Текст книги "Обещай мне"
Автор книги: Кэтлин Харрингтон (Гаррингтон)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Вы можете взять второй рисунок, signore, если он вам нравится, – не ожидая ответа, воскликнул мальчик с видом монарха, раздающего награды. – Вы тоже никогда не видели гондолу?
– Боюсь, что нет, – признался Корт, и губы его тронула легкая улыбка.
– А я не только видел сто раз, но и сто раз плавал в гондоле! – похвастался Кит. Он расставил ноги, словно под ним находилась неустойчивая палуба, и поднял воображаемый шест. – Когда я вырасту, я буду лодочником.
– Тогда тебе самое время потренироваться, – сказал Корт, широко улыбнувшись. – Гондолу предложить не могу, но у меня есть парусная шхуна.
Не в силах больше выносить все это, Филиппа подошла к сыну и притянула его к себе.
– Кит еще слишком мал для этого!
– Почему же, мама! – запротестовал мальчик, вырываясь из слишком крепких объятий.
– А мне кажется, он вовсе не так мал…– начал Корт.
Не давая разговору перерасти в спор, леди Гарриэт подступила к Филиппе и вызволила мальчика из живой клетки.
– Хорошо воспитанные мальчики не спорят со своей мамой, – приговаривала она при этом. – У тебя будет время поплавать на паруснике моего крестника, а сейчас пойдем-ка спустимся к речке и посмотрим, как плавает форель.
Кит на пороге оглянулся.
– Ciao! – крикнул он, счастливо улыбаясь. – Приходите к нам завтра, signore!
Тем же вечером леди Гарриэт заглянула в спальню Филиппы.
– Вижу, ты не спишь, дорогая. Филиппа сидела за туалетным столиком, расчесывая волосы.
– Не спится, – призналась она с грустной улыбкой. Леди Гарриэт едва заметно покачала головой и вошла в комнату, бесшумно прикрыв за собой дверь. На ней было японское кимоно с богатой вышивкой, впрочем, как и все остальное, нимало не идущее к ее фигуре. Красный атлас безжалостно подчеркивал седину, подернувшую некогда медно-рыжие волосы.
– Я зашла потому, что так и знала: ты расстроена, – прямо заявила леди Гарриэт.
Филиппа не спешила с ответом. Она положила на столик расческу, потом чисто механически, по привычке передвинула канделябр так, чтобы пламя единственной свечи было как можно дальше от полога кровати.
– Герцог Уорбек… – начала она, – он повел себя именно так, как я ожидала. А вот чего я совсем не ожидала, так это того, что вы пригласите его на завтрашнюю прогулку.
Леди Гарриэт опустилась в ближайшее кресло.
– Если хочешь знать мое мнение, вы оба нелепы, как драчливые молодые петушки. Вместо того чтобы наскакивать на него, ты бы лучше первой сделала шаг к примирению.
– К при… примирению?! —едва выдавила из себя Филиппа.
На этот раз леди Гарриэт не торопилась отвечать. Заметив на столике коробку с шоколадными конфетами, она подняла крышку и принялась передвигать их, как фигурки на шахматной доске.
– А почему бы и нет? – наконец спросила она. – Мне показалось, что твой сын понравился Кортни. Человек, который любит детей, уже не чудовище. Если и Кит потянется к нему, это может оказаться достаточной причиной для примирения.
Филиппа слушала, не веря собственным ушам. Неужели эта когда-то неглупая женщина с возрастом совершенно утратила проницательность и даже не догадывается, что движет ее крестником? Неужели ей единственной не бросилось в глаза поразительное сходство между Уорбеком и Китом? Или она не позволяла себе ничего замечать, чтобы не подвергать сомнению свое родство с единственным внуком?
– Мне кажется, вы плохо знаете Уорбека, – осторожно начала Филиппа. – Возможно, я ошибаюсь, но я убеждена, что он самый безжалостный человек на земле.
– Ну уж, ты скажешь! – фыркнула леди Гарриэт и с резким стуком закрыла коробку. – Это Кортни-то? Не я, а ты плохо его знаешь. Он куда чувствительнее, чем тебе кажется.
– Боже мой, чувствительнее! – воскликнула Филиппа, всплеснув руками, но, вспомнив о сыне, спящем в смежной комнате, понизила голос. – Вы, должно быть, забыли, что устроил Уорбек в гостинице «Четыре кареты», когда застал нас с Сэнди! Он не дал мне даже объясниться! А вам известно, что я три дня подряд писала ему письма, умоляя выслушать меня? Я писала, что произошла ошибка, нам нужно спокойно во всем разобраться – и что же? Все три письма вернулись нераспечатанными! Я поехала в Уорбек-Хаус. А меня… меня даже не пустили на порог!
Она помнила этот день слишком живо, так живо, словно это было вчера. Лицо полыхало стыдом, стоило только вспомнить, как дверь захлопывается перед ней.
– А ведь это был мой дом, пусть даже всего два месяца! И этого человека вы называете чувствительным?
– В данном конкретном случае я могу назвать его глупцом, – задумчиво произнесла маркиза, и снисходительная усмешка появилась на ее губах. – О Кортни не скажешь, что он умеет держать себя в руках. В молодости он набрасывался на любого, кто позволял себе косо посмотреть на него, а уж если речь шла о его безнравственной матери… Но окончательно он сорвался с цепи после смерти отца. Просто взбесился, иначе не скажешь. Готов был весь мир вызвать на дуэль… и кто может винить его за это?
Филиппе почудился вызов в глазах свекрови, и она отвела взгляд. Разумеется, ей была известна трагедия, омрачившая детство Уорбека. Его отец долго закрывал глаза на любовные связи жены, хотя о них судачили не только в свете, но и на кухнях. Наконец он просто пристрелил и жену, и ее очередного любовника прямо в постели. А двумя неделями позже он был найден в своих охотничьих угодьях со смертельной раной в груди. Официально была выдвинута версия несчастного случая на охоте, но все в один голос твердили о самоубийстве.
Все это объясняло и отчасти даже извиняло горький цинизм Уорбека и его недоверие к людям.
– Когда в «Четырех каретах» он пообещал убить Сэнди, я знала, что это не пустая угроза, – не сдавалась Филиппа. – Ведь он однажды уже убил человека.
– Ерунда! На то и молодость, чтобы вести себя безрассудно. Дуэль, о которой ты говоришь, была тысячу лет назад. Кортни тогда не было и двадцати, а вот его противник был много старше и мог бы попридержать ^язык и не отпускать грязных шуточек о матери Кортни.
Что касается моего сына, смешно даже думать, что Кортни грозил ему всерьез. Он любил Сэнди.
– Он любил и меня, но это ничего не изменило, – возразила Филиппа, даже не пытаясь скрыть горечь. –Он, не задумываясь, вывалял мое имя в грязи, во всеуслышание обвинил в супружеской измене, оставил без средств к существованию. Да-да, он сделал все это без малейшего колебания, и я никогда ему этого не прощу! Если бы не Сэнди… хотелось бы мне знать, что сейчас было бы со мной и Китом, если бы не ваш сын!
– Хм… – произнесла леди Гарриэт задумчиво, но без тоски в голосе. – Я тоже не раз задавалась вопросом, как все повернулось бы, если бы Артур не бежал. Кто знает, возможно, поступи он иначе, тебе бы пришлось остаться в Англии и волей-неволей разрешить добром ссору с идиотом-мужем.
– Все было бы точно так же! – с вызовом ответила Филиппа, расслышав неодобрение в голосе свекрови. – Я поклялась покинуть Англию и сделала бы это независимо от Сэнди.
– Очень может быть, очень может быть, – повторила леди Гарриэт со вздохом. – Должно быть, Артур это понимал, потому и уехал с тобой. Я тоже кое-что понимала тогда. Прощаясь с сыном и желая ему удачи, я знала, что больше никогда не увижу его.
– Как? – вырвалось у Филиппы, и она вгляделась в спокойные глаза свекрови. – Вы знали, что Сэнди болен?
– Знала, – легким кивком подтвердила леди Гарриэт. Она поднялась с кресла и присела рядом с невесткой. – Я чувствовала, что Сэнди не протянет долго. Он, конечно, думал, что я ни о чем не догадываюсь, но матери всегда знают такие вещи. Именно поэтому я не удерживала его. Ответственность за тебя, забота о тебе могли пробудить в нем волю к жизни, заставить цепляться за нее. Он не привык разрешать сложные проблемы, мой Сэнди, и непривычный груз на плечах поневоле должен был изменить его жизнь, сдвинуть ее в буквальном смысле с мертвой точки. Я уверена, что, засыпая вечером, он молил Бога проснуться утром, чтобы ты могла еще один день не чувствовать себя одинокой. Он писал только о радостных событиях: о рождении Кита, о твоем девятнадцатом дне рождения, о нагретой закатным солнцем лоджии, где вы сидели втроем, любуясь Гранд-каналом и всеми этими гондолами. Он ни словечка не написал о том, как страдает… но это было и не нужно. Я мать, а мать умеет читать между строк. – Леди Гарриэт ласково пожала руку невестки. – Вот видишь, я все знала.
Это было больше, чем Филиппа могла выдержать, и слезы, которые казались давно выплаканными, снова покатились по щекам. За спокойствием леди Гарриэт она угадывала великую боль, изжитую в одиночестве и превратившуюся в светлую печаль.
– Боже мой, – прошептала она, – а я-то думала, что это наш секрет!
Глава 7
– Кортни! – воскликнула леди Гарриэт. – Вижу, ты все-таки решил составить нам компанию. А я уж было подумала, что у тебя появились другие планы на этот день. Как ты нас нашел?
Они сидели в мощеном дворике постоялого двора за простым квадратным столом под могучим вязом. С этого места были видны бесконечные изумрудные луга, старинный каменный мост через речку.
Филиппа неохотно повернулась к Корту и холодно кивнула. Все-таки он их нашел. Даже не дал мирно пообедать!
Ночью Филиппа спала плохо, часто просыпалась. Утром снедавшая ее тревога усилилась, и сейчас она обостренно чувствовала угрозу, исходящую от Уорбека. Кит был смыслом ее жизни… и отдать его? Человеку, который шесть лет назад выбросил ее за порог, в мир, которого она боялась, в котором всю жизнь, с самого детства, чувствовала себя чужой. Он был способен на все, ее бывший муж, и кто знал тогда, не поступит ли он столь же жестоко с сыном женщины, которую ненавидел всей душой?
Уорбек стоял на пороге и улыбался. Это еще больше испугало Филиппу. Судя по наряду, он приехал верхом:темный сюртук, светлые узкие брюки, высокие сапоги – все как будто очень простое, но элегантное.
Леди Гарриэт улыбнулась и протянула руку, к которой Уорбек склонился со всей возможной галантностью. Филиппе он слегка поклонился. Поскольку единственное свободное кресло было напротив, то к нему Уорбек и прошел, стягивая на ходу перчатки.
– Ну, молодой человек, вы уже успели посетить магазин игрушек? – обратился он к Киту.
– Да, signore, – ответил мальчик без всякого следа вчерашней застенчивости (Филиппа не могла не отметить с горечью, что ее сын слишком быстро проникся симпатией к новому знакомому). – Там мы видели оловянных солдатиков, но когда я попросил их купить, мама сказала: «Подожди немного!»
– Для начала нужно будет порыться в сундуках на чердаке, – благодушно объяснила леди Гарриэт. – Сейчас не вспомнить, куда я положила солдатиков Артура, но точно знаю, что не выбросила их. Найдутся и другие игрушки, которые тебе понравятся. Обследуем сначала кладовые Сэндхерст-Холла. Я правильно говорю, милый?
– Правильно, бабушка, – согласился Кит, но на лице его отразилось сомнение. – Только… в магазине мистера Твикена солдатики были в красной форме, а у вас? Мне бы не хотелось быть генералом «лягушатников»!
Взрослые улыбнулись, позабавленные этим проявлением патриотизма.
– Ваше превосходительство, в английских сундуках не могут храниться солдатики только в английской форме! – возразила Филиппа, ероша угольно-черные волосы сына. – С кем они будут сражаться? Ведь не друг с другом же?
– Ой, и правда!
Уорбек засмеялся и придвинул свое кресло ближе к Киту.
– Просто маршировать неинтересно. Кит. Куда интереснее разрабатывать стратегию, и тактику сражения. Это ведь непросто. Зазеваешься – и враг проберется в тыл, а там уж недалеко и до полного разгрома.
– Наверное, вы много сражались, сэр? – спросил мальчик и с любопытством посмотрел на тяжелую черную трость.
В его голосе прозвучало откровенное сомнение. Очевидно, он не мог представить себе, чтобы джентльмен, который и передвигался-то с трудом, когда-то, пусть даже в далеком прошлом, мог быть солдатом.
– Да, сражаться мне пришлось немало, – ответил Уорбек, ничуть не обиженный недоверием мальчика. – Я командовал «летучим эскадроном» гусар в Португалии. ПриТалавере мы, считай, спасли нашу армию. Нам все равно пришлось тогда отступить, но, если бы не мой эскадрон, отступление превратилось бы в паническое бегство.
– И вас ранили в ногу?
– Нет, ранили меня позже. – Тень пробежала по лицу Корта. – Это случилось в сражении при Бусако. Так что же, помочь тебе разработать план атаки?
– Это было бы просто здорово, signore! – мальчик смотрел на собеседника уже почти с обожанием. – Когда мы найдем папиных солдатиков, вы ведь придете сразу?
– Не пройдет и часу.
Филиппа открыла было рот, чтобы возразить, но промолчала. Она дала себе слово запретить Уорбеку появляться в Сэндхерст-Холле и готова была, если нужно, пойти в этом наперекор леди Гарриэт. Чем меньше отец и сын будут видеться, тем лучше. Зачем приучать ребенка к человеку, который уже обручен и вскоре женится? Когда его жена родит наследника герцогского титула, он забудет о существовании Кита.
Невольно Филиппа вспомнила собственное сиротское детство. Горе ребенка, внезапно лишившегося родителей, мало с чем может сравниться. Не хватает еще, чтобы Кит привязался к Корту только для того, чтобы быть выброшенным из его жизни!
Невеселые размышления были прерваны появлением хозяина, лично обслуживающего знатных гостей. Он принес кружку эля для герцога и кувшин знаменитого деревенского лимонада для остальных.
– Уж так-то славно снова обслужить вас, ваша милость! – с добродушной непосредственностью воскликнул старый, но все еще крепкий Джуд Тарбель. – Давненько вы у нас не бывали. Не желаете ли отведать моего жареного каплуна?
– Идет. А свежая клубника найдется?
– Есть, как не быть, – ухмыльнулся хозяин, и его багровое лицо засияло от гордости. – У нас клубника уж как уродится, так хоть ведрами ее таскай! Жена у меня мастерица за огородом ходить.
Нет ничего лучше обеда на свежем воздухе, когда ветерок шуршит над головой листьями и пчелы мирно гудят среди цветов жимолости. Бревенчатые стены постоялого двора «Черный лебедь», сложенные еще в шестнадцатом веке, почти совершенно скрывал буйно разросшийся плющ, покрытый скромными, милыми цветами. Солнечные зайчики бегали по белой в красную клетку скатерти, от недавно политого водой каменного пола поднималась свежесть, а от жареной курятины в тарелках – упоительный аромат.
Филиппа не проронила почти ни слова за все время обеда. Странные чувства теснились в ее груди. Она слушала вполуха и не поднимала глаз от тарелки, но из-под ресниц то и дело бросала взгляд на смуглые руки герцога, так ловко управлявшиеся с вилкой и ножом. Они умели не только это, руки Уорбека. Сколько бессонных ночей провела Филиппа, мечтая о том, чтобы они снова сжали ее в жадном объятии. За два недолгих месяца брака эти руки разбудили в ней чувства, о которых она не подозревала, они приносили наслаждение. За время почти шестилетней ссылки она так и не сумела забыть о неистовых ночах с этим человеком.
О дьявол! Почему одно его присутствие выбивает ее из колеи, почему она не может избавиться от прошлого окончательно и бесповоротно? С каждой новой встречей прошлое все больше затягивает ее, и смятение становится все сильнее. Что же это? Ведь не любовь же.», нет, невозможно! После стольких лет, после всей боли, которую причинил ей Уорбек! А если любовь, то зачем она, если он не верит ей и не поверит никогда.
Странная молчаливость Филиппы, кажется, совершенно не трогала Кита и Уорбека. Они болтали, словно старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Кит забросал Уорбека самыми неожиданными вопросами, начиная с того, каково это – ночью спать в палатке, и кончая тем, сколько лет было герцогу, когда ему впервые позволили прокатиться на пони. Уорбек отвечал с удовольствием и очень подробно. Филиппа была поражена происшедшей с ним переменой. Это был совсем другой человек, ничем не похожий на яростного обвинителя, метавшего гром и молнии накануне.
Филиппа вспомнила свадебное путешествие, во время которого Уорбек был сама нежность, само внимание. Сейчас он напоминал себя прежнего, человека, которого она любила когда-то до самозабвения. В конце концов, все не так уж плохо, если ненависть Уорбека направлена только на нее и не распространяется на Кита. Возможно, он решил, что детей не стоит винить за грехи родителей.
Когда принесли десерт, Кит начал приставать с вопросами, куда они направятся теперь. Он соскочил со стула, подбежал к Филиппе и, прыгая вокруг нее, как мячик, стал повторять: «А что теперь? А что теперь?» Торопливо дожевывая, Филиппа помахала рукой, словно просила его подождать.
– Ну, мама! – не унимался Кит, хватая ее за рукав и начиная уже приплясывать от нетерпения. – Давай еще раз заглянем в магазин игрушек?
– Мама еще обедает, – спокойно, но твердо сказал Уорбек. – Умей ждать, пока взрослые не освободятся и не займутся тобой.
Совершенно незнакомый с дисциплиной, мальчик был поражен неожиданным выговором и чуть было не обиделся, но, встретив взгляд нового знакомого, выпустил рукав матери и виновато потупился.
– Я уже поела, и мы можем подождать остальных на улице, – предложила леди Гарриэт, послав Уорбеку одобрительный взгляд. Она взяла из соломенной плетенки несколько ломтей черного хлеба и протянула их Киту. – Вот, возьми. Здесь совсем рядом пруд, пойдем покормить уток. Ты ведь любишь уточек, правда? Мама пока спокойно доест клубнику, а его милость герцог, которого ты, должно быть, совершенно замучил вопросами, хоть немного от них отдохнет.
Мальчик в полном восторге сорвался с места, и скоро сквозь живую изгородь можно было видеть, как он со всех ног несется к пруду, а за ним, не слишком отставая, шагает его энергичная бабушка.
Филиппа тоже встала из-за стола, но, поймав насмешливый взгляд, осталась. Обратиться в бегство – значит выдать Уорбеку, насколько ей не по себе в его присутствии. Он вдруг взялся за трость, и Филиппа уже было обрадовалась, но оказалось, что он всего лишь собрался пересесть на место Кита, откуда лучше были видны пруд и утки, жадно хватающие кусочки хлеба.
Несколько минут прошло в напряженной тишине, нарушаемой только доносящимся с пруда кряканьем.
Корт посмотрел на Филиппу. Она как раз доедала последнюю клубничку. На верхней губе остался след от сливок, и она медленно слизнула его. В ту же секунду, к изумлению и досаде Корта, у него забилось сердце.
Солнечные блики играли на лице Филиппы, предательски притягивая взгляд к ее прекрасному профилю и нежной, едва тронутой загаром коже. Выбившийся из прически локон норовил попасть в рот, и Корт движением, которое в этот момент казалось ему совершенно естественным, протянул руку, чтобы поправить его. К счастью, он вовремя очнулся от наваждения и схватился за кружку с элем.
– Благодарю, что вы так терпеливо отвечали на вопросы Кита, милорд, – нарушила молчание Филиппа. – Вы очень добры.
Корт ничего не ответил, продолжая осмотр. Если эта женщина являлась в его сны в течение шести лет, то он имел полное право разглядеть, какова же она в действительности.
Филиппа надела на прогулку широкополую соломенную шляпу, сдвинув ее немного вперед и влево – – привычка, которую когда-то он находил простодушно кокетливой. На ней было голубое муслиновое платье в цветочек, с завышенной талией, подчеркнутой широкой лентой.
Бессмысленно и глупо отрицать тот факт, что он все еще страстно желает эту женщину. Знала ли она, как он обожал ее в те первые месяцы? Он готов был достать с неба луну, если бы она захотела. Чего же еще ей было нужно, что за слова нашептал ей Сэндхерст, чтобы добиться своего?
Что ж, красноречие никогда не относилось к числу достоинств Корта. До встречи с Филиппой он в нем попросту не нуждался. Женщинам, с которыми ему приходилось иметь дело, вполне хватало его страсти, а его ненасытность не оставляла времени для долгих разговоров. Ему просто не приходило в голову, что не все представительницы прекрасного пола одинаковы и не напрасно придумана поговорка, что женщина любит ушами…
– Скажите, милорд, вы долго были в Португалии? Корт посмотрел на Филиппу, нервно вертевшую в руках ложечку. Щеки ее горели, словно она подслушала его мысли.
И какой дьявол надоумил его снова заглянуть туда, где были спрятаны воспоминания, приносившие боль? Она не стоит этого, изменница, обманщица! Все эти годы он снова и снова принимал и прощал ее в своих снах, она же отняла у него сына! Единственное чувство, которого она заслуживала, это ненависть. Нет, еще презрение!
– Нет, мадам, я был в Португалии совсем недолго. Год или чуть более. После поражения при Бусако английская армия отступила к Лиссабону, а я, как тяжелораненый, был отправлен морем домой.
– Как же вы были ранены? Шрапнелью? – спросила Филиппа тоном, весьма похожим на сострадание.
– Нет.
Она подождала, но Корт больше ничего не прибавил, и Филиппа сделала еще одну попытку.
– Значит, это была мушкетная пуля?
– Нет.
Корт слишком живо помнил сражение, из которого вернулся калекой. Какого черта ей вздумалось притворяться, будто ее волнует то, что с ним случилось? Если она мало интересовалась им в первые месяцы брака, то нелепо изображать заинтересованность после шести лет разлуки. Лицемерные расспросы заставили его остро почувствовать свою неполноценность.
Он готов был ответить резкостью на новый вопрос, но его не последовало. Очевидно, Филиппе надоело поддерживать беседу с таким неразговорчивым собеседником. Она отложила ложечку и переключила свое внимание на то, что происходило у пруда. Леди Гарриэт стояла, в притворном испуге приподняв сложенный зонтик, а Кит бегал вокруг нее за пронзительно крякающей пестрой уткой. Несколько раз ему удавалось коснуться хвоста кончиками пальцев, и тогда он издавал вопль восторга. Это зрелище заставило Филиппу совершенно забыться, и она повернулась к Корту, смеясь и блестя глазами.
– Кит никогда не сдается первым! – сказала Филиппа, сияя улыбкой. – Он будет преследовать это бестолковое создание до тех пор, пока не поймает его или пока утка не догадается искать спасения в воде!
– Хороший мальчик, – согласился Корт, но голос прозвучал настолько неестественно, что с лица Филиппы исчезло оживление, сменившись прежней настороженностью.
– О да!.. – только и ответила она почти шепотом.
Фиалковые глаза вдруг затуманились, наполнились печалью, плечи поникли, и она стала похожа на совсем юную девушку, трогательно беззащитную и уязвимую.
Это всегда вызывало в Корте властное физическое тяготение, сильнейшее желание, которое он был бессилен подавить, и одновременно бессознательную потребность уберечь ее от всех опасностей. В их совместном счастливом прошлом он с наслаждением поддавался этому желанию, сжимая Филиппу в объятиях. Сейчас это было невозможно. Проклятая! Зачем она вернулась? Он так мучительно и долго старался навсегда похоронить бесполезные чувства – и что же? Одним своим появлением она пробудила их! Гнев, сожаление, жажда мести, обида и желание сплелись в один клубок.
Филиппа остро чувствовала, как нарастает напряжение, словно воздух под сенью вяза накалялся с каждой секундой.
– Милорд… – начала она и запнулась. – Милорд, мне кажется, будет неблагоразумно с вашей стороны и дальше видеться с Кристофером. И для него, и для всех нас будет лучше, если вы забудете дорогу в Сэндхерст-Холл…
– Вот как? —перебил Уорбек насмешливо, и жесткое выражение его лица заставило ее сердце испуганно встрепенуться. – Вы не можете воспрепятствовать моим свиданиям с сыном. Нет такой силы, которая разлучит нас.
– Кит не ваш сын! Он законный наследник Сэнди. Вы не имеете права вторгаться в его жизнь, а если все-таки попытаетесь, то двери Сэндхерст-Холла окажутся для вас закрытыми.
Уорбек поднялся. Его глубокий низкий голос был спокоен.
– А моя крестная? Что думает она по этому поводу?
– Это решать мне, и леди Гарриэт должна будет подчиниться! – отрезала Филиппа. – Милорд! Я – его родная мать и одна имею право распоряжаться его жизнью. Кого допускать к сыну, а кого нет, решать мне!
Несколько секунд Уорбек смотрел на лужайку перед прудом, где продолжалась веселая возня, потом неожиданно резко наклонился, и его гневное лицо оказалось очень близко от лица Филиппы.
– Тебе не удастся поставить на своем, запомни это, Филиппа. Я буду видеться с Китом, когда захочу и сколько захочу. Более того, в самом ближайшем будущем ты больше не сможешь распоряжаться жизнью моего сына. Я добьюсь этого, даже если мне придется потратить все свое состояние до последнего шиллинга! Он схватил перчатки и пошел к выходу.
Два дня спустя, в тот час, когда Корт обычно бывал занят в кабинете со своим секретарем, дворецкий передал ему визитную карточку. На ней стояло имя человека, которого Корт ожидал с нетерпением. Посмотрев на карточку, он едва не смял ее в кулаке от волнения, потом кивнул дворецкому.
Когда дверь закрылась, он бросил карточку на необъятный, заваленный бумагами стол, пару секунд выбивал пальцами дробь на каминной полке и наконец обратился к Нейлу Толандеру.
– Прошу извинить меня, Нейл, но я хотел бы переговорить с этим человеком наедине.
Секретарь поднял голову от бумаг, и лицо его, обычно бесстрастное, выразило удивление. Он служил у герцога Уорбека давно и успел привыкнуть к тому, что хозяин от него ничего не скрывал. Он был доверенным лицом герцога и гордился этой честью.
– Можете считать, что меня уже нет, ваша милость, – сказал Нейл, вскакивая из-за стола и сгребая бумаги, над которыми работал. – Если вдруг понадоблюсь, я буду у себя.
Только после того, как шаги Толандера затихли в коридоре, дверь открылась, и на пороге появился мистер Эмори Фрай.
– Ваша милость! – Он наклонил голову. – Я поспешил сюда в ту же минуту, как получил письмо.
Корт протянул руку, и мужчины обменялись рукопожатием. Мистеру Фраю было около тридцати лет. Довольно хрупкого на вид сложения, невысокий и угловатый, он был одет, несмотря на жаркую погоду, в плотный твидовый костюм темного цвета. Котелок, точно в тон одежде, он сейчас держал в руке, тем самым давая возможность видеть преждевременную лысину, окруженную венчиком светлых волос, тщательно подстриженных и расчесанных. Темно-карие глаза, несколько выпуклые, смотрели внимательно и будто с подозрением.
– Прошу, входите и располагайтесь. – Корт указал на кресло, которое недавно занимал секретарь. – Благодарю, что так быстро откликнулись на мою просьбу.
Он уселся за стол, открыл серебряную коробку с сигарами и предложил гостю.
– Я не курю – жена не переносит табачного дыма. – Мистер Фрай поудобнее устроился в кресле и внимательно посмотрел на Корта. – Итак, ваша милость, чем могу быть полезен?
– Мне порекомендовал обратиться к вам мой адвокат, Эфрейн Боулинг. По его словам, в Лондоне нет лучшего частного сыщика, чем вы, мистер Фрай… постойте, он, кажется, говорил «во всей Англии»! Что скажете на это?
– Делаю, что могу, ваша милость, – ответил гость, не выказывая ни ложной скромности, ни самомнения. – Я учился своему ремеслу у дяди, одного из тех, кого обычно называют «сыщик с Боу-стрит». Но я счел разумным заняться частным сыском. Вся эта подотчетность, контроль – не по мне.
– Вполне с вами согласен. Скажите, вы хотя бы отдаленно представляете, зачем понадобились мне? – Нет, ваша милость.
Теперь Корт, в свою очередь, изучал сыщика. Внешне неприметный, типичный представитель среднего класса, но есть в нем что-то хищное, что-то от ищейки, неумолимой и упорной. Но способен ли он провести расследование деликатного рода?
Корт вышел из-за стола и медленно подошел к окну. По дороге, ведущей из розария к дому, шествовала леди Августа, За ней с корзиной цветов шел садовник.
– Мистер Фрай, то, что я собираюсь сказать, не должно выйти за стены этой комнаты, —начал Корт, не поворачиваясь. – Независимо от того, возьметесь вы за расследование или нет, я требую, чтобы вы дали слово не разглашать ничего из того, что я доведу до вашего сведения. – Тут он наконец повернулся к сыщику и спросил: – Вы даете слово?
– Разумеется, ваша милость, – неторопливо и весомо ответил Фрай, глядя ему прямо в глаза.
– Вас не отпугнет необходимость совершить поездку… дальнюю поездку?
– Мне приходилось немало путешествовать, ваша милость. Можно сказать, я объездил большую часть Европы: на север до самой Варшавы, на восток до самой Вены. Куда прикажете отправиться?
– В Венецию. Я хочу, чтобы вы скрупулезно расследовали обстоятельства появления на свет ребенка мужского пола. Разыщите повитуху, принимавшую роды, официальное лицо, регистрировавшее рождение, и кормилицу, на чье попечение был отдан Новорожденный. Выудите из них все что можно, каждую крупицу сведений, вплоть до тех, которые на первый взгляд могут показаться несущественными. Поверьте, в этом деле нельзя упускать ничего.
Фрай кивнул, потом некоторое время сидел молча, постукивая пальцами по колену.
– Чей это ребенок? – спросил он наконец.
– Мой.
Сыщик ничего не сказал на это, только приподнял светлые брови в знак того, что ждет дальнейших указаний.
– Кроме того, вам следует переговорить по возможности с каждым, кто знал мою бывшую жену, леди Филиппу Бентинк, и ее второго, ныне покойного, мужа, маркиза Сэндхерста. Эта пара бежала в Италию пять лет и десять месяцев назад. У меня есть основания думать, что в момент отплытия из Англии леди, о которой идет речь, уже была беременна моим ребенком.
– Но в тот момент вам ничего не было известно об этом?
– Если бы у меня была хоть тень подозрения, я бы вернул ее, – сказал Корт, не скрывая горечи. – Но я ничего не знал и потому обратился в парламент с прошением о разводе.
– Дата рождения ребенка известна?
– Его мать утверждает, что он родился через два дня после того, как она была обвенчана с Сэндхерстом.
– Если это так, – произнес Фрай с выражением приличествующего сочувствия на лице, – то в соответствии с английскими законами ребенок является наследником второго мужа леди независимо от того, чье семя его зачало.
– А если она лжет? Если он родился раньше венчания?
– Тогда существуют две возможности, – задумчиво сказал сыщик, морща лоб. – Если билль о разводе был проведен парламентом до зарегистрированной даты рождения ребенка, тогда…– он помедлил, как бы не решаясь затронуть тему столь щекотливую, но потом хладнокровно продолжал: – Тогда ребенок считается незаконнорожденным, то есть не имеет законного отца.
В этом случае невозможно будет доказать, кто является отцом фактическим. Осмелюсь дать вашей милости совет: если ситуация именно такова, разумнее будет не ворошить обстоятельств рождения ребенка, так сказать, не выносить сор из избы.
Взгляды мужчин скрестились.
– Что ж, – сказал Корт, – если откроется, что ребенок незаконнорожденный, мы оба забудем о том, что этот разговор состоялся. В глазах всего света он навсегда останется ребенком покойного маркиза Сэндхерста. Разумеется, каков бы ни был результат, ваши услуги будут щедро оплачены.
