Текст книги "Искусство обольщения"
Автор книги: Кэтрин О'Нил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Мэйсон не хотела снова доводить ее до истерики, но теперь она уже не могла повернуть назад:
– Я все пытаюсь понять, откуда взялась та сила, что движет Ричардом? Его фанатичная преданность искусству… Откуда все это? Где источник? У вас есть соображения?
Эмма шмыгнула носом.
– Я никогда об этом не думала.
– Он прячет у себя портрет сестры. Кроме фотографии с Хэнком, это единственная вещь из его прошлого, которую он хранит. Не может ли быть так, что все это как-то связано с его сестрой?
– Возможно. Я никогда не могла вытащить его на разговор о ней. Он становился чужим, когда я спрашивала о ней, и потому я прекратила попытки.
– Вы знаете о его кошмарах?
– О том, как он кричит от страха во сне? Вы еще спрашиваете!
– Он когда-нибудь говорил вам, что ему снится?
– Ни слова. Однажды я его спросила, так он мне чуть голову не откусил.
– Ему все хуже и хуже. Теперь он видит кошмары чуть ди не каждую ночь. Я не могу смотреть на то, как он мучается. Хочу ему помочь. Ричард одержим каким-то демоном, и этот демон толкает его на безумные поступки. Я надеялась, что вы сможете мне рассказать, какова история этих кошмаров, но, очевидно, он и от вас держал это в тайне. Я уже не знаю, что придумать.
Эмма задумалась.
– Вы поставили перед собой очень трудную задачу. Потому что если есть некий ключ к тайне, который «объясняет» Ричарда, то есть и тот, кто действительно знает его тайну. И это Хэнк. Хэнк был с ним с самого начала. Он был ему отцом, учителем, исповедником – всем сразу. Хэнк постоянно присутствовал в его жизни и всегда был для Ричарда гарантом безопасности и любви. Иного Ричард не знал. Покуда у Ричарда есть тот оплот, что защищает, понимает и делит с ним его маленькую тайну, Ричард ни с кем больше не станет ее делить. Так что если вы когда-нибудь доберетесь до потайного места в сердце Ричарда, вы разрушите то чувство безопасности, которым он так дорожит, и заставите Ричарда увидеть Хэнка таким, каков он есть – абсолютно беспринципным и безнравственным человеком.
Глава 30
Когда Мэйсон вернулась той ночью в Бельвиль, Ричард встретил ее у дверей с искренней обеспокоенностью.
– Сейчас три часа ночи. Где, черт возьми, тебя носило.
– Я проснулась и увидела, что тебя нет, – с невинным видом ответила Мэйсон. – Я испугалась, решила, что с тобой что-то случилось. Я ходила тебя искать.
Ричард привлек ее к себе, крепко обнял.
– Ты меня до смерти напугала. Не делай так больше.
– Не буду, – заверила его Мэйсон и, просто чтобы посмотреть, скажет ли он ей правду, спросила: – Где ты был?
После небольшой заминки он ответил:
– Мне не спалось, и я решил прогуляться.
– У тебя лицо исцарапано.
– Пустяки. Пошли спать.
Мэйсон поднялась вместе с ним по лестнице. «Ничего, пусть скрытничает, – думала она. – Я должна вытащить на белый свет твою тайну, и тогда скрывать будет нечего».
Большую часть следующего дня Джуно и Ричард провели, ломая голову над тем, как вызволить Лизетту. Но этот день не принес никаких ощутимых результатов. А ночью в дом явился громадный детина, сообщив, что он послан Хэнком Томпсоном. Может, он принес добрые вести и Лизетту удастся спасти?
Великан сообщил, что Хэнк собрал банду «солдат удачи» – всего человек пятьдесят отъявленных головорезов, которых Хэнк переправил в Париж под видом «сотрудников компании Томпсона». Если Даргело тоже соберет человек пятьдесят и две армии сольются в одну на Марсовом поле за день до открытия павильона, можно было бы попробовать штурмом взять павильон и спасти картины. Затем надо было решить вопрос с резервацией поезда до Кале, где уже ждало бы быстроходное судно.
– И как насчет Лизетты? – с нажимом спросил Даргело.
– Мистер Томпсон ничего об этом не говорил.
– Ее хорошо стерегут. И сто человек ничего не смогут сделать, чтобы вырвать ее из лап Дюваля, – проворчал Даргело.
– Мы потом подумаем, как нам вызволить Лизетту, – пообещал Ричард. – У нас полно времени. Даже когда суд закончится, до приведения приговора в действие пройдут месяцы. А пока ты мог бы помочь нам со своей командой?
Даргело кивнул:
– Могу.
– Скажи Хэнку, что мы с ним заодно. Пусть просто даст нам знать, где встречаемся.
Мэйсон почувствовала, что ее время пришло:
– Подождите минутку. – Она успела остановить посланника перед самым его уходом. Мэйсон обратилась к Ричарду: – Тебе не кажется, что мы должны лично встретиться с Хэнком? Я никого не хочу обидеть, но пока мы знаем о том, что этот человек – посланник Хэнка, только с его же слов. Может, перед тем как пускаться в авантюру, стоит все же лично встретиться?
– Знаешь, а ведь она права, – заметил Даргело.
После недолгих раздумий Ричард сказал посланнику:
– Не стоит ему сюда приходить. За ним может быть хвост. Лучше встретиться на нейтральной территории.
– Тебе опасно появляться в центре Парижа. Твой словесный портрет есть теперь у каждого шпика.
– Я знаю, где можно встретиться, – сказала Мэйсон. – В обсерватории. Обсерватории Людовика XIV. Она стоит на отшибе на холме Монпарнас. Туда по ночам никто не ходит.
– Отлично. Передай это Хэнку. Мы встретимся с ним у обсерватории завтра в десять вечера.
Мрачные сумерки опустились на город. Очертания обсерватории, построенной еще в семнадцатом веке, едва различались вдали. Ричард остановил экипаж у входа в парк. Дальше Ричард и Мэйсон пошли пешком. На верхнем этаже обсерватории горел свет. Какой-то ученый или группа ученых трудились там, разгадывая тайны Вселенной.
В стороне от обсерватории стояли несколько мужчин, но в сумраке можно было разглядеть лишь их силуэты. Ричард остановился и внимательно посмотрел в их сторону, стараясь понять, стоит ли подходить ближе. Но те, кто ждал их на условленном месте, пошли навстречу Ричарду и Мэйсон.
– Ну, значит, то была не ловушка, – радостно сказал Ричард. – Его походку я узнаю из тысячи.
– Это ты, Бустер?
– Я.
Они подошли ближе.
– Вот как складывается: двое приличных людей вынуждены встречаться в темноте, словно преступники.
– У меня небольшие проблемы, – признался Ричард.
– Ну что же, твой старый партнер готов прийти к тебе на выручку.
Мужчины обнялись. Ричард и не думал скрывать, что рад встрече. Хэнк обнял Ричарда за плечи как отец и отвел в сторону. Мэйсон пошла следом.
Четверо мужчин, что пришли с Хэнком, шли позади. Они переговаривались друг с другом на кокни, языке лондонской бедноты.
Наконец Ричард и Хэнк, похоже, сошлись во мнениях по всем пунктам. Хэнк остановился и повернулся так, что Мэйсон тоже оказалась в их кругу.
– Дело будет нелегким, но нам оно по плечу. Самое важное – сыграть на неожиданности. Возможно, они и ждут каких-то действий, но чего они точно не ожидают, так это того, что мы впрямую будем их атаковать. И как только мы окажемся в Кале, считай, дело в шляпе, потому что я зафрахтую самое быстрое судно, которое можно заполучить за деньги.
Мэйсон, до сих пор хранившая молчание, спросила:
– Можно мне задать вопрос?
– Конечно, леди.
– Почему Кале? Французский флот базируется в Гавре, и вам придется пройти прямо перед их носом, чтобы попасть в Атлантику. Не кажется ли вам более разумным отправить картины из Шербурга или даже Бреста?
– Хороший вопрос, и у меня есть на него ответ. Потому что самый быстрый корабль, который только можно нанять за деньги, сейчас идет в Кале.
– Вы, случайно, не о «Княжне Александре»?
Хэнк даже вздрогнул от неожиданности.
– Да. А вы о нем слышали?
– Это ведь русский корабль, верно?
– Да, русский. Он привез русские фейерверки на празднование Дня взятия Бастилии. Сейчас в Париж со всех концов земли приходят грузы, знаете ли. Так что, есть еще вопросы?
– Нет, других вопросов нет. Зато мне есть что сказать.
В темноте Мэйсон не могла видеть лица Ричарда, зато она чувствовала, что ему не по себе.
– Да? – покровительственным тоном спросил Хэнк. – И что ты хочешь нам сказать, дитя мое?
– Есть кое-что, о чем знают другие и о чем не знаете вы. Вот я и хочу вас проинформировать. По-моему, пришла пора.
Мэйсон почувствовала, что Ричард натянулся как струна.
– Эми, – несколько раздраженно заметил он, – возможно, тебе не стоит…
– Не томи. Давай выкладывай свои новости.
Мэйсон стряхнула руку Ричарда и заявила Хэнку:
– Я не сестра Мэйсон Колдуэлл Эми. Я сама Мэйсон Колдуэлл.
Хэнк обернулся к Ричарду:
– Что она несет, сынок?
– Она говорит правду, – спокойно ответил Ричард. – Я сам этого не знал, когда все началось.
Не дав Хэнку отреагировать, Мэйсон продолжила:
– Есть еще кое-что, что вам обоим следует знать. Завтра я выхожу из игры и уезжаю из Франции. Мне плевать, что будет с моими картинами, но вам не сделать из меня другого человека. Имя свое я беру назад. Я еду в Рим, где намерена написать картину для сеньора Лугини. Он с первого взгляда на мою живопись поймет, что Мэйсон Колдуэлл – это я. И ни вы, ни инспектор Дюваль, никто другой с ним спорить не смогут. Так что я желаю вам всем удачи и ухожу. Как там у вас на Диком Западе говорят? Счастливых троп?
Мэйсон развернулась и направилась к ждущему ее экипажу.
– Эй, подожди, сестренка, – крикнул ей вслед Хэнк.
– Что? Вам есть, что мне сказать? – не без сарказма поинтересовалась Эми.
– Ты никуда не поедешь, – сказал Хэнк.
– Это почему? Неужели живая Мэйсон Колдуэлл мешает вашим планам?
Хэнк ответил молчанием на этот вопрос.
– Эй, вы, оба! – Ричард встал между Хэнком и Мэйсон. – Подождите, не кипятитесь. Остыньте немного.
– Не вмешивайся, Ричард. Это наши с Хэнком счеты. Обернувшись к Ричарду, Хэнк процедил сквозь зубы:
– Ты должен был сказать мне об этом раньше. Теперь все существенно усложнится.
– Но почему, Хэнк? – снова перешла в наступление Мэйсон. – Если вы просто хотели передать мои картины в музей, то какая вам разница, живая я или мертвая? Или, возможно, это изначально не входило в ваши планы?
– О чем ты? – рявкнул Хэнк.
– Я случайно узнала, что у вас серьезные финансовые проблемы. Гораздо более серьезные, чем думает Ричард или кто другой. Фактически вас приперли к стенке.
– Это правда, Хэнк? – спросил Ричард.
– Откуда тебе знать о моих делах? – зло бросил ей Хэнк.
– Джуно мне давно об этом сообщил. Несколько месяцев назад. Последнее время я стала задумываться о том, какова ваша настоящая роль во всем этом деле, и после вчерашнего благородного предложения я попросила Джуно послать в Кале телеграмму и навести кое-какие справки. И знаете, что я узнала, Хэнк? Что в маршрутном листе этого самого быстроходного судна, что вам удалось зафрахтовать, черным по белому написано: место назначения – Санкт-Петербург.
Мэйсон почувствовала, как по телу Ричарда прокатилась дрожь, словно его ударило током.
Хэнк, стараясь замять скандал, заговорил примирительным тоном:
– Эй, остыньте, все вы. Не стоит сходить с ума. Мне плевать, что там написано у них в маршруте. Пишут одно, а на самом деле…
Мэйсон его перебила:
– Я попросила Джуно сделать еще кое-что: послать телеграмму в Санкт-Петербург с запросом о том, кто снял ближайший к месту стоянки «Княжны Александры» склад в порту. И представляете, какой это выдающийся человек – сам граф Дмитрий Орлов.
– Это правда? – спросил Ричард.
Пока Хэнк стоял и думал, как ему ответить, Мэйсон сама терялась в догадках. То, что Хэнк и Орлов затеяли какое-то совместное дело, она вычислила методом дедукции, и никакой телеграммы никто не отправлял и не получал. Она затаила дыхание. Что, если ее блеф сейчас раскроется?
Хэнк подошел к Ричарду, достал пистолет у него из-за пояса и сказал:
– Боюсь, что это правда, мой мальчик.
– Как ты мог? – воскликнул Ричард, вне себя от боли и гнева.
– Она сказала правду. Меня приперли к стенке. Одна катастрофа за другой, и налоговый инспектор – вот он, тут как тут. Я играл по-крупному, но карта не пошла. Такое случается. Но эта маленькая сделка поставила бы меня снова на ноги. Ты представить не можешь, сколько эти русские готовы выложить за картины. У них больше веры в будущее импрессионизма, чем у самих французов! И ты так славно продвинул имя Колдуэлл, что русские коллекционеры за ее картины готовы драться. У Орлова есть связи с царской семьей и двором. Как раз то, что мне нужно. Вот мне и пришлось войти с ним в дело.
Ричард задыхался от гнева и обиды:
– Хэнк! Скажи, что ты шутишь!
– Знаешь, сынок, я коммерсант. Я пытался научить тебя всему.
– И эта сделка может сорваться, если Орлов и компания узнают, что я не умерла. Так? – поинтересовалась Мэйсон.
– Да, малышка, тут ты в точку попала. Ричард не вполне понимал, что происходит.
– Тогда… Что? Ты собираешься ее убить?
– Пойми меня правильно. Мне этого совсем не хочется. Но разве у меня есть иной выбор?
И в этот момент Мэйсон вытащила из сумочки пистолет, который дал ей Даргело. Она сунула его Ричарду в руку, а тот поднес его к лицу Хэнка. Четверо телохранителей немедленно вытащили оружие.
– Подождите! – взревел Хэнк. – Давайте обойдемся без глупостей.
Рука у Ричарда дрожала, но он не опускал ее и продолжал держать Хэнка под прицелом.
– Ты этого не сделаешь, Хэнк.
– Тогда тебе лучше нажать на курок сразу, сынок, и не тянуть с этим. Потому что, если эта сделка сорвется, мне все равно не жить. Но знаешь, я не думаю, что ты хочешь убить своего старого друга после всего того, через что мы прошли вместе. После всего, что я для тебя сделал. Черт побери, парень, я для тебя – почти что семья.
Ричард держал ствол на уровне головы Хэнка, но рука его сейчас по-прежнему дрожала. Он взвел курок. Было так тихо, что щелчок прозвучал как выстрел.
И вдруг Ричард опустил пистолет и толкнул Хэнка к его телохранителям. Все четверо столпились с оружием наизготове. Затем Ричард схватил Мэйсон, и они побежали к экипажу.
Пуля просвистела над головой Мэйсон.
– Не стреляйте в него! Цельтесь в девчонку! – кричал Хэнк.
За первым выстрелом последовали еще несколько. Уже у экипажа Мэйсон резко остановилась.
– Нет, – закричала она, – они убьют лошадей. За мной! Я знаю место, где они нас никогда не найдут.
Слыша за собой топот ног, Мэйсон и Ричард бегом пересекли пустующую площадь, обогнули здание и помчались по аллее к закрытому люку. Мэйсон отодвинула крышку и бросила Ричарду:
– Мы можем спрятаться там, внизу.
– А что там? – поинтересовался Ричард.
– Катакомбы.
Глава 31
– Подожди. – Ричард потянул Мэйсон за руку. – Тут слишком темно.
Закрыв за собой металлическую крышку, они спустились вниз по лестнице и пробежали по узкому и длинному проходу.
Наконец, стало понятно, что дальше бежать нет смысла. В подземелье было холодно и совершенно темно. Воздух был затхлым и отдавал плесенью.
– Подожди. Мы заблудимся. – Ричард потянул Мэйсон за руку. – Тут совершенно темно.
– У меня есть спички.
Мэйсон залезла в сумочку, достала спички и платок, зажгла спичку о стену и подожгла край ткани. Платок занялся желтым пламенем, осветившим стены туннеля, уходящего в бесконечность.
– Давай переждем здесь. Я думаю, они нас уже потеряли.
– Я слышу шаги, – стояла на своем Мэйсон. – Нам надо идти дальше.
Держа платок на вытянутой руке, словно факел, Мэйсон шла впереди.
– Примерно в полумиле отсюда есть выход. Ричард увидел впереди груду черепов.
– Это здесь ты рисовала Лизетту?
– Да, прямо здесь. В средние века здесь были шахты известняка.
Они пошли вперед. И шли довольно долго, пока Ричард не остановил Мэйсон.
– Давай подождем. Уже никаких шагов не слышно.
– Нет, нам надо идти дальше, – сказала Мэйсон.
Туннель перед ними внезапно подошел к развилке. Отсюда дорога шла в четырех разных направлениях. Не давая Ричарду времени сообразить, куда идти, она потащила его за руку.
– Сюда. – Мэйсон крепко держала Ричарда за руку, ведя по туннелю. Вскоре они подошли к еще одной развилке, и Мэйсон свернула налево. Потом к еще одной – в три стороны – и к еще одной. И тогда Мэйсон затушила дотлевающий платок.
Казалось, темнота стала еще чернее.
– Что ты делаешь? – воскликнул Ричард. Голос его слегка дрожал.
– Мы на месте.
– Где?
– Здесь мы можем поговорить.
– Ты не зажжешь еще одну спичку?
– Сожалею, но у меня была только одна.
– Тогда нам надо отсюда выбираться.
– Мы никуда отсюда не пойдем, пока ты не скажешь мне то, что я хочу услышать.
– Это не смешно, Мэйсон.
– Я и не хочу, чтобы это было смешно. Я знаю выход, а ты – нет. Если ты попытаешься уйти от меня, то наверняка заблудишься. Этим коридорам нет конца. Люди быстро теряют ориентир в темноте и остаются здесь навечно. Так что у тебя два выхода: либо ты честно говоришь со мной, и я показываю тебе выход, либо останешься тут, в темноте. Выбор за тобой.
– Ты не понимаешь, что делаешь.
– Я очень хорошо понимаю, что делаю. Я пыталась до тебя достучаться, но упиралась в стену. Ты не оставил мне выбора.
– Ты не понимаешь. Ты же знаешь про мои кошмары.
– Поэтому мы и здесь. Чтобы ты мог мне о них рассказать.
– Но ты не знаешь главного. Темнота – она и есть мой кошмар. Я не люблю темноту. И я иногда боюсь засыпать. Боюсь, что усну, и мне снова приснится это, и я не смогу дотянуться до лампы и включить свет, который один может спасти меня от кошмара. Вот, теперь ты все знаешь. Так что, пожалуйста, Мэйсон, Богом тебя прошу, выведи меня отсюда. Прямо сейчас.
– Думаешь, мне сейчас легко? Думаешь, я бы не поступила по-другому, если бы считала, что могу заставить тебя рассказать мне то, что хочу услышать? Я не для себя сейчас это делаю. А для тебя. Так что мы отсюда и шага не ступим, пока ты не скажешь мне то, что я хочу услышать.
Мэйсон почувствовала, как Ричард привалился спиной к стене, устало сполз по ней и сел на землю. Она села рядом. Ричард дышал глубоко и трудно.
– Ну и вечерок ты мне устроила. Так сильно хотела, чтобы я обнажил перед тобой душу?
– Я сожалею, что мне пришлось столкнуть тебя и Хэнка лбами. Но мне пришлось сделать это, потому что у меня не было уверенности в том, что, если я расскажу тебе все сама, ты мне поверишь.
Ричард ничего не ответил.
Мэйсон предприняла новую попытку:
– Тебе не приходило в голову, что он может тебя предать?
После недолгой паузы Ричард ответил с сарказмом:
– Нет, Хэнк был единственным человеком, на которого я рассчитывал больше, чем на самого себя.
– Теперь у тебя есть еще один человек, на которого ты можешь рассчитывать. Это я.
– Ну да. Именно поэтому ты затащила меня сюда.
– Да, на меня. Потому что только я одна готова за тебя бороться. Хэнк хотел вылепить тебя по своему образу и подобию. Я не думаю, что он когда-либо тебя любил. Он использовал тебя. Я люблю тебя, Ричард. Я люблю тебя так, что мне все равно, что со мной будет, и что ты обо мне думаешь. Я думаю только о тебе. Но если ты мне все не скажешь, все мои старания пропадут. Ты должен мне довериться, Ричард. Пожалуйста.
– Я не могу, – простонал он.
Мэйсон чувствовала, как мучается Ричард.
– Если ты мне не скажешь, Хэнк может праздновать победу. Я знаю, что это трудно. Я знаю, что это больно. Но я знаю, что ты это можешь. Просто подумай, вспомни и скажи мне, что случилось. Попытайся, Ричард. Пожалуйста. Ради меня. Ради нас обоих.
Он все не отвечал.
– Вернись к началу, – подсказала ему Мэйсон. – Самое раннее твое воспоминание.
Долгое время Ричард не отвечал, и Мэйсон почти пала духом. Но вдруг он заговорил:
– Я вижу маленького мальчика…
Его слова потрясли Мэйсон. Неужели он правда это сделает?
– Расскажи мне о нем. Какой он?
– Он взъерошенный, неуживчивый, наглый всезнайка… Отец его умер в Англии, и мать его, шотландка, умерла от скоротечной пневмонии по дороге в Америку, оставив его сиротой.
– Но он ведь не один, верно?
– Нет. В его жизни присутствует чудо, которое он по недоразумению еще не в силах оценить.
– И что это за чудо? Краткая пауза.
– Его сестра. Старшая сестра.
– Молли?
– Молли. Она на восемь лет его старше. И она хорошенькая, с чистой кожей, ясными глазами и улыбкой, которой можно осветить мир. Она святая. И она заботится о мальчике… обо мне так, как никогда не заботились родители. Мы приехали в Америку совершенно нищими. Но мы выжили благодаря ее решимости и неистощимой вере в будущее. Господи… – Голос Ричарда сорвался. – Молли была настоящим чудом!
Мэйсон положила ему ладонь на колено, чтобы поддержать.
– Расскажи мне о ней.
– Она была самым сильным и самым любящим человеком из всех, кого я знал. В ней была магия очарования, которая покоряла людей, и та добродетель, что побуждала других быть человечнее и гуманнее. И еще она была бесстрашной. Когда мы высадились в Нью-йоркской гавани, она взяла меня за руку и пошла, не оглядываясь. Мы шли на запад из одного города в другой. Молли работала в танцевальных залах. И. она немного пела. Мы всегда сводили концы с концами. Наконец мы осели в Виргинии как раз перед началом лихорадки в жиле Комстока.[7]7
Жила Комстока – громадное месторождение с большими запасами серебра и золота.
[Закрыть] – Ричард замолчал.
Опасаясь, что он не захочет продолжать, Мэйсон спросила:
– И что вы там вдвоем делали?
– Она работала в салуне. Молли отправила меня в школу. Но я ненавидел учиться. Я ходил туда только потому, что этого хотела сестра. Однако я просто терпеть не мог высиживать в классе день за днем. «Образование – самое важное в жизни, – любила повторять Молли. – Ты пойдешь в школу, и будешь ходить туда каждый день, и станешь образованным человеком». Но мне просто хотелось свободы. Так что однажды, вместо того чтобы пойти в школу, я отправился в горы.
Ричард снова замолчал, и Мэйсон опять сжала его колено.
– Что произошло?
– Молли пошла меня искать, разумеется. – Внезапно в его голосе зазвучала непереносимая боль. Такого раньше никогда не было. – И, несмотря на то, что она никогда толком верхом ездить не умела, она взяла напрокат лошадь и отправилась меня искать верхом. Но она меня не нашла. – Ричард давился словами. – Ей кое-что помешало. Нечто непредвиденное. Нечто… невообразимое.
Ричард не мог говорить дальше. Он мелко и быстро дышал. Он потянулся к руке Мэйсон, схватил ее и сжал до боли. Мэйсон подумала, что Ричард раздавит ей кости. Она поднесла его руку к губам и нежно поцеловала. И этот простой жест, кажется, открыл шлюзы.
– Молли не дошла до меня примерно полмили. Я прятался в расщелине и видел ее, – быстро заговорил Ричард. – Ив полумиле от моего убежища она наткнулась на группу мужчин, которые проводили время на берегу мелкой речушки – пили виски. То были братья Мерфи: Клинт, Чад и Руфус и еще Гарп Чилдерс. Самая мерзкая свора божьих тварей с первого дня творения. Они стащили Молли с лошади… – Ричард больше не мог удерживать слезы, он всхлипывал: – Они насиловали ее один за другим. Потом опять… Я слышал, как она кричала, Мэйсон. Я видел все с высоты. Я не понимал, что происходит. Я не знал, что мне делать.
Мэйсон чувствовала слезы Ричарда на своей ладони. Она повернулась и прижала его к себе, а он плакал у нее на плече, изливая свою печаль:
– Когда они насытились, Молли была в беспамятстве. Она попыталась встать и, пошатываясь, пошла на Гарпа, вытянув вперед руки, словно протягивала их к его ружью. Но Клинт Мерфи пристрелил ее не моргнув глазом, как пристрелил бы гремучую змею. А двое других Мерфи рассмеялись. Они смеялись!
Мэйсон гладила Ричарда по голове, она ничего не говорила, давая ему время успокоиться.
– Мне было всего семь лет, и я совершенно не понимал, что произошло. Я побежал к ним. Я стал кричать Клинту Мерфи: «Зачем ты ее обидел?» И Клинт Мерфи ответил мне с улыбкой, которую я никогда не забуду: «Я не стал бы тратить слезы на салунную шлюху, мальчик». Потом он пришпорил коня, и они все ускакали. Я подошел к Молли и положил руку на ее рану… Я думал, что так смогу вернуть ее к жизни, но, конечно, у меня ничего не получилось. Поэтому я просто лежал рядом с Молли, обнимал ее, плакал, молился, не зная, что мне делать. Я на самом деле был не в себе. Только через несколько часов мимо проехал всадник. Карточный игрок, который меня пожалел. Он привязал Молли к своему коню и привез назад в город. Через два дня были похороны, и этот игрок оплатил их. Но еще до похорон я ходил посмотреть на Молли. Она лежала в гробу в своем любимом синем платье. Молли вся словно светилась изнутри. Все, кто приходил посмотреть на нее, говорили, что она похожа на ангела. И она действительно была похожа на ангела. Угольно-черные волосы. Белая кожа. Синее-синее платье. Нигде и никогда не видел я такой синевы. И эта красота… она давала мне силу. Иначе я не знаю, что бы я сделал. Мир, в котором есть такая красота, не может быть безнадежно дурным.
Ричард выпрямился и перевел дыхание.
– Я остался тогда с Молли на всю ночь. Смотрел на нее при свете свечей и как-то обрел покой. Но на следующее утро пришли люди и заколотили гроб. Отнесли его на Голубой холм. Я пытался их остановить. Когда они положили Молли в яму и стали забрасывать землей, меня пришлось оттаскивать от могилы. Они не могли справиться со мной впятером. Ты понимаешь, я хотел сохранить этот образ. Потому что, кроме него, у меня ничего не было. Я так разошелся, что меня уже собрались связать. И тогда подошел этот добрый игрок и успокоил меня. Он посмотрел мне в глаза и сказал: «У тебя нет на это времени, сынок. Нам надо заняться кое-чем поважнее».
– Этот игрок был Хэнк?
– Хэнк. – У Ричарда словно сдавило горло. – Если бы ты видела его тогда, до того, как сытая жизнь его изменила. Он был худым и жилистым и стрелял без единого промаха. Хэнк раздобыл мне коня, и мы вдвоем отправились на поиски убийц моей сестры… В конечном итоге мы достали каждого. Одного за другим.
– Вы их убили?
– Всех. А в Клинта Мерфи я выстрелил лично. Нажал на курок и… Я получил громадное удовлетворение, не испытав ни капли раскаяния. И до сих пор нисколько не жалею об этом своем поступке.
Слезы, что так долго стояли в глазах Мэйсон, полились по щекам.
– Как это жестоко, как отвратительно… Так поступать с маленьким мальчиком. Заставлять ребенка убивать.
– Наверное. Но тогда я ничего отвратительного в том убийстве не увидел. Я находил в этом сладкую месть. И я боготворил Хэнка за то, что он предоставил мне возможность отомстить за мою Молли. А потом он опекал меня как мог. Находил для меня приемные семьи. Он то появлялся в моей жизни, то исчезал. Он позаботился о том, чтобы я получил образование. Когда я немного подрос, он взял меня к себе, и я стал жить при нем постоянно. Он хорошо ко мне относился, действительно хорошо, Мэйсон. Но я никогда бы не смог стать тем, кем он хотел, чтобы я стал. Потому что я так и не забыл Молли. Стержнем всей моей жизни был не Хэнк. То был образ моей сестры в гробу в синем платье. Неизгладимый, совершенный образ. Неописуемая красота. Когда мне в жизни становится по-настоящему страшно, я закрываю глаза, и ко мне приходит ее образ, и он помогает мне выйти из беды. И в определенном смысле мой сон об этом.
– Что ты имеешь в виду?
– Во сне я всегда окружен безымянным ужасом. Из темноты ко мне тянется что-то жуткое, пытаясь вобрать меня в себя. Но впереди голубой свет, который, я знаю, меня спасет. И поэтому я стараюсь дотянуться до него. Но я не могу. Никогда. Когда я просыпаюсь, мне больше не хочется об этом думать. Но я не настолько глуп, чтобы не понимать, что голубой свет – это синее платье Молли, и он исчезает так же, как Молли исчезла в земле. Чего я до сих пор не понимал, так это то, что вся моя жизнь – это поиск того голубого платья.
– Ты имеешь в виду свою любовь к искусству?
– Да. Первая по-настоящему великая картина, которую я увидел, – это картина Делакруа в Денвере. Она потрясла меня до глубины души. Когда я увидел это величественное произведение искусства, с его богатыми цветами и платьем женщины, выписанным синим кобальтом, было так, словно я снова увидел Молли. Словно я снова увидел ее в гробу, в том синем платье… Увидел ее – этот образ вечной красоты. Я не могу описать, что со мной творилось при виде этой работы. Она изменила всю мою жизнь в одно мгновение. Изменила все в моей жизни. С этого момента, кроме искусства, меня больше ничто не занимало.
– А когда ты увидел мои работы?
– Когда я увидел твои работы, потрясение оказалось еще более сильным. Не только потому, что техника была оригинальной, но и потому, что они отражали мое видение мира. Контраст между неописуемым ужасом и ангельской чистотой. Было так, словно ты заглянула ко мне в душу и написала то, что увидела там. Все твои работы, но особенно автопортрет – женская фигура с совершенной грацией, сильная и уверенная в своей привлекательности, в своей сексуальности… Женщина в синем платье.
Мэйсон все теперь понимала.
– Насчет картин все ясно. Но когда ты узнал, что я жива, зачем ты стремился превратить меня в то, чем я не являюсь?
Ричард немного подумал и ответил:
– Ты знаешь, когда этот Клинт Мерфи сказал мне, чтобы я не тратил слез на салунную шлюху… Ну, когда я подрос и стал понимать, что значат его слова, я просто поставил на них табу. Я не мог принять того, что Молли, очевидно, приходилось продавать себя, чтобы мы смогли выжить. Поэтому я заменил реальную Молли ее образом, образом чистоты и невинности. В каком-то смысле по отношению к ней это было несправедливо. Я должен был еще выше вознести ее за ту жертву, что она принесла ради меня. Пожалуй, я только сейчас понял, что сотворил с Молли. Я ее канонизировал.
– И то же самое ты пытался сделать со мной?
– Наверное, да. Я, конечно, этого не понимал. То, как я пытался изменить твою биографию, писал те письма, создавая несуществующую Мэйсон… Теперь мне все это кажется сумасшествием. Но в то время все это мне было необходимо. Я пытался создать женщину из легенды, но она не была тобой. Никогда не была. То была Молли. Все время она. Теперь я это вижу. Я полагаю, что во мне все еще живет желание ее воскресить. Потому что внутри себя… Я знал… Я не только виноват в ее смерти, я видел, как ее убивали, и я ничего не сделал, чтобы остановить убийц.
– Ты был маленьким мальчиком! – Мэйсон прижала Ричарда к себе. – Ты ни в чем не виноват. И ты ничего не мог сделать, чтобы предотвратить неизбежное.
Потом они долго молчали. Мэйсон переполняла нежность к Ричарду. Наконец-то он поделился с ней самыми сокровенными тайнами своей души. Мэйсон нисколько не сомневалась в том, что он ей все сказал и ничего не утаил.
– Я горжусь тобой, – сказала она ему.
Ричард обнял Мэйсон, позволяя целительной энергии ее любви войти к нему в сердце. Она чувствовала его благодарность, чувствовала, как Ричард расслабляется в ее объятиях, словно с него сняли чудовищный груз.
– Как ты? – спросила она у него некоторое время спустя.
Ричард подумал немного и сказал:
– Я успокоился.
– Ты готов отправиться в путь?
– Готов.
Мэйсон достала маленькую свечку из сумки и зажгла ее. Свет показался слишком резким после уютной темноты в объятиях друг друга. Когда глаза ее привыкли к свету, она заметила, что Ричард смотрит на нее как-то странно, словно впервые понял что-то важное о ней.
