Текст книги "Вновь, или Спальня моей госпожи"

Автор книги: Кэтлин Сейдел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Тогда мне нужна шаль, – сказала Карен. – Мне уже прислали костюм, а шали нет.

– Отлично. – Теренс снова что-то пометил у себя в рукописи. – Кто-нибудь скажет костюмерам, что Амелии понадобится шаль?

«Нет. Только не говори „кто-нибудь“. Кто-то должен нести за это персональную ответственность. Иначе о шали могут забыть. Потому-то у нас все так запуталось…» Алек поймал взгляд Стива, одного из ассистентов продюсера. "Он указал на него пальцем, и Стив кивнул. Да, он обо всем позаботится.

Алек взял чашечку с кофе. И вдруг поймал тяжелый взгляд Брайана. Тот заметил, что Алек дал распоряжение Стиву, и это ему явно не понравилось.

«Прекрасно. Ну и пусть тебе это не по нутру. Не хочешь, чтобы это делал я, – сделай сам».

Если произойдет взрыв, все шишки посыплются на Дженни. И именно Брайан как профессионал и просто по-человечески должен обезвредить бомбу. Он был так же опытен. Он тоже видел, что Теренс поступает неправильно. И знал, каким образом сразу же все уладить. Но он и пальцем не пошевелил.

Алек чувствовал, что раздражение перерастает в презрение. Ему нелегко было относиться так к собрату по искусству. И тут на помощь пришел Лидгейт. Что ж, он сыграет все это. Может ли герцог сочувствовать слуге?

Он дождался подходящего случая. В одной из сцен Амелия, снедаемая горем и страхом, возвращается домой слишком поздно. Из-за этого откладывается обед. И, хотя речь в эпизоде явно шла о том, насколько несчастна Амелия, но, когда Гастингс пришел доложить о происшедшем герцогу, герой Алека сорвал всю злобу на нем.

Взрыв презрения, обрушенный на него, озадачил Брайана. Но Алек был невозмутим. «А теперь представь себя на месте Дженни. Каково ей жить бок о бок с эгоцентристом!»

Алек тотчас же покинул декорацию, но его остановила костюмерша, чтобы развязать его галстук. И тут Брайан «появился в кадре», как обычно писали в ремарках.

– Гастингс хороший парень, – сказал он дружелюбно. – Почему ты так сурово с ним обошелся?

Алеку мучительно захотелось дать ему в морду. У Брайана не хватало мужества вступить с ним в поединок!

Теперь Алек начал понимать совершенно отчетливо, что Брайан невзлюбил его. До появления Алека он был самым заметным актером в труппе. Его самоуверенность была плодом успеха и серьезного опыта, Брайан единственный из всех удостоился отдельной гримуборной, причем не только самой просторной, но и с телефоном. Но дело было совсем не в его сценических успехах, а лишь в том, что он был близким другом главного сценариста. Работа над сериалом началась, когда кабинет Дженни не был еще до конца оборудован. Ей надо было где-то работать. Вот почему там появился телефон – для нее, не для него. Брайан просто оставил его за собой, когда Дженни переехала выше этажом.

«Тебе нравятся эти знаки отличия, приличествующие звезде, – телефон, отдельная гримерная. Но ты не желаешь нести груз ответственности, ты птица невысокого полета и вовсе не звезда».

Но он все же оставался близким другом главного сценариста, а Алек знал, что главные сценаристы – страшные люди и совершают ужасные ошибки. Он заставил себя говорить спокойно и мягко. Для открытой злобы повода не было, так же, как и для продолжения разговора о героях. Дело было совсем не в этом.

– Как поживает Дженни?

– Кто? Дженни? – Брайан был изумлен таким резким поворотом. И сразу насторожился. – А почему тебя это интересует?

– Да все эти изменения в сценарии… Что-то не так.

– Конечно, но тебе пора бы привыкнуть. – Тон был почти отеческим. – Если у нее появляется хорошая идея, она ее воплощает. Иногда нам приходится и такой ценой платить за успех нашего дела.

Нам? Алек совершенно не понимал, что значило в данном случае «мы». А какую цену платила Дженни? Это же адская работа!

– Как она себя чувствует?

– Отлично. У Дженни всегда все отлично.

Алеку захотелось сорвать с шеи галстук и удавить этого парня. Не бывает у человека всегда все отлично! Как можно быть женатым на женщине – вернее, почти женатым – и свято верить этому? Хотя почему бы нет.

Так вела бы себя Хлоя, если бы во времена «Аспида» они были женаты. Разумеется, она бы слегка беспокоилась, но и только. Ведь Алек может справиться с любыми трудностями. В это она верила всем сердцем. Такая вера была трогательна, но освобождала ее от обязанности что-либо делать ради него.

Неужели наши роли в жизни распределялись на небесах? «Распишитесь здесь, если вы ни за что и ни за кого не желаете отвечать». Как земля носит таких людей?

Он понизил голос:

– Как это может быть? Всего пару месяцев назад у нее был выкидыш…

Брайан окаменел. Его лицо ничего не выражало. Он играл дворецкого уже два года, и такое бесстрастие было привычным для него:

– Но ведь это не твоя забота, правда?

Проклятый сукин сын! К черту галстук. Слишком много возни. Алек задушит его голыми руками! Вот сейчас он сомкнет пальцы на этом бледном горле и сожмет их. А у того, кто вырос на ферме, сильные руки.

Дурацкий костюм. Почему в нем нет карманов? Что с руками-то делать? Куда их спрятать, если безумно хочется убить человека, но у тебя нет карманов?..

– Алек, подожди.

Он уже выходил из здания, когда Дженни окликнула его. Он замедлил шаг. Дженни в просторном и легком свитере и черных штанишках во весь дух бежала через холл. Ничего себе штанишки, с отворотиками и складками, но их не мешало бы погладить.

– Я слыхала, ты спас нас на прошлой неделе, – выдохнула она. – Ну, помнишь историю с Триной и Барб Эллен, когда они снимались во внеурочный день? – Она уже поравнялась с ним. – Мы рады любой помощи.

Алек распахнул перед ней двери. Дженни выглядела уставшей, но улыбалась. От нее веяло безмятежностью и озорством. Она снова была ребенком в ветвях дерева.

Он был в восторге, видя ее такой. И вообще здорово находиться среди людей, получающих от жизни удовольствие.

Но удовольствие таит в себе опасность. Ветка может обломиться. Можно упасть с дерева. Кто-то должен ее предупредить!

– Что происходит, Дженни? Что за перемены в сценарии? Что ты задумала?

Она взглянула исподлобья – в глазах прыгали бесенята.

– Умеешь хранить тайну?

– Конечно.

– Знаешь, кто такой Эдгар Делани?

– Еще бы, – Алек запнулся. – Погоди. Уж не он ли тот «пожилой толстый добряк», для которого шьют костюм?

Дженни закивала.

– Невероятно! – Алек сразу позабыл все, что хотел сказать ей. У них будет играть Эдгар Делани! Это будет потрясением для всех мыльных сериалов! – И вся суета ради того, чтобы ввести его в действие?

– Ты удивлен? – она приложила ладонь к уху, будто вслушиваясь в звук камертона. – По-моему, нет ничего удивительного в том, что первоклассный актер хочет сниматься в первоклассном сериале.

– Прекрасная новость! Но откуда он взялся?

– Ему нравится наш сериал. Но он сказал: начну первого сентября или никогда. И мне пришлось проделать кое-какую черновую работу, чтобы подготовить для него почву. Ну, а раз я начала, то остановиться уже не смогла. Это будет великолепная история. Можно, я тебе расскажу? Но ты не проболтаешься, а?

Об этом она уже спрашивала.

– Конечно, нет.

Она подошла к погрузочной платформе. Платформа была довольно высокой – доставала Дженни до плеч. Но вдруг она оперлась локтями о платформу и подтянулась. Немногие женщины смогли бы такое сделать. Она оказалась сильней, чем можно было предположить.

Алек уже не помнил, о чем он собирался говорить с нею – может быть, хотел предостеречь от возможных последствий подобных крутых перемен и резких поворотов. «Для мыльных опер важна последовательность, – произнес бы он со значением, – последовательность во всем. Мы не смогли бы день за днем выполнять свою работу без уверенности в том, что получим нормальные тексты».

Вместо этого Алек облокотился на платформу и слушал ее историю раскрыв рот. А она смеялась, болтала ногами, отчаянно жестикулировала. Отличная история! У нее были потрясающие идеи – свежие, интересные. Предполагалось, что он будет восхищен всем, что бы она ни сделала. И он восхищался ею.

На улице стояла жара – не то что в помещении, где работали кондиционеры. Дженни стянула свитер. На ней была футболка без рукавов, и при каждом движении под нежной кожей перекатывались гладкие мускулы.

Она была изумительна. Алек спросил:

– Ты боишься, что у тебя не получится?

Она замотала головой. На солнце ее волосы отливали золотом.

– Нет, этого я не боюсь. Никогда не знаю, насколько трудно будет чего-то добиться, но всегда добиваюсь. Я доверяю своему воображению.

– Почему?

Дженни озадачилась:

– Что ты имеешь в виду?

– Я рассказывал тебе о своем прошлом. Теперь расскажи про себя. Почему ты так доверяешь воображению?

– Не знаю, – беспечно ответила она. – Просто до сих пор оно меня не подводило. Почему же на сей раз должно дать осечку?

Она явно недоговаривала. Кто же подводил ее в жизни? Почему она так цепляется за свое воображение?

– А знаешь, что меня в тебе крайне занимает?

– Очевидно, то, что в моей власти превратить следующие три года твоей карьеры в сценический эквивалент Бермудского треугольника.

– Нет. Это меня пугает. Меня занимает другое: ты всегда кажешься такой открытой, простой и незатейливой, а на самом деле это отнюдь не так.

Многие актрисы напускали на себя таинственность в стиле Греты Гарбо, но на деле кому угодно навешали бы лапши на уши, если бы это прибавило им популярности. Дженни была прямой противоположностью им. Она вела себя так, будто раскрывала все карты, будто ей нечего скрывать. Но тайна явно была.

– Значит, я противоречивая женщина?

Почему она так сказала? Это звучало по меньшей мере странно. Алек взглянул на нее – бесенок исчез. Она смотрела на него с каким-то немым вопросом, притихшая, серьезная.

Именно это он и имел в виду. Вот ее изнанка, вот оно…

О, Господи. У Алека перехватило дыхание. Перед глазами все закружилось. Но он стоял здесь, на бетонной площадке погрузочной платформы, под жарким августовским солнцем – и у него дух занимался. Это невозможно. Такого с ним быть не может, потому что не может быть никогда. Он же благоразумный, земной. Он канадец, наконец! Но именно это с ним и происходило. Все было ясно как день. Он любил эту женщину.

8

Черт побери! Алек об этом не просил. Он не хотел этого. Дженни почти что замужем. Они с Брайаном с четырнадцати лет вместе. Полжизни. Ни один нормальный человек не влюбляется в женщину, связанную с другим столь крепкими узами.

Но он любил ее.

Он знал, как ему поступить. Схватить шляпу, тросточку, табакерку, визитные карточки и все прочее – и убраться куда-нибудь подальше. Он оказался на распутье – табличка у начала одной из дорог гласила: «Жизнь как мы ее себе представляем». Нормальная дорога – пара холмов, пара скучноватых равнин, все спокойно и благопристойно. Другая же дорога называлась «Жизнь с любовью к чужой женщине», и Бог знает, что его здесь ждет, потому как эта дорога стремится куда-то вниз, в туманную тьму.

Он должен отступить и свернуть, пока не поздно.

Но он уже не мог потерять эту женщину.

Алек ни на шаг не сдвинулся с погрузочной платформы. Удлинились тени, спустился прохладный вечер… Но он не уходил. В этом таилась опасность, но опасность неотвратимая.

Дженни как будто оттаивала на глазах, видя его искренний интерес. Она рассказывала про детство, про Оклахому, про индейцев, про реку – и про Брайана. Рассказала и о первом годе жизни в Нью-Йорке, о своем первом сценарии, и о том, как она радовалась тому, что нашла, наконец, место в жизни. И, конечно, с языка не сходил их сериал, ее любимые герои. Дженни не скрывала, что для нее это – лучшее занятие на свете. Казалось, она впервые получила возможность выговориться.

Он начал многое понимать. Дженни выросла в скучном и грязном городке, где нещадно палило белое солнце, а вечера были заполнены звуками бильярдной. Неудивительно, что созданный ею мир столь элегантен, изыскан и утончен. Ребенком она жила в мире, законов которого не понимала, а в сериале все было разложено по полочкам, и она была его полновластной хозяйкой.

Дженни росла парией. Сейчас она – душа и сердце «Спальни моей госпожи». Наконец она оказалась в центре событий. И теперь понятно, почему она хочет, чтобы каждая серия шла не более получаса. Тридцатиминутная серия такая уютная, семейная, «домашняя». У нее никогда не было семьи. А тут были и братья, и сестры, и команда пловцов, и Лига Молодежи, и бридж-клуб, и собрание прихожан в храме – все людские сообщества, никогда не принимавшие ни ее, ни ее отца…

Алек простил ее. О, Господи, конечно, простил. Не беда, что работа сейчас организована отвратительно. Неважно даже то, что она рисковала средствами телевидения, деньгами конкретных людей. Ведь только в этом было ее счастье и избавление от одиночества.

Ну и пусть дорога темна и камениста. И наплевать на то, что никто никогда не выбрал бы этого пути. Дорога носила ее имя. Мог ли он избрать иную?

В конце августа весть о контракте, подписанном Эдгаром Делани, перестала быть тайной, и все на телевидении впрямь были потрясены. Дженни даже получила натянуто-вежливое поздравление от Пола Томлина, главного сценариста «Аспида», и позволила себе маленькую гадость – повесить листок на доску объявлений в репетиционной. Рэй тут же приволок игрушечные дротики…

Героем Эдгара был Джеймс Марбл, очень богатый торговец из среднего сословия, желающий ввести дочь в высший свет. «Я украла этого героя из „Гражданского контракта“ Жоржетты, – говорила Дженни, считая себя наследницей славы покойной Жоржетты Хейер, легендарной писательницы, творившей романы из истории Регентства. – Но дочка совсем другая…»

«СПАЛЬНЯ МОЕЙ ГОСПОЖИ»

Эпизод 609

(Акт 2Б. Рабочий кабинет Лидгейта. Амелия за столом, перед ней деловые бумаги. Входит Гастингс с подносом. Амелия поднимает взгляд).

Амелия: Его Высочество и я сердечно благодарны вам, Гастингс. (Она говорит тепло и искренне.) Я не представляю, как разрешилось бы дело о ферме на Роуз Хилл, если бы не ваше вмешательство.

Гастингс: Рад был услужить.

Амелия: Это вовсе не входило в ваши обязанности. Очень благородно с вашей стороны обеспокоиться этим делом.

Гастингс: Не стоит благодарности. Я вырос в поместье Его Высочества. И хорошо знаю господ. Всего несколько слов на ухо молодому Тиму – и он понял, что сущее безумие отбирать землю у семьи, владевшей ею в течение десяти лет. Даже если ты племянник хозяина.

Амелия: Но вы рисковали нажить себе врага в лице мистера Кроуфорда.

Гастингс (ставит поднос. Он позволил бы себе пожать плечами, не будь так великолепно вышколен. Очевидно, что он не боится господ) : Миссис Бакс – это фамилия семьи арендаторов фермы на Роуз Хилл – говорит, что всегда верила, что Ваша Светлость не позволит такому случиться, что вы всегда близко к сердцу принимаете интересы фермеров.

Амелия: Как мило с ее стороны. (Она очень довольна, но вскоре вновь возвращается к деловому тону.) Его Высочество и я всегда заботимся о жителях поместья. (Явная ложь. Лидгейта это ничуть не беспокоит).

В некоторые труппы влиться новому лицу очень трудно. Порой новичку никто не рад. Звезды крупного масштаба величественно проплывают в свои гримуборные, не удостоив никого даже словом, а остальные разбиваются на группы и ходят взъерошенные… В труппе «Спальни моей госпожи» не было ничего подобного. Напротив, все старались, чтобы новичок почувствовал себя как дома. В первый рабочий день Эдгара Делани атмосфера в репетиционной была чуть ли не праздничной – на подносах лежали более дорогие, чем обычно, печенья и кексы, в корзиночках – изысканные фрукты. Вместо салфеток из самой дешевой бумаги стол украшали разноцветные салфеточки – ярко-голубые, оранжевые, лимонные… Также, как и Алеку в первый день работы, все говорили Эдгару, что труппа – это «одна большая счастливая семья», что ему тут понравится и так далее.

Алек же хотел сказать нечто более серьезное, чем весь этот предрепетиционный треп. «Это отличное место. Самый потрясающий, талантливый, самый живой сериал из всех, которые сейчас снимаются. Но здесь довольно-таки опасно. Организация съемок оставляет желать лучшего. Мы – гимнасты, парящие под куполом цирка без страховки. Если хоть один из нас ошибется, разобьются все».

Но Алек и рта не раскрыл. Бесполезно объяснять. Ситуация слишком непроста. Новичок при всем желании не сможет сразу в ней разобраться.

Дженни, на удивление хорошо одетая, присутствовала в репетиционной, как и в день знакомства Алека с труппой. На ней были коротенькие, до колен, белые брючки и белая оксфордская блузка с длинным рукавом. На брючках – аккуратные складочки, на рукавах тоже. Должно быть, наряд продумывала Трина. Талию обвивал тонкий кожаный поясок цвета бычьей крови, на ногах были такого же цвета мокасины и тончайшие белые гольфы. Алек с трудом оторвал от нее взгляд.

Он решил представиться Рите Харбер, девятнадцатилетней актрисе, получившей роль Изабеллы, дочери Эдгара Делани. Рита стояла у тележки, наливая себе кофе. Ее длинные черные волосы были переброшены через плечо, а эластичные бледно-лиловые джинсы обрисовывали формы с откровенностью трико. Коротенькая курточка из той же ткани не достигала талии, ничуть не препятствуя обозрению этого великолепия.

Алек заговорил с ней. Обернувшись, Рита ответила ему с вежливой улыбкой. Это была эффектная девушка с правильными чертами лица и изломанной линией бровей. Она наклонилась над тележкой взять одну из разноцветных салфеточек. Курточка распахнулась.

Алек моргнул. В гардеробной говорили что-то об особенностях ее фигуры, но к такому он явно не был готов. Да, с таким бюстом нельзя не считаться… Это не просто пара грудок, упакованных в черный атласный топ – это потрясающие чаши дивной формы, с сосками, словно горошины – нет, как маленькие вишенки… Рита выпрямилась, и они только что не вонзились в него – пара конусообразных, грозных ракет с ядерными боеголовками. Такие могли бы потопить «Титаник».

В другом месте и в другое время Алек нашел бы забавным такую неприкрытую демонстрацию плоти. Но было всего семь пятнадцать утра! Половина людей в комнате – женщины. А половина другой половины – голубые. Остальные – полусонные. Некому было оценить этот сверкающий фейерверк.

Но девица щеголяла своим телом так агрессивно, что Алек счел это скорее не забавным, а неприличным. Она была просто угрожающа. Старый вояка передернул затвор. Было ощущение, что на этот раз ружье пригодится.

– Так это ваш первый сериал? – спросил он, хотя уже знал ответ. Опытная актриса никогда бы не явилась на работу в таком виде.

Она кивнула:

– Вообще-то я не собиралась сниматься в мыльной опере, но когда поняла, что здесь можно приобрести опыт…

Грудь над черной тканью волновалась. Алек с усилием сосредоточился на ее словах. Интонация была искренней, голос – уверенным:

– Я нахожу в этом прекрасную возможность выучиться мастерству. И нечего стыдиться, даже если считаешь это лишь школой.

Хороша школа. Как это понимать? Похоже на оскорбление. Девятнадцатилетняя сопливая девчонка объясняла ему, что не следует стыдиться своей профессии, даже если он считает мыльные сериалы эдакими «кроличьими бегами», актерским детским садом! Нет, для того, чтобы это была извинительно, ей нужна еще более внушительная грудь.

– Думаю, нам всем есть чему поучиться у Эдгара, – ответил он тактично.

Как он и ожидал, хорошенькое личико осталось невозмутимым. Рита ровным счетом ничего не знала о театральной славе Эдгара Делани. Как и многим ее ровесникам, ей были известны лишь кинозвезды да актеры мыльных опер. Искусство театра, когда люди выходят на подмостки и играют перед публикой вживую, для нее не существовало.

На следующий день Рита опять появилась в обтягивающей одежде – и снова ничем не напоминала ребенка. На ней были эластичные бледно-зеленые леггинсы, отличавшиеся от обычных тем, что там, где у нормальных людей проходит боковой шов, красовалась шнуровка, сквозь которую виднелась полоска обнаженного тела. Причем шнуровка шла от щиколотки до самой талии, и заподозрить Риту в том, что на ней есть трусики, никто при всем желании не смог бы.

День за днем она появлялась в студии в подобных нарядах. Казалось, у нее нет нормальной человеческой одежды. Повсюду были вырезы, шнуровки или весьма рискованные декольте. Все остальные актрисы приходили на работу в джинсах и свитерах, с влажными волосами, совершенно без косметики. Рита Харбер всегда являлась в изысканных, тщательно продуманных туалетах. Среди актеров возникло даже нечто вроде игры – мужчины, женщины, и даже гомосексуалисты гадали, какую часть тела Рита обнажит в следующий раз.

Она расположилась в крохотной гримуборной вместе с еще двумя молодыми актрисами: Барб Эллен Гарретт, играющей горничную леди Варлей, и Пэм Реджистер, исполняющей роль Сюзан, ее же робкой и бедной племянницы, кузины Амелии. Они-то и держали всех в курсе особенностей нижнего белья Риты – рассказывали о лифчиках, оставляющих соски открытыми (она надевала их под обтягивающие трикотажные кофточки, чтобы выглядеть «более естественно». Если верить подружкам, Рита частенько не надевала трусиков.

Однажды Алек, Брайан и Рэй сидели без дела в декорации герцогской библиотеки, ожидая, пока объявят их сцену. Пэм и Барб Эллен, проходя мимо, поманили их.

– Есть новости, – прошептала Барб Эллен. – На ней сегодня корсаж, а по бокам большущие вырезы.

Никто из мужчин ничего не понял.

– Обыкновенный корсаж, такой носила и моя мать, – пояснила Пэм. – Только там, где у мамы были стальные пластинки, у этой два овальных отверстия. – Пэм попыталась изобразить их пальцем на своем скромнейшем белом платьице.

– Я опять не понял. – Рэй с интересом поглядел на платье Пэм, вернее, на то место, при помощи которого она пыталась растолковать сей феномен. – Зачем вообще нужен корсаж, если из него точит кусок мяса? Какой в нем смысл?

– Дело не в смысле, а в теле, – сказал Алек. – Она носит лифчики, чтобы подчеркнуть рельеф, а корсеты – чтобы продемонстрировать тело.

Брайан кашлянул:

– Это нехорошо. Она наша коллега. Не годится украдкой обсуждать ее, да еще и так…

Алек скривился. Брайан был прав. А ему не хотелось, чтобы тот был прав. Алек предпочитал видеть Брайана идиотом, дураком, грубияном, развратной свиньей с куриными мозгами… Но это безумие. Дженни такого ни за что не полюбила бы.

– А почему бы нет, – возмутился Рэй. Он не желал, чтобы Брайан читал ему лекции, потому что мог сносить подобное только от Алека. – Не надевай такие шмотки, если не хочешь сплетен!

– Это все равно что обвинять женщину за то, что ее изнасиловали, – заспорил Брайан.

Алек был полон решимости возразить ему. И вообще, Брайан мог цитировать Десять Заповедей, но Алек нашел бы повод не согласиться с ним.

– Мы же не сказали, что она добивается, чтобы ее изнасиловали, и не собираемся этого делать. Но, одеваясь таким образом, она сама провоцирует подобные разговоры. Мы лишь идем навстречу ее горячему желанию. Мы беспомощны, словно пешки в тщательно спланированной рекламной кампании. Вот подожди, она наймет Маргарет Кармен или Тэми Балкена…

Эти двое были самыми знаменитыми в мире мыльных опер рекламными агентами. Актеры пользовались их услугами, чтобы те делали их карьеру – добивались участия в пресс-конференциях, появления фотографий звезд на обложках журналов…

– Безусловно, – сказал Брайан. – Она только что заключила договор с Деннисом Куантре.

– Чего? – ведь Алек просто шутил насчет рекламных агентов. А Деннис Куантре был чуть меньше известен, чем Маргарет или Тэми, и куда менее разборчив в средствах.

– Она наняла Денниса Куантре? – заржал Рэй. – Вот умора! У меня вовсе нет рекламного агента. А у тебя, Алек?

– У меня нет, но у моей бывшей жены…

– Твоя бывшая жена – Хлоя Спенсер. По-моему, то, что приличествует Хлое Спенсер, не годится для Риты Харбер.

– А как ты тогда станешь Хлоей Спенсер? – Брайан явно встал на защиту Риты. – Если хочешь создать себе имя…

Алек прервал его. Хлоя не была творением лишь своего рекламного агента.

– Чтобы стать Хлоей Спенсер, нужно быть Хлоей Спенсер. И у нее вначале появился учитель актерского мастерства, а уж потом рекламный агент.

– Но сейчас другие времена. Когда вы с Хлоей начинали, все было иначе. Сегодня гораздо важнее мнение журналов, и если не положиться на рекламного агента…

Вот уж чего никогда не делали ни Алек, ни Хлоя – по-крайней мере, до последнего времени… И вообще, с чего бы это Брайану защищать эту шлюшку Риту Харбер? Ведь у него есть Дженни!

– Отлично, отлично, – Алек решил закончить спор. – Вы все утверждаете, что живете по законам свободы. Рита имеет право делать все, что хочет. – Он отвернулся.

Брайан кинул ему в спину.

– А мне стыдно за то, что люди так жестоки к честолюбивой и решительной женщине.

– Дженни тоже честолюбива, – тут же ухватился за это Алек. – Честолюбивее, кажется, некуда. Но ее я не осуждаю.

– Мы не обсуждаем Дженни. Мы говорим про честолюбивую, талантливую молодую актрису…

А разве Дженни не честолюбива? Не талантлива?

– … которая вовсе не собирается всю жизнь сниматься в мыльных сериалах.

– Выходит, мыльный сериал недостаточно хорош для Риты Харбер? – теперь взбесился и Рэй. – Эй, Брайан, но тебя-то последние десять лет это вполне устраивает?

Рэй был настоящий уличный мальчишка. И драться умел.

– Все же это верный кусок хлеба, – ответил Брайан. Он не хотел сражаться, предпочитая выступать в роли миротворца. – Ты должен содержать семью, – сказал он Рэю, – и я тоже.

Что-что? Содержать семью? Должно быть, он имеет в виду Дженни. Алек взъярился. Вот и новое оправдание! Это из-за Дженни он околачивается здесь! Дженни удерживает его! Боже, какой груз она несет! И терпит такое ежедневно. Брайан смеет обвинять ее в том, что сам не является одновременно сценаристом, актером и режиссером собственного сериала! Или что-то в этом роде…

Любая встреча с Полом Томлином во время работы над «Аспидом» вызывала у Алека взрыв раздражения и злобы, но он упорно скрывал свои чувства, неустанно повторяя про себя: «У нас просто разные подходы к делу. Мы видим мир по-разному. Не стоит сердиться на него за то, что он не в состоянии отличить белого от черного».

Но сейчас Алек был и впрямь зол. Брайан настолько явно лгал, делая вид, что ничего не происходит, что это сводило Алека с ума. Брайан не говорил слов, за которые с полным правом можно было бы вогнать ему зубы в глотку. Он ухитрялся задеть за живое, заставить посинеть от ярости – и виртуозно ускользал.

И не ценил Дженни. Этот чертов сукин сын не ценил Дженни!

«…Не хочешь сниматься в мыльной опере – убирайся! Никто на телевидении не заплачет. И зритель тоже обойдется без тебя. И черт меня побери, если огорчусь я…»

Но Алек знал, что Брайан никогда не оставит свою работу. Так и проживет всю жизнь, утешаясь тем, что «мог бы достичь Олимпа» и обвиняя в своих неудачах всех и вся, кроме самого себя.

«СПАЛЬНЯ МОЕЙ ГОСПОЖИ»

Эпизод 100

Перегрин: Во всем виноваты Варлеи. Амелия любила меня. Я знаю это наверняка. И она вышла бы за меня. Мы даже подумывали о тайном венчании, но она во что бы то ни стало хотела их благословения.

Джорджианна: Амелия? Хотела бежать с тобой? Это невозможно!

Перегрин (не обращая на нее внимания): У моей усадьбы необходимо перестроить кровлю. Фасад, к сожалению, еще елизаветинских времен. Если переделать его, дом станет просто загляденьем! И еще земли… Многие осушают земли. И я мог бы…

Джорджианна (со смехом): О, Перри, ты же ничего не понимаешь в этом!

Перегрин: Я бы научился, не сомневайся.

Джорджианна: А раньше ты о чем думал?

Перегрин: Ну, сейчас-то это все равно не имеет смысла. (Подходит к буфету и наполняет бокал.) Я бы горы свернул, женившись на ней. С ее-то деньгами! Во всем виновны Варлеи!

– Что ты думаешь о Рите?

У Алека слегка екнуло сердце. Когда вошла Дженни, он заканчивал телефонный разговор. В комнате было много народу, и можно было подсесть к Трине или Фрэнсин, которых она жаловала. Но Дженни устроилась рядом с ним.

«Если бы ты только знала…» Если бы она имела хоть малейшее представление о чувствах Алека, то ни за что бы не разыскала его в переполненной комнате, не села на диван рядышком. Его чувства смутили бы ее, она ощутила бы неловкость, а возможно, и вину… Но Дженни ни о чем не догадывалась.

– Она производит хорошее впечатление, – мягко ответил Алек. – Правда, пока не Бог весть что делает, но явно хочет научиться работать перед камерой.

– Я не вполне уверена, что стоило приглашать ее на роль. Видишь ли, если у актрисы такая потрясающая грудь, с ней надо что-то делать – я имею в виду, что она достойна стать элементом сюжета… – До сих пор восхитительные формы Риты тщательно скрывали платьями с высокими воротниками и драпировали шалями. – Но Джордж и Томас были в бурном восторге от ее кинопробы. И Брайан тоже.

Брайан? Он смотрел материалы кинопроб? Алек поежился. Какого дьявола она до сих пор прислушивается к мнению этого ничтожества?

…Потому что живет с ним и любит его – или…

Проклятье! Но это на самом деле так. Нечего закрывать глаза. Те, кто вырос на острове Принца Эдварда, без ума от «Энн из Грин Гейбла». «Представьте себе Энн, – объявил он своей семье, когда рассказывал про Хлою. – Так вот Хлоя – полная ее противоположность».

А Дженни? Она не рыжая и не заплетает волосы в косички – но у нее веснушки на носу, бурное воображение, она весела и остра на язык. Она – самая настоящая Энн, его собственная любимая Энн. Только такая женщина ему необходима.

Беда лишь в том, что эта Энн уже нашла своего Гилберта.

«Ты ведь не собираешься его бросить, а?»

Скорее всего, она знала, что на самом деле Брайан – пустое место. И даже, наверное, давно не сходит с ума по нему. Но было дано обещание. Честное слово. И она не изменит своему слову. Никогда не оставит его. Возможно, если дела Брайана пойдут в гору, Дженни позволит себе уйти из его жизни. Но Брайан никогда не достигнет высот – теперь Алек в этом абсолютно уверился. Чтобы добиться желанной славы, Брайан должен рисковать, а этого он не умел!

И Дженни навек с ним повязана.