Текст книги "Искусственное дыхание"
Автор книги: Кевин Элиот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Искусственное дыхание
Кевин Элиот
Посвящается моей матери
Искусство жить состоит в том,
чтобы уметь использовать тех,
кто заставляет нас страдать.
Пруст
Mouth to Mouth by Kevin Elyot (2001)
Действующие лица:
ФРЭНК, 46
ЛОРА, 45
ГОМПЕРЦ, 35
ДЕННИС, 43
ФИЛЛИП, 15
КОРНЕЛИЯ, 28
РОДЖЕР, 34
Действие происходит в доме и в ресторане.
Кухня
Звучит танго. Включается свет.
ФРЭНК и ЛОРА сидят около открытых французских окон, выходящих в сад. Одна из дверей кухни ведет в кладовку; кладовка также видна зрителю. Сцену наполняет солнечный свет. У ФРЭНКА на левом глазу огромная повязка. ЛОРА в темных очках. Она курит. Танго утихает, сливаясь со звуками летнего сада: ритмичным стуком поливальной машины, отдаленным треском газонокосилки, голосами играющих детей и пением птиц. Из другой комнаты слышится неуверенное исполнение на фортепиано Арии из «Вариаций Гольдберга» Баха.
ФРЭНК: … вот, значит… значит завтра мне ее снимут.
Короткая пауза.
Они говорят, должно сработать, но, может быть, мне придется поставить еще одну, зависит от того, продолжу ли я принимать таблетки. Посмотрим. Здесь так хорошо.
Он поднимает лицо к солнцу.
Почти забываешь, что ты в спальном районе.
На секунду он отвлекается на что-то в саду. ЛОРА смотрит на него. Он снова поворачивается к ней.
Странно, должен тебе сказать, самому заходить в операционную. То есть, обычно же сам не заходишь, да? Обычно тебя туда вкатывают, а ты совсем никакой, а я просто вошел – совершенно compos mentis. Правда, когда все началось, я потерял нить происходящего. Она спросила, как я себя чувствую, но я так старался не паниковать, что, по-моему, даже не ответил, а она только один раз мне сказала, что она делает, когда вставила мне его и зашила. И все. Потрясающе, правда? После завтрака ты там – а к обеду уже дома. (смотрит в сад). Кто-то точно…
Короткая пауза.
Я только одного не могу понять, она вытаскивала глаз из глазницы или нет. Сама мысль о том, что я лежу, а он у меня на щеке болтается… Ты знаешь, наверное, все это бестолку. Мне говорили, что все будет нормально, но по тому, как они себя ведут, понятно, что что-то не так.
ЛОРА сжимает его руку.
Вот как все повернулось. Смешно, правда? А мы думали, все будет легко и просто.
Короткая пауза.
ЛОРА: …
Она смотрит на него. Короткая пауза. Он целует ей руку. Оба смотрят в сад.
Господи, только бы все получилось, а если не получится…
Короткая пауза.
Я вчера ужинал со своим врачом. Хорошо, что мы с ним вроде как стали друзьями. Он думает, я сумасшедший. Говорит, это только временное ухудшение. Если бы я наверняка знал, что поможет, то согласился бы все терпеть: ночные кошмары, то, как я стал выглядеть, – но с меня хватит. Доктор Гомперц считает, что это равносильно самоубийству, а мне кажется, я тогда смогу контролировать ситуацию.
ЛОРА прикуривает новую сигарету от той, которую почти докурила.
Ты, наверное, будешь скучать по этому месту. Ну, в общем…
Короткая пауза.
Он такой болтливый. Столько времени прошло с тех пор, как он потерял бойфренда, а он все время о нем вспоминает. Доводит себя до такого состояния, особенно если выпьет, мне так и не удалось поговорить с ним о…
Пауза.
В общем, была одна вещь… мне было очень важно поговорить с ним, поэтому, собственно, я и договорился встретиться, и… у меня… так ничего и не вышло.
Он снова отвлекается на что-то в саду.
Смотри, вон там, внизу… Наверное, просто тень. Мне вдруг показалось, что это…
Кухонный стол вдруг сдвигается примерно на фут. ФРЭНК вскакивает и оторопело смотрит на стол. ЛОРА напрягается.
Господи Боже!
Пауза.
Я пожалуй пойду…
ЛОРА смотрит на него.
…через пару минут.
Он снова садится за стол.
Лора, мне надо…
Раздается рев приближающегося мотоцикла. Оба застывают. Фортепиано перестает играть. Мотоцикл все ближе. ЛОРА начинает снимать очки.
Свет резко гаснет, мотоцикл приближается.
Звук обрывается; свет резко включается:
Ресторан
ФРЭНК и ГОМПЕРЦ за столиком. Перед ними напитки и меню. У Фрэнка на левом глазу повязка. ГОМПЕРЦ закрывает лицо салфеткой. Он непроизвольно всхлипывает. ФРЭНК очень смущен.
ГОМПЕРЦ: Извини…
ФРЭНК: Да нет, что ты…
ГОМПЕРЦ: Извини…
ФРЭНК: Да нет…
ГОМПЕРЦ вытирает глаза и лицо салфеткой, делает глоток.
ГОМПЕРЦ: Видишь ли, людям некогда думать о прошлом, они даже не хотят вспоминать, а я помню. Все еще не могу поверить. Одно мгновение – и все перевернулось. На хрена тогда вообще!.. Извини, ты говорил…
Он закуривает.
ФРЭНК: Про кошмары. Например, вчера мне приснилось, что Алана Рикмана зажарили в благотворительных целях.
ГОМПЕРЦ: Он был здесь на той неделе.
ФРЭНК: А еще раньше мне приснилось, что я поворачиваюсь в кровати, а там Дэнис Нильсон, рядом со мной. Это сон, конечно, но все-таки…
ГОМПЕРЦ: Дело в том, что я просто не доверяю людям. Не верю ни единому слову. Когда я вспоминаю панихиду, все эти речи, стихи, соболезнования, обещания писать – полнейшая херня. Я, я, я – только о себе и думают. (смотрит в меню) О-о-о, мусс из каракатиц. Знаешь, столько было этих сраных панихид за последние годы…
ФРЭНК: Волнистых попугайчиков ими кормят?
ГОМПЕРЦ: Смешно. Родился – никто тебя не знает, умер – все забыли, а в промежутке – одно говно. Жизнь – редкостная сука, точно тебе говорю. Барышников.
ФРЭНК: Что?
ГОМПЕРЦ кивает в соответствующем направлении.
А, да.
ГОМПЕРЦ: Вечное одиночество – такова наша доля, и хоть ты тресни, ничего не поделаешь. С кем-то сходишься, убеждаешь себя, что нашел то, что надо, плодишь таких же одиноких существ, и ничего не меняется.
ФРЭНК: Шикарное место. Спасибо тебе.
ГОМПЕРЦ: Посмотри на нас: мясо с кровью, упакованное в Армани. А что от нас остается в конце? Вонючая, разлагающаяся масса. (Подмигивая и улыбаясь кому-то.) Привет.
ФРЭНК: Слушай, а что тебя привлекло в медицине?
ГОМПЕРЦ: Гламур. Как глаз?
ФРЭНК: Ничего.
Пытается отпить из бокала, но проносит мимо рта.
ГОМПЕРЦ: Киппер суфле с корнишонами и сальсой из вяленых томатов.
ФРЭНК (вытирая пролитый напиток салфеткой). Питер, а она на самом деле вынимала мой глаз из глазницы? То есть, он просто болтался у меня на щеке?
ГОМПЕРЦ: И еще это чувство, что именно ты контролируешь ситуацию.
ФРЭНК: Контролируешь, да. Я как раз хотел с тобой поговорить об этом.
ГОМПЕРЦ (указывая кивком). Пинтер.
ФРЭНК (оглядываясь). А, ага.
ГОМПЕРЦ: И ты посмотри, кто с ним! Интересно. Продолжай.
ФРЭНК: Что?
ГОМПЕРЦ: Сны.
ФРЭНК: Ах, да. Сны. Вообще-то, с этим я бы справился, но все остальное: понос, тошнота, головные боли, бесконечные таблетки и уколы, и особенно то, что мое тело меняется прямо на глазах. Когда-то я был в приличной форме, а теперь похож на военнопленного из фильма «Мост через реку Квай»: ноги, как спички, шея, как у индюшки, и задница висит, как старая занавеска. Это угнетает. Видеть себя в зеркале не могу. (Указывая на повязку). И это при том, что я сейчас на таблетках…
ГОМПЕРЦ: Это временное ухудшение. Я же говорил, просто временное.
ФРЭНК: И дело не только в лекарствах. Мне надо уехать. Мне надо сменить обстановку.
ГОМПЕРЦ: Сардины сальтимбокка с пюре из карликовых кукурузных початков…
ФРЭНК: И мне очень хочется больше писать. Знаешь, иногда я думаю, что это важнее, чем здоровье. Дико звучит, да?
ГОМПЕРЦ: Видишь вон того официанта?
ФРЭНК: Что?
ГОМПЕРЦ: Дает в сортире кокс снюхивать со своего…
ФРЭНК: Господи.
ГОМПЕРЦ: И берет недорого, шлюшка грязная.
ФРЭНК: В общем, я к чему все это говорю…
ГОМПЕРЦ внезапно всхлипывает.
Господи.
ГОМПЕРЦ: Извини.
ФРЭНК: Да нет…
ГОМПЕРЦ: Просто… официант, похож на него.
ФРЭНК: А-а.
ГОМПЕРЦ: Вот так всегда, твою мать! Он даже умер не от того, от чего должен был! (Доставая что-то из кармана.) Попал под 134-ый автобус…
ФРЭНК: Я знаю…
ГОМПЕРЦ: …а какая поэтическая натура!
Это коробочка с кокаином. Он украдкой вдыхает.
ФРЭНК: Да…
ГОМПЕРЦ: Извини, так что ты говорил?
ФРЭНК: Я что-то запутался.
ГОМПЕРЦ: Про писательство.
ФРЭНК: Ах, да. Просто ступор какой-то уже Бог знает сколько времени, ты же знаешь.
ГОМПЕРЦ: Какая нелепая смерть!
ФРЭНК: Дело в том, что у меня наконец возникла одна идея, которая, кстати, некоторым образом связана с тем, о чем я хотел с тобой поговорить.
ГОМПЕРЦ передает коробочку ФРЭНКУ.
Спасибо.
Он неуклюже пытается нюхнуть.
ГОМПЕРЦ: Пудинг с кровью в кляре под сладким соусом? Шеф-повар, видимо, опять ширнулся. Наверно, я все же остановлюсь на ягненке, хрен с ним.
Он снова делает глоток.
Вся эта возня и нервотрепка, деньги, куда поехать – в Полинезию или Новую Англию, в какой цвет покрасить домик, а потом вдруг все. А мы ведь так хорошо ладили. Никакого секса, конечно – этим мы занимались на стороне. И еще, наверно, пюре. Вечно я ем это хреново пюре! Пожалуй, это наилучший вариант…
ФРЭНК: Пюре – это да…
ГОМПЕРЦ: …не заниматься сексом со своим партнером. Это настолько все упрощает. Конечно, поначалу секс был, но когда начинаешь засыпать в самом разгаре, пора завязывать.
ФРЭНК (возращая коробочку). Да, пожалуй. Питер, я хотел…
ГОМПЕРЦ: Твою мать, ну как можно не заметить автобус? Ну да, он был без очков – эстетка несчастная – но ярко-красный двухэтажный автобус!
Открывает коробочку, нюхает.
Не настолько плохо он видел. Боже, как мне его не хватает! Знаешь, временами – обычно когда я трезвый – мне кажется, что он где-то рядом. Я чувствую его запах или его руку на своем плече… Ты же никогда ни с кем не жил?
ФРЭНК: В смысле романтических отношений – нет. Но знаешь, это тоже определенным образом связано с тем, о чем я хотел поговорить.
ГОМПЕРЦ: Думаешь, нам стоит перепихнуться?
ФРЭНК: Нет.
ГОМПЕРЦ: Да, пожалуй, не стоит. Так что ты говорил…
Он снова закуривает.
ФРЭНК: Понимаешь, я спас жизнь…
Он вдруг корчится и хватается за живот.
ГОМПЕРЦ: Все нормально?
После короткой паузы:
ФРЭНК: Угу.
ГОМПЕРЦ: Конечно, остаются варианты, которые ты не пробовал.
ФРЭНК: Наверняка, но я тебе хотел сказать…
ГОМПЕРЦ (кивая на проходящего мимо посетителя). Прада с бейсболкой? Я вас умоляю!
ФРЭНК: …так вот, я еще хотел сказать, что с меня хватит, и я решил – все взвесил – и решил…
ГОМПЕРЦ: Что?
ФРЭНК: …прекратить лечение.
ГОМПЕРЦ вдруг замирает. Впервые за все время его внимание полностью обращено на ФРЭНКА.
Ты должен понимать, как это изматывает. Пробуешь что-то, помогает, потом не помогает и вот у тебя уже анализы ни к чёрту. Пробуешь что-то другое – может помочь, может не помочь, и так постоянно. И ты гадаешь перед каждой проверкой, в порядке анализы или нет, и если нет – что тогда? Я хочу избавиться от всего этого, хотя бы на время, и чтобы организм отдохнул от дряни, которую я в него закачиваю.
ГОМПЕРЦ передает ему коробочку.
Спасибо.
Он украдкой делает вдох, ГОМПЕРЦ наблюдает.
Ну… что скажешь?
ГОМПЕРЦ: А что ты хочешь от меня услышать?
ФРЭНК: У тебя должно быть какое-то мнение.
ГОМПЕРЦ: Почему?
ФРЭНК: Ты же врач.
ГОМПЕРЦ: Это твой выбор.
ФРЭНК: Питер…
ГОМПЕРЦ: Если ты этого хочешь… Должен сказать, я удивлен. Эти несколько лет мы тебя обследовали самым тщательным образом, прописывали все новое и лучшее. Я уж из вежливости не буду упоминать, во сколько это обошлось, но главное, что ты все еще с нами. И ты мне еще говоришь, что хочешь всё бросить. Что ж, это твой выбор.
ФРЭНК: Послушай…
ГОМПЕРЦ: Это странно, потому что ты всегда шел навстречу. Я понимаю, молодые ребята, но в твоем возрасте. Вспомни, на что ты был похож. Можно и потерпеть…
ФРЭНК: Потерпеть!
ГОМПЕРЦ: …в любом случае лучше, чем сдохнуть на хрен, но уж если тебе так приспичило помереть, ради Бога. Как я уже сказал, это твой выбор.
ФРЭНК: Я всегда могу снова начать, если станет хуже.
ГОМПЕРЦ: Так не получится, и ты это знаешь. А теперь я тебе вот что скажу: лечил я одного парня, примерно твоего возраста, и в один прекрасный день он заявил мне то же, что и ты сейчас, и я, как ни пытался, не смог его образумить…
ФРЭНК: Питер, я еще кое-что хотел…
ГОМПЕРЦ: …и он так и сделал, бросил лечение, даже написал статью в одну из этих безмозглых радикальных газетенок про то, как врачи травят пациентов…
ФРЭНК: Я хотел еще…
ГОМПЕРЦ: …и через несколько месяцев его снова упекли в клинику, с диагнозом «слабоумие», и он сразу же…
ФРЭНК: Питер, дашь ты мне сказать наконец!
Короткая пауза.
Извини. Дело в том, что тут еще одно обстоятельство. Меня это просто сводит с ума, и я ни с кем не могу поделиться.
Короткая пауза.
Около года назад, где-то в это же время, случилась ужасная вещь, и я до сих пор не уверен, виноват я в чём-то или нет. Вряд ли я вообще когда-нибудь узнаю, но я чувствую себя таким виноватым – сил нет это выносить, и это одна из причин, почему я… ну, в общем, почему мне нужно сделать перерыв.
ГОМПЕРЦ: У всех есть свои секреты.
ФРЭНК: Видишь ли, у меня есть подруга, Лора, и у нее…
ГОМПЕРЦ: Ну?
ФРЭНК: У нее была вечеринка – около года назад, я уже говорил, и…
Пищит пейджер.
ГОМПЕРЦ: Засранцы.
Он достает пейджер из кармана и читает сообщение.
Ну разумеется!
Он достает мобильный и набирает номер:
Как раз на самом интересном месте!
ФРЭНК: В общем…
ГОМПЕРЦ: Прошу прощения. (В трубку.) Привет, Криппен… Да… Угу…
Играет танго, свет гаснет.
Когда свет включается, мы видим следующую сцену:
Гостиная
Музыка стихает. ЛОРА расставляет закуски, поправляет диванные подушки, прибирается. ДЕННИС завязывает галстук, ФРЭНК выпивает. Он без повязки.
ЛОРА: Как тебя угораздило? Это же вечеринка для Филлипа, а тебе надо было их позвать!
ДЕННИС: Не то, чтобы я их звал…
ЛОРА: Роджер в своем репертуаре – вертит тобой, как хочет.
ДЕННИС: Они здесь проездом – что я мог сделать?
ЛОРА: Ты мог сказать «нет» и предложить другой день.
ДЕННИС: Они только сегодня могут.
ЛОРА: Сегодня мы не можем.
ДЕННИС: Мне казалось, ты будешь рада их видеть…
ЛОРА: Думаешь, Фрэнку интересно слушать твою болтовню? (Фрэнку) Как тебе мартини?
ФРЭНК: Ну…
ЛОРА: Попробуй оливки. Сицилийские. (Деннису) Зачем ты снял трубку? Пусть бы автоответчик…
ДЕННИС: Он мой брат. Мы не виделись несколько лет.
ЛОРА: А если ты сейчас же не позвонишь в «Абдуллу», мы туда вообще не попадем. (Кивая на галстук.) Неужели ты в этом пойдешь?
ДЕННИС: Роджер и Корнелия прислали на Рождество.
ЛОРА: Я никуда с тобой не пойду, если у тебя на шее будут болтаться эти бумеранги.
ДЕННИС бросает взгляд на ФРЭНКА, закатывает глаза. В то время, как ДЕННИС выходит:
(Фрэнку) Посмотри, какая прелесть!
Она быстрым движением раскрывает веер.
ФИЛЛИП: привез из Мадрида. Пожалуй, возьму его в ресторан; пятница, вечер – там бывает ужасно душно.
ФРЭНК: А где Филлип?
ЛОРА: Должен быть в душе, но, наверно, еще спит. Он был такой измочаленный, когда я забирала его из аэропорта. (Через дверь) Милый, они будут через пару секунд.
Приглушенный ответ из дальней части дома.
Бог знает, чем они там занимались! Малыш Санчес – это его друг по переписке – такой тихий, прямо мышонок, совсем не в стиле Филиппа. Когда гостил у нас, был до того вежливый, я чуть со скуки не умерла. Но они точно что-то там вытворяли! Каждый раз, когда я звонила, они вроде как были в Прадо. Оно, конечно, большое, но не настолько же! Зато сеньор Моралес – это отец Санчеса – сказал, что его испанский стал намного лучше. Почти как его французский – благодаря тебе.
ФРЭНК: Он способный мальчик.
ЛОРА: Не знаю, в кого он такой. Я-то в школе не блистала.
ФРЭНК: Может быть, в отца.
ЛОРА фыркает.
ЛОРА (берет его стакан). Еще мартини?
ФРЭНК: А что Корнелия?
ЛОРА: Как она раздражает! Терпеть ее не могу. Может, она и хорошенькая – поэтому Рождер с ней и сошелся – но уж очень заурядная, и если не знать, кем она работает на самом деле, можно подумать, что в булочной торгует. И в голову не придёт, что она вполне себе преупевающий дизайнер. По-видимому, в Австралии её заказами закидали.
ФРЭНК: Я думал, она по научной части.
ЛОРА: Она начала учить староанглийский – так, между делом. Представляешь? Меня тошнит от этого. А сейчас она наконец-то забеременела, после стольких попыток, так что приготовься слушать болтовню будущей мамаши. А Роджер! Ведет себя как ребенок, иногда хочется его просто отшлепать. Он же младшенький, ему всегда все сходило с рук. Рядом с ним Филлип – просто взрослый мужик.
ФРЭНК: О, Филлип…
ЛОРА: В смысле – о, Филлип?
ФРЭНК: В смысле… Да нет, ничего…
ЛОРА: Ну, он, конечно, не идеален, но если посмотреть, какие мужчины его воспитывали…
ФРЭНК: Спасибо.
ЛОРА: Ну я же не тебя имела в виду, и ты это знаешь! Господи, да если бы не ты!..
Она обнимает и целует его.
Я говорю о других мужчинах в его жизни.
ФРЭНК: Ты слишком сурова к Деннису.
ЛОРА: Как будто он ко мне не придирается, просто он не выносит это на люди. Я так рада, что Филлип приехал. Когда мы остаемся вдвоем, мы чаще ругаемся. Поражаюсь, как мы еще друг друга не убили.
ФРЭНК: Не все же время вы ругаетесь.
ЛОРА: Ну, если только не дуемся друг на друга. А долго дуться мы не можем, потому что обязательно надо снова начать ругаться. Лучше уж быть одному, честное слово! Боже мой!
Она вдруг останавливается.
Говорю, аж самой противно. И как я могла все прошляпить? Мне сорок пять, и что? И ничего. А сколько было планов… Даже и не начинала. Я просто мать, и все.
ФРЭНК: Это важно.
ЛОРА: Этого недостаточно.
ФРЭНК: Ну, ты все время что-то делаешь. Никогда не бездельничаешь.
ЛОРА: Я знаю, знаю. У меня курсы, хор, сад, тот комитет, этот комитет, но что толку-то? Мне от этого не легче. Ой, извини, заболталась, как будто у тебя у самого мало забот. Расскажи ты о себе. Как ты, в порядке? Выглядишь хорошо. Пишешь? Расскажи.
ФРЭНК: Не сказать, чтобы сейчас хорошо писалось…
ЛОРА: Неужели я всегда такой была? Наверно да. Какой ужас! Нет, все-таки нет. Думаю, я изменилась, как тебе кажется? А может, и не изменилась. Нет, я точно знаю, я раньше была счастлива. А может, и не была. Не знаю. Как ты думаешь, я изменилась? Если бы не Филлип, я бы с ума сошла. Извини, ты говорил про…
ФРЭНК: Не имеет значения.
ЛОРА: Нет, имеет. Про твою пьесу. Расскажи.
ФРЭНК: Честно говоря, она мне непросто дается. Никак не могу уловить…
ЛОРА: Нет идей.
ФРЭНК: Возможно. Вообще-то у меня сейчас довольно тяжелый период. Меня постоянно обвиняют, что я пишу об одном и том же.
ЛОРА: Это о чем же?
ФРЭНК: Якобы о себе, но это совсем не так. Говорят, что это признак творческого банкротства.
ЛОРА: По-моему, личный опыт – единственное, о чем вообще стоит писать.
ФРЭНК: Но моя жизнь не так уж интересна, а была бы интересна, у меня не было бы времени о ней писать.
ЛОРА: О, как бы я хотела, чтобы сегодняшнего вечера просто не было!
ФРЭНК: Да… Хорошие оливки.
ЛОРА: Ты знаешь, ты прав. Я несправедлива к Деннису. Может быть, мы слишком друг к другу привыкли.
ФРЭНК: Возможно.
ЛОРА: Думаю, мне с ним повезло – в каком-то смысле. Он добрый, правда?
ФРЭНК: Правда.
ЛОРА: И он всегда со мной хорошо обращался, да?
ФРЭНК: Да.
ЛОРА: Я всегда могу на него опереться. Он… удобный – как мягкое кресло. (Резко открывает веер.) Какая прелестная… Вообще-то, я собираюсь от него уйти.
ФРЭНК: Ты это уже не первый год говоришь.
ЛОРА: На этот раз я серьезно. Как только Филлип закончит школу…
В дверях появляется ФИЛЛИП, растрепанный, в трусах.
Зайка! Ты же так не пойдешь, правда?
ФИЛЛИП: Я в ауте!
ЛОРА: Иди сюда, обними маму крепко-крепко!
Он подходит, она обнимает его.
Радость моя! Ты по мне скучал?
ФИЛЛИП: Угу.
ЛОРА: Ах, бессовестный! Наверняка даже не вспомнил обо мне ни разу!
ФРЭНК: Привет, Филлип.
ФИЛЛИП: Привет.
ФРЭНК: Хорошо провел время?
ФИЛЛИП: Угу.
ЛОРА: Ты так вырос. (Фрэнку.) Правда, он вырос?
ФИЛЛИП: Меня всего пару недель не было.
ЛОРА: Ты больше не мой маленький мальчик.
ФИЛЛИП: Мам!
Слышен звук приближающегося мотоцикла.
ЛОРА: Это наверняка они.
ФИЛЛИП: У Роджера мотоцикл?
ЛОРА: Видимо.
ФИЛЛИП: Круто!
ЛОРА: Наверно, воображает себя Марлоном Брандо или Джеймсом Дином. Детский сад.
Мотоцикл приближается.
Зайка, одевайся!
Мотоцикл все ближе.
ДЕННИС:!
Свет гаснет, звук мотоцикла нарастает.
Он резко обрывается, свет загорается:
Гостиная
ЛОРА, ДЕННИС, ФИЛЛИП, ФРЭНК, РОДЖЕР и КОРНЕЛИЯ, на третьем месяце беременности, с напитками и закусками. У ног КОРНЕЛИИ – сумка. ФИЛЛИП держит стопку фотографий.
КОРНЕЛИЯ: А я говорю: «Какой смысл делать в ванной полочки из красного дерева, если на них все равно будет стоять шампунь по 3.50 за флакон?» Банные принадлежности сразу выдают человека, правда, Лора?
ЛОРА: Не знаю.
КОРНЕЛИЯ: О, да.
ЛОРА: Ну вот видишь.
ДЕННИС: Так ты будешь рожать в Эдинбурге?
КОРНЕЛИЯ: Да. Наконец-то у нас будет малыш. Жду – не дождусь.
РОДЖЕР: Наконец-то – прямо в яблочко.
ЛОРА: Тут неподалеку марокканский ресторанчик.
РОДЖЕР: Слышал, Фрэнк?
ЛОРА: Все же любят кус-кус?
КОРНЕЛИЯ: О, мы обожаем кус-кус, правда, Роджер?
РОДЖЕР (Фрэнку.) Ты ведь знал Лору еще подростком, да?
ФРЭНК: Ну не то чтобы…
РОДЖЕР: Жаль. Я-то надеялся, что ты мне в подробностях расскажешь, как она смотрелась в синих шортиках и маечке. Представляешь, Фил, я был всего на год старше, чем ты сейчас, когда познакомился с твоей мамой.
ФИЛЛИП: Аа.
РОДЖЕР: Да. Семнадцать лет мне было, только усы начали расти. Не целовался ни разу.
ДЕННИС: Ни разу!
КОРНЕЛИЯ (доставая что-то из сумки.) Лора, так мне было всего одиннадцать, когда ты уже вышла замуж! Надо же!
ЛОРА: Да.
КОРНЕЛИЯ (протягивая ЛОРЕ сверток необычной формы.) Это тебе.
ЛОРА: О, спасибо.
КОРНЕЛИЯ: Ну, всем вам вообще-то. Небольшой сувенир из Австралии.
ЛОРА: разворачивает сверток. Там абстрактная деревянная фигурка.
ЛОРА: Это…
КОРНЕЛИЯ: Аборигены делают.
ЛОРА: Да.
КОРНЕЛИЯ: Кажется, это племя гумбаингари, но мы не уверены. И кажется, это называется «Поцелуй», но в этом мы тоже не уверены.
ЛОРА: Ну, очень… мило, в общем.
Передает фигурку ДЕННИСУ.
КОРНЕЛИЯ: Аборигены просто потрясающие, правда, Роджер? И они рисуют эти удивительные картины, и эти штуки про животных, и всякое такое, и еще у них Времена сновидений, и как это…
ФИЛЛИП: У нас в школе есть учитель, австралиец.
КОРНЕЛИЯ: О.
ЛОРА: На удивление симпатичный.
ФИЛЛИП: Он нам рассказывал про Времена сновидений.
КОРНЕЛИЯ: Потрясающе, правда?
ФИЛЛИП: Ага. Я этим, типа, интересуюсь.
ЛОРА (Деннису.) Тебе Мэриголд рассказывала про Времена сновидений?
РОДЖЕР: Кто такая Мэриголд?
ЛОРА: Его новая медсестра из Дарвина.
КОРНЕЛИЯ: Туда мы не доехали.
ЛОРА: Она, надо полагать, очень способная.
ДЕННИС: Да.
ЛОРА: И довольно милая.
ДЕННИС: Да вы же почти незнакомы.
ЛОРА: Все равно в ней есть что-то от сумчатых.
ФИЛЛИП: Большие сиськи.
ЛОРА: Филлип!
РОДЖЕР: О, мне как раз нужно пломбочку поставить.
КОРНЕЛИЯ: Лора, а ты что-нибудь знаешь про Времена сновидений?
ЛОРА: Нет.
ФИЛЛИП: Ну, есть такая теория, что времени на самом деле не существует, по крайней мере, в том виде, как мы его воспринимаем. Типа, наша жизнь уже предопределена, а нам только остается в нее прийти. Все решено за нас, все готово. Мы себя обманываем, считая, что можем принимать какие-то решения, а на самом деле ничего мы не можем.
РОДЖЕР: Чушь собачья! Конечно, можем. Гляди, вот мой палец, вот мой нос, и я принимаю решение им там поковырять.
ЛОРА: Австралия явно не пошла тебе на пользу.
ФИЛЛИП: А откуда ты знаешь, что так не было предопределено?
РОДЖЕР: Ой, Фил, хватит. Вот что значит образование. Забивают голову всякой чушью.
ЛОРА: Твою-то явно, Роджер. А вот другим школа идет на пользу.
РОДЖЕР: Забудь ты про эту школу. Выйди в реальный мир. Найди работу. Куда полезнее.
ЛОРА: Как же безответственно говорить такие вещи!
РОДЖЕР: От этой ученой дури крыша съезжает.
КОРНЕЛИЯ: Я теперь, между прочим, тоже наукой занимаюсь, так что думай, что говоришь.
ДЕННИС: Не обращай на него внимания, Фил. Он всегда был отличником – как ни странно. Лучший выпускник.
ФИЛЛИП: Но в университет ты не пошел?
ДЕННИС: Это потому, что папа сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться.
РОДЖЕР: И абсолютно не жалею.
КОРНЕЛИЯ: А чем вы занимаетесь, Фрэнк?
ФРЭНК: Я писатель.
КОРНЕЛИЯ: Ух ты! А что вы пишете?
ФРЭНК: Пьесы.
КОРНЕЛИЯ: Пьесы! Вот это да! Я могла какие-то из них видеть?
ФРЭНК: Не думаю.
КОРНЕЛИЯ: Ну, а все-таки.
ЛОРА: Филлип, что там с фотографиями?
ФИЛЛИП: А, да.
КОРНЕЛИЯ: Ну, Фрэнк? Назовите несколько ваших пьес.
ЛОРА: А потом мы сразу же поедем, хорошо, Деннис?
ДЕННИС: Хорошо.
КОРНЕЛИЯ: Обожаю театр. Жаль, что Рождер со мной никогда не ходит, (Роджеру) но тебя это не особо трогает, правда ведь, пупсик?
РОДЖЕР: Я предпочитаю бары.
КОРНЕЛИЯ: А тебе нравится театр, Филлип?
ЛОРА: Между прочим, он прекрасный актер.
ФИЛЛИП: Мам!
ЛОРА: Он играл Меркуцио в «Ромео и Джульетте». Он был фантастический.
ФИЛЛИП: Мам!
ДЕННИС: Ты и правда был хорош, Фил.
ЛОРА: Я так им гордилась. Я еще подумала, «Бог мой! Я вырастила нового Бреда Питта!»
КОРНЕЛИЯ: О, как бы я хотела вырастить Бреда Питта.
РОДЖЕР: Лучше уж вырасти Памелу Андерсон.
КОРНЕЛИЯ: Нет, серьезно! Фрэнк, все же…
ЛОРА: Филлип, фотографии.
КОРНЕЛИЯ: Ну скажите. Не каждый день все-таки встречаешь драматурга.
ФРЭНК: Ну, последнее, что я написал – несколько лет назад – называлось «Кусок пирога».
КОРНЕЛИЯ: И где это шло?
ФРЭНК: В Палладиане.
КОРНЕЛИЯ: В Палладиуме! Роджер, ты слышал?
ФРЭНК: Палладиан. Бар такой. В Энфилде.
КОРНЕЛИЯ: А-а.
РОДЖЕР: Во-о, такой театр мне годится.
КОРНЕЛИЯ: «Кусок пирога» – про что там?
ФРЭНК: Пруст, в основном. Такая вымышленная беседа между Прустом и… и мной, в общем.
ЛОРА: Хорошая получилась пьеса, правда, Деннис?
ДЕННИС: Да.
РОДЖЕР: Пруст сраный.
КОРНЕЛИЯ: Роджер!
РОДЖЕР: Скука смертная, аж крысы дохнут. Извини уж, Фрэнк, но…
ФРЭНК: Он не для всех.
РОДЖЕР: Да ну! Мы его на французском проходили. Кто-нибудь бы уже засунул это сраное печенье ему в жопу.
ЛОРА: Роджер, следи за языком, будь добр.
КОРНЕЛИЯ: Он всегда такой после красного вина.
РОДЖЕР: У него было одно предложение, такое длиннющее, что я подрос на полдюйма, пока дочитал до конца.
ЛОРА: Филлип, или ты показываешь снимки, или…
РОДЖЕР: До чего ж на себе зациклен! Господи Иисусе! Только о себе и мог писать! Кому, на хрен, какое дело до того, что запах старых панталон тетки Леони сподвиг его написать четыре тома бредятины?
ЛОРА: Мы уже все поняли.
РОДЖЕР: Сопляк шизанутый! Вот дал бы ему по зубам. Сноб недоделанный!
ДЕННИС: Роджер…
РОДЖЕР: Знаешь, если подумать, то мы все недоделанные, нет?
КОРНЕЛИЯ: Роджер!
РОДЖЕР: Налей нам, Дэн.
ЛОРА: Нет, честное слово…
ДЕННИС наливает РОДЖЕРУ еще.
РОДЖЕР: Видишь ли, проблема в том, что нам больше не за что бороться.
ЛОРА: Боже ты мой…
РОДЖЕР: В этом-то и проблема. Я имею в виду… посмотри на нас: безродные снобы. (Указывая на Денниса) Стоматолог. (на Корнелию) Дизайнер. (на Фрэнка) Писатель. (на себя) Виноторговец. (на Лору) Э-э-э… В общем, болтаемся, как говно в проруби. А все почему? Потому что мы отказались от своего истинного «я» и теперь не знаем, кто мы есть на самом деле. Да и какая, на хрен, разница? Говорю тебе, Фил, все, что тебе надо знать, это то, что, в конечном итоге, ты никому не нужен, и если ты это поймешь, то справишься. Лора, ты в курсе, что ты охренительно сексуальна?
Он делает большой глоток вина и набивает рот чипсами. Короткая пауза.
КОРНЕЛИЯ: Вы читали «Беовульфа»?
ФРЭНК: Нет.
КОРНЕЛИЯ: Истинно! исстари слово мы слышим
О доблести данов, о конунгах датских,
Чья слава в битвах была добыта!
Чудесно, не правда ли? Я его изучала в вечерней школе в Сиднее на курсах староанглийского. Так увлекательно. Почитайте, если будет возможность.
ФРЭНК: Обязательно.
КОРНЕЛИЯ: Я хочу продолжать обучение в Эдинбурге. Не хочу все позабыть. Лора, ты никогда не ходила в вечернюю школу?
ЛОРА: У меня нет времени.
КОРНЕЛИЯ: А ты, Деннис?
ДЕННИС: Нет.
КОРНЕЛИЯ: А вы, Фрэнк?
ФРЭНК: Да…
КОРНЕЛИЯ: О! А что вы изучали?
ФРЭНК: Драматургию.
КОРНЕЛИЯ: А-а.
ФРЭНК: Я все еще учусь, вообще-то.
ЛОРА: Филлип, фотографии.
КОРНЕЛИЯ: Должно быть, непросто зарабатывать на жизнь пьесами?
ФРЭНК: Непросто. Я еще преподаю немного чтобы…
КОРНЕЛИЯ: Ух ты! Что преподаете?
ФРЭНК: Английский.
КОРНЕЛИЯ: Понятно.
ФРЭНК: Иностранцам.
КОРНЕЛИЯ: А-а.
ЛОРА: Филлип!
ФИЛЛИП: Да. Точно.
Просматривает свои фотографии.
КОРНЕЛИЯ: Обожаю фотографии.
ФРЭНК: Вы были когда-нибудь в Мадриде?
КОРНЕЛИЯ: Нет. Не люблю корриду.
ДЕННИС: Это не повод не ехать.
КОРНЕЛИЯ: Мне просто неприятно находится рядом. Только подумаю, вот я смотрю на Веласкеса или ем паэлью, а в нескольких кварталах убивают быка… (Ежится) Кошмар…
ФРЭНК: Убивают?
ЛОРА: Вы же несколько лет прожили в стране, где убивают кенгуру!
КОРНЕЛИЯ: Да, но они при этом не надевают обтягивающие штаны и не загоняют их на арену.
ФИЛЛИП: Это потрясно.
ЛОРА: Что?
ФИЛЛИП: Коррида.
КОРНЕЛИЯ: Филлип, только не говори, что ты ходил это смотреть!
ФИЛЛИП: Ходил. Офигительно.
КОРНЕЛИЯ (расстроенная) М-м.
ЛОРА: Ты мне не рассказывал.
ФИЛЛИП: Да мало ли что мы делали. Кучу всего.
ЛОРА: Ты только один раз ходил?
ФИЛЛИП: Раз или два.
КОРНЕЛИЯ (еще более расстроеная) Ой…
ФИЛЛИП: У Санчеса семья этим просто болеет. Они мне все про корриду рассказали.
ЛОРА: Но Санчес такой скромный мальчик. Никогда бы не подумала, что он может этим увлекаться.
ФИЛЛИП: Он вообще фанат. Все-все мне рассказал. Это потрясно.
КОРНЕЛИЯ: Бедные, несчастные бычки!
ФИЛЛИП: Прям так цепляет, меня ничего так не цепляло!
РОДЖЕР: Точно!
КОРНЕЛИЯ: Ты-то откуда знаешь?!
РОДЖЕР пожимает плечами.
Ты что ли был там когда-нибудь?
РОДЖЕР: Был разок.
КОРНЕЛИЯ: Когда?
РОДЖЕР: Когда ездили с классом в Испанию.
ДЕННИС: А, я помню как ты ездил. Ты привез маме веер…
КОРНЕЛИЯ: И вас, школьников, водили на корриду?
РОДЖЕР: Нет.
ДЕННИС: А папе свиные колбаски.
РОДЖЕР: Мы с пацанами гоняли туда, посмотреть, что это за штука.
ДЕННИС: А мне шиш с маслом.
КОРНЕЛИЯ: О, Роджер!
РОДЖЕР: Ну что, не я же этого быка убивал!
ЛОРА: Давайте посмотрим фотографии.
КОРНЕЛИЯ: Нет уж, если они с корриды, то увольте!
ФИЛЛИП передает ЛОРЕ фотографию.
ФИЛЛИП: Это Санчес около… не помню чего.
ЛОРА (передавая фото дальше, как и все последующие). Я же говорила, он такой скромный мальчик!
ФИЛЛИП: А это Санчес на фоне… в общем, это Санчес.
ЛОРА: А ты здесь где-нибудь есть?
ФИЛЛИП: Ага. Вот Санчес, а вот я. Это мы на этой, как ее…
ЛОРА: Где?
ФИЛЛИП: Ну, на этой, Плаза.
ДЕННИС: Плаза Майор.
ФИЛЛИП: Точно. Не, на другой.
ЛОРА: Кто фотографировал?
ФИЛЛИП: Его сестра.
ЛОРА: Я думала, она уехала.
ФИЛЛИП: Ага. Она учится в Буэнос-Айресе, вернулась на летние каникулы. А вот я на рынке.
ЛОРА: Санчес снимал?
ФИЛЛИП: Ну… да…
ЛОРА: Нет, он не мог. Вон он, на заднем плане, разглядывает щенят.
КОРНЕЛИЯ: Щенята! Дайте-ка мне взглянуть!
ЛОРА передает ей фотографию.
ЛОРА: Так кто фотографировал?
ФИЛЛИП: Не помню. А это…
КОРНЕЛИЯ: Не может быть!
РОДЖЕР: Что такое?
