Текст книги "Дикое сердце"

Автор книги: Кэтрин Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Свифт закрыл глаза, глубоко вдыхая чудесный дух вигвама и чувствуя себя бесконечно усталым.

– Иногда мужчине приходится делать вещи, которых ему делать не следовало бы.

– Ты уезжаешь из-за Эми, так ведь? Свифт поднял ресницы.

– Мой приезд сюда ненавистен ей. Все, что она говорит, правда. Она была еще совсем ребенком, когда обручилась со мной. – Он сгорбил плечи. – Как бы я ни любил ее, я не слепец. Она изменилась, Охотник. Старые страхи опять вернулись в ее глаза. Я не уверен, что еще раз смогу победить их. А если нет, то единственным выходом остается сила. Но я не могу снова войти в ее жизнь, сотворив с ней такое. Это будет несправедливо.

– Ты в этом уверен? – Голос Охотника звучал печально. – Если ты и вправду любишь Эми, я вовсе не считаю, что немножко силы – это так уж плохо.

– Силы, Охотник? Это никогда не было в твоих обычаях!

– Нет. – Охотник несколько секунд внимательно прислушивался к звукам снаружи, будто пытаясь удостовериться, что никто из его домочадцев не подкрался к вигваму. – Свифт, то, что я собираюсь сказать тебе, предназначено только для твоих ушей. Лоретта целый месяц будет бросать мою еду в огонь, если узнает об этом. – В глазах у него зажегся огонек. – Она очень любит Эми, да? И мы не всегда сходимся во мнениях, что лучше для нее. Лоретта видит ее своим женским сердцем и старается отгонять от нее любые облачка, чтобы мир Эми состоял из одного солнечного света.

– Похоже, здесь все любят Эми. Я боялся, что ее ученики набросятся на меня сегодня утром.

– Да, очень много любви, но не того рода. – Охотник покусал губы и заговорил, будто взвешивая каждое слово: – Эми… Она как… – Его взгляд уплыл вдаль. – Как-то я встретил в Джексонвилле человека, который ловит красивых бабочек. Он держит их в ящичках пол стеклом. Вот и Эми также живет под стеклом, где с ней ничего не может произойти. Ты понимаешь меня? Она любит своих учеников. Она любит меня и Лоретту и наших детей. Но самой ей никто не нужен, даже тот, от кого она могла бы родить собственных детей.

Свифт вытер взмокшие ладони о черную ткань своих брюк, потом обхватил руками согнутые колени.

– Может быть, она просто не хочет иметь детей, Охотник.

– О, она хочет. Я видел это желание у нее в глазах. Но в ней живет огромный страх. У нее… – его голос упал до шепота. – Когда она приехала к нам из Техаса, она была какой-то не такой. В ней больше не было той храбрости, что была когда-то, и решимости сражаться за то, чего ей хочется.

Свифт обдумывал эти слова, сразу вспомнив пыльную, бесплодную ферму и Генри Мастерса, пьяно покачивающегося в дверях с кружкой мескаля в руке.

– Может быть, что-нибудь еще случилось с ней в Техасе? Я имею в виду, помимо того похищения команчерос.

Охотник опять помешал палкой в костре.

– Не думаю. У Эми нет секретов от нас. – Он пожал плечами. – То, что Санчес и его люди сделали с ней, живет рядом с Эми всегда. Страх – это странная вещь. Когда мы встречаем его открыто, как было с ней тем летом, когда вы подружились, страх становится маленьким. Но когда мы бежим от него, он растет и растет. А Эми очень долгое время именно бежит от него.

Свифт обдумал и это, пытаясь что-нибудь прочесть на лице Охотника.

Тот встретил его взгляд.

– Когда она впервые появилась в Селении Вульфа, она все мечтала о том дне, когда борьба команчей за свое существование наконец-то закончится и ты приедешь за ней. Это были очень хорошие мечты и мечтать об этом было… безопасно. Ты понимаешь? Ты был ее великой любовью, но где-то там, в будущем, и никогда не сейчас. Она никого не подпускала к себе, потому что была обещана тебе. Но годы шли и шли, мечты превращались в прах, и она заполнила свою жизнь другими вещами. Моей семьей. Своими учениками. – Привязанность к ней заставила его голос потеплеть. – Она красивая женщина. Найдется множество мужчин, которые с удовольствием женились бы на ней и наделали бы ей детей, но она остается под стеклом, и до нее никто не может добраться.

– Более чем двадцать человек по очереди изнасиловали ее. – Слова выходили с трудом, застревая у Свифта в горле. – Тот ад, через который они проволокли ее, уничтожил бы большинство из женщин. Эми ведь была еще ребенком. И я думаю, если кто-нибудь и имеет право жить под стеклом, так это она.

– Да, у нее есть такое право, если ты подаришь ей его и уедешь завтра. – Охотник вызывающе поднял дугой бровь. – Но счастлива ли она? Быть в безопасности порой означает и быть очень одинокой.

Свифт отвел взгляд.

– О чем ты толкуешь, Охотник? Я терпеть не могу, когда ты говоришь обиняками. Помни, еще когда я был мальчишкой, я всегда чувствовал себя как на раскаленных углях, когда ты начинал поучать меня.

– Я говорю так для того, чтобы ты сам мог поработать головой, – ответил Охотник с усмешкой. – Я научился этому у одного очень мудрого человека.

– Твоего отца, – мягко рассмеялся Свифт и, вздохнув, прошептал: – Много Лошадей… Чего бы я только не дал, чтобы опять увидеть его, хотя бы на часок. По сей день помню, как сидел у него в вигваме, курил вместе с ним до дурноты, но был слишком молодым и гордым, чтобы признать, что его табак заставлял мой желудок выворачиваться наизнанку. Вот он правда умел говорить обиняками. – Все еще улыбаясь, Свифт достал из кармана свой кисет с Булл Дурхамом и бумагой Ля Круа и ловко свернул самокрутку. Подняв палку, которую Охотник засунул в костер, он прикурил и глубоко затянулся. – Ну что ж, а я люблю прямой разговор. Из того, что ты сказал, я понял одно… – Он выплюнул попавшую в рот крошку табака. – Ты полагаешь, что мне следует остаться. Несмотря на то, что она ненавидит меня такого, каким я стал.

– Ты так думаешь? А может быть, именно ты поможешь разбить наконец стекло и вытащить ее наружу, чего пока не удавалось сделать ни одному мужчине? Мне кажется, она очень напугана тем, что ее мечта воплотилась вдруг в реального человека из плоти и крови, мужчину, который не убежит от нее, стоит ей задрать свой носик и облить его презрением. – Охотник сверкнул снисходительной улыбкой. – Она очень здорово умеет задирать носик. Многие мужчины здесь пытались произвести на нее впечатление, а кончали тем, что, спотыкаясь, убирались восвояси.

– И ты думаешь, что я преуспею там, где они провалились?

– Я просто не думаю, что ты пойдешь к ней с учебником хороших манер в одной руке и снятой шляпой в другой.

– Я все равно не смог бы прочитать такого учебника, даже если бы он у меня был. Господи, Охотник… – Сердитым жестом Свифт засунул палку глубоко в угли. – Она смотрит на меня и все, что видит, – это прошлое, которое вернулось, чтобы преследовать ее. И она права. Я нагляделся таких вещей, которые до сих пор мучают меня самого! Я делал такое, чего не простил бы другому человеку. Она утверждает, что мы больше не знаем друг друга, но правда заключается в том, что Эми слишком хорошо знает меня. Если я останусь здесь, я порву ее жизнь на куски. Когда-то давно она дала мне обещание, и сейчас я мог бы воспользоваться им, но, если я хоть чуть-чуть люблю ее, должен ли я это делать?

– Это можешь знать только ты. – Сделав паузу, Охотник долго смотрел в огонь, потом поднял взгляд. – Что у нее будет, если ты опять исчезнешь за горизонтом, Свифт?

– Ее жизнь здесь. Мир и покой. Добрые друзья, преподавание в школе.

– Ну да, конечно. Подобно тебе, она идет своим кругом. Но хорош ли этот путь?

– Он может быть гораздо лучше того, который смогу предложить ей я.

– Нет, потому что вся ее жизнь здесь – это ничто. – Охотник опять стал печальным. – Чейз как-то нашел раненого молодого енота, которого вылечил и вырастил в клетке.

Свифт чуть не застонал.

– Чувствую, что сейчас последует одна из твоих историй. Что, к чертям, может быть общего между каким-то енотом и нашей бедой?

Охотник поднял руку.

– Может быть, если ты откроешь свои уши, ты поймешь, – он улыбнулся и откинулся назад. – Этот енот, он все время смотрел сквозь прутья на мир, фыркая и мечтая о свободе. Как и Эми, он мог вспоминать прошлое и мечтать о будущем, но сегодняшний его день был ничем. Чейз решил, что жестоко держать его взаперти, и открыл дверцу клетки. Енот, которого крепко потрепал какой-то другой зверь, пришел в ужас и забился в самый дальний угол своей тюрьмы.

Свифт выдвинул вперед нижнюю челюсть.

– Эми же не енот, Охотник.

– Но и она все время прячется в своем темном углу. – Охотник покосился на струю табачного дыма. – Енот умеет здорово кусаться, если его напугать. И Чейз не стал вытаскивать его из клетки, а начал тыкать в него палкой, пока тот не озверел настолько, что забыл о своих страхах и выскочил наружу. Чейз тыкал его этой палкой каждый день, и каждый раз, покидая свою клетку, енот оставался снаружи все дольше и дольше. А потом, наконец, и вовсе справился со своей боязнью свободной жизни. Это история со счастливым концом. Мечты енота о прошлом и будущем стали его сегодняшним днем.

Свифт фыркнул.

– Я же не могу Тыкать в Эми палкой. Говори по делу, если вообще собираешься что-нибудь сказать.

– А я и говорю по делу. Я спас Эми от Санчеса, так? И я лечил ее раны, как Чейз у енота. И опять же как Чейз, я создал для нее здесь очень безопасный мир, в котором она может спрятаться и предаваться своим мечтам. – Охотник кашлянул, жилы у него на шее вздулись. Когда он опять начал говорить, голос его звенел, как туго натянутая струна. – Мое сердце принимает только хорошие вещи, но то, что я сделал, очень плохо. Безопасность стала клеткой, и она оказалась в ловушке, в ловушке своего страха, так как боится ее покинуть.

Указательным пальцем Свифт обвел очертания мальтийского креста, отпечатанного на сигаретной упаковке.

– Ты хоть понимаешь, что у меня нет ничего за душой? Лошадь, немного золота и куча проблем, жгущих мне пятки. Вот и все.

Охотник некоторое время поразмышлял над этим и, как всегда, не предложил никакого решения.

– Будет чертовски просто для нас обоих, если я уеду, – продолжал доказывать Свифт.

– Да.

Но единственное это слово содержало невысказанный вызов.

– Неужели для тебя вовсе ничего не значит, что я стал убийцей? Что ходил в набеги с команчерос? Да случись мне встретить самого себя на улице, я бы сказал: «Вот идет самый грязный подонок из всех, каких я только встречал».

– Я знаю только то, что вижу в твоих глазах.

– А что, если я переверну ее мир с ног на голову и мое прошлое нагонит меня? – Свифт швырнул сигарету в костер. – Завтра, через неделю, через год. Это ведь тоже может случиться, Охотник.

– Тогда тебе придется повернуться и встретить свое прошлое лицом к лицу. Так же как Эми должна повернуться и встретить свое. – Охотник одним движением поднялся на ноги, и его тень заплясала на кожаной стенке вигвама. – Останься здесь, в моем вигваме, ненадолго и прислушайся к своему сердцу. Если, после того как ты его послушаешь, ты все-таки уедешь завтра, я буду знать, что это лучший выход, и приму его. Но сначала обрети себя. Не того мальчика, которым ты был когда-то, не того мужчину, что вырос из этого мальчика, а себя, такого, какой ты есть сегодня. Тогда путь для тебя будет открыт. Оставляю тебя с одной великой истиной. Человек, чье вчера тяготеет над его горизонтом, идет в свое прошлое.В результате он проделывает очень длинный путь в никуда.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Веселые голоса, перелетая гулким эхом в обшитых деревом стенах, серебряными колокольчиками звеня в тончайшем фарфоре, заполняли дом Вульфа. Свифта распирало от множества вопросов, которые ему не терпелось задать Охотнику. Он был потрясен тем, что его друг так преуспел в добыче золота в своей шахте. С обычным терпением Охотник объяснял ему разницу между россыпным и рудным золотом, рассказывал об оборудовании и приемах, применяемых при добыче того и другого, говорил, что ведет разработки обоими способами. Лоретта и ее дети дополняли его рассказы всякими забавными историями и случаями из жизни старателей Джексонвилла и болтали о последних находках в окрестностях Селения Вульфа.

– Холмы вокруг полны золота, это уж точно, – возбужденно говорила Индиго. – Как-то в джексонвиллской тюрьме один ковырнул землю в углу своей камеры. Это оказалось настолько прибыльно, что он ни за что не хотел выходить на свободу. Перед самым освобождением он добрался до коренной породы и начал кричать, что хочет сделать заявку на этот участок. Шерифу пришлось выгонять его силой, под дулом револьвера.

Лоретта подмигнула Свифту.

– Можно подумать, что она сама пробовала эти самородки на зуб. Но в тюрьме Джексонвилла двойной пол из сосновых плах, и, насколько я знаю, другой тюрьмы там нет.

Голосом, полным теплоты, Охотник заметил:

– Индиго надеется прибрать к рукам всю мою золотодобычу, когда я стану слишком стар для этого.

Чейз презрительно фыркнул, явно возмущенный даже возможностью такой мысли. Голубые глаза Индиго сверкнули.

– По крайней мере я знаю разницу между настоящим золотом и золотой обманкой, – крикнула она.

– Зато, могу поспорить, ты не сможешь определить высоту дерева по отбрасываемой им тени, – парировал Чейз.

– Ну и что, кому это надо?

Эми слушала все это молча, уткнувшись в тарелку и вцепившись в ручку вилки. Она помогла Лоретте приготовить роскошный ужин, чтобы отпраздновать приезд Свифта, но вся еда напоминала ей по вкусу опилки. Даже домашний прессованный творог, больше известный в местных краях как «тряпка на заборе», казался ей безвкусным. Эми перекатывала кусочки его на языке, и было ощущение, что она глотает камни.

Дети устали пикироваться, и разговор от золотодобычи перешел к испытаниям, которые пришлось пережить Свифту после ухода из резервации. Засыпаемый вопросами о Техасе, Свифт говорил практически один, и сам звук его голоса заставлял Эми внутренне сжиматься. Когда она наконец решилась взглянуть на него, нервы у нее уже были на пределе. До сих пор она с трудом верила, что он и правда здесь, и не отдавала себе ясного отчета, как сильно он изменился. У него появился какой-то безжалостный взгляд, твердый, циничный, горький. При встрече с ним у Эми перехватывало дыхание. И все-таки, несмотря на это, он оставался таким же красивым, как и раньше, но красота его стала какой-то более сильной, крепкой, не знающей сомнений.

И еще что-то изменилось в нем, причем совсем недавно, и было не таким очевидным. Сегодня днем, когда она в конюшне умоляла Свифта освободить ее от данных ею в детстве обещаний, он выглядел каким-то неуверенным. Теперь эта неуверенность исчезла, уступив место очевидной решимости. Эми чувствовала, что там, в вигваме Охотника, двое мужчин говорили о ней и, что бы там ни было сказано, это каким-то образом усилило решимость Свифта.

– А теперь, дядя Свифт, расскажите нам о тех перестрелках, в которых вам приходилось участвовать, – потребовал Чейз. – Правду говорят, что вы убили больше сотни человек?

Наступило внезапное молчание, стал слышен даже скрип вилок по фарфору. Свифт был в замешательстве.

– Эти рассказы слишком, преувеличены, Чейз. – После короткой паузы он добавил: – Не думаю, чтобы их было больше девяноста.

– Девяноста? Вот это да!

Лоретта осуждающе посмотрела на своего сына:

– Чейз, дядя Свифт просто подшучивает над тобой. Чейз приуныл.

– Тогда скажите правду. Сколько все-таки на самом деле?

Индиго толкнула локтем брата:

– Отстань от него, Чейз Келли.

Глаза Свифта встретились со взглядом Эми, и его улыбка увяла.

– Не будешь же делать зарубку на поясе каждый раз, когда убьешь кого-нибудь. Но я вынимал свои револьверы, только когда меня к этому принуждали, и сразу же старался забыть об этом.

– Но вы же самый быстрый в Техасе. Так писали в газете. Они что, врут?

– Она, – машинально поправила Лоретта.

– Всегда найдется кто-нибудь, кто быстрее тебя, Чейз, – ответил Свифт. – И если ты забудешь об этом хотя бы на мгновение, можешь считать себя покойником.

Чейз кивнул, явно взволнованный этой мыслью.

– Коли теперь вы уж здесь, научите меня стрелять? Свифт опустил со стуком кружку на стол.

– Нет.

Индиго опять подтолкнула локтем брата. Серьезное выражение лица делало ее на вид гораздо старше тринадцати лет.

Чейз сердито сверкнул глазами на сестру, потом умоляюще посмотрел на Свифта.

– Но почему? Я хорошо умею обращаться с оружием.

Вся напрягшись, Эми ждала, что ответит Свифт.

– Потому что это не та жизнь, которой стоит жить. – По скулам Свифта перекатывались желваки, и он положил вилку рядом с тарелкой, оставив недоеденным приличный кусок ветчины. – Можешь мне поверить. Если бы я мог вернуться назад, я бы в жизни не дотронулся до своего кольта.

Эми окинула всех взглядом и увидела слезы на глазах Лоретты. Проглотив комок в горле, она тоже отложила вилку. В ней боролись разные чувства: она и ненавидела его такого, каким он стал, и готова была заплакать, как и Лоретта. Все сидевшие за столом заметили: какое-то странное выражение мелькнуло в глазах Быстрого Лопеса.

Охотник встал из-за стола и взял свои тарелку и кружку. Отнеся их на буфет, он сказал:

– Так скажи мне, Свифт, что привело тебя в наши края? И как долго ты намерен здесь оставаться?

– Я приехал сюда в надежде начать новую жизнь. – Взгляд Свифта опять скользнул по Эми. – А когда выяснилось, что моя женщина жива, я понял, что моя мечта воплощается в жизнь. Теперь я нашел ее и повешу свою шляпу на крюк здесь.

И опять над столом нависло молчание. Эми поняла, что таким образом он объявил окружающим, что не забыл ее обручального обещания и ожидает его выполнения. Линии окопов будущего сражения были определены. Ее взгляд остановился на пугающей ширине его плеч, на бицепсах, распиравших рукава рубашки. У нее вдруг возникло ужасное ощущение, что исход этого сражения можно безошибочно предсказать заранее.

Эми отодвинула свой стул. Стараясь сохранять на лице невозмутимое выражение, она начала убирать со стола, собираясь помыть посуду. Чейз принес воды, которую Лоретта поставила греть на печку. Индиго, почти догнавшая ростом свою мать, нацепила фартук и завязала тесемки.

– Эми, мы с Индиго сами управимся с тарелками, – распорядилась Лоретта. – У тебя завтра занятия в школе. Не пойти ли тебе домой?

Только и искавшая предлога поскорее улизнуть, Эми сняла с крюка на двери свою шаль и набросила ее на плечи.

– Ужин был чудесный, Лоретта Джейн. Спокойной ночи, Охотник. – Во рту у нее пересохло. – Было очень приятно снова повидаться с тобой, Свифт.

Подбежала Индиго, чтобы обнять ее на прощанье. Целуя ее в щеку, она прошептала:

– Теперь я понимаю, почему вы так тосковали по нему все эти годы, тетя Эми. Он такой красивый.

Откинув голову назад, Эми встретила простодушный взгляд Индиго и удивилась ее словам. Она вдруг поняла, что эта маленькая девочка, которую она так любила, приближается к поре зрелости.

Свифт тоже встал из-за стола. Ленивой походкой, позванивая шпорами, он подошел к вешалке, снял с нее свой пояс с револьверами и опоясался им. Потом потянулся за шляпой. Индиго озорно улыбнулась ему проскользнула к столу, чтобы помочь матери убрать посуду. Эми осталась стоять в одиночестве напротив его. Он вел себя так, будто собирался отправиться провожать ее. Охваченная волнением, она представила себе, как они вдвоем, одни, идут в темноте по улицам городка.

– Я провожу тебя до дома, – мягко сказал он.

– Э… это совсем необязательно. Я всегда хожу домой одна, разве не так, Охотник?

Тот в ответ только улыбнулся.

– Я все-таки прогуляюсь с тобой. После такого жаркого дня вечер должен быть чудесным.

Эми плотнее запахнула свою шаль, пытаясь найти хоть какой-нибудь предлог, чтобы отговорить его. Так ничего и не придумав, она честно, без всяких выкрутасов призналась:

– Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал. Уголки его губ скривились в усмешке. Он надел шляпу, опустил ее на глаза и ответил опасно спокойным голосом:

– А я предпочитаю это сделать.

Бросив на Охотника умоляющий, но беспомощный взгляд, она рывком открыла дверь и вышла на широкое крыльцо. Намереваясь добраться до дома как можно скорее, она быстро спустилась по ступенькам и устремилась через двор, все время держась на шаг впереди от стука его сапог и звона шпор. Свежий ночной воздух пощипывал ее щеки. Она еще плотнее запахнула свою шаль.

– Что там говорится в твоей книге о хороших манерах по поводу дам, которые убегают вперед и заставляют сопровождающих их джентльменов глотать за ними пыль?

Круто обернувшись, она остановилась, вглядываясь в него в неверном лунном свете.

– Вас никто не приглашал в сопровождающие, мистер Лопес. – Его новое имя с трудом сходило с ее языка, но она нарочно произнесла именно его, напоминая себе и ему, кем он стал. – Джентльмены не навязывают свое общество дамам.

Ниже по улице из дверей салуна вывалился какой-то человек. Свифт подошел к ней вплотную, взял ее под руку и перевел на противоположную сторону улицы. Когда они ступили на тротуар, он сказал:

– Даже если бы я и хотел прослыть джентльменом, у меня все равно ничего бы не получилось, ведь я никогда не учился хорошим манерам. Моим единственным учителем, если его можно так назвать, был некий ранчеро по имени Роулинз, на которого я когда-то работал, а все, что он умел, это стрелять и плеваться. В этих двух науках он был силен и научил меня, но он никогда не был и не претендовал на то, чтобы стать джентльменом.

– Оно и видно. Иначе я бы не шла по тротуару со стороны мостовой.

Он мягко рассмеялся и, положив руку ей на талию, перевел на ту сторону тротуара, которая примыкала к окнам магазинов. Он шел рядом с ней, и его тень, неясно вырисовываясь в темноте, таила угрозу; в неверном свете луны поблескивали серебряные фестоны на его шляпе и металлические заклепки на поясе. Она непроизвольно вздрогнула, почувствовав, как его рука легла на изгиб ее спины, а потом скользнула чуть выше ее правого бедра. Та легкая фамильярность, с которой он обращался с ней, заставляла ее сердце сильно биться. Мужчины в Селении Вульфа и помыслить не могли вести себя так вольно.

– У меня было не так-то много возможностей прогуляться по улице с дамой. Сейчас ведь мы с тобой именно этим и занимаемся? – спросил он веселым тоном. Тут он сделал движение, будто собираясь обнять ее. – Смотри, куда наступаешь.

– Я знаю этот тротуар как собственную ладонь, – ответила она прерывающимся голосом, в то же время легко преодолевая все неровности и рытвины.

– Видимо, так, судя по той скорости, с какой ты мчишься. Та Эми, которую я знал, в темноте не видела даже кончика собственного носа.

Эми ничего не отвечала, думая только об одном – как побыстрее очутиться дома и запереться изнутри. Она еще больше ускорила шаг. Рука Свифта плотнее обхватила ее талию.

– Притормози. Есть идея немного погулять и познакомиться заново.

– У меня нет ни малейшего желания знакомиться заново.

Он проигнорировал этот ответ, словно ее желания для него ничего не значили. Казалось, прошла вечность, пока они наконец добрались до крыльца ее дома. Эми взбежала вверх по двум ступенькам и открыла дверь.

– Спасибо за то, что прогулялся со мной. Спокойной ночи.

Она ступила в темноту и попыталась закрыть за собой дверь, но Свифт уперся рукой в филенку, не давая ей сделать этого.

– Ты не хочешь пригласить меня войти?

– Господи, конечно нет! Я учительница. У меня есть определенная репутация, которую я должна поддерживать. Дама не должна позволять мужчине…

Он нажал на дверь, заставив ее отступить на два шага назад, в темноту дома.

– Похоже, мне придется пригласить себя самому. И с этими словами, не торопясь, вошел внутрь.

Если всего несколько секунд назад Эми стремилась побыстрее закрыть дверь, то теперь с тем же ожесточением она вцепилась в ручку, не давая сделать это ему. Победил, естественно, он, нажав на дверь плечом. Она захлопнулась с громким щелчком, не оставляя ей никаких путей к спасению. Последняя надежда исчезла, когда он запер дверь еще и на засов.

– У тебя целых два запора, Эми? А я думал, что Селение Вульфа безопасное место, где приятно жить. Ты запираешься изнутри или отгораживаешься от внешнего мира?

Их окутывала тьма. Эми стояла, не в силах сдвинуться с места, и сердце ее гулко билось. Свифт в своей черной одежде растворился в темноте и стал для нее невидимкой. Но она чувствовала его присутствие, а по звуку ужасных, звенящих при каждом его движении шпор еще и слышала его. Он оказался слишком уж близко от нее. Запах кожи, грубой ткани и табака щекотал ей ноздри.

– Зажги лампу, – коротко сказал он. – Нам надо поговорить.

Подойдя к столу, она нащупала лампу и коробку фосфорных спичек. Целый сноп искр разлетелся, когда она чиркнула спичкой по материи, усыпанной мелкими осколками стекла. Быстро вывернув фитиль в лампе, она поднесла к нему огонь и опустила стекло. Пахучее облако от фосфорной спички вызвало слезы на ее глазах, и она отвернулась.

– По-моему, тебе не следует пользоваться такими штуковинами дома. Ты хочешь испортить себе легкие или вывихнуть челюсть?

– Я… я обычно ими не пользуюсь. Просто моя трутница из кедровой коры вышла из строя, а я не выходила, чтобы сделать новую, и вообще, уж только не от этих спичек пострадают мои легкие или кости.

– Ты вся дрожишь, – сухо заметил он. – Неужели я так пугаю тебя?

Она прибавила еще света, делая вид, что не слышит вопроса.

– Можешь ты хотя бы попробовать поговорить со мной?

Забрав спички, она подошла к камину и нагнулась, чтобы разжечь в нем огонь. Сделав шаг вперед, он оказался между ней и лампой, и его тень пала на нее, огромная и угрожающая. Секунды молчания тянулись бесконечно.

– Черт побери, я все-таки с тобой разговариваю! Низко склонившись, Эми раздувала слабый огонек и укладывала дрова, чтобы они быстрее занялись.

– Не смей ругаться в моем доме. Он усмехнулся:

– Насколько я помню, этим словам и нескольким другим меня научила именно ты. «Черт побери» и «проклятие» были твоими любимыми выражениями, вспомни. А уж когда ты по-настоящему выходила из себя, ты говорила…

– А теперь не все ли равно? – Она распрямилась, с такой силой стискивая спичечный коробок, что он почти сломался в ее взмокших ладонях. – Это мой дом. Мне нужно приготовиться ко сну.

– Ради бога.

Эми только моргнула. В скачущем свете пламени камина он казался настоящим дьяволом – высокий, красивый, весь в черном. Она почувствовала внезапно такую слабость, что чуть не упала, и, положив спички на каминную доску, прижала руку ко лбу и закрыла глаза.

– Свифт, пожалуйста…

– Пожалуйста, что? Поговори со мной, Эми. Расскажи мне, что тебя так опечалило, что ты не можешь даже смотреть на меня. Я знаю, что ты помнишь, как это было между… – Внезапно он оборвал сам себя. Потом с удивлением прошептал: – Дьявол меня разбери, если это не… – Быстро гремя шпорами сапог, он подошел к камину, – Эми, неужели это нарисовала ты?

Она слишком поздно вспомнила о его портрете. Махнув юбками, она попробовала обойти его и схватить портрет с каминной доски. Но не успела дотянуться до него. Свифт держал его рукой.

– Не надо, – сказал он.

Поняв свое поражение, Эми отступила назад, пристально изучая его лицо, пока он столь же внимательно рассматривал свое изображение на картине. Он стоял у камина, и его профиль был так похож на тот, мальчишеский, на портрете, что на нее нахлынула волна воспоминаний. На какое-то мгновение ее даже охватило желание. Свифт, ее Свифт. Перед глазами прошли сцены из прошлого. Вот двое подростков возятся и хохочут в ручье. Вот Свифт, выскочивший перед ней из чащи леса с охапкой цветов в руках. Свифт, учащий ее говорить на языке команчей, стрелять из ружья, а потом из лука, ездить верхом, ходить так, чтобы не шелохнулась травинка. Сколько всего было! Когда-то между ними была такая добрая дружба. Что же случилось, почему теперь они стоят в одной комнате, а между ними такое огромное расстояние? Ведь было же время, когда она вверяла ему даже свою жизнь.

А теперь?

Эми отвела взгляд. Теперь она не доверяет ему даже проводить ее до дома, что он, правда, все-таки сделал. Теперь она не хочет, чтобы он был в ее доме ночью наедине с ней – но все-таки он здесь.

Она услышала, как звякнули его шпоры – звук из ее прошлого, который всегда повергал ее в холодный ужас. Она вся сжалась. На мгновение ее ноздри, как ей показалось, заполнил давно забытый запах – запах мужчин, их желания и крови, ее крови. Она покачнулась и постаралась отогнать эти видения, но они наступали на нее со всех сторон.

– Эми, посмотри на меня.

Голос у него сел. Он взял ее за подбородок и поднял лицо. Она взглянула ему в глаза и тут же поняла, чего он хочет. Она вырвалась из его рук и отступала, отступала назад, пока не уперлась спиной в стену. Он шел на нее. Еще раз она попыталась увернуться, но он, раскинув руки, отрезал ей путь.

– Эми, ради всего святого, я ничего не собираюсь сделать с тобой.

Она хотела заговорить, но у нее не получилось. Он подошел еще ближе, так близко, что она почувствовала, как его рубашка касается лифа ее платья. Это прикосновение, намеренное или нет, заставило напрячься соски ее грудей, которые уперлись в ткань ее сорочки и сладко Заныли. Эми отодвинулась, еще плотнее вжавшись в стену. Он снял свою шляпу и широким жестом отбросил ее к двери. Фестоны, ненавистные фестоны, проскрипели по полу. Санчес, команчеро, который когда-то похитил ее, тоже носил фестоны на шляпе. И у большинства его людей они были. Она не могла видеть эти серебряные диски, ее начинала бить дрожь.

– Эми, – губы Свифта поймали выбившийся локон у нее на виске. – Ты помнишь тот день на реке, когда ты учила меня целоваться?

Обняв ее еще крепче, он опять взял ее за подбородок и заставил откинуть голову назад. Его черные глаза встретились с ее.

– Ты закрывала глаза, морщила нос и становилась похожей на кактус. – Его лицо придвинулось еще ближе. – Прошло много лет, но ничего лучшего я никогда не испытывал.

Его грудь коснулась ее, он все теснее прижимал ее к стене. Она откидывала голову все дальше назад, пытаясь сохранить какое-то расстояние между их губами.

– Свифт, не надо… не надо.

Он наклонился ниже, его дыхание смешалось с ее, сладкое дыхание, пахнущее только что выпитым кофе.

– Ты помнишь, Эми?

– Да, – через силу выдавила она, легонько всхлипнув носом. – Я все помню. Но это был обычный детский глупый поцелуй. Он не имеет никакого значения для сегодняшнего дня. – Она изловчилась, вытянула руки между собой и им и уперлась в его грудь. Собрав все свои силы, она оттолкнула его.

Потеряв равновесие, он отступил на шаг, и она, тут же воспользовавшись этим, извернулась и выскользнула из его рук. Стараясь, чтобы голос не дрожал, она Сказала:

– Между нами все кончено, Свифт. То, что было, это было детскими играми. Теперь мы с тобой выросли. Столько всего случилось! Слишком много всего случилось. Мне жаль тебя, если ты считаешь по-другому. Но так оно и есть.