он в последнее время так резок. Неужели это он взял папку, чтобы выяснить, чем я занимаюсь?
Пытаясь скрыть подозрение, я осторожно посмотрела на Райана. Он пялился в монитор со злостной гримасой, словно брокер, которому не нравятся котировки акций. Через пару секунд я заметила, что он косится на меня уголком глаза.
Я продолжила собираться домой и бросила взгляд в сторону кабинета Нэша. Ли разговаривала по телефону. Если повезет, у нее найдется копия списка, который я выпрошу без ведома Нэша. Я подошла к ее столу с перекинутой через плечо сумкой.
– О, Бейли, – произнесла она, повесив трубку. – Хорошо, что ты еще не ушла. Тут Нэш звонил. Он задержался в кабинете Дикера, просит отложить разговор с тобой.
– Он сказал, когда сможет уделить мне время?
– Видимо, завтра. Сейчас у него очень много дел. Ему приходится не только возглавлять журнал, но и улаживать вопросы с Дикером и полицией.
С великолепной учтивостью я сказала, что все прекрасно понимаю. Ли должна пожалеть меня и помочь выбраться из неловкого положения. Я придумала изощренное объяснение: мне необходима еще одна копия списка приглашенных, поскольку на мой лист пролился кофе, и он весь вымок.
Ли и глазом не моргнула. Сразу встала, зашла в кабинет Нэша и вернулась с ранее сделанным ксероксом, который тотчас размножила. В ожидании я бросила взгляд в сторону «чрева». На меня в упор смотрел Райан.
В общем, даже хорошо, что у Нэша не нашлось для меня времени. За последние сутки я вымоталась духовно и физически. Поблагодарила Ли за помощь и направилась отсюда подальше. Совсем недавно весь этаж шумел от бурной деятельности, а теперь все резко стихло. Видимо, сотрудники решили не задерживаться на работе допоздна, опасаясь за свою жизнь.
Когда я приехала домой, квартира напоминала машину, оставленную печься под солнцем на стоянке торгового пассажа. Пришлось врубить кондиционер на полную мощность. Когда я завешивала Уторки, любуясь закатом, раздался стук в дверь. Наверное, Лэндон услышал, как я вернулась. Выглянула через глазок – точно он.
– Бедняжка, – произнес он, когда я распахнула дверь. – Я умираю от любопытства. Ты голодна?
– Да, – ответила я. – Но так устала, что не в состоянии сполоснуть петрушку.
– А я собираюсь жарить бифштекс. Не откажешься от плотненького сочного ужина?
– С удовольствием. Я так давно не готовила ничего подобного, что скоро забуду, как это делается.
Я попросила полчаса, чтобы принять душ и переодеться. Закрыв дверь, сразу пожалела, что согласилась. Тело стонало и просилось на кушетку. К тому же надо пересмотреть сделанные за день заметки. С другой стороны, общение с Лэндоном пойдет на пользу, и не только от того, что он великолепно готовит и держит чудный винный бар – после часа беседы прояснится голова, и я смогу вернуться к работе со свежим взглядом.
Я завязала знакомство с Лэндоном вскоре после развода. У меня есть хорошие подруги, которые предлагали плечо, чтобы поплакаться, но мне неловко было им жаловаться. Они и так проявили участие: слушали, как я схожу с ума по тому мужчине, приехали в День труда на мою свадьбу на Кейп-Код, подарили мне столовые приборы от Тиффани. А мой брак распался, сгорев, как спичка. Разумеется, тогда я не знала, что мой муж – азартный игрок, который делает ставки на все, что угодно, включая петушиные бои. Как же это глупо. Представляю, как все говорили у меня за спиной: «Неужели Бейли не видела, за кого выходит замуж?», «Что она, слепая? », «Какой из нее журналист? » Вдобавок ко всему многие подружки стали обзаводиться детьми, и мне совсем не хотелось слышать о родовых схватках и боли в сосках от кормления грудью.
Лэндон как-то пригласил меня выпить и стал хорошим приятелем.
Я сняла одежду, приняла душ, надела шорты и футболку. Перед тем как выйти, достала из сумки записи – результат расспросов – и положила их на сосновый столик в зале. Пусть дожидаются моего возвращения.
– Давай рассказывай! – выпалил Лэндон, как только мы расселись на балконе. За нашими спинами на решетке шипел и трещал бифштекс. На моем друге тоже были шорты в полоску и спортивная темно-синяя рубашка с короткими рукавами. Он самый ухоженный гей на свете, а сегодня, с загаром цвета грецкого ореха и коротко подстриженными седыми волосами, он напоминал Ральфа Лорена. – Я знаю, что твоя начальница была стервой, но заслужила ли она смерти?
– Похоже, убийство совершено в порыве ярости. Наверное, Мона вступила с кем-то в горячий спор, и эмоции вышли из-под контроля. Собеседник разозлился или огорчился и ударил ее по голове.
– Почти любой житель Манхэттена хотел ее придушить. У тебя есть конкретные догадки, кто это?
– О, ее наглость распространилась и за пределы острова.
Я рассказала ему о Робби, объяснив, что все улики указывают на него.
– Думаешь, это действительно он натворил? – крикнул через плечо Лэндон, переворачивая бифштекс длинными серебряными щипцами.
– Боже, надеюсь, что нет. Я не такой уж близкий друг Робби, но мы хорошие приятели, и он всегда казался мне славным малым. С подобными преступлениями, однако, так и бывает. Их совершают люди, которых в жизни не заподозришь. С больными на голову карьеристами и психопатами все ясно: приходит время, и они убивают. В девять лет они поджигают соседскую кошку и с тех пор неумолимо движутся к насилию с фатальным исходом. Однако в нашем случае не исключено, что убийца – положительный персонаж. Трагедия произошла из-за неудачного стечения обстоятельств. Знаешь, когда я узнала, что бывший муж украл мои драгоценности, я была готова сбросить его с балкона. Как знать, стоял бы он рядом в тот момент, удержалась бы я или нет?
– Я бы дал в суде показания, что он спрыгнул сам, – сказал Лэндон. – Пойду принесу тарелки для мяса.
Взяв бокал каберне, я поднялась и подошла к перилам балкона. Совсем недавно закат словно сошел с картины Тернера: желтые и оранжевые языки переплетались по всему небу. А теперь синий воевал с черным. Я окинула глазами небосвод и водонапорные башни, покрытые гонтом, затем глянула вниз во двор с высоты четырнадцати этажей.
– Прикинь, какой величины осталось бы пятно от твоего бывшего мужа, – сказал Лэндон, появившись в дверях с белой фарфоровой тарелкой.
– Представляю. Я когда-нибудь рассказывала тебе историю о моем брате и девочках на качелях?
– Нет, но звучит романтично.
Когда умер отец, мы с Камероном поехали погостить неделю у тети. Видимо, мама решила, что нам надо сменить обстановку, но мы чувствовали себя там совершенно брошенными. К тому же наш младший брат остался дома. Тетя жила в шикарной высотке – этажей двадцать. Каждый день Камерон смотрел вниз на детскую площадку в парке. Я спросила, что там интересного, и он ответил, что две девочки в красных комбинезонах сидят на противоположных концах качелей и никогда с них не слезают. Я вгляделась и поняла, что там нет никаких девочек: Камерон принял за них красные круги, нарисованные на сиденьях.
– Моя сестра называет это явление оптической путаницей.
Я улыбнулась: подходящий термин, ничего не скажешь.
– У меня не хватило духа сказать ему, что там нет девочек, – продолжила я. – Надеюсь, этот вопрос терзал его не так уж долго.
Мы ели бифштекс с салатом из руколы и пармезана и разговаривали на разные темы: о предстоящем Лэндону отдыхе в Нантакете, о вестибюле, который он проектирует для маленького отеля во Флориде, о парике нашего общего друга, в котором его голова выглядит так, будто покрыта дерном.
– Кстати, раз уж речь зашла о мужчинах, как твоя личная жизнь? – спросил Лэндон.
– Так себе. Трудно найти то, что я ищу.
– А что ты ищешь?
Я надеялась на летнее романтическое увлечение. Еще в мае представляла себя с мужчиной, который приехал в Манхэттен только на лето, – скажем, с палеонтологом, читающим лекции в Музее естественной истории. У нас страстная любовь на протяжении трех месяцев, а затем он возвращается в Лондонский университет, или откуда там берутся палеонтологи.
– То есть отношения ради секса?
– Не совсем. Мне нужно и поговорить. Я же женщина, а значит, генетически расположена к болтовне. Рано или поздно возникает желание пообщаться.
– А если бы ты влюбилась?
– Исключено. Убеждая Джека, что не созрела для клятв преданности до гроба, я не шутила.
– Тебе не кажется, что на самом деле ты уже созрела, просто Джек – не тот, кто тебе нужен?
– О, не говори так. У меня душа болит от подобной мысли. К тому же это спорный вопрос. Да и в любом случае я никого не встретила. Нынешним летом острая нехватка приличных мужчин.
– Может, они все уехали за границу в качестве приглашенных профессоров? Как поживает сильный пол у тебя на работе?
– Никак. Есть там пара натуралов, но я не могу представить себя рядом с человеком, который следит за тем, какие туфли надела Камерон Диас на вручение «Оскара». Может, дело в возрасте? Знаешь, я тут шла по парку Вашингтон-сквер, и меня пытался подцепить мужчина с поясной сумкой для денег. Только не говори мне, что это чистая случайность и не имеет никакого отношения к факту, что мне уже за тридцать и судьба не может предложить мне ничего более.
Лэндон рассмеялся.
– Неужели поясная сумка так ужасна? – спросил он. – Считай, что это был любитель игр на свежем воздухе, который обожает крутить педали велосипеда вверх по склону. Если б на твоем пути встретился денежный мешок, я бы забеспокоился.
Он с трудом поднялся сходить за кофе, а когда вернулся, разговор опять коснулся Моны:
– Если убийца не Робби, тогда кто?
– Ну, маловероятно, что человек просто зашел с улицы и совершил преступление. Прошлым вечером было слишком много охраны. Значит, это один из сотрудников «Базза», задержавшийся на работе, или кто-то из приглашенных с вечеринки.
– Собираешься поиграть в детектива и разгадать загадку?
– Мне, конечно, хочется знать, кто это сделал, – призналась я, – но моя основная задача на данный момент – написать статью и не проморгать, если всплывет что-то новое.
Лэндон предложил мне бокал вина. Я совсем расслабилась и почти соблазнилась кусочком пирога, оставшегося с прошлого званого вечера. И все же отказалась, вспомнив, что меня ждет работа. Я обняла Лэндона, пожелала ему спокойной ночи и вернулась к себе.
Записи лежали на столе, маня меня к себе. Я проглотила две таблетки эдвила, схватила пару карандашей и пустую тетрадь, куда запишу вопросы и скопившиеся реплики по теме. Есть нечто в сочетании тетради и остро заточенного карандаша номер два, что заставляет включиться мой мозг и увидеть ситуацию под новым углом.
Прежде чем коснуться грифелем бумаги, я перечитала все записанное за день, обвела интересные моменты здесь и там, например, мысль Лайлы Паркер: «Да как ты смеешь?», и соответствующие факты о Кимберли и Кики. Затем я открыла тетрадь и настрочила последовательность вчерашних событий с точным указанием времени.
7.00 – Мона идет в туалет и пропускает звонок Мэри Кей.
7.05 (или около того) – Мона покидает кабинет. Идет с Эмми до лестницы. Прощается с ней и направляется в кабинет Дикера. Эмми говорит Карлу, чтобы он шел на вечеринку без Моны.
7.05 – Мне звонит Робби.
7.15 (или около того) – Мона спускается на вечеринку, где ее подстерегает Кики.
7.30 – Шустрик покидает редакцию «Базза».
Около 7.45 – Мона уходит с вечеринки в «Треке» и направляется к себе в кабинет. Это видит Тревис.
7.50 – Я выхожу из дома.
7.55 – Робби приезжает в «Базз», его встречает Харрисон.
8.02 – Робби покидает редакцию.
8.20 – Прихожу в «Базз» я.
8.28 – Слышу стоны, нахожу Катю и Мону.
Завтра надо будет расширить этот план, опросив как можно больше людей, включая Мэри Кей и Тома Дикера, хотя с Дикером придется быть осторожной. Судя по всему, Мона провела в его кабинете всего пару минут («Его не оказалось на месте?» – подписала я), спустилась вниз, зашла на вечеринку ровно настолько, чтобы ее обругала промоутер Евы, и вернулась к себе впритык к звонку. Состоялся ли разговор по телефону? Или на нее уже напали, когда он зазвонил? Наверное, полиции это уже известно, ведь они отслеживают звонки. А я не узнаю, пока не поговорю с Мэри Кей. Потом можно будет установить более точное время смерти.
Из головы не выходила фраза, которую Мэри Кей сказала Эмми: «Передай Моне, чтобы она была в своем кабинете без четверти восемь». Звучит так, будто Мэри стыковала ее с другим человеком.
Я также надеялась, что завтра мне дадут номер Кати. Вряд ли она добавит что-то новое к сказанному, однако есть все-таки шанс, что без боли и головокружения ее разум прояснится и она что-нибудь вспомнит.
Я отложила карандаш и откинулась на спинку кресла: решила напрячь воображение и представить Робби в качестве убийцы. По его же словам, он приехал в «Базз», когда Мона, вероятно, вернулась в кабинет. Увидел, что у нее горит свет, и пошел высказать ей все, что думает, поскольку терять ему нечего. Мона опять начала его оскорблять. Переполняемый негодованием, он ударил ее по голове пресс-папье.
Это первое, что приходит на ум, хотя не исключено, что Робби не имеет к убийству никакого отношения. В конце концов, он не единственный в «Баззе», кто ненавидел Мону. Прошлым вечером там мог ошиваться кто-нибудь еще, кого не заметила Эмми, чей кабинет находится в дальнем конце этажа. Нельзя забывать и о приглашенных. Насколько мне уже известно, Мону презирала Кимберли Ченс, и на нее сильно разозлилась промоутер Евы Андерсон. Возможно, одна из них увидела, как Мона уходит, и прокралась следом.
Надо поговорить с Робби, спросить, как у него Дела. Хотя он меня сегодня подставил, и, видимо, лучше пока держаться от него на расстоянии. Не хочется новых проблем с полицией.
Вскоре накатила волна усталости, и я собрала воедино последний запас энергии, чтобы сделать пару записей в тетради. Потом легла в постель и спала беспокойно, несколько раз вставала выключить кондиционер, гудение которого сводило меня с ума, а потом врубала его снова, ведь становилось чертовски жарко. Можно было просто оставить окно открытым, но с точки зрения безопасности этого лучше не делать. Моя спальня, как и гостиная, выходит на широкий балкон, прилегающий к крыше, куда можно забраться по лестнице.
К счастью, я все-таки поспала. После развода два года прострадала от бессонницы и только недавно начала спать спокойно.
На следующий день я появилась в редакции «Базза» ближе к двенадцати. Когда я с трудом вылезла из кровати, обнаружила на сотовом сообщение от знакомого полицейского. Он согласился встретиться со мной и выпить кофе в Верхнем Ист-Сайде. Поездка туда и обратно отняла у меня два часа, выяснилось только, что у полиции нет никаких улик против Робби, несмотря на все подозрения. Отпечатки его пальцев нашли на дверной ручке в кабинет Моны, что неудивительно – он заходил к ней днем, когда его уволили.
«Базз» погрузился в бурную деятельность, и казалось, жизнь снова шла своим чередом. Вряд ли сотрудники забыли о смерти Моны, но им надо готовить очередной номер, а для этого необходимо побегать. Ведь Америка, затаив дыхание, ждет новостей о знаменитостях: сплетен, разрывов, мерзких деталей и, конечно, умопомрачительных откровений.
Сев за стол, я заметила записку от Ли с номером Кати. Прекрасно. Помощница оставила его на обозрение всем окружающим, включая того, кто вчера украл список приглашенных.
Я не стала распылять энергию на раздражение. Быстро проверив голосовую почту, сразу набрала номер, начинавшийся с местного кода, – Бруклин или Куинс. Трубку взял мужчина лет тридцати – сорока, с акцентом, как у Кати. Я представилась и сказала, что звоню из «Базза».
– А зачем вам нужна Катя? – осторожно спросил он.
– Мне необходимо узнать некоторые подробности об инциденте во вторник вечером – для журнала и корпорации.
Надеюсь, это прозвучало достаточно официально, иначе он меня завернет.
Последовала долгая пауза, затем он представился Андреем, ее братом.
– Катя неважно себя чувствует, – добавил он.
– Мне очень жаль это слышать, – ответила я. – Но мне срочно надо поговорить с ней. Обещаю, это не займет много времени. Просто хочу убедиться, что она в порядке, и расспросить о нападении на Мону Ходжес.
Боже, я говорила как помесь бюрократа с гробовщиком, но он поверил. Сказал, что Катя сможет встретиться со мной в семь вечера, и дал адрес на Брайтон-Корт, который находится через один квартал на восток от Брайтуотер-Бич-авеню.
– Брайтон-Бич, – повторил он. – Знаете, Маленькая Одесса.
– Конечно, – ответила я, хотя в этом районе бывала только в Бруклин-Хайтс.
Повесив трубку, я решила проконсультироваться у Лео, который жил в Бруклине и мог рассказать, как лучше добраться до Маленькой Одессы.
– Во сколько тебе надо там быть? – спросил он.
– В семь.
– Движение на автостраде Бронкс – Куинс в час пик такое, что лучше не соваться. Верь или нет, но туда и обратно лучше добираться на метро.
– А там не безопасно ходить по улицам?
– Ну, это не Челси, но тебя никто не тронет – покуда ты ничем не обидела русскую мафию.
У меня оставалось около шести часов до поездки в Бруклин, и я собиралась посвятить это время сбору информации, чтобы к вечеру начать писать статью. Я также подала заявку на печать фотографий в фотоотдел. Скорее всего Нэш захочет, чтобы в журнале появилось изображение кабинета Моны и снимки того, как приглашенные выходят из здания после вечеринки, в частности, самые известные, вроде Евы. Перед тем как продолжить опрос сотрудников «Базза», я оставила сообщения детективу Тейту («Есть ли продвижения в расследовании, которые должна знать общественность? »), Мэри Кей, Кики и Кимберли. Я также связалась с приемной Ликера и напомнила, что он обещал мне пять минут, хотя мне не хотелось отрывать его от дел.
Затем я приступила к общению с коллегами. Вчера узнала очень мало, и сегодня у меня было смутное ощущение, что теория вероятности сыграет мне на руку и я наткнусь на кладезь информации. Однако этого не произошло. Я завершила свои расспросы, не выяснив ровным счетом ничего. Все, с кем я говорила, утверждали, что во вторник покинули редакцию в шесть вечера. Следовательно, никто ничего не видел. И хотя сотрудники испытывали противоречивые чувства по поводу смерти Моны, они боялись друг друга подставить.
Между делом я проверяла голосовую почту, но безрезультатно. Мне даже не удалось попасть в кабинет к Нэшу. После обеда Ли уведомила меня, что он «занят до умопомрачения» и не сможет выделить мне ни минуты. Завтрашний день уже не казался многообещающим. Как только позвонила Ли, я спросила название отеля, в котором скрывается Мэри Кей. Если раньше я оставляла сообщения ей на сотовый, то теперь на телефонный номер комнаты.
Вернувшись к столу, я увидела, что на своем рабочем месте материализовался Райан. Он ревностно пялился в экран и делал вид, что не замечает меня. Его бледная кожа стала болезненно желтой, будто он так усердно трудился над биографическим очерком о Моне, что забыл про сон и еду. Хотя на улице стояла невыносимая жара, Райан надел блузу с серым капюшоном, какую носят по осени в Ист-Виллидже. Если он и собирался сегодня брать интервью у знаменитостей, то оделся явно не к месту.
К тому времени как настал момент отправляться в Бруклин, я чувствовала себя опустошенной. Весь день провела в разговорах, расспросила больше тридцати человек, а похвастаться совсем нечем. И я до сих пор не связалась с основными персонами. Оставалось молиться, что встреча с Катей принесет хоть что-нибудь ценное.
Я просмотрела в Интернете карту района, вышла из офиса и пешком дошла до Рокфеллеровского центра, где спустилась в метро на Брайтон-Бич.
Поездка на метро должна была занять меньше времени, чем на машине, однако тянулась нескончаемо. Когда я уже решила, что больше не выдержку, электричка вырвалась из туннеля на эстакадный железнодорожный путь. Надо было предвидеть, что придется ехать над землей, но я почему-то удивилась. Пассажиры тряслись по рельсам мимо однообразных мрачных зданий из красного кирпича. И вскоре объявили мою остановку – Брайтон-Бич-авеню.
Я спустилась по длинной замусоренной лестнице и огляделась вокруг. Пейзаж казался буквально заморским, словно я ступила в Абу-Даби или Бутан. Такого не увидишь в Америке больше нигде: Брайтон-Бич-авеню – четырехполосная дорога под эстакадой с бесконечной вереницей магазинов, парикмахерских, стоматологии, похоронных бюро, хиромантов – все с вывесками на русском. Люди проносились мимо, выкрикивая непонятные слова в трубку сотового. В воздухе стоял запах сыра, жареного мяса и сигарет. Из гастронома вышла женщина, напевая какую-то песню.
Пытаясь сориентироваться, я прошла полквартала мимо уличных торговцев за столами, на которых лежало буквально все: от выпечки до DVD и уродливых свитеров в разноцветную полоску, которые вряд ли кому понадобятся в столь жаркий летний вечер. Старуха, вышедшая за покупками с тележкой из металлической проволоки, провела ладонью по потертой ткани.
– Вы собираетесь покупать или нет? – спросила у нее продавщица по-английски.
Вскоре я заметила, что люди подозрительно косятся на меня, потому что я явно не вписывалась в пейзаж. Это плохо. В Нью-Йорке опасно попадать туда, где ты не свой. Сразу становишься уязвимым. Интересно, стоит ли переживать по этому поводу? Насколько мне известно, вляпаться в неприятности здесь можно, только если полезешь в бизнес по продаже икры.
Как сказал Андрей, квартира Кати находится на улице, параллельной Брайтон-Бич-авеню. Я дошла до первого перекрестка и посмотрела направо. В самом конце улицы за зданиями виднелось только небо, значит, там Атлантический океан, и Брайтуотер-Корт тоже в том направлении.
Я повернула направо, на улицу низких домов из красного кирпича оттенка засохшего пятна крови. По обе стороны дороги стояли машины, но людей там было мало: двое мужчин отчаянно жестикулировали, заходя в здание, да старушка еле передвигалась с тележкой для покупок. Когда я достигла конца улицы, там висел указатель. Я действительно попала на Брайтуотер-Корт. Не зная, куда идти дальше, я свернула налево и только через квартал поняла, что пошла не туда. Пришлось возвращаться и пилить в противоположном направлении. Садилось солнце, и улица казалась подозрительно тихой после суматохи Брайтон-Бич-авеню. Издалека доносился приглушенный гул машин и шум прибоя Атлантического океана, который раскинулся за домами в конце улицы, вне поля зрения. Все казалось таким чужим, даже не верилось, что я нахожусь в нескольких милях от Манхэттена.
Дом с адресом, что дал мне Андрей, стоял напротив заднего входа в ресторан. Обеды с видом на океан. Семиэтажное здание из кирпича, как и все вокруг, начиналось с подъезда, покрытого грязно-желтой штукатуркой. Когда я открыла стеклянную дверь, меня чуть не сбило с ног запахом варева из капусты. Я нашла имя Витальев и нажала кнопку звонка. Подождала и повторила попытку. Тишина. О Боже, только не говорите мне, что я проделала такой путь напрасно. Я уже начала рыться в сумочке в поиске сотового, как из аппарата внутренней связи раздался мужской голос и спросил, кто я.
– Это Бейли Уэггинс, – ответила я.
– Поднимайтесь на четвертый этаж, – сказал он.
Дверь в подъезд открылась, я взглянула через плечо. По другую сторону улицы, у заднего входа в ресторан, под знаком парковки для персонала стояли двое мужчин.
Лифт был того древнего образца, что скрипят каждые пять секунд и двигаются со скоростью гиппопотама. Андрей – мужчина за тридцать, метр восемьдесят ростом, с темными, коротко стриженными, лоснящимися волосами – открыл дверь в квартиру и пригласил меня пройти в крошечную прихожую. На нем были черные штаны и футболка, из-под которой выглядывали мускулистые руки желтовато-белого цвета, как у старого холодильника. На шее висела цепочка с большим золотым крестиком.
– Добрый вечер, – сказал он. – Катя в гостиной. Следуйте за мной. – Его акцент оказался не столь уж ярко выраженным.
Андрей провел меня в небольшую гостиную, которая зрительно уменьшалась из-за непомерно громоздкой мебели, стоявшей подобно пасущемуся табуну буйволов. Огромный диван шоколадного цвета окружали два кресла и высокий комод из красного дерева времен моей бабушки. В комнате стоял затхлый запах сигарет и вареной капусты – то ли из собственной кухни, то ли хлынувший из коридора.
Катя свернулась калачиком в углу дивана, по пояс накрывшись зеленым одеялом. Она выглядела совсем иначе, чем я ее запомнила, видимо, потому, что теперь на ней не было синей униформы и русые волосы, подобранные вверх, свисали, окаймляя лицо. У нее был по-прежнему слегка ошарашенный вид, и я подумала, не страдает ли она осложнениями после сотрясения.
– Спасибо, что приняли меня, Катя, – сказала я, подойдя к ней ближе.
– Не за что, – ответила она со слабой улыбкой. Я едва расслышала ее слова из-за гула оконного кондиционера. – Спасибо вам за помощь.
– Я не так много смогла сделать.
– Когда вы позвонили, я не догадался, что вы та самая женщина, которая спасла мою сестру, – раздался голос Андрея за спиной. – Я вам очень-очень благодарен. Присаживайтесь. Хотите чаю?
– Нет, спасибо, – отказалась я, опустившись на край кресла. – Я буквально на минуту.
– Так вы расследуете преступление для владельца журнала? – решил уточнить Андрей, заняв другое кресло, так что мы оба смотрели на диван.
– Что-то вроде того. Я собираюсь писать для журнала очерк. Мы, понимаете ли, должны осветить происшествие. – Я развернулась прямо к Кате, чтобы Андрей не вел всю беседу за нее. – Как вы себя чувствуете, Катя? – спросила я. – Вам накладывали швы?
– Нет, – ответила она и инстинктивно коснулась поврежденного места. – До сих пор болит. И постоянно кружится голова.
– Мы с вами уже говорили во вторник, и все же не могли бы вы рассказать о случившемся еще раз, с самого начала?
Катя недовольно вздохнула. Очевидно, ее просили об этом уже сотню раз.
– Я пытаюсь вспомнить, но это очень сложно.
– Вы пошли убирать кабинет Моны Ходжес, так? Тележка осталась снаружи.
– Я начала с приемной, где сидят помощницы. Затем услышала шум в самом кабинете.
– Там горел свет, верно?
– Что?
– У Моны горел свет.
– Да, но я не подумала, что она у себя. Миссис Ходжес никогда не выключала свет, никогда. – В голосе Кати звучало раздражение. Очевидно, она не собиралась прощать Моне халатность, даже когда та умерла.
– И что было потом? После того как вы услышали шум?
– Я заглянула в кабинет и увидела ее на полу. Зашла внутрь и тотчас почувствовала боль на темечке. Кто-то стоял за дверью. Я упала на колени, схватилась за голову, а преступник ускользнул.
– Вы его видели, хотя бы уголком глаза?
– Нет, я его не видела. А когда поднялась, его уже не было.
– Вы говорите «его». Считаете, это был мужчина?
– Я не уверена.
Она замолчала, приоткрыв рот, и напряглась, словно хотела что-то сказать. Я вытянула шею.
– Вы пытаетесь что-то вспомнить? – спросила я.
– Да, есть одна деталь, – тихо произнесла она. – Не такая уж важная.
– Какая?
– Я, кажется, почувствовала прикосновение рукава одежды. Это был длинный рукав.
– Длинный рукав рубашки?
– Да.
– Какой у вас рост?
– Метр шестьдесят четыре. А вам зачем?
– Судя по траектории удара, преступник был выше вас.
– Не знаю, – сказала она и отчаянно затрясла головой. – Не знаю, какого он роста.
– Моя сестра еще не выздоровела, – вмешался Андрей. – Не следует более беспокоить ее.
– Только один вопрос. Что было после того, как вы поднялись?
– Я хотела позвать на помощь – для себя и миссис Ходжес. Вышла из кабинета, но тут все поплыло перед глазами.
– Вы никого не видели в тот момент?
– Нет, никого, – сказала она, покачав головой. Затем уставилась на меня: – Кроме вас, конечно.
– Что ж, – произнесла я. – Рада была помочь вам.
Андрей поднялся, давая понять, что беседа закончена. Я подошла к дивану и протянула Кате руку. Она сначала вздрогнула, но затем вяло ее пожала.
Брат проводил меня к двери, зажигая по пути сигарету. Видимо, он боролся с желанием закурить на протяжении всего моего визита, приняв меня за нью-йоркского сноба, который сразу подаст в суд, если в его присутствии начнут дымить.
– Спасибо, что уделили мне время, – поблагодарила я. – Катя скоро вернется к работе?
– А что? – спросил он, выпустив уголком рта струю дыма. – Хотите продолжить разговор?
– Нет, просто любопытно.
– Да, она должна вернуться на работу. Иначе потеряет место. Однако она очень обеспокоена.
– Боится подняться на этаж, где произошло убийство?
– Да. Не исключено, что преступник и сейчас находится там и думает, будто ей что-то известно. Она… нуда это наши проблемы, не ваши.
– Расскажите. Может, я смогу чем-нибудь помочь.
Он с приторной вежливостью улыбнулся.
– Ничего особенного, – сказал он.
Когда я вышла на улицу, солнце уже село, хотя разговор длился не более десяти минут. От редких фонарей шел тусклый свет, все погрузилось в полутьму.
