Текст книги "Адское пламя в сумраке"

Автор книги: Кейдж Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– И правда, скоро, – вздохнул мистер Уайтхед. – Хотя твердая вера в вечную загробную жизнь – большое утешение.

– Воистину, – с торжественным видом согласился сэр Фрэнсис. – Однако мы еще не совсем одряхлели, верно? Не далее как вчера вечером я думал, что пора бы нам устроить очередное собрание нашего ордена – встретиться кое с кем из братьев монахов. – Он искусно подмигнул Льюису. – Немножечко веселья и решительно ничего такого, чего бы следовало стыдиться. Пол знает одно почтенное заведение с весьма добросердечными, покладистыми девицами – все, как одна, очаровательны, скромны, никакой французской болезни, зато интеллектуальных достоинств в изобилии, представляете?

– Ах! Совсем как древнегреческие гетеры? – уточнил Льюис.

– Вот именно! – ответил сэр Фрэнсис, схватил его за руку и с энтузиазмом потряс. – Истинно так. А для мужчин наших лет, в конце концов, есть своя прелесть и в интеллектуальной беседе. Конечно, я не жду, что молодой человек мне поверит…

Он сунул в рот конфету и на четвереньках выполз из шатра.

– Идемте, – бодро сказал он. – Мы покажем вам библиотеку.

Итак, Льюис получил должность. Она оказалась донельзя необременительной; у него была очаровательная комната, свободное расписание и место за столом сэра Фрэнсиса. Во второй вечер у Льюиса возникли сложности с силлабабом,1212
  Силлабаб – десерт из взбитых сливок с вином и фруктовым соком.


[Закрыть] в который добавили крыжовник, однако он сумел оставить без внимания сверкающие буквы и как ни в чем не бывало улыбался остротам хозяина дома.

А библиотека оказалась настоящей сокровищницей.

Она и вправду по большей части состояла из эротических произведений – скорее эклектичных, нежели извращенных. Льюис обнаружил великолепный экземпляр первого перевода «Камасутры» на английский. К тому же библиотеку, несомненно, давно пора было привести в порядок: «Путешествия Гулливера» бились за место на полке с трудами по Каббале или но архитектуре, или с «Книгой мучеников» Фокса, или с «Любовными элегиями» Овидия. Нашлись в библиотеке и несколько самых настоящих древних свитков и кодексов: «Вакханки» Еврипида второго века и примерно такие же старинные «Лягушки» Аристофана.

Но среди всего этого богатства затесались и фальшивки, самая занятная – алхимический трактат, якобы написанный Аристотелем; выполнены они были хорошо, их явно делал человек, у которого в распоряжении имелся изрядный запас очень старого папируса и который владел несколькими хитроумными рецептами изготовления аутентичных чернил. Льюис узнал руку одного фальсификатора, работавшего в прошлом веке и ориентировавшегося на рукописи Иоанна Евгеника.1313
  Иоанн Евгеник – византийский государственный деятель, писатель и богослов XV в.


[Закрыть] Этот неизвестный русский был своего рода знаменитостью среди торговцев поддельными документами; Льюис, отметив, что в молодости сэр Фрэнсис побывал в России, предположил, что ему могли продать много фальшивок работы того же мастера.

В конце недели Льюис уселся за искусно спрятанный полевой передатчик и отправил сообщение:

«ДЭШВУДСКАЯ МИССИЯ ПРОТЕКАЕТ УСПЕШНО. ПОЛУЧИЛ ДОСТУП В БИБЛИОТЕКУ. ИНВЕСТОРАМ КОМПАНИИ БУДЕТ ИНТЕРЕСНО! ПОТРЕБУЕТСЯ ДВА РУЛОНЧИКА ПАПИРОФИКСА И ОДИН – ПЕРГАМЕНФИКСА. ПРОШУ ВЫСЛАТЬ БЛИЖАЙШЕЙ ПОЧТОЙ. ОДНАКО НИКАКИХ ПРИЗНАКОВ КВЧ ЗАГАДОЧНОГО ЭЛЕВСИНСКОГО СВИТКА КВЧ НЕ ОБНАРУЖЕНО. И ВООБЩЕ НИКАКИХ ОРГИЙ. ИНФОРМАТОР ОШИБСЯ?»

Час спустя пришел ответ – сверкающими желтыми буквами:

«ПАПИРОФИКС И ПЕРГАМЕНФИКС ВЫСЛАНЫ. ЛЬЮИС, ИЩИТЕ ВНИМАТЕЛЬНЕЕ».

– Великолепный бекон, милорд, – сказал Льюис за завтраком.

– А? – Сэр Фрэнсис отвлекся от созерцания няни, которая пыталась накормить его отпрыска кашкой. – А. Здесь хорошие свиньи.

Льюис задумался, как бы легко и непринужденно перейти от свиней к интересующему его предмету, но так и не смог ничего изобрести.

– Милорд, поскольку сегодня суббота, я попросил бы позволения не работать, чтобы прогуляться по парку, – произнес он.

– Что? Ах да, конечно! – отозвался сэр Фрэнсис. – Да, вам понравится. Человек с классическим образованием найдет там много достойного внимания, – добавил он, подмигнув так искусно, что его малютка-дочь была просто зачарована и прямо за столом принялась неистово практиковаться в подмигивании, пока няня не урезонила ее ледяным взглядом.

Льюис ускользнул после завтрака и надеялся плодотворно провести день, высматривая подозрительные места, где мог быть спрятан свиток, однако он дошел всего-навсего до храма Венеры, как перед ним словно из-под земли выскочил сэр Фрэнсис.

– Вот вы где! Мне пришло в голову, что вам, пожалуй, понадобится проводник, здесь есть что посмотреть! – радушно воскликнул он.

– Вы так добры, милорд, – проговорил Льюис, пытаясь скрыть раздражение.

– Что вы, что вы! – Сэр Фрэнсис с некоторым смущением откашлялся и продолжил: – Начнем! Храм Венеры. Обратите внимание на статую, сэр.

– На которую? – учтиво осведомился Льюис, поскольку ведущий к храму склон, устланный яркими осенними листьями, украшали добрых три десятка статуй: мальчики со щитами, всевозможные фигурки фавнов, нимф и амуров и что-то подозрительно похожее на садовых гномов.

– На саму Венеру, – сказал сэр Фрэнсис и повел Льюиса к вершине. – На ту, которая стоит в храме. Выполнена куда лучше, чем все эти мелкие фигуры, однако, клянусь Богом, я заполучил ее по бросовой цене. Одна гипсовая мастерская в Генуе разорилась и распродавала все изделия. Это, сэр, копия Венеры Медицейской; и неплохая, не правда ли?

– Весьма и весьма, – отозвался Льюис, гадая, не уводит ли его сэр Фрэнсис подальше от чего-то важного.

Сэр Фрэнсис сделал шаг назад и поднял руку, указывая на купол храма.

– А вон там – видите? Посмотрите внимательно. Различить отсюда довольно трудно, но на самом деле там Леда с Зевсом в обличье лебедя.

Льюис тоже сделал шаг назад и посмотрел.

– О, – проговорил он. – О да. Что же, вид у нее, несомненно… гм… счастливый.

– Мне кажется, скульптор превосходно передал сочетание экстатических спазмов и благоговения перед божеством, – заметил сэр Фрэнсис. – Жаль, что нельзя снять ее и поставить внизу, где ее было бы лучше видно, но… впрочем, возможно, это и к лучшему. Неловко показывать такое детям.

– Полагаю, неловко, да.

– А здесь у нас Венерина обитель, – продолжал сэр Фрэнсис. – А вон та статуя – Меркурий, видите? Ироническое напоминание для беспечного юношества. Обратите внимание на множество изящных намеков на Венерин прелестный портал блаженства, или, как его иногда называют, сами Врата Жизни, откуда вышли мы все.

– Будоражит воображение, милорд.

– А вот там, вдали, храм нимфы Дафны, – указал сэр Фрэнсис. – Надо бы немного подстричь лавры, чтобы более изысканно оттенить здание. Я построил его в дни увлечения друидизмом.

– Прошу прощения?

– Когда-то я собирался почитать деревья, – пояснил сэр Фрэнсис. – Обратился к Стакли – вы его знаете, он верховный друид – за посвящением и прочим. Мне, как водится, дали благословение посадить рощицу; но потом на меня разозлились и лишили благословения. Что за люди – ни малейшего чувства юмора!

– По крайней мере, в восемнадцатом веке, – пробормотал Льюис.

– Так или иначе, я не вижу, чему поклоняться в обычных деревьях, – продолжал сэр Фрэнсис. – Не слишком веселая компания, а? – Он пихнул Льюиса локтем. – И с франкмасонами то же самое – я всегда старался вести себя с ними как следует, но, право слово, никогда не мог сделать серьезное лицо! Полагаю, сэр, я вас ничем не обидел? – Ну что вы, ничуть.

– Должно быть, мне следовало сначала выяснить, христианин ли вы, – заметил сэр Фрэнсис.

– Честно говоря, я причисляю себя к язычникам, – признался Льюис. – Хотя среди моих друзей есть христиане.

– О, и среди моих тоже! Сам я никогда не смеялся над Христом, право слово; я не могу мириться с церковью как с институцией. Отвратительные, жестокие, самодовольные, алчные лицемеры! Однако посмотрите на мою церквушку вон там, на холме, – что вы о ней подумали, а, сэр?

– По правде говоря, я удивился, при чем тут золотой шар, – признался Льюис.

– Он олицетворяет солнце, – пояснил сэр Фрэнсис. – На мой взгляд, этот символ куда более подобает Свету Мира, разве не так? Однако кое-кто, разумеется, обиделся. Хотя, по всей видимости, я сам все испортил – ведь я устраиваю там веселые попойки, церковь, знаете ли, внутри пустая, одни скамьи. А потом я как-то раз выходил оттуда, поскользнулся и едва не сломал шею… Нехорошо, нехорошо! – Он принялся хихикать с притворным смущением. – А видели бы вы, какое лицо сделалось у нашего викария!

Они прошли немного дальше, и сэр Фрэнсис показал на озеро с лебедями и настоящей флотилией из маленьких корабликов, которые во время пиршеств разыгрывали морские сражения. («Хотя в последний раз начался пожар, всюду летали горящие ошметки, так что из пушек мы не палили уже давным-давно!») На островке посреди озера стояло еще одно нелепое зданьице, тоже окруженное толпой статуй.

– Немного похоже на храм Весты в Риме, – заметил Льюис. И поспешно добавил: – По крайней мере, до того, как он превратился в развалины.

– А! Значит, вы обратили внимание? – воскликнул сэр Фрэнсис. – Замечательно! Видите ли, я его так и задумал. Вы настоящий ученый, сэр. Я сам как-то раз зарисовал руины. В молодости нежно любил римскую классику. И до сих пор считаю, что их религия едва ли не самая разумная из всех, какие только придумывали люди.

– Вы знаете, мне это тоже приходило в голову, – сказал Льюис.

– Правда? – Сэр Фрэнсис повернулся к нему, определенно сияя. – Их боги, знаете ли, так похожи на нас – обычные люди, со своими недостатками и семейными раздорами. Одни довольно-таки страшные, зато другие просто очаровательны. Этот грязный глупый мир скорее был создан именно такими богами, чем неким далеким Совершенством, парящим в эфире. Или вы думаете иначе?

– Мне тоже всегда так казалось, – поддержал его Льюис, с тоской вспомнив своих предков-людей. Он пристально взглянул на сэра Фрэнсиса и решил забросить удочку. – Конечно, у простого смертного в античности не было особых надежд на загробную жизнь…

– Вовсе нет! – возразил сэр Фрэнсис. – А как тогда понимать Элевсинские мистерии?

Льюис набрал побольше воздуху и возблагодарил Меркурия, покровителя интриганов.

– А как их вообще можно понимать, милорд? Элевсинские ритуалы нам неизвестны, поскольку посвященные клялись хранить тайну, – заявил он.

– Ха! Я бы вам рассказал, чего стоят клятвы хранить тайну, – покачал головой сэр Фрэнсис. – Люди болтают, несмотря ни на какие обеты. Вечную жизнь смертным предложили задолго до того, как святой Павел с приятелями предъявили свои права на эту идею.

Истинная правда, подумал Льюис, припомнив процесс обретения бессмертия в Компании.

– Так говорят, милорд, но, увы, у нас нет ни малейших доказательств, не так ли?

– Может быть, и так, – мягко проговорил сэр Фрэнсис. – Если бы я сказал вам, что в Италии есть некие священные рощи, в которых по сей день пляшут сатиры, вы бы решили, что я сошел с ума; однако я видел нечто очень похожее. Ах, и нимф я тоже видел!

Льюис изо всех сил старался выглядеть человеком весьма многоопытным.

– Ну, если уж на то пошло, я бы мог показать вам парочку нимф даже здесь, в Англии, – сообщил он, попытавшись подмигнуть и толкнуть собеседника локтем.

Сэр Фрэнсис хлопнул его по спине:

– Не сомневаюсь! Нет, право, пора нам проводить очередное собрание ордена. Если хотите, я за вас поручусь.

– Ах, сэр, как вы добры!

– Ничуть, – ответил сэр Фрэнсис с видом глубочайшего удовольствия. – В наших рядах давно не хватает свежей крови. Я пошлю за Уайтхедом в Твикенхем, он все устроит.

Льюис поглядел на коробку с фрагментами и печально покачал головой. Порнографический папирус находися в ошеломляюще скверном состоянии, почти таком же, в каком впоследствии обнаружат свитки Мертвого моря, хотя здесь повреждения, судя по всему, были вызваны недавним актом насилия. Хуже того, некоторые мелкие клочки оказались чем-то склеены, и не крыжовенным вареньем. Льюиса замутило от внезапной догадки об обстоятельствах отъезда его непосредственного предшественника.

– Ну что же, посмотрим, удастся ли нам привести все в порядок, – пробормотал он себе под нос и принялся за крупные куски. – Три нимфы, пять сатиров и… может быть, лошадь? И флейтист? И много виноградных лоз. Три комплекта разрозненных, гм, частей. Фрагмент… утки?

Нахмурившись и прикусив язык от глубокой сосредоточенности, Льюис разглядывал кусочки всевозможных частей тела в самых невероятных положениях. Он начал собирать пазл со скоростью, на которую способен только киборг.

– Это сюда… он туда, она сюда и… Нет, по-моему, это анатомически невозможно – или нет? Ага. Но если эту ногу поднять вверх вот так… нет, это локоть… Ого, это же кентавр! Хорошо, так гораздо логичнее. Что же я раньше не сообразил!

Дверь в библиотеку открылась, впустив порыв сквозняка и сэра Фрэнсиса. Льюис прихлопнул растопыренными пальцами собранную сцену оргии, не дав ей разлететься по столу.

– Вот вы где, Оуэнс, – произнес сэр Фрэнсис. Говорил он как-то нерешительно.

Льюис вскинул на него взгляд, но сэр Фрэнсис не ответил на него, а стал, приближаясь к столу, пристально всматриваться в папирус.

– Ну что ж! Г-хм. Каким замечательным делом вы заняты! Да, состояние, в котором он находился, было поистине плачевным. Надо было мне давным-давно этим озаботиться. Однако же в последние годы я был занят тем, что самолично подносил дары Венере, а не читал о том, как это делали другие. Так ведь?

– Мудрое решение, милорд.

Сэр Фрэнсис выдвинул стул, сел к столу и некоторое время молча смотрел, как Льюис продолжает собирать обрывки.

– Помню, как я получил этот папирус, словно это было вчера, – проговорил сэр Фрэнсис. – Я осматривал Наксос. Проводником моим оказался человек очень сметливый, мог добыть все что угодно. Девушки – беленькие или черненькие, пухленькие или худенькие, под любое настроение, и самые лучшие дома, где можно было, знаете ли, выпить чего желаешь – и вина, и эликсиров покрепче. Захочешь посмотреть храмы – он и их разыщет, и, стоило мне лишь намекнуть, что меня интересуют древности, как, Богом клянусь, сэр, он показал мне…

– Одну лавчонку? – предположил Льюис, тщательно, тоненькой кисточкой, нанося папирофикс из простой баночки. Он совместил края двух фрагментов. Они соединились настолько идеально, что невозможно было различить, где их склеили. – Темную дверцу в дальнем конце извилистого переулка?

– Только поглядите! Право, сэр, вы настоящий книжный доктор!…Но нет, это была вовсе не лавчонка. Видел я подобные места – там ради прибыли так и рвутся продать юному недоумку, впервые путешествующему по Европе, подлинную Гомерову лиру или настоящие лавры Цезаря. Подлинников там нет, даже не сомневайтесь. Нет… это было совершенно другое место.

Льюис молчал, дожидаясь продолжения. Он поднял взгляд и увидел, что сэр Фрэнсис смотрит в окно, где осенний лес уже показывал черные ветви сквозь разлетающееся золото с багрянцем.

– Тот человек повел меня вверх, к вершине горы, – заговорил сэр Фрэнсис. – Горы из золотого камня, лишь слегка прикрытого зеленью, – там росли маленькие скрюченные каменные дубы и какая-то трава, которая благоухала на солнце. А какое было солнце! Белое, как бриллиант, ясное, жаркое. Солнце рассветного мира. Прозрачный воздух, а над головой голубой купол, такой глубокий, что в нем впору утонуть. Так вот, тропка была не шире козьей, и мы карабкались по ней добрый час, и как же я ругал проводника! А он все показывал на крошечный белый домик далеко вверху, одинокий и на вид заброшенный. Я шел за проводником и, можете представить себе, как был зол, когда мы наконец добрались до домика. Наверху оказалось немного лучше – там росло огромное старое фиговое дерево, которое отбрасывало приятную тень. Я бросился в прохладу, задыхаясь, и тут мимо пролетел орел – на уровне глаз, сэр, – а море далеко внизу превратилось в синюю дымку с крошечными крупинками кораблей, снующими туда-сюда. Я слышал доносившееся из дома бормотание, но больше никаких звуков – даже птичьи крики и жужжание насекомых и те стихли.

Было, знаєте ли, очень похоже на сон, и стало еще больше похоже, когда я поднялся на ноги и вошел в дом. Там, в прохладе и темноте, на меня посмотрела вереница древних лиц. Это были лишь головы статуй, выставленные в ряд на полке, но, честное слово, поначалу я принял их за живых людей, беседе которых я, вероятно, помешал. Мой проводник представил меня старику и его дочери. Он когда-то, очевидно, был ученым, копался в руинах, чтобы пополнить свою коллекцию, а теперь остался без гроша и, когда удавалось найти покупателей, распродавал лучшие образцы. Его дочь оказалась красавицей. Настоящая гречанка, гордая и сероглазая. Поднесла мне кружку холодной воды – с грацией Гебы. Так вот, мы решили заключить сделку. У меня был тугой кошелек – глупо, конечно, носить деньги при себе в такой стране, но юных идиотов хранит какое-то особое божество или кто-то в этом роде. Старик тут же продал мне свитки. Его дочь вынесла несколько расписных ваз, некоторые очень изящные, и я купил себе пару. Потом велел проводнику спросить, нет ли еще. Они перекинулись парой фраз – отец с девушкой, – и наконец она поманила нас за собой. Мы прошли через дом и очутились на заднем дворе. Там находился источник – он журчал по скале – и что-то вроде галереи, которая соединяла заднюю часть дома с гротом. Грот был затенен виноградной лозой, с которой свисали маленькие зеленые грозди. Благословенный покой. Чаровница-ахеянка повела меня в сумрак, и я уже решил проверить, не удастся ли сорвать поцелуй, и тут – клянусь жизнью и честью, сэр! – я узрел бога.

– Что же вы увидели? – заинтригованный, спросил Льюис.

– Думаю, когда-то это наверняка был небольшой храм, – ответил сэр Фрэнсис. – Я сразу почувствовал, что место это священно. В дальней части грота виднелся рельеф, вырезанный прямо в скале: Дионис со всей своей свитой из сатиров и нимф, спасающий Ариадну. Изображение очень грубое, но, сэр, право слово, художник был мастер портретов. Вакханты казались такими веселыми, что так и тянуло рассмеяться вместе с ними, – а это юное божество, одновременно и бессмертное, и человечное, которое так ласково улыбалось бедной девушке, – ведь ее соблазнили и бросили на острове! Дионис протягивал руку, чтобы спасти ее, и в сострадании своем даровал ей золотой венец вечной жизни. Сэр, это было откровение. Таким и должен быть бог, сказал я себе, – дикая радость плоти и крови! А поскольку он плоть и кровь, у него достанет щедрости спасти нас, жалких людишек, от смертной участи. Я был готов на все, лишь бы купить этот рельеф, но мне его не собирались отдавать. Ни в коем случае. Девушка привела меня, только чтобы показать несколько бронзовых фигурок – они лежали там на полу, так как в домике не хватало места. Я жестами показал, что хочу отколоть рельеф от стены; девушка прекрасно поняла, что я имею в виду, и наградила меня таким взглядом, что у меня кровь едва не застыла в жилах. Вы сочтете меня недоумком, сэр, но я расплакался. По ночам я никогда не смыкаю глаз, но так и вижу этот грот. Я много раз заказывал себе изображения этого бога у вполне приличных художников и купил несколько статуй и картин, но ни одна из них не может сравниться с ликом, который я видел тем солнечным утром в юности. И я не могу не верить в то, что тем утром на краткий миг я покинул пределы этого мира и вышел в царство невыразимого.

– Увлекательная история, милорд, – сказал Льюис. Он посмотрел на клочки бумаги на столе – обрывки давно умершей фантазии.

«Насколько у них другое восприятие, совсем не как у нас. Как бы мне хотелось…»

– Увы, я пришел сюда не для того, чтобы рассказать вам ее, – продолжал сэр Фрэнсис со смущенным видом. – Когда достигаешь моих лет, прошлое руководит настоящим; в свое время, мальчик мой, вы это поймете. Я… гм… не сумел устроить празднество. Так или иначе, празднество посвящения в орден у меня точно не получится. Пол болеет, а наш приятель доктор Франклин выражает сожаление, но сообщает, что у него дела: не сомневаюсь, он по-прежнему надеется получить какую-то выгоду из этой стычки с американцами.

– Прекрасно понимаю, – кивнул Льюис.

– Бьют слишком поглощен садоводством… Монтагю прислал письмо, что прибыл бы непременно, но должен развлекать гостя. Вы слышали об Омаи, дикаре из южных морей?1414
  Омаи (Маи, ок. 1751–1780) – первый таитянин, посетивший Европу. Он прибыл в Лондон на корабле «Эдвенчер» в октябре 1774 г.


[Закрыть] Его привез для забавы капитан Кук, и теперь он бывает в лучших домах. Я сказал: «Берите его с собой, мы примем в орден благородного дикаря!» Но похоже, сейчас у него каждая минута расписана – всякие приемы в саду… ну вот. Сами видите.

– Разумеется, – согласился Льюис. – Ну что ж, в другой раз.

– Да, конечно! По правде говоря, сэр… – Тут сэр Фрэнсис оглянулся на дверь и понизил голос: – Я подумал еще кое о чем – это было бы таинство даже для более избранного круга. Мы давно такого не устраивали; однако то и дело возникает необходимость, и я подумал, что вы настолько подходящий неверный…

Льюис, не веря своему везению, отложил кисточку и подался вперед.

– Это ведь не имеет никакого отношения к некоему обряду, о котором мы беседовали в саду, не так ли?

– Да! Да! Вы меня понимаете! – Лицо сэра Фрэнсиса просияло.

– Думаю, да, милорд. Доверьтесь мне, вы можете полагаться на мою сдержанность, – заявил Льюис, потирая нос.

– О, хорошо. Хотя, вы знаете… – Сэр Фрэнсис наклонился к нему и заговорил так тихо, что, не будь Льюис киборгом, он не разобрал бы ни словечка. – Вряд ли получится так… гм… весело, как службы в аббатстве. Возможно, сначала мы устроим небольшой обед, просто чтобы разогреться, но затем все станет достаточно серьезно. Надеюсь, вы не будете разочарованы.

– Уверен, что не буду, – ответил Льюис.

Когда сэр Фрэнсис удалился – несколько раз подмигнув, пихнув Льюиса в бок и сипло объявив, что следует хранить строжайшую тайну, – Льюис вскочил и станцевал чечетку.

На следующей неделе в поместье царила суета, которая стороннего наблюдателя не навела бы на мысль о чем-то необычном, однако обитатели дома понимали, что готовится нечто значительное. Сэр Фрэнсис отправил свою нынешнюю любовницу с детьми и няньками в Бат, обменявшись с ними на прощание множеством телячьих нежностей. В одну из ночей прибыли и гости – сводный брат сэра Фрэнсиса Джон и пожилой джентльмен, оказавшийся руководителем кафедры гражданского права.

Льюис, мирно склеивая древний эротико-акробатический этюд, между делом сканировал дом и по крупицам собирал сведения. Он выяснил, что швее задали много срочной работы, поскольку чей-то костюм не надевали три года и теперь он не налезал. С близлежащей фермы доставили поросенка, который набедокурил в огороде, о чем сокрушалась кухарка; затем сэр Фрэнсис спустился в кухню и заколол поросенка, довольно-таки неумело, судя по визгу бедного животного и по жалобам прачки, которой пришлось выводить пятна крови с хозяйской одежды. Садовника услали за чем-то с тачкой и лопатой, и он весь день отсутствовал, а по возвращении ворчал; лакей и дворецкий погрузили стол и несколько стульев на телегу и куда-то отвезли.

Льюис накладывал пергаменфикс на рукопись, претендующую на раскрытие тайн весталок, и вдруг заслышал звуки рожка, которые возвещали о прибытии экипажа. Льюис просканировал окрестности – да, по аллее ехала коляска с пятью… нет, с шестью смертными.

Он отложил кисточку и закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться.

Перезвон металлических ободов по щебенке – ужасно, зубодробительно четкий. Гулкий грохот копыт, замедлившийся до раздельного «цок-цок-цок», словно последние капли ливня, и контрапунктом – шарканье ног по мраморному полу внизу.

Бабах! Похоже, сэр Фрэнсис не умел обращаться с дверью и мог лишь распахивать ее настежь.

– Дамы! Дамы, мои чаровницы, мои красавицы, добро пожаловать, добро пожаловать все и каждая! Милая миссис Дигби, как давно мы не встречались! Как вы поживаете? Клянусь Венерой и ее сынишкой, дорогая, вы прямо цветете!

– Ха, милорд, благослови вас Бог, ну и мастер же вы льстить!

– Ну что вы, душенька. Сьюки! Красотка Бесс! Вот моя рука, дамы, соблаговолите сойти, подберите подол… И снова добро пожаловать… Ах, Джоан, и ты тоже приехала! Мы так по тебе скучали. Дай поцелую, любовь моя… А это кто? Новый розанчик в букете?

– Это наша юная мисс. Она с нами недавно. Мы решили, что она подойдет для… – Дама перешла на шепот, но Льюис разобрал слова: – Сами знаете для кого.

– Ага! – Сэр Фрэнсис тоже заговорил тише. – Позволь поцеловать тебя, прелестное дитя, без всякой задней мысли. Добро пожаловать! А где же мистер Уайтхед?

– Сейчас возьму шляпу и…

– Два слова на ушко, милорд. Он не в себе, в обморок падал, перепугал нас до смерти. Сьюки дала ему джину и привела в чувство, но он белехонек, будто…

– Знаю, душенька, знаю, но… А, вот вы где, Пол! Ну вы и негодяй – позволили себе лишиться чувств в карете, полной красавиц! Что? Право, вы словно лосось на нересте. Не можете дождаться ночи, да?

– Дайте-ка, голубчик, я вас под локоток…

– Глупости. Я превосходно себя чувствую…

– Бесс, бери его под другой локоток… Пойдем в кроватку, полежим немножко перед обедом, да, мой сладкий?

– Наверное, так лучше…

– Да, дадим этому необузданному жеребцу передохнуть перед следующим забегом. Джон! Попросите миссис Фиттон приготовить укрепляющий настой.

– Сию минуту, милорд.

Голоса зазвучали ближе – компания вошла в дом, – но приглушеннее и неразборчивее. Льюис отодвинул стул от стола и повертел головой, пока не нашел положение, в котором опять все слышал.

Сэр Фрэнсис снова шептал:

– Бедняга очень плох. Следовало сделать все раньше.

– Две недели назад, когда наезжал в Лондон, выглядел он получше. Вон благоверный моей сестры, он точно так же – на Рождество был здоровехонек, а в Богоявление уже и схоронили. Ну, станем уповать на лучшее, как говаривала моя матушка, милорд. Как вам девица?

– Под вуалью не видно, но вроде бы хорошенькая. Она изучила все… э-э-э?

– Да, милорд, и не сомневайтесь. Мальчик-то у вас есть?

– И превосходный! Скоро сами увидите.

– А, хорошо, а то ведь тот молодой джентльмен мне совсем не глянулся…

Льюис чихнул и сбился, к тому же со стола улетел кусочек весталок. «Тьфу, пропасть», – пробормотал библиотекарь. Он встал на четвереньки, чтобы вытащить обрывок, в очередной раз задумавшись, что же приключилось с его предшественником.

Однако всяческое беспокойство быстро улетучилось, сменившись надеждой и предвкушением праздника. За обедом будут лишь старики и прелестные сговорчивые дамы! Неужели его невезению конец – хотя бы на один-единственный вечер?

Он отреставрировал весталок и занялся приклеиванием корешка к экземпляру «Нового описания Мерриленда, или Земли Радости»,1515
  «Новое описание Мерриленда, или Земли Радости» Томаса Стретцера (1740) – весьма фривольное сочинение, где женское тело уподобляется острову, который мужчины вспахивают и возделывают.


[Закрыть] когда в библиотеку вошел дворецкий сэра Фрэнсиса с перекинутым через руку плащом.

– Прошу прощения, сэр, но милорд просит вас выйти в сад. Вы должны надеть вот это. – Он развернул плащ, у которого оказался просторный капюшон.

– А, костюмированный бал, не так ли? – Льюис взял плащ и набросил его на плечи.

Капюшон тут же упал ему на глаза. Джон без тени улыбки поправил его.

– Если можно так выразиться, сэр. Вы могли бы выйти через восточную дверь.

– Бегу-бегу! Я сейчас, – отозвался Льюис и, сгорая от нетерпения, кинулся вниз.

В саду он увидел группу людей в таких же плащах, ближайший из которых его поприветствовал, – по голосу оказалось, что это сэр Фрэнсис:

– Это вы, юный Оуэнс? Мы тут как раз дожидаемся дам, благослови их Бог. А, вот и они!

И правда – из-за угла дома выходила процессия. Льюис увидел пять фигур в плащах, первая из них несла в высоко поднятой руке факел. Джентльмены низко поклонились. Льюис последовал их примеру.

– Богиня, – произнес сэр Фрэнсис. – Мы, смертные, с почтением приветствуем тебя, долгожданную. Молю, яви нам свою милость!

– Ты получишь мою милость, смертный, – ответствовала дама с пылающим факелом. – Приди ко мне в святилище, и я это, как его, приобщу тебя к моим таинствам.

– Улюлю! – еле слышно выдохнул профессор-юрист.

Он весело толкнул Льюиса под ребра. Локоть у него оказался довольно острый, и Льюису было больно. Однако все неприятности забылись, когда к нему приблизилась невысокая фигурка в плаще и взяла его за руку.

В пару каждому джентльмену досталась дама. Сэр Фрэнсис взял под руку факелоносицу и повел их в темноту торжественной процессией, словно компанию пожилых ряженых Гаев Фоксов. Стройная вереница распалась лишь однажды, когда один из джентльменов споткнулся и закашлялся; все остановились и подождали, пока он придет в себя, а затем двинулись дальше.

Льюис, ненадолго включив инфракрасное зрение, увидел, что процессия движется к высокому холму, на котором находилась церковь Золотого Шара. Внимание его сосредоточилось на девушке, которая шла рядом. Пальцы у нее были теплые, юная, премило сложенная, она ступала легко. Льюис гадал, какое у нее лицо.

Процессия не стала подниматься на холм, а обошла его вокруг. Льюису наконец удалось отвлечься от девушки настолько, чтобы заметить впереди еще одну церковь, словно вкопанную в холм. Когда они подошли ближе, Льюис увидел, что это всего лишь фасад из песчаника, выстроенный, чтобы замаскировать вход в туннель.

«Знаменитые Пещеры Адского Пламени!» – подумал Льюис, и сердце у него забилось чаще.

Они вошли в ворота и оказались в длинном туннеле, прорубленном в меловой породе; здесь им пришлось перестроиться и идти по одному. Льюис, к собственному изумлению, обнаружил, что сердце его стало колотиться еще сильнее – словно от самой настоящей паники; ему пришлось собрать все силы, чтобы не растолкать вереницу и не броситься прочь. Он просканировал породу над головой – сырой мел, весь в трещинах, того и гляди обвалится. Бояться этого места можно было по тысяче объективных причин, и нечего вызывать демонов из подсознания…

Шедшая за спиной миниатюрная девушка подалась вперед и пожала Льюису руку. Ему сразу стало легче.

Они постепенно спускались вглубь холма, минуя ниши, вырубленные в левой стене, а затем круто повернули – Льюису показалось, что они описали полный круг. Было темным-темно, только впереди горел факел, было тихо, и сыро, и холодно, как в могиле. Еще один длинный прямой спуск, затем запутанный лабиринт, в котором разве что киборг мог с легкостью ориентироваться. И наконец, впереди показался свет и Льюис уловил запах съестного.

Они вышли в просторный зал, озаренный пылающими факелами. У дальней стены совершенно неподвижно стояли четыре фигуры. На всех были черные покрывала, длинными прямыми складками ниспадавшие с макушки почти до самого пола. На всех были маски. Две – черные и безликие; две расписаны черным и золотым наподобие голов насекомых.

Посреди зала, совершенно неуместный, стоял стол, накрытый на десять персон.