Текст книги "Любовь всесильна"
Автор книги: Кэтрин Бритт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 4
Мартина удивлялась тому, как легко входила она в новую жизнь. Марко перевели в комнату, смежную с ее, и Бруно был доволен, что мог доверить ей мальчика. Все его вещи перенесли в ее шкафы, и его маленькие туфельки теперь каждый вечер выставлялись для чистки перед дверью Мартины. Каждое утро он ходил в дом по соседству, где жили друзья Бруно, чтобы побыть с детьми, а Юнис и Мартина могли пойти куда-нибудь вдвоем.
Ей начинало нравиться ее пребывание здесь. Восхищало гостеприимство, с которым ее встречали везде, где бы она ни появлялась. Было приятно то добродушие, с которым относились к ее итальянскому языку. Она пыталась овладеть им, подхватывала на лету короткие фразы, и, когда произносила их, делая какие-то ошибки, это звучало очаровательно и приводило в восторг тех, кто слушал ее. Кроме того, она получала удовольствие от обедов и вечеров. Ленч теперь устраивали на воздухе, проходил он более непринужденно, чем в день ее приезда.
Юнис практически уже не выглядела такой настороженной и несчастной, как раньше, опять стала веселой, искрящейся. Мартину радовало, что ее подруга снова обрела спокойствие. Бруно по-прежнему много внимания уделял Марко, но чувствовалось, что присутствие Мартины помогало ему.
Единственным облаком на горизонте был для нее Доминик Бернетт ди Равенелли. Несколько дней он отсутствовал по делам, как сообщила Юнис, чтобы участвовать в каких-то собраниях. Эта новость порадовала Мартину, у нее даже улучшилось настроение. Ей хотелось собраться с мыслями. И вдруг, к своему ужасу, она узнала, что в день его возвращения – в четверг вечером – они приглашены к нему на обед. До самой последней минуты Мартина надеялась, что что-нибудь случится и они не пойдут. Но ничего не случилось.
К одежде, которую она выбрала, не требовалось никаких украшений. Это был костюм из плотной белой ткани с вышивкой на юбке, воротнике и манжетах. После того как Доминик так зло пошутил насчет колье, она не доставала его из футляра. Ей все время хотелось сказать ему, что это подарок Бруно, но какое-то упрямство не позволяло ей сделать этого. Может быть, она слишком много думала об этом вечере. Ведь не будут же они там единственными приглашенными, и, конечно, у нее будет возможность держаться от него подальше, чтобы не слышать этот раздражающий, поучительный тон.
Костюм очень шел ей, подчеркивая изящность фигуры и придавая ей скромный и одновременно благородный вид. Это была настоящая Мартина Флойд, одетая просто, но со вкусом, без всяких бриллиантов. Девушка, намного отличающаяся от окружения ее подруги.
Неожиданный стук в дверь заставил ее оглянуться, и она увидела Юнис, которая какое-то время рассматривала ее.
– Марти! Какой чудесный костюм! У тебя великолепный вкус: все, что ты надеваешь, смотрится прекрасно. Ты выглядишь так изящно, как героиня из какой-нибудь сказки, и так аппетитно, что тебя хочется съесть. Уверена, что Доминик не будет скучать без нас с Бруно, – пошутила она.
Мартина вздрогнула.
– Что?.. Что ты имеешь в виду, Юнис? – нервно спросила она со странным предчувствием.
– Извини, ради Бога, Марти, но я должна просить тебя пойти к Доминику раньше нас. Бруно еще не вернулся с собрания. Он позвонил и сказал, что задержится. Лучше будет, если кто-то из нас пойдет. А я останусь ждать Бруно.
Мартина пыталась скрыть свой испуг и неодобрительно улыбалась.
– Но Юнис! – воскликнула она. – Должна ли я вообще туда идти? Не могла бы ты позвонить, что мы не придем? Там наверняка будут и другие гости, а я ведь его почти совсем не знаю.
Юнис пожала плечами.
– Приглашены только мы. Остальные гости Доминика уехали несколько дней назад. Я не могу отказать ему, и потом уже слишком поздно, чтобы он пригласил кого-то еще. Знаю, ты не боишься быть с ним одна. Не понимаю, Марти. Многие бы отдали что угодно за встречу с ним. К тому же он великолепный хозяин, как ты знаешь. – Она засмеялась и погладила мягкую щеку Мартины. – Веселее! Мы придем попозже. Я позвонила ему и сказала, что ты придешь первая. Спускайся в гостиную и выпей что-нибудь перед уходом. Это придаст тебе смелости. – Ее улыбка вдруг стала озорной. – Доминик пришлет транспорт. Наверное, это будет гондола, ведь он знает, что они нравятся тебе.
– Надеюсь, хоть его-то там не будет, – мрачно произнесла Мартина. Юнис засмеялась.
– Прекрати! Я уверена, тебе понравится. Ну, жду тебя в гостиной, когда будешь готова.
Мартина нехотя взяла свой жакет и вечернюю сумочку. Она бы не удивилась, если бы Юнис и Бруно вообще не появились у Доминика. Она не обвиняла Юнис. Естественно, что той хотелось побыть с Бруно наедине, а сейчас она всегда третья. И Юнис борется за свое счастье. Что касается ее самой, она была бы счастлива помочь Юнис в этом, могла бы ради этого пообедать с кем угодно, только не с Домиником Бернеттом ди Равенелли.
Ее лицо омрачилось при мысли о Марко, спящем в комнате рядом. Бедный мальчик оказался неожиданно причиной смерти своего отца, а сейчас является угрозой для семьи Юнис и Бруно. Мартина тихонечко вошла к нему и проверила, все ли в порядке. С нежностью посмотрела она на ангельское спящее личико, темные шелковистые ресницы казались особенно длинными, подчеркивая контуры порозовевшего от сна лица. Кудрявые волосы упали на лоб, а одна ручка, полусогнутая в локте, откинулась на подушку. Она положила ее, как следует, осторожно подоткнула одеяло и замерла. Он тихо прошептал:
– Папа.
С остановившимся сердцем Мартина поняла, что он звал во сне своего собственного отца. Бедный малыш! Она постояла немного, пока он не успокоился, и вышла из комнаты с влажными глазами.
Доминик прислал за нею не гондолу, а моторную лодку, которую вел молодой, лет двадцати, красивый итальянец. Загорелый, с черными играющими глазами, он смотрел на Мартину с нескрываемым восхищением и затем, взяв себя в руки, учтиво произнес:
– Добрый вечер, синьорина. Синьор Равенелли сказал мне, что я должен подвезти только одну гостью и что она очаровательна.
Его улыбка была настолько явно дерзкой, что Мартина не могла не улыбнуться. Она поколебалась, прежде чем решилась с его помощью сесть в лодку. Несколько мгновений он крепко держал ее за руку, пока ей не удалось освободиться. Когда она села, он неохотно отошел от нее.
Мартине было забавно наблюдать за ним. Все женщины в проплывающих мимо лодках обращали на него внимание, и он позировал перед ними, не лишая их удовольствия. Посылая им горячие улыбки, он напоминал Мартине тех развязных гондольеров, которых она имела возможность наблюдать на Риваделли-Скьявони, с веслами, небрежно лежащими на плечах, в соломенных шляпах, надетых набекрень. Этот молодой человек, возможно, был одним из них.
Когда наконец он включил скорость, она старалась не смотреть на него, сосредоточив свое внимание на других лодках. Они плыли по освещенному каналу, проходя мимо отдыхающих групп людей, и наконец подошли к палаццо Равенелли.
У дверей стоял лакей, который проводил ее в холл. У нее было только одно желание – уехать поскорее обратно.
С замиранием сердца она увидела Доминика, спускающегося по лестнице своей небрежной элегантной походкой. Вечерний костюм очень шел к его темным глазам и строгим чертам лица, бронзового от загара и ветра. Когда он приблизился к ней и склонился к ее руке, от него повеяло настоящей мужской силой и обаянием.
– Добрый вечер, мисс Флойд, – негромко и вежливо произнес он.
Она постаралась не показать, что его улыбка произвела на нее впечатление. Опустив глаза, она держалась довольно холодно.
– Юнис умоляет вас простить ее. Они с Бруно подойдут позже.
Он насмешливо приподнял брови:
– Верю. Судя по вашему тону, вам бы очень этого хотелось. – Он посмотрел на нее искоса, слегка поддерживая ее под локоть, когда они пересекали холл. – Или мысль об обеде со мной пугает вас?
Мартина вся напряглась от его подшучивающего тона. Он преследовал ее своими насмешками, безусловно наслаждаясь тем, что он хозяин положения.
– Мы практически незнакомы, – напомнила она.
– Разве? Тогда самое время наверстать упущенное. – Он с улыбкой наклонился к ней.
Мартина почувствовала, как кровь прилила к ее щекам.
– Для этого нет причин. Думаю, что, если бы не Юнис и Бруно, я не была бы вообще приглашена.
– Вы действительно так думаете? Я бы так не сказал. Время от времени я принимаю знакомых женщин, и, сколько помню себя, я всегда отдавал себе отчет в том, кого мне хотелось бы видеть. Поверьте, мисс Флойд, как бы я ни любил Юнис и Бруно, я никогда не пригласил бы к себе кого-то только для того, чтобы доставить им удовольствие. Могу я помочь вам снять жакет?
Они вошли в гостиную, и его холодные пальцы коснулись ее шеи, когда он снимал жакет, чтобы передать его лакею. Затем он провел ее через комнату к удобному креслу и направился к витиеватому буфету, где стояли напитки. Мартина наблюдала за длинными худыми руками, достающими стаканы и бутылки. Каждое его движение было непринужденным, предельно отточенным, говорило об умении владеть собой. Неожиданно он обернулся, держа два стакана, и она поняла, что он почувствовал ее наблюдающий взгляд. Она снова увидела блеск, промелькнувший в его глазах, и в них опять появилась неприкрытая насмешка.
– Нет, действительно, я рад, что мы пообедаем вместе. Если позволите, у вас очень красивый костюм. Он совершенно очарователен. – Он протянул ей стакан и чокнулся. – Ваше здоровье. Надеюсь, вы голодны, как и я. Не ел с самого утра.
Он шутливо посмотрел на нее поверх стакана, и у нее вдруг появилось чувство замешательства.
Отпив из стакана, она поставила его.
– Ведь вы приглашали к восьми?
– Да, и, как порядочный гость, вы прибыли вовремя. – Он посмотрел на часы. – Даем Бруно и Юнис пятнадцать минут.
Сам он не присел. Стоя у камина, он расспрашивал ее, что ей удалось увидеть в Венеции. Какой-то трепет и удивление от всего окружающего светились в ее глазах, когда она подробно рассказывала о тех красотах, которые видела. Постепенно она разговорилась, стала чувствовать себя спокойнее. А когда они перешли к столу, она не была уверена, сожалеет ли о том, что Юнис и Бруно не пришли.
Обед не был таким тяжким, как она ожидала. Доминик все делал сам, как настоящий хозяин. Великолепные блюда подавались молчаливыми и услужливыми лакеями. Вино было исключительно приятное. Мартина не возражала против того, чтобы он управлял разговором, затрагивая ту или иную тему. Она лишь отвечала ему, чувствуя, что он ценит в женщинах красоту и элегантность, а не пустую болтливость. Она с удовольствием слушала его низкий, удивительно приятный голос. У него было развито чувство юмора, и у Мартины возникло впечатление, что, только находясь рядом с ним, в том месте, где он жил, среди тех вещей, которые его окружают, она могла бы узнать, кто же действительно скрывается за этой видимой всеми оболочкой.
Каждое последующее блюдо было таким же вкусным, как и предыдущее. Вечер был необыкновенным, и каждая деталь его врезалась в ее память. Доминик поддерживал общий разговор, она отвечала ему, постепенно осознавая, что она не может противостоять его обаянию.
После обеда, на который Юнис с Бруно так и не пришли, Мартина почувствовала, что она справляется и без их поддержки. Причем настолько, что у нее вдруг появилось совершенно осознанное чувство вины перед Домиником за свою холодность, с которой она держалась в начале встречи. Более того, несмотря на ее неучтивость, Доминик был сама вежливость. Отказавшись от предложенной сигареты, она раздумывала, как бы ей извиниться перед ним.
Доминик сам помог найти ей выход из затруднительного положения. Во время короткого молчания он потянулся за сигарой. Прикурив от зажигалки, он посмотрел на ее отвлеченное выражение лица, положил зажигалку в карман и прищурился, как бы о чем-то догадавшись.
– Спорю, что знаю, о чем вы думаете, – произнес он. Вздрогнув, она подняла покрасневшее лицо.
– Я очень сожалею о том, что грубо вела себя, когда пришла к вам сегодня, – откровенно призналась она. – Извините, на меня это не похоже.
– Почему вы извиняетесь? – ответил он с явным безразличием в голосе, хотя глаза его критически смотрели на нее. – Вы были очень добры, когда согласились заполнить собою образовавшуюся брешь. Забудем об этом.
Считая вопрос таким образом решенным, он сказал:
– То, что вы пришли, дает нам достаточно времени, чтобы посмотреть картины, о которых я говорил вам.
– Вашей матери?
– Да, и другие. – Он откинулся на спинку стула и, наслаждаясь ароматной сигарой, выпустил тонкую струйку дыма. – Я не всем показываю картины моей матери. Мне кажется, они должны вам понравиться.
Мартина вспомнила, что Юнис не видела их, и почувствовала себя польщенной, хотя ей и стыдно было в этом признаться. Она положила салфетку на стол, внезапно поняв, что перед нею на стене висит картина, на которой изображен Большой канал. Доминик проследил за ее взглядом, затем медленно повернулся опять и посмотрел на нее.
– Вам нравится Карапаччио?
– Конечно. Я обожаю его гондольеров, – ответила она.
На гондольере, изображенном на полотне, довольно ярком молодом человеке, была вызывающая шляпа, прикрывающая спускающиеся до плеч волосы, за ухом торчало перо. На нем была одежда с туго перетянутыми модными красно-белыми рукавами. Гондола, подобная тем, которые окружали его, была покрыта ракушками и совсем не походила на величавые черные гондолы теперешнего времени.
Она сказала все это. Доминик, наклонившись, чтобы положить недокуренную сигару, глубокомысленно заметил:
– Вы очень наблюдательны. Хотелось бы знать, вы так же наблюдательны в жизни по отношению к людям, которых встречаете? Ко мне, например. У меня такое впечатление, что вы не очень-то восприняли меня. – Он встал. – Не пойти ли нам посмотреть картины?
У нее чуть не сорвалось с языка, что неприязнь была взаимной. Однако она молча пошла за ним, не желая испортить вечер, который начинал доставлять ей удовольствие. Он не произнес ни слова.
Галерея была освещена розовым светом, падающим на стены. По обеим сторонам комнаты в специально подобранных рамах были развешаны картины.
На Мартину произвели впечатление прекрасные цветовые тона, в которых они были написаны. Этот час доставил ей истинное удовольствие. Медленно продвигаясь вдоль стен рядом с ним, она с пониманием обсуждала каждую работу и радовалась также его интересу. Наконец они подошли к последней картине, на которой были изображены дети и собаки. Картина особенно притягивала.
– Мне кажется, ужасно посредственно писать картины после таких произведений, которые я вижу здесь, – сказала она с чувством, слегка засмеявшись, и ее смех прозвучал удивительно приятно.
Она бросила на него слегка игривый, бесхитростный взгляд и затрепетала от того, как пристально смотрел он на нее. Опустив глаза, она осознала, что уже не чувствует к нему прежней антипатии.
– Я сказал бы, что они должны вдохновлять художника, – произнес он, и в его глазах снова вспыхнул огонек.
– Вдохновляли ли они вашу матушку?
– Мама начала рисовать задолго до того, как она поселилась в Венеции. Два года учебы в Париже после того, как она выиграла стипендию, будучи школьницей. Некоторые ее картины с изображением английских сельских пейзажей сравнивали с работами Констабла на эту же тему. Отчим, граф ди Равенелли, переделал верхний этаж дома в студию для нее.
Медленно вышли они из галереи и перешли из коридора в очаровательную комнату, где также по стенам, выкрашенным в неброский цвет, были развешаны картины. Мартина переходила от картины к картине, восхищаясь такими жизненными пейзажами и мастерски написанными портретами.
Она совершенно забыла о том, что он был рядом, пока не увидела портрет, на котором Доминик был изображен мальчиком. В этом не было никакого сомнения: та же гордая посадка хорошей формы головы, упрямый взгляд на решительном лице. Он выкапывал в песке ямку для червей, собираясь удить рыбу. Ее сердце больно кольнуло, но она отошла, ничего не сказав.
По окончании осмотра она подняла на него свои ясные блестящие глаза, пытаясь высказать ему свою признательность за увиденное.
– Большое спасибо, что вы показали мне работы вашей матушки, – искренне сказала она. – Я получила огромное удовольствие, не думаю, что у меня есть хоть частичка ее таланта. Уверена, она была очень хорошим человеком.
– Это так, – коротко ответил он и повел ее опять в гостиную. Она присела, пока он готовил напитки. – Один глоток на дорогу. – Он с улыбкой протянул ей стакан искрящегося красного вина. – Хотелось бы услышать, что вечер вам понравился.
– Спасибо. – Она заставила себя посмотреть ему в глаза, которые трогали, возбуждали ее. – Чувствую себя совершенно пьяной от такого обилия красоты.
– Очень хороший способ стать алкоголиком, – сухо сказал он, – при условии, что не будет никаких последствий.
Эти слова привели Мартину в замешательство. С трудом она начала осознавать, что его присутствие мешает ей спокойно мыслить. Она посмотрела на себя не как на гостью, а как на женщину, которую легко ранить, когда рядом такой привлекательный мужчина.
Едва пригубив вина, она посмотрела на часы.
– Я действительно должна уходить. Уже слишком поздно.
– Допейте. Ночью холодно от воды. Вино поможет вам согреться. – Он вдруг шутливо улыбнулся. – Обещаю, что я не воспользуюсь вашим состоянием.
Мартина послушалась, потому что ей действительно пора было уходить. В тех неясных чувствах, которые она испытывала, было повинно не вино и не обилие картин. Это было связано с человеком, который, стоя, смотрел на нее таким критическим, насмешливым взглядом, который был ей невыносим. Он действовал на нее так, как никто другой. Это было как бы явление судьбы, стремительно налетевшей и захватившей ее. Поставив пустой стакан, она встала. Он помог надеть ей вечерний жакет, при этом она старалась избегать его прикосновений, и они пошли вниз, в холл.
– Вы не будете против, если я провожу вас? – спросил он вежливо, открывая дверь.
– Нет, – ответила она, подумав при этом, не сам ли он собирается вести лодку.
Оставив дверь открытой, он посторонился, пропуская ее, и она ступила в ночь. И тут же у нее вырвалось восклицание:
– Гондола!
Она направилась к гондольеру, поправлявшему подушки для сидений, с облегчением увидев, что это не тот развязный молодой человек, который привез ее сюда. Этому было около тридцати, и выглядел он довольно серьезным.
– Добрый вечер, синьорина, добрый вечер, синьор, – почтительно приветствовал он их.
– Buona sera, Роберто.
Доминик помог ей сесть в лодку и расположился рядом. Устроившись в своем углу, Мартина слушала звуки весла, разгребавшего воду, и наблюдала за темными разводами воды, остававшимися за лодкой. Неожиданно Доминик протянул свою длинную руку и достал из маленькой серебряной вазы розу.
– Вам, мисс Флойд, – произнес он, вставляя цветок в верхнюю петлю ее жакета.
Когда он потянулся к ней со своего сиденья, она почувствовала его дыхание, смешанное с ароматом сигары. Его близость вызвала сумятицу всех ее чувств. С самой первой встречи она, как нечто реальное, ощущала его магнетизм. И сейчас Мартина должна была собрать всю свою волю, чтобы сдержать непреодолимое желание прикоснуться к его загорелой щеке, находящейся в такой опасной близости.
– Спасибо, – поблагодарила она, откинувшись на сиденье, стараясь скрыть гулкое биение сердца.
Ее сознание полностью растворилось в его присутствии. В ней возникло то изначальное, что охватывает мужчину и женщину, когда они рядом. И Мартине, которая никогда бы не поверила, что это может произойти так скоро, страшно захотелось, чтобы он обнял ее.
Не он ли сказал, что Венеция – это Цирцея, вызывающая сентиментальные желания? Вяло следила она за водой, в которой отражался серебристый свет медленно восходящей луны. Если Венеция околдовала ее, ей становилось ясно, что это только по вине человека, сидящего рядом. То, что происходило сейчас, ему, конечно, было знакомо до мелочей. Но, несмотря на их близость, каждый из них оставался сам по себе. Во время затянувшегося молчания, которое, казалось, никто не хотел прерывать, она старалась подавить внезапно вырвавшийся из груди вздох. Однако Доминик услышал его.
Подавшись вперед, он тихо прошептал иронически:
– Что это значит? Страстное желание? Удовольствие? Наслаждение гондолой, когда ты молод, и влюблен, и неизлечимый романтик?
Услышав насмешливые интонации в его голосе, она торопливо ответила:
– Уверена, вам кажется, что я и первое, и второе, и третье.
– Вне всякого сомнения. Я был бы очень удивлен, если бы Роберто не разделял моего мнения. В любой момент он может запеть.
Мартина сцепила руки, думая, не лунный ли свет делает ее сверхчувствительной к его замечаниям.
– Так почему же он не поет? Если он запоет, это докажет, что он не такой неисправимый циник, как вы.
Ее удивило, как легко произнесла она эти слова, хотя внутри у нее все дрожало от негодования.
Он засмеялся, потому что Роберто начал тихо напевать.
– Все зависит от того, как посмотреть на это. Возможно, он настолько галантен, что не хочет слышать наш разговор, думая, что я объясняюсь вам в любви.
Мартина повернулась к нему, встретясь с насмешливым взглядом, слабо чувствуя, что она не может противостоять его подшучиваниям. Его вызов, если это был вызов, заставлял ее подыскивать слова, которые скрывали бы ее истинные чувства.
– Было бы неплохо, если бы вы показали мне наиболее интересные романтические места, пока Роберто поет.
Его улыбка блеснула в темноте, и он с готовностью наклонил голову.
– Ваше желание – приказ для меня. Что может быть замечательнее того места, к которому мы приближаемся? – Подняв небрежно руку, он показал на воздушный дворец, неясные очертания которого выступали из воды слева от них. – Это дворец Резоникко, где, приехав навестить своего сына, скончался Роберт Браунинг.
Однако Мартина не позволила ему рассказывать об этом в таком тоне.
– Романтическая фигура, – прошептала она. – Но, очевидно, безнравственный Байрон больше вам по вкусу?
Он довольно пристально посмотрел на нее, нисколько не смутившись.
– Конечно. Он наслаждался жизнью, хотя его избранницы не в моем вкусе. – Он показал на дворец справа. – А это – дворец Моченидо, где он жил с прекрасной, но сумасшедшей венецианкой по имени Маргарита Годжи и четырнадцатью служанками. – Когда Мартина живо повернулась, чтобы посмотреть на него, он продолжал:
– Это не так романтично, как кажется. У Маргариты, женщины с большими черными искрящимися глазами, был слишком горячий темперамент. Кроме того, она обладала такой силой, что могла померяться с любым бойцом на ринге. Она всегда пользовалась ею, когда хотела разделаться со своими соперницами. Байрон устал от постоянной ревности и попытался заставить ее уйти. Маргарита же накинулась на него со столовым ножом, а затем бросилась со ступенек в канал. Ее спасли и отправили домой к мужу.
Мартина не могла оторваться от дворца, представив себе неудачливую Маргариту, которая предпочла самоубийство разлуке с любимым человеком. Облако, слегка закрывшее луну, придавало еще большую таинственность теням, притаившимся в стенах дворца. Она поежилась от всего этого и подумала, что, к сожалению, красота, жестокость и безжалостность существуют повсюду.
– Бедная Маргарита, – сказала она почти про себя. – Она, должно быть, сильно его любила. Она его ранила?
Забавляясь, он поднял брови.
– Вас это волнует? Ему удалось убежать, она поранила ему только палец руки. Вам легче? – Он засмеялся в своей обычной легкой манере. – Только что вы обвиняли меня в том, что я предпочитаю Байрона Браунингу. А теперь вас беспокоит Байрон. Между прочим, вы так и не спросили, как умер Роберт Браунинг.
– Он умер в возрасте семидесяти лет из-за горячки. Он действительно никогда не жил в Венеции и не писал здесь стихи?
– Да, говорят, что он приехал на несколько недель во дворец Резоникко, чтобы повидать сына. – Небрежно он достал из кармана портсигар, щелкнул крышкой и предложил Мартине:
– Сигарету?
Мартина вежливо отказалась, наблюдая за тем, как он сам закурил и положил обратно в карман сигареты и зажигалку. Прищурившись, он выпустил спиральную струйку дыма в сторону, противоположную той, где сидела Мартина, и продолжал молча курить. Казалось, ему нечего было больше сказать.
Роберто продолжал тихонько напевать, и Мартина чувствовала, что это что-то знакомое. Однако она была слишком поглощена своим спутником, чтобы думать о чем-то другом. Как легко завоевал он ее сердце, разбудив такое страстное чувство! Она так мало знала о нем, этом ушедшем в себя человеке, а его ироническая независимость подчеркивала, что она одинока в своих чувствах. Как всякая женщина, она спрашивала: почему? Она продолжала размышлять над этим, когда они подошли к дому Бруно.
Роберто развернул гондолу к причалу, Доминик встал, выбросив остаток сигареты, и протянул ей руку, чтобы помочь выйти. Нервничая, Мартина сделала слишком быстрое движение и поскользнулась. Она бы упала, если бы Доминик не подхватил ее.
– Равновесие! – Его голос нежно прозвучал ей на ухо.
Мартина была убита тем ироническим смыслом, который выражало это слово. Она могла вести себя как угодно, только не сохранять равновесие. Ее сердце часто билось в груди, нервы напряглись из-за его близости. Он крепко держал ее в своих объятиях. Почти потеряв сознание и чувствуя только мучительное прикосновение его рук, она на мгновение счастливо приникла к нему.
Он ли не хотел ее отпускать, она ли прильнула к нему, желая во имя всего небесного этих рук? Она не отдавала себе в этом отчета. Но затем она уже стояла на платформе, и холодный ночной воздух, проникавший до самого сердца, охладил ее.
– Извините, – тихо произнесла она. – По моей вине мог бы произойти несчастный случай.
Он тут же успокоил ее, сказав, что ничего не произошло.
– Вы поскользнулись. Самое главное, что с вами все в порядке. – Он озабоченно смотрел на ее покрасневшее лицо. – Вы не растянули ногу или что-нибудь еще?
– Нет… нет. – Мартина нерешительно улыбнулась. Он приблизился к ней. – Спасибо за великолепный вечер.
На его лице появилась чудесная улыбка. Он протянул руку.
– Нет, это я должен благодарить вас за то, что вы составили мне компанию. Спокойной ночи, мисс Флойд. Выспитесь как следует.
Затем наступило молчание, и его пальцы сильно сжали ее маленькую руку. Мартина отдала бы все на свете, если бы вместо этого он обнял ее.
