Текст книги "Остров мечты"

Автор книги: Кэйдзо Хино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Кэйдзо Хино
Остров мечты

1

Когда меняется привычное мироощущение (перемены бывают и благотворными, и наоборот), в жизни человека обязательно происходят какие-то события, – на первый взгляд, совершенно случайные и не заслуживающие внимания.

(Да и могут ли они происходить как-нибудь иначе?)

Представьте себе погожий день в преддверии весны и деловой квартал в центре города, неподалёку от Токийского залива.

На деревьях, выстроившихся чередой вдоль тротуара, ещё не успела проклюнуться молодая листва. В затенённых переулках между высотными зданиями пока что держится холод, зато на солнышке уже вовсю скачут резвые, будто очнувшиеся после долгой спячки сияющие блики. Сквозящий по улице южный ветер приносит с собой влагу, которая проникает в трещины и бесчисленные поры пересохшего асфальта.

По тротуару снуют прохожие, мужчины и женщины – это служащие здешних компаний, высыпавшие на обеденный перерыв. Солнечные лучи высвечивают в толпе стайку молоденьких сотрудниц, смеющихся и оживлённо переговаривающихся между собой, играют на стёклах нарядных витрин: в большинстве высотных зданий первый этаж занимают магазины дорогой одежды и модных безделушек.

Итак, перед нами обычная картина делового квартала в середине дня, ничем не примечательная, если не считать, что это был первый по-настоящему весенний день.

Сёдзо Сакаи только что пообедал в китайском ресторанчике, разместившемся в подземном этаже высотного здания в двух кварталах от офиса строительной компании, где он служил, и как всегда наслаждался короткой прогулкой. Хотя ему уже перевалило за пятьдесят, он нисколько не обрюзг, и его пищеварительная система функционировала вполне исправно. И моцион он совершал не для того, чтобы размяться, а исключительно ради удовольствия. Ему нравилось ходить по этой улице, застроенной современными многоэтажными зданиями.

В сущности, высотная архитектура Токио разделяется на два типа: это безликие, скучные сооружения, впопыхах возводившиеся в послевоенные годы, и так называемые здания «второго поколения», построенные с выдумкой, свидетельствующие о полёте дизайнерской фантазии. Здесь, по обеим сторонам этой улицы, высятся только новые здания, оригинальные, не похожие друг на друга. Разумеется, в уцелевших после бомбардировок домах довоенной постройки тоже можно обнаружить некую старомодную привлекательность, и всё же Сёдзо отдавал предпочтение современным зданиям, – ему импонировали их строгие, без излишних украшений, геометрические формы, а также умелое использование фактуры материалов, будь то природные минералы или металл. Именно такие сооружения казались ему по-настоящему красивыми.

Особенно эффектно они смотрелись на закате дня, после дождя, когда облака внезапно расступаются и лучи вечернего солнца, золотыми стрелами пронзая воздух, высвечивают стены и оконные ряды тянущихся ввысь небоскрёбов. Стоило Сёдзо ненароком увидеть подобную картину, как у него невольно захватывало дух и по спине пробегали мурашки.

Сейчас был обыкновенный солнечный полдень, никаких разительных световых эффектов, возникающих, как правило, в утренние или вечерние часы, не наблюдалось, но хорошая погода и обеденный перерыв привели Сёдзо в отличное расположение духа, и он решил продлить прогулку. Ни о чём особенном он при этом не размышлял, никаким воспоминаниям не предавался. Он просто глядел вокруг – на небо, уже смягчившее свою резкую зимнюю окраску, на манекены в витринах с чуть склонёнными набок головами, на перевёрнутые отражения высотных зданий в отполированном до блеска капоте чёрного лимузина. А когда затем он вновь посмотрел прямо перед собой, его взору предстала неожиданная картина.

Впрочем, нет, не совсем так. Улица выглядела как обычно: шероховатые коричневые стены банка «Синтаку гинко», [1]1
  «Синтаку гинко»(Трастовый банк) – банковское учреждение, осуществляющее операции как по кредитованию, так и по управлению денежными активами. (Здесь и далее примечания переводчика.)


[Закрыть]массивные стеклянные двери с золотыми виньетками по краям, крапинки на коре растущих вдоль тротуара деревьев, три женские фигурки впереди в форменных костюмах цвета морской волны… Но поверх этой привычной картины «наплывом», словно на экране кино, вырисовывалось ещё одно изображение.

В тусклом свете угасающего пасмурного дня тянется шеренга домов из закопчённого красного кирпича. Они примерно одной высоты, довольно-таки приземистые, кряжистые. Цементные пилястры выбелены ветром и дождями, каменные ступени у входа – такого же светло-серого цвета. По обеим сторонам парадного стоят каменные колонны. На каждом доме – вдавленная в стену прямоугольная медная пластина. На одной из них проступает надпись: «Строение Мицубиси № 21».

Там, внутри, находится читальный зал, где можно бесплатно просматривать советские газеты, журналы, брошюры и книги. Зал не особенно велик. Окошки маленькие, и желтоватый свет электрических лампочек растекается по объятому гнетущей тишиной помещению. Словно наяву Сёдзо видит обложку толстого журнала: бледно-голубая, скверного качества бумага без каких-либо полиграфических изысков, а на ней – тёмно-синие буквы названия «Октябрь». Это печатный орган Союза советских писателей. Под словом «Октябрь» подразумевается Октябрьская революция.

Сказать, что Сёдзо ничуть не удивился, было бы неправдой. Он, естественно, удивился, но не настолько, чтобы остановиться посреди улицы, чувствуя, как у него перехватывает дыхание. Увиденная им картина при всей своей невероятности возникла абсолютно естественно. К тому же и красные кирпичные здания, и синие русские буквы на журнальной обложке мгновенно исчезли – с той же внезапностью, как и появились.

Вскоре после поражения Японии в войне Сёдзо – в ту пору он был студентом – разыскал дом под названием «Строение Мицубиси № 21» и несколько раз приходил в помещавшийся там Советский культурный центр, чтобы почитать литературные журналы. Однако по окончании института ему стало уже не до Советского Союза и не до чтения литературных журналов, и с тех пор он не вспоминал о былом своём увлечении. Даже когда около десяти лет назад сюда, на эту улицу, переехал офис его компании. Ни тогда, ни тем более теперь у него не было ни причин, ни поводов возвращаться к этим малозначащим событиям минувших дней. Предаваться ностальгическим воспоминаниям вообще было не в его характере, а после того, как три года назад от внезапной скоротечной болезни умерла его жена, он и подавно запретил себе оглядываться на прошлое. И хотя журнальная обложка возникла у него перед глазами с той отчётливостью, какая бывает только наяву, он не ощутил ни малейшей ностальгии ни по этому журналу, ни по этому месту, ни по своей студенческой юности.

Именно так предпочитал думать Сёдзо, хладнокровно оценивая ситуацию, и всё же владевшее им лучезарное настроение омрачилось. И дело было не в Советском Союзе, да и не в нём самом, каким он был когда-то, а в том неприятном чувстве, которое оставила привидевшаяся ему картина. Эту новую, современную улицу он привык считать своим миром, и теперь в этот его мир внезапно вторглось что-то непонятное и чужеродное.

«Зачем придавать значение всякой чепухе? Ты ведь уже не мальчик. Да, в сущности, ничего особенного и не произошло», – увещевал он себя, однако в его ощущении реальности, в естественной и непреложной уверенности, что он и эта новая, современная улица немыслимы друг без друга, образовалась брешь, и пока он возвращался к себе в контору, его всё сильнее охватывало тревожное чувство.

Намеченный на вечер ужин был отложен: у партнёров возникли какие-то непредвиденные обстоятельства.

– Может, составишь мне компанию? – обратился Сёдзо к одному из своих подчинённых, уже собравшемуся было домой.

Они вышли из офиса и стали поджидать такси. Улица, такая многолюдная в обеденное время, почти совсем опустела. С некоторых пор дни стали длиннее, и, несмотря на вечерний час, воздух всё ещё переливался зеленовато-синими красками, словно морская вода на отмели, но повсюду в зданиях уже зажёгся свет. Особенно красивы были башни высотой в десять с лишним этажей с ровными рядами светящихся окон.

– Я люблю вид улиц с высотными домами в сумерки, когда в окнах загорается свет, – произнёс Сёдзо, сев в такси. – Ближе к ночи электричество гаснет, либо остаётся лишь кое-где, местами. Это уже не то. Сам не знаю, в чём тут дело, но мне нравятся именно сумерки. Наверно потому, что в это время людской поток иссякает, цветовые различия между домами стираются, словом, исчезает всё лишнее, и каждое здание предстаёт в своём истинном виде. Глядя на светящиеся окна, я не думаю: надо же, уже поздно, а там всё ещё кипит работа, – и не стараюсь угадать, чем заняты там люди. Я просто любуюсь.

– Это напоминает ночную панораму Нью-Йорка…

– Да, пожалуй. Вскоре после войны я увидел в каком-то фильме ночной Нью-Йорк, и у меня возникло ощущение, словно я попал в совершенно иной мир.

«С тех пор Нью-Йорк, кажется, не особенно изменился», – продолжил Сёдзо про себя.

– Могу себе представить. Правда, в ту пору меня ещё не было на свете, – заметил его спутник.

– О, это было как сон. И вот, представь себе, за сравнительно короткий срок мы своими руками претворили этот сон в реальность. Видишь вон те высотные дома? Некоторые из них построены нашей компанией.

– Остановите здесь, – деловито-равнодушным тоном сказал молодой человек водителю. Такси резко затормозило.

«Где это мы?» – подумал Сёдзо, выбираясь из машины, и тут же откуда-то сверху на него обрушился сильнейший порыв ветра, едва не сбив его с ног.

– А вот и причина ветродуя, – объяснил его спутник, указывая на противоположную сторону улицы, где на фоне тёмно-синего неба высился недавно отстроенный тридцатиэтажный небоскрёб со стройными рядами светящихся квадратиков окон.

– Что за жуткая турбулентность! – Сёдзо прекрасно знал, что вблизи сверхвысотных сооружений возникает хаотическое движение воздушных потоков, но сталкиваться с этим явлением на практике ему до сих пор не приходилось.

– Турбулентность – ещё не всё. Такие здания создают серьёзные помехи для электромагнитных волн.

По соседству с небоскрёбом теснились скромные дома в три-четыре этажа, магазинчики, закусочные. Вывески с шумом раскачивались на ветру. Мимо пробегали женщины, придерживая рукой разметавшиеся волосы. Постоянно меняя направление, ветер то вдруг затихал, то обрушивался с новой силой, и тогда Сёдзо казалось, что на пути у него возникает какая-то невидимая преграда.

– Нам вон в тот переулок, – сказал его спутник, и Сёдзо, вжав голову в плечи и стараясь не дышать, поспешил вслед за ним в указанном направлении.

Как только они вбежали в двери небольшого ресторанчика и расположились за столиком, у него возникло ощущение, будто они попали в другой мир.

– Как странно, что под самым боком у небоскрёба притулилось такое миниатюрное заведение, – с искренним удивлением произнёс Сёдзо.

– На то это и Япония – чтобы рядом с крошечной харчевней отгрохать сверхсовременный небоскрёб.

«В самом деле, – подумал Сёдзо, – что было до нас? Домики из дерева и бумаги, хлипкие хибары, льнущие друг к другу и только благодаря этому не заваливающиеся набок, низенькие, плоские постройки, покорно жмущиеся к земле под действием гравитации. И вот пришли мы и на их месте возвели здания из железа и бетона, прочно стоящие на земле без всякой посторонней помощи. Возвели, и возводим, и будем возводить!»

– Кстати, а где ты живёшь? – спросил Сёдзо. Он имел в виду район, но собеседник ответил:

– В наёмной квартире. В одном из кварталов типовой застройки.

– Ты мог бы на льготных условиях переехать в более престижный дом из тех, что строит наша компания.

– Так-то оно так, но всё равно получается дорого. Пришлось бы брать жилищный кредит и выплачивать его до конца дней, а мне это как-то не улыбается. Но, конечно, типовой дом – всего лишь обыкновенная бетонная коробка. И жить в квартале, застроенном совершенно одинаковыми бетонными коробками, не так уж приятно. Особенно летом, когда все окна распахнуты настежь. Иной раз взглянешь на окно дома напротив, а там – такая же комната, такая же мебель, и даже по телевизору транслируется та же самая программа. Впрочем, в многоквартирном доме более высокого класса дела в этом смысле, наверное, обстоят не лучше.

«Для нас, – отметил про себя Сёдзо, – строительство домов из железа и бетона было заветной целью, для нынешнего же поколения это – пройденный этап».

– Понятно, – пробормотал он, а про себя подумал: должно быть, в их глазах даже кварталы высотных зданий, повергающих меня в такой восторг, выглядят совершенно иначе. – Кстати, ты не знаешь, когда был ликвидирован Советский культурный центр, находившийся неподалёку от офиса нашей компании? – спросил он затем. Мысль, подсознательно тревожившая его с обеденного перерыва, внезапно обрела словесное выражение.

– Неужели существовал такой центр? На нашей улице?

– Там давали читать советские газеты и журналы. Бесплатно.

– Честно говоря, Сакаи-сан, для меня полная неожиданность, что вы посещали заведения такого рода.

– Не то чтобы посещал. Просто заглядывал туда время от времени. В студенческие годы я немного изучал русский язык – так, урывками.

– Если нужно, я могу выяснить. Думаю, это не составит особого труда.

– Да нет, не надо. Просто я почему-то вспомнил об этом факте своей биографии.

Сёдзо почувствовал себя не в своей тарелке. Хотя он отнюдь не чурался спиртного, у него вдруг разболелась голова. Пульсирующая кровь гулкими ударами отдавалась в висках. По тесному помещению, словно шум прилива, разносились гомон голосов и смех.

– Что с вами? – спросил его спутник, с тревогой заглядывая ему в лицо.

– Немного болит голова…

– Это от усталости. Вы слишком ревностно относитесь к работе, Сакаи-сан. По-моему, вам следует взять отпуск или хотя бы немного отвлечься от дел…

Нет, причина была не в Советском Союзе и не в печатном органе Союза писателей, – внезапно понял Сёдзо. Его влекла к себе эта единственная уцелевшая после воздушных налётов улица с европейскими зданиями, и, хотя по нынешним меркам они выглядели весьма неказисто и вряд ли могли претендовать на то, чтобы именоваться архитектурными сооружениями современного типа, ему было радостно сознавать, что посреди пепелищ и бараков существует нечто, сохранившее в неприкосновенности свой изначальный облик.

Ему захотелось поскорее вырваться отсюда, из этого воздушного мешка, и увидеть череду высотных зданий с ровными рядами светящихся окон.

– Ну что, пойдём? – сказал Сёдзо.

2

В воскресенье во второй половине дня Сёдзо сел в автобус и поехал на Гиндзу. Он собирался где-нибудь там поесть, совместив поздний обед с ранним ужином.

Несмотря на выходной день, машин на дороге было довольно много, но двигались они без той близкой к остервенению нервозности, которая ощущается в это время в будни. Можно было спокойно смотреть из окна на токийские улицы. После того, как Сёдзо овдовел, у него появилась привычка вот так по выходным дням садиться в автобус и устраивать себе экскурсии по городу. И всякий раз он обнаруживал где-нибудь новое высотное здание или жилой дом необычной архитектуры. Иногда, доехав до очередной остановки, он выходил из автобуса, возвращался назад и подолгу любовался приглянувшимся ему объектом.

Надо же, как много детей! На остановке «Скиябаси» неподалёку от станции «Юракутё» государственной железной дороги в автобус вошла целая ватага школьников, человек десять с лишним. Это были в основном учащиеся средней школы, но кое-кто из ребят выглядел и помладше, а некоторые явно тянули на старшеклассников. Мальчиков и девочек было примерно поровну.

В первый момент Сёдзо подумал, что они едут на концерт какого-нибудь рок-певца, но он не слыхал, чтобы где-то поблизости был подходящий для этого зал, к тому же и одеждой и повадками его юные попутчики мало походили на фанатов современной музыки. В их одежде и причёсках не было ничего экстравагантного, они не дурачились, не обменивались шумными возгласами, а вели себя на удивление тихо и если о чём-то и переговаривались между собой, то вполголоса. До сих пор Сёдзо не сталкивался с детьми такого возраста и невольно почувствовал любопытство.

«А почему бы мне не доехать до конечной остановки? Я давно не был в Харуми», – подумал он и, вопреки первоначальному плану, не стал выходить на Гиндзе. Там в автобус впорхнуло ещё несколько ребят. Из всех пассажиров он, кажется, был единственным взрослым.

Сёдзо всегда считал, что с причала Харуми открывается самый красивый вид на Токио – подобно тому, как Манхэттен лучше всего смотрится со стороны Нью-Йоркского залива. На противоположном берегу, за вечно зыбящимися иссиня-чёрными водами Токийского залива, виднеется Токийская башня, а слева и справа от неё, частично заслоняя друг друга, высятся небоскрёбы. Время от времени Сёдзо приезжал сюда в одиночестве и до темноты любовался их силуэтами. С каждым разом высотных зданий становилось всё больше, и зрелище растущего ввысь города вдохновляло его, придавало ему бодрости.

Когда, миновав район Цукидзи, автобус по мосту Катидоки въехал на остров Цукисима, на пешеходных дорожках по обе стороны трассы Сёдзо увидел группы школьников примерно одного возраста с его попутчиками, двигавшихся в том же направлении. В Харуми их шествие стало ещё более многолюдным. Проехав по широкой, свободной от прочего транспорта дороге, автобус свернул направо, туда, где находились какие-то складские постройки, и наконец остановился возле огромного, причудливой формы здания, напоминавшего перевёрнутую металлическую чашу. Именно сюда, к этой чаше, стекался ребячий поток, исчезая в её недрах. Ехавшие с Сёдзо школьники начали выходить из автобуса. Сам не зная почему, Сёдзо последовал за ними.

Если бы в этом большом, похожем на стадион здании проводился какой-нибудь праздник, при входе висело бы соответствующее объявление, но, вопреки ожиданию, Сёдзо не увидел ни рекламных щитов, ни растяжек. Никого из распорядителей тоже не было видно. Лишь дети толпой устремлялись в двери.

Не заметив поблизости ни одного взрослого, Сёдзо слегка оробел, но поскольку дети не обращали на него никакого внимания, он всё же решился и вошёл внутрь. Из-за высокого куполообразного свода и отсутствия каких бы то ни было поддерживающих его опор зал казался огромным. И всё это пространство было заполнено детьми. Их собралось, наверное, свыше десяти тысяч. А может быть, даже больше. И пришли они не на концерт и не на какое-то увеселительное мероприятие. По всему помещению ровными рядами стояли длинные столы с разложенными на них журналами и брошюрами, как видно, предназначенными для продажи. Продавцы сидели на складных стульчиках позади столов, а покупатели сновали в проходах между ними.

Несмотря на неимоверный наплыв посетителей, было на удивление тихо. Время от времени кто-то из продавцов подавал голос: «Цена – всего сто иен», или: «Взгляните, это о-очень интересная книжка», – но никаких зазывных криков не было слышно. Заглянув поверх ребячьих голов на разложенный на столах товар, Сёдзо увидел кустарным способом отпечатанные книжки в стиле манга, [2]2
  Манга(буквально: «свободные зарисовки», «забавные картинки») – так в 1814 г. озаглавил серию своих жанровых гравюр знаменитый японский художник Кацусика Хокусай (1760–1849). Впоследствии это слово стало употребляться в значении «карикатура», «шарж», а также в качестве наименования всевозможных рассказов в картинках.


[Закрыть]или, как теперь принято говорить, «комиксов». Судя по всему, он попал на ярмарку любителей этого жанра, где создатели «додзинси» [3]3
  «Додзинси»(буквально: «Журнал единомышленников») – любительские манга, издаваемые авторами на собственные средства.


[Закрыть]выставляют на продажу свою самодельную продукцию.

Проходя по залу, Сёдзо не встретил не только ни единого взрослого, но даже юноши-студента. Значит, эти мальчики и девочки самостоятельно договорились об аренде помещения и собрали такое количество участников.

Многие ребята нарядились в карнавальные костюмы. Кто-то изображал телевизионных монстров, кто-то – пришельцев из космоса, были там и зверюшки, и герои сказок и мифов, и принцессы, и воины – от солдат в нацистской форме с каской на голове до бойцов народно-освободительной армии Китая. Среди ряженых можно было запросто увидеть и девочку в военной форме с автоматом наизготовку, и мальчика в обличии сказочной принцессы. Чувствовалось, что в костюмы вложено немало труда и фантазии. Лица ребят выражали величайшую серьёзность, никто не смущался, не дурачился, – бродя по залу, они пребывали в каком-то особом мире, созданном их воображением. При этом никого не заботило, что в их ряды затесался взрослый.

Зрелище было странное, однако оно не производило впечатления чего-то нездорового. Просто, отыскав для себя соответствующее прибежище, эти дети приняли тот самый облик, который родился в их мечтах и фантазиях.

И всё же, глядя на сомнамбулические фигуры ряженых мальчиков и девочек, невольно становилось грустно. «Неужели только здесь, на этом отдалённом искусственном острове, они способны реализовать собственные мечты и фантазии? – подумал Сёдзо. – Неужели Токио стал для них заклятым местом? А ведь этот город построили мы».

Возможно, если бы Сёдзо постоянно общался с детьми, увиденное не произвело бы на него такого ошеломляющего впечатления. Впрочем, наверное, не все родители этих школьников знают, где и чем с такой серьёзностью занимаются сейчас их чада.

Охваченный непонятным смятением, Сёдзо пробрался к выходу. Впереди, на выдающейся в море дальней части острова, виднелся парк. Туда и направился Сёдзо, минуя разгрузочную площадку у причала, которая была пуста, если не считать нескольких припаркованных там грузовиков.

Трава на газонах парка всё ещё оставалась жухлой, жёлтой. Выцветшая под перекрёстным воздействием ветров с суши и с моря хвоя вечнозелёных деревьев тоже казалась тусклой и безжизненной. Пейзаж был скорее таким, каким он бывает на исходе зимы, нежели ранней весной. В этот предвечерний час приморский парк был безлюден.

Сёдзо подошёл к парапету у края воды. Волны с шумом плескались о причал с толстыми железными сваями. Перед ним простиралось холодное иссиня-чёрное море, и только вдалеке его поверхность отливала тусклым золотом в лучах заходящего солнца. Небо на западе окрасилось в блёклые желтокрасные тона, а на его фоне вырисовывалась панорама Токио.

Сёдзо давно уже не был здесь и, разглядывая представшую его глазам картину, удивлялся тому, как много новых высотных зданий появилось за это время. Прежде на переднем плане отчётливо выделялись лишь Токийская башня и здание Международного торгового центра, по обе стороны от которых виднелись строения в десять с лишним этажей, а вдали, окутанные дымкой, маячили небоскрёбы Синдзюку. Ныне же повсюду: на обоих берегах реки Сумидагавы, в районе Синагава, в Омори – выросли башни высотой в двадцать и более этажей.

Кое-где эти новые высотные здания стояли целыми массивами, частично заслоняя друг друга, кое-где – порознь, никакого порядка в их расположении не просматривалось. Да это и неудивительно. Взять хотя бы компанию, в которой работал Сёдзо, – строя дома, они меньше всего задумывались об архитектурном облике Токио как целого; так было до сих пор, так, видимо, будет и впредь. Ни заказчики, ни строительные компании попросту не могут позволить себе такую роскошь. В условиях конкуренции главное – выжить, тут вопрос стоит жёстко: либо ты съешь, либо съедят тебя.

Всё это Сёдзо отлично понимал, и, тем не менее, ему вдруг показалось, что с некоторых пор здания из железа и бетона стали плодиться по собственной воле, без чьего-либо ведома. Он уже не мог сказать про себя и своих коллег: «Мы построили этот город». Скорее, они вызвали к жизни некую неведомую силу и отпустили её на свободу. Это была могучая сила, совсем не та, благодаря которой когда-то, словно грибы после дождя, вырастали домики из дерева и бумаги с черепичными крышами. Что-то стало неуловимо меняться. Неподвластная человеку, вышедшая из-под его контроля сила начала сама по себе расти, набирать обороты.

Белый катер пронёсся мимо, оглушительно тарахтя мотором. Поднятые им волны гулко бились о причал. Над головой у Сёдзо с сиплым криком пролетели чайки. Ветер сделался холодным. Сёдзо застегнул пиджак и поднял воротник.

«Я ничего не замечал, – продолжал размышлять он, – но эти дети наверняка уже почувствовали происходящие в Токио перемены. Недаром же они собрались здесь в таком количестве. Не одна-две группы, не три-четыре школы или даже района. Такое впечатление, что однажды ночью дети всего города увидели один и тот же сон и, никому ничего не сказав, устремились сюда».

На глазах у Сёдзо небо над Токио из красновато-жёлтого стало багровым, затем приобрело лиловый оттенок. Силуэты беспорядочно нагромождённых зданий сделались ещё более мрачными. Зловещая тень запустения легла на город. Окрасившиеся в алый цвет рваные облака по странной прихоти ветра разбегались в разные стороны, меняя форму. Казалось, за рядами высотных зданий по всей линии горизонта на западе мечутся языки пламени.

«А ведь когда-то здесь и вправду всё полыхало», – подумал Сёдзо. Перед самым концом войны, в эту же весеннюю пору несколько ночей подряд на весь район от устья реки Сумидагавы до Синагавы и Омори сыпались бомбы. Если бы тогда он находился здесь, то видел бы, как почти вся земля вокруг – не только на западе, но и на севере, и на юге – охвачена огнём. Пламя подступало к самой воде, опаляя небо, озаряя поверхность залива. В действительности ничего этого Сёдзо не видел, но тем активнее работало его воображение. Он смотрел на Центр международной торговли и живо представлял себе, как из окон его рвутся языки пламени, как рядом горит и рушится Токийская башня, как корчатся в огне и отблесках пожара новые небоскрёбы. Всё вокруг него было охвачено пламенем. Даже стоящие позади, на пристани Тоёсу, резервуары для газа один за другим вспыхивали ярко-красным заревом, словно взмётывая вверх всполохи огня…

Наконец пожар утих, последние лучи заходящего солнца поблекли, и серая дымка стала опускаться на землю, но у Сёдзо было такое чувство, будто он видел, как над Токио, подобно бушующему пламени, клубятся зловещие призраки.

Он вышел из парка через ворота, ведущие к автобусной остановке. Здесь, упираясь в парк, обрывалось широкое, по пять рядов на каждой стороне, шоссе, тянущееся от тыльной стороны серого полусферической формы здания, в котором проходила детская ярмарка.

За исключением припаркованных с краю нескольких грузовиков и легковушек, просторное и гладкое, как взлётная полоса аэродрома, шоссе было совершенно пусто – ни машин, ни людей. Стемнеть ещё не успело, но солнечный свет уже померк, и на сухой, мышиного цвета асфальт легли коричневые тени. По левую руку от Сёдзо располагалась площадка, предназначенная для погрузочно-разгрузочных работ, с правой стороны вдоль причала тянулись громоздкие складские постройки высотой в шесть и в семь этажей. Вот так в этот вечерний час выглядел искусственный остров, где даже воздух казался холодным и жёстким.

«Надо же, здесь всё лишено покрова, как будто выставлено на показ, – подумал Сёдзо и стал переходить шоссе, двигаясь по диагонали, чтобы срезать путь к автобусной остановке. – Интересно, дети уже разошлись?» Он взглянул на здание с крышей в виде купола-полусферы, и в тот же миг внимание его привлекла какая-то чёрная точка: вынырнув из тени, окружавшей эту серую громаду, она стремительно двигалась в его сторону, нарушая безмолвие пограничного часа между днём и ночью.

Прошло некоторое время, прежде чем он сообразил, что это мотоцикл, мчащийся на огромной скорости. Сёдзо ещё не успел дойти до середины шоссе, и ему нужно было срочно решать – то ли бегом бежать вперёд, то ли спешно возвращаться назад. Бежать ему не хотелось. К тому же в десяти-пятнадцати метрах от него шоссе заканчивалось. Наверняка, подъехав поближе, мотоциклист сбросит скорость.

Прибавив шагу, Сёдзо пошёл вперёд. Однако мотоциклист и не думал сбавлять скорость. Он мчался так, словно собирался на полном ходу ворваться в парк и с причала вылететь в море. Сёдзо невольно остановился и, как вкопанный, замер посреди дороги. Его парализовало не столько чувство опасности, сколько ощущение невероятности происходящего.

Мотоцикл был большим и, судя по всему, очень мощным. Несмотря на такую скорость, грохота мотора почти не было слышно. Он словно летел по воздуху, неумолимо приближаясь.

Сёдзо всё ещё не терял надежды, что в последний момент водитель либо притормозит, либо свернёт в сторону, но ничего подобного не произошло. Он и вскрикнуть не успел, как мотоцикл промчался мимо буквально на волосок от него. Резкая воздушная волна заставила его отшатнуться. «Сейчас мотоцикл врежется в изгородь!» – мысленно воскликнул Сёдзо, не в силах перевести дыхание.

Но он ошибся: едва коснувшись изгороди передним колесом, мотоцикл остановился.

– Эй, послушай! – выпалил Сёдзо, невольно срываясь на крик. – Как можно гнать на такой скорости?!

Юный мотоциклист накренил руль и спустил одну ногу на дорожное полотно. По сравнению с массивным корпусом мотоцикла он казался на удивление маленьким и щуплым. Чёрные брюки и блузон плотно облегали его фигуру наподобие водолазного костюма. Полусапожки и шлем тоже были чёрного цвета. «Видимо, этот большой, толстый шлем, похожий на те, в которых когда-то спускались под воду водолазы, не пропускает звуков извне», – догадался Сёдзо, но мотоциклист, не выпуская руля из рук в чёрных кожаных перчатках, медленно повернул голову в его сторону.

Хотя передняя часть шлема была прозрачной, тень, отбрасываемая нависающими над оградой деревьями, мешала Сёдзо как следует разглядеть лицо юноши. Внезапно надвинулись сумерки, лишь серебристого цвета мотоцикл сверкал холодным металлическим блеском.

Юноша никак не отреагировал на гневное восклицание Сёдзо. Должно быть, он просто оглянулся на человека, внезапно возникшего у него на пути.

– Ты едва не сбил меня! – крикнул ему Сёдзо. – Надо смотреть, куда едешь!

Мотоциклист поднёс руки к голове и стал медленно снимать шлем. Ну и тип! Сперва – сумасшедшее лихачество, теперь – загадочное молчание. Чудной какой-то парень. Видимо, психопат со склонностью к аутизму и всякого рода фрустрациям.

Массивный шлем снялся на удивление легко. Освободившись от него, мотоциклист несколько раз тряхнул головой, и длинные волосы упали ему на плечи. Сёдзо остолбенел: перед ним стояла девушка.

Какое-то время оба молчали. «Интересно, как ей удалось упрятать свои длинные волосы в шлем? – машинально подумал Сёдзо. – Скрутила их в узел? Или прибегла к помощи заколок?» Впрочем, он не заметил, чтобы она вынимала из волос заколки.

Мотоциклистка вдруг рассмеялась:

– Что, сердиться на девушек не в ваших правилах? Минуту назад у вас был такой грозный вид, что я боялась, вы броситесь на меня с кулаками. По правде говоря, я вас просто не заметила. В голове у меня было только одно: до каких пор можно позволить себе мчаться на полной скорости, чтобы вовремя остановиться, не влетев в забор?

– Так ведь это как раз и опасно!