Текст книги "Волки из страны Далеко-Далеко. Трилогия"

Автор книги: Кэтрин Ласки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава шестая
Урок крови

Они еще не успели далеко уйти, когда медведица почуяла, что Фаолан как-то странно насторожился, и тут же сама увидела, что привлекло его внимание. Неподалеку от них на полянку у реки выходила медведица-гризли с двумя медвежатами. Те тоже их заметили и замерли. Щенок спрыгнул с загривка Гром-Сердца и поспешил скрыться за ней, прижавшись к задней лапе и зарывшись в мех. Медведица с детенышами осторожно двинулись навстречу им. Наконец Фаолан решился выглянуть, и оба медвежонка тут же весело зафыркали. Они над ним смеялись, и он это понял! Их мать просто удивленно уставилась на него.

Гром-Сердце чувствовала, как Фаолана охватила дрожь. Он сообразил, что отличается от других! Рано или поздно это должно было произойти. Первым, инстинктивным ее стремлением было заслонить волчонка и не дать на него смотреть. Но чем внимательнее медведица-мать их разглядывала и чем громче фыркали медвежата – один из них даже упал на землю и принялся кататься в восторге от такого смешного зрелища, – тем больше в Гром-Сердце росло решение не прятать Фаолана. Она даже подвинулась, чтобы он весь оказался на виду, и содрогнулась, поняв, насколько щенок все-таки мал по сравнению с медвежатами.

Фаолан печально взвизгнул и посмотрел на Гром-Сердце. Как бы ей хотелось, чтобы он был хотя бы раза в два выше и толще! Но медведица оставалась непреклонной и не обменялась с ним ни единым звуком, ни малейшим знаком. Сейчас она только вспоминала, как вытащила его ночью из реки, распознав в жалком комочке едва не потухшую искорку. Искорку, которая при желании могла яростно настоять на своем.

Видимо, Фаолан что-то прочел в ее глазах. Он спокойно повернулся к медвежатам, которые уже оба валялись в траве и едва не задыхались от смеха. За долю секунды его тело преобразилось, перестало дрожать. Он прошел немного вперед, подняв хвост и навострив уши. Медведица-мать ощетинилась от страха, протянула лапу и шлепнула медвежонка, который был поближе. Тот завизжал, а его сестренка прекратила фыркать и удивленно уставилась на Фаолана.

Теперь медвежье семейство взирало на волчонка с настороженным замешательством. Как может такое маленькое существо так дерзко себя с ними вести? Удивилась и Гром-Сердце: Фаолан оставался крошечным, но уже казался хозяином положения. Сейчас он как бы одновременно находился между двумя мирами, один из которых даже никогда не видел. Как будто волчонок принадлежал к чему-то очень важному и древнему, как будто его окружали духи невидимой стаи.

Наконец его хвост немного опустился и слегка завилял из стороны в сторону. Гром-Сердце подошла к Фаолану и рыком приказала следовать за ней, ободряюще похлопав по холке.

Мать-гризли аж заморгала от изумления. Что это за странный зверь, который выглядит как волк, но ведет себя как медвежонок?

Удивлены были все участники этой сцены, но Фаолан – больше всех. Он следовал за Гром-Сердцем, и в голове его беспрестанно крутилась одна-единственная мысль: «Я другой. Я другой. Я другой».

По пути к берлоге они миновали небольшую бухточку, в которой рыбачили утром. Вода здесь была спокойной, почти стоячей. Фаолан ненадолго остановился и посмотрел на водную гладь. Гром-Сердце подумала, что он разглядел рыбу, и подошла ближе. На темной блестящей поверхности ясно виднелись их отражения. «Я совсем не похож ни на нее, ни на других знакомых мне животных. Почему у меня такие зеленые глаза? Почему у меня такая узкая морда? У Гром-Сердца морда широкая, шире, чем моя грудь. И мех у нее такой густой и темный, мой же почему-то слишком светлый».

* * *

Они вернулись в берлогу. По привычке Фаолан прижался к груди медведицы и принялся сосать молоко. При этом он смотрел прямо ей в глаза, словно задавая невысказанный вопрос: «Почему я не похож на тебя?» Она тихонько зарычала и вместо ответа лизнула его в нос.

«Любовь, – подумала она. – Любовь – вот что самое главное». Но вслух Гром-Сердце этого не произнесла. Медведи – вообще звери необщительные и не очень-то любят выражать свои самые сокровенные чувства. Им кажется, что, говоря вслух о глубинных переживаниях, они тем самым как бы уменьшают их значимость. Так что Гром-Сердце просто многозначительно смотрела на Фаолана, и он, усвоивший повадки медведей, не сводил взгляда с ее янтарных глаз. Он понимал, что пусть он и другого племени, но любит она его так же, как если он был ее собственным детенышем.

Гром-Сердце чувствовала, что молоко скоро кончится и она больше не сможет кормить волчонка. Конечно, она радовалась, что у него так хорошо получается ловить рыбу, но ему нужно научиться добывать и настоящее мясо. Пожалуй, это будет легче, чем она предполагала, потому что ведь именно Фаолан первым заметил медведицу-мать с медвежатами. Наверное, он почуял их запах. А хорошее чутье – самое важное при охоте на зверя.

Полуденную жару и ранний вечер они оба проспали.

* * *

Гром-Сердцу показалось, что откуда-то доносится запах приближающегося медведя. Однако она не могла пошевелиться, лапы ее онемели, как будто она погрузилась в спячку. «Но сейчас же не зима, – говорила она себе. – Я должна двигаться. Мои медвежата… медвежата… А если это спячка, значит, сейчас не время спариваться. Зачем же я тогда оставила метку? Что меня так смущает? Разве сейчас время оставлять пахучие метки?» Она едва могла приподнять голову, не говоря уже о том, чтобы встать в полный рост и пометить деревья у берлоги. Когда огромный самец гризли пропорол когтями ее медвежонка до самых костей, поток крови обагрил совершенную синеву неба. Гром-Сердце поднялась, яростно зарычала и бросилась на медведя. Она расцарапала ему лапу; он завизжал и пустился наутек. Но была ли эта рана смертельной? Она боялась, что нет. Он вернется… Он вернется…

* * *

От приснившегося кошмара Гром-Сердце очнулась, содрогнувшись и сбросив с себя волчонка.

– Урскадамус! – проворчала она под нос. Фаолан в удивлении взирал на нее. Гримаса страха сводила его челюсти, хвост был поджат между задними лапами, на загривке испуганно ерошилась шерсть. Медведица беспокойно запыхтела. Она понимала, что скоро наступит время, когда самцы гризли будут настойчиво искать ее общества. Если она поставит метки до того, как будет готова к спариванию, и до того, как на ее территорию зайдет медведь, то, возможно, им удастся избежать опасности.

Она знала, что волки тоже оставляют пахучие метки, а это может спутать других медведей и сбить их с толку. У нее не было ни малейшего желания спариваться. Фаолан будет ее последним детенышем, и она решила позаботиться о нем как следует. Ни один самец не должен причинить ему вред или прогнать от нее.

Но можно ли научить его вставать и идти на задних лапах, как это делают медведи? Прыгал Фаолан, как выяснилось, довольно высоко, особенно когда ему хотелось покататься у нее на загривке. Оставлять метки он тоже сможет, он ведь мочился вокруг берлоги; но нужны были еще особые знаки вроде тех, которые Гром-Сердце иногда чуяла, проходя через территорию волков.

Что ж, этот урок будет практическим. В отличие от любви, которую не выразить никакими словами, основы поведения можно объяснить, а не только показать на своем примере. К тому же в последнее время Фаолан стал разговаривать увереннее. Раньше Гром-Сердцу изредка доводилось слышать, как общаются между собой волки и совы, и тогда ей казалось, что их речь совсем не похожа на речь медведей, но, конечно, на самом деле они отличались не так уж сильно. Разница в основном заключалась в интонациях, ее можно было сравнить со звуками воды. Журчание быстрого ручья тоже отличается от шума водопада или тихого всплеска посреди озерной глади – но все это вода, нужно только прислушаться.

Голос Фаолана был выше и не таким глубоким, как ее. Что касается сов, то их интонации отличались даже у разных видов: одни говорили почти неслышно, другие звонко кричали, третьи издавали скрипучие звуки. И ни одна из них не говорила так, как говорят медведи, хотя слова при этом были почти те же. А в речи Фаолана уже проскакивали некоторые медвежьи интонации, в голосе появилась грубость, стали заметными гортанные звуки, обычные для речи гризли.

Как только они вышли из берлоги, Фаолан сразу же, привычным маршрутом, понесся к берегу реки. Гром-Сердце одернула его тихим рычанием и ткнула в бок носом, развернув в другом направлении:

– Сюда!

Кивком головы она показала на большую белую сосну, а затем привстала и принялась тереться о дерево спиной. Послышался треск сдираемой коры – так она метила территорию, но метка была не той, которую оставляют самки, готовые к спариванию. Фаолану тоже нужно оставить пахучую метку со своим собственным запахом.

Гром-Сердце пристально посмотрела на него. Она понимала, что Фаолан должен как-то делать это задней частью своего тела. Опустившись на все лапы, медведица раскинулась на земле и нежно фыркнула, как обычно поступала, предлагая ему в шутку побороться. Волчонок тут же взобрался к ней на спину. Запах ароматических желез на ее коже пробивался даже сквозь густую шерсть.

– Что это?

– Мой запах.

Фаолан и прежде чуял его во время поездок верхом, но сейчас этот аромат был намного более мощным, почти едким, и сильно отличался от сладковатого запаха молока. Это был отчетливый сигнал – сообщение о том, что берлога и все вокруг нее вплоть до ольховой рощицы принадлежало Гром-Сердцу и ему, ее детенышу. В Фаолане заворочались какие-то смутные чувства:

– Я тоже так могу!

Уткнувшись носом в пахучий мех на шее медведицы, он вылизал ее ухо изнутри, а затем спрыгнул и подбежал к ближайшему дереву. Гром-Сердце наблюдала, как он прижался задом к коре и опустил хвост. «Да он на лету все ловит!» – подумала медведица. Даже ничего объяснять не пришлось – он сам понял, как важно оставлять запахи. «Какой он все-таки замечательный щенок!»

Мышцы у основания его хвоста сократились, выпустив пахучую жидкость. Фаолан принялся бегать по рощице, оставляя свои метки на каждом дереве, камне и пеньке. «Мое! Мое! Мое!» – стучало у него в голове. Но это было только начало.

Вскоре он почувствовал зуд и в других частях тела. Упав на землю, Фаолан стал яростно тереться о траву. Пахучие железы между пальцев лап оставляли другие метки, и мысленные вопли «Мое! Мое! Мое!» сменились столь же интенсивным криком «Наше! Наше! Наше!». В нем пробудилась смутная память предков.

Но других волков он не знал, и из всех зверей ему знакома была лишь Гром-Сердце. Он остановился и снова посмотрел на нее. Медведица стояла у дерева, о которое только что потерлась, – не в полусогнутом состоянии, как прежде, а выпрямившись, строгая и величавая. Глаза ее сияли рыжевато-коричневым светом, который ему так нравился, но сейчас в них заметен был и некий вызов, как будто она решила предложить ему что-то еще.

– Идем. Идем за мной! – фыркнула она. Фаолан вздернул голову и стал подпрыгивать, намереваясь вскочить на загривок Гром-Сердца, но та всякий раз переходила к другому дереву, ударяя передними лапами по веткам над головой, до которых могла дотянуться.

Зеленые листья, осыпаясь с веток, ловили последние лучи заходящего солнца. Фаолан подпрыгнул и поймал один листочек, прежде чем тот успел упасть на землю. Гром-Сердце издала низкий довольный рык и снова потрясла дерево. Так они поиграли еще немного, и каждый раз Фаолан подпрыгивал все выше и выше.

Наконец Гром-Сердце отвернулась и пошла дальше, по-прежнему на задних лапах. Она оглядывалась на Фаолана, словно призывая идти следом. Вдруг медведица резко остановилась и с шумом опустилась на все четыре лапы, а затем снова поднялась и замахала передними, как делала, когда предлагала волчонку запрыгнуть на дерево.

– На двух лапах! – приказала она.

Фаолан так и замер: можно было видеть, как мучительно в мыслях он переваривает это необычное предложение. Потом волчонок попытался встать вертикально – Гром-Сердце наблюдала за ним почти не дыша – и сделал робкий шажок по направлению к ней.

Медведица довольно зарычала, опустилась на землю и облизала мордочку Фаолана, не переставая радостно пыхтеть. Неподалеку она приметила низкий куст со спелыми ягодами и отломила от него ветку, потом снова встала на задние лапы и помахала веткой перед волчонком. Она знала, что ему нравятся эти ягоды. Тот тут же поднялся и снова попытался идти вертикально. На этот раз он сделал целых четыре шага! Гром-Сердце ликовала.

Волчонок быстро учился, и она радовалась, что учит его. Медвежата на задних лапах ходят почти с рождения, для них это естественно, а Фаолан не был приспособлен так передвигаться. Гром-Сердце начала понимать, что он не просто смышленый щенок, а действительно очень необычное существо.

К наступлению темноты Фаолан уже ходил на задних лапах почти так же уверенно, как любой медвежонок. А прежде чем погасли последние солнечные лучи и землю накрыл пурпурный сумрак, Фаолан усвоил еще один урок, самый для него важный. Он заметил, как невдалеке что-то белое метнулось в сторону и скрылось у большого куста – это горностай забежал к себе в норку. Стоя на четырех лапах, волчонок никогда бы этого не увидел.

Фаолан тут же одним большим прыжком перескочил куст, приземлился на все четыре лапы и принялся отчаянно рыть землю. С тех пор как медведица приказала ему чаще пользоваться кривой лапой, она стала гораздо сильнее, и он уже сам привык вполне на нее полагаться.

Гром-Сердце вразвалочку подошла ближе и встала чуть позади, держась в стороне от вылетавших из-под его лап комьев земли. Вдруг из норы выскочил мохнатый зверек и вскочил на спину Фаолана, так что тот от неожиданности перекувыркнулся. Волчонок подпрыгнул, извиваясь и пытаясь скинуть напавшего. Тот оказался очень маленьким, почти с белку размером, но отличался удивительной силой и ловкостью. Фаолан визжал, но острые когти и зубы зверька еще сильнее вонзались в его шкуру.

Медведица заревела. Она не смогла бы отцепить горностая, не подвергнув риску жизнь волчонка, так что тому пришлось продолжать борьбу самостоятельно. Маленькая самочка сдаваться не собиралась – Фаолан только что разорил ее гнездо, где в страхе дрожали маленькие детеныши. Если она подберется к шее волчонка и перекусит артерию, дело добром не кончится.

Гром-Сердце буквально обезумела. Она видела, что Фаолан слабеет и устает – еще бы, ведь это была его первая настоящая битва не на жизнь, а на смерть. Медведица пробовала делать ложные выпады, но самка горностая не обращала на нее никакого внимания. Наконец Фаолан упал на колени, поднялся, устремился к берегу и с разбегу погрузился в реку. Гром-Сердце последовала за ним. Вот над поверхностью воды появилась голова волчонка; с затылка его стекали красные ручейки. На противоположном берегу мелькнула тень горностая, мгновенно спрятавшегося в рощице.

* * *

Той ночью, под шелест колышимых летним ветерком листьев, Гром-Сердце зализывала раны Фаолана. Они оказались не такими глубокими, как она опасалась, и скоро обязательно затянутся. Но след свой они уже оставили навсегда.

Фаолан больше не просил молока. С молоком было покончено.

Он жаждал крови.

Глава седьмая
Золотые глаза Гром-Сердца

Уроки продолжались все лето. Фаолану нравилось учиться. С каждым разом он все увереннее вставал вертикально и уже мог ходить так довольно долго, не уставая. Задние лапы его окрепли, и хотя они оставались слабее медвежьих, подпрыгивал он с их помощью довольно высоко и по-щенячьи радовался всякий раз, как ему выдавался случай продемонстрировать это свое умение.

Возле берлоги росла огромная ель, нижние ветви которой начинались примерно на уровне загривка Гром-Сердца, когда она стояла на задних лапах. У этой ели они часто проводили послеполуденное время, и Фаолан мечтал однажды запрыгнуть на нее.

– Посмотри! Посмотри на меня! – тявкал он. С каждым разом он подпрыгивал все выше и выше. – Гром-Сердце, посмотри! У меня почти получилось!

И однажды у него действительно получилось. Он сам не заметил, как повис, распластавшись животом на ветке, до которой пытался допрыгнуть.

– Урскадамус! – прорычал он, вызвав этим восклицанием немалое удивление Гром-Сердца.

– Где ты ему научился?

– У тебя, конечно!

Она от души фыркнула.

– Не смейся! Я застрял!

– А зачем прыгнул так высоко? Вот к чему приводит невнимательность, – нарочито сурово принялась упрекать его медведица.

– И как мне теперь слезть?

– Не знаю, я никогда так высоко не запрыгивала.

Фаолан издал обиженный вой.

– Не хнычь!

Медведица повернулась к нему спиной и пошла прочь, так, словно ей было совершенно все равно.

Фаолан смотрел на нее разочарованно:

– И ты вот так меня бросишь?

– Сам думай, как спуститься. Ты же очень умный, я знаю.

Через несколько мгновений она услышала глухой стук – это Фаолан спрыгнул на землю. А еще через мгновение он уже скакал рядом с ней и радостно махал хвостом:

– У меня получилось!

– Я знала, что получится.

Гром-Сердце развернулась и нежно ткнулась в него мордой.

* * *

Все лето волчонок рос, хотя медведице он по-прежнему казался слишком маленьким. Однако для волчонка Фаолан был довольно крупным и очень сильным. Он умел делать многое из того, что не умели обычные волки. Он был волком без стаи, и это привило ему независимость. А после того как он распробовал вкус мяса, Фаолан научился и хорошо выслеживать четвероногую добычу, а также куропаток и других гнездящихся на земле птиц. Передвигался он быстрее Гром-Сердца, и порой ему хитростью удавалось загнать в узкое ущелье оленя карибу и не давать тому выйти, пока не появлялась Гром-Сердце и не заваливала оленя одним ударом. Эта стратегия оказалась настолько удачной, что после первого раза они прибегали к ней неоднократно.

– Мне нравятся карибу, – сказал однажды Фаолан, когда они загнали очередную жертву. – Откуда они приходят?

– В разное время – из разных мест. Весной они приходят сюда из Крайней Дали.

– Крайней Дали?

– К северу отсюда. Весной карибу из Крайней Дали самые вкусные.

– А как туда добраться?

Гром-Сердце указала на Северную Звезду.

– Ранней весной, когда восходит созвездие Великого Медведя, нужно следовать за последним когтем на лапе, которая указывает на Северную Звезду. Крайняя Даль находится между этим когтем и Северной Звездой. Когда-то у меня там была берлога. Однажды…

– Что однажды? – нетерпеливо спросил ее Фаолан, но Гром-Сердце, казалось, задумалась и не отвечала. – Однажды мы туда вернемся?

– Возможно. Но я не знаю, хорошо ли это для таких, как ты.

– Таких, как я? – Сердце Фаолана тревожно забилось. – Но тебе же там хорошо, в Крайней Дали? А что хорошо для тебя, должно быть хорошо и для меня.

– Ну ладно, это сейчас неважно. Давай ешь.

Она хотела сказать что-то еще, но Фаолан ее опередил.

– Да знаю я, – произнес он усталым голосом. – Я должен стать толще к зиме.

– Да. Поешь печенки.

Медведица вырвала окровавленную печень и бросила ее волчонку. Тот послушно принялся есть, но из головы у него не выходили слова Гром-Сердца: «Я не знаю, хорошо ли это для таких, как ты». Фаолану они совершенно не нравились, и ему вовсе не хотелось бы слышать такое снова, пусть даже мысленно. Лучше всего будет просто забыть об этом.

* * *

Медведица-гризли и волчонок часто охотились вместе допоздна, пока на небе не зажигались первые звезды. Фаолану нравилось засыпать снаружи, у входа в берлогу, где можно было смотреть на звезды и слушать рассказы Гром-Сердца о них. К этому времени он уже прекрасно понимал все интонации и скрытый смысл медвежьих слов.

Гром-Сердце показывала лапой на небо и рисовала самым длинным когтем Великого Медведя.

– Он показывает дорогу в Урсулану, – шептала она. Урсуланой называлось место, куда отправлялись души медведей и где, как она надеялась, обитал ее погибший медвежонок.

У каждой звезды была своя история, и Фаолан не переставал удивляться тому, что Гром-Сердце так много знает. Она показала ему созвездие Волка к востоку от Великого Медведя:

– Сейчас, в середине лета, оно исчезает. Ярче всего оно светит весной, когда поднимается выше. А вон там, посмотри, находятся Великие Когти.

Фаолан моргнул и посмотрел на скопление звезд, чем-то похожее на когти, которое постепенно поднималось над багровым горизонтом.

– Сейчас поздно, но оно остается на небе дольше всех, появляется ранней зимой и все лето не уходит. Если когда-нибудь тебе доведется побывать на берегах моря Хуулмере, то ты увидишь, как молодые совы Великого Древа Га’Хуула учатся навигации, ориентируясь на Великие Когти, которые они называют Золотыми Когтями.

– Море Хуулмере? Великое Древо чего-то там… как оно называется? Навигация? – Фаолан был совершенно сбит с толку.

Гром-Сердце отрывисто фыркнула – так она иногда смеялась:

– Ты еще молод и многого не видел! Хуулмере – это большое море, посреди которого находится остров, где обитают особые совы. Их зовут Ночными Стражами. Это очень, очень умные совы.

– Такие же умные, как ты?

– Гораздо умнее! Они умеют находить путь в разные места, просто глядя на звезды и ориентируясь по ним. Это и называется «навигация».

– Ты тоже показывала, как находить путь по Северной Звезде.

– Ну, это легко. Северная Звезда никогда не двигается, всегда висит на одном и том же месте. А совы ориентируются по всем звездам, по всему небу.

– Наверное, потому что они там летают и хорошо его знают.

Медведица нежно обняла волчонка. До чего же он все-таки умный!

Фаолан зевнул и сонно пробормотал:

– Когда-нибудь я дойду до берега Хуулмере и, может быть, даже доплыву до острова. Какое смешное слово – «хуул». А что оно означает?

Гром-Сердце вздохнула:

– Говорят, что на самом деле это волчье слово и означает оно «сова».

Но Фаолан уже крепко спал у нее на лапах.

* * *

Дни постепенно убывали, и в голове у Гром-Сердца все чаще крутилась одна и та же мысль: «Ешь!» Приближалась зима, и, чтобы пережить ее, им необходимо было набрать побольше жира. Кроме недостаточных размеров и веса Фаолана медведицу беспокоил еще один страх – страх перед предстоящей спячкой. Скоро ей нужно будет подыскать зимнюю берлогу подальше от реки. Вот только она не знала, как ведут себя волки в своих логовах в это время года. Да и откуда ей было знать? Каждую зиму она впадала в оцепенение и ничего не знала про внешний мир, про то, какие животные в нем обитают. Как ей объяснить все это Фаолану? Она помнила, что во время спячки менялась – худела, просыпалась с затуманенной головой. Если она будет спать, а Фаолан нет, то как ей защитить его? Надо бы предупредить волчонка. Но не прямо сейчас.

Прямо сейчас вверх по реке поднимался к нерестилищам лосось. Гром-Сердце и Фаолан прошли вброд к небольшому порогу, через который десятками перепрыгивали рыбы. Гром-Сердце ловила их в воде или схватывала на лету.

Фаолану эта рыбалка показалась самой легкой на свете. Вдруг он на мгновение остановился и посмотрел на Гром-Сердце. Ее взгляд был устремлен к западу, и в глазах отражалось золото заходящего солнца. Еще раз со всей силой почувствовав, насколько они все-таки разные, волчонок испытал прилив огромной любви к Гром-Сердцу. Давно уже он не вспоминал о том дне, несколько месяцев назад, когда они встретили другую медведицу с медвежатами, и вообще с тех пор старался не задумываться об этом. Разве что тогда, когда они охотились на карибу и Гром-Сердце сказала о Крайней Дали, что она может быть неподходящим местом «для таких, как он».

Несколько раз медведица упоминала волков, но сам Фаолан никогда их не видел, если не считать Звездного Волка на небе. Поэтому о настоящих своих сородичах он имел очень смутное представление. Мысли о волках его не тревожили, потому что, глядя в золотистые глаза Гром-Сердца, он понимал, что больше ему никто не нужен. Эти глаза были для него целой вселенной, законченной и совершенной.

* * *

Тогда же они в последний раз провели вечер в берлоге у реки и на следующее утро, еще до зари, начали путь к горам Далеко-Далеко, к зимней берлоге.

К выбору места для спячки Гром-Сердце подходила очень тщательно. Большинство гризли обычно рыли норы среди корней деревьев. Но в этой местности деревья были редки и росли преимущественно в низинах. Если зайти повыше, туда, где леса уже нет, можно было обнаружить естественные каменные пещеры и даже туннели там, где некогда текла лава. И, что самое важное, в горах снег выпадал раньше, а это значило, что берлога покрывалась более толстым его слоем.

К середине утра они пересекли широкий луг, и Гром-Сердце прокладывала путь по длинному склону среди низкого папоротника и крапивы. Деревья вокруг уже почти не росли, воздух становился реже, и передвигаться было все труднее. Гром-Сердце устало пыхтела, но Фаолан выглядел совершенно бодрым. Его грудь заметно расширилась, и медведица предположила, что это из-за прыжков, которыми он так увлекался. Трудно было представить, что каких-то четыре месяца назад он был крохотным, жалобно скулившим щенком, барахтавшимся в грязи и беспомощно размахивавшим кривой лапкой. Вот он умчался вперед, уже успел найти сурка и быстро с ним расправиться.

Гром-Сердце настаивала, чтобы он всегда съедал печень, потому что это самый питательный орган, от которого можно быстрее растолстеть. Она так и не избавилась от беспокойства по поводу его роста и еще не была готова к тому, чтобы предупредить о предстоящей спячке. «Не сейчас… не сейчас», – повторяла она себе.

* * *

Дни уже значительно сократились, и, когда косые лучи послеполуденного солнца осветили невысокую траву вдоль склона, Гром-Сердце решила, что лучше места для зимней берлоги не найти.

Копать они начали у скалистого выступа. Лапы медведицы были гораздо больше лап Фаолана, но волчонок крепко упирался в землю задними ногами с четырьмя острыми когтями на каждой, а передними, на которых было по пять когтей, ловко рыл.

Немного поработав, медведица и волчонок наткнулись на что-то твердое. Фаолан в удивлении остановился, а Гром-Сердце даже заворчала от удовольствия. Она уже слышала подобное – где-то внизу пустота!

Под ними оказался лавовый поток с естественным туннелем, образовавшимся, когда лава вытекала из ныне потухшего вулкана на северо-западе. Чуть в стороне и повыше от него располагалась пещерка, в которой должно сохраняться тепло и которая должна остаться сухой, даже если вдруг в туннель попадет вода.

– Прекрасное место, – сказала медведица, оглядевшись. – Просто идеальное.

– Идеальное для зимы? – спросил Фаолан, впервые заподозрив, что Гром-Сердце что-то недоговаривает.

Медведица окинула его серьезным взглядом:

– Я должна кое-что объяснить тебе, малыш.

Фаолан почувствовал, как внутри него что-то неприятно зашевелилось. «Пожалуйста, только не о волках. Не о волках!» – мысленно умолял он.

– Не знаю, как волки, но медведи на зиму впадают в спячку. Наше сердце бьется медленнее – всего несколько ударов, когда раньше их бывало много.

– И мое тоже! Мое тоже! – залаял Фаолан, хотя как раз сейчас его сердце стучало как сумасшедшее.

– Нет, Фаолан, твое сердце так не делает.

– Но я ведь такой же, как ты, Гром-Сердце.

– Нет, не такой же. Я подозреваю, что ты не будешь спать так же крепко, как я.

– Я постараюсь. Обещаю!

– Можешь стараться сколько угодно. Но только у тебя не получится. Наверное, тебе здесь будет очень скучно. – Она внимательно оглядела туннель.

– Нет, нет! Мне нравится смотреть, как ты спишь.

Гром-Сердце подняла лапу, призывая его помолчать:

– Не перебивай. Ты уже большой. Ты проголодаешься. Если тебе станет скучно и ты проголодаешься, я разрешаю тебе выходить. Здесь водится много снежных кроликов. Они не впадают в спячку, я это точно знаю.

Фаолан вдруг насторожился, в голосе его почувствовалось возмущение:

– Ты же не хочешь сказать, что они моя родня? Что я должен с ними играть?

– Фаолан! – прорычала Гром-Сердце, да так, что стены лавового туннеля содрогнулись. – Не глупи. Я говорю, что ты можешь выходить, охотиться на кроликов и есть их. Зачем с ними играть?

– Ах, ну да, – виновато согласился Фаолан.