Текст книги "Наследство Уиндемов"
Автор книги: Кэтрин Коултер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Марк улыбнулся и, напевая какую-то мелодию, подошел к парадному подъезду. Дворецкий Сэмпсон, распахнув перед ним массивные двери, склонился в глубоком поклоне. Марку уже порядком наскучили бесконечные знаки внимания, которыми его без устали осыпала домашняя челядь. Поблагодарив Сэмпсона, он спросил с ноткой утверждения в голосе:
– Полагаю, Криттакер уже ждет меня в кабинете, с неизменно вымученным взглядом и кипой бумаг?
– Да, милорд, так оно и есть. И взгляд у него совершенно такой, как вы изволили заметить. Двадцать минут назад он приказал доставить ему почту вашего сиятельства, что я и исполнил. Через несколько минут, заглянув снова в кабинет, я обнаружил мистера Криттакера в крайне возбужденном состоянии… Одним словом, сэр, в сегодняшней почте наверняка есть что-то интересное..
Заинтригованный, Марк не стал даже тратить время на переодевание, а направился сразу в кабинет. Распахнув дверь, он без лишних предисловий выпалил:
– Ну же, Криттакер, что сегодня так удивило тебя в полученной корреспонденции? Не затягивай, я не люблю ждать. Тот молча протянул Марку листок бумаги. Прочитав два раза, Марк выдохнул:
– Мой Бог! Я даже и вообразить такого не мог. Криттакер, боясь шевельнуться, замер, казалось, на целое столетие. Сейчас его можно было сравнить со сломанными старинными часами на каминной полке, которые не шли уже семьдесят пять лет. Он находился в состоянии глубокого шока.
– Так, значит, Дукесса все же пожелала явиться сюда, – сказал Марк, глядя в окно на замерзшую, присыпанную снегом лужайку перед домом. – Правда, она ничего не пишет о том, что останется здесь навсегда. Но если она не совсем дура, то, конечно, останется. Наверняка так и будет. Я мужчина и глава семьи, а она – женщина и обязана подчиниться моему желанию.
– Мистер Спирс полагает, что случилось нечто чрезвычайное, раз она решила приехать сюда.
Марк раздраженно про себя отметил, что они сговорились за его спиной, успев все обсудить. Оказывается, Спирс уже в курсе, дворецкий Сэмпсон, надо полагать, тоже.
– Дукесса – гордячка, но она не глупа.
– Мистер Спирс считает, что как раз гордость и является причиной всех глупых поступков, сэр.
Марк, спрятав письмо в карман, направился к себе, чтобы переодеться.
"Отлично, Дукесса, – говорил он самому себе, – наконец ты соизволила явиться ко мне. Что ж, еще не поздно”.
Но у себя в спальне, еще раз перечитав письмо, он наткнулся на странную фразу: “Мистер У икс собирается нанести визит вам во вторник, после моего приезда. Не сомневаюсь, что вы уже извещены об этом”.
Какого черта! Что здесь понадобилось дядиному адвокату? Возможно, за всем этим скрывается что-то еще, о чем он не знает. Но что?
Она прибыла в Чейз-парк за неделю до Рождества, хотя в письме датой приезда было названо 1 января 1814 года. Баджи шел за ней с небольшим чемоданом в руках. Встречающий их у порога дома Сэмпсон, не скрывая радости, рассыпался в комплиментах.
– Мисс Дукесса! Какое счастье, что за чудное событие! Пожалуйте, пожалуйте. Кто вас сопровождает? Представьте его, пожалуйста.
Дукессе, слишком утомленной дорогой, было не до приветствий. Поэтому с легкой улыбкой она представила своего камердинера:
– Это Баджи, мой слуга.
– Ах, прекрасно. Его сиятельство уже ожидает вас в библиотеке. Какая радость для всех нас. Идемте, я провожу вас, леди Дукесса. Ваш э.., слуга…
– Мое имя – Эразм Баджи.
– Ах, весьма приятно, мистер Баджи. Я представлю вас мистеру Спирсу, камердинеру его сиятельства. Возможно, мы чуть позже соберемся втроем, чтобы обсудить некоторые вопросы.
Баджи посмотрел на Дукессу, но та одарила его одной из своих холодных отстраненных улыбок.
– Да, побудь лучше пока со Спирсом, Баджи. Ты можешь помешать его сиятельству добраться до моего горла. Он столько раз собирался задушить меня.
Она спокойно вошла в библиотеку, эту огромную комнату, так когда-то пугавшую ее. Марк встал из-за стола, но навстречу ей не пошел. Его голос растворился в торжественной тишине:
– Ты приехала…
Она кивнула.
– Да. Разве я не писала вам о своем приезде?
– Но речь шла о 1 января… Впрочем, это не имеет значения. Теперь ты снова здесь, не важно, на законных основаниях или нет. Почему ты так спокойна, Дукесса? Я так долго ждал тебя… Неужели у тебя нет никаких чувств? То, что ты находишься здесь, так прекрасно!
Она молчала, не собираясь открывать истинную причину своего появления. Пусть это сделает адвокат.
Марк усмехнулся, поглядывая на стопку бумаг по правую руку от себя, затем вышел из-за, массивного стола.
– Позволь поздравить тебя с браком, который заключили твои родители.
– Благодарю. Я только хотела бы знать, каким образом стало известно об этом прежде, чем…
– Я очень рад, что ты здесь, – перебил ее Марк, – в доме, к которому принадлежишь, и как раз перед самым Рождеством. Сегодня мы вместе с Близнецами и Спирсом собирались отправиться в лес, чтобы срезать рождественский шест, ты явилась очень кстати… Хочешь пойти с нами? Мы сожжем его в рождественскую ночь в камине гостиной, и это станет знаком твоего воссоединения с семьей. Ты ведь понимаешь смысл этого обычая [2]2
Религиозный догмат о триединстве. Столбик или шест является символом множественности, заключенной в едином.
[Закрыть]?
Впервые ему удалось увидеть искру оживления в ее глазах, но она лишь промелькнула, уступив место обычной невозмутимости.
Дукесса ответила спокойно и холодно, как всегда:
– Благодарю тебя, Марк, ты очень добр. Извини меня за вторжение, а также если известие о моих новых правах несколько выбило тебя из колеи.
– Что ты говоришь? Какая-то полная бессмыслица. Я рад, что Чейз для тебя станет таким же домом, как и для меня. Если бы не твое упрямство, ты бы уже полгода жила здесь, вместо того чтобы… – Замолчав, он покачал головой, потом, как бы не находя сил справиться с собой, добавил:
– Как все же тебе удавалось зарабатывать деньги, чтобы содержать этот чертовски хорошенький коттедж? И иметь такую роскошную сервировку, хрусталь…
Дукесса в очередной раз проигнорировала эти вопросы.
– Когда ты собирался отправиться за рождественским шестом?
– Примерно через час, – сказал он, глядя на ее тонкую белую шею в вырезе бледно-кремового платья из муслина. Она будто дразнила его. – Тебе надо одеться потеплее и обязательно обуть ботинки на толстой подошве. У тебя они есть?
– Нет, только смена белья и пара комнатных тапочек. – Она усмехнулась. – Марк, не строй из себя моего опекуна, умоляю, ты всего на пять лет старше. Не слишком ли мы оба молоды, чтобы надоедать друг другу поучениями?
– Какого черта, не забывай, что тебе всего лишь восемнадцать, ты несовершеннолетняя. Советую тебе, Дукесса, не будить впредь моего гнева.
– Твой гнев меня совершенно не интересует, Марк. Я пришла сюда лишь потому, что получила право находиться здесь. Кроме того, сейчас мне уже девятнадцать.
– Следует понимать это так, что ты удостоишь нас своим присутствием здесь навсегда?
Едва заметно улыбнувшись, она вдруг развернулась и вышла из библиотеки, не закрыв за собой дверь. Навстречу ей неслась миссис Эмери, восклицавшая с излишней восторженностью:
– Добро пожаловать, Дукесса! О, извините, мисс, теперь уже леди Дукесса. Позвольте мне проводить вас в вашу комнату.
Глава 5
"Надо все же произнести какой-то спич в честь Рождества, которое все мы проводим в лоне семьи, так счастливо и спокойно”, – думал Марк, потягивая глинтвейн и наслаждаясь благодатным теплом камина, в котором уютно потрескивал рождественской шест. Свой прошлый сочельник он провел возле походного костра, на галийских холмах, коченея от пронизывающего ледяного ветра. Что мог он ждать от предстоящего года – схватки в бою, возможно, смерти?
Внезапно он вспомнил, что не купил еще подарок Дукессе, не важно, что своим поведением она не заслуживала его. Что ж, время еще есть, впереди пять рождественских дней. Завтра прибудет из Лондона адвокат дяди. Он нахмурился, стараясь представить, какие еще неожиданности могут его подстерегать. Признание Дукессы своей законной дочерью – прекрасный поступок, Марк ничего не имел против. Однако его смущало поведение тети Гвент, которая теперь смотрела на нее как-то иначе. Он ничего не мог понять. Столько придирок к благородной леди; в то время когда она считалась бастардом, тетя Гвент поощряла буквально каждый поступок девушки. Очень странно.
Его мысли прервала тетя Гвент:
– Дукесса, Марк говорил, что ты жила в своем коттедже с мужчиной. Как можно было допустить подобное! Твоя репутация теперь под угрозой! Не слишком счастливые предпосылки для новой жизни.
Дукесса мило улыбалась, ее тонкие изящные руки спокойно лежали на коленях.
– Мне очень трудно представить двусмысленность своего положения, но я, кажется, понимаю, что вас беспокоит.
– Как вам “трудно представить”? Да ведь вы постоянно жили рядом с мужчиной!
– Который был моим дворецким и поваром! Его зовут Баджи, и это действительно особенное, совершенно замечательное существо, он еще и мой камердинер.
– Мне кажется, такое положение вещей непозволительно для леди, – сказала Гвент так, что Марк ощутил необходимость вмешаться. Ему уже успел надоесть ее зудящий поучительный тон.
– Теперь это не имеет никакого значения, тетя Гвент. Дукесса находится с нами, зачем вспоминать о какой-то ерунде?
– Но разве этот мужчина не жил рядом с ней?
– Да, – сказала Дукесса, потягивая глинтвейн и стараясь оставаться спокойной. – Возможно, вашему повару следует познакомиться с Баджи. Глинтвейн в исполнении Баджи имеет совершенно необычный тонкий вкус. Он знает какой-то особенный состав ингредиентов, который отказывался сообщить даже моей матери. Она столько раз говорила, что мы могли бы разбогатеть, продав этот рецепт.
– Да, я уже пробовал образцы кулинарного искусства Баджи и могу подтвердить, что они великолепны, – сказал Марк.
– Дорогой Марк! Этот человек – давний слуга семьи. Но не слишком ли он хорошо говорит по-английски? Человек, умеющий изъясняться как джентльмен, не может быть удовлетворен столь скромной ролью. Нельзя допустить, чтобы он и впредь оставался рядом с Дукессой. Репутация нашей семьи под угрозой. Она и без того пошатнулась в последнее время, а теперь и вовсе грозит превратиться в руины.
Последние слова тети окончательно лишили Марка самообладания.
– О чем вы говорите? Что все это значит? Может быть, вы хотите сказать, что семья под угрозой оттого, что ее главой стал наследник по второй линии?
– Не кипятись, мой мальчик. Это не имеет ни малейшего отношения к тебе и связано лишь с признанием Дукессы законным членом семьи. Теперь еще этот слуга – мужчина, прислуживавший одиноко живущей девушке. Результат легко предугадать.
– Поздравляю вас с этими выводами, тетя Гвент, но не забывайте, что отец Дукессы, мой дядя, граф Чейз знал и одобрял службу этого слуги, возможно, он сам…
Дукесса прервала его, произнеся спокойным, безмятежным тоном:
– Боюсь, что вы правы, мэм. Репутация семьи действительно несколько пострадала в ходе последних событий, но отменить что-либо уже невозможно. Боюсь даже, что в скором времени репутация семьи может подвергнуться еще большим испытаниям, и меня это беспокоит. Однако неужели вы всерьез полагаете, что Баджи, с его совершенным знанием языка, может заключать в себе какую-то угрозу для семьи?
– Разумеется, она так не думает, – ответил Марк, делая одновременно тете Гвент знак помолчать. – Хотя бы потому, что наш Спирс может составить неплохую конкуренцию Баджи и в красноречии, и в умелом исполнении обязанностей камердинера.
– Но Баджи ни в коем случае не может оставаться ее камердинером, Марк, – не сдержалась тетя Гвент.
– Ее камердинер? – спросила Антония, поднимая голову от нового романа – сентиментальной истории об экзальтированной героине, постоянно проливающей слезы, и ревнивом герое, рассекающем каждого встречного пополам своим магическим мечом. – Он твой камердинер, Дукесса? Как интересно! Так это он делает тебе прическу, готовит ванну? Может быть, ты познакомишь меня с ним завтра утром?
– Если тебе так хочется, Антония.
– Баджи останется здесь, – твердо заявил Марк. – Но круг его обязанностей я определю впоследствии.
– Я полагаю, – уверенно начала Дукесса, – что определять обязанности Баджи – это мое право.
– Полегче, Дукесса, – откликнулся Марк. – Ты теперь живешь в Чейзе, но не ты всем здесь распоряжаешься. Чтобы жизнь в доме текла размеренно и спокойно, на здешних слуг возложено множество самых разных обязанностей, у каждого – своя. Ты привыкла к своему “Милому Крошке” и еще незнакома с распорядком большого дома. Но я обещаю непременно обсудить с тобой положение Баджи. Я очень рад, что ты решила наконец перебраться в Чейз. Может быть, ты расскажешь мне, что заставило тебя изменить свое решение?
Дукесса явно решила не затруднять себя ответом. Выражение ее лица никак не изменилось. “Как она грациозна и прекрасна”, – думал Марк, наблюдая за ней. Ее изысканная манера держаться казалась все более непостижимой. Раньше ее холодные сдержанные манеры выглядели всего лишь занятными, если не сказать смешными, ведь тогда она казалась просто выскочкой. Теперь же этот аристократизм был к месту, она наконец заняла подобающее положение. Марк вспомнил, какой он застал ее в саду у коттеджа – раскрасневшейся, с завитками волос, прилипшими к влажному от пота лбу. Невероятно, что она могла быть такой. Сейчас Дукесса была похожа на мраморное изваяние, и казалось не правдоподобным, что она может ощущать вкус вина или переживать за Баджи.
Фанни только было остановила вожделенный взгляд на подносе с лимонным кексом, как, заметив нахмурившееся лицо тети Гвент, поспешно опустила глаза.
– Может быть, попробуешь яблоки, они такие чудесные, я уже расправилась с одним, – предложила тут же Дукесса.
Безразлично пожав плечами, Фанни поймала яблоко, брошенное Марком. Марк попытался улыбнуться Дукессе, но та даже не смотрела на него.
– По-моему, уже слишком поздно, – заметила тетя Гвент. – Девочкам пора отправляться в постель.
Антония закрыла было книгу, чтобы встать и уйти, но раздумала и решила вдруг обратиться к Дукессе.
– Оказывается, ты наша сводная сестра, Марк сказал нам об этом. Вовсе ты никакая не кузина из Голландии.
– Да, ты права. После того как ваша дорогая мама умерла, папа женился на моей маме и признал меня своей законной дочерью.
– Подумать только, ты была бастардом, – простодушно отметила Фанни; ни малейшей искры коварства не показалось при этом ни на ее лице, ни в голосе. – Как это странно! Я помню, как мы с Антонией спорили, откуда ты. Из Голландии или из Италии? Нам было очень трудно определить это, поскольку ты никогда не говорила ни на одном из этих двух языков.
– Да, я была бастардом, до прошлого мая, если быть точной.
– Дорогая, нет никакой необходимости так громко заявлять об этом, люди могут подумать, что ты совсем не стыдишься своего неблагополучного рождения, – одернула ее Гвент.
– Я не вижу ничего постыдного в своем рождении, мэм.
– И все же… – хотела возразить ей Гвент, но была прервана Антонией:
– Теперь ты сможешь найти себе мужа, настоящего джентльмена, а раньше ты не могла претендовать на это, так как не считалась леди.
– Подумать только, – мечтательно произнесла Фанни, вгрызаясь в сердцевину яблока. – Ты была дитя любви, как это романтично!
– Все это вздор, – сказала Антония. – Главное, что теперь ты можешь, находиться здесь по собственному желанию, а не из-за прихоти Марка. И он не может приказать тебе покинуть этот дом.
– Кажется, никто здесь не собирается злоупотреблять своими правами, – перебила племянницу Гвент. – Хотя я и могла бы запретить тебе постоянно пережевывать это бессмысленное чтиво.
– И все же, тетя, Марк с каждым днем становится все более строгим, изобретает новые правила. Возможно, и сегодня, когда мы с Фанни отправимся в постель, вы, тетя Гвент, вместе с ним выработаете еще одно. Но мы с Фанни продолжаем дружить с вами, тетя, потому что понимаем, что у вас нет других обязанностей, кроме нашего воспитания, не то что у графа. – Она вдруг перевела взгляд на Дукессу. – А ты еще не собираешься в Лондон?
– Да, это вполне возможно. Почему бы мне не отправиться туда сразу после рождественских праздников?
– И Марк даст тебе денег? – поинтересовалась Фанни, поглядывав на лимонный кекс и покусывая яблоко. – Там ведь все так дорого!
– Увидим, – раздраженно отозвался Марк. – А теперь девочки отправляются в постель. Не волнуйтесь, мы с тетей Гвент не станем изобретать новых деспотических правил для вас. Тетя Гвент тоже может идти отдыхать, если пожелает. А Дукессу я бы попросил ненадолго задержаться, если, конечно, она не против.
Дукесса, застыв, стояла, медленно поглаживая рукой мягкую, покрытую парчой поверхность кресла.
– Я слушаю, Марк. О чем ты хочешь поговорить со мной?
– Почему ты сказала, что решила отправиться в Лондон?
– Потому что я, возможно, сделаю это. После рождественских праздников.
– Тебе понадобятся деньги?
– Нет, можешь не беспокоиться об этом.
– Следовательно, ты не испытываешь финансовых затруднений? Я уж было решил, что именно они и привели тебя сюда. Надеешься, что сможешь продержаться на свои средства и в Лондоне? Но тебе наверняка понадобится там какая-то поддержка.
– Со мной будет Баджи.
– Ты не должна ехать, я запрещаю. Тебе придется дождаться, когда я сам поеду туда, возможно, это произойдет в марте. Тетя Гвент тоже поедет с нами в роли твоей компаньонки. Ты станешь королевой сезона. И если ты найдешь джентльмена, которого одобрю и я, то получишь приданое и сможешь выйти замуж.
– Как все это глупо, Марк. Умоляю, умерь свою страсть распоряжаться и приказывать. Это так не идет тебе. Не строй из себя тирана.
– То, что говоришь ты, это еще большая глупость. Никакой я не тиран. Ты просто наслушалась сегодня Близнецов. Дукесса, ты даже не представляешь, сколько всяких прощелыг в Лондоне, способных на разные вольности в отношении леди. Они могут сделать это так неожиданно, что ты едва успеешь понять, что произошло. Я не хочу, чтобы это случилось. Не забывай, что теперь ты носишь фамилию Уиндемов. Ты поедешь в Лондон со мной, и я сумею осадить всех этих негодяев.
Она ответила ему с неожиданной нежностью в голосе:
– Послушай, Марк, если ты не остановишься, то должен будешь всех знакомых женщин перевезти под конвоем на стажировку к бристольским целителям. Говорят, это очень строгая секта, они там приняли обет никогда не смотреть на собственное тело без одежды. Не представляю, как они принимают ванну? Но благодаря такому целомудрию они, говорят, приобретают особую ясность и мысли, и Духа, становятся очень активными и всегда достигают своей цели. Возможно, все это и неплохо, Марк, но не имеет никакого отношения ко мне, я не нуждаюсь во всех этих…
– Не стоит так преувеличивать. Я лишь хотел предложить тебе свое опекунство. Не волнуйся, оно продлится не слишком долго, скоро ты сможешь стать совсем самостоятельной.
– Не думаю, что твое опекунство мне необходимо.
– Черт возьми, какие у тебя могут быть аргументы против этого? Каким образом тебе удавалось содержать себя? Тут замешан мужчина, не так ли? Теперь он ждет тебя в Лондоне? Зачем ты тогда явилась сюда? Чтобы тут же исчезнуть? Думаешь, отец одобрил бы твое поведение?
– Как много вопросов, Марк. Можно, я начну с первого?! Очевидно, ты веришь, что леди – существа, ни в чем не разбирающиеся и ни на что не способные, и никак не можешь допустить, что одна из них нашла самостоятельный путь.
– Я никогда не допущу этого. Ты – леди и станешь женой джентльмена. Это не означает, что ты ни в чем не разбираешься, вовсе нет; просто леди может себе позволить не заниматься ничем, кроме… – Он вдруг запнулся, чувствуя, что под ногами его разверзлась яма, которую он сам же себе и выкопал.
– Кроме того, чтобы быть игрушкой в руках джентльменов… – вкрадчиво подытожила она за него. – Так?
– Ну, не совсем. Она должна заботиться о детях, о том, чтобы в доме все шло по расписанию и так далее. Можешь еще ухаживать за клумбами в саду, если пожелаешь.
– Отлично. И для всего этого не надо никакого умения, опыта?
– Нужно, но несколько другого рода, это не те опыт и умение, при помощи которых зарабатывают на жизнь. Тебе кажется… – Он вдруг снова запнулся, его тон был слишком высокомерным и снисходительным. Он сам чувствовал, что строит из себя какого-то туза, но не делать же обратный ход, слова уже сказаны, и их не вернешь. О, если бы она помогла ему еще раз, возмутилась, повысила голос – тогда бы они снова были на равных, она бы утратила свое превосходство. При этой мысли его глаза сверкнули. Но нет, он не мог позволить себе сорваться, накричать или запутаться в собственных рассуждениях…
– Марк, каким образом ты зарабатываешь себе на жизнь? Он уставился на нее, совершенно ошеломленный.
– У меня чин майора, я получал жалованье.
– Но ведь теперь ты уже не в армии. Он уже с трудом сдерживал раздражение.
– Богатая леди должна копировать твой стиль? Совершенно очевидно, что благородный джентльмен не может зарабатывать деньги, иначе его голубая кровь быстро превратится в черную.
– Но на мне лежит огромная ответственность. Я должен наблюдать за имением и другой собственностью, принадлежащей семье, за нашими землями и домами, о которых ты и не подозреваешь. Я отвечаю за каждого мужчину, женщину или ребенка, которые работают на нас, я…
– Другими словами, ты сумел все прибрать к своим рукам.
– Ты знаешь, что титул для меня мало что значит, я лишь выполняю обязанности старшего в этой семье.
– Сколько же тебе лет, Марк?
– Ты отлично знаешь, что мне двадцать четыре.
– Следовательно, для тебя это слишком непосильная ноша, ты еще так молод, – сказала она с раздражением.
– Ах вот как ты заговорила! И это зная, что на мне лежит столько забот обо всех вас. Ты решила повернуть обстоятельства против меня? Не пытайся делать это, Дукесса. Я уверен, что твоих способностей недостаточно для того, чтобы зарабатывать на жизнь, и у тебя нет доли наследства, которая дала бы тебе возможность стать независимой, хотя ты и могла оплачивать этот проклятый коттедж… – Он остановился, глаза его снова блеснули. О, если бы она опять сжала свои хорошенькие ручки в кулачки!
Дукесса лишь раздраженно повела плечами.
Он решил продолжить:
– Твой мистер Уикс приезжает завтра. Что скажешь?
– Думаю, что он захочет поговорить с нами обоими. Ты планируешь быть здесь?
Он хотел бы ответить, что уедет, но сдержался.
– Разумеется, где же мне еще быть, как не здесь. А теперь я отправляюсь спать. Увидимся за завтраком.
– Доброй ночи, Марк, и приятных снов.
Он усмехнулся. Она смотрела, как он покидает гостиную, ступая по роскошным персидским коврам мимо предметов обстановки времен Генриха VIII. Она помедлила, прежде чем тоже покинуть Зеленую гостиную, которую часто называли “Зеленым кубом”. Окна украшали витражи, переливающиеся разными оттенками зеленого. Свод поддерживали резные балки с фамильным геральдическим орнаментом. Между балками виднелись живописные сцены, написанные в свободной манере XVI столетия. Часто повторялась одна сценка: юноша, играющий на лютне перед прекрасной дамой. Ниже были обильно разбросаны фигурки бело-розовых, наивно и нежно смотрящих херувимов. Они будто поддразнивали рыцарей с мечами и щитами, помещенными под ними на полосе стенного фриза шириной около фута. Этот ряд был дописан в более позднее время и не отличался единством стиля, неся уже черты эклектики.
Почему Марк счел нужным напомнить ей о завтрашнем визите мистера Уикса? Она перевела свой взгляд на огонь, догоравший в камине, думая о Марке, вспоминая. Каким он был в детстве – вечно впереди всех, придумывал новые игры и проказы, вовлекая в них младших кузенов Чарли и Марка, которые охотно принимали его лидерство. Но потом он выпал из ее жизни на целых пять лет – ушел в армию, побывал на войне… Сейчас ей было бы легче воспринимать его бушующим, страстным тираном, чем скучным моралистом. Ведь он был “сыном дьявола”, как любил повторять отец; тогда она не понимала, что он произносил это с нежностью и даже уважением к сильному, решительному характеру своего племянника. По крайней мере так было, пока не погибли его собственные сыновья.
Она удивлялась, почему относительно легко закончился вечер? Дукесса видела, что Марк готов был взорваться, но сдержал себя по какой-то причине. Хотела бы она посмотреть на него сейчас, когда он один и, возможно, дал выход гневу.
На самом деле Марк в это время находился в состоянии глубокой прострации. “Проклятая девчонка, если она не изменится, я задушу ее.., или ей разобьет жизнь какой-нибудь светский хлыщ”.
– Могу я спросить, что с вами происходит, милорд?
– Твои уши слишком хорошо слышат, Спирс. Ладно, меня раздражают секреты Дукессы. Она не желает ничего объяснять. Каким образом ей удалось содержать этот проклятый коттедж, платить Баджи, покупать еду, как она…
– Я почти понял вас, милорд.
– Мне кажется, что она все еще продолжает стоять там, спокойная и невозмутимая, улыбаясь своей загадочной улыбкой. Я просил, убеждал, разыгрывая перед ней шута. Почему она ничего не сказала мне? – Оттолкнув Спирса, Марк стянул с воротничка бабочку и в ярости швырнул ее на кровать. – Она как ни в чем не бывало заявила мне, что отправится в Лондон сразу после рождественских праздников, но я сумел одернуть ее, так и знай!
– Могу я узнать, как вашему сиятельству удалось одернуть ее?
– Я сказал, что скоро стану ее опекуном и она будет вынуждена подчиняться мне до двадцати одного года. Если удастся, я постараюсь продлить срок опекунства до ее двадцатипятилетия. – Марк замолчал, хмуро глядя на ботинок, не желавший спадать с ноги.
– Позвольте мне, милорд, снять его. Марк сел.
– Да, но она настолько своенравна, что постарается выскочить замуж за первого негодяя, лишь бы досадить мне. Представляешь, она даже ни разу не повысила голоса! В отличие от меня. Это не в ее правилах. Она лишь смотрела на меня, как на какое-то зерно сорняка, занесенное случайным ветром в ее сад.
– Но, сэр, вы такая высокая особа, граф Чейз! Вы не могли показаться ей каким-то мелким зерном, скорее она видела в вас красивую крупную луковицу какого-нибудь прекрасного цветка.
– Или, скорее всего, червяка.
– Возможно и так, милорд.
– Она проклятая гордячка. И ты тоже решил посмеяться надо мной, Спирс?
– Разумеется, нет, милорд. Это чересчур обидная мысль. Позвольте снять с вас второй ботинок, сэр.
Марк скинул ботинок с ноги и, продолжая муссировать свои обиды, бросил какое-то ругательство.
– Теперь еще этот проклятый Уикс! Зачем он приезжает завтра утром? Что вообще происходит, Спирс?
– Осмелюсь сказать, мы скоро узнаем это, милорд. Я хотел, впрочем, кое о чем попросить вас. Не могли бы вы все же позволить Баджи остаться здесь? Он очень искусный повар, к тому же мозги у него устроены наилучшим образом.
– Этого ее проклятого слугу?
– Да, сэр. Я обещаю поговорить с миссис Гузбери. Возможно, она позволит мистеру Баджи готовить какие-нибудь его особые блюда.
– Но ты упускаешь кое-что из виду, Спирс. Она жила с Баджи рядом, в одном доме. Они были только вдвоем. Это немыслимо для девушки ее возраста.
– Вашему сиятельству нужно понять, что этот Баджи годится ей в отцы. Он не мог бы причинить ей никакого вреда, а заботиться о ней привык, когда она была еще ребенком. Он всегда защищал ее.
"Теперь это намерен делать я”, – подумал Марк, вслух лишь выругавшись. Он стоял совершенно обнаженным, протягивая руки к огню в камине.
– Не желаете ли надеть ночную сорочку, милорд? Я слышал от Бидла, второго лакея, что, по всем приметам, эта ночь будет очень холодной, температура значительно понизится. Он прожил в этих местах всю жизнь, и несколько поколений его рода успело смениться здесь, рождаясь и умирая. Он не мог ошибиться.
– Нет, – отказался Марк, – никаких сорочек. Это приличествует лишь женщинам, а я привык дрожать в палатке под тоненьким одеялом. Как все же ты думаешь, что понадобилось здесь этому парню Уиксу, Спирс?
– Не могу знать, милорд. Вам лучше улечься в постель, чем не переставая думать о всякой ерунде.
Марк нырнул в огромную постель, которую Спирс уже успел согреть грелкой. Он вздохнул, чувствуя приятное тепло. Невероятно, как ему удавалось оставаться здоровым, ночуя в холодной палатке в Португалии.
– Что-нибудь еще угодно его сиятельству?
– Гм.., нет, спасибо, Спирс. Скажи лишь, где ты в последний раз видел Эсми?
– Последний раз я видел ее спокойно спящей возле камина, сэр.
– О, ты ошибаешься, Спирс! Она здесь, у меня под одеялом. Заметив, что ты согрел простыни, она сочла, что в моей постели ей будет гораздо мягче и удобнее, чем на каком-то полу. Сейчас она, кажется, подбирается к моему животу.
– Чертовски ласковая зверюшка, милорд. Спите спокойно. Завтра мы все равно увидим этого Уикса, так что не стоит думать сейчас о нем.
* * *
Мистер Уикс прибыл на следующее утро в одиннадцать. Марк наблюдал из окна за пожилым джентльменом, осторожно выбиравшимся из экипажа. Он не мог различить черты его лица – мешали огромная меховая шляпа с отворотами и не менее чем три плотных шарфа, обвязанных вокруг воротника огромного и невероятно толстого шерстяного пальто. Казалось, что от веса этого пальто даже земля должна задрожать.
Марк направился в библиотеку, прикидывая, что мистеру Уиксу должно понадобиться не менее получаса, чтобы освободиться от своих одеяний.
Вскоре к нему вошел с докладом Сэмпсон.
– Мистер Уикс настаивает, сэр, что при вашем разговоре должна непременно присутствовать Дукесса.
– Он.., он настаивает? Что ж, я предвидел, что разговор будет непростым. Можешь пригласить сюда Дукессу.
– Она уже здесь, сэр, болтает с мистером Уиксом, заодно помогая ему избавиться от теплых прокладок.
– Ах, как это великодушно с ее стороны, – сказал Марк саркастическим тоном, чувствуя досаду и раздражение. Что ж, пришло наконец время, когда все выяснится. Очевидно, мистер Уикс хочет сообщить ему о сумме денег, которую выделил для Дукессы дядя. Велика важность! Он сам готов был выделить деньги ей на приданое. – Когда она наконец справится с его одеждой, пригласи их сюда, Сэмпсон.
Только спустя десять минут мистер Уикс, худощавый человек, с глазами, окруженными разноцветными прожилками, появился в библиотеке. Дукесса шла рядом с ним. Он оглядывался вокруг с нескрываемым интересом. Здесь было множество томов по истории и другим наукам. Марк почувствовал гордость за семейное достояние и взглянул на Дукессу. Лицо ее казалось непроницаемым, он ничего не мог прочитать на нем. Девушка смотрела так спокойно и уверенно, что, казалось, чувствовала себя здесь владелицей, принимающей просителя из какого-нибудь богоугодного заведения, например из приюта для сирот, и намерена сделать благотворительный взнос.
