Текст книги "Странствие Парка"
Автор книги: Кэтрин Патерсон
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Посвящается Кэтрин Харрис Нортон
и тем, кто собирался вокруг ее стола
Тиму, Элеоноре, Хенку, Энн, Ирен
и двум Кеннетам
чье имя значится на Гибельном Сиденье[1]Note1
ГИБЕЛЬНОЕ (ПОГИБЕЛЬНОЕ) СИДЕНЬЕ – пустовавшее место за Круглым столом короля Артура, которое предназначалось для Галахада – «избранника достойнейшего из достойных», чтобы он занял это место в день, когда будет названа «великая цель – Святой Грааль».
[Закрыть]
– Мы еще соберемся все вместе, – утешал его Ланселот.
– Не все, – отвечал Король. – Это уже не повторится. Никогда не повторится. Мы выполним наше предназначение. Наше время будет светлым веком между Тьмой и Тьмой. Как сказал Мерлин, золотая слава заката манит и притягивает. А потом все закончится.
Ланселот ответил:
– Тогда мы воссияем так, что нас будут
помнить и по ту сторону Тьмы.
Розмэри Сатклиф «Меч и Круг»
В этих именах есть внутренняя сила и жизнь. Даже в самый холодный день солнце согревает буквы и они теплые на ощупь. Молодые люди, ушедшие в землю, словно встают из нее. Такое чувство, что в их жилах снова течет кровь.
Каждый, даже если никто из друзей и близких не служил во Вьетнаме, стремится дотронуться до камня. Губы повторяют имя снова и снова, затем тянутся и целуют его. Кончики пальцев обводят буквы.
Возможно, прикоснувшись к камню, люди вновь обретают веру в любовь и жизнь. Или глубже понимают жертву и печаль.
– Мы с тобой, – говорят они. – Мы помним.
Джоэль Свердлов «Для излечения нации»[2]Note2
В 1982 году в честь ветеранов войны во Вьетнаме на Арлингтонском кладбище в Вашингтоне был возведен МЕМОРИАЛ, автор – архитектор китайского происхождения Майя Лин (Maya Lin). Это черная стена, на которой выбиты имена 58 тыс. погибших американских солдат. Ян Скраггс (Jan Scruggs) и Джоэль Свердлов (Joel Swerdlow) – авторы книги «Для излечения нации: Памятник ветеранам Вьетнама» (То Heal a Nation: The Vietnam Veterans Memorial), утверждают, что строительство подобных мемориалов позволило заново «склеить» расколотую Америку – война была непопулярна в США, и американских солдат, вернувшихся домой, не всегда хорошо встречали.
[Закрыть]
1. Паркинтон Уадделл Броутон Пятый
Привычным движением он закинул кухонное полотенце на плечо. Левой рукой Парк схватил невидимый щит, правой – половник и медленно развернулся, целясь в самое сердце холодильника.
– Фу! Ты никакой не рыцарь! – с отвращением выкрикнула дама. – Ты же просто поваренок! От тебя несет чесноком и маслом. Как смеешь ты за меня сражаться? Слезь с лошади, глупец, и поди прочь. Иначе Черный Рыцарь проткнет тебя копьем, словно вертелом, и изжарит на вечном огне!
Храбрый Гарет[3]Note3
СЭР ГАРЕТ – сэр Гарет Белоручка (Gareth Beaumain, произносится «Бомейн»), известный также под именем «Рыцарь Кухни» – рыцарь Круглого Стола, племянник короля Артура, сын Оркнейского короля Лота и сестры Артура Моргаузы. Юный Гарет явился в Камелот, из скромности не раскрыв своего имени и высокого происхождения, и получил работу поваренка, кухонного мальчишки. Скорее всего, Парк разыгрывает книгу Розмэри Сатклиф «Меч и Круг» (Rosemary Sutcliff «The Sword and the Circle»), которая вышла в Нью-Йорке, в издательстве «Button» в 1981 году. На русский язык не переведена.
[Закрыть] не обратил внимания на насмешки и с копьем наперевес помчался во весь опор навстречу Черному Рыцарю. Копыта его боевого коня, казалось, летели над землей, он атаковал противника, словно ангел мщения. Копье Черного Рыцаря разлетелось в щепки, сам он грузно свалился на землю. Благородный Гарет соскочил с коня, вытащил меч и…
– Поросеночек![4]Note4
Имя Park созвучно слову pork, что означает «свинина».
[Закрыть]
Парк точно шлепнулся на землю всем своим весом. Посуда так и лежала в раковине.
– Что, мама?!
Он медленно повернулся и взглянул на гордячку. Наверно, она на коленях умоляет Короля, чтобы он послал какого-нибудь рыцаря убить этого мужлана. А благородный Артур выбрал именно Гарета странствующим рыцарем. Так закончилась его бесславная служба на кухне в замке Камелот. Гарет отвернулся от насмешливой дамы и занес меч над поверженным противником: «Проси пощады, предатель!»
Мать вздохнула.
– Перестань, наконец, скакать. Это половник, – она забрала его, – а не меч.
Он снисходительно улыбнулся. Они с мамой были примерно одного роста.
– Я тренируюсь. В баскетбол.
Баскетбол. Как жаль, что он вынужден скрывать свое настоящее имя от неблагодарной девицы. Она бы сгорела от стыда, если бы знала, что тот, кого она осыпала насмешками, сын Оркнейского короля и племянник самого Артура.
– Самый настоящий невежа…
– Э-э-эй! Поросеночек! Я с тобой разговариваю. Закончишь вытирать посуду, и за уроки.
Рэнди взяла с плиты кастрюлю из-под супа и стала тереть ее железной мочалкой.
– Ау, ты слышишь меня?
Он обернулся и слегка поклонился.
– Я к твоим услугам.
И тихо добавил: – И к услугам короля.
Не произнеся больше ни слова, он снял черные доспехи с поверженного рыцаря и облачился в них. Отныне никто не примет его за слугу с кухни. Какое бы колдовство ни замыслила злая фея Моргана, он готов ко всему. Гарет вскочил в седло и приказал карлику следовать за ним.
Парк повесил полотенце, выскользнул из крохотной кухни, забрался на диван в гостиной и щелкнул кнопкой телевизора.
– Поросеночек!
Если он не откликнется, может, она прекратит звать его детским прозвищем? Мамина голова показалась в гостиной.
– Никакого телевизора, пока не сделаешь уроки.
– Праздник, – проворчал он. – Да ты что?
Он не ответил. По телевизору показывали, как в центре города собираются люди. В Вашингтон приехало полным полно ветеранов. Мужчины в военной форме, кто-то в новой, кто-то в потрепанной. Крашеная блондинка-репортер брала интервью у человека в поношенной защитной форме. Его грудь была увешана медалями. Камера чуть отодвинулась, и стало видно, что длинные, почти до середины спины волосы ветерана собраны в хвост и перетянуты шнурком. Странно.
– Поросеночек? – мама стояла, облокотившись о дверь, с кастрюлей и мочалкой в руках и смотрела на экран.
– Что скажешь, мам? Миллионы людей. Отовсюду.
– Вижу.
Он откашлялся и, не глядя на нее, спросил как можно более безразлично:
– Может, съездим туда завтра? Ты и я.
– Нет, – резко ответила мама. И прибавила более мягким тоном, – у меня работа.
– В День ветеранов?[5]Note5
ДЕНЬ ВЕТЕРАНОВ – первоначально известный как День перемирия, отмечался в честь американских ветеранов Первой мировой войны. Он приходится на 11 ноября, день окончания войны (1918). Сейчас – это праздник всех ветеранов всех войн, в которых принимали участие Соединенные Штаты. Организации ветеранов устраивают парады, а президент возлагает венки на Могилу неизвестного солдата на Национальном Арлингтонском кладбище в Вашингтоне. В этот день принято носить в петлицах красные искусственные маки.
[Закрыть]
Она махнула мочалкой в сторону толпы на экране.
– Талимерс[6]Note6
ТАЛИМЕРС – Thalhimers – сеть американских супермаркетов, существовала с 1842 по 1992 год, названа по имени основателя Уильяма Талимерса.
[Закрыть] предвкушает, как поможет им расстаться с деньгами.
– Тогда, может… – он по-прежнему смотрел в сторону, – может, ты отпустишь меня одного?
– Нет.
Парк поднял глаза на мать. Он знал, что она пытается быстро придумать причину.
– Такая толпа! Ты гораздо лучше увидишь все по телевизору, – причина ей понравилась. – Помнишь, когда мы пытались попасть на инаугурацию президента? Мы тогда решили: «Больше никогда!» Помнишь?
– Там было другое. Президент же мне не отец, – он все-таки решился и сказал. В открытую. Пусть теперь думает, как ответить.
Мама перевела разговор на другую тему:
– Это небезопасно. Я буду целый день волноваться, – она направилась в кухню, стараясь не встречаться с сыном взглядом.
– За уроки, – похлопала она его по коленке, проходя мимо.
– Мам, завтра выходной, я же говорил.
Она ушла на кухню. Парк слышал, что Рэнди вынула тарелки из посудомоечной машины, и отчетливо представил, как она трет раковину и кухонный стол, и костяшки пальцев белеют от напряжения. Но сколько бы мама ни драила, стол и раковина никогда не выглядели по-настоящему чистыми.
– Мам, – крикнул он через плечо в сторону кухни, – а когда он видел меня?
– Кто?
– Папа. Он видел меня?
– Конечно, видел, – в голосе послышалось нетерпение. – Тебе было три или четыре месяца, когда он вернулся. Сколько еще ты будешь об этом спрашивать?
– И?
– Что «и»?
– И что он сказал?
– Я уже рассказывала тебе. Он сказал, что ты похож на поросенка Порки.[7]Note7
ПОРОСЕНОК ПОРКИ – Porky Pig – герой американских мультфильмов, которые с 1935 года выпускались в серии «Мерри Мелодис» («Веселые мелодии») студией «Уорнер Бразерс».
[Закрыть]
Это несправедливо, что единственным подарком от отца было прозвище, которое мальчик презирал.
– Я не хочу, чтобы ты звала меня поросеночком.
Последовала пауза.
– И как мне тебя звать? Паркинтон Уадделл Броутон Пятый?
– Да нет, просто Парком, как меня все остальные зовут.
Снова пауза.
– Это его имя.
Парк встал и подошел к кухонной двери. Ему исполнилось одиннадцать. Она больше не может откладывать ответы на вопросы из-за того, что он слишком маленький и не поймет. Мамина голова нырнула в холодильник, Парку пришлось говорить с ее задней частью. Но это его не остановило.
– Как вышло, – начал он, – я хочу спросить, как так получилось? Отец был во Вьетнаме, когда я родился, потом он вернулся и увидел меня. Как он снова оказался во Вьетнаме, когда его убили? Расскажи, я не понимаю.
Он подождал минуту. Мамина задняя часть не отвечала.
– Я хочу сказать, людей посылали во Вьетнам на год. Это каждому известно. Как же получилось, что папа…
Мать резко выпрямилась.
– Как получилось? А я хотела бы знать, как получается, что ты постоянно ставишь в холодильник пустые пакеты из-под молока. Каждый раз я думаю, что у нас еще есть молоко и…
Она повернулась к сыну и укоризненно помахала перед ним пустым пакетом.
– … и у нас нет молока к завтраку. Сколько тебе лет? Я бы сказала…
Как она умеет менять тему.
Парк забрал у нее пакет и кинул в сторону мусорного ведра. Не попал. Чертов баскетбол. Одного шага хватило, чтобы добраться до другого конца кухни, и пакет очутился в ведре.
– Я схожу куплю.
Она достала кошелек и протянула сыну доллар. Она улыбалась. Парк видел, что мама радовалась, как легко ей удалось уйти от разговора об отце.
– Будь осторожен. Купишь, и сразу домой. Не забудь включить фару, – ее предупреждения неслись вслед за ним все три лестничных пролета. Внизу мальчик схватил велосипед, снял замок, выбежал на улицу, стащив велосипед по ступенькам.
Прежде, чем вскочить в седло, он замер на минутку и глубоко вдохнул. Было прохладно, но сухо и ясно. Неподалеку жгли листву. Он обожал этот запах и то, что в темноте кто-то наплевал на запрет и поджег листву. А что еще прикажете делать, когда огромные дубы раз за разом засыпают хрустящими коричневыми листьями все улицы в округе.
– Эй, мальчик! – на той стороне у фонаря остановилась машина. Парк притворился, что не слышит. Из окна высунулась голова мужчины.
– Прости, – обратился он к Парку, – ты не подскажешь, как проехать к Пресвитерианской церкви?
В машине сидели несколько человек, и, кажется, они были не опасны, потому что спрашивали дорогу к церкви. Водитель улыбнулся мальчику, и в свете фонаря на его плечах блеснули погоны.
– Вы пропустили поворот, – ответил Парк. – Это в ту сторону. Первый поворот направо и дальше через несколько кварталов будет церковь. Не промахнетесь.
Из машины послышался смех.
– Вы слышали? «Не промахнетесь».
– Только там сейчас нет никого. Поздно.
– Нам сказали, что кто-то будет. А то нашим предложили ночевать в спортзале на полу.
Это были ветераны Вьетнама, они приехали на праздник. Парк задрожал от волнения. Водитель стал разворачиваться.
– Спасибо, – поблагодарил он.
Парк захотел рассказать ему. Он хотел рассказать хоть кому-нибудь, кто поймет.
– Постойте, – крикнул он. – Мой отец воевал во Вьетнаме.
Машина поравнялась с Парком.
– Это здорово! – ответил мужчина, сидевший рядом с водителем.
Водитель наклонился вперед и спросил:
– Он возьмет тебя с собой завтра?
– Нет. Его нет, – Парк произнес это торжественно, чтобы они догадались.
– Мне жаль, сынок, – сказал водитель.
– Но ты-то приедешь?
– Да, – Парк улыбнулся. – Да, наверно.
Он вскочил на велосипед и помчал вниз по дороге. Военные погудели ему вслед, отъезжая от обочины. Парк махнул им на прощанье рукой так, чтобы они заметили его в зеркале заднего вида.
Домой мальчик вернулся в решительном настроении. Он заставит маму поговорить, рассказать ему об отце все. Паркинтон Уадделл Броутон IV, покойный. В официальных бумагах это покойный всегда шло в конце, как римские цифры.
– На самом деле он не умер. Фея Моргана наложила на него заклятие, и много лет он спит мертвым сном в замке посреди дремучего леса, куда не проникает ни один луч солнца. И ты был избран, чтобы отправиться на поиски того замка и победить злое заклятие. Ты, его единственный сын. В пути тебя ждут бесчисленные опасности, – он отбросил мысли об опасности. Он должен отправиться в путь. Ради отца. И ради прекрасной дамы.
Перепрыгивая через две ступеньки и размахивая пакетом молока, словно боевым топором, Парк взбежал наверх. Он повернул ключ в замке и распахнул дверь.
– Мам!
Ее нигде не было видно. На секунду он испугался, как в детстве, когда терял ее в толпе в магазине.
– Мам!
– Я здесь.
Она была в спальне. Сидела на краю кровати спиной к двери в темноте. Парк включил свет.
– Что случилось? Почему ты сидишь в темноте?
– Ты убрал молоко? – мамин голос звучал глухо.
Мальчик поставил пакет в холодильник и вернулся в спальню.
– Хочешь, я еще что-нибудь сделаю?
Он хотел подойти и заглянуть маме в лицо, но что-то удержало его на пороге комнаты.
– Нет, спасибо. Я лягу пораньше.
– Мам, – начал Парк как можно мягче, – я про отца…
– Ох, поросеночек, – попросила она, – пожалуйста, я не хочу возвращаться.
– Возвращаться куда? Я просто хочу узнать… – он остановился.
Хочу узнать что? Да все. Совсем все. С чего же начать?
В квартире напротив мистер Кампанелли что-то кричал глухой жене. Тремя этажами ниже на улице гудела машина. Если бы он знал нужный вопрос, вопрос, по которому можно сразу все узнать…
– В другой раз, хорошо? – мама обернулась и попыталась улыбнуться. – Поможешь мне с диваном?
Он кивнул. Еще и восьми не было, но Парк разложил диван, достал из шкафа белье и постелил постель. И постелил ее так, как делал всегда без маминых напоминаний о необходимости красиво и аккуратно заправлять простыню под матрас.
Потом сделал телевизор потише, хотя и не смотрел его. Он даже не воображал, будто преклоняет колена перед королем Артуром или спасает прекрасную девушку из лап дракона.
Он лежал на диване, снова и снова вспоминая разговор с мамой. Что ему надо было сказать? В самом начале, когда он попросил поехать на праздник. Какое право она имеет решать за него? Она ведь все сама решает. «В другой раз, хорошо?» Когда наступит этот другой раз? Давно пора ему все рассказать. Парк хотел узнать, как и почему умер его отец, и главное – когда. Погиб 22 января 1973 года. Вроде все ясно, пока не вспомнишь о часовых поясах. В Америке, наверно, уже был другой день. Или они подумали об этом, когда писали число? Да, его интересовали вот такие мелочи.
Не говоря уже о серьезных вещах. Например, если его, Парка, полное имя Паркинтон Уадделл Броутон Пятый, значит, есть не только четвертый (который погиб), но и третий, и второй, и первый… Значит, где-то живет или жила семья, которая так дорожила этим дурацким именем, что его снова и снова давали новорожденным мальчикам. И они, конечно же, ненавидели это имя, но, став взрослыми, почему-то настаивали, чтобы так же называли их сыновей, хотя такое длинное имя не помещалось ни в одну графу в бланках или в школьном журнале.
Паркинтон Уадделл Броутон Третий, наверно, еще жив. Мальчик вздрогнул от своей догадки. Может, еще жив дедушка, и его зовут точно так же, как Парка. Почему он не знает точно? Не может быть, чтобы дед не захотел увидеть родного внука, который носит его имя.
Парк подложил руки под голову и вытянул ноги. Диван был коротковат, и мальчик мог дотянуться до края кончиками пальцев. Он уже не ребенок – мама не должна обращаться с ним, как сегодня вечером. Он вырос. И не позволит маме вечно удерживать его в своей жизни. Ему придется заставить ее рассказать об отце и о его семье. Вот только как? Он не может видеть, как воспоминания искажают ее красивое лицо и оно в один миг стареет.
– Женщина, час пробил! – она отшатнулась и скрылась в темноте пещеры.
– Нет, не убегай! – голос его был тверд. – Я послан королем спасти тебя. Открой мне то, что я ищу, и я разрушу чары, поработившие твое королевство. Иначе…
Женщина заплакала.
– Как я могу, о мой благородный господин, открыть тебе слово, которое навлечет на тебя страшную опасность!
– Назови его, – настаивал он, – пусть даже оно грозит гибелью.
Она повернулась и простерла к нему ладони, уступая его просьбе.
– Хорошо, пусть будет так. Слушай же.
Но он не услышал. Женщина исчезла. Он никогда не узнает тайну, которую так хочет знать. Парк встал, выключил телевизор и погасил свет.
Нет. Он сел в постели. Он узнает. Он узнает про своего отца все. Он должен. И не важно, что она говорит.
2. Сердце Тьмы
Как только мама ушла на работу, Парк кинулся к небольшому комоду в гостиной, где лежала одежда, и вытащил из верхнего ящика банку из-под кофе. Высыпав ее содержимое на диван, он отобрал гвозди, шурупы, пуговицы и крышки от бутылок. Шестьдесят восемь центов. Сорок восемь из них – по одному пенни. Если в магазине за углом поменять пенни на нормальные деньги, можно поехать в город, даже если на обратную дорогу и не хватит. Какая разница. Всегда можно попросить у кого-нибудь монетку на метро. Взрослые часто так делают на остановках. Или дойти пешком. Тут вряд ли больше пяти миль. И потом можно встретить кого-то из знакомых, например, тех людей на машине, с которыми разговаривал прошлой ночью. Когда он надевал куртку, зазвонил телефон. Парк снял трубку. И в следующую минуту понял, что не стоило этого делать.
– Поросеночек?
Это была мама.
– У тебя все в порядке?
Она проверяла, где он. Она боялась, что Парк поедет в город один и хотела убедиться, что он будет дома целый день. Мальчик пробормотал обещание, и повесил трубку. Потом включил телевизор и, как был в куртке, упал на диван.
В кафедральном соборе читали вслух имена всех, кто погиб во Вьетнаме, читали много часов подряд. Буква «Б» давно закончилась, но мальчик все равно ждал: вдруг читающий как-нибудь догадается, что он, Парк, только что включил телевизор, и прочитает специально для него имя отца. Он напряженно вслушивался, но скоро голос комментатора перекрыл чтение, а когда имена снова зазвучали подобно музыке под сводами огромного собора, имени его отца среди них так и не было.
– Я должен найти Зеленую Часовню,[10]Note10
ЗЕЛЕНАЯ ЧАСОВНЯ – речь идет об анонимной поэме «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», написанной в Англии во второй половине XIV века. Сэр Гавейн – один из главных рыцарей Круглого стола и герой рыцарских романов. В поэме говорится о том, как король Артур получил вызов на поединок от таинственного Зеленого Рыцаря, чьи руки, лицо и одежда – ярко-зеленого цвета. Вызов принимает сэр Гавейн. По условиям поединка он может нанести Зеленому Рыцарю один удар боевым топором, если согласен через год и один день сам получить от него такой же удар. Сэр Гавейн одним ударом отрубает Зеленому Рыцарю голову, но тот, подобрав ее, вскакивает на коня и назначает Гавейну встречу через год и один день у Зеленой Часовни.
[Закрыть] иначе никакой я не рыцарь, а трус.
– Ох, господин, вы сами кличете свою смерть. Многие рыцари отправлялись на поиски этого проклятого места. И ни один из них не вернулся.
Темной тропой спускался сэр Гавейн в долину отчаяния, чтобы исполнить клятву и явиться в назначенный день к Зеленому Рыцарю, который ждал его в Часовне. Еще по дороге сэр Гавейн слышал, как точится о камень страшный топор.
Несмотря на богатое воображение, Парк не осмеливался мечтать про отца. Возможно, он боялся, но сейчас сильная тупая боль в животе означала лишь одно: больше всего на свете в эту минуту Парк хотел узнать человека, чье имя носил.
Он видел только одну фотографию отца, которую нашел случайно, перелистывая книгу. Он подошел к полке и достал книгу стихов, где пряталось улыбающееся, почти озорное лицо отца. Мальчик внимательно вгляделся в черты на фотографии, чтобы найти похожие на свои. И расстроился. Физиономия Парка была круглой и расплывчатой, как у большого ребенка. С фотографии же ему улыбалось худощавое и волевое мужское лицо. Парк не заметил никакого сходства. Фотография была черно-белой, поэтому он не знал, какого цвета у отца глаза и волосы, но подозревал, что не такого, как у него. Он был светленьким с бледно-голубыми глазами, на фотографии глаза казались черными, волосы – темными и прямыми. Хотя у Парка тоже прямые волосы. Не такие, как у мамы: ее кудряшки, обрамлявшие узкое лицо, напоминали кукольные.
У отца был большой нос, прямой, как у кинозвезды, а не короткий, точно обрезанный, как у Парка. И никаких очков. Конечно, нет. В очках ты никогда не сможешь летать на бомбардировщике.
Парк вздохнул и положил фотографию обратно. Но тут внимание мальчика привлекли страницы, между которыми он когда-то ее нашел. Мама всегда много читала, но он ни разу не видел, чтобы она брала эту книгу с полки в гостиной. Вообще, кроме тех книг, что она приносила из библиотеки в огромных количествах, все, что она читала, стояло в маленьком шкафу у нее в спальне.
Сегодня счастье велико,
Без всякого предела.
Смеются горести мои,
Оставшись не у дела.
Был ли он когда-нибудь так счастлив? Уж маму он точно не мог представить настолько счастливой. Он стал читать дальше.
Рядом со словом «сегодня» была небрежно написана дата – 23 июня 1970 года. Наверно, в этот день они поженились. Он ведь должен знать такие вещи о своих родителях!
Парк стал читать дальше. Вдруг в этой книге он найдет разгадки всем тайнам?
Два раза я прощалась с жизнью.
Теперь лишь ждать осталось мне,
Пока отдернется Завеса —
И Вечность разъяснит вполне
Парку на миг показалось, что он провалился в темную яму. Какое же из двух стихотворений относится к фотографии?
Рядом со вторым не было ни даты, ни надписей, но… Парк включил лампу, взял книгу, и, сняв очки, поднес ее к самым глазам. Так и есть, на ней маленькие пятна, словно… словно… Он явственно представил, как Рэнди плачет и на страницу капают слезы. Мальчик редко видел ее плачущей, но сейчас воображаемая картинка была такой же яркой, как его рыцарские приключения: красные глаза, опухшее от слез лицо.
Что же значат эти два стихотворения, одно вслед за другим. В первом – звенящий смех, во втором – свинцовая боль. И между ними – фотография отца. Здесь крылась какая-то тайна – как у огромного меча в камне, – но Парк не обладал ни силой, ни волшебной властью, чтобы ее разгадать.
Он открыл книгу на первой странице. В углу размашистым почерком написано: Броутон. Книга, наверно, принадлежала отцу. И отец поставил ту дату на странице 314. А вот слезы на соседней странице – точно не отца. Парк был в этом уверен.
Книги… Какой же он глупый! Наверно, все эти книги принадлежали отцу. Как же ему раньше не пришло в голову? Рэнди никогда их не трогала, а ведь она так любит читать. А он, – он видел эти корешки миллион раз. Однажды Парк достал из шкафа пару книг, хотел посмотреть, не найдется ли там чего-нибудь интересного почитать, но книги оказались старыми и скучными. Он и предположить не мог, что они – живая связь с отцом. Только книга со стихами, и то лишь потому,
что он нашел в ней папину фотографию, сами стихи были не при чем.
Книги могут многое рассказать о том, кто их выбрал. Совершенно точно. В школе миссис Уинслоу, библиотекарь, часто говорила Парку: «Думаю, эта книга тебе понравится». И почти всегда была права. Она никогда не говорила об этом при других, но точно знала, что любит Парк. Он терпеть не мог книг о машинах и компьютерах. Во втором классе он ненавидел динозавров, но обожал драконов. Справочники не выносил так же сильно, как глупые романы, в которых дети вечно жалуются на свои трудности. Их хватает в настоящей жизни, чтобы еще переживать о чьих-то выдуманных бедах.
Нет, миссис Уинслоу находила для него истории о драконах и замках, о короле Артуре. Еще она никогда не смеялась над тем, что тебе нравится. Она могла дать Шейле Кларк дурацкую книжку «Познакомьтесь с мистером Атомом» и тут же протянуть Парку «Меч и Круг». Но главное, миссис Уинслоу знала, что ты за человек – по тем книгам, которые ты любил. Если Парк прочитает книги из отцовского шкафа, он узнает про отца так же много, как миссис Уинслоу знает о нем самом?
Парк выбрал самую большую, самую толстую книгу. Такую толстую, что ее пришлось положить на нижнюю полку. Если он прочитает эту первой, с остальными будет легче. Его решимость тут же была вознаграждена. На первой странице была надпись:
Парку в день рождения от папы.
4 августа 1960 года. Ты дорос до Конрада.[13]Note13
КОНРАД, ДЖОЗЕФ, наст, имя Теодор Юзеф Конрад Коженёвский, (1857–1924) – английский писатель, больше всего писал о морских приключениях, как о странствии человеческой души.
[Закрыть]
Дедушка.
Парк затрепетал. Отец его отца. Рэнди редко рассказывала о родственниках, даже о своих. Иногда она упоминала бабушку, которая умерла, и дедушку с женой, с которыми не ладила. Про родных со стороны отца – ничего. Ни словечка. Конечно, Парк понимал, что у отца были родители. Может, даже братья и сестры. У Рэнди была сводная сестра. Мальчик видел ее однажды. Он хорошо запомнил ее глаза, густо накрашенные чем-то зеленым.
И вдруг вот так наткнуться на дедушку. Почерк мальчику понравился. Крупный мужской, он напомнил ему подпись Броутон на книге стихов.
Парк открыл титульный лист. Оказалось, что Конрад – имя автора. В книге было несколько длинных историй. Первая называлась «Юность».[14]Note14
Повесть Д. Конрада «Юность» вышла в свет в 1902 году.
[Закрыть] Сверху на рисунке мужчина стоял на чем-то похожем на буксир и смотрел на проплывающий мимо парусник. Морские рассказы. Когда его отцу было … Хм, он ведь не знает, сколько лет исполнилось отцу, потому что не знает, когда тот родился. Не важно. Когда отец был мальчиком, его отец (Паркинтон Уадделл Броутон Третий) подарил ему книгу морских рассказов. На мгновение Парку захотелось, чтобы это были истории о рыцарях Круглого Стола, но только на мгновение. Отец ведь не может быть во всем на него похож, достаточно того, что в книге речь идет о приключениях.
Прежде чем сесть читать, Парк дал клятву. Положив руку на фотографию между страницами, он поклялся прочитать все книги на его полке и таким образом заслужить право поехать к Мемориалу и найти имя отца.
Стоял ноябрь. Весь декабрь и часть января были наполнены странными рассказами Конрада. Парк читал их только тогда, когда матери не было дома. Он боялся, как бы она не увидела книгу отца, не увидела, что он читает эти мрачные истории, уводившие его в непроходимую чащу, где он не мог найти дороги. Но мальчик продолжал читать, не пытаясь понять смысл рассказов – они были слишком сложны для него, – но надеясь увидеть тропинку, которая приведет его к заколдованному месту, где томится в плену его отец и, может быть, дед.
Мама так и не сказала ни слова, пока они не вернулись в Вашингтон. Остановившись у «Макдональдса», она спросила, хочет ли он есть. Парк кивнул, и они зашли внутрь. Там мама заказала гамбургер и молочный коктейль для Парка и кофе для себя. Он хотел еще картошку-фри, она всегда ее покупала, но сейчас не отважился попросить. Мамино лицо было бледным и застывшим, словно бок автомата с напитками, а когда она подняла стаканчик с кофе, ее рука дрожала.
На следующий день она снова была собой. Они никогда не говорили о той поездке на побережье и никогда больше там не были.
Конрад чем-то напоминал тот день. В нем было столько всего непонятного, он столько всего скрывал от Парка, и все же внутренняя сила рассказов притягивала и звучала в душе мальчика, словно глубокая печаль, для которой не найти слов, словно крик голодной чайки в зимнем небе.
После того случая Парк увидел маму по-другому. Она была моложе родителей большинства его школьных друзей. Ее стройная фигура напоминала моделей из журнала, а лицо обрамляли светлые локоны. У нее были голубые глаза и бледная гладкая кожа, чуть ниже левого глаза чернела маленькая родинка. Не зная Рэнди, можно было подумать, что перед вами всего лишь хорошенькая блондинка. Но время от времени в ней проглядывало что-то, спрятанное глубоко внутри, и это пугало Парка.
Она ни разу не ударила сына. Она почти никогда не кричала. Никто не мог бы назвать ее плохой матерью. Были дни, большинство дней, когда с ней было хорошо и весело. Но за всеми ее шутками чувствовался тот самый холод, тьма, бездонное сердце тьмы. Теперь Парк понял, что это как-то связано с его отцом. Но отца нет уже десять лет. Сколько же можно тосковать?
Другие тоже теряли мужей и смогли это пережить. У Грега Хеннинга отец вообще сбежал. Его мать поревела три или четыре месяца, потом умылась и стала жить дальше. В сентябре она снова вышла замуж, и Грег говорил, что она счастлива, как девчонка. Отец Парка погиб десять лет назад, а у Рэнди даже ни разу свидания не было. Она гораздо красивее матери Грега, и умнее ее. Мать Грега напоминала сахарную вату: розовый пух на бумажной палочке. В ней не было глубины, которая может успокоить или испугать.
Прошлым летом в одну из суббот в прачечной Парк заметил, как какой-то мужчина разглядывал его мать сзади, когда она наклонилась над сушилкой. Он приветливо улыбался, в глазах читался явный интерес, в котором не было ничего оскорбительного. Мужчина все еще улыбался, когда Рэнди выпрямилась и обернулась. Он хотел с ней заговорить, может быть, познакомиться, но одного взгляда на лицо Рэнди хватило, чтобы он передумал и начал складывать свое белье, словно на свете не было занятия важнее.
Она любила Парка. Он это знал. Когда он был маленьким, она любила читать ему вслух. Он забирался к ней в кровать, устраивался поближе, вдыхая свежий запах туалетного мыла, и старался дотронуться до ее бледной руки или светлых, почти невидимых волос. Ему нравилось дуть на них, потому что в ответ мама смеялась. А смеялась она не часто.
Она читала детские стихи, сказки, сотни книг с картинками, которые они по субботам приносили из библиотеки, и в ее мягком голосе слышался легкий техасский акцент. Иногда им попадались веселые истории, и они смеялись вместе. Один раз они читали Винни-Пуха и, когда дошли до истории про Пятачка и Слонопотама, мама неожиданно начала хохотать так, что не могла читать дальше.
– Мам, ну мам, – дергал ее за рукав ночной рубашки Парк, – чего ты смеешься?
Она хотела рассказать ему, что забежала вперед и прочитала, что будет дальше, но вместо слов у нее выходили нечленораздельные всхлипы. Парку ничего не оставалось, как начать смеяться самому.
Теперь он умеет читать, и мама больше не читает вслух. А ему так этого не хватает!
С ноября по февраль Парк прочитал больше, чем за всю свою жизнь. Когда мама засыпала или уходила на работу, он вытаскивал из заветного шкафа книгу и садился читать. Одолеть Конрада в один присест он не смог. В промежутках между его тяжелыми, насыщенными историями Парк уместил детективы и нудные отрывки из странных современных рассказов, героям которых хотелось дать совет повзрослеть и прекратить ныть. Ему не нравилось, что отец читал такие книги. Его отец – воин, а не нытик.
Снова и снова Парк возвращался к Конраду. Какой же тяжелой была каждая страница! Иногда он останавливался и брался за стихи – словно убегая к их легким ясным строкам и белому простору на странице. Он сидел, смотрел на белые поля, от которых легче дышалось, и отдыхал от мрачности Конрада.
Наступил февраль. Парк прочитал или просмотрел все книги на трех небольших полках. Он дождался, пока у мамы началась работа по выходным, и в первую же субботу, как только она ушла, достал карту метро и нашел самый короткий путь к Мемориалу. В этот раз он точно поедет, даже если она попытается его остановить. Он выполнил свой обет и готов отправиться в странствие.
Парк сделал бутерброд с арахисовым маслом и джемом. Когда Рэнди работала по выходным, выбирать особо не приходилось. Потом надел куртку от лыжного костюма и отправился на станцию метро. В небе ярко светило солнце, было по-весеннему тепло. Но стоило налететь порыву ветра, и мгновенно замерзшие щеки и уши напомнили ему, что на дворе зима.
По субботам поезда ходили реже, и Парк спрятался от ветра под навес на платформе. Он стоял, подняв лицо навстречу солнцу и зажмурив глаза от яркого света, и чувствовал, как сердце наполняется счастьем. Сегодня я встречусь с отцом, звучало внутри. Он представил, как отец подойдет к нему, высокий и красивый, в голубой форме военного летчика с серебряными крыльями над левым карманом. Вот он снимает фуражку и широко раскрывает руки навстречу Парку, и Парк бежит к отцу словно маленький…
Выдумки. Отец погиб.
