Текст книги "Если я полюблю"
Автор книги: Кейт Ноубл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 5
Но Флетчер не ушел с бала, устроенного Уитфордом, – помешали внезапно возникшие обстоятельства. Впрочем, это нельзя было назвать невезением, напротив, наконец-то ему улыбнулось счастье.
Едва Джек принялся выискивать лорда Флетчера, как тот сам налетел на него. Он сдержал свое обещание и намеревался познакомить молодого офицера с полезными людьми. Джек не без внутреннего удовлетворения был представлен лорду Филдстоуну, военному министру, который был поперек себя шире, а затем сэру Маркусу Уорту, возглавлявшему службу безопасности при военном министерстве, последний был знаком с Сарой.
– Моя жена Филиппа буквально очарована Сарой, – заметил сэр Маркус. – Ей нравится оказывать дружескую поддержку юным леди, может быть, все оттого, что у нас растут одни лишь сыновья.
У сэра Маркуса было несколько отличительных особенностей, прежде всего очень высокий рост, потом очки и безукоризненно вежливые манеры. Выглядел он молодо, несоответственно своему высокому положению, но седина на висках и морщины в углах глаз разрушали создаваемое первое впечатление.
Он сразу понравился Джеку.
Зато его жена нравилась Джеку… меньше.
Впрочем, это было не совсем верно. Джек неприязненно относился к каждому, кто входил в круг ближайших друзей Сары. Разве можно было отрицать, что леди Филиппа – очень приятная дама, особенно если об этом приходилось судить с точки зрения самой Филиппы? Поскольку Джек был другом Форрестеров, совершенно согласных с оценкой, которую давала себе леди Филиппа, ему тоже приходилось соглашаться с подобной оценкой! Но с другими поклонникам и льстецами все было сложнее. У прежней Сары они скорее вызвали бы раздражение и неприязнь, а после раздумья и насмешку. Однако один человек резко выделялся на их общем фоне, потому что он тоже имел своих собственных льстецов и почитателей, Это был граф де Лебон.
Невольно Джек обвел глазами зал. Рядом с Сарой среди кучки ее поклонников, как он и ожидал, стоял граф.
– Итак, лейтенант Флетчер, если я вас правильно понял, «Амората» получила ряд тяжелых повреждений, когда огибала мыс Доброй Надежды, – веско произнес лорд Филдстоун.
– А-а? – рассеянно протянул Джек, с усилием возвращаясь к теме беседы. – Да, да. К нашему немалому огорчению. Надеюсь, что министерство благосклонно отнесется к «Аморате», и она скоро опять отправиться в плавание.
– Да, надежды никогда не стоит терять, – усмехнулся лорд Филдстоун. – Тем более сейчас, когда любой моряк, оставшийся без корабля, даже с такой безупречной репутацией, как ваша, имеет крайне мало шансов попасть на другое судно.
Джек плотно сжал губы и невольно нахмурился. Но глава военного министерства, очень добродушный человек, понял свой промах, слегка покраснел и поспешил переменить тему разговора:
– Кхм, кхм, Форрестер, не расскажете ли о приобретенном вами Гольбейне?
Форрестер и Филдстоун принялись обсуждать достоинства полотна известного живописца. Теперь пришла очередь сэру Маркусу поддерживать беседу с Флетчером.
– Вы ведь плавали вдоль побережья Индии, не так ли?
Джек согласно кивнул.
– В таком случае вы, наверное, наслышаны о нем.
Сэр Маркус кивнул в сторону группы поклонников, окруживших Сару, но Джек сразу понял о ком идет речь.
Разумеется, он слышал кое-что о графе де Лебоне в Индии, но гораздо больше он услышал о нем именно в Англии, и особенно за последнее время. В лондонском свете вот уже на протяжении нескольких месяцев очень много говорили о графе де Лебоне, который привез в Лондон свою сводную сестру, чтобы ввести ее в свет.
Мисс Джорджина Томпсон, застенчивая и скромная, была полной противоположностью брату. Граф, участвовавший в ряде научных экспедиций по горным хребтам Бенгалии и обожавший выставлять себя героем, опирался на сестру как на свидетеля своих похождений.
Граф, француз по происхождению, попал в Британскую Индию, будучи совсем юным человеком. Прожив на Востоке почти всю свою сознательную жизнь, граф выучил местный язык, а также хорошо познакомился с восточной культурой и обычаями. Впоследствии он сумел извлечь немалую выгоду из своих обширных знаний.
Джек познакомился с графом на рауте в доме Форрестеров. Граф, с улыбкой смотревший на собравшихся вокруг него женщин, рассказывал свою любимую историю:
– Потом, когда я заболел, впрочем, пощадим дам и не будем вдаваться в подробности этой восточной болезни.
Многие из дам не без внутреннего волнения взирали на графа, очарованные его обаятельной улыбкой.
– Итак, я заболел, а экспедиция отправилась дальше. Через несколько дней я оправился от болезни и бросился вдогонку, но, не имея надежных проводников, заплутал и оказался по другую сторону границы, в Бирме.
Правители Бирмы, обуреваемые идеей экспансионизма, искоса посматривали на своих соседей-англичан в Британской Индии и нередко вступали с ними в конфликт. Граф был европейцем, и поэтому его задержали. Выяснив, что он не англичанин, а француз, местные власти перевели его в Рангун.
– Вот так я оказался в заточении, в маленькой тюремной камере. От нечего делать я начал изучать бирманский язык. Вдруг меня извещают, что меня желает видеть король Бирмы.
В этот момент с интересом слушавшие графа дамы начинали взволнованно ахать и охать. Точно так же все происходило и сейчас на балу у Уитфорда.
Джеку, уже слышавшему историю графа, вся она казалась какой-то надуманной и скучной. Если бы он захотел примкнуть к группе вокруг Сары, то, конечно, опять услышал бы, как король после свидания решил казнить пленника на следующий день, как графу удалось бежать из тюрьмы с помощью другого узника. С тех пор мистер Ашин Пха, высокий, мрачный и смуглый, все время находился рядом с графом. Вот и сейчас в европейском наряде, в котором ему было явно неудобно, он стоял недалеко от графа. Как говорил сам граф, Ашин Пха будет сопровождать его до тех пор, пока де Лебон не расплатится с ним за оказанную услугу, а может быть, граф просто водил с собой Ашина Пха как свидетеля своих похождений.
История графа попала в газеты, достигла парламента и вскоре распространилась по всему городу. После чего граф и его спутник стали невероятно популярными, их приглашали на светские рауты и вечера, с графом встречались политики, видные лица и дамы из высшего общества. Благодаря своей популярности граф познакомился с Золотой Леди – Сарой Форрестер. Вот и теперь граф разговаривал с ней, взяв ее под руку.
Гости заметили их близость, и многие с любопытством посматривали в их сторону.
– Я знаком с графом, – ответил Джек, искоса поглядывая на графа де Лебона.
Сара благоволила графу, выделяя его среди всех своих обожателей, ей, очевидно льстило, что за ней ухаживает самый популярный светский человек в этом сезоне.
– Мне кажется, он слишком быстро оправился от болезни, от всех перенесенных им лишений, – вскользь заметил Джек.
Сдержанный тон Флетчера заставил сэра Маркуса улыбнуться.
– Как видно, в отличие от всего Лондона вы не считаете его героем.
– Думаю, в его рассказах больше вымысла, чем правды. Наверное, ему повезло, и он изображает из себя героя.
Заметив вопрошающий взгляд сэра Маркуса, Джек объяснил:
– Когда мисс Форрестер пригласила его, я, беседуя с ним, упомянул, что плавал возле побережья Бирмы и видел Рангун с моря. В ответ граф выразил сожаление, мол, если бы он знал, что рядом плавает английское судно, то помахал бы из окна тюрьмы чем-нибудь, чтобы позвать на помощь.
Сэр Маркус по-прежнему вопросительно смотрел на Флетчера.
– Дело в том, что Рангун нельзя увидеть с моря. Город расположен далеко вверх по реке, миль за тридцать от моря. Граф не знает местоположения столицы Бирмы, значит, он плохо знаком с этой страной. Я вообще-то сильно сомневаюсь в том, что граф бывал в Рангуне. Странно, что при всем при том он выставляет себя знатоком этой далекой восточной страны.
Утратив на минуту контроль над собой, Джек проворчал:
– Подумать только, вот кому она отдает предпочтение.
Сэр Маркус проследил, на кого были устремлены глаза Джека. Держа Сару под руку, граф что-то вкрадчиво нашептывал ей прямо на ухо.
Граф вел себя действительно нахально.
– Ну что ж, – невозмутимо заметил сэр Маркус, – как говорится, нахальство – второе счастье. Герою везет и на поле битвы, и в бальном зале.
Теперь пришла очередь Джека недоумевать, он вопросительно посмотрел на своего собеседника.
– Сами решите, что я хотел этим сказать, – улыбнулся сэр Маркус. – А мне, пожалуй, надо подойти к жене и предложить ей какой-нибудь напиток. У нее такой вид, как будто она не прочь выпить.
Насвистывая, сэр Маркус направился к жене, которая сидела рядом с Сарой. Вид у леди Уорт был самый обычный, судя по нему, никак нельзя было сказать, что ее мучает жажда.
Джек остался в одиночестве, и ему захотелось уйти отсюда. Лорд Форрестер по-прежнему беседовал с лордом Филдстоуном, видимо, о картине Гольбейна, и мешать им было не совсем тактично. Наверное, дружище Уигби уже успел уведомить тетушку, но прежде чем уйти, следовало предупредить о своем уходе кого-то из Форрестеров.
В углу зала стояла Сара, а вокруг нее кипела жизнь.
Что там говорил сэр Маркус о нахальстве, героизме и счастье? И на поле битвы, и в бальном зале?
Что сэр Маркус имел в виду? Что он хотел этим сказать? Неужели то же самое, что и Уигби? Если он живет в одном доме с ней, то, значит, имеет определенные и вполне понятные планы?
Джек недовольно поморщился, – только этого не хватало. Но ноги помимо воли понесли его прямо через весь зал, туда, где сидела Сара.
В конце концов, надо же предупредить кого-нибудь из Форрестеров о своем уходе. Так почему бы не Сару?
Джек шел, а в голове вертелись странные слова сэра Маркуса вперемешку с досадным замечанием Уигби. Ему хотелось одного – сказать Саре о своем уходе, может быть, это отвлечет ее внимание от прилипчивого графа де Лебона, что было бы совсем неплохо. Джек строил сумасбродные планы, но того, что произойдет, он никак не ожидал, – это превзошло все его самые смелые ожидания.
По мнению Сары, вечер вполне удался. Она пользовалась головокружительным успехом. Более того, по ее собственным меркам, сегодня ей удалось достичь невероятного, даже небывалого успеха.
Ее непрерывно приглашали танцевать, наконец, расставшись с последним из танцевавших с ней кавалеров, она в сопровождении целой свиты поклонников направилась к кушетке, стоявшей на небольшой приступке, от которой отходила лестница, ведущая на балкон зала. Как справедливо заметила леди Филиппа, отсюда был не только хорошо виден весь бальный зал, но и сами они, сидевшие здесь, были хорошо видны всем, кто находился в зале. Сару переполняло счастье. Она уже позабыла то время, когда все с сочувствием называли ее девушкой, потерявшей герцога.
Той, прежней Сары не стало. Вместо нее была несравненная Сара Форрестер, самая обольстительная, самая восхитительная дама во всем Лондоне.
Золотая Леди.
Это было частью их успешно осуществленного плана. Сара вместе с леди Филиппой решила, что золотой цвет станет ее символом, неотделимым от нее признаком. Золотые одежды – от одного названия уже веяло величием и уверенностью в себе. Разве золотые наряды могли иметь что-либо общее с растерянностью и подавленностью? Конечно, ничего.
Правда, мать Сары сперва ничего не поняла: зачем менять целиком весь гардероб? Тем более что к началу сезона он был практически весь обновлен. Но после разговора с леди Филиппой мать изменила свое мнение. Для Сары были специально заказаны более двух десятков новых нарядов, основной темой которых был золотой цвет.
Вот и сегодня на бал Уитфорда она надела одно из самых оригинальных платьев, сшитое у самой известной лондонской портнихи мадам Летруа. Платье из белого шелка было украшено чудесной вышивкой из золотых пальмовых ветвей в португальском стиле; короткие рукава были собраны в воланы; высокая талия подчеркивала линию спины. Танцевать в таком наряде было одно удовольствие. В нем Сара чувствовала себя неотразимой и обворожительной.
Она не могла нарадоваться на свой наряд, на свой успех, на то, какими восторженными глазами смотрели на нее гости. Какой счастливый вид был у тех джентльменов, с которыми она соблаговолила заговорить. И все потому, что она в точности следовала советам многоопытной леди Уорт, а не советам своих родителей. Когда Филиппа шептала ей на ухо: вот сейчас надо улыбнуться, а теперь нахмуриться или рассмеяться, – Сара послушно выполняла ее указания. Именно Филиппа посоветовала ей как бы случайно обронить шляпку во время верховой прогулки, чтобы интересный и обаятельный граф де Лебон, подняв шляпку, имел бы возможность вернуть ее хозяйке.
Конечно, успех пришел не сразу. Прошла неделя или две, прежде чем в светском обществе начали не жалеть Сару, а восхищаться ею. Не все было так легко и просто. Неожиданно пришлось бороться за первое место на светском небосклоне. Дорогу Саре перешла юная очаровательная мисс Фелисити Гроу, поразившая лондонское общество своим серебряным нарядом, сшитым все той же мадам Летруа. Однако опекуну мисс Гроу не понравилось столь пристальное внимание, и он увез юную леди из Лондона. Как заметила Филиппа, столь излишняя щепетильность и чопорность оказали добрую услугу Саре. Камня преткновения, о который чуть было не споткнулась Сара, не стало. Заняв первое место, она, можно сказать, безраздельно властвовала в свете, покоряя сердца светских щеголей.
Проходили дни, недели, успех Сары постепенно все возрастал и возрастал, пока она наконец не стала чувствовать себя такой же счастливой, какой она притворялась в самом начале. Хотя по ночам ей в голову лезли мысли о том, что могло бы быть, если… Или увидев днем рыжеволосого джентльмена с улыбкой, напоминавшей ей Джейсона, она замирала, скрывая волнение. Филиппа, как всегда, была права: чем меньше думать о прошлом, тем лучше.
Тем самым Сара не давала повода жалеть себя. Вопреки всеобщим ожиданиям она держалась гордо, она была довольна собой, и все это видели. Больше уже никто не смотрел на нее с жалостью, тревогой или сочувствием.
Никто, за исключением одного человека – Джексона Флетчера.
Трудно объяснить почему, но всю неделю после появления в их доме Флетчера Сара часто думала о нем. Виной тому было не их столкновение за завтраком, которое она вызвала сама. Причина лежала намного глубже. Признаваться было нелегко, но с самого первого момента их встречи Сара ощутила смутное волнение, пожалуй, даже смятение.
Сара полагала, что вела себя безукоризненно: она сердечно встретила его как друга детства. Разве могло быть иначе? Как только она увидела Джека, на котором буквально висела Аманда, как в их далеком детстве, и мать, это было заметно, тоже явно обрадовалась его приезду, Сара не могла не почувствовать теплого, дружеского чувства, исходившего от него.
Кроме того, он сильно изменился. Его было просто не узнать – высокий, стройный, мужественный. Светлые волосы лишь усиливали благоприятное впечатление. Раньше всякий раз, когда они получали от него письма, все девочки собирались вокруг леди Форрестер и с живым интересом слушали мать, она читала им о его морских приключениях. Но все эти годы в воображении Сары Джек оставался худым, угловатым юношей, вернее, подростком, в нескладно сидевшей на нем морской форме. И вдруг она увидела перед собой мужчину.
Тогда же в прихожей, в момент их первой встречи он бросил на нее взгляд, поразивший Сару.
Сперва он показался ей странно недоуменным, словно он заметил какой-то недостаток в ее наряде. Но ее платье для прогулок от той же мадам Летруа было безупречно, Саре это было хорошо известно. Оно очень шло ей, так как тоже было украшено золотой вышивкой. Она на короткий миг растерялась. Как ей показалось, он не узнал ее. Они не виделись целых девять лет, за которые и он, и она выросли, стали взрослыми людьми, короче говоря, сильно изменились. Наметанным глазом Сара заметила, как хорошо теперь сидела на нем форма лейтенанта, от его былой неуклюжести не осталось и следа.
Но в его взгляде наряду с восхищением сквозило осуждение, смешанное с предупреждением. Точно такими же глазами он смотрел на нее на следующий день во время завтрака.
В этих взглядах проглядывала надежда, ожидание чего-то.
Но как ей не раз напоминала Филиппа – нельзя подавать никакой надежды.
Теперь в их отношениях сквозили сдержанность и холодность, чего раньше никогда не было и в помине. Напротив, в детстве их связывала искренняя горячая дружба, без которой невозможно было играть в пиратов и читать тайком от родителей взрослые романы.
И тогда Сара запретила себе думать о Джеке, нельзя было позволить, чтобы кто-нибудь увидел на ее лице следы грустной задумчивости. Хотя время от времени, когда Джек попадался ей на глаза, какие-то мысли и мелькали в ее сознании, но развлечения тут же помогали ей отвлечься от них, как и сегодня на балу у Уитфорда.
Действительно, бал удался на славу, по праву став одним из самых заметных событий лондонского сезона. Величественный особняк, музыка, обилие света и угощений – все, вместе взятое, могло составить честь балу, устроенному королевой; не было ничего удивительного в том, что здесь собрались сливки светского общества.
Сару за руку взяла чья-то теплая и крепкая ладонь. Она обернулась, и ее глаза встретились с ласковыми темными глазами графа де Лебона. Сара подарила ему одну из тех улыбок, которые, как советовала ей Филиппа, не следовало расточать направо и налево, такая улыбка предназначалась только очень понравившимся джентльменам.
– В это невозможно поверить, мадемуазель, но ваши зеленые глаза сегодня сияют в два раза ярче, чем вчера.
– Неужели? – шутливо спросила Сара и лукаво посмотрела графу в глаза, намеренно задержав взгляд на несколько секунд.
– Видимо, от зависти, – приняв предложенный ею шутливый тон, ответил граф.
– От зависти? – кокетливо переспросила Сара.
– Вчера днем в них светилось солнце, а сегодня – лишь тусклый свет свечей. Ваши глаза настолько красивы, что любое умаление их красоты пробуждает в них возмущенный огонь, от которого они становятся еще прекраснее.
Граф умел говорить комплименты. Ей часто доводилось слышать восторженные слова по поводу ее глаз, но они здорово утомляли Сару своим незамысловатым содержанием и однообразием. Однако похвала графа в сочетании с его вкрадчивым теплым голосом проникала в сердце, – этого нельзя было отрицать.
Когда Сара в разговоре с Бриджет охарактеризовала графа как очень интересного человека, она нисколько не лукавила. Граф был не только самым интересным собеседником, но и весьма незаурядной личностью. Кроме того, его окружал героический ореол, что тоже было немаловажно. Граф выгодно отличался от чопорных, занудливых, порой весьма скучных соотечественников.
Графа де Лебона отличала изысканность речи и тонкость вкуса, черта, сближавшая его с Сарой. Во всем облике графа – от макушки до пят – чувствовался отпечаток врожденного аристократизма. Может быть, поэтому граф, находясь в Бомбее, сумел завязать знакомство с герцогом Парфордом, который любезно пригласил графа остановиться по приезде в Лондон в его пустующем доме на Гросвенор-сквер.
Мисс Джорджина Томпсон, сестра графа, вернее, сводная сестра, была англичанкой и всего на несколько лет старше Сары. Но поскольку большую часть жизни она провела в Индии, ей в отличие от брата явно не хватало светского такта.
Если отсутствие внешнего лоска было вполне объяснимо и извинительно, то чрезмерная застенчивость мисс Томпсон удручала, и средств избавиться от нее пока не было видно. Бедняжка обычно простаивала весь вечер где-нибудь в углу, прислонившись к стене.
Но если мисс Джорджина вместе со своей компаньонкой миссис Хилл, сухопарой чопорной англичанкой, никак нельзя было назвать украшением вечера, то ее брат зажигал аудиторию своими искрометными рассказами. Чарующий голос, иностранный акцент, неподдельное желание всех развеселить делали графа душой любого общества. Сару тянуло к нему, графом нельзя было не увлечься. Его веселье и юмор помогали забыть о прошлом, а Сара была рада забыться.
Положа руку на сердце, в Англии не было более интересного собеседника, чем граф. С другой стороны, для графа де Лебона не было более подходящей дамы в лондонском свете, чем Золотая Леди.
Сара находилась под магическим влиянием голоса графа, который завораживал, очаровывал, гипнотизировал, как вдруг чей-то острый локоть незаметно для окружающих больно ткнул Сару в бок.
К счастью, у Сары была надежная подруга, которая не позволяла чрезмерно увлекаться и вовремя приходила на помощь, если видела, что у нее начинает кружиться голова от повышенного мужского внимания.
– Дорогая, – обратилась к Саре Филиппа, – вы должны непременно рассказать мистеру Кумбу о том, как вы познакомились с синьором Карпенини. Мистер Кумб в восторге от музыки.
Сара взглянула поверх плеча Филиппы на симпатичного и, видимо, застенчивого молодого человека.
– Мисс Форрестер, значит, вы знакомы с синьором Карпенини? – с трудом выдавил из себя вопрос юноша.
– Да, мы с ним однажды встречались, мистер Кумб. А вы с ним знакомы?
Мистер Кумб отрицательно помотал головой.
– Встречались? Милая Сара, не скромничайте, – вмешалась Филиппа. – Маэстро Карпенини был приглашен к Форрестерам, чтобы послушать пение Сары.
– Вы пели в присутствии самого Карпенини? – пробормотал совершенно растерявшийся юноша и осекся. Среди кавалеров, окружавших Сару и Филиппу, возникло оживление. Видимо, это сообщение стало неожиданностью для многих.
– Он, должно быть, предложил свои услуги для постановки голоса? Вы поете словно ангел. – Мистер Кумб снова обрел голос.
У Сары на языке вертелся язвительный вопрос. Ей хотелось спросить, откуда ему известно, что она поет словно ангел, если он ни разу ее не слышал, – но она промолчала.
– Ваш голос звонче, чем у певчих в Бомбее, – вмешался граф и в качестве подтверждения взглянул на своего спутника мистера Ашина Пха, тот согласно закивал головой. – Должно быть, он хотел похитить вас и увезти с собой, точно так же, как меня похитили и увезли в Рангун…
– Вы угадали, граф, именно это он и хотел сделать, – с чарующей улыбкой заметила Филиппа. Всякий раз, когда граф начинал говорить комплименты, вплетая в них восточный колорит, Филиппа вмешивалась, принижая возвышенный тон, как бы возвращая всех на землю. – Конечно, граф Форрестер никогда не допустил бы подобной глупости, поэтому синьору Карпенини, увы, пришлось вернуться домой в Италию с разбитым сердцем.
– Филиппа, не стоит быть такой мелодраматичной, – пробормотала Сара, очаровательно краснея от смущения. Подобная уловка заставляла кавалеров, как уверяла Филиппа, делать собственные выводы, лестные для себя.
Правда выглядела намного прозаичнее. Синьор Карпенини в самом деле был приглашен к Форрестерам. Но это произошло несколько, лет тому назад, и синьор просто дожидался отправления своего корабля. В тот день Бриджет – тогда она вела себя не так натянуто, как теперь, – играла на фортепьяно, а Сара пела, но голос у нее был невелик и мало походил на ангельский. Маэстро Карпенини сделал ряд указаний Бриджет, чье искусство игры на пианино было намного выше певческого таланта Сары. Однако маэстро вскоре вернулся к себе в Италию, так что воспользоваться его советами Бриджет толком не успела.
Честно говоря, Саре не стоило похищать у сестры ее маленькую толику успеха. Но разве она одна такая – сейчас все думают лишь о собственной выгоде и собственном благополучии. Только одно замечание, брошенное Филиппой, и джентльмены тут же начали строить догадки о ее блестящих вокальных возможностях. Что ж в этом плохого? Вот так и строится репутация, вызывающая всеобщую зависть: рецепт прост – правда немного смешивается с ложью, и дело сделано. Как говорила Филиппа: вот так следует добиваться успеха в светском обществе.
Послушно следуя по указанному пути, Сара стала той самой Золотой Леди.
Она осмотрелась по сторонам, выискивая взглядом Бриджет. Сестра стояла рядом с матерью. В руках она держала тарелку с угощениями, судя по их виду, она к ним совсем не притронулась. Выражение ее лица было грустно-задумчивым. Секрет грусти Бриджет был очень прост. В свой первый сезон в высшем свете ей не удалось добиться заметного успеха. Несмотря на все старания Сары включить Бриджет в орбиту своей популярности, по какой-то необъяснимой причине сестра упорно отказывалась от протянутой руки. Это было досадно вдвойне, потому что сама по себе Бриджет была очень хорошенькой, с изысканными манерами и чувством юмора. Она могла бы стать очень привлекательной в глазах джентльменов.
Сара задумчиво наблюдала за сестрой, когда та, почувствовав взгляд, посмотрела в ее сторону. Взгляды их встретились, и Сара ободряюще подняла вверх бокал с шампанским. Дружеский жест не вызвал у Бриджет никакой радости, напротив, ее лицо искривилось в презрительной и злобной усмешке.
Сара вздохнула, впрочем, реакция сестры ее нисколько не удивила.
Решив не портить себе настроение, она отвернулась от раздраженной Бриджет и перевела взгляд на приятное во всех отношениях лицо графа де Лебона.
Граф отнюдь не был первым красавцем. Сара легко могла бы назвать среди своих знакомых двух-трех джентльменов более красивых, чем граф. Но не это было главным в графе де Лебоне. В нем ее привлекало то, что он был очень интересным собеседником, а его голос, такой выразительный и соблазнительный, лить усиливал это впечатление. Кроме того, граф был остроумен, и такое сочетание достоинств производило глубокое, пожалуй, неотразимое впечатление. Не было в свете другого джентльмена, который умел бы говорить с дамами так, как это делал граф де Лебон.
Граф умел интересно рассказывать не только о Бирме.
Когда случилось то самое событие с Сарой, граф находился в Индии. Для Сары это являлось одним из его немаловажных достоинств. Граф не был свидетелем ее угнетенного состояния до того, как Филиппа взяла ее под свое крылышко, поэтому Саре было приятно осознавать: вот кавалер, который не видел ее жалкой и подавленной.
Граф де Лебон по-прежнему очень развлекал ее, но, отдавая ему столь явное предпочтение перед другими джентльменами, Сара не замечала, как это вредило вечерам, в которых она принимала участие.
– Кхм, кхм, – послышался хрипловатый голос. Перед Сарой стоял лорд Сетон. – Моя дорогая Золотая Леди, – обратился он к ней, – кажется, пришла очередь моего танца с вами.
Сара недоверчиво посмотрела на него, затем быстро пробежала глазами бальную книжечку. Графа Сетона там не было.
– Разве я назначила вам танец? У меня не записано ваше имя, – пробормотала Сара. Она невзлюбила лорда Сетона с того памятного вечера в честь ее помолвки. Тогда лорд Сетон едва ли не из жалости танцевал с ней, то и дело с сожалением посматривая на брошенную невесту. Следующий танец был предназначен сэру Брайтуэйту, но того не было поблизости.
Филиппа, заглянувшая через плечо Сары в ее бальную книжечку, тоже недоуменно изогнула брови.
– Уверяю вас, это мой танец. У меня есть пометка от Брайтуэйта. – Лорд Сетон вынул из кармана карточку и показал ее Саре. – Видите, здесь написано рукой Брайтуэйта: вальс с мисс Сарой Форрестер. Видите, это его вальс, – отрывисто добавил лорд Сетон.
Граф де Лебон и другие джентльмены, стоявшие рядом, начали волноваться и шуметь.
– Погляди! Все верно! – говорили они друг другу.
Надо было как-то успокоить разволновавшихся джентльменов.
Сара растерялась и даже не знала, как ей быть. Она вопросительно посмотрела на Филиппу, та недоуменно пожала плечами. Прежняя Сара пошла бы на попятную и скрепя сердце протанцевала бы вальс с лордом Сетоном из нежелания вступать в конфликт. Однако новая Сара не хотела, чтобы ею манипулировали. Она попала в точно такое же положение, в каком очутилась во время прошлого сезона, когда мать, видя ее угнетенное состояние и желая побудить дочь опять флиртовать с кавалерами, во время игры в вист с двумя дружелюбно расположенными джентльменами сделала ставкой в партии танец с Сарой.
Она не хотела быть вещью, у которой есть цена, вещью, которую можно купить.
По-видимому, точно такие же мысли возникли и у Филиппы, она повернулась к лорду Сетону и бросила на него ледяной взгляд:
– Скажите, сколько вы заплатили Брайтуэйту за то, чтобы он уступил вам право на этот танец?
Цифра, произнесенная лордом Сетоном, заставила всех присутствовавших на мгновение потерять дар речи. Многие смотрели на него с недоверием.
– Боюсь, здесь какое-то недоразумение, лорд Сетон. Этот танец не принадлежит Брайтуэйту, – иронично обронила леди Филиппа.
Рука, которой граф де Лебон держал Сару за плечо, напряглась. В его позе, как и в самой излишней близости, был налет фривольности, что-то неприличное. Однако из-за назревавшего скандала никто не обратил внимания на действия графа.
Приняв пожатие графа за молчаливую поддержку, за обещание защитить ее в случае необходимости, Сара вздохнула с облегчением.
– Но он мне сказал! – Сетон весь побагровел то ли от негодования, то ли от смущения. Сара не успела разобраться в чувствах, охвативших лорда Сетона, так как в этот миг к ним присоединился Джек Флетчер.
– A-а, лейтенант Флетчер! – радостно воскликнула Филиппа, с удовольствием оглядывая стройную высокую фигуру моряка в накрахмаленной и выглаженной форме. – Вы пришли для того, чтобы пригласить кого-то из нас на танец?
Пока Джек кланялся, Сара, не удержавшись, пробормотала себе под нос:
– Полагаю, что ему больше подходит обращение мистер Флетчер.
Это был прозрачный намек, почти насмешка. С какой стати Филиппа назвала его звание, ведь он не находился на палубе корабля? Более того, многие морские офицеры, появляясь в свете, предпочитали надевать штатскую одежду. Нет, манеры Джека не вызывали у Сары нареканий. В конце концов, раз ему нравится носить форму, пусть носит. Ей какое дело до этого? Однако в его облике было нечто такое, что выводило ее из себя.
Сара многозначительно посмотрела на Филиппу, затем перевела взгляд на графа де Лебона, надеясь, что она поймет ее намек. Но Филиппа, очевидно, из духа противоречия лишь покачала головой и опять взглянула на Джека.
Саре стало не по себе, она поняла, к чему клонит Филиппа.
– Вы едва не опоздали, лейтенант, вальс уже начался. – Филиппа перевела глаза на багрового лорда Сетона и мягко потрепала его по руке. – Лорд Сетон, вы, по-видимому, ошиблись. Сейчас очередь лейтенанта Флетчера. Брайтуэйту не предоставлялось никакого танца.
Никто не мог сопротивляться воле Филиппы. С ней было так же бесполезно бороться, как с силой тяготения. Ориентируясь на интонацию Филиппы, Сара подошла к Флетчеру и подала ему руку.
