Текст книги "Найди свою звезду"

Автор книги: Кэтрин Полански

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– На пресс-конференциях кого только ни встретишь, – хмыкнул Матиас, заводя машину. – А уж на фуршетах тем более. Однажды я видел даже полуголую журналистку, которая пробралась на закрытый прием под видом стриптизерши. На что только не идут люди ради получения информации. Надеюсь, Энн, вы не из таких.

Девушка поёжилась.

– Нет. Не из таких, – поспешила она заверить Реннера.

– Виктор возлагает на вас большие надежды, знаете ли, – продолжал Матиас, выруливая на оживленный проспект. – Вы уже говорили с ним по поводу вашего задания?

– Да, и решили, что я буду согласовывать тексты с ним, прежде чем они будут представлены главному редактору. – Разговор об этом состоялся у Энн и пиар-менеджера сразу же по прибытии девушки в театр.

– Отлично. Виктор – сторонник ненавязчивой рекламы, – объяснил Матиас.

– Для пиар-агента он вообще удивительно ненавязчив, – согласилась Энн.

– Тонко подмечено. – Матиас включил радио, и оно сонно замурлыкало классическую музыку.

Энн немного расслабилась, хотя разговор оказался опасным. Она ходит по тонкому льду, ее обман без труда можно раскрыть: стоит сделать один-единственный звонок в редакцию «Франкфурт цайтунг», и выяснится, что они знать не знают Энн Лейси. Но если обойдется, появится шанс пробиться, и тогда… О дальнейшем Энн старалась не думать. Это ее шанс. Шанс получить настоящую работу и… любовь.

Энн покосилась на Матиаса. Он спокойно вел машину, большие руки уверенно крутили руль. В салоне приятно пахло хвойным освежителем, однако не было заметно всяких милых вещей, которые обычно болтаются у лобового стекла. Сразу видно – мужская машина. Хотя от звезды можно было ожидать, что он станет рассекать на «бентли», а тут – скромный «фольк».

– Далеко ехать? – поинтересовалась Энн.

– Я не маньяк, – улыбнулся Матиас. – Еще пять минут.

Действительно, через несколько минут Реннер остановил машину перед входом в небольшое кафе «Полдень». Энн вылезла из «фольксвагена», Реннер щелкнул брелоком сигнализации и предложил девушке руку.

– Прошу вас.

Войдя в кафе, Энн навскидку оценила обстановку: милое и, кажется, не пафосное место. Полумрак, приятная музыка, на каждом столе – скромный букет маргариток и свеча в причудливом подсвечнике. Матиас провел Энн в уголок и усадил за удобный столик, а сам сел спиной к залу.

– Вижу, вы немного удивлены? – заметил Реннер, принимая из рук официантки меню.

– Мне казалось, что звезды ходят в более шикарные рестораны, – улыбнулась Энн.

– Если вам не нравится, мы можем пойти в другое место, – хмуро заметил Матиас.

– О нет, мне здесь очень нравится! – поспешно заверила его Энн, сообразив, что ее предыдущая фраза прозвучала несколько бестактно. – Я, наоборот, рада. В слишком дорогих ресторанах я чувствую себя немного неуютно.

– Признаться, я тоже.

– Поклонники донимают? – сообразила Энн.

– В основном поклонницы, – отшутился Матиас. – Я не люблю суеты. Если же меня опознают, придется улыбаться, давать автографы, в общем, делать то, что называется «поддерживать имидж звезды». Иначе меня расстреляют Виктор и Освальд.

– Освальд – это ваш агент? – Энн уже достаточно втянулась в жизнь театра, чтобы понимать, что к чему.

– Он самый. Давят мне на совесть.

– Неужели вам и вправду не нравится быть звездой? – Энн как-то сомневалась в искренности слов Матиаса.

– Мне нравится, но… Я был бы абсолютно счастлив, если бы иногда мог оставлять за дверями театра все, что связано с моим звездным статусом.

– И внимание женского пола вам совсем не льстит?

– Я не совсем понимаю, что значит «внимание женского пола». Я бываю польщен вниманием какой-либо конкретной женщины, но если их сотня сразу – это совсем другое дело. – Матиас жестом подозвал официанта и сделал заказ.

Энн лихорадочно раздумывала, как перевести разговор на Альберта. Не придумав ничего лучшего, она ляпнула прямо в лоб:

– А Альберт Кершнер разделяет ваши взгляды?

– Альберт? – Матиас, кажется, удивился вопросу. – Мы с ним не настолько дружны, чтобы обсуждать поклонниц.

Энн почувствовала, что формулировка «не настолько дружны» слишком мягкая в сравнении с мыслями Матиаса по этому поводу. Тем не менее она продолжила расспросы.

– Мне показалось, что герр Кершнер не избегает поклонниц, несмотря на присутствие в его жизни фройляйн Люси.

– Девушки Альберта – дело непостоянное. Не успеваешь выучить одно имя, приходится привыкать к другому. – Матиас взглянул на Энн. – Не сболтнул ли я лишнего? Не появятся ли жареные факты о беспорядочных связях герра Кершнера на страницах «Франкфурт цайтунг»?

– Не появятся, не волнуйтесь. Уверена, что множество изданий уже перемыли косточки Альберту. Мне хочется написать о другом. – Энн отпила кофе. – Я не хочу написать всего лишь еще одну статью, представляющую собой просто ворох сплетен разной степени свежести.

– Тогда про свою личную жизнь я вам рассказывать не буду. Вам все равно неинтересно, – рассмеялся Матиас.

Энн прикусила язык. Конечно, это совсем непрофессионально, вот так прерывать поток высказываний объекта, но теперь уж ничего не поделаешь. Впрочем, личная жизнь Реннера девушку и вправду мало интересовала.

– Вы давно в журналистике? – вдруг спросил Матиас.

– Уже несколько лет, – обтекаемо ответила Энн.

– Вам вряд ли больше двадцати трех. Когда же вы успели?

– Я работала в местной газете еще в школе, – поведала абсолютную правду Энн, но умолчала о том, что ей всего двадцать.

– А как вы попали во «Франкфурт Цайтунг»?

– Чисто случайно. Я написала цикл статей – и им понравилось. – И это тоже вполне может стать правдой, если она хорошо поработает и ничем не выдаст своего обмана.

– Вам сильно повезло.

– Я это понимаю, поэтому изо всех сил стараюсь оправдать доверие, делаю все, чтобы во мне не разочаровались в редакции. – Энн вдохновенно врала. Раньше она не замечала в себе таких способностей обманщицы. Теперь же она отъявленная лгунья и изготовительница фальшивок. Но дело того стоит!

– Вы целеустремленная девушка, – улыбнулся Матиас. Кажется, ее объяснения показались ему не совсем убедительными, но он не стал продолжать расспросы.

– Спасибо, – с улыбкой поблагодарила его Энн.

Они посидели в ресторане еще какое-то время, съели по мороженому, поговорили о мюзикле, о том, как видит Энн свои статьи. Матиас оказался хорошим слушателем: он кивал в нужных местах, не стеснялся высказать свое мнение, прямо и честно отвечал на вопросы. И задавал много своих. Даже слишком много. Энн взглянула на часы.

– Господи! Уже так поздно! Время пролетело незаметно.

– Да, действительно. – Матиас повертел в руках ложку. – Вам пора?

– Я думала, что это вам пора. Ведь завтра с утра репетиция.

– В самом деле. – Матиас, казалось, только что об этом вспомнил. – И вам завтра рано вставать, Лизбет нагрузила вас работой. Я вас отвезу в общежитие.

– Спасибо.

Матиас остановил машину за квартал от общежития. – Дальше парковка запрещена, – объяснил он. – Я вас провожу.

– Не стоит, – отмахнулась Энн. – Здесь два шага.

– Я настаиваю, – Матиас вышел из машины, открыл пассажирскую дверь и протянул Энн руку.

У дверей общежития Энн остановилась. Она поднялась на одну ступеньку, Матиас остался стоять внизу. Так они стали почти одного роста.

– Спасибо за кофе. И за приятный вечер.

– Спасибо и вам.

Неожиданно Реннер взял Энн за руку, чуть потянул на себя, и его губы нежно коснулись ее щеки.

– Спокойной ночи.

Когда Энн опомнилась, он уже был у машины.

Поднимаясь в свою комнату, девушка подумала, что за весь вечер ни разу не вспомнила об Альберте. Только один раз, в начале разговора.

9

Оставалось всего три дня до премьеры, когда Энн наконец удалось оказаться с Альбертом в гримерной один на один.

В труппе нарастало напряжение: репетиции шли практически непрерывно, они перешли из расчерченного мелом зала на сцену, было уже несколько костюмных. Энн только теперь начинала осознавать, насколько огромна махина мюзикла, сколько усилий надо приложить большому количеству людей, чтобы спектакль прошел без сучка и без задоринки. Усилия всей команды – от исполнителей ведущих ролей до последнего сценического рабочего – были направлены на то, чтобы с блеском провести премьеру, а потом выдержать череду спектаклей в течение двух месяцев. После этого, по расчетам руководителей, планировался перерыв с середины июля до сентября, а потом мюзикл должен будет стартовать на подготовленной площадке в Вене.

Договоренность Энн с пиар-отделом истекала как раз в июле, и девушка надеялась, что до тех пор ей удастся выкрутиться – так или иначе.

Похоже, ей удалось усыпить ненавязчивые подозрения Матиаса, а может, Реннер был слишком занят, чтобы заниматься вычислением, солгала ему Энн или нет, – девушка его почти не видела, равно как и Альберта, только на репетициях да иногда в коридорах и гримерных. Ее план близкого знакомства с Кершнером пока не слишком продвинулся. Однако Энн настолько увлеклась участием в творческом процессе, что соблазнение Альберта даже отступило на второй план.

Она не ожидала, что ее так захватит эта работа. В какой-то момент у Энн мелькнула мысль, не отказаться ли ей от карьеры журналистки и не пойти ли работать в мюзиклах. Хотя бы и помощницей костюмера – чем не должность? Однако каждый вечер, хотя глаза слипались и Энн падала с ног от усталости, по приходе в общежитие девушка садилась за стол и начинала строчить статьи. Иногда сидела почти до утра, а потом отчаянно зевала на работе, чем невероятно смешила Лизбет. Та разрешала Энн иногда поспать полчасика в углу на сдвинутых стульях.

Первая статья, озаглавленная «За кулисами волшебства», самой Энн очень нравилась. Она переписывала текст три раза и, наконец, была удовлетворена результатом. Виктор тоже похвалил статью, и Энн, забежав в ближайший интернет-клуб, разослала часть текста по редакциям различных газет. Первой в списке стояла, разумеется, «Франкфурт цайтунг», однако у Энн не было уверенности, что там примут ее работу. Но в Германии и Австрии было достаточно других изданий, чтобы у Энн появились шансы. У нее были готовы вторая и третья статьи цикла, и оставалось с трепетом ждать, примут ли ее работу хоть где-нибудь.

За три дня до премьеры, поздно вечером, Энн закончила подгонку части костюмов массовки и была милостиво отпущена Лизбет на все четыре стороны. Сама костюмерша, не имевшая ни мужа, ни детей, кажется, вообще жила в театре.

Большая часть людей уже разошлась, свет почти везде был выключен, только коридоры были ярко освещены. Энн побрела по направлению к гримерным – сегодня утром, прибежав впопыхах, она бросила свое пальто именно там. Май выдался прохладным, и все с нетерпением ждали тепла, а пока приходилось утепляться.

В большинстве гримерных свет был погашен, однако в небольшой комнате с табличкой «Альберт Кершнер» на двери горели лампы и дверь оказалась полуоткрытой. Энн пару секунд постояла в нерешительности, потом осторожно постучала.

– Войдите.

Альберт сидел у зеркала и листал газету; при виде Энн он улыбнулся.

– А, это ты. Я думал, все ушли. – Голос его звучал равнодушно.

– Еще не все. – Энн помедлила и уселась на подлокотник соседнего кресла. – А ты не собираешься домой?

Альберт пожал плечами.

Энн практически сразу перешла со всеми участниками труппы на «ты» – совместная напряженная работа сближает. Она надеялась, что это сблизит ее с Альбертом, но пока шансов не представлялось. И вот теперь…

Девушка внимательно разглядывала Кершнера. Под глазами у Альберта были заметны темные круги, у глаз залегли глубокие морщины – видимо, он сильно устал. Конрад и Амалия не давали актерам расслабиться, так что к вечеру все разговаривали хриплыми тихими голосами и еле могли двигаться. Вокальные репетиции заставляли стены дрожать. Неудивительно, что к ночи Альберт выглядит как выжатый лимон.

Кершнер рассеянно пригладил волосы и обратился к Энн:

– Ты что-то хотела?

– Просто шла мимо и увидела свет. Если я мешаю, то могу уйти. – На самом деле она решила не уходить ни в коем случае.

– Нет, останься. – Альберт прикрыл рукой глаза и усмехнулся. – Надо просто заставить себя встать и пойти домой.

– Хочешь, я сделаю тебе массаж? – осторожно осведомилась Энн. Предложение из разряда «близкие контакты третьего вида», но это лучше, чем ничего.

– А ты умеешь? – удивился Кершнер, бросив взгляд на ее тонкие руки.

Энн усмехнулась и засучила рукава.

– Моя мама в детстве любила развлекаться, развивая у меня хватательный рефлекс. Если я за что-нибудь возьмусь, без боя не отпущу. У меня сильные пальцы и кисти, и, если ты не против…

– Это было бы очень кстати, – почти промурлыкал Альберт, окинув оценивающим взглядом ладную фигурку Энн.

Девушка правильно истолковала его взгляд и мысленно усмехнулась. Первая ласточка.

Она обошла кресло, в котором сидел Альберт, и положила руки мужчине на плечи. По телу пробежала чувственная дрожь, но Энн усилием воли подавила ее.

– Было бы гораздо удобнее, если бы ты снял рубашку, – вполголоса сказала она Альберту в затылок.

Кершнер ухмыльнулся.

– Как интригующе звучит. Охотно.

Он расстегнул пуговицы и, стащив рубашку, бросил ее на пол. Энн на секунду замерла, пытаясь унять не в меру разбушевавшееся сердце. Тело Альберта, покрытое ровным загаром (наверняка в солярий ходит), казалось телом античного героя. Литые мышцы, гладкая грудь, золотистая кожа… Мечта любой женщины, а не мужчина.

– Ну ладно, – процедила Энн сквозь стиснутые зубы и приступила к делу.

Мышцы Альберта оказались каменными.

– Ничего себе! – присвистнула девушка, пытаясь их размять. – Ты когда-нибудь ходил к массажисту?

– Да, но достаточно давно. Перед премьерой на это нет времени. – Альберт передернул плечами, стараясь устроиться поудобнее.

– Я полагала, что к каждой звезде приставлен личный визажист, секретарь, массажист и тренер по фитнесу, – поддела его Энн.

– Милая, ты начиталась статей о звездах Голливуда, – пробормотал Альберт. – Черт, как хорошо! Продолжай… Это за океаном принято капризничать, а в старой доброй Европе звездные замашки не приветствуются.

Энн вспомнила, что Альберта характеризовали ей как человека, у которого эти замашки присутствуют в полной мере, и была приятно удивлена: значит, люди ошибаются. Кершнер скромен, как монах-бенедиктинец.

Ее руки скользили по коже Альберта, и Энн чувствовала жар, исходивший от его тела. Словно невзначай ее ладонь скользнула ниже, к его груди, и Кершнер ничего не сказал. Массаж потихоньку переходил в следующую стадию под названием «азы соблазнения». Помнится, своего третьего парня Энн заполучила точно так же. Проверенный способ.

Альберт резко перехватил ее ладонь.

– Эй, девочка, – произнес он тихо, – ты уверена в том, что делаешь?

– Вполне, – шепнула Энн ему в макушку.

От дверей послышалось негромкое покашливание. Энн резко вскинула голову и покраснела от стыда и досады: на пороге стоял Матиас.

– Простите, что помешал, – спокойно начал Реннер.

– Ничего. – Энн поспешно отступила назад, чувствуя, как полыхают щеки, а Кершнер, ничуть не обескураженный, потянулся за рубашкой. – Я делала Альберту массаж.

– Я вижу, – все тем же нейтральным тоном заметил Матиас. – И зашел сказать моему другу, что Люси ждет его у выхода.

– Спасибо, – небрежно кивнул Альберт, застегивая пуговицы. Он встал, подхватил куртку, бросил взгляд на Энн и вышел.

Матиас посторонился, чтобы дать ему пройти.

– Гм. – Энн попыталась бочком протиснуться мимо Реннера. – Пожалуй, я тоже пойду.

– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, – покачал головой Матиас.

– А что я делаю? – Энн внезапно рассердилась и остановилась, глядя на Реннера снизу вверх. Девушка чувствовала стыд – в основном за то, что их с Альбертом застукали, а не за то, что происходило. Матиас почти слово в слово повторил вопрос Альберта. – Что-то противозаконное, и меня за это можно отправить в тюрьму?

– Конечно нет. – Реннер стоял так близко, что Энн чувствовала приятный цитрусовый аромат его одеколона.

– Тогда почему я должна оправдываться? – вздернула подбородок девушка.

– Энн, ты никому ничего не должна, – вполголоса произнес Матиас.

– В таком случае, почему… – продолжала наступление Энн.

– Эй! – Он поднял руки. – Я на тебя не нападал.

Энн стало еще стыднее. Матиас прав, она так злится потому, что уязвлена и расстроена, а он тут вовсе ни при чем. Ситуация могла стать еще более неприятной, если бы вошла Люси. Связываться с девушкой Альберта Энн пока не хотелось. Нужно упрочить свои позиции и уже потом выступать открыто.

– Позволь задать тебе откровенный вопрос? – осведомился Реннер.

– Ты уверен в том, что хочешь его задать? – передразнила его Энн.

– Да, вполне. Ты имеешь серьезные намерения в отношении Альберта? – тихо, но настойчиво проговорил он.

– Ну… я…

Энн умолкла. Что значит – серьезные намерения? Она хотела Альберта; когда она видела его, то внутри что-то начинало жарко пульсировать. Ночами ей снились эротические сны с участием Кершнера, и Энн просыпалась, едва не плача. Она никогда еще так не хотела мужчину, это был совершенно новый опыт в ее жизни. И да, ей хотелось быть с ним. Энн мечтала, чтобы Люси однажды исчезла и Альберт оказался свободен от мифических обязательств. Он говорил Энн тогда, при первой встрече, что не верит в любовь, однако это лишь добавляло азарта. Она непременно докажет Альберту, что любовь существует!

– Можно сказать и так. Серьезные. Да, – решилась Энн.

– Я видел, как ты наблюдаешь за ним на репетициях и как краснеешь, стоит вам столкнуться в коридоре, – сообщил Матиас. – Но тебя наверняка предупреждали, что Альберт – бабник.

– Предупреждали. И ты – в числе первых. И что? – парировала Энн.

– Да ничего, – пожал плечами Реннер. – Мы все взрослые люди и вправе совершать ошибки, не считаясь ни с чьим мнением.

– Почему ты уверен, что я совершаю ошибку? – прищурилась Энн.

– Я достаточно давно знаком с Альбертом Кершнером, чтобы утверждать это с огромной вероятностью, – пояснил Матиас.

– Посмотрим, кто в конце концов окажется прав, – хмыкнула Энн. Сомнения Матиаса лишь подстегивали ее.

– Я не хотел бы, чтобы тебе было плохо. Но, как уже сказал, каждый вправе сам выбирать… Подвезти тебя до общежития? – неожиданно сменил тему Реннер.

– Нет, спасибо, – отказалась Энн. – Я хочу прогуляться.

Ей не хотелось ехать в одной машине с человеком, который говорит, возможно, справедливые, но очень неприятные вещи. Энн до сих пор слегка робела перед Матиасом, хотя и не показывала этого, а он вел себя по отношению к ней подчеркнуто дружелюбно. Не навязывал свое мнение, всегда находил доброе слово и подвозил несколько раз. Между ними установились ровные дружеские отношения – такие были у Матиаса с большинством участников мюзикла. Энн очень не хотелось портить эту дружбу. Ее отношения с Альбертом Матиаса не касаются. И точка.

Забрав пальто и шагая по коридорам к выходу, Энн внезапно подумала: если Реннер заметил, как она реагирует на присутствие Альберта, – значит, он исподтишка за ней наблюдал?..

Матиас сел в машину, но мотор заводить не спешил. На плечи навалилась свинцовая усталость. Длинный день закончился, торопиться некуда, нужно ехать домой спать – но даже этого не хочется. После разговора с Энн настроение испортилось. Матиас открыл бардачок и достал пачку сигарет, закурил, приоткрыл окно и выпустил дым в сизый вечерний воздух. Вдоль улицы горели рассеянным желтым светом фонари, хотя майские сумерки еще не сменились ночью. Откуда-то долетел веселый женский смех. Матиас докурил сигарету, бросил окурок на улицу и поднял стекло. Потом повернул ключ зажигания и вырулил с парковки. Молоденькая англичанка не понимает, что с Альбертом ничего серьезного ей не светит. Кершнер был одним из самых непостоянных в любви людей, которых знал Матиас. Он менял девушек как перчатки. Люси – одна из тех, кому удалось продержаться достаточно долго, но Альберт уже начал к ней остывать. Энн, кажется, надеется занять ее место. Неужели она серьезно влюблена в этого фанфарона?

Матиасу Энн нравилась. Как друг – так он полагал до того момента, когда зашел в гримерку Альберта и увидел того вместе с Энн, и оба жмурились, как коты на солнышке. Бог знает, свидетелем какого зрелища пришлось бы стать, войди Матиас на несколько минут позже. И когда он увидел, как Энн улыбается Альберту, в груди появилось очень неприятное чувство: как будто Кершнер покусился на что-то, что предназначено для него, для Матиаса.

Нет никаких оснований так думать. Энн – просто хороший друг, которому Матиас помог на первых порах. Девочка усердно пишет свои статьи, Виктор отзывался о ней с уважением. Она успела заслужить любовь труппы и начальства, Лизбет в ней души не чает – и все это за какие-то две недели. Матиас не сомневался, что, когда стартует мюзикл, Энн тоже будет полезной. А потом она допишет свой цикл статей и уедет.

Матиас до сих пор не подозревал, что хотел бы, чтобы Энн осталась.

Он притормозил у светофора и потер глаза. В них будто песка насыпали – зрение с возрастом начало потихоньку ухудшаться, и от света театральных ламп глаза часто болели. Надо сходить к врачу, но времени нет. А подготовка нового мюзикла забирает все силы.

Повышенное внимание Энн к Альберту раздражало. Так вот почему Матиас все эти дни чувствовал некий внутренний дискомфорт, и никак не мог понять, откуда он взялся! Реннер привык жить в гармонии с самим собой, и все, что нарушало эту гармонию, подлежало исправлению или выдворению из жизни.

– Ну хорошо, приятель, она тебе нравится, – пробормотал Матиас, нажимая на педаль газа. – И что теперь?

Можно, конечно, вступить с Альбертом в борьбу за внимание Энн. Можно… только нужно ли? Судя по горящим глазам и пламенным речам, девушка не на шутку влюблена в Кершнера. И когда это успело случиться? В первый же вечер, когда Энн появилась на фуршете после финального спектакля «Робин Гуда»?

Мобильный телефон нежно запел «Лунную сонату». Матиас бросил взгляд на экранчик – звонила Ирма. Первым побуждением было сбросить звонок, как он поступал в большинстве случаев. Но настроение было таким паршивым, что Реннер нажал на кнопку приема вызова.

– Дорогой, – зажурчала Ирма, – ты где?

– Еду к себе на квартиру, – честно сообщил Матиас.

– Я сейчас дома, почему бы тебе не приехать? Нужно разобрать вещи и решить кое-какие вопросы. Я пыталась дозвониться до тебя всю неделю, но ты недоступен. А твой агент по привычке не соединяет с тобой. Шовинистический заговор, – проворковала Ирма.

– Ирма, у нас три дня до мюзикла. – Матиас включил левый поворотник. – Я устал как собака.

– Приезжай. Вопросы все равно нужно решать, рано или поздно. – Воркование сменилось капризным тоном.

– Хорошо, – неожиданно для самого себя согласился Матиас. – Сейчас приеду.

Ирма, одетая в полупрозрачный пеньюар, открыла дверь сразу – как будто стояла под ней и ждала, когда Матиас позвонит. – Я увидела в окно, как ты паркуешь машину. Ужинать будешь? Я разогрею ризотто, – сладко пропела Ирма.

– Буду. – Матиас прошел вслед за Ирмой на просторную, оборудованную современной техникой кухню. Тут все сверкало хромом и сталью: Ирма обожала хай-тек и квартиру обставляла исключительно по своему вкусу. Когда они с Матиасом покупали ее, он позволил Ирме делать все, что ей заблагорассудится, только в отношении спальни высказал определенные пожелания. Ирма учла их… в определенной степени. И пришлось жить в окружении гнутых трубок, искривленных черных ваз в половину человеческого роста и картин-абстракций. Отец Ирмы потакал доченьке и готов был скупить ей все работы Марка Ротко и Луиса Салазара.

В квартире Матиаса все выглядело совсем по-другому.

Реннер сел за стол, Ирма же деловито передвигалась по кухне, поставила в микроволновую печь блюдо с ризотто, достала тарелки, приборы, салфетки.

– У тебя мертвый вид, Матиас. Тебя случайно не переезжал асфальтовый каток?

– Всего лишь череда финальных репетиций. Ты же знаешь, – спокойно объяснил Реннер.

– О да. Ты меня не удивишь. Но чем дальше, тем тяжелее дается такое напряжение. – Микроволновка звякнула, Ирма достала блюдо и принялась раскладывать ризотто по тарелкам. – Есть еще салат… Твоя гонка за статусом и местами в рейтингах однажды тебя угробит.

– Либо я работаю и отдаю людям то, что хочу, либо нет. – Этот разговор в разных вариациях повторялся уже сотню раз.

– Вот и подумай, не пора ли уйти на покой. – Ирма села напротив, но не спешила притрагиваться к еде. – Открой вино, пожалуйста.

– Я за рулем.

– За рулем ты будешь завтра. Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя на ночь глядя? – рассмеялась Ирма.

– Думаю, что нет. – Матиас взялся за штопор.

Красное вино красиво плескалось в бокалах. Матиас неожиданно расслабился. Ирма всегда знала, как можно успокоить мужчину и настроить на позитивный лад. За это он ее и любил. За это и за многое другое.

– Я видела твой новый альбом в первой десятке за нынешнюю неделю. Впечатляет.

– Спасибо. Я несколько удивлен, если честно. Учитывая, в какой спешке мы его записывали… – Матиас попробовал вино. Отличное.

– Получилось хорошо. – Ирма улыбнулась. – Матиас, ешь. Тебе нужно нормально питаться.

– Об этом заботится целая армия ассистентов.

– А ты их вежливо благодаришь и забываешь, о чем они тебя просили.

– Ирма, ты невыносимо добра сегодня вечером. Это непривычно.

– Я люблю разнообразие, – фыркнула она.

Остаток ужина прошел в молчании. Матиас доедал ризотто, чувствуя, как с каждой минутой все больше хочется спать, а Ирма ковырялась в своей тарелке – диеты никогда не давали ей поесть как следует, – и думала о чем-то своем.

Потом Ирма встала, отнесла тарелки в мойку, подошла к Матиасу и положила руки ему на плечи.

– Ты как каменный идол. Хочешь массаж с эфирными маслами?

Матиас вспомнил, как руки Энн скользили по плечам Альберта.

– Не надо массажа, – мрачно сказал он.

– Прости, мой белый господин, – издевательски протянула Ирма и, убрав руки, отступила на шаг. Реннер поднялся. – Еще заяви сейчас, что вызовешь такси и поедешь домой.

– Нет. – Матиас шагнул к ней, взял за подбородок и поцеловал. Ирма тут же вцепилась в его плечи острыми коготками. Она всегда напоминала ему кошку, черную гладкую кошку с ведьмовским взглядом.

К черту Энн Лейси. Сегодня ночью Матиасу не хотелось спать одному.

10

Билеты на премьеру были распроданы за два месяца до нее, и ожидался аншлаг. В ночь перед спектаклем Энн почти не спала – так, прикорнула на два часа на уже ставших родными стульях в костюмерной. На сцене ремонтировали некстати рухнувшую декорацию церкви, актеры на день были освобождены от вокальных репетиций, чтобы сохранить голос, все ходили и разговаривали полушепотом. Энн восхищала та слаженность, с которой работала команда. Она сама чувствовала себя важным винтиком в этой махине. Так приятно было ощутить себя причастной к великому делу.

После происшествия в гримерной Энн почти не видела Альберта, а когда столкнулась с ним пару раз, он ее вежливо поприветствовал, не более. Впрочем, в сумасшедшем доме, в который превратился «Берлинале палас» накануне премьеры, нечего было ожидать иного. Зато Матиаса Энн видела чаще: Лизбет доверила девушке подогнать пару его костюмов.

Энн еще раньше оценила ровное любезное отношение Реннера ко всем работникам. Он не хамил, не сопротивлялся, когда его просили что-либо сделать, сыпал шуточками и изрядно развлекал окружающих. Энн изумлялась: откуда в этом человеке столько доброй энергии, где он ее черпает? Энтузиазм Матиаса казался бесконечным. Реннер очень часто улыбался, был сосредоточен на деле, внимателен. И работал с полной выкладкой. Энн ни разу не видела его злым или раздраженным. Если Матиас и испытывал негативные эмоции, он их не сливал на окружающих. Вполне возможно, дома у него висела боксерская груша, которая терпела все то, что не доставалось людям.

О случае в гримерной Матиас не заговаривал, а Энн не напоминала ему – наоборот, девушка предпочла бы, чтобы инцидент скорее забылся. Ей хотелось, чтобы Матиас остался ее другом. Он и вел себя как друг: пока девушка дошивала костюм, болтал с нею о делах, со смехом рассказывал забавные случаи, происходившие на спектаклях. Энн хохотала так, что роняла иголки.

– Ты рискуешь, Матиас, я могу обо всем этом написать в своих статьях.

– А они уже начали выходить? – живо поинтересовался Реннер. Как-то даже подозрительно поинтересовался.

– Пока нет. – Энн стыдно было признаться, что до сих пор ни одна газета не откликнулась на ее предложение. – Политика редакции мне неизвестна. Они все поставят в номер, когда решат, что так нужно.

– Понятно. Сказать по правде, часть моих историй не для публикации. Если хочешь, я потом скажу тебе, что можно напечатать, а что нет. Мы ведь не хотим обидеть наших исполнителей? – засмеялся Матиас.

– Ни в коем случае! Иначе они расстроятся и не смогут петь. Я уже достаточно наслышана о тонком внутреннем мире большинства деятелей сцены… Все, я закончила, ты свободен. – Энн расправила последнюю складочку.

– А ты не боишься, что я расстроюсь и не смогу петь? – Матиас осмотрел результат трудов костюмеров в зеркале.

– Ты совсем не такой.

– О! Выходит, тонкого внутреннего мира у меня нет? Какая жалость!

Матиас определенно ее поддразнивал, и Энн включилась в игру.

– Не всем так везет! Но зато ты добрый. Иногда даже слишком.

– Когда я был молод, то, бывало, капризничал на сцене. Потом увидел себя на одной любительской записи и ужаснулся, настолько некрасиво это выглядело со стороны. Да и самому гораздо лучше, если относишься ко всему с юмором, а не с раздражением. Тогда окружающие люди тоже начинают улыбаться, и проблемы решать гораздо проще.

В костюмерной они были вдвоем, и Энн вдруг захотелось поговорить с Матиасом подольше. В суете последних дней она совсем забыла, как приятно с ним общаться.

– Я тебя не задерживаю?

– Нет, пять минут у меня есть. – Реннер бросил взгляд на часы.

– А говорят, что доброта многих раздражает, – продолжила Энн затронутую тему.

– Не нужно путать доброту с бесхребетностью. Излишняя покладистость раздражает и меня самого.

– Я заметила, что ты – человек решительный… – Энн помолчала и задала давно интересовавший ее вопрос: – А ты волнуешься перед премьерой?

– Конечно, – серьезно ответил Матиас. – Очень волнуюсь. Люди придут слушать и смотреть то, что мы для них приготовили, мы не имеем права их разочаровать. И на мне, как на одном из солистов, огромная ответственность. Это не просто работа, это моя жизнь.

– А что для тебя является наивысшей наградой? – полюбопытствовала Энн.

– Отдача зала, – немедленно ответил Матиас. – Когда люди аплодируют стоя, я счастлив. Значит, сумел донести.

Энн промолчала. Альберт как-то обмолвился при ней, что лучшая награда для артиста – всенародная слава. А вот для Матиаса все по-другому.